Записки Лондонской проститутки 14 страница

— Толстая, — сказала я.

— В моем случае я бы хотел, чтобы она была с каким-нибудь неотразимым красавцем — но при одном условии: чтобы он был импотент.

— Нет, не толстая. Глупая, как курица.

— Такой красавец-раскрасавец, но импотент, и чтоб теща у него была мегера.

— Глупая, как пробка, и чтоб от нее чем-нибудь воняло, помойкой.

— О, это просто замечательно. Вот еще что. Импотент, злая теща, и еще, чтоб не разрешала ходить на работу: мол, сиди и работай дома.

Он допил свое пиво и принялся за мою кружку, кото­рую я едва пригубила.

— Чтоб была круглая дура, воняла помойкой и ничего не понимала в музыке, слушала всякую дрянь.

Я хотела было потребовать свое пиво назад, но было поздно: задрав голову, он уже допивал остатки.

— Вообще-то, последнее надо вычеркнуть, его абсолютно не интересуют девушки с дурным вкусом, особенно к му­зыке. Он в первую очередь проверил бы, какой у нее вкус.

Н. поднес кружку ко рту, чтоб проверить, много ли там еще осталось капель.

— Импотент и лысый.

— Мой станет лысым лет через пять. Хочется верить в это. Я должна в это верить, ничего не остается.

— Импотент, лысый и постоянно ей изменяет.

— Дура, воняет помойкой, а в постели — как бревно.

— Как бревно в постели. Вот тут-то мы добрались до самой сути. — Н. улыбнулся. — Лысый, импотент и не же­лает трахать ее пальцем.

— Ты что, серьезно? Ей это нравится?

— О да, — сказал он. — Я, что, никогда не рассказывал? Пальцем и огурцом... Одновременно.

— Зря ты не фотографировал. Дурак.

— Мы с ней всегда говорили, если у нас все будет плохо, если она не сделает карьеру, денег мы заработаем, сняв кино.

— Гениально. Неудивительно, что ты запал на нее.

Я провела пальцем по влажной картонной подставке для кружки.

— Дура набитая — и не просто головкой убогая, но тре­щит, не переставая, и никак не заткнется, а вдобавок спит с одним из его братьев.

— С которым?

— Неважно. Нет, лучше не с братом. С его папашей.

— И от нее все еще пахнет помойкой, верно?

— Абсолютно.

— Лысый, импотент, не хочет трахать пальцем и коро­тышка.

— Подумаешь, коротышка, что тут особенного? — У меня у самой голова не так далеко от земной поверхности, и мне не кажется, что это как-то снижает достоинство и ценность человека. Зато голова у меня не кружится, когда я быстро встаю. Так-то вот.

— Ничего. Просто я хотел сказать, что она высокого роста. Я просто хочу, чтоб она как можно чаще имела возможность смотреть на него сверху вниз и видеть эту его лысину.

Он подумал и поставил мою кружку обратно, где она стояла с самого начала.

— Ну, тогда ладно. — Я улыбнулась. — Все еще скучаешь по ней?

— Черт побери, еще как! А ты все еще в него влюблена?

— Что там говорить, ты и так знаешь.

— Мне кажется, это несколько странно, — сказал он. — Теоретически я с ней покончил, но если это действительно так, надо, вероятно, сделать усилие и завести себе другую женщину, может, и не одну — а я от них бегаю.

— О, я знаю эту стадию, — сказала я. — У меня другая, это скорее «полный саботаж перспективных вариантов». Не говоря уже о том, что я просто боюсь: ну как он вернется, когда у меня кто-нибудь появится, да еще такой, на ком стоило бы зависнуть.

Н. похлопал себя по животу. Ресторан был совсем пуст, не считая нескольких скучающих официантов и какой-то парочки, которые глазами, полными ужаса, разглядывали то, что им принесли на тарелках.

— Ну что, пошли? Я кивнула.

— Алкоголя с меня на сегодня хватит. Хочешь, отвезу тебя домой и пописаю на тебя, если тебе от этого станет легче?

Я сморщила лоб и сделала вид, что раздумываю, но потом сменила тему. Что лучше, страдать от неразделен­ной любви или не знать вообще, что это такое? Он отве­тил, что теперь-то он все это знает и что никому бы не хотел причинить таких страданий, которые испытывает он сам. Кто знает, ответила я. Ты мог бы разбить мое сердце. Он обнял меня за талию и принялся щекотать. Мне было очень щекотно, и я извивалась, как червяк.

— Ты хитрая лиса, — сказал он. — Я не могу разбить твое сердце, ты ведь меня не любишь.

— Ну ладно, хватит, — сказала я строго, хотя все еще улыбалась. Он понял, что мне больше не до шуток. Мы встали, надели плащи, направились к двери. Я сказала, что, как только попаду домой, сразу залезу в постель.

— Ну да, только сначала нашлепаешь весь этот наш раз­говор на своем компьютере, — поправил меня он. Поже­лал доброй ночи и ушел.

mercredi, le 17 mars

О-о-о, это мои любимые: розовый шелк с рюшами и кружевами, и то же самое на лифчике. Жаль только, что вся эта прелесть будет под джинсами и под свитером, когда я отправлюсь в магазин за молоком.

Однажды я отправилась к клиенту прямо с собеседова­ния о приеме на работу. Это было допустимо, хотя и не идеально; одежда была почти подходящая для какой-нибудь дневной встречи, и макияж, конечно же, на лице был, но было слегка странновато топать к клиенту, зная, что у тебя рядом с презервативами лежат документы, рекомендации, автобиография и прочие бумаги. И еще я немного беспо­коилась, что во время собеседования кто-нибудь случайно заглянет мне в сумочку и увидит эти чертовы презервативы.

Интересно, если б так случилось на самом деле, увеличи­лись ли бы мои шансы получить работу или наоборот, это только повредило бы? Но еще интересней, что я прошла, мне предоставили эту работу, только я в конце концов сама отказалась от перспективы сидеть с утра до вечера в офисе, перебирать бумаги и что-то там администрировать, в общем чушь собачья.

Был еще случай, когда я приводила себя в порядок пе­ред визитом к клиенту в туалете музея. Это было в самом начале моей нынешней карьеры, когда я была еще убежде­на, что мир в конце концов оценит меня и сам придет ко мне на поклон. На мне было летнее платье, туфельки на высоких каблуках, а в сумочке лежали резиновые изделия и запасные трусики на всякий случай. Это было еще до того, как я поняла, что не обязательно работать с угра до вечера, как папа Карло, чтоб была возможность оплачи­вать счета и тратить столько, сколько захочется, а еще, что большинство клиентов, если они действительно хотят имен­но меня, будут ждать и час, и два. Так что ничего страш­ного, если я опоздаю, подождут. А не захотят ждать — что ж, в море рыбы много, на меня хватит.

Я накладывала грим и красила губы, а в это время мимо меня в туалете сновали туда-сюда какие-то туристки. Если бы для туристских групп существовала специальная уни­форма — а я полагаю, что она должна быть, — то вот ка­кая: длинные, ниже колен, шорты, белые кроссовки, ог­ромные футболки с рекламой предыдущей туристской поездки, солнцезащитный козырек на резинке, волосы собраны в пучок или заплетены в косичку и сумка на плече.

И представить себе не могу, что они про меня думали: для кого это я так расфуфырилась.

jeudi, le 18 mars

Клиент стоял без трусов. Я сидела на стуле прямо перед ним. Рубашка на мне (белая, как было рекомендовано, согласно просьбе клиента) была наполовину расстегнута.

— Мне хочется спермой написать на вашем теле свое имя, — сказал он.

Я ухмыльнулась.

— Не надо держать меня за полную дуру. Вы слямзили эту идею из «Лондонских полей».

Он странно на меня посмотрел. Ой, не надо так. Лучше смотри на мои губы.

— Вам нравится Мартин Эмис? — лениво спросил он, одной рукой накачивая свой член.

— Да ничего, неплохо написано, — сказала я, сунула руку себе под рубашку и расстегнула лифчик.

— «Стрела времени», впрочем, тоже неплохая вещица. Забавная.

На самом кончике головки заблестела первая капелька спермы.

— Концептуальная штучка. Глубокие идеи. Такую книж­ку хорошо брать с собой в долгое путешествие. На поезде, например.

Я приподняла груди, и он благодарно закивал.

В комнате было жарко, и воздух какой-то спертый. Погода на улице не сказать, что плохая, и я подумала, что неплохо бы попросить его выключить обогреватели.

— Хочется почувствовать запах вашего пота, смешанно­го с моей спермой, — сказал он, словно читая мои мысли.

Немного позже у меня был еще один клиент. В большой гостинице возле Ланкастер-гейт. Номер маленький и деко­рированный так, что казался еще меньше. Мне пришло в голову, что за те деньги, которые они берут за номер, здесь, пожалуй, тесновато. Да еще в самом конце коридора.

Он был без пиджака, в одной рубашке с короткими рукавами под блейзером — терпеть не могу, это так же дисгармонично, как и светлые носки с темными ботинка­ми. Окно было открыто.

Я закинула руки ему на плечи.

— Вам не кажется, что здесь холодновато?

— Нет, мне в самый раз.

— У вас руки сполошь покрыты гусиной кожей.

Я улыбнулась и пошла к окну, чтобы задернуть шторы.

— Это полезно для обмена веществ.

— Спорим, я вам придумаю для обмена веществ кое-что получше, — сказала я.

vendredi, le 19 mars

Думаю, что весь день сегодня просижу дома. Н. вернул­ся из Бельгии и привез с собой тонну порнографической литературы, и теперь собирается изучать и делать отбор для своей коллекции. Среди этой продукции есть назва­ние, вполне заслуживающее доверия: «Леди Анита Ф.» («вам будет жарко, как в аду!!») и еще один журнал, где одна модно стриженая девица проделывает такие штуки с бед­ным мальчиком, что становится его жалко. Если будет что-нибудь еще интересное, обязательно запишу.

samedi, le 20 mars

Сегодня один из тех редких дней, когда все золотится в солнечных лучах, и люди наконец решаются оставить свои плащи и пальто дома и явить всему миру свои тощие, бледные, как чешуя селедки, голые руки. Я вышла на ми­нутку, чтобы только купить газету, но солнце было такое ласковое и теплое, что домой возвращаться просто не за­хотелось.

Прошатавшись по городу чуть ли не час, я набрела на одну очень симпатичную витрину. Я заметила это место уже давно, правда видела его только из окна такси и в вечернее время, когда магазин был уже закрыт. Мне нра­вилось его название. Оно навевало мысли о моей работе. На двери, закрытой на ключ, висело небольшое объявле­ние: «Пожалуйста, звоните в оба звонка». Я позвонила и стала ждать.

Дверь мне открыл мужчина. Заулыбавшись, он впустил меня в помещение. Внугри оказалось тесновато: все было заставлено стойками с одеждой, дешевыми украшениями и херувимчиками с золотыми крылышками. Я стала пере­бирать на вешалках одежду. Достаточно мило, что-то вро­де маскарадных нарядов, но чересчур готично. И дорого­вато. Меня всегда удивляло, как подобные магазины умуд­ряются не прогорать. Товары, выставленные здесь, имеют столь ограниченный круг покупателей, что остается толь­ко отчаянно надеяться, что десяток-другой людей, для ко­торых этот магазин — сущий рай на земле, когда-нибудь набредут на его двери.

Человек скрылся в заднем помещении, и сразу же бряк­нул колокольчик. Вошла юная девица, почти подросток, вероятно, его дочь. На ней было короткое платье, джем­пер и розовые резиновые сапожки. Когда он снова по­явился, она обратилась к нему по имени.

Папаша попросил ее что-то там завернуть. Она вздохну­ла и недовольно потопталась у прилавка. Да, уж на что мои родители не образец консерватизма и соблюдения традиций, но они всегда обязательно посылали меня куда-нибудь на несколько недель, когда не было занятий в школе. Для всех хорошо: и они от меня немного отдыхают, и тебе спокойно, не надо то и дело вращать глазами и вор­чать, что мир жесток и несправедлив.

— Ладно, — недовольно фыркнула она и принялась пе­ленать какую-то брошку в километр черной ткани. Я сразу же узнала эту манеру говорить, полученную в обычной английской средней школе, на которую накладывались интонации избалованного ребенка, которому родители во всем потакают, и общие обертоны речи, присущие южа­нам. Когда я вижу такую вот молокососку, которая счита­ет себя пупом земли, это приводит меня в такое бешен­ство, что шерсть встает дыбом.

Снова звякнул колокольчик, и папаша почти мгновенно исчез, словно растворился в воздухе. На этот раз вошла крошечная женщина, с ног до головы наряженная в одеж­ды явно из этого магазина. То есть, я хочу сказать, она очень была похожа на пирожное безе, только какого-то синюшного цвета. Вместе с девчонкой они в один голос стали громко жаловаться на холод в помещении, а потом сварливая маленькая корова тоже куда-то пропала, видно, пошла требовать от своего предка, чтобы он принял к это­му какие-то меры. Я получила огромное впечатление, ей-богу - в этом возрасте, насколько я помню, мой разговор­ный репертуар не выходил за рамки «не знаю» и «отвали».

— Вас кто-нибудь тут обслуживает? — обратилась ко мне женщина. Я сама не очень-то высокого роста, но эта ми­ниатюрная мегера была мне по плечо, не больше. В своих многочисленных юбках и корсетах она выглядела очень романтично, как после несчастного случая на фабрике обоев. Который случился лет пятьдесят назад.

— Спасибо, я просто смотрю.

Пока я из вежливости перебирала плащи и пальто, сши­тые из парчи, и юбки с кринолинами, мегера все время вертелась у меня под мышкой. Вещи выглядели неплохо, но весили, наверное, килограмм шесть каждая, не мень­ше, не считая бархатной тесьмы.

— У вас очень красивая витрина, — сказала я, надеясь, что она поговорит немного со мной и уберется куда-ни­будь к себе. — Я часто хожу этой дорогой на работу, но зашла к вам впервые.

— А где вы работаете? — тут же спросила она. Думай быстро, девочка.

— В «Ви энд Эй», — сказала я.

— Где-где?

— «Виктория и Альберт».

Она продолжала смотреть на меня оловянными глаза­ми. Как могла она не знать знаменитый музей костюма? Очень странно для человека, который чего только на себя не навешал.

— Музей Виктории и Альберта.

— А-а, в музее! - сказала она таким тоном, будто опять ничего не поняла, но просто не хотела меня расстраивать.

Вот так дама, подумала я. Музей-то находится прямо тут, за углом.

— Это все... м-м... вы сами сшили? — осмелилась я задать вопрос.

— Да, - скромно ответила она, отвернулась и снова что-то сердито заорала своей дочке. Им все еще казалось, что в магазине нестерпимо холодно. Я подумала, что у нее, может быть, анемия и чуть не посоветовала пройти вос­становительный курс лечения горячим камнем.

— Очень мило, — прохрипела я.

— Может, я могу вам еще чем-нибудь помочь? — нетер­пеливо спросила она. Я как раз смотрела на изящные сережки в виде бабочек, не слишком вычурные, они мне понравились, но просто из принципа я сказала «нет». Мегера, не отходя ни на шаг, пасла меня до самой двери, отодвинула тяжелый засов и выпустила обратно на све­жий и теплый воздух. Знакомство с магазином и его оби­тателями так травмировало мою нервную систему, что я сразу же перешла через дорогу, открыла дверь другого и выложила там шестьдесят фунтов стерлингов за сережки с блестящими стекляшками.

dimanche, le 21 mars

От жизни мне надо совсем немного, ей-богу:

• Чтоб у меня была такая прическа, которая бы не тре­палась от ветра, независимо от его скорости и направления.

• Чтоб люди, которым я улыбаюсь, улыбались мне в ответ.

• Чтоб у меня были красивые туфельки на высоком каблуке (хочу быть выше ростом) и чтоб в них можно было ходить.

• Чтоб можно было парковать машину в местах для инвалидов.

• Чтоб мгновенно овладеть всеми кухонными приспо­соблениями.

• Чтоб хотя бы время от времени немножко светило солнце.

• Чтоб во всем мире запретили полифонию в мобиль­никах.

• Чтоб во всем мире запретили продавать мобильники, которые не предлагают никакого выбора, кроме полифо­нии.

• Чтоб никто никогда не страдал, в том числе и в про­шлом, от сотворения мира до настоящего момента.

lundi, le 22 mars

Встречалась за ланчем с А-4 в польском ресторане. Он горячо рекомендовал этот ресторан как противоядие от всяких зачуханных тратгорий и суперкошерных заведений в северной части Лондона с их кошерными булками. К первым я отношусь с изрядной долей скептицизма, а что касается вторых, я не чувствую себя достаточно рели­гиозной, чтобы туда ходить. Внутри ресторана все было строго, декор в тяжелых, приглушенных тонах семидеся­тых годов, на стенах висели дурные репродукции баталь­ных картин, изображавших битвы, где участвовали храб­рые поляки, и на всех предметах толстый слой какой-то жирной грязи, которая, наверное, скапливалась еще с тех пор, когда я пешком под стол ходила. Кстати, у нас на кухне было то же самое. Да и еда, казалось, вышла прямо с плиты моей матери: свекольный борщ со сметаной; жаре­ные картофельные оладьи с яблочным соусом и тоже со сметаной. Официантки были, как полагается, все дород­ные и с суровыми лицами, с туго заплетенными соло­менными косами, в серых фартуках, повязанных вокруг округлых талий. С посетителем, если вообще замечают его, они разговаривают с помощью какого-то языка, боль­ше похожего на хрюканье, — то же самое я имела удоволь­ствие видеть и слышать в ресторанах северо-восточной Европы, когда там путешествовала. Все блюда — буквально все — были глубоко прожарены и подавались с цельной половинкой капустного кочана. Я была сражена наповал.

Столик наш стоял у самого окна. Мы смотрели на гус­тую уличную толпу, на проезжую часть, запруженную ав­томобилями: было как раз время ланча. Бизнесмены жева­ли чипсы, возле банков и аптек толпились очереди, деше­вая китайская харчевня была переполнена студентами. Здесь же, внутри ресторана, был как бы иной мир, защищен­ный от уличного шума и гама всего лишь скрипучей ме­лодией лифта, подающего блюда из кухни в зал.

Забавно было слышать, как какая-то женщина за сосед­ним столиком мучительно пыталась разобраться в меню. Это была еда не для тех, кто постоянно думает о калориях и о том, как он выглядит (я сама приняла меры предосто­рожности и не позавтракала). Ожидая, когда ей принесут второе, она подозвала к себе медлительную и исполнен­ную собственного достоинства официантку.

— У вас есть капучино? — спросила она. Мы с А-4 друж­но фыркнули, сдерживая смех. Розовощекая официантка нахмурила брови. — Капучино! — на этот раз дама почти выкрикнула название напитка. Потом принялась объяс­нять жестами, пытаясь показать, как молоко, превращен­ное в пар, проходит через кофемашину. — Вы понимае­те — ш-ш, ш-ш, ш-ш, ш-ш!

Официантка только покачала головой и куда-то ушла. Мы с А-4 чуть не рыдали от душившего нас хохота.

Я встала и пошла посмотреть на витрину с десертами. Яблочный штрудель, сверху посыпанный сахарной пуд­рой. Довольно плотные на вид фруктовые пироги. Когда возвращалась на свое место, какой-то джентльмен легонь­ко хлопнул меня по попке.

Я обернулась и посмотрела на столик, за которым он сидел. С ним было еще трое, все в костюмах, средних лет, явно у них был обычный бизнес-ланч. Какой-то мой зна­комый, что ли, ломала я голову. Никак не могла вспом­нить лицо. Может, бывший клиент?

— Э-э, милая, принеси-ка нам корзинку хлеба, — потре­бовал он.

Я рассмеялась отрывисто и зло.

— Очень жаль, но я здесь не работаю, — сказала я и отошла. Очень странно.

mardi, le 23 mars

Я — дешевая девушка.

При том что беру несколько сотен в час — это забавное заявление. Но это правда. Что касается экономики секса — а уговаривая женщину лечь с ним в постель, мужчина всегда готов инвестировать некоторое количество времени и немного денег на подарки и развлечения — все клиенты в один голос твердят, что сумма, которую они выкладыва­ют девушке по вызову, вполне сопоставима с количеством денег, которые надо потратить, чтобы просто подцепить кого-нибудь во время командировки. И это при том, что она, скорей всего, больше не появится, чтоб постирать носки и приготовить кролика.

Но я говорю не о своей работе; чтобы вычислить, стоят ли мои услуги тех денег, которые мне платят, требуется такой уровень математических знании, которого у меня просто нет. Я обхожусь дешево в обычной жизни.

На бумаге это выходит просто здорово. Женщина сама организует свою транспортировку, сама покупает себе вы­пивку, а может, и тебе тоже, да ты еще просишь не раз повторить, а случись, что у вас завязались устойчивые отно­шения, ее не очень-то колышат твои подарки, приглашения провести вместе отпуск и иные проявления твоей сграсги, помимо самой страсти, конечно. Если вы уезжаете куда-нибудь вместе, она оплачивает свою долю расходов. Если вам не удается заказать столик в ресторане по поводу оче­редного важного события в вашей совместной жизни, она только улыбнется и скажет, что ей и дома с тобой хорошо. Она не требует, без достаточных на то оснований, блестя­щих безделушек в голубеньких коробочках от Тиффани; если ей что-то понравится, она сама купит, а если ты все-таки сделаешь дополнительное усилие, она, конечно же, будет бесконечно тебе благодарна. Но не станет принимать твои усилия как нечто само собой разумеющееся.

Мое содержание обходится дорого, но я сама нанимаю, так сказать, рабочих, которые обеспечивают мне его.

Понадобилось время, чтобы сделать вывод, что мужчин привлекает совсем не это. Им доставляет удовольствие погоня, преследование, охота, им покоя не дает мысль о том, что ценность женщины соответствует тем усилиям, которые надо приложить, чтобы добиться ее улыбки или поцелуя. Пускай даже выяснится, что она — полное дерь­мо в постели. К тому времени, как ты, с помощью рычага увеселительных прогулок на остров Сардиния и колечка, украшенного приличных размеров бриллиантом, взломал ее тесно сдвинутые, зажатые железным обручем добродете­ли бедра, благодарность твоя окажется столь велика, что это уже не будет иметь никакого значения.

Я считаю, что все это означает только одно: в постели люди вообще становятся хуже, чем их предки, потому что в наше время вырождается потребность завоевать предмет желания посредством красного словца, то есть таланта чисто лингвис­тического (NB: научно не доказано). Это также может озна­чать, что женщины волоокие, косолапенькие и великолепно владеющие искусством глупо улыбаться должны преобладать.

Фильмы в стиле «noir» дали нам термин для такого типа женщин: небогатых и нетребовательных к своим партнерам: образы их великолепно воплотила на экране Ингрид Берг­ман и другие крутые блондинки-актрисы. Они были, выра­жаясь грубым языком, Class Act. Женщина типа «Класс Акт» не бомбит тебя слезливыми звонками по телефону, мол, «почему ты где-то шляешься со своими приятелями или смот­ришь футбол, когда мог бы сходить со мной в магазин и помочь выбрать какие-нибудь экзотические южноамериканс­кие циновки?» Она не принимает разрыв близко к сердцу, а если и принимает, то рвет с мужчиной раз и навсегда. Эта женщина — как силуэт, исчезающий в ночи, который ты бу­дешь долго помнить, но больше никогда не увидишь.

Такая женщина способна дни и ночи проводить в оди­ночестве, в компании только с бутылкой. Ее невозможно представить себе выходящей из церкви, под дождем бело­снежных лепестков. Ее никто и никогда не назовет «ма­мочка», «сладенькая моя», и все такое.

У нее никогда не будет мужа, который тайком ходит к проституткам.

И вообще, забудьте обо всем, что я только что говорила.

mercrcdi, le 24 mars

Прошлой ночью, когда я проверяла почту, Hotmail пред­ложил адрес, по которому можно узнать про «брачные игры в Мире Животных». Думаю, сайт этот интересен не более, чем текст на обратной стороне бутылочки с шампу­нем, поэтому я предлагаю альтернативный список:

Когда наши добрые друзья и сотоварищи по эволюции Cants familiaris или «собаки домашние» пребывают в со­мнениях, в какую дырку им нацелиться, они действуют быстро и энергично. Обязательно куда-нибудь попадешь, и тебе будет хорошо.

Сердце креветки находится у нее в голове. У мужчин нет ни сердец, ни голов.

Язык жирафа (Girajfa camelopardalis) достигает в длину полуметра, этого достаточно для того, чтобы он мог чис­тить собственные уши. Если вы сможете проделывать то же самое, перед вами может открыться карьера, о которой вы прежде и не мечтали.

Дельфины нередко устраивают групповой секс. Если уж эти писклявые и невзрачные полурыбы могут этим зани­маться, значит и ты тоже.

Женские особи биологического вида бонобо (Pan paniscus) близкородственные человеческому виду, для до­стижения привилегированного положения, дающего воз­можность получения пищи в первую очередь, пользуют­ся тем, что предоставляют сексуальные услуги. Надо не забыть, когда у меня в следующий раз не окажется мело­чи в ближайшем магазинчике.

Некоторые ленточные черви, если не могут найти себе пищи, поедают самих себя. К несчастью, мужчины, неспо­собные к сексу, редко бывают столь талантливы.

Анальные железы кошек, представителей рода Felts, ис­пользуются для того, чтобы помечать свою территорию и идентифицировать себя по отношению к другим кошкам. Убедит ли такое объяснение администрацию гостиницы не повышать плату из-за дополнительных расходов на стир­ку — это еще вопрос.

Рыба-парусник, меч-рыба и серо-голубая акула мако могут плыть под водой со скоростью более пятидесяти миль в час. Если вы встретите неприятного вам человека в каком-нибудь клубе, маловероятно, что вы сможете спастись бег­ством так же быстро.

Известно, что лев способен спариваться более пятидеся­ти раз в день. Вероятно, именно поэтому он заслужил титул Царя зверей.

Рог носорога состоит из сросшихся волос. Мужчинам же, которые по части рогов имеют недостаток, не совету­ем отращивать длинные волосы, чтобы компенсировать факт его отсутствия.

Противозачаточные таблетки, предназначенные для кон­троля над рождаемостью в человеческом обществе, дей­ствуют и на горилл. Если вам удалось найти противозача­точное и самку гориллы, но не самца-партнера, значит, что-то у вас пошло наперекосяк.

Нас ограничивает время, и некоторые возможности, предоставляемые нам, никогда больше не повторяются. Берите пример с ласточек вида Hirundo, которые спарива­ются прямо в воздухе, независимо от количества людей, которые смотрят на них из иллюминатора мимо пролета­ющего самолета.

И как отступление, составляя этот список, я наткнулась на сайт, посвященный дельфиновым фаллосам. Я не имею в виду фаллосы, форма которых в точности копирует са­мого дельфина. Я говорю про имитаторы, размер и фор­ма которых соответствует члену дельфина. Ёпс.

jeudi, le 25 mars

Мы с Н. завтракали в одной забегаловке. Перед ним поставили полную тарелку: картошка, ветчина, яйца и пр.; передо мной — омлет с поджаренным хлебцем. Он плохо спал ночью, и это видно было по его лицу, но не мог объяснить, по какой причине. Может, переутомился на работе, может, неурядицы в семье, а может, неприятное чувство, что давно должна начаться весна, но она запазды­вает, все еще холодно и сыро, так что внутренние часы тикают, до сих пор отмеряя зимнее время. Один наш знакомый на прошлой неделе распустил слух, что часы надо перевести на час вперед перед четвертым воскресень­ем поста, а не в эти выходные, и это выбило его из колеи. С тех пор он ночью совсем не высыпается.

До него дошли какие-то сплетни, касающиеся меня. Болтают невесть что. Впрочем, ничего сногсшибательно­го, так, кое-какие толки. Говорила ли я, что Н. — тайный центр, куда стекается вся информация о том, что проис­ходит в Лондоне? Называешь имя — он тут же называет своего знакомого, который его хорошо знает. Услышал новость и хочешь узнать, правда ли это — он может про­верить со стопроцентной достоверностью. Он — как рас­пространитель наркотика, только его наркотик — инфор­мация.

А тут еще зависть, этот вечный источник питания са­мых дурных, опасных и вредных слухов. Терпеть не могу этот бардак. В общем, переспала я с одним типом, и он попросил никому не рассказывать — я даже записывать в дневник не стала, — а он сам потом разболтал об этом чуть ли не всему городу. Причем некоторые вещи лично­го характера. Мне-то что, пускай. Меня не это волнует, а то, что сначала он сам просил молчать, а потом самым вульгарным образом раззвонил всякому встречному и по­перечному. Боже, какой низкий уровень этики в столь интимных отношениях!

— Может, стоит сказать ему об этом? — спросила я.

— Не стоит, — отозвался Н. Еще он добавил, что этот желторотый юнец, без сомнения, заслуживает порки, но лучше потрепать его по щеке и простить. — Конечно, он во всем виноват. Он такой человек, что теперь всегда бу­дет чувствовать вину, увидев кого-нибудь из нас.

— Может, стоит самой запустить слух, собственную вер-сию?

— Нет, не сейчас, еще не время. Пока держи все при себе, будто ничего не произошло.

— Я так и чувствую, как во мне шевелится злоба. Так и хочется мести, — сказала я, пошевелив пальцами в воздухе.

— Не надо.

— Ладно, чепуха, я просто вспомнила...

— Что?

— Когда он уже уходил, он спросил, правда ли, что я трахалась втроем с тобой и еще кое с кем.

— И что ты ответила?

— Что, правда. Он поежился.

— Ну, мне-то наплевать, и, вероятно, тебе тоже, да и не думаю, что той девице не наплевать. Но вот что любопыт­но, с чего он вдруг заинтересовался. Ему-то зачем это знать? И вообще, я б на его месте обратился с таким вопросом не к тебе, а ко мне.

— Ну да. Или для начала хотя бы спросил, мол, у тебя бывало такое, групповичок, ну чтобы просто закинуть удочку.

— Точно. Любопытно, почему он интересуется такими пустяками в моей личной жизни, когда вылезает из твоей постели? — Н. задумчиво поскреб свою щетину. — Слиш­ком много хочет, если он с тобой переспал - это еще ничего не значит. Так что будь осторожна, когда гово­ришь о сексуальной жизни своих знакомых.

Дата добавления: 2015-10-21