За ее спиной раздался звук бьющейся посуды.
Совершенно неожиданный, дребезжащий и жутко неприятный, этот звук словно расколол тихую прелесть зимнего дня и заставил ее вздрогнуть от испуга.
Ник замер у кухонного стола, держа в руках блюдце. Осколки чашки лежали у его ног, а сам он, не замечая их, напряженно смотрел на Кристину, его губы чуть подрагивали, словно он хотел что-то сказать и не решался. Переведя взгляд с пола на Ника, Кристина увидела на его лице изумление и… страх.
– Господи, Ник, что случилось?
– Что ты сказала? – прошептал он.
– Когда?
– Только что.
Она пожала плечами:
– Ничего особенного. Все готово, сейчас я заварю чай, и можно будет садиться обедать. Да что с тобой?
Она подошла к нему, взяла за руку и только теперь заметила капельки пота на его висках. А под ее пальцами бешено стучал его пульс.
– Боже мой, Ник, с тобой все в порядке?
Он, наконец, отвел от нее панический взгляд и перевел дыхание.
– Да… сейчас все нормально. Я просто подумал…
– Что? – Кристина заглянула ему в глаза, не представляя, что же там ищет.
– Да так, ничего, мелочь, – Ник несколько натянуто улыбнулся. На его лицо медленно возвращалась краска. – Ладно, Кристи, заваривай чай, я уберу осколки. Прости, что напугал тебя.
Кристина покачала головой и сняла с полки жестяную банку с чаем. Но не успела она насыпать заварку в чайник, как с пола до нее донеслось сдавленное шипение:
– Черт… – Ник зажимал правую ладонь пальцами, из-под которых сочилась кровь.
– Порезался?
Он кивнул и попросил:
– Кристи, вон в том ящике аптечка, достань, пожалуйста, пластырь.
– Ты уверен, что его будет достаточно? – Кристина переводила нерешительный взгляд с его лица на руку и на злополучный осколок на полу. – У тебя столько крови! Глубоко порезался? Дай, я посмотрю.
– Нет, – качнулся в сторону Ник. – Не нужно, я сам.
– Почему ты упрямишься? – удивилась она, доставая коробочку из выдвижного ящика.
– Я не упрямлюсь. Просто справлюсь сам. Ты только достань его из упаковки, пожалуйста.
– Хорошо.
Кристина подала ему полоску пластыря, отгоняя от себя абсурдную мысль, что Ник отказался от ее помощи, не желая, чтобы она, Кристина, к нему прикасалась. Пока он занимался рукой, она заварила чай, убрала с пола осколки и вернулась в свое кресло.
– Ну, и кому из нас нельзя доверять нож? – спросила она, когда Ник сел с ней рядом и они, наконец, принялись за еду.
– Это был не нож, – резонно заметил он и едва заметно поморщился, разглаживая пластырь: порез пришелся как раз на тонкую кожу между основаниями большого и указательного пальцев.
– Какая разница… Ник, ты хорошо себя чувствуешь? – Кристина внимательно наблюдала за тем, как Ник левой рукой берет ложку и опускает ее в тарелку с супом.
– Интересный вопрос от моей подопечной, – хмыкнул он. К нему, похоже, вернулось обычное ровное расположение духа, словно и не было этого странного эпизода с разбитой чашкой. – Кто кого должен об этом спрашивать?
– Ты меня и так постоянно спрашиваешь, могу же я для разнообразия поинтересоваться твоим самочувствием? – парировала Кристина.
– Для разнообразия – можешь, – великодушно разрешил Ник. – Кстати, ты не находишь, что сегодня мы спрашиваем об этом друг друга слишком часто? Преимущественно я тебя, но вот и ты тоже.
– И как?
– Что?
– Твое состояние?
– Сложно сказать, – с набитым ртом ответил Ник.
– Я попробую понять, – настаивала она. – Ник, послушай. Дело даже не в чашке. Как тебе объяснить… Порой ты несколько… ммм… странно себя ведешь, и я хочу разобраться, может, дело во мне и я просто чего-то не могу вспомнить или чего-то не понимаю. Ты тогда говори мне, ладно? Не молчи.
– Хорошо, Кристи, конечно, – он улыбнулся и накрыл ее руку своей. – А то, что произошло сейчас, пустяки, честное слово. И объяснять нечего. Поверь.
– Ладно, – согласилась Кристина с нотками подозрения в голосе. – На этот раз ты отделался.
Ник благодарно кивнул и вернулся к еде.
Они допивали чай, когда внимание Кристины привлек черно-белый рисунок над холодильником. Он был выполнен простым карандашом и, похоже, не был закончен. На берегу неспокойного водоема почти к самой воде пригибались от ветра тонкие деревца, зажатые в низине между двух пологих холмов. Набросок вызвал у нее стойкое ощущение узнавания и тревоги. Почему она заметила его только сейчас?
– Ник, это ты нарисовал?
– Я, – уверенно отозвался он, поворачивая головы.
Конечно, это он. Кто же еще?
– Знаешь, мне кажется, я помню это место. Такое знакомое…
Ник отставил в сторону чашку с чаем и медленно развернулся, чтобы посмотреть на рисунок. Кристина не сводила с него внимательных глаз и поэтому успела уловить, как вновь тень не поддающегося ее пониманию чувства мелькнула на его лице, но тут же исчезла, заставив ее в очередной раз засомневаться в остроте своего зрения и адекватности восприятия.
Ее снова поразило, как Ник менялся всякий раз, когда она интуитивно угадывала какие-то обрывочные моменты из прошлого. И менялся не в лучшую сторону: мгновенно замыкался в себе, мрачнел, словно чего-то боялся или не хотел отвечать. Его голос садился, а лицо превращалось в маску, хотя он старательно делал вид, что ничего особенного не произошло и то, что ее воспоминания возвращаются к ней, его радует.
Что-то не очень похоже.
– Ник?
– Да?
– А где оно, это место? – Кристина кивнула в сторону пейзажа.
– Это Янтарное озеро. Я люблю его рисовать. У меня есть альбом, куда я складываю рисунки, ну, не рисунки, а так, скорее эскизы разных уголков озера. Оно меня не перестает удивлять – все время разное: на рассвете, во время грозы, летом, в снегопад – потрясающе!
Глаза Ника светились, и было очевидно, что ему по-настоящему дорого Янтарное озеро и все, что с ним связано. И, как уже успела убедиться Кристина, не напрасно – озеро было восхитительным. Ей тоже захотелось увидеть его и при лунном свете, и на закате, поэтому она попросила:
– Покажешь мне?
– Ты точно больше есть не хочешь?
– Нет, я наелась, спасибо!
– Тогда пойдем, я провожу тебя в гостиную, а потом принесу альбомы.
Кристина поднялась из-за стола, но тут же в нерешительности замялась:
– А как же посуда?
– Ты что, хочешь сказать, что собираешься все это мыть? – Ник сделал круглые глаза, и она, не удержавшись, рассмеялась.
– Нельзя же оставлять ее на столе.
– Совершенно верно. Нельзя, – согласился он, потихоньку подталкивая ее к выходу из кухни. – Поэтому я собираюсь вымыть ее чуть позже, но без твоей помощи. Извини.
Вернувшись в гостиную, Кристина с удивлением отметила, что уже темнеет. Это было особенно заметно благодаря камину, огонь в котором Ник разжег, пока она спала наверху после прогулки. Разморенная усталостью и сытным обедом, она устроилась на диване и сквозь опущенные ресницы смотрела на желтые всполохи пламени за решеткой.
Ник хотел выйти за альбомами, но она его удержала:
– Постой. Ты не обидишься, если мы просто посидим, а потом посмотрим альбомы?
– Нет, конечно, – улыбнулся он и опустился на диван справа от нее.
Они долго молчали. Кристина прижалась к плечу Ника, и на этот раз он не отодвинулся. И тогда она решилась на то, о чем думала, чего хотела с самого начала этого странного дня, но никак не могла заставить себя сделать.
Она взяла его ладонь.
Левую ладонь, потому что правая, пораненная и заклеенная пластырем, лежала на диванной подушке, и Ник старался ее не тревожить.
– У тебя очень красивые руки, – пробормотала Кристина.
– Да? – удивился он. – Не замечал.
Она водила пальцем по теплой коже, по линиям его ладони, по аристократически тонкому сильному запястью и разговаривала будто сама с собой:
– Это все так странно… Я тебя совсем не помню, а руки, мне кажется, помню.
Пальцы Ника дрогнули.
– Помню, – продолжала Кристина, не дожидаясь, что он что-нибудь скажет ей в ответ: она же его ни о чем не спрашивала. – Наверное. Да нет, точно. Как они двигались, когда ты рисовал.
– Все? – подал голос Ник. – И только?
– Все. Но это очень много. Правда. Я помню, как ты держал кисть, вот так…
Кристина попыталась изобразить, как он это делал, складывая его пальцы, но у нее ничего не вышло, и она рассмеялась.
– Не выходит. Но это ничего, я уверена, еще увижу тебя за работой. Если ты мне позволишь, конечно.
– Не сомневайся, – прошептал Ник, наблюдая за движениями ее и своих пальцев.
– Послушай, а раньше ты часто разрешал мне смотреть, как работаешь? Ведь не все художники любят, когда кто-то стоит у них за спиной, – Кристина приподняла голову с его плеча и пытливо заглянула в глаза.
– Раньше? – после паузы переспросил Ник. – Раньше – да. Хочешь посмотреть рисунки? Ты вроде просила…
– Конечно, хочу! – От нее не укрылось, как он вновь сменил тему, лишь только разговор коснулся того, что было «раньше», но упрямиться она не стала, чтобы не портить такой чудесный вечер.
Ник поднялся с дивана, лишив Кристину опоры и тепла своего плеча, и ушел.
В ожидании его возвращения она смотрела на огонь. Красные, с черной поволокой угли шевелились и потрескивали от жара. Она обратила внимание на каминную решетку – изящную и необычную. Узор прутьев образовывал что-то похожее на неспокойную водную гладь. Или облачное небо. Понять было трудно, но решетка выглядела так, словно была сделана на заказ по одному из рисунков Ника. А что, вполне может быть.
– Ты меня не потеряла?
Низкий музыкальный голос вывел ее из задумчивости. Ник вернулся со стаканом и несколькими увесистыми альбомами.
– Снова будешь лечить? – обреченно вздохнула Кристина и протянула руку за лекарством.
– Буду, – твердо заявил Ник, устраиваясь рядом. – Зато на этот раз у меня есть, чем подсластить твой… ммм… напиток. Я подумал, лучше начать с фотографий, их рассматривать удобнее, альбомы с рисунками очень большие. Вот этот – о природе. Здесь озеро, лес и всякое такое. Неплохие, в общем, снимки и эскизы, как я тебе говорил. А вот этот, коричневый, – он похлопал по обложке альбома, – о Хиллвуде, здесь только фотографии. Сняты в разное время, просто подборка получилась, вот я и оформил. С какого начнем?
Кристина колебалась. Ей одинаково хотелось посмотреть и альбом о природе, большей частью из-за того, чтобы взглянуть на рисунки Ника и, может быть, вспомнить отчетливее, как он рисовал, и альбом о Хиллвуде, ведь память может заговорить на любой фотографии.
Наконец, решившись, она потянулась за альбомом о природе. Некоторое время они с Ником в молчании перелистывали страницы, заполненные потрясающими снимками, каждый из которых по оригинальности замысла, по расположению деталей, по направленности света мог бы сойти за произведение живописи, если бы не фотобумага и предупреждение Ника о том, что это именно фотоальбом.
Такие снимки мог сделать только очень талантливый человек, тонко чувствующий окружающий мир, его глубину и многогранность.
Только Ник.
– Предпочитаешь сепию? – Кристина погладила рукой снимок в бархатных коричневых тонах, на котором простерло к небу руки-ветви засохшее кряжистое дерево.
– Да, – как-то застенчиво, совсем по-мальчишески улыбнулся Ник, и ей захотелось погладить его по щеке, до того трогательным стало выражение его лица. Но она не осмелилась и вместо этого спросила:
– Чем она тебя привлекает? Я заметила, что у тебя много таких снимков, как этот. Все они печальны, но от них трудно оторваться.
Ник помолчал, будто подбирая слова.
– Понимаешь, Кристи, сепия для меня не просто тонирование, это другой эмоциональный уровень. Цветные снимки, несомненно, интересны, но они привычны, и поэтому взгляд по ним порой скользит вхолостую, а изображение радует лишь глаза, не касаясь души. Сепия же заставляет фотографию говорить по-другому, в ней на передний план выходит то, что подавлено цветом. И далеко не каждую фотографию можно сделать в сепии. Все зависит от того, что на ней изображено и каким настроением ты хочешь ее наполнить.
Он умолк и виновато посмотрел на нее:
– Прости, я, наверное, увлекся?
– Нет, совсем нет, мне интересно, – искренне ответила Кристина, любуясь тем, как вдохновение зажигает румянец на его щеках и горячие искорки в серебристых глазах.
Боже, какой же он красивый!
Она даже не сразу поняла то, что Ник продолжил:
– … сепия как человек, который вдруг заговорил на другом языке. Ты смотришь на него и видишь с иной стороны. Может, я плохо объясняю, просто мне хочется, чтобы ты поняла…
– Я понимаю, – тихо отозвалась Кристина, не в силах отвести взгляд от его прекрасного лица. – Вот так смотришь на человека, думаешь, ты его знаешь, а потом происходит что-то, его озаряет свет или иначе ложатся тени на лицо, или в твоей душе происходит смена цвета, – и он уже другой, незнакомый, загадочный. Мне кажется, наоборот тоже верно.
Ник пристально смотрел на нее.
А Кристина вдруг спросила без всякого перехода:
– Ник, скажи, а как давно мы с тобой…
– Вместе? – опередил он ее, пока она подбирала нужное слово.
– Да.
На самом деле она хотела спросить, как давно они женаты, но почему-то не смогла произнести это вслух и почувствовала, как залилась краской. Ник, наоборот, побледнел, но внешне остался совершенно спокойным.
– Мне иногда кажется, Кристи, что я знаю тебя всю мою жизнь, – медленно заговорил он. – Потому что с трудом могу вспомнить все, что было со мной до того, как появилась ты. Потому что моя жизнь, такая, которой хочется жить, началась только рядом с тобой. Ну, а если тебе нужны цифры и факты, то мы вместе со школы, точнее, с выпускного класса. Оба окончили школу здесь, в Хиллвуде, как я тебе уже говорил. Вот и считай, сколько лет прошло.
Он улыбнулся, а Кристина озадаченно нахмурилась. Ей были невыразимо приятно его признание, но что-то в глубине души мешало, кололо тупой надоедливой иглой.
– В Хиллвуде? Тогда давай посмотрим этот, – и она потянула к себе альбом в пухлом коричневом переплете. – А к природе вернемся потом. Это ничего, что я так перескакиваю?
– Ничего. Конечно, давай смотреть Хиллвуд, – согласился Ник, придвигаясь поближе. – Я тебя поведу на экскурсию.
Экскурсия началась с самого начала, то есть с таблички «Добро пожаловать в Хиллвуд – гостеприимный край лесов и озер», затем последовали снимки городской площади, почты, улочек, магазинов.
На каждой странице Ник останавливался и подробно рассказывал не только о здании или уголке города, но и о людях, которые там жили, работали, бывали. Он называл имена и смотрел на Кристину, словно спрашивая: «Ну как, узнаешь?» Но она не узнавала. Она вглядывалась в лица и надписи, но никого и ничего не узнавала, а неторопливый и обстоятельный рассказ Ника воспринимался ею как текст книги, богато иллюстрированный, изобилующий занятными фактами, но все же текст, а не ее личные воспоминания. Чем дальше она листала альбом, тем грустнее становилась, тем меньше вопросов задавала.
– А это что? – уже без особого энтузиазма спросила она, перевернув страницу и увидев старое трехэтажное здание из красного кирпича с небольшой парковкой, заполненной машинами.
Ник почему-то не ответил, и она вопросительно посмотрела на него. Он переводил изучающий взгляд с ее лица на фотографию и обратно, словно чего-то ждал.
– Ник?
– Посмотри внимательнее.
Кристина послушно начала изучать снимок и тут увидела надпись у центрального входа в здание.
– Это… – неуверенно начала она, – это наша школа? Наша с тобой?
Ник молчал.
По непонятной причине он не спешил рассказывать ей об этом снимке, словно надеялся, что она вспомнит сама. Именно этот снимок был для него важнее всех остальных, поняла Кристина.
Но почему?
– Наверное, я должна помнить, но я… не помню… прости, – она почувствовала, что сейчас заплачет, и быстро-быстро заморгала.
– Что ты, Кристи, не надо. Иди сюда, – он мягко, но настойчиво взял у нее из рук альбом, отложил его в сторону и обнял ее. – Не плачь, я же пообещал, что мы с тобой справимся вместе. Все вернется, обязательно, вот увидишь. Уже возвращается.
Он потерся щекой о ее висок, и Кристина почувствовала, что подбородок у него приятно-колючий, хотя из-за светлых волос щетины не было заметно со стороны. Она прильнула к нему и свернулась в клубочек. Сейчас Ник показался ей таким родным, что в груди мгновенно потеплело. И Бог с ней, со школой, конечно, рано или поздно она ее вспомнит. Но ведь Нику почему-то было важно, чтобы она вспомнила школу сразу, глядя на снимок. Он сказал, что они познакомились в школе, в выпускном классе. Или они знали друг друга и раньше, а в выпускном сблизились?
– Ник, – спросила она, – а какой я была в школе?
Она не видела, просто почувствовала его улыбку. Он сжал пальцы у нее на плече и прошептал ей в макушку:
– Ты была – и остаешься – невероятная, не такая как все, словно из другого мира. Помню, я часто смотрел на тебя издали и не верил, что ты есть, что ты настоящая… Но подойти не мог, долго не мог. Ты была целиком погружена в учебу, и казалось, для тебя вообще не существовало ничего, кроме школы, учителей и книг. Но когда ты все же поднимала голову, я думал, что вот-вот утону в твоих глазах, и мне становилось не по себе от мысли, что, стоит мне подойти к тебе, ты тут же меня оттолкнешь. Уж лучше было жить мечтой, чем лишиться ее в один миг. Ты была невыносимо притягательной для меня и бесконечно далекой. Я наблюдал, как ты отшивала других парней, и убеждал себя в том, что со мной такого не произойдет, что ты меня примешь, но я не мог заставить себя заговорить с тобой – это было выше моих сил. Пока однажды я не сцепился с Ричмондом. Помнишь его? Рон Ричмонд?
Кристина слушала, затаив дыхание, боясь пропустить даже самую незначительную мелочь, и не сразу поняла, что Ник обращается к ней с вопросом.
– Нет, – спохватилась она, когда пауза затянулась.
– У него была подружка, но он пытался приударить за тобой, а когда ты отшила его, жаловался парням в раздевалке, что ты неприступная и холодная, как Эверест. Собственно, ничего такого он не сказал, но меня его слова жутко задели, и я взвился. После этого не оставалось ничего другого, как подойти к тебе, потому что Ричмонд наверняка рассказал бы всем, что я тебя защищал и, наверное, не просто так. А мы ведь с тобой даже не были знакомы.
– И ты подошел?
– Да.
– А я?
Ник усмехнулся:
– Ты? Ну, ты же сейчас со мной, верно? Значит…
Он притянул Кристину к себе, осторожно приподнял ее подбородок кончиками пальцев, и в его расширенных зрачках она увидела себя, взволнованную, раскрасневшуюся то ли от жаркого камина, то ли от рассказа, то ли от близости Ника.
А потом он ее поцеловал, и все ее вопросы, тревоги и сомнения растворились в нахлынувшем потоке новых чувств: ведь для нее это был первый поцелуй с Ником, других она не помнила. Сейчас самым важным на свете был он сам, его мягкие, нежные губы, его объятия, его сердце, которое – она отчетливо чувствовала – неистово билось рядом с ее собственным.
– Кристи, – прошептал Ник, задыхаясь, – я так соскучился по тебе… Ты не представляешь, как я соскучился…
Он снова склонился к ее губам.
Кристина вся подалась ему навстречу, стесняясь признаться самой себе, что и об этом она думала, мечтала с начала такого странного, длинного и хорошего дня. С самого начала, когда только увидела Ника. В первый раз. А каким и когда он был, этот первый раз, несколько дней назад в спальне наверху или несколько лет назад в средней школе города Хиллвуда, сейчас было неважно.
Совершенно неважно.
Часть пятая ПРЕДЧУВСТВИЕ
Глава 9. Падающая звезда
Та мокрая и теплая зима началась и закончилась незаметно.
Кристина даже толком не успела осознать наступление весны: до того стремительно летели дни. Все свободное время она проводила с Ником. И в школе они были неразлучны, насколько позволяло расписание обоих. На них оглядывались, им завидовали, их обсуждали. Но Кристине было все равно. Впервые в жизни ее совершенно не волновало, что о ней скажут и как на нее посмотрят. Ощущение было новым и необычным. Но когда она чувствовала в своей руке теплую ладонь Ника, весь остальной мир мог встать с ног на голову, она бы не заметила. А сам Вуд никак не реагировал на сплетни и любопытные взгляды: ему никогда не было до них дела.
Его присутствие, его голос, его прикосновения, его любовь стали для Кристины жизненно необходимы. Каждое расставание с ним она переживала настолько остро и болезненно, что даже физически чувствовала себя плохо и торопила время, чтобы периоды разлуки заканчивались быстрее. Теперь она не могла представить своего существования без Ника: он стал не просто частью ее жизни, а ею самой, ее явью и снами.
Сейчас он снился ей значительно реже, что было, по ее мнению, очень несправедливо. Зато такие ночи, когда она видела его во сне, это время, проведенное в вынужденной разлуке с ним, ей не казалось потерянным.
Она познакомила Ника со своими родителями. Это произошло еще до Нового года. Оливия приняла его с холодной любезностью, Эдвард – вполне дружелюбно, однако Кристина интуитивно чувствовала, что отец с матерью не в восторге от ее выбора и не пытаются ее образумить только потому, что не воспринимают их отношения всерьез. Это предположение, которому она нашла несколько подтверждений, ее очень обижало, поэтому она редко приглашала Ника к себе домой, предпочитая проводить вечера у него.
Она не задумывалась о том времени, когда они закончат школу. Выпускной приближался, а она отталкивала от себя все мысли о том, что будет потом, когда придет пора покинуть Хиллвуд. Для нее было так естественно ощущать себя рядом с Ником, что на туманные намеки матери о скорых переменах она просто не реагировала: какое будущее у нее могло быть без него?
* * *
В один из апрельских вечеров, когда солнце еще не село и по чистому небу только-только начали растекаться розовато-сиреневые волны, они сидели на крыше мансарды, в которой Ник устроил себе фотолабораторию, и, беспечно болтая ногами, ели сэндвичи с курицей и запивали их содовой. Это был их любимый вариант позднего ужина или своеобразный пикник.
Снизу, из открытого окна на втором этаже, доносились звуки телевизора и редкие комментарии мистера Вуда. Каждый раз, когда его особенно что-то допекало, тон его замечаний повышался, а в речи нет-нет, да и проскакивало острое словцо. Кристина с Ником переглядывались и негромко смеялись.
Перед ними едва заметно колыхались верхушки елей, и Кристине казалось, что они плывут по морю.
– Сегодня так необычно пахнет, – сказала она и глубоко втянула в себя воздух, наслаждаясь его сложным и одновременно простым ароматом. – Небом, вечером и ветром.
Ник поцеловал ее в висок.
– А еще мне кажется, что пахнет водой. Ты не чувствуешь?
– Может быть, – отозвался он. – Да, наверное. Ведь озеро совсем рядом.
– Давай поедем туда как-нибудь? – предложила Кристина.
– Обязательно поедем, только там сейчас слишком сыро, к воде не подобраться, весной всегда так. Почва влажная, и заводи разливаются довольно далеко. Потерпи немножко, и я тебе обязательно устрою поездку на озеро.
– Хорошо, – тут же согласилась она, помолчала и добавила: – Ник, обещай, что не будешь смеяться, если я тебе кое-что скажу.
Она придвинулась к нему поближе в поисках тепла.
– Не буду, – серьезно ответил он и накинул ей на плечи свою куртку: вечерний воздух заметно посвежел.
– Правда, похоже, что мы плывем на корабле?
Ник проследил ее взгляд, обращенный в сторону деревьев, улыбнулся и утвердительно кивнул.
– Тогда ты будешь моим капитаном, – сказала Кристина и доверчиво прижалась щекой к его руке.
Она вообще-то недолюбливала высоту и даже побаивалась летать на самолете, но здесь, сейчас, рядом с Ником, ей было спокойно.
– А ты будешь моей звездой, – он обнял ее, чтобы согреть. – Путеводной звездой.
– Всегда буду, – выдохнула счастливая Кристина и почувствовала, как Ник целует ее в макушку.
Было удивительно хорошо просто сидеть вот так поздно вечером, на краю крыши, свесив ноги вниз, и не задумываться о том, что будет завтра и потом. И было бы все так легко и просто, как сейчас!
Она мечтательно закрыла глаза, не подозревая о том, что следующий день приготовил для нее неожиданную и неприятную новость.
* * *
Они с матерью коротали время в гостиной.
Кристина предпочла бы заняться чем-нибудь в своей комнате, но с минуты на минуту должен был вернуться мистер Риверс, которого они ждали к ужину.
Она устроилась в кресле и, положив вытянутые ноги на стоящую рядом скамеечку, читала «Королеву Марго». Оливия тоже читала, но не книгу, а какой-то глянцевый журнал. Кристина пару раз покопалась у матери на журнальном столике, полистала несколько номеров из простого любопытства, но быстро разочаровалась и больше уже к подобным изданиям не притрагивалась и относилась к ним с легкой брезгливостью. Она терпеть не могла сплетен, а каждый номер только ими и кишел: кто на ком женился, кто с кем развелся, кто кому изменил.
Тишина в комнате изредка прерывалась шорохом то со стороны окна, где сидела Оливия, то из угла комнаты, где расположилась Кристина. Вечер можно было назвать вполне мирным. Такие у них в последнее время случались нечасто.
Вдруг Кристина заметила, что шелест страниц у окна прекратился. Не без труда оторвавшись от книги, она туманно посмотрела на мать, в который раз отметив про себя, до чего безупречно и молодо та выглядит в свои пятьдесят лет.
Оливия действительно закрыла журнал и внимательно смотрела на нее, как будто раздумывая, стоит ли сообщать ей какую-то новость и как это лучше сделать.
– Что там у тебя, мам? – Кристина потянулась, разминая затекшие плечи. – Убили, что ли, кого? Застрелили? Прирезали? У нас или в просвещенной Европе?
– Перестань, – Оливия поморщилась и укоризненно покачала головой, откладывая журнал в сторону.
– Тогда что случилось? Ну ладно, не смотри на меня так, больше не буду, – миролюбиво проговорила Кристина, закрывая книгу, предварительно запомнив страницу, на которой остановилась.
– На следующей неделе мы едем в Миннеаполис, – начала Оливия.
– Ну и что? Надолго едете?
Периодические отъезды родителей по делам или в гости были привычным делом. Кристина относилась к этому совершенно равнодушно, даже радовалась, что остается дома одна, но, конечно, из вежливости не показывала вида.
– К кому собрались?
Оливия замялась. Ее ухоженные руки нервно теребили манжету рукава, от Кристины это не укрылось, и она встревожилась, но пока решила не делать преждевременных выводов.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |