Она приблизилась к нему, сложив руки, с улыбкой па устах.
– Валентина! – крикнул Моррель из глубины души.
Но с его губ не слетело ни звука; и, словно вложив все свои силы в этот немой крик, он глубоко вздохнул и закрыл глаза.
Валентина бросилась к нему.
Губы Морреля ещё раз шевельнулись.
– Он вас зовёт, – сказал граф. – Вас зовёт из глубины своего сна тот, кому вы вверили свою судьбу и с кем смерть едва не разлучила вас. Но, к счастью, я был на страже, и я победил смерть! Валентина, отныне ничто на земле не должно вас разлучить, – ибо, чтобы соединиться с вами, он бросился в могилу. Не будь меня, вы бы умерли оба; я возвращаю вас друг другу; да зачтёт мне господь эти две жизни, которые я спас!
Валентина схватила руку Монте-Кристо и, в порыве безмерной радости, поднесла её к губам.
– Да, благодарите меня! – сказал граф, – неустанно повторяйте мне, что я дал вам счастье! Вы не знаете, как мне нужна эта уверенность!
– Я благодарна вам от всей души, – сказала Валентина, – если вы не верите в мою искренность, спросите Гайде. Пусть моя возлюбленная сестра Гайде скажет вам, что с тех пор, как мы покинули Францию, только её рассказы о вас помогали мне терпеливо ждать счастливого часа, который ныне засиял для меня.
– Так вы любите Гайде? – спросил Монте-Кристо с волнением, которое он тщетно пытался скрыть.
– От всей души!
– Слушайте, Валентина, – сказал граф, – я буду просить вас об одной милости.
– Меня, боже правый! Неужели я буду так счастлива?..
– Да. Вы назвали Гайде вашей сестрой; пусть она в самом деле станет вашей сестрой, Валентина; воздайте ей за всё, чем вы считаете себя обязанной мне: берегите её и вы и Моррель, ибо (голос графа стал едва слышен) отныне она одна на свете…
– Одна на свете! – повторил голос позади графа. – Почему?
Монте-Кристо обернулся.
Перед ним стояла Гайде, бледная, похолодевшая, и смотрела на него со смертельным испугом.
– Потому что с завтрашнего дня, дочь моя, ты будешь свободна, – отвечал граф, – и займёшь то положение, которое тебе подобает; потому что я не хочу, чтобы моя судьба омрачала твою. Дочь великого паши, я возвращаю тебе богатства и имя твоего отца.
Гайде побледнела, подняла свои прозрачные руки, подобно деве, вручающей себя богу, и спросила голосом, глухим от слёз:
– Так ты покидаешь меня, господин мой?
– Ты молода, Гайде, ты прекрасна; забудь самое имя моё и будь счастлива.
– Хорошо, – сказала Гайде, – твои приказания будут исполнены, господин мой: я забуду твоё имя и буду счастлива.
И она отступила к двери.
– Боже мой! – вскричала Валентина, поддерживая отяжелевшую голову Морреля, – разве вы не видите, как она бледна, не понимаете, как она страдает?
Гайде сказала душераздирающим голосом:
– Зачем ему понимать меня? Он господин, а я невольница, он вправе ничего не замечать.
Граф содрогнулся при звуке этого голоса, который коснулся самых тайных струн его сердца; его глаза встретились с глазами Гайде и не выдержали их огня.
– Боже мой! – сказал Монте-Кристо. – Неужели то, что ты позволил мне заподозрить, правда? Так ты не хотела бы расстаться со мной, Гайде?
– Я молода, – кратко ответила она, – я люблю жизнь, которую ты сделал для меня такой сладостной, и мне было бы жаль умереть.
– А если я тебя покину, Гайде…
– Я умру, господин мой!
– Так ты любишь меня?
– Он спрашивает, люблю ли я его! Валентина, скажи ему, любишь ли ты Максимилиана!
Граф почувствовал, что его сердцу становится тесно в груди; он протянул руки, и Гайде, вскрикнув, бросилась ему в объятия.
– Да, я люблю тебя! Я люблю тебя, как любят отца, брата, мужа! Я люблю тебя, как жизнь. Я люблю тебя, как бога, потому что ты для меня самый прекрасный, самый лучший, самый великий из людей!
– Пусть твоё желание исполнится, мой ангел, – сказал граф. – Богу, который воскресил меня и дал мне победу над моими врагами, не угодно, чтобы моя победа завершилась раскаянием; я хотел покарать себя, а бог хочет меня простить. Так люби же меня, Гайде! Кто знает? Быть может, твоя любовь поможет мне забыть то, что я должен забыть.
– О чём ты говоришь, господин? – спросила девушка.
– Я говорю, Гайде, что одно твоё слово научило меня большему, чем вся моя мудрость, накопленная за двадцать лет. У меня на свете осталась только ты, Гайде, ты одна привязываешь меня к жизни, ты одна можешь дать мне страдание, ты одна можешь дать мне счастье!
– Слышишь, Валентина? – воскликнула Гайде. – Он говорит, что я могу дать ему страдание, когда я готова жизнь отдать за него!
Граф глубоко задумался.
– Неужели я провижу истину? – сказал он наконец. – О боже, пусть награда или возмездие, я принимаю свою судьбу. Идём, Гайде, идём…
И, обняв гибкий стан девушки, он пожал Валентине руку и удалился.
Прошло около часа; Валентина, безмолвно, едва дыша, с остановившимся взглядом, всё же сидела подле Морреля. Наконец она почувствовала, что сердце его забилось, еле уловимый вздох вылетел из полураскрытых губ, и лёгкая дрожь, предвестница возврата к жизни, пробежала по всему его телу.
Наконец глаза его открылись, но взгляд его был неподвижен и невидящ; потом к нему вернулось зрение, ясное, отчётливое; вместе со зрением вернулось и сознание, а вместе с сознанием – скорбь.
– Я всё ещё жив! – воскликнул он с отчаянием. – Граф обманул меня!
И он порывисто схватил со стола нож.
– Друг, – сказала Валентина со своей пленительной улыбкой, – очнись и взгляни на меня.
Моррель громко вскрикнул и, лепеча бессвязные слова, не веря себе, словно ослеплённый небесным видением, упал на колени…
На другой день, в первых лучах рассвета, Моррель и Валентина, найдя дверь пещеры открытой, вышли на воздух. Они гуляли под руку по берегу моря, и Валентина рассказывала Моррелю, как Монте-Кристо появился в её комнате, как он ей всё открыл, как он дал ей воочию убедиться в преступлении, и, наконец, как он чудом спас её от смерти, между тем как все считали её умершей.
В утренней лазури неба ещё мерцали последние звёзды.
Вдруг Моррель заметил в тени скал человека, который словно ждал знака, чтобы подойти; он указал на него Валентине.
– Это Джакопо, – сказала она, – капитан яхты.
И она сделала ему знак подойти.
– Вы хотите нам что-то сказать? – спросил Моррель.
– Я должен передать вам письмо от графа.
– От графа! – повторили они в один голос.
– Да, прочтите.
Моррель вскрыл письмо и прочёл:
«Дорогой Максимилиан!
У берега вас ждёт фелука. Джакопо доставит вас в Ливорно, где господин Нуартье поджидает свою внучку, чтобы благословить её перед тем, как она пойдёт с вами к алтарю. Всё, что находится в этой пещере, мой дом на Елисейских Полях и моя вилла в Трепоре, – свадебный подарок Эдмона Дантеса сыну его хозяина, Морреля. Надеюсь, мадемуазель де Вильфор не откажется принять половину этого подарка, ибо я умоляю её отдать парижским беднякам состояние, которое она наследует после отца, сошедшего с ума, и после брата, скончавшегося, вместе с её мачехой, в сентябре этого года.
Попросите ангела, охраняющего отныне вашу жизнь, Моррель, не забывать в своих молитвах человека, который, подобно сатане, возомнил себя равным богу и который понял со всем смирением христианина, что только в руке божьей высшее могущество и высшая мудрость. Быть может, эти молитвы смягчат раскаяние, которое я уношу в своём сердце.
Вам, Моррель, я хочу открыть тайну искуса, которому я вас подверг: в этом мире нет ни счастья, ни несчастья, то и другое постигается лишь в сравнении. Только тот, кто был беспредельно несчастлив, способен испытать беспредельное блаженство. Надо возжаждать смерти, Максимилиан, чтобы понять, как хороша жизнь.
Живите же и будьте счастливы, мои нежно любимые дети, и никогда не забывайте, что, пока не настанет день, когда господь отдёрнет пред человеком завесу будущего, вся человеческая мудрость будет заключена в двух словах:
Ждать и надеяться.
Ваш друг
Эдмон Дантес, Граф Монте-Кристо».
Слушая это письмо, сообщавшее ей о безумии отца и о смерти брата, о чём она узнавала впервые, Валентина побледнела, горестный вздох вырвался из её груди, и молчаливые, но жгучие слёзы заструились по её лицу; счастье досталось ей дорогой ценой.
Моррель с беспокойством посмотрел кругом.
– Право, граф слишком далеко заходит в своей щедрости, – сказал он. – Валентина вполне удовольствуется моим скромным состоянием. Где граф? Проводите меня к нему, мой друг.
Джакопо показал рукой на горизонт.
– Что вы хотите сказать? – спросила Валентина. – Где граф? Где Гайде?
– Взгляните, – сказал Джакопо.
Они обратили взгляд туда, куда указывал моряк, и вдали, на тёмно-синей черте, отделявшей небо от моря, они увидали белый парус, не больше крыла морской чайки.
– Уехал! – воскликнул Моррель. – Прощай, мой друг, мой отец!
– Уехала! – прошептала Валентина. – Прощай, Гайде! Прощай, сестра!
– Кто знает, увидимся ли мы ещё когда-нибудь! – сказал Моррель, отирая слезу.
– Друг мой, – отвечала Валентина, – разве не сказал нам граф, что вся человеческая мудрость заключена в двух словах:
Ждать и надеяться!
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |