— Но она утверждает, что он быстро бросает…
— Анна, я уверена, что все мужчины быстро бросают Элен. Из чувства гордости она предпочитает считать, что бросивший ее мужчина точно так поступает с каждой. Она даже на самообман пошла, внушив себе, что Джино от нее без ума. Анна, я уверена, что у Лайона с тобой серьезно. Может быть, пока это еще и не любовь, но… серьезно.
— Но я же теперь все погубила. Он бросил меня.
— А он, возможно, считает, что это ты его бросила. В какой-то степени так оно и есть: ведь ты предпочла ему Элен.
— Не предпочла. Мне стало жаль ее. Она была мне подругой.
— Тоже мне, подруга! — поморщилась Дженифер. — Послушай, завтра, когда увидишь Лайона, будь паинькой. Пусть в глазах стоят слезы. Скажи ему, что поняла, как глупо поступила, приняв свои отношения с Элен за дружбу. Подай себя любящей — любящей и страдающей. И бога ради, не вздумай заикнуться, что Элен рассказала тебе про него и себя! — Она пошла с Анной к двери. — Запомни, есть только один способ владеть мужчиной — заставить его хотеть тебя. И не на словах. Заруби это себе на носу. Вообще-то мне следовало бы связать тебя и не отпускать никуда несколько дней, чтобы ты не напортачила чего.
— Нет, я хочу вернуться.
— Анна… Ты мне нравишься. Мы станем хорошими подругами. Мне тоже нужна настоящая подруга. Поверь мне и делай, как я сказала, если хочешь Лайона.
Анна слабо улыбнулась.
— Попытаюсь, Дженифер, попытаюсь… Дороге в Нью-Йорк, казалось, не будет конца. Когда электричка подошла, наконец, к перрону, было уже утро, и солнце светило вовсю… Из вагонов повалили пассажиры, севшие в Лонг-Айленде. Времени едва хватало, чтобы принять ванну и позавтракать. Пока она ехала в такси, глаза у нее слипались, а когда она поднималась к себе по лестнице, ноги налились свинцовой тяжестью.
Под дверью белел уголок телеграммы. Лайон! Только бы от него! Она вскрыла конверт.
"Вчера вечером во сне тихо скончалась тетя Эми. Похороны среду. Было бы хорошо, если бы ты смогла приехать. С любовью
Мама".
Невидящими глазами она смотрела на телеграмму. Как это похоже на мать! Не «приезжай, пожалуйста», не «ты нужна мне», а «было бы хорошо…».
Так вот, она не поедет. Матери это почти безразлично, просто это «будет хорошо» в глазах Лоренсвилла. Но она уже принадлежит другому городу… она принадлежит Лайону. Повинуясь безотчетному порыву, она набрала его номер. На пятом гудке он снял трубку. Голос его был сонным. Ее охватила ярость. Она протряслась всю ночь в холодной пригородной электричке, а он преспокойно спал себе…
— Алло, — он уже окончательно проснулся, но говорил с раздражением. До ее сознания вдруг дошло, что она держит трубку и ничего не говорит.
— Алло… вы слышите? — прерывисто спрашивал голос Лайона на другом конце провода.
Она испугалась — он, похоже, сердился.
— Это ты, Элизабет?
Элизабет? Она тупо уставилась на аппарат.
— Ну хватит. Это уже детские штучки, — холодно проговорил Лайон. — Элизабет, если хочешь говорить, скажи что-нибудь или я кладу трубку.
Подождав секунду, он со щелчком положил трубку.
Элизабет? Кто такая Элизабет? Ей стало больно от внезапного осознания того, что у Лайона есть своя полнокровная жизнь, о которой она ничего не знает. И в самом деле, ведь она знает его только четыре дня. Боже, неужели прошло всего-навсего четыре дня?! Конечно, у него есть эта Элизабет… и, вероятно, много таких элизабет.
Анна дала по телефону телеграмму матери, что выезжает немедленно. Затем узнала расписание поездов — ближайший на Бостон отходил в девять тридцать. Побросала в сумку кое-что из вещей. Сейчас восемь тридцать, она успеет еще заехать в банк снять деньги со счета. Но их контора еще закрыта. Нужно сообщить Генри, что ее сегодня не будет. Она опять набрала номер телеграфа.
"Дорогой Генри. Вынуждена уехать личным обстоятельствам. Вернусь пятницу все объясню.
Анна".
Она уехала поездом на Бостон, так и не узнав, что ее вторая телеграмма будет истолкована совершенно превратно.
Генри Бэллами яростно скомкал телеграмму. «Черт возьми! Наверняка сбежала с Алленом Купером». Свои подозрения он держал при себе, однако вдруг поймал себя на том, что необычно резок с мисс Стейнберг и с остальным персоналом. В пятницу, войдя в контору и увидев Анну за письменным столом, он воззрился на нее в восторженном изумлении.
— Ты вернулась! — воскликнул он.
— Я же телеграфировала, что вернусь в пятницу.
— Я был уверен, что ты выходишь замуж, — сказал он.
— «Замуж»? — повторила она. — За кого?
— Просто я думал… — на лице Генри появилось глуповато-растерянное выражение. — Я боялся, что ты сбежала с Алленом.
— Сбежала? У меня умерла тетя, и мне пришлось срочно ехать в Бостон. Контора еще не открылась, и я дала телеграмму. Кто сказал, что я сбежала?
Вместо ответа Генри обнял ее.
— Ладно, хватит об этом. Ты вернулась, и я очень рад.
Именно в эту минуту вошел Лайон. Увидев ее, он резко остановился. Генри отпустил ее и облегченно, с мальчишеской радостью повернулся в его сторону.
— Она вернулась, Лайон…
— Да, вижу, — голос Лайона звучал ровно, без эмоций. Анна опустила глаза.
— Извините, если вы меня неправильно поняли.
— У нее тетка умерла, — восторженно заявил Генри. И тут же, придав своему лицу подобающе скорбное выражение, добавил: — Соболезную тебе, Анна. — Он обратился к Лайону: — В Бостон она ездила только на похороны.
Лайон улыбнулся и прошел к себе в кабинет.
— Зайди ко мне, — пригласил ее Генри. — Хочешь кофе? Прибавку к жалованью? Все, что угодно, только скажи — так я счастлив.
Загудел зуммер селектора у него на столе. Он щелкнул переключателем, и Анна услышала голос Лайона: «Генри, ты не мог бы послать ко мне Анну с контрактом Нили О'Хары?»
Подмигнув Анне, Генри выключил селектор. Он открыл картотечный шкаф, порылся в бумагах.
— Берем под опеку твою маленькую подружку. У нее нет своего поверенного. В будущем ей ничего особо не светит, разве что на сцене, но мы берем ее из-за тебя. — Он протянул бумаги Анне и показал на дверь в кабинет Лайона.
Лайон встал, когда она вошла к нему.
— Надеюсь, Генри сказал тебе, что мы берем Нили под свое крыло. Она настаивает, говорит, что это даст ей почувствовать себя звездой.
— Да, Генри сказал мне, — ответила Анна, не поднимая глаз от бумаг.
Он подошел к ней и взял документы.
— А он не сказал тебе еще, что последние четыре дня я ходил совершенно потерянный?
Она подняла взгляд, и он заключил ее в объятия.
— Ах, Лайон, Лайон… — она прильнула к нему.
— Прими мои соболезнования насчет тети. Никто из нас не знал, почему ты уехала… Генри вел себя так, словно ты вообще уже не вернешься. А я никак не мог поверить в это. Отказывался верить, что ты ушла из моей жизни. Я понимаю, Анна, что поступил отвратительно. Я должен был подождать тебя в ту ночь. Элен — твоя подруга, и…
— Нет, это я была не права. Никогда и ни в чем я не буду больше отодвигать тебя на второй план. Элен не стоила этого, и никто не стоит этого. Ах, Лайон, я так люблю тебя.
— И я люблю тебя, Анна.
— Любишь! О Лайон, правда любишь? — Она еще сильнее прижалась к нему. Он поцеловал ее в темя.
— Правда-правда, — скороговоркой проговорил он.
Но, посмотрев на него, она поняла, что он говорит то, что думает. И снова она сказала себе, что никогда в жизни не будет счастливее.
Оба выходных дня Анна провела в квартире у Лайона. Она страстно и исступленно отвечала на все его ласки в постели. Во вторую ночь сладкая судорога внезапно пробежала по ее телу. Чуть приподнявшись, она изогнулась и через несколько мгновений обессиленно откинулась на спину. Нежно обнимая ее, Лайон поглаживал ее волосы.
— Ах, Лайон, у меня наступило. — Она еще немного вздрагивала.
— В первый раз, — сказал он.
— А то я уже начала беспокоиться, все ли у меня нормально.
— И совершенно напрасно: в самом начале девушка очень редко испытывает что-то по-настоящему или достигает оргазма.
Она покрыла его лицо страстными поцелуями.
— Я нормальная, Лайон… Я — женщина! В ту ночь Анна вела себя в постели агрессивно. Она никогда даже не мечтала о том, что ее физическая страсть по своей интенсивности может сравняться с ее чувствами, поэтому и обрадовалась; и испугалась одновременно. Она не только любила Лайона за то, что он — Лайон, она жаждала его физически. Любовь ее стала ненасытной.
И лишь одна неотступная мысль отравляла ей эти два восхитительных дня: в понедельник ей нужно было явиться в суд и свидетельствовать на бракоразводном процессе Дженифер.
— Анна, я знаю, что тебе крайне неприятно это делать, — говорил ей Генри. — Но ты — единственная, кому я полностью доверяю. У Дженифер в Нью-Йорке никого нет. Она не знает здесь ни одной девушки. Все будет хорошо и закончится так быстро, что ты и понять ничего не успеешь. Не переживай из-за этого, просто будь на работе в девять тридцать. В суде нам нужно быть в десять тридцать. Дженифер приезжает из Филадельфии на весь день. А перед тем как поехать в суд, мы все отрепетируем в конторе.
В выходные она несколько раз заговаривала об этом. Даже в объятиях Лайона она нет-нет да вспоминала о том, что ей предстоит.
— Послушай, ты вовсе не обязана это делать, если тебе действительно так неприятно, — сказал Лайон.
— Понимаю, что это глупо, Лайон, но я боюсь. Ведь это же самое настоящее лжесвидетельство, разве нет?
— Строго говоря, да, но такое совершается изо дня в день. Я хочу сказать, что всем это безразлично, даже самому судье. Но если это идет вразрез с твоими принципами, возьми и объясни все Генри. Если понадобится, он договорится с мисс Стейнберг.
— Почему же он тогда сразу ее не попросил?
— Он думал об этом. Естественно, прежде всего нам в голову пришла мысль о ней. Но много ли нам это давало, даже если судья будет на нашей стороне? Разве Дженифер Норт похожа на такую девушку, которая подружилась бы с мисс Стейнберг и стала бы поверять ей все самое сокровенное? — Он потянулся к телефону. — Не беспокойся об этом. Я сейчас позвоню Генри. Ты решительно ничем не обязана ни Генри, ни Дженифер Норт, почему же ты, черт возьми, должна…
— О боже! — она села в кровати. — Лайон, не звони Генри.
— Почему?
— Я очень обязана Дженифер. Среди всего прочего и за ее десять долларов. Совсем забыла: она одолжила мне денег на обратный билет из Филадельфии. — Анна уже рассказывала ему об инциденте с Элен Лоусон, тщательно избегая упоминания о том, что Элен говорила о нем. Но она совсем забыла рассказать, с каким сочувствием отнеслась к ней Дженифер, как выручила ее. — Я хотела отослать ей деньги. Но когда я приехала в Нью-Йорк, пришла телеграмма, и я сразу же уехала в Лоренсвилл.
— Ну, можешь не беспокоиться. Уверен, что десять долларов Дженифер не волнуют. Я ей отдам их завтра.
— И все равно, она очень хорошо отнеслась ко мне в ту ночь. Думаю, что выступить на суде в ее пользу — это самое малое, что я могу для нее сделать.
— Очень хорошо, раз ты считаешь, что это сравняет счет.
Анна посмотрела на него.
— Какое-то отсекающее выражение, Лайон. Оно словно ставит точку на твоих отношениях с человеком, как оплаченный счет. Помню, как ты употребил его в разговоре со мной. Будто захлопнул дверь перед самым моим носом.
— С тобой? Когда?
— Когда я благодарила тебя за Нили, за то, что ты помог получить ей работу. Ты сказал тогда, что это сравнивает счет за то, что я достала тебе эту квартиру.
— Теперь это наша квартира, — сказал он. Она посмотрела на него, и взор ее затуманился.
— «Наша квартира»?
— А почему бы и нет? Если, конечно, ты не слишком привязана к своей комнате на Пятьдесят второй стрит. Места здесь, по-моему, достаточно, а я вполне уживчивый парень.
Она обвила его руками.
— Ах, Лайон! Мы знаем друг друга совсем недолго, но я считаю, что знала это давно. Знала с того самого момента, как мы встретились, что ты единственный мужчина, за которого мне захочется выйти замуж.
Он осторожно высвободился из ее объятий.
— Я прошу тебя переехать ко мне, Анна. Это все, о чем я сейчас могу тебя попросить.
Она отвернулась от него, скорее озадаченная, чем обиженная. Взяв ее за плечи, он нежно повернул ее к себе лицом.
— Анна, я действительно люблю тебя. Она попыталась проморгаться, чтобы убрать с глаз непрошеные слезы, но они прорвались в ее голосе.
— Когда люди любят друг друга, они женятся.
— Возможно, в Лоренсвилле, где все решается с самого рождения и с будущим все ясно заранее.
— У тебя с будущим все ясно. Генри верит в тебя…
— Я сам не знаю наверняка, хочу ли я оставаться с Генри. Я вдруг понял, что вообще ничего не знаю наверняка, но я наверняка не хочу жить жизнью Генри. — Лайон задумался. — Видишь ли, после войны я решил, что не вернусь к Генри и к старому образу жизни. Однако же вернулся, и энтузиазм Генри передался мне. Я почти вписался в свою старую модель. А потом мы пообедали с тобой в «Барберри Рум». В тот день ты дала мне хорошую встряску — заставила задуматься. Потом — выходные дни в Нью-Хейвене и история с Тэрри Кинг. — Он покачал головой. — Потом оглушительный удар, когда ты исчезла. Я начал тщательно разбираться во всем, давая свою оценку происходящему, и принял, наконец, решение. Я хочу попробовать написать эту книгу.
— Замечательно, Лайон. Но как этому может помешать женитьба?
— Ну, скажем, у меня все еще старомодные понятия на этот счет. Я убежден, что муж обязан содержать свою жену. Если бы я женился на тебе, то с головой бы ушел в работу у Генри — это стопроцентно. Зарабатывал бы много денег, но ничего хорошего из нашегв брака не получилось бы.
— Ты собираешься уйти от Генри?
— К сожалению, не могу. У меня отложена сумма, достаточная для того, чтобы прожить, не работая, несколько месяцев; но риск слишком велик. Я останусь у Генри и буду писать книгу в свободное время. Несколько часов оторву от сна… в выходные… Это не идеальный вариант, но, к сожалению, в данный момент — единственный: у меня нет загородного дома для уединения. И я вполне отдаю себе отчет, что впереди слишком много неопределенного. Даже если книгу примут, аванс неизвестному писателю выплатят небольшой. На выпуск книги уходит от полугода до восьми месяцев, и бывает, что даже хорошая книга приносит автору очень мало денег. Книги, с ходу становящиеся бестселлерами, — редчайшие исключения. Так что передо мной альтернатива: остаться у Генри и работать над книгой в свободное время или же найти богатую старуху, чтобы она субсидировала меня.
— Я не старая и не богатая, но немного денег у меня есть, и я могла бы работать.
Он запустил руку в ее волосы, наблюдая, как их тяжелый шелк ниспадает ей на плечи, струясь между пальцами.
— На то громадное жалованье, что тебе платит Генри, и на мои сбережения мы все равно не сможем снимать эту квартиру.
— Но я же сказала тебе: у меня есть деньги — пять тысяч, которые мне оставил отец, и я только что унаследовала семь тысяч от тети. Это двенадцать тысяч, Лайон — более чем достаточно.
Он присвистнул.
— Боже правый, я подцепил богатую наследницу. — Он нежно поцеловал ее. — Анна, я по-настоящему тронут. Но это не поможет. Сейчас я еще не знаю наверняка, сумею ли я писать. Не уверен, что книга вообще получится хорошей. Сейчас, вот в этот самый момент, никак не меньше полумиллиона бывших джи-ай сидят за пишущими машинками и выстукивают свои собственные версии боевых действий в Нормандии, на Окинаве, описывают битву за Англию. И каждому из нас в самом деле есть что сказать. Вопрос лишь в том, кто скажет первым и кто скажет лучше всего.
— Я уверена, что ты сможешь писать, — убежденно сказала она. — Я просто знаю это.
— Тогда ты знаешь больше, чем я сам. И это восхитительно, ты безоглядно веришь в меня… и я люблю тебя за это.
— Лайон… после того как ты закончишь книгу, ты женишься на мне?
— Буду счастлив предложить тебе руку и сердце… если книга окажется хорошей. Она немного помолчала.
— Но ты же сам сказал… даже хорошая книга не всегда приносит деньги.
— Я не говорил, что деньги — главное. Если книга получится, я продолжу писать, даже если она не принесет мне ни цента. Я бы работал еще упорнее, потому что знал бы, что это не пустая розовая мечта, и мы как-нибудь выкарабкались бы. Но если ее не примут ни в одном издательстве, тогда я с удвоенной энергией примусь за работу у Генри. Стану прежним Лайоном Берком и наверстаю зря потраченные годы… вот только не уверен, понравлюсь ли я тебе таким.
— А что собой представлял прежний Лайон Берк? Он на мгновение задумался.
— Ни единой минуты, потраченной попусту. Да, наверное, именно это и было главным. Я никогда и ничего не предпринимал, не обдумав заранее. Даже этого… — Его рука погладила ее левую грудь.
В ушах у нее зазвенел пронзительный голос Элен. Так значит, это правда — тот прежний Лайон вполне мог иметь роман с Элен.
Лайон обнял ее.
— Но прежний Лайон погиб на фронте или, может быть, умер в ту самую ночь, когда боевой товарищ рассказывал ему о персиковых деревьях. Если так, то… возможно, тот потратил свою последнюю ночь не зря.
Анна обвила его руками.
— Назад тебе пути нет. Особенно раз ты так говоришь. Если эта книга не получится, будешь работать над следующей, потом над другой. Ты — то, что представляешь собой сейчас, и ничто не в состоянии изменить тебя, сделать прежним. Если ты хочешь работать у Генри и писать, я буду ждать. И буду ждать всегда, пусть на это уйдет хоть дюжина книг. Только оставайся самим собой.
— Не знаю, так ли уж это здорово — быть таким, каков я есть. Но это лучше, чем быть Генри Бэллами, А именно к этому я и шел. Более того, я бы даже превзошел Генри, потому что не был бы таким хорошим человеком, как он. Генри колеблется, тратит время на жалость и сострадание. Я же прямолинеен. Я стал бы увеличенной копией Генри — крупный успех в карьере и поражение в личной жизни.
— Вот, значит, как ты думаешь о Генри?
— Тридцать лет Генри боролся, чтобы достичь того положения, которое занимает сейчас. Ты, наверное, называешь это вершиной. Но слово это затертое от чрезмерного употребления. Сам он называет его Эверестом. Вот где он находится и в материальном, и в профессиональном смысле, А как же его личная жизнь? Если бы в справочнике «Кто есть кто» поместили статью о Генри, то его достижениям в театральной сфере и сфере бизнеса было бы посвящено несколько абзацев. Что же касается личной жизни — всего одна строчка: «Холост, родственников нет». Короче говоря, никакой жизни, кроме бизнеса. Один на вершине Эвереста.
— Но ты лишь подтверждаешь мою точку зрения, Лайон: Генри слишком затянул с женитьбой, и ты делаешь то же самое.
— Нет. Потому что на Эвересте брак лишается всякого смысла. Существуют мужчины, подобные Генри, которые женятся, имеют семью и детей, но личная жизнь у них в точности такая же. В конце концов, предположим, что Генри в свое время женился на хорошей девушке, не связанной с бизнесом. Сейчас его дети были бы уже женаты или замужем, воспитывали бы собственных детей. Жена проводила бы каждую зиму во Флориде. Поначалу она постоянно пилила бы Генри за его нервную, суматошную работу, но к этому времени уже примирилась бы с тем, что живет с ним фактически врозь, как это и было у них всю жизнь. Успокаивала бы себя тем приятным, что приносит в семью его работа и профессионализм: огромная квартира или дом в городе, меха, весь образ жизни. Вокруг полным-полно таких генри, которые, хоть и женились в свое время, но так и остались одинокими на своей вершине. Им приходилось быть одинокими, потому что на своем пути наверх они отдаляли от себя всех. В этой бешеной гонке приходится лгать, мошенничать, торговать собой и прибегать ко всяческим нечистоплотным приемчикам, на какие ты только способен, чтобы забраться туда, где сейчас находится Генри. Этого требует наш бизнес. Именно против этого и направлен мой монолог. Не против Генри лично, а против того, во что превращается всякий, кто занимается этим бизнесом достаточно долго.
Они немного помолчали. Первым заговорил Лайон.
— Извини, что я так раскричался.
— Нет, я рада. Я стала лучше понимать тебя. Меня беспокоит только одно…
Он с нежностью посмотрел на нее.
— И что же?
— Когда ты все-таки женишься на мне?
Он громко рассмеялся.
«Интересно, — подумалось ей, — осознает ли он сам, до чего красив, когда смеется вот так?» Она не знала никого, кто смеялся бы именно так-от души, откидывая голову назад. Смех был этакой прекрасной оправой всей его внешности.
— Вот что я тебе скажу: ты будешь первой, кто прочтет мою законченную рукопись, и тогда ты сама скажешь мне это.
Она крепко прижалась к нему.
— Посплю-ка я, — прошептала она. — Завтра у меня много дел.
— Да, да, завтра надо идти в суд.
— М-м-м… Лайон… у тебя есть запасной ключ от этой квартиры?
Он стиснул ее в своих объятиях.
— Я закажу. Значит, ты все-таки переезжаешь?
— Нет, но завтра утром я привезу тебе пишущую машинку и несколько пачек бумаги. Новенькую сверкающую машинку. Это будет моим свадебным подарком.
— Я приму его… при одном условии — ты переезжаешь ко мне.
— Нет. Я буду приходить и оставаться у тебя, как сейчас, когда ты захочешь. Буду проводить с тобой выходные и печатать твою рукопись. Но жить с тобой не буду. Я буду жить для тебя и… ждать.
Он поцеловал ее в лоб.
— Как адвокат я должен предупредить тебя, что ты извлекаешь из нашего договора минимум выгоды. Но как твой любовник обещаю, что постараюсь сделать все, чтобы не разочаровать тебя.
Судебное заседание оказалось совсем коротким. Все опасения Анны тут же улетучились, едва она увидела всю эту накатанную процедуру. Генри передал судье какие-то бумаги. Судья сделал вид, что читает их, обе стороны обменялись вопросами, Дженифер выступила с заготовленной речью, Анна произнесла свой текст. Менее чем через десять минут Дженифер получила развод.
Генри пригласил девушек пообедать. Сам он ел торопливо.
— Меня ждут дела, но вы обе посидите и все обговорите. Анна, на работу сегодня можешь не приходить. Едва Генри ушел, Дженифер с любопытством спросила:
— Ну, рассказывай, как у вас обернулось с Лайоном. Дженифер внимательно слушала Анну, и та поведала ей обо всем, что произошло. Анна сама удивлялась, с какой легкостью и быстротой она полностью доверилась Дженифер. В той было нечто такое, что вызывало на откровенность и располагало к доверию. Дженифер покачала головой.
— Не слишком-то он управляемый. Так ты не сможешь держать его в руках.
— Но я и не собираюсь ни держать его в руках, ни управлять им.
— Я имею в виду не совсем это. Мужчина должен чувствовать, что всем руководит он, но, если ты управляешь собой, тем самым ты управляешь и им. Сделай так, чтобы он надел тебе кольцо на палец, и вот уж тогда становись, если пожелаешь, его рабыней.
Анна посмотрела на свою руку без перстня.
— Это не существенно. Самый большущий перстень из тех, что ты когда-либо видела за свою жизнь, лежит у меня в банковском сейфе.
Дженифер как-то по-новому, с уважением посмотрела на нее.
— Хочешь сказать, что тебе удалось отделаться от Аллена и оставить себе перстень?
— Он не захотел принять его обратно. Дженифер покачала головой.
— Ты, должно быть, вытворяешь в постели что-то необыкновенное. А уж я-то о себе думала, что умею все.
— Я ни разу не была в постели с Алленом. На мгновение Дженифер лишилась дара речи.
— Вот это и есть самое необыкновенное. Для Аллена ты оказалась твердым орешком.
— Ну-у, боюсь, что для Лайона я никакой не орешек.
— И тем не менее, я скрещу за тебя пальцы. По крайней мере, одно ты сделала правильно — отказалась — переехать к нему жить. Я делаю то же самое с Тони Поларом. Он хочет, чтобы я оставила шоу и повсюду ездила с ним. И тоже о женитьбе ни слова. Но кочевая жизнь не по мне. Кстати, у тебя большая квартира?
— Одна комната. Я живу в доме с меблированными комнатами, там же, где и Нили.
— Когда шоу пойдет в Нью-Йорке, мне совершенно негде будет жить, — сказала Дженифер. — Вот было бы здорово, если бы мы могли снять квартирку на двоих.
— Было бы замечательно, но боюсь, мне будет не по карману платить за квартиру даже половину суммы.
— Слушай! — глаза у Дженифер сверкнули. — Меня осенила грандиозная мысль. Ты говоришь, у Нили есть комната. А что если мы снимем квартиру на троих? Тогда нам это было бы по средствам.
— Я бы очень этого хотела, — ответила Анна.
— Через три недели мы возвращаемся в Нью-Йорк. Может, к тому времени ты подыщешь что-нибудь?
— Поищу, но это трудновато. Для Лайона я сразу же нашла квартиру, но мне помог Аллен.
Голубые глаза Дженифер превратились в две узкие щелочки.
— Анна, что ты намерена делать с перстнем? Анна пожала плечами.
— Наверное, оставлю пока в сейфе. У меня нет никакого желания носить его.
— Просто оставишь его лежать? Когда он мог бы приносить тебе доход?
— Как это?
— Продай его, а деньги вложи во что-нибудь.
— Но ведь он принадлежит не мне.
— Ты предложила вернуть перстень, а он не взял его. Теперь эта вещь твоя. И ты заработала ее. Всякий раз, когда ты делишь компанию с мужчиной, которого не выносишь, ты должна что-то иметь за это. Продай его.
Анна подумала о Лайоне. Возможно, Дженифер и права. В конце года, если книга не получится, а у нее будут реальные наличные деньги…
— Может быть, ты и права. Я могла бы продать перстень, положить деньги в банк, и пусть набегают проценты.
— Не вздумай, — заявила Джеиифер. — Продай перстень и попроси Генри Бэллами вложить деньги во что-нибудь на рыночных условиях. Через несколько лет эта сумма удвоится. После войны курс на рынке всегда повышается.
— А это не рискованно?
— Сейчас — нет. И если это сделает для тебя Генри — тоже нет. Он говорил мне, что на рынке скоро возникнет бум. Жаль, что у меня совсем нет денег. Ни гроша — только то, что на мне, и что я зарабатываю, участвуя в шоу. Но попади мне в руки крупная сумма, уж будь уверена — я сразу же поручу Генри вложить ее во что-нибудь повыгоднее.
Часть II
ДЖЕНИФЕР
декабрь 1945
Осталось дать еще три представления «Небесного Хита» в Филадельфии. Предсказания Генри сбылись: им удалось миновать Бостон и привезти шоу в Нью-Йорк раньше, чем планировалось. Труппе не терпелось выступить с премьерой в Нью-Йорке — все были уверены, что шоу и здесь станет хитом, но напряжение было велико: нью-йоркские критики непредсказуемы, и ничего нельзя сказать заранее.
Дженифер уже забыла истеричную атмосферу, царившую перед премьерой. Филадельфия оказалась самым что ни на есть выгодным местом для выступления. Она стояла в холле своего отеля, излучая одну из своих ослепительных улыбок настойчивому местному адвокату, умолявшему ее выпить с ним на прощание.
— Уже три часа ночи, — отговаривалась она усталым голосом. — Мне нужно хоть немного поспать.
— Завтра ты можешь спать весь день напролет. Пошли, я знаю один замечательный ночной клуб — он недалеко, на этой же улице.
— Холодно. И я хочу немного поспать, Робби, честное слово. И потом; спиртного я не пью, а если закажу хотя бы еще одну бутылочку кока-колы, то просто лопну.
— Как тебе может быть холодно в такой шубе? — Он многозначительно посмотрел на ее новую бобровую шубу. Дженифер любовно провела по меху рукой.
— То, что ты ее мне подарил, очень мило с твоей стороны. В ней действительно теплее, чем в моей норке. Но я должна хоть немного поспать.
— Позволь, тогда я пойду с тобой, — взмолился он.
— Ты уже был со мной вчера ночью, Робби.
— А что, есть какое-то правило насчет второй ночи?
— Когда я работаю — да. Позвони мне завтра. — Она многообещающе улыбнулась.
— В какое время?
— Около шести. Мы поужинаем перед представлением.
— А потом?..
— И потом… — кивнула она. Послав ему воздушный поцелуй, Дженифер шагнула в лифт.
Под дверью ее номера на полу валялись письма. Одно было от известного критика. В двух телефонограммах ее просили соединиться с Кливлендом, с междугородной 24. Ну, сейчас звонить матери уже поздно. Она посмотрела на время отправления последней телефонограммы из Кливленда — час тридцать. Даже у ее матери не хватит терпения так долго ждать звонка. Было еще письмо от Анны: та уже подписала договор о найме квартиры, и все обстояло прекрасно. Дженифер завидовала ее любви к Лайону. Как прекрасно, должно быть, испытывать такое чувство. Но, с другой стороны, если на этом свет сойдется клином, не сможешь заниматься кое-чем еще. Она погладила мех своей новой бобровой шубы — всего одна ночь с Робби. Вот для чего тебе дано роскошное тело — чтобы получать все, что тебе захочется. Интересно, а как бывает, когда относишься к мужчине по-серьезному, когда любишь такого, как Лайон Берк? Лайона было бы легко любить… она уже думала об этом, когда они впервые встретились.
— Мы успеем сегодня на премьеру Тони Полара, — сказал ей тогда Генри. — Ты должна чаще бывать на людях, нарабатывать себе известность. Я уже договорился с Лайоном Берком, чтобы он сопровождал тебя. А я буду с Элен.
К такому мужчине, как Лайон, Дженифер оказалась неподготовленной. Ее захлестнула волна возбуждения от знакомства с мужчиной, которого — она это ясно созна" вала — ей хотелось для собственного удовольствия. Она уже настроилась провести ту ночь с ним, но тут возник Тони Лолар. Это был напряженный момент: решать надо было быстро. Тони — в центре всеобщего внимания; Тони поет для нее; все в зале смотрят на них; застывшая улыбка на ее лице; она испытывает на себе магнетизм Лайона Берна и вместе с тем физически ощущает объятия, которые на глазах у всех раскрывает перед нею Тони Полар. Как мужчина Тони не выдерживал сравнения с Лайоном. «Они — ровесники, обоим около тридцати, — думала она. — Но один так навсегда и останется мальчишкой, тогда как другой давно уже стал мужчиной. Однако Лайон Берк — всего-навсего адвокат, а Тони — звезда». Это и определило ее выбор…
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |