Мой возлюбленный vampire 8 страница

Мона глянула на него с непонятным выражением. Но улыбка не сходила с ее лица.

— Ты красивый, — вдруг сказала она. — Мне нравится цвет твоих глаз. Он напоминает свежую траву после дождя, такой же яркий и зеленый.

— Просто это из-за смуглой кожи эффект, — немного смущенно пояснил Марин, сам удивляясь, что чувствует жар, приливающий к щекам.

Смутить его было крайне трудно. Можно сказать, такое случилось с ним впервые, и он просто не знал, как себя вести. К тому же казалось, что с красным лицом он выглядит глупо. Наверное, поэтому Марин вскочил и заявил, что не прочь покататься по городу.

— Ты как? — все-таки уточнил он.

— Не знаю, — несколько растерянно ответила Мона. — Город не такой уж и большой, его за пару часов объедешь.

— Да ладно! — возразил Марин. — Здесь, насколько я знаю, даже международный аэропорт имеется.

— Ладно. Но лучше давай выедем за пределы городской черты, — предложила Мона. — Хочется побыть где-нибудь в тени, в прохладе лучше у воды.

— А вот тут ты права! — мгновенно воодушевился он, так как сразу представил Мону в крохотном купальнике. — Становится все жарче, я бы с удовольствием искупался.

Они отправились к машине. Мона накинула шарф, красноватая тень от ткани падала на ее лицо, и оно выглядело не таким бледным.

— Здесь есть городской пляж, — сообщила Мона, — на реке Муреш, но я не люблю многолюдные места.

— И я хочу остаться с тобой наедине, — обрадовался Марин. — Куда поедем?

— Я тебе покажу, — ответила она.

Когда они уселись в машину, Марин повернулся к Моне.

— Ну, штурман, руководи!

— Вначале нужно выехать из города, — улыбнулась она. — У меня возникла идея. Знаю одно замечательное местечко.

Но то, что Мона задумала, он и представить не мог. Они покинули город, затем свернули на извилистую проселочную лесную дорогу и примерно через полчаса оказались возле какой-то каменной ограды.

— Приехали, — сообщила Мона.

Марин с изумлением оглядывался. Лес, тишина, безлюдье, никаких признаков реки или хотя бы озерка.

— Ты куда меня привезла? — спросил он.

— Закрывай машину, и пошли! — тихо засмеялась она.

На всякий случай Марин взял сумку с провизией и двинулся за ней. Мона медленно шла вдоль ограды. В одном месте верхние камни вылетели и образовали выемку.

— Подсади меня, — попросила Мона. — Хотя я могу спокойно перелететь на ту сторону.

— Так уж и перелететь! — усмехнулся он. — На вид ты такая слабенькая, хрупкая.

— Подсаживай! — настойчиво повторила она.

Марин легко поднял ее и посадил на ограду, затем перелез сам и помог спрыгнуть. Когда они оказались на той стороне, он огляделся. Перед ними расстилался ухоженный парк. Марин видел ровные дорожки, усыпанные красноватым гравием, ухоженные цветочные клумбы, витиеватые фонари, кое-где скамейки-качели.

— Где мы? — с любопытством спросил он, отчего-то понизив голос.

— Частное владение одного высокопоставленного чиновника, — спокойно пояснила Мона.

— Что?! — испугался Марин. — Ты с ума сошла!

— Не-а, — беззаботно ответила она. — Не волнуйся, вся семья сейчас отдыхает на Черноморском побережье, здесь лишь охрана, и то все тусуются возле главного входа, а мы сейчас на задворках. Поместье огромное. Я тут частенько отдыхаю. Конечно, без ведома хозяев.

— Ну ты даешь, подруга! — прошептал Марин и медленно двинулся по дорожке.

— Эй! — позвала она. — Нам вообще-то не туда.

Марин в недоумении оглянулся. Она поманила его пальцем и быстро направилась влево вдоль ограды. Довольно скоро тропинка вильнула влево, и Марин невольно ахнул. Они оказались возле самого настоящего водопада. Хрустально чистые потоки стекали по гранитной стене с выступами и с небольшого обрыва падали в идеально круглое озерко. Вокруг были разбиты цветники, но выглядели они словно дикие и весьма живописные заросли. Марин заметил несколько деревянных беседок, увитых пышным плющом.

— Здесь все искусственно создано — и водопад, и скала, и озеро, — пояснила Мона. — Но правда, выглядит красиво? Обожаю этот уголок! Тут так классно проводить время.

— Да, тут словно в какой-то сказке! — согласился Марин, ступая с тропинки на широкую дорожку, выложенную серыми квадратными плитами. — Но все-таки страшновато. Вдруг нас поймают?

— Кто? — рассмеялась Мона. — Говорю же, до охраны далеко. Сюда никто и не заглядывает, так что не бойся и наслаждайся. Ты ведь любишь получать удовольствие от любых проявлений жизни, — добавила она фразу, показавшуюся Марину странной.

Они приблизились к краю озера возле самого водопада. Струи падающей воды переливались на солнце всеми цветами радуги и искрились, будто их пронзали золотые иголочки.

Марин увидел, что в озерко ведет лестница совсем как в бассейне, а нагнувшись, разглядел: дно выложено голубыми плитками. Но это его не разочаровало. Окружающее казалось прекрасным и необычным. В паре шагов он заметил широкую деревянную скамью под пышным кустом сирени и направился туда, решив сложить там вещи. Бросив сумку, Марин стянул рубашку и начал расстегивать джинсы. На нем не было купальных плавок, но это его не смущало. Марин любил довольно узкие трикотажные трусики, и сейчас на нем были такие черные. Он аккуратно сложил джинсы на скамье, повернулся к водопаду. И замер. Мона стояла на лесенке возле кромки воды. И была полностью обнажена. Ее стройная фигура с белейшей кожей, облитая яркими лучами солнца, показалась ему прекрасной статуей с идеальными формами. Длинные ноги, высокие бедра, тончайшая талия, ровные покатые плечи, развевающиеся волосы — Марин задохнулся от восхищения при виде юной нагой красоты.

Мона зашла в воду и нырнула. Марин подбежал к краю озера. Она плавала под водой, словно белая рыбка. Правда, отчего-то вода слегка окрасилась в красноватый цвет. Дно было нежно-голубым, и на этом чистом фоне Марину увиделось, что за плывущей фигуркой Моны будто бы тянется красноватый шлейф. Но он тут же решил, что это какой-то оптический эффект, выбросил ненужные мысли из головы и прыгнул в воду. Брызги полетели в разные стороны, Марин выскочил на поверхность и расхохотался от удовольствия. Мона тоже вынырнула. Он быстро подплыл к ней стараясь обнять ее за обнаженное тело. Но она ловко выскользнула из его рук и направилась к водопаду. Марин ринулся за ней. Она поднырнула под полосы падающей воды и прижалась к гранитной стене за ними. Он последовал за ней. Инстинкт гнал его, и Марин уже ничего не соображал. Он припал к раскрытым влажным губам, обхватив за талию. Ее тело было ледяным и скользким, губы холодными. Но ответила она страстно. Они лихорадочно целовались, пока Марин совершенно не потерял голову. Мона казалась такой податливой и нежной, к тому же была полностью обнаженной, и он уже хотел только одного.

— Ты любишь меня? — вдруг прошептала Мона в краткий миг между поцелуями.

— Люблю! Люблю! — не задумываясь, ответил он, легко следуя стандартной схеме и четко зная, что признания в любви ничего не значат во время секса, а уж тем более перед ним.

— Ты не обманешь меня? — спросила она, чуть отодвинувшись от него и заглядывая глубоко в глаза.

— Нет, и не собираюсь! — уверенно ответил он. — Откуда такие мрачные мысли? Нам так хорошо вдвоем! Я мечтал о тебе все это время! Я искал тебя, и мы встретились, так давай просто наслаждаться моментом!

— Мне нужна любовь, — грустно ответила Мона и высвободилась из его объятий.

Но Марином в данный момент руководил лишь инстинкт. Его желание стало невыносимым, и он был готов пойти на все, лишь бы удовлетворить его. А потому страстно произнес:

— Я люблю тебя, Мона! Уж и не знаю, как тебе это доказать. Почему ты не веришь?

— Ты мне нравишься, — прошептала она. — И я не хочу, чтобы ты умирал…

— Милая, любимая, все мы когда-нибудь умрем! — улыбнулся он, стараясь все перевести в шутку. — А мы с тобой запросто можем в один день, если ты захочешь. Знаешь, как во всех сказках говорится? Они жили долго и счастливо и умерли в один день…

— Такого не будет никогда, — грустно ответила Мона, ловко выскользнула из его рук и нырнула под стену воды.

Марин растерялся в первый миг, но потом последовал за ней. Когда он вынырнул на поверхность, Моны нигде не было. Он испугался и быстро поплыл к берегу. Выбравшись на дорожку, лихорадочно огляделся. Кричать побоялся. Подбежав к скамье, увидел, что его вещи на месте. Но красного платья Моны не было.

— Куда же ты постоянно исчезаешь? — с горечью проговорил он. — Что же ты за девушка? Загадка, а не девушка!

Марин оделся. Затем обошел вокруг озера, обыскал все беседки, осмотрев даже заросли кустов, и понял, что остался в одиночестве. Тоска сжала его сердце. Он с трудом удерживался от слез. Еще ни одна девушка не причиняла ему такой боли и такого разочарования.

Смесь неосуществленного желания, все еще горячившего его кровь, явно незаслуженной обиды и боли от ее исчезновения вызвала странное чувство. Марину казалось, что он умрет, если немедленно не увидит Мону, если она не будет принадлежать ему до конца. В этот миг он был готов на все. Даже немедленно сделать ей предложение и отвести в загс. Ни разу у него не возникало такого желания, как бы сильно он ни был увлечен.

Поднявшись на тропинку, Марин отправился вдоль ограды, машинально прислушиваясь к каждому звуку и поглядывая по сторонам. Но в парке было тихо и пустынно. Только пели птицы и шумела вдали вода. Он дошел до памятной выемки в ограде, легко перелез и двинулся в сторону оставленной машины. Он отчего-то надеялся, что увидит Мону там. Но увы! Машина была пуста. Марин вздохнул, сел за руль и поехал обратно в Тыргу-Муреш.

Два дня он провел в бесцельных поездках по городу. С утра начинал колесить по узким улочкам, зажатым между домами, внимательно изучая прохожих и сам не понимая, на что надеется. Мона так и не появилась на его пути. Марин вернулся на курорт.

Когда закончился срок его пребывания, он отчего-то не поехал сразу домой, к родителям, а решил вернуться в Бухарест. Видимо, подсознательно надеялся, что Мона окажется там. Он отлично помнил, как Мона сообщила ему, что купила квартиру именно в Бухаресте.

«Но какой же я невнимательный! — ругал он себя в душе. — Все о себе говорил, даже не удосужился выяснить, на какой улице у нее квартира или хотя бы в каком районе. Эх, эгоист! Самовлюбленный дурак!»

Марин позвонил родителям и придумал историю о том, что ему необходимо быть в Бухаресте по университетским делам, но особо в объяснения не вдавался. Оказавшись в своей квартире, мгновенно впал в жуткую тоску. Слонялся из угла в угол и думал только о Моне. Ее бледное нежное личико с печальными глазами так и стояло перед его мысленным взором. И в то же время он не мог забыть ее страстные поцелуи, влажную кожу обнаженного тела, прижимающегося к нему.

Через день Марин окончательно потерял голову. И решил, что наконец в его жизнь пришла настоящая любовь. А так как он был человеком действия, то оставаться в квартире и дальше сходить с ума показалось ему неправильным.

«Я найду ее, чего бы мне это ни стоило! — решил он, проснувшись рано утром. — Если это действительно любовь и судьба, то Мона снова появится на моем пути. Если нет, то я сделаю все, чтобы ее забыть. Потому что так дальше нельзя!»

Он умылся, позавтракал, надел свои любимые белые джинсы, травянистого оттенка тенниску, которая необычайно шла к его зеленым глазам и смуглой коже, и вышел на улицу. По-прежнему стояла жаркая сухая погода. Марин в растерянности остановился возле подъезда, не зная, куда направиться. Еще вчера все казалось ему ясным, но сейчас он просто не знал, в какую сторону идти, где искать свою любимую. Он поднял глаза и заметил крохотную красноватую тучку, бегущую в сторону озера. Это выглядело странно, ведь небо было безоблачным. И Марин машинально направился туда же, словно шел за тучкой.

На пляже оказалось немало отдыхающих. Жаркая погода располагала к купанию, вода в озере была прохладной, деревья на берегу давали густую тень. Марин медленно брел вдоль берега, вглядываясь во всех стройных девушек со светлыми волосами. Но ни одной даже отдаленно напоминающей Мону не видел. Ему было жарко, он хотел окунуться, но так как не надел купальные плавки, то решил уйти из зоны отдыха. Миновал пляж, дальше тропинка вела в густые заросли высоких кустов сирени. И Марин двинулся к ним.

Скоро он выбрался на травянистый бережок, окруженный со всех сторон кустами и деревьями. Берег здесь круто обрывался, вода выглядела мутной, к тому же спуск в воду был неудобным из-за выступающих корней деревьев. Видимо, поэтому здесь никого не было. Зато Марина безлюдье вполне устраивало. Он быстро разделся и зашел в воду. Нырнув, поплыл вперед.

Когда почувствовал, что тело хорошо охладилось, повернул обратно. И сразу увидел Мону. Она сидела на пологом стволе дерева у самой воды и выглядела словно русалочка, выбравшаяся на белый свет. Пятнистые тени от шевелящихся на ветерке листьев скользили по ее светло-зеленому платью и придавали ее облику эфемерность. Марин замер, потом резво поплыл к берегу, жарко молясь лишь об одном — чтобы Мона снова не исчезла.

Когда выбрался на берег, она ласково улыбнулась ему и поздоровалась как ни в чем не бывало. Он остановился перед ней, не зная, как себя вести, что говорить. Впервые на него нашло подобное оцепенение при виде девушки, в которую он был влюблен. Обычно Марин не терялся и заливался соловьем, лишь бы достичь желаемого. Но сейчас внутри его бил огромный колокол — его сердце, — и его удары заглушали все вокруг, вызывая сильную дрожь во всем теле. Мона смотрела в его глаза не отрываясь. Затем соскользнула со ствола, и Марин, решив, что она хочет вновь исчезнуть, наконец вышел из столбняка, схватив ее за руки, взволнованно заговорил:

— Я люблю тебя! И умру, если ты опять убежишь!

— Ты не обманешь? — завела она свою любимую песню.

Но Марин не дал ей договорить — схватил в объятия и начал жадно целовать. Мона охотно отвечала. Они опустились на траву под густым кустом…

Примерно через полчаса счастливый Марин лежал на спине и смотрел на листья, трепещущие над ними. Мона прильнула к его плечу. Никогда он не испытывал от физической близости такого острейшего наслаждения, что-то сродни эйфории. И Марин вдруг подумал что это сделала именно любовь, что она окрасила обычный физический акт в такие необычайно яркие краски.

— Выходи за меня замуж! — сказал он, повернувшись к Моне и заглядывая ей в глаза.

— Не знаю, — тихо ответила она.

— Ты не любишь меня? — помрачнел он.

— Люблю, — быстро произнесла Мона и вновь начала его целовать.

И Марин больше уже ничего не выяснял.

Они стали встречаться ежедневно. Полмесяца пролетели как один день. Правда, Мона категорически отказывалась сообщить, где живет, зато приходила к Марину по первому его зову. И часто оставалась на ночь. Он был счастлив как никогда в жизни. И твердо решил, что женится на Моне. Марин обдумывал, как сказать родителям, планировал, когда они смогут к ним поехать знакомиться. Но он по-прежнему ничего не знал о своей возлюбленной, кроме некоторых ее явных странностей, к которым уже привык. К примеру, она при нем никогда ничего не ела, лишь пила воду; не любила долго оставаться на ярком солнечном свете, объясняя это редкой формой аллергии; ей никто никогда не звонил, но последнее даже устраивало Марина, так как по природе он был ревнив и всегда мечтал, чтобы его девушка принадлежала лишь ему одному. К тому же Мона так и не дала окончательного ответа.

Как-то вечером Марин пригласил ее в ресторан. Мона удивилась и сказала, что не видит смысла в подобном времяпрепровождении. Но он настаивал. Дело в том, что Марин решил сделать ей официальное предложение и хотел обставить все в лучшем виде: он заранее заказал столик в дорогом ресторане и музыкантов к определенному часу, купил колечко с бриллиантом и спрятал его в бутон белой розы, которую хотел эффектно преподнести Моне. Но та категорически отказывалась куда-то ехать.

— Ты же знаешь о моих особенностях — я никогда не ем на людях, — говорила она. — Это что-то типа фобии, я даже при тебе не могу принимать пищу. Так зачем же нам ехать в ресторан? Чтобы я там сидела со стаканом воды и наблюдала, как ты пьешь вино и ешь?

— Да я и не смогу наслаждаться вкусной едой в одиночестве, — пробормотал Марин, поняв, что не продумал такие детали, и согласился: — Ладно, ты права. Сейчас позвоню и отменю заказ. И мы останемся дома.

— Какой ты милый! — обрадовалась она и кинулась ему на шею.

Марин подхватил ее и закружил по комнате. Потом они начали целоваться и забыли о времени.

Когда стемнело, Марин зажег свечи, надел белую рубашку и черные брюки и взял приготовленную розу с кольцом в бутоне. Мона в тот день пришла к нему по странному совпадению в белоснежном платье и выглядела как невеста.

Когда Марин появился перед ней с торжественным видом, она замерла, гладя на него широко распахнутыми глазами. Он встал перед ней на одно колено и попросил выйти за него замуж. Потом протянул ей бутон. Она взяла кольцо выкатилось ей на ладонь.

— Ты будешь моей женой? — настойчиво повторил вопрос Марин.

Мона задрожала и без сил опустилась на диван. Он смотрел на ее поникшую фигурку, не понимая. Обида начала жечь его сердце.

— Ты на самом деле любишь меня? — прошептала Мона. — По-настоящему?

— Конечно! — взволнованно ответил он и бросился перед ней на колени. — Какие тебе еще нужны доказательства? Ведь я предложил тебе стать моей женой! Разве этого мало?

Он обхватил ее колени и начал целовать их. Мона запустила пальцы в его густые кудри. Ее лицо выражало страдание. Глубоко вздохнув, она отстранилась от Марина и пересела в угол дивана. Он замер.

— Сядь рядом, — спокойно заговорила Мона, — и внимательно меня выслушай. И если после всего, что я тебе расскажу, ты не переменишь своего решения, то я выйду за тебя замуж. Только прошу, не перебивай, даже если мой рассказ покажется тебе бредовым.

— Хорошо, — растерянно проговорил Марин и устроился на диване возле нее, не сводя глаз с бледного и словно тающего в неверном свете свечей лица Моны.

— Я родилась и выросла в деревеньке Ареф, в Валахии. На свет я появилась больше пяти веков назад, а если точнее, в 1446 году.

— Что?! — вскричал Марин. — Но как такое возможно? Что ты говоришь?

— Ты же обещал выслушать молча, — укоризненно заметила Мона.

— Прости! — спохватился он и внимательно вгляделся в ее лицо.

Но она была совершенно серьезна и выглядела вполне в здравом уме. Мало того, было в ее взгляде что-то такое, отчего Марин вдруг поверил, что перед ним не семнадцатилетняя девчушка, а человек с многовековой памятью и опытом долгой жизни. Его всегда смущал взгляд Моны, который таил некую загадку, ответ на которую знала лишь она. Но именно загадочность и притягивала Марина.

— Я росла в обычной семье пастухов, нас было пятеро детей, — после паузы продолжила Мона. — Когда мне исполнилось шестнадцать, отец выпросил для меня место служанки и отвез в крепость Поенарь, принадлежащую правителю Валахии князю Владу Дракуле. Вначале меня определили помогать стирать многочисленное белье из хозяйства князя. Крепость находилась на довольно высоком скалистом холме, с одной стороны текла быстрая река Аргу, и мы вытаскивали целые кипы грязного белья на берег и стирали в реке — били его деревянными валиками, затем раскладывали на нагретых летней жарой гладких скалах, и льняные простыни на ярком солнце становились ослепительно-белыми. Работа была тяжелой, но мне она казалась игрой. Мне было всего шестнадцать, выглядела я иначе, чем сейчас — была крепкой загорелой девушкой с сильными руками.

— Трудно поверить… — не выдержал Марин, скользнув взглядом с тонкого лица Моны на ее худенькие плечи и изящные руки.

— Однако это так, я была совсем другой, — сказала она. — К тому же физическая работа на свежем воздухе очень способствовала развитию именно тела. На меня заглядывались парни, и скоро появился постоянный поклонник, конюх из крепости. Молодой сильный красивый венгр по имени Миклош быстро завоевал мою симпатию. Он был родом из Тырговиште, тогдашней столицы Валахии, и иногда ездил навешать родителей. И привозил мне в подарок сладости, разные красивые вещи. Но близость я ему не позволяла. Все ограничивалось поцелуями и объятиями где-нибудь в укромном уголке…

— Ужас! — прошептал Марин. — Я ревную!

Мона глянула на него и замолчала. Затем резко встала и вышла из гостиной. Марин не побежал за ней. Остался сидеть в оцепенении и никак не мог разобраться в своих чувствах, настолько они были противоречивы. Он и верил, и не верил в услышанное. С одной стороны, он любил Мону, а девушка сразу показалась ему крайне странной и необычной. С другой стороны, разве возможно было допустить, что все сказанное ею правда?

Через какое-то время, придя немного в себя, Марин отправился за ней. На кухне имелся балкон, и Мона оказалась там — стояла, вцепившись пальцами в перила и чуть наклонясь вперед, словно хотела улететь. Ее белые волосы развевались на легком ветерке. Марин бросился к ней, крепко обнял дрожащее тело и начал целовать волосы, шею, плечи. Он искренне раскаивался, что сомневался в правдивости ее рассказа, его сердце ныло от боли и жалости. И Мона будто почувствовала это. Повернулась к нему, и он утонул в непроглядной черноте ее расширенных глаз.

— Я говорила правду, — прошептала она. — На свете есть вещи, которые человеческому уму даже и представить сложно. Просто люди не хотят знать того, что выходит за рамки общепринятого.

— Я верю тебе, — прошептал Марин, взяв ее дрожащие пальчики и целуя в приоткрытые губы.

Они вернулись в гостиную и вновь уселись на диван. Мона вздохнула и сжала руки в замок. Марин молчал и ждал продолжения истории. Но сердце его ныло, словно предчувствовало какую-то беду.

— Как оказалось, — продолжила она ровным голосом, — в моего Миклоша была безумно влюблена одна девушка. Она была служанкой и убирала в покоях самого князя, поэтому задирала нос при нас, обыкновенных прачках. Звали ее Злата. Она была рыженькой, кудрявой, с большими светло-карими глазами и гибкой фигурой и считала себя первой красоткой. Парни действительно сходили по ней с ума.

Поговаривали, что даже сам князь Влад как-то имел с ней связь. Но об этом лишь шептались поскольку князь имел характер решительный был жесток и карал сурово и незамедлительно.

— Мона, ходит столько слухов про вампиризм Влада Цепеша, — не выдержал Марин. — А во всем мода, созданная писателями. Да и туристические фирмы постарались. А ты, насколько я теперь знаю, была свидетельницей его жизни.

— Значит, ты веришь мне до конца, — улыбнулась она. — Конечно, Влад Дракула не был вампиром, это все фантазии Брема Стокера. Да, князь был суров, даже жесток, но иначе в то время было нельзя. Он унаследовал Валахию, в которой царили полный хаос и безвластие. Ты даже не представляешь, что тогда творилось! Бояре, не имея верховного правителя, устанавливали свои собственные порядки. В стране процветала коррупция, разбойники грабили и приезжих и местных, не щадя никого. Правосудие было пустым звуком. Валахия платила «дань мира» Оттоманской империи, но несмотря на это, происходили постоянные мародерские рейды со стороны оттоманских гарнизонов, расположенных за Дунаем. Вот такую страну Влад Дракула получил во владение. Но всего за шесть лет правления он смог сделать ее образцовой. Ему приходилось быть жестоким. Иначе было нельзя. Уверяю, его почитали и боялись. Но он никогда не был вампиром. Никогда! Я живу все это время и наблюдаю, как его личность обрастает легендами, какими-то совершенно нелепыми вымыслами и слухами. Князь же был обычным смертным, сильной личностью, продуктом своей среды, если можно так выразиться.

— А ты его видела? — не удержался Марин.

— Конечно, и не раз, — ответила Мона. — Статный мужчина с пышными усами и большими глазами навыкате. Он наводил на людей трепет, во всем его облике чувствовалось достоинство и значительность. И вот представь, Злата, которую одарил своим вниманием такой великий человек, без памяти влюбилась в моего Миклоша. Это было ужасно! Она буквально проходу ему не давала. Но тот лишь посмеивался над ней и продолжал ухаживать за мной.

Марин опустил голову. Приступ ревности не давал ему покоя. Мона замолчала. Потом взяла его руки. Холод ее пальцев заставил его вздрогнуть. Он глянул на нее и беспомощно улыбнулся.

— Я люблю тебя, — прошептал Марин.

Лицо Моны на миг стало совсем детским.

Она выглядела словно чем-то обиженный ребенок, которому только что причинили незаслуженную боль. И это вызвало в Марине прилив такой нежности, что слезы подступили. Но он взял себя в руки.

— Все произошло летом 1462 года, — продолжила она. — Мне только исполнилось семнадцать, и Миклош настаивал на свадьбе. Он решил поехать вместе со мной в Арефу к моим родителям и официально попросить моей руки. Наша деревня находилась за тем холмом, на котором располагалась крепость Поенарь. Я отпросилась у начальницы на один день, мы отправились поздно вечером. Но накануне Злата заявилась ко мне и начала всячески угрожать. По происхождению она была цыганкой и сказала, что знает такие заклятия, которые превратят мою жизнь в беспрерывный ужас. Она заставляла меня отказаться от Миклоша, но я, хотя очень ее боялась, так любила его, что никогда бы не отказалась от своей судьбы. Так вот, вечером мы с моим женихом отправились в путь. Хотели переночевать в Арефе, чтобы на следующий день вернуться в крепость. Но именно той ночью на Поенарь напали турки. Началась осада.

Мона замолчала и опустила голову. Ее лицо выражало страдание. Марин обнял ее за плечи и поцеловал.

— Я должна тебе все рассказать, — прошептала она. — Но как же это трудно!

— Я готов выслушать до конца, — ответил он и погладил ее волосы.

— Ты сам не знаешь, что тебя ждет, — так тихо произнесла Мона, что Марин почти не расслышал.

— Я готов ко всему!

— Мои односельчане помогли князю Владу, выбравшемуся из крепости, скрыться. Миклош участвовал в этом и… погиб.

Мона вновь замолчала. Марин прижал ее к себе и начал покачивать. Он уже с трудом сдерживал слезы, такую боль испытывал. Не понимал, что происходит, но интуитивно чувствовал, насколько изболелась душа Моны. Если, конечно, она у нее была… При этой неожиданной мысли Марину стало нехорошо, и он отстранился. Она глянула на него огромными глазами и выпрямилась. Затем монотонно продолжила:

— Я осталась в Арефе и жила словно в аду. Мой любимый погиб, и мне казалось, что жизнь закончилась. Я хотела умереть. Так прошел месяц. Я работала по хозяйству, доила коров, убирала хлев, носила воду, но все делала будто механически и мысленно призывала смерть. Я винила в гибели Миклоша лишь себя и все твердила, что если бы мы не ушли вечером из крепости, то он бы не участвовал в опасной операции и остался жив. Хотя всем тогда несладко пришлось. Турки все-таки захватили крепость и какое-то время находились там. Но меня страдания других уже мало волновали. Я была как безумная и медленно сгорала от горя. Родители нагружали меня работой, но даже это не помогало.

— Бедная девочка! — прошептал Марин. — Я налью себе вина? — тихо спросил он после паузы.

— Конечно, если тебе так будет легче, — ответила Мона и сама взяла бутылку со столика.

— Жаль, что ты не пьешь вино, — заметил он, наливая себе в бокал.

И вдруг вздрогнул. Кусочки мозаики начали складываться в цельную картину.

«Она живет так долго, при мне никогда ничего не ела и пьет лишь воду… Она… привидение? Стригой? Злой дух?»

— Кто ты?! — испуганно спросил Марин.

— Как-то вечером я сидела на берегу реки и смотрела на красную от заката воду, — продолжила Мона, не ответив на его вопрос. — Последнее время я любила уходить подальше от деревни и проводить время в одиночестве. И вдруг передо мной появилась Злата. Но я уже не боялась даже ее. Она приблизилась. Ее рыжие волосы в закатном свете казались красными, глаза горели. «Это ты во всем виновата! Виновата в смерти Миклоша! — с угрозой произнесла она. — Будь ты проклята!» Не успела я ей ответить, как получила удар ножом в сердце. Дикая боль пронзила все мое существо, но странно — я все видела и все понимала. Злата расхохоталась, бросила нож в воду, наклонилась надо мной и начала быстро читать какой-то наговор. Затем столкнула меня в реку. Я распласталась на поверхности, видела, как кровь вытекает из меня и делает воду алой, затем с ужасом поняла, что сама растворяюсь в этом алом пятне. Но по-прежнему все видела и все понимала. И вдруг я смогла подняться над водой и маленьким облачком полететь вслед убегающей Злате. Еще хотелось догнать ее, и какая-то злая сила, заполнившая все мое существо, вела меня. И я догнала. Злата оглянулась. На ее лице появился ужас. Она закричала и закрыла лицо руками. Я опустилась перед ней, ощущая силу ненависти. И тут почувствовала, как у меня отрастают клыки. Я впилась в ее горло и вытянула из ее тела всю кровь до капли. А потом снова взлетела и окропила распростертый труп кровавым дождем.

Марин выпил залпом полный бокал вина. Затем отодвинулся в угол дивана и, оцепенев, смотрел на бледное лицо Моны. Но вместе с ужасом, как ни странно, в его сердце продолжала жить любовь. И это сочетание несочетаемого придавало невероятную остроту чувствам.

— Бедная моя девочка! — воскликнул Марин. — Она сделала тебя вампиром?

— Да, но весьма необычным, — подтвердила Мона. — Я потом отыскала ее бабку, которой было больше ста лет. Она считалась самой сильной ведьмой в их племени. И вот что старуха мне поведала. Злата начитала древний наговор, и после смерти я превратилась в существо наподобие стригоя. Но там было одно условие: если я когда-нибудь встречу человека, который полюбит меня всем сердцем и даже решится на проведение обряда бракосочетания в церкви, то я навсегда избавлюсь от этого состояния.

Дата добавления: 2015-10-21