Дневник жены алкоголика

Дневник жены алкоголика

Галина Михайлова

Аннотация.

Дневники имеют удивительное свойство завораживать и интриговать, ведь всегда интересно подглядывать за чужой жизнью.

Он и она. Кто они? Может, пара из соседнего двора, а, быть может, мы с вами. Две раненые души, две нелегкие судьбы, которые встретились вопреки всем законам. Они хотели любить друг друга, быть просто счастливыми, но на их пути встала преграда.

ПРОЛОГ

Она сладко потянулась на непривычно мягкой кровати, уткнувшись лицом в подушку, на которой был запечатлен отпечаток чужого запаха. Это был мужской парфюм, слишком мужественный, чтобы быть духами ее мужа, и слишком страстный. Что-то, едва уловимое, читалось в этом тонком намеке на хмурое ноябрьское утро.

Перевернувшись, еще с закрытыми в блаженной неге глазами, она запустила сонные пальцы в спутанные на затылке волосы.

- О, боже, о, боже, о, боже...

Ее роскошные волосы, выкрашенные в ослепительный блонд, уже давным-давно не были завязаны в такой тугой кокон. И это означало только одно.

Она протерла мутные глаза (ее ладони сильно пахли резиной) и вскочила, тут же повалившись назад от жуткой головной боли.

- Доброе утро, малыш...

Память предательски воскресила события прошлой ночи, просеивая сквозь сито цензуры самые пикантные подробности, оставляя их сверкать на металлической решетке.

Да, она наконец сдалась... Она изменила мужу, поддавшись на уговоры умудренных опытом старших подруг.

Вчера вечером, изрядно покуражившись с домашними запасами крепкого алкоголя, она включила компьютер. В социальных сетях нашла своего бывшего любовника, это было несложно. Их связывал только секс, ничего больше. Он устраивал ее тем, что романтичен и хорош в постели, а она его — тем, что не докучает звонками и смс, не крушит мебель, не устраивает сцен ревности, когда видит его с другими дамами, не обижается, что он не поздравил ее с днем рождения... Словом, не любит.

«Помнится, ты классно трахаешься».

Она уже ополовинила бутылку элитного виски, который презентовал мужу лучший друг. Кажется, он стоит порядка тысячи баксов... Когда на донышке оставалось всего несколько капель янтарной жидкости, пришел ответ.

Вспоминая это она уже успела принять душ, вздрагивая от тяжелых теплых капель, ударяющихся о еще не остывшее от тесных прикосновений тело. Завязав влажные волосы в тугой хвост, она сухо простилась, собрала раскиданные по полу вещи и вышла.

В лифте, рассматривая свое напряженное отражение красных глаз, натянутых шейных сухожилий и дрожащих рук, она поняла, это был известны пятизвездочный отель. Кажется, платила она.

В сумке завибрировал телефон. Прежде, чем посмотреть на монитор, она крепко зажмурилась. Этой ночью он тоже вибрировал, и не раз. Это мог быть только один человек. Но она не ответила, потому что как раз в этот самый момент предавалась страсти, которая пленительна была только в женских романах, а на деле оказалась тяжелой пыткой.

Потом были сигареты, потом второй акт. Когда телефон завибрировал вновь, она стала как-то интенсивнее двигаться, посматривая на моргающий в предрассветных сумерках дисплей. Мол, знай, алкоголик, что все это я делаю из-за тебя!

Телефон смолк, а она открыла глаза, мимоходом отметив, что пора снова делать ботокс.

Так, успокойся. Сейчас он снова позвонит, а ты, словно ничего и не было...

От очередного жужжания она подскочила на месте. Нервы, нервы...

Это была смс от ее любовника. «Спасибо, за чудесную ночь. Принесли завтрак.» Что тут скажешь? Пожалуйста, обращайтесь. Она решила ничего не отвечать и, нажав на красную кнопку, уже приготовилась кинуть телефон в сумку, как на экране всплыла строка. Четыре непринятых вызова от мужа.

Не по осеннему яркое солнце ударило ей в глаза, когда она пересекла опасную линию гостиницы. На парковке покорно ждал ее автомобиль.

«О, Господи! Я еще и за руль вчера села?»

Бесшумно захлопнув дверцу, она включила зажигание и тяжело вздохнула.

На дисплее телефона снова замигал яркий свет, символ того, что разговор с мужем отложить не удастся.

Глава 1.

ВСТРЕЧА

Она никогда не считала себя красавицей, мама эту мысль ей отчеканила на подкорке с самого раннего детства. «Что у тебя, лебединая шейка? Или точеная фигурка?» - любила повторять она.

И впрямь «мисс Совершенство» назвать ее было сложно: пронзительно белые ноги с толстыми коленками, округлый мягкий живот без намека на пресс, узкий, как у мужчины, таз и в противовес ему не по женски широкие плечи.

Однако, было в ней что-то такое, что вызывало желание вновь и вновь возвращаться глазами именно к ней. Словом, какой-то изюм, или чернослив темно-карих глаз. Парням нравилось с ней спать, мужчинам — давать деньги. Просто так, из жалости, что ли?

Впрочим, она с удовольствием принимала деньги. Она, выросшая в небогатой семье, вообще очень их любила. Часто, когда она подолгу не могла уснуть, мучаясь на потертых простынях, она грезила о жарких странах, дорогих автомобилях и шмотках от всемирно известных кутюрье. Их названия она повторяла томно, с придыханием, как мантры. Гуччи... Диор... Готье...

Когда только начинаешь жить, все кажется возможным, достижимым. Словно, прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете...

Прелесть молодости в этом и заключается: кажется, ты всемогущ, перед тобой распахнуты все двери и все только и ждут, когда ты в эти двери войдешь. Тогда-то, пребывая в столь сладостном заблуждении мечтательного счастливца, и надо брать быка за рога! Это уже потом, взрослея, начинаешь понимать, что не так-то ты крут, как казалось, а впереди тебя уже идет армия молодых и безрассудных тинэйджеров.

Она принадлежала именно к той категории молодых девушек, которые искренне считают, что удача сама постучится в окно, а следовательно, какой смысл в том, чтобы тратить время на совершенно дурацкие занятия, например, учебу.

Институт она бросила еще до первой сессии, - ее угнетали накрахмаленные грязно-белые воротнички на ветхих, истлевших от времени блузах престарелых преподавателей и лоснящиеся круги на затертых брюках именитых профессоров. А их монотонное журчание, из которого она не понимала ни слова, усыпляло ее.

Ее мать об этом не подозревала. Каждое утро провожая свое чадо в институт и заботливо снабжая ее завтраками, аккуратно упакованными в пластиковые коробочки, она с гордостью рассказывала своим сослуживицам, какая умница ее единственная дочурка. Именно поэтому у нее опасно для жизни подскочило давление, когда ее «отрада и надежда», появившись в дверях, заявила: «Я уезжаю. Далеко и навсегда.» И спустя полминуты добавила: «Что у нас на ужин?»

Вызвали доктора, он вколол маме «на ужин» дозу магнезии, а она в это время апатично перелистывала хрустящие страницы свежего «Вог».

Но все это было потом, позже, - жарким июльским вечером, когда тела горожан изнывали от вездесущей жары и на раскаленный асфальт плавился их мозг...

Встреча же их произошла в душном ноябре. Осень в тот год выдалась на редкость теплой и дождливой, и оттого она казалась такой тесной, сжимающей грудь. Словно хочешь вдохнуть полной грудью, но не можешь, задыхаешься, и спасаешься только частыми и короткими вдохами, которыми не в состоянии насытиться.

В тот день ей отчаянно хотелось сжать весь мир в руках, почувствовать его, прикоснуться жадными губами к тому лучшему, что он в себе таит. У нее случилась та самая обычная эйфория, которая навещала ее почти по расписанию, - каждые три месяца и после которой, по обыкновению, наступала жуткая депрессия.

Она встретилась с подружками в кафе, как-то по-особенному светясь изнутри, ее пробирала сладостная дрожь предвосхищения события, которое должно изменить всю ее жизнь.

Так уж получилось, что начитавшись в детстве приторно-идеальных биографий известных всему миру актрис, она ждала своего Карло Понти, который сделает из нее звезду. Впрочем, до сих пор еще ни разу ее восторженное настроение не сохранилось до полуночи.

Подружки ее бросать институт не собирались, и поэтому все сложнее было уговорить их пропустить пару-тройку лекций. Но в этот день им чертил трапеции на замызганной доске, сохранившейся еще с прошлого столетия, ужасно нудный преподаватель, к тому же еще и полуглухой.

Они плюхнулись в плетеные ротанговые кресла и заказали одну бутылку шампанского на пятерых. Им нравилось чувствовать свою принадлежность к аристократии, пусть это и был избитый штамп, навеянный старомодным кино.

Развеселились. Девчонки наконец перестали вспоминать свои предметы, конспекты, курсовые... У нее от всех этих разговоров голова шла кругом, это навевало на нее смертельную тоску. Она заказала еще одну бутылку, и расторопный официант быстро заменил пустой сосуд на полный.

«Зачем терзать себя вопросом, полупустой бокал или наполовину полный? Просто наполни его до краев!»

Да, она была необыкновенна легка и местами даже посредственна. Она не любила копошиться в себе, выискивая там пороки и недостатки.

«Пусть зерна от плевел отделяет кто-нибудь другой, дотошный скрипучий старик или докучливый нобелевский лауреат. Кто угодно, но не я!»

Она разливала по высоким бокалам шипучий хмелящий напиток, когда к ним подошел невысокий, немного грузный мужчина навеселе. Слегка помятый дорогой пиджак, ослабленный галстук, несколько расстегнутых пуговиц на воротничке, золотые запонки... У нее была фотографическая память, досконально сохраняющая в файлы мозга все мелочи.

Что там еще? Усталый взгляд, нетрезвая походка... По всему было видно, что он пьянствует не первый день, а, быть может, уже не первую неделю.

Она поморщилась. С детства не любила алкоголиков. Понимаете, ее отец был алкоголиком, да и дед был охотник до спиртного. У нее выработалось стойкое неприятие к подобного рода мужчинам.

Этого она сразу, без раздумий окрестила «алкоголик». Именно алкоголик. Не алкаш, не пьянь подзаборная, а алкоголик. Который заливает элитным недешевым пойлом стрессы. Интеллигентно. Но это сути не меняло.

Он сказал какую-то чепуху, что-то вроде «Я умею гадать по руке, предскажу вам будущее...» И посмотрел прямо ей в глаза, неудосужив подружек и тенью улыбки. Ее пронзил неприятный электрический разряд, она содрогнулась от испуга. Что-то в этом взгляде было магическое.

«А знаете что? А давайте!» - Вдруг засмеялась она. - «Нагадайте мне денег и мужа богатого!»

Ей было страшно, когда он сжал ее ладонь в своих пухлых, скользких от пота пальцах. Чего она боялась? Что он мог сделать с ней? Она и сама не дала бы ответы на эти вопросы. А главное, зачем она протянула ему руку?

Авантюризм и азарт были присущи ей с самого раннего детства. Она получала особенное наслаждение, когда, еще будучи ребенком, ради забавы воровала яблоки у соседей, когда садилась на автобус и уезжала в неизвестном направлении. Потом, когда она повзрослела, крала у матери сигареты и трахалась в переполненном кинотеатре на последнем ряду.

В этом была она вся.

И поэтому она вложила свои крохотные пальчики в его мясистую мокрую ладонь. Дальше он что-то лепетал, но она давно его уже не слушала. Ее тошнило от его перегара, и все же она молчаливо кивала головой, тупо улыбаясь в пустоту.

Я точно уже не помню подробностей нашей встречи, но одного забыть не могу. Его глаза. Глаза старика, еще молодого, но уже смертельно уставшего от бесконечной гонки. Их будто бы вырезали из другой картинки и невпопад приклеили к этому еще пышущему здоровьем человеку. Они были почти мертвы, в них давно потух тусклый огонек жизни.

Он уже давно жил по инерции. Привычки, которые он так долго копил и затем так бережно хранил все эти годы, вытеснили его самого из канвы жизни. Он четко знал, что и как нужно делать, во что одеваться, что говорить. Смотреть в Интернете прогноз погоды на неделю, следить за столбиком термометра, класть определенное количество сахара в кофе, отрывать десять сантиметров туалетной бумаги...

Его с легкостью мог заменить робот, и этого никто бы не заметил. Он позабыл, как это — любить, страдать, радоваться новому дню. Пресыщенный вниманием женщин, он перестал замечать, что его отношения с ними развиваются по четко отточенной траектории. Нахальный взгляд, властные руки, одни и те же шутки, ресторан на набережной...

Получал ли он удовольствие от секса?

Как и любой другой самец, он, конечно, постанывал и рычал в момент пика любовного наслаждения, но было ли это наслаждение чувственным? Нет.

Он предпочитал замужних женщин, которые не станут ломать комедию, разыгрывая из себя Офелию. Которые не будут питать напрасных иллюзий относительно него и его денег. Однако вскоре он с прискорбием обнаружил, что и окольцованные узами Гименея женщины готовы бросить свой дом, своих мужей, а некоторые даже детей, чтобы снова очутиться в его пылких объятиях.

Тогда он перешел на проституток. Не комильфо, конечно, но что делать? Для удовлетворения его непритязательных сексуальных потребностей подходила и рыженькая с угла на Первомайской, и куцая блондинка с силиконовой грудью из колонки объявлений «досуг».

Словом, жизнь его катилась своим чередом по накатанным рельсам. И вдруг «бах»!

Он сразу понял, что это она.

Она была похожа на солнечный майский полдень, а ее подружки словно создавали излишек тени, от которой хотелось поскорее избавиться. Кости жаждали зноя, ему, озябшему в тридцатилетнем не проходящем холоде, хотелось окунуться в приятное тепло и прогреться в нем как следует.

Это летом все изнывают от изнурительной томящей жары, но стоит наступить зиме, как вдруг с каким-то непонятным трепетом вспоминается расплавленный асфальт, струйки горячего пота под майкой, не спасающие от перегрева кондиционеры...

Она стала его спасением, раскаленной сковородой, на которой он до ожогов отогревал свои оледеневшие чувства. Он думал даже бросить пить! Навсегда! Отныне и навеки веков, как говорят священники, но куда там...

Глава 2.

ВИСКИ — КОЛА — КИСКИ...

Он, как это обычно случалось, когда утром к горлу подкатывала похмельная грусть, стоял на балконе тринадцатого этажа, сжимая между пальцев умирающее тело сигареты. Он разговаривал по телефону уже почти час, это были старые друзья, знакомые, институтские товарищи, - все, кто попался ему в телефонной книжке.

Раннее утро, среда, разговор не клеится. Он предлагает выпить, вспомнить молодость, расслабиться, но на его предложение соглашаются не все. Все же энтузиасты находятся, ведь он угощает!

Через час он встретился с друзьями в ресторане. В столь ранний час заведение пустует, но это и к лучшему. Его вкусы здесь хорошо знают, и вышколенные официанты мигом наполняют пузатые бокалы янтарной жидкостью.

Ему неинтересно, скучно, и душу теснит чувство неуемной тоски. Тоски по прошлому, по золотым годам молодости, безудержного веселья. Тогда он чувствовал, что может все, и даже то, чего на самом деле не мог. Теперь же он знал, что действительно может все, но ничего не хочет.

Друзья пьют водку, затягиваются дешевыми сигаретами и судачат о ценах на пиво. А он окидывает усталым взглядом убранство ресторана и чувствует себя здесь лишним. Ему не о чем говорить с бывшими товарищами, их пути давным-давно разошлись. Впрочем, это неважно. Главное, что их связывает, - пристрастие к алкоголю.

В обед они заснули в номерах, а к вечеру поехали в баню. Его друзья ошалели от водки и полуголых девиц, плавающих в бассейне. Все чаще он слышал похвалу в свой адрес. «Какой ты молодец!», «Мы сразу знали, что ты птица высокого полета», «Дружище, ты клевый пацан»...

В конце концов, приободренный сахарными комплиментами и ликером, он тоже воодушевился и кинулся в распахнутые продажные объятия.

Они гуляли третий день, когда в кафе на набережной он увидел ее. Свежая, лучезарная улыбка не сходила с ее губ. Пелена похмелья спала с его мутных глаз, он захотел ее молодое тело, ее душу.

Она тоже заметила его живой животный интерес, но ответила лишь холодным, полным ненависти взглядом.

Я ненавижу алкоголиков всем сердцем. Нетрезвая походка, плывущие зрачки, развязные жесты, - все это выводит меня из себя. Это порочный круг, из которого выхода нет. Глупо думать, что алкоголика можно изменить. Уговорами ли, угрозами?

Самое ужасное — это влюбиться в алкоголика.

Мой отец был таким. Он напивался встельку и бегал по квартире, размахивая кухонным ножом. Подумать только, что перенесла моя мама!

Он не привык отступать. Все, чего он достиг в жизни, было оплотом его упорного труда и настойчивости. В его памяти забрезжило тусклое воспоминание, как он вгрызался в новое дело, как отчаянно жаждал во что бы то ни стало победить в схватке с невидимым врагом и потом, когда он достигал желаемого, как сладко она похрустывала на его соленых губах.

Он вспомнил вкус победы и решительно отодвинул стул.

Девчонки все были молодыми, наивными, с еще не тронутыми цинизмом распахнутыми глазами. Он поймал на себе несколько заинтересованных взглядов, отметив про себя, что эти, не задумываясь, легли бы в его койку. Но его интересовала только она. Та, что смотрела на него с горячей ненавистью.

Он особенно никогда не умел соблазнять девчонок, за него это делали его деньги. Но она даже не посмотрела на бутылку шампанского и коробку дорогих конфеты, которые он преподнес в качестве подарка. Лишь ответила насмешливым «благодарствуем» и снова этот холодный взгляд.

Ничего, это вопрос времени и денег, решил он, продолжая нести какую-то чушь. Все девчонки смеялись, но не она.

И вдруг она невпопад расхохоталась, глубоко запрокинув голову назад. Нет, ее развеселила вовсе не его шутка, а какая-то озорная мысль, некстати возникшая в извилинах мозга.

Он был удивлен и шокирован. «Что еще скрывает эта прелестная белокурая головка?»

Она вмиг стала покладистой, озаряя его лицо в награду за неостроумный юмор человека, заучивающего наизусть чужие телевизионные шутки. Ему показалось, он у самой цели, еще чуть-чуть и выпадет «Бинго».

И вдруг она похолодела. Убрала руку с его плеча и тихо сказала: «Уходите». Он впал в ступор. Перемена эта была такой же резкой, как и тогда, когда она внезапно разулыбалась. Теперь ему еще сильнее захотелось ее узнать, разгадать ее секретный шифр, подобрать закодированную комбинацию цифр ее мозга.

Он черкнул на бумажной салфетке свой номер телефона и удалился, не простившись.

А потом были снова виски, сауна, киски...

Он беспробудно пил неделю. Состав его компании сменялся, но программа была неизменной, с небольшими вариациями. Большая попа и отвисшая грудь, кривые ноги, пирсинг в пупке, рыжий парик...

Он запоминал какие-то незначительные детали, которые, впрочем, стирались из его памяти столь же быстро, как таял лед в бокале.

Репертуар театра его жизни был давно утвержден им самим, а следовательно, шоу маст гоу он!

За эту неделю он превратился в жалкого ничтожного скитальца. Лоб изрезали горизонтальные красные линии, щеки впали, а веки наплыли на глаза, превратившиеся в узкие щелочки, вокруг которых пролегли глубокие борозды морщин.

Виски, кола, снова виски. Его руки привычными движениями орудовали над стойкой бара, с каждой новой порцией приближая своего хозяина к могиле, куда он успел проводить уже много друзей.

А потом был один короткий звонок, одним ударом взорвавший полотно годами укладываемых рельсов жизни.

Глава 3.

ПЛАН

Ее план был прост и наивен. Впрочем, в современном мире довольно многие молодые девушки поддаются искушению обогатиться за счет состоятельного ухажера. И самое интересное, что в силу своего юного возраста они уверенны в положительном исходе дела.

Мало кому из неопытных хищниц, вставших на путь быстрого обогащения, приходит в голову, что котик, сегодня вручивший ключи от квартиры в центре и подаривший автомобиль марки «Мечта», перевязанный сентиментально-розовой ленточкой, завтра найдет новую пассию, более молодую, но менее ухоженную, в которую он с новым жаром начнет вкладывать свои инвестиции. Процесс преображения, знаете ли, очень завораживает!

Они, эти молодые, не знающие стыда, девчонки искренне уверенны в своей исключительности и неповторимости, и именно поэтому, как им кажется, рано или поздно на их крючок клюет толстопузик с большим количеством нулей после единички на банковском счете. В реалиях же рыбак и рыбка оказываются поменяны местами.

Итак, ею было все четко спланировано и просчитано. На все-про-все отвела полгода: очаровать, переехать в новую квартиру, где хорошенько потрудилась команда дизайнеров, примостить в кошельке золотую «Визу» и бросить. Охи-вздохи, «не сошлись характерами», «прощай и... будь счастлив!», предательская слеза на подбородке.

За время пропущенных лекций она пересмотрела немало сериалов, которые дали ей больше практической информации по выживанию, нежели чем скучные профессорские монологи.

Спустя месяц ее план сработал. Он был заворожен ею. Звонил по сотне раз на день, присылал цветы, оплачивал счета из салонов красоты.

Она отказала ему в сексе, а вот предложение выйти замуж приняла.

Говорят, женщины подсознательно выбирают себе в мужья мужчин, похожих на отцов. Неважно, какие мысли мной руководили, когда я выходила замуж, главное, что теперь я — жена алкоголика.

Мы совершенно чужие друг другу люди, хоть и живем под одной крышей и делим супружеское ложе.

Я научилась принимать серьезный вдумчивый вид, когда он говорит, и подавлять приступы рвоты, когда он целует меня в шею, оглушая тяжелым амбре, сплетенным из дорогого ненавистного мной парфюма и низкопробной подделкой голубого виски.

Будучи уже супругой, она все же разрешила ему прикоснуться к своему телу. В ту ночь он был необыкновенно нежен и старателен, точно прилежный ученик. А она поверх его крупных плеч рассматривала камушек на обручальном кольце и думала о своем.

Завтра мы едем выбирать мне бибику. Я уже решила, что это будет Мерседес. Честно признаться, я совсем не умею рулить. Поэтому-то мне и нужен такой автомобиль!

Он не был ее первым мужчиной и даже не был первым, с кем она спала не по любви. Ее сексуальная жизнь вообще началась очень неуклюже и отнюдь не романтично. Она еще училась в школе, когда трое пьяных отморозков изнасиловали ее за зданием диско-бара.

Точнее, двое. Третий просто стоял неподалеку и смотрел ей в лицо. Те двое подонков уже давно стерлись из ее памяти, а вот его темно-карих неподвижных глаз она не забудет никогда. Его молчание ранило больнее, чем сокрушительные удары, наносимые под аккомпанемент ее истошного крика.

После этого у нее было много мужчин. Она спала с ними из жалости, от скуки, за деньги, но по любви — никогда.

Секс так и не стал для нее актом любви; скорее, это были механические телодвижения, развлечение, спорт... Она никогда не испытывала наслаждения от сексуальных утех, а самое страшное, что ей нравилось, когда с ней обращаются грубо.

Так он стал очередным номером в длинном списке ее мужчин.

Он этого не знал, да и не мог знать. Она не рассказывала ему о своем лихом прошлом, а на его вопросы отвечала неопределенно и уклончиво, давая понять, что эта тема ей неинтересна. Тогда он переходил на мировую экономику, политику, географию, а она, прикурив сигарету и приняв задумчивый вид, принималась подсчитывать дни до конца этой гонки за деньгами.

Он меня обожает и исполняет любой мой каприз, а я боюсь захлебнуться в этой его навязчивой нежности. Он носит меня на руках и исполняет в постели акробатические пируэты, забывая о своем больном позвоночнике, стараясь покорить мое каменное сердце.

Но это сердце полно презрения к рабам зеленого змия. Они приносят в жертву свое счастье, свое здоровье, свою жизнь! Ради чего? Мимолетной иллюзии свободы?

Они жалки в своих попытках убежать от реальности, скрывшись в тумане алкогольных паров, который дарит им призрачное ощущение всемогущества. Но это самообман.

Для него она стала спасением, отдушиной, глотком свежего воздуха после длительного заточения в газовой камере. Он хотел с ног до головы окутать ее заботой, дать ей все, что она пожелает, говорить с ней обо всем. А она все чаще молчала и курила.

Она дарила ему свою молодость, в благодарность он осыпал ее бриллиантами, которые так безвкусно и пошло смотрятся на девушках ее возраста.

Но это ее мало интересовало. Заполучив открытый доступ к финансам мужа, она принялась скупать дизайнерские шмотки, о которых давно мечтала, ориентируясь не на фасон, а на ценники. И чем вещь дороже, тем легче она расставалась с деньгами.

Он позволял ей и это. И еще многое другое. Отрываться ночи напролет в клубах, не убираться, не готовить, не стирать... Он все ей прощал, ему нужно было лишь чтобы она слушала его, положив свою крохотную головку на его мощное плечо, чтобы наивно смотрела в глаза, хлопая огромными ресницами. Ей можно было даже не притворяться, что она его любит.

Потянулась длинная вереница месяцев, один сменял другой, и вот уже незаметно на мягких лапах подкрадывался следующий. Она потеряла счет времени, и неожиданно для самой себя поняла, что ее не раздражает его чуть сиплый голос, что она не морщится, когда он ходит по квартире в семейных трусах а-ля «дедушка Федот», и не комментирует про себя его долгие монологи о политике.

Полгода, которые она отвела под осуществление своего плана, давно истекли, но она все не могла поставить точку.

«Еще пару недель», «еще месяцишко», - уговаривала она себя, - «а потом все!» Но прошло еще полгода, а за ними еще...

Их шестимесячная история затянулась на десятки лет.

Глава 4.

ПРОКОЛ

Они начали повсюду бывать вместе: рестораны, пабы, кинотеатры... Жизнь закрутила их в быстром ритме венского вальса. Сами не замечая того, они просыпались поутру, прыгали в его автомобиль и куда-то мчались, по его делам или ее, это было абсолютно неважно.

Главное, что приемник ловил музыкальную волну, ветер дул в лицо, развевая волосы и рядом сидел родной человек.

Она и не заметила, как стала вслушиваться в то, что он говорит, как ее язвительные внутренние комментарии сменились на благоговейную улыбку.

Его голос теперь звучал как мягкая, обволакивающая мелодия. Она слушала все, что он говорит и впитывала информацию, словно давно пересохшая губка. Ей вдруг стали интересны политические новости и экономическая ситуация в стране, она могла покорно внимать его лекциям об устройстве автомобиля и часами смотреть с ним фильмы про Космос.

Она влюбилась, и в этом был ее прокол.

Весь план рухнул, как карточный домик от дуновения ветра. Развалилась, как казалось, беспроигрышная теория о полугодовом обольщении.

Проснувшись однажды поутру, она взглянула в его уже давным-давно не молодое лицо, к тому же помятое прошлой ночью и принялась рассматривать крохотные морщинки, скопившиеся у глаз, как муравьи у кусочка сахара, оставленного туристом; четкую линию его пухлых мясистых губ и едва заметную ямочку на подбородке. Глаза скользнули ниже, подарив улыбку волосатой с проседью груди и животу, уютно устроившись рядом с хозяином, - он словно жил своей собственной жизнью, и с остальным телом его связывала лишь тонкая полосочка кожи.

Она поняла, что что-то произошло. Ее словно затягивало в болото, и она погрязла в нем уже по плечи. Если сильно постараться, еще можно выбраться, пустить свою жизнь по другому руслу, туда, где нет ЕГО, где она сама хозяйка своим решениям, где правила устанавливает она.

Но эта трясина оказалась такой приятной, что ей вовсе не хотелось барахтаться, расплескивая капли драгоценной нежности. Ей хотелось, чтобы это чувство поглотило ее целиком. Полностью. Без остатка.

Она отпустила весла и расслабилась, поддаваясь течению жизни, которая унесла ее далеко от истока.

Пусть все будет так, как будет!

И все было...

Он приподнялся на локте, заметив ее изучающий взгляд. «Ты чего не спишь? Время полпятого.» Она долго молчала, накручивая на палец завиток его волос на груди. Потом тихо сказала. «Я тебя люблю...»

Она произнесла эту фразу первый раз в своей жизни. Ни разу до этого она не говорила о своей любви, ни родителям, ни друзьям, ни парням. Никому. И вот в это ничем не примечательное раннее сентябрьское утро она впервые сказала эти три простых слова человеку, с которым уже год, как засыпала и просыпалась в одной постели.

«Что ты сказала?» - он привстал на локте, стряхивая с себя остатки сна.

«Люблю тебя, говорю.»

И это было правдой. Она не была одной из тех девиц, которые направо и налево разбрасываются сильными выражениями. Для нее сказать подобное значило очень много.

В то утро он любил ее необыкновенно нежно и долго, и она любила его. Не просто отдавала свое тело, как раньше, а любила. Первого мужчину в своей жизни. Мужчину-алкоголика.

Когда он ушел в душ, она заплакала в подушку. Эти слезы были откровением для нее самой. Как же мало она знала о себе!

В этих слезах были и нежность, и сентиментальное умиление, и в то же время страх. Перед неизвестностью будущего и перед бессилием, которое внезапно охватило ее.

Теперь она безоружный боец, выступающий против армии семейных проблем и невзгод. Теперь она не может просто развернуться и уйти. Отныне ОНА — ЕГО.

К ее сожалению, она оказалась женщиной, которая может полюбить из чувства благодарности... И чем дальше ее затягивала паутина совместной жизни, тем крепче становилось ее чувство, от которого у нее мурашки бежали по спине.

Она бы ни за что не согласилась влюбиться по собственной воле, это как-то само произошло, и оттого так сильно ее пугало. Оказалось, она и сама не знала про себя всей правды, из какого теста слеплена и на что способна. Да, она думала, я люблю деньги, дизайнерские шмотки, обеды в ресторанах и все такое... И тут вдруг раз! Словно молнией шарахуло.

Рядом сидит седовласый мужчина, от которого пахнет лосьоном после бритья, аромат которого она знает наизусть, в его машине все разложено по своим местам, в его кабинете — идеальный порядок, впрочем, как и в его голове.

А у нее все наоборот! Бардак не только в шкафу, но и в мозгах! Ее мысли мелькают словно письма в переполненном почтовом ящике.

И все же они были вместе. Теперь они были по-настоящему счастливы. Ей стало все равно, сколько стоят его часы, а ему — наплевать на ее пугающую глупость. Ведь сколько он ни старался найти в ней хоть какие-то зародыши мозгов, у него так и не получилось. Но ему это было все равно, потому что он ее любил. Любил такую, какой она была.

А она старалась стать лучше для него: пошла учиться на дизайнера; каждую неделю читала статьи в журнале «Бизнесмен», заучивая отдельные предложения, которые казались ей особенно значимыми и которыми, как ей думалось, она сможет удивить своего мужа; и даже узнала о процедуре увеличения груди.

Это был бы прекрасный подарок четвертого размера возлюбленному на годовщину свадьбы, тем более, что в клинике проходила акция «Ринопластика в подарок!» Нет-нет, с носом у нее было все в порядке, но раз акция... При большом желании его же можно сделать еще красивее! Тем более, все равно ей лежать под наркозом!

Бюст в итоге так и остался неприкосновенен. Когда она сдавала анализы, перед самой операцией выяснилось, что она ждет малыша.

Он был на седьмом небе от счастья, она — в шоке. Ребенок не входил в ее ближайшие планы на жизнь.

Малыш уже шевелился в ее животе, а она все никак не могла решить, хочет ли его рожать. Муж скупал все детские магазины, их дом теперь заполонили кроватки, качельки, ходунки, а она смотрела на это разноцветное безумие и не могла поверить, что там будет лежать-сидеть-играть новый живой человечек. Тот, что сейчас активно пинается у нее внутри.

Да, он ее любит и она, вроде тоже. Но рожать ребенка от алкоголика, который на радостях все чаще стал прикладываться к спиртному, ей вовсе не хотелось.

Нарколог был недоволен, - клиент опаздывает. «А вдруг он вообще не придет?» Я налила ему чаю.

Когда вошел муж, улыбаясь и придерживаясь за дверной косяк, он сказал, что я добрая, заботливая, ласковая...

После этих слов мне захотелось съездить ему по лицу чем-нибудь тяжелым.

Я с силой сжала ладони. Я видела, как пульсирует кровь на запястьях. Мои артерии превратились в вулканы, готовые вот-вот взорваться, выплеснув наружу лавину ненависти. Ненависти к любимому мужчине.

Все ее попытки что-либо изменить: образумить, наставить на путь истинный, пригрозить, - вызывали у него лишь одну реакцию, - он пил все сильнее.

Узи показало, что у них будет девочка. И анализы на удивление были поразительно хорошими. Он тем временем возвращался домой за полночь в изрядном подпитии, а временами вообще не приходил ночевать.

Она, свернувшись калачиком на постели, не в состоянии заснуть, ждала его часами напролет и плакала.

Я схватила ножницы для разделывания курицы и с неистовым воплем кинулась на него. В его глазах блеснули искорки страха, и он, мигом протрезвев, ничком упал на диван, прикрыв ладонями голову.

Я набросилась на него, вонзая острые края ножниц в одежду, разрезая ее в клочья.

Майка, трусы...

Он лежал голый и дрожал от озноба и страха. Наверное, в тот момент только выпитый алкоголь поддерживал в нем жизнь.

А я, не выплеснув до конца агрессии, схватилась за рубашку, брюки, ожесточенно кромсая их на куски. Мою грудь распирали рыдания, я с трудом дышала.

Он встал, но я с силой толкнула его в грудь, и он повалился обратно. Во мне бушевала исполинская мощь. Я готова была разнести на осколки всю квартиру, стереть в мелкую крошку все наши совместные воспоминания: фотографии, любовно подписанные открытки, купленные в Индонезии картины...

Обессилев, я бросила на пол ножницы и повалилась вслед за ними, в груду клочьев одежды, выпавшей из кошелька мелочи, растерзанной пачки сигарет.

Я рыдала от безысходности. В моем животе толкалась наша обеспокоенная малышка.

Глава 5.

ЧУДО.

Она родила ясным воскресным утром, всю ночь проведя в муках на покрытой целлофаном кушетке. Было невыносимо жарко, очень хотелось пить и наконец увидеть свое маленькое чудо.

Ее принесли в десять, к тому времени она уже успела обойти все углы в своей палате. Теперь, без огромного живота ей было слишком одиноко. Она уже привыкла болтать со своей крошкой обо всем, советоваться или просто смеяться, поглаживая выпуклое пузико.

Девочка была прекрасна, у нее, как водится, были самые красивые глазки, носик и ушки, а ее плач был похож на прекрасную мелодию.

Она была на седьмом небе от счастья, эйфория захлестнула ее с головой. Она забыла все ссоры и разногласия, ей очень хотелось поскорее поделиться радостью с ним.

Он не приехал, не пришел и на следующий день. Лишь на третьи сутки в дверях показалась его осунувшаяся фигура. Впалые щеки, синие губы, дрожащие руки... Картину не спасал даже дорогой костюм и гладко выбритое лицо.

Слезы навернулись на ее глаза, горько защипало в носу. Она не хотела плакать и отчаянно этому сопротивлялась, но взглянув в его глаза, разревелась.

Разве это не предательство?

Сама не понимаю, как я простила его тогда? В самый ответственный момент моей жизни его не оказалось рядом.

Несомненно, она была преисполнена надежды, что теперь все будет иначе, все будет по-другому. Она грезила о семейных ужинах, о детских праздниках, которые она могла бы устраивать, но реальность оказалась совсем не похожей на ее сценарий жизни.

В один прекрасный день он ушел, оставив ее с двухмесячной малышкой. Ни «прощай», ни «до скорой встречи», - просто ушел. Она с удивлением посмотрела на входную дверь, ей не верилось, что это происходит именно с ней. Села на кровать, уронила на колени руки и расплакалась. Ей предстояло лить слезы целый месяц.

Я стояла у открытого окна, вдыхая не по осеннему горячий воздух. Вглядываясь в затуманенную даль, я сжимала в руках крохотный комочек. Там завернутая в пеленку спала моя дочь.

Внезапная мысль сверкнула на закате. А что, если?.. Что будет потом? После нас?

Эта страшная мысль, родившаяся из неведомо каких глубин подсознания, меня смертельно напугала. Я отпрыгнула от окна, так и не закрыв его, оставив под ним бездну десяти этажей, выложенную холодным бетоном.

Конечно, это была только мысль. Мысль жуткая, приводящая в напряжение каждый нерв.

Тогда-то я и поняла, что ненормальная. Нормальные люди не представляют такое! Мое сумасшествие — вопрос решенный, дело времени только, когда я приведу приказ в действие.

И действительно, она начала медленно сходить с ума. Ей мерещились люди в доме, звуки в оглушительно тихом пространстве. Она пару раз даже пыталась вскрыть себе вены и наглотаться таблеток. Бог миловал, от последнего шага ее спасала дочь, как две капли воды похожая на отца.

Когда он ворвался домой, еле держась на ногах и круша все на своем пути, я, на удивление самой себе, не заревела. Мне захотелось искромсать его тело на куски, избить его, что есть силы, задушить...

Я стояла над ним, сжимая кулаки, а в голове крутилась вереница жестоких фантазий.

Но я не сделала ничего подобного, ведь я же цивилизованный человек? Так ведь?

Или тот факт, что мне вообще подобные мысли пришли в голову, отправляет меня в разряд ненормальных?

И все же я изо всех сил шлепнула его по попе, на что он отозвался оглушительным храпом.

Утром он ушел. Он не сказал, куда и насколько. Я лишь проводила его печальными молчаливыми глазами.

***

Я выдохлась. У меня больше нет сил вытаскивать мужа из болота. Переживать, звонить...

Я раздавлена. Я червяк, который выбрал неверный путь и оказался размозженным по асфальту.

От того, чтобы не вскрыть себе вены, спасает только дочь. Один ее взгляд, одна улыбка, и я снова заставляю себя верить в лучшее, в мое светлое будущее.

К сожалению, она не относилась к тому типу женщин, которые способны на решительные действия. А потому она лишь плакала в подушку и исписывала своим некрасивым почерком одну тетрадь за другой.

Их хватило бы на внушительный роман, если бы только хоть одно издательство согласилось опубликовать ее малограмотные произведения с хаотично расставленными знаками препинания.

Она писала «Я устала. Я так больше не могу!», но стоило мужу протрезветь и вернуться в лоно семьи, она прощала, забывая все пролитые слезы, и тайком жгла дневники в саду.

Иногда он даже не пил полгода (О! Это было настоящее чудо), иногда его хватало на полмесяца. Запои продолжались по тридцать-сорок дней. В сущности, в процентном соотношении она была чаще счастлива, чем несчастлива.

На улице хлещет проливной дождь, смывая грязь с пыльных улиц.

Сошел снег, обнажив грязные тротуары, а мой муж снова обнажил свои пороки.

Прошло полгода с того момента, когда он клялся и божился, что запои больше не повторятся.

Конечно, глупо было верить в это, и все же...

Полугодовая сказка закончилась, в очередной раз напомнив, что счастливые концы бывают только в книжках для маленьких девочек. А я уже большая... Но все та же девочка.

Наивная, с огромными распахнутыми глазами.

Конечно, она была ненормальная. К примеру, ей нравилось плакать, стоя перед зеркалом. Она вглядывалась в свои глаза, которые от слез принимали зеленый оттенок. Она смотрела на дрожащий подбородок, следила за каплей, катящейся по покрытой пушком щеке.

Она упивалась своим горем, своим несчастьем, на мгновение даже забыв, что заставило ее лить слезы. Представляя себя актрисой перед объективом камеры, ей становилось легче. Но ненадолго.

Она снова плакала и снова тащилась к зеркалу, и так до тех пор, пока слезы не закончатся.

То, что больше всего ей не нравилось в муже, в конечном итоге взяло верх и над ней. Она пристрастилась к алкоголю. Щедро оплатив няне сверхурочные, она пустилась во все тяжкие.

Клубы, бары, рестораны... Словно голодный пес, которому наконец кинули корку хлеба, она вгрызлась в ночную столичную жизнь. Она пила, как одержимая, без чувства меры. Наоборот, она хотела всю себя пропитать хмельным зельем.

Спустя час ее пребывания в каком-нибудь заведении, она блевала в туалете, а потом, наспех протерев губы салфеткой, снова возвращалась в зал. «Официант, повтори двойной «Блек Джек!»»

Ее гены быстро вспомнили и отца, и деда, и далекого пращура. Организм с радостью откликнулся на спиртные возлияния.

Домой она возвращалась ближе к утру в изрядно помятой одежде, с потекшим макияжем, но чаще ее приносили на руках.

Однако, ее собственное пьянство не примирило ее с пьянством мужа. С ее стороны это, скорее всего, был протест, нашедший выражение в таком странном поведении.

Это был максимум, на который был способен ее неокрепший молодой разум, после того, как она перепробовала любовь и сострадание, ненависть и жалость.

Однажды ее притащили домой в пять утра, еще два часа она провела у клозета, изучая желтые пятна на ободке унитаза - несовершенство уборки домработницы. К утру она задремала в гостиной, когда сверху послышался плач ее дочурки.

Еще вчера она пропустила бы этот тоненький писк мимо ушей, - там, наверху няня, она и успокоит, и накормит малышку. Но в это утро какая-то неведомая сила заставила ее вскочить с дивана и броситься по лестнице к дочери.

Она провела весь день вместе с крохой, не выпуская ее из рук, и даже ночью не хотела с ней расставаться. Так они и заснули, в обнимку.

Она больше не разъезжала по тусовкам и не проверяла желудок на прочность. Все свое время она отдавала той, что стала смыслом ее жизни.

Рано или поздно, но материнский инстинкт просыпается в каждой женщине.

Глава 6.

ОДИНОЧЕСТВО

Тем не менее, ни один ребенок не может заменить мужа.

Он все чаще задерживался «на работе», она все сильнее ненавидела субботы и воскресенья, когда все ее надежды провести выходные вместе с мужем рушились со звуком таяния льда в бокале с виски.

Секс стал пресным, безвкусным. Она и сама потеряла всякий аппетит к любовным ласкам, и часто спрашивала себя, зачем они этим занимаются.

Просто монотонное выполнение супружеских обязательств по вторникам и четвергам. Никаких чувств, никаких страстей.

Самое смешное, что ей и в голову не приходило ревновать его к женщинам, ее соперница была гораздо сильнее.

Одиночество стало ее тенью. Куда бы она ни пошла, оно преследовало ее везде. В общем-то она и раньше была не очень компанейским человеком, а теперь и вовсе превратилась в замкнутую особу с нахмуренными бровями.

Дело в том, что она никому не могла сознаться в том, что несчастлива. Ну, как же: роскошный особняк, свита прислуги, автомобиль с личным водителем. Кто поймет ее?

Она никогда не была близка с матерью и никогда не рассказывала, что ее муж пьет. Она вообще не привыкла делиться с мамой своими проблемами. Мама же считала свою дочь чокнутой сумасбродной девицей, что отчасти так и было.

Их общение по телефону ограничивалось несколькими фразами «Как дела?» и «Все нормально». Обеих это устраивало. Ни дать, ни взять, - образцово-показательные отношения между матерью и дочерью.

Но одним осенним вечером, когда муж третьи сутки не ночевал дома, доведенная до исступления, она не смогла сохранить фальшивый приторно-сладкий тон.

- Привет!

- Что? Нормально. Хорошо!

Натянула фальшивую улыбку.

- А? Муж? Нет, не дома.

На диван капнула первая слезинка. Не сдержалась!

Голос предательски задрожал.

- Да нет! Я не плачу!..

В следующую секунду я разрыдалась в трубку. На другом конце воцарилась пронзительная тишина.

- Мам... ты можешь приехать? Сейчас.

- ...

- Пожалуйста.

- ...

- Хотя бы на час! Я оплачу такси. На один час, а потом, если захочешь, обратно.

Спустя мгновение в трубке послышался резкий звенящий тон, не терпящий возражений:

- Так, успокойся!

- Ну, пожалуйста, мам! Мне очень плохо!

- Я сказала, я никуда не поеду.

- Угу...

- Это неразумно.

- Угу...

- ...

- Ну, пока.

Слезы полились с новой силой.

Зная свою склонность к суициду, она задернула шторы и спрятала все колюще-режущие предметы. До рассвета она сверлила взглядом темноту, а потом вдалеке забрезжит хмурый рассвет, пробиваясь сквозь тоненькую щелку гардин.

Тридцать шесть тысяч невыговоренных слов давили на ее мозг, но она больше не набирала мамин номер. Никогда.

Когда-то именно ее муж стал для нее самым близким человеком, с которым она могла без стеснения поговорить на любую тему, а теперь его телефон молчал. На ее звонки отвечала лишь глухая тишина.

Это ужасное испытание, которое уготовила мне жизнь в расплату за мои ошибки, за мои грехи.

Он снова выпил, снова не пришел ночевать домой. Я восприняла это как должное. Это давно стало нормой жизни. Его жизни. А нормой моей жизни стало одиночество.

Я опять сижу на диване, вглядываясь в черную пустоту ночного угла, опять веду внутренние диалоги и тереблю обложку паспорта.

Этот штамп не дает мне покоя. Вроде бы: блеклый оттиск на маленьком клочке бумаги, а сколько мыслей!

Разве для этого рожден человек? Мучиться, страдать, смотреть на обессиленные руки, скрещенные на дрожащих коленях? Разве мы не должны быть счастливы? Смеяться, любить, улыбаться удивленным прохожим...

Ах! Как же это тяжело...

Глава 7.

И СНОВА ЛЮБЛЮ...

Так прошло еще пять или шесть лет. Морщинки съедали красоту ее лица. Она сама не заметила, как стремительно промчалась ее молодость, и на смену ей уже спешила недалекая старость.

Кто-то сказал, что жизнь — это всего лишь увлекательная прогулка перед вечным сном. Так вот, ее жизнь можно было бы назвать движением по лабиринту. Она задавала вопросы в пустоту о своем предназначении, искала выход, и все равно продолжала топтаться на месте.

В сущности, она прожила скучную и неинтересную жизнь.

С тех пор, как она покинула родные пенаты, весь смысл ее жизни заключался в борьбе. Борьбе с алкоголизмом мужа. В то время, как она могла просто сложить оружие и уйти.

Он, как и прежде, не звонит и не пишет. А я живу, словно и не было в моей жизни чудесной полугодовой сказки. Так легче...

Наверное, я уже не люблю его. Просто привычка — смотреть в окно, ища его машину глазами.

Ее там нет, как нет и смс на дисплее телефона. А есть один лишь только дождь, смывающий с улиц городскую грязь.

Так монотонно продолжалась их история. Кроме его пристрастия к алкоголю, были конечно, и счастливые моменты. Когда он был трезв.

Ей казалось, что она живет с двумя совершенно разными людьми, настолько он менялся во время запоя. Он становился совершенно непредсказуем: то лез с кулаками, то с извинениями. Валялся у нее в ногах, говорил всякие гадости; крушил стены, целовал ее лодыжки...

Она сходила с ума от его перепадов настроения. Но чаще всего он уходил.

На аллее лежал дохлый кот, неестественно вытянув перед собой лапы. Вокруг него вилась стая мух. Это был символ.

Символ умершей любви.

Я почему-то вспомнила старую историю, как однажды мы с подругой хоронили умершего котенка. У нас не было ни лопаты, ни вил, поэтому мы копали землю ножами и вилками, рыли сырую массу руками, утопая в слезах. Грязь забивалась под ногти, но нам было все равно.

Почему я вдруг вспомнила тот случай?

Кажется, теперь те самые тупые ножи и вилки врезаются в мою плоть, вырывая оттуда образ любимого мужчины. И от этого еще больнее.

***

Иногда любовь проходит...

Иногда слезы заканчиваются...

Пересыхает горная речка восторженных чувств.

Когда-то это была полноводная река, быстрая, гонимая бурным течением, искрящаяся на солнце вода.

Высохла...

А потом он возвращался. Для того, чтобы вновь и вновь пообещать ей завязать. Она по-прежнему верила ему. Как и тогда, несколько лет назад. А, быть может, она только хотела верить?

Тем не менее, она не могла долго держать на него зла. Она жалела его, как ребенка и, быстро оттаяв, прощала за все.

14.07.

И снова люблю...

Объятия, улыбки, смех...

Но любовь эта какая-то настороженная. Словно я ее украла, и у меня есть несколько часов, пока полиция не связала мне руки.

Живи, люби, кайфуй, но ровно в полночь... Как в сказке, твою мать!

Вот только у Золушки был счастливый финал, а у меня что будет?

Де-жа-вю...

Нескончаемое дежавю.

Заезженная пластинка, которая после третьей песни начинает хрипеть и спотыкаться, а потом — снова чистый и ровный звук.

Что ж! Я заслужила свои четыре минуты счастья. А дальше будет видно!

Неудивительно, что когда муж возвращался, она хотела насладиться чувством эйфории сполна. Она жаждала напитать им себя от кончиков волос и до самой селезенки.

Он лишь смеялся, называя ее нимфоманкой. Он думал, что каждое ее прикосновение означает желание секса или желание проверить, был ли кто-нибудь у него, пока он не жил дома.

В любом случае, его тело, истощенное алкоголем, плохо слушалось команд. А она, не испытывая в постели оргазмов, радовалась одному тому, что может хоть немного побыть в объятиях ершистого супруга.

Тополиный пух на редкость рано полетел в этом году. Он — тот же снег. Иллюзия снега на зеленом пейзаже. Иллюзия счастья, призрачной мечты, надежды.

Ее муж вообще был суровым и скупым на эмоции. Она никогда не слышала от него ласковых теплых слов, они не вели искренних бесед. Все диалоги сводились к его рассказам о работе, и будь там трижды все неладно, он ни разу не обмолвился об этом. Утешение он находил в бокале.

И лишь единажды он дал слабину, вернувшись домой заполночь подшофе, а наутро все благополучно забыл.

«Любимая! Помоги мне, вытащи меня из этого проклятого болота! Я больше не могу так жить! Я устал пить, но я не могу остановиться. Помоги мне! Я не хочу жить в этом дерьме...»

Я смотрю в свои огромные глаза, отражающиеся в зеркале ванной комнаты, и не могу понять, что я чувствую. В них сквозит едкая насмешка.

Я не верю. Не верю ни единому слову. Не верю, что завтра это закончится, не верю, что наутро он вспомнит свои слова.

Не верю, не верю, не верю!

Этот кошмар продолжается и продолжается, словно мы застряли на «чертовом колесе». Мы не можем ни спрыгнуть, ни уйти. Остается только ждать. Ждать чего?

Он умоляет в трубку, но в моих глазах нет ни капли сочувствия, сострадания... Сколько раз я пыталась помочь?! Хватило бы на мыльную оперу в стиле «Санта-Барбары».

Пожалуйста, не заставляй меня верить вновь! Я больше не вынесу всего этого кошмара!

Глаза с легким прищуром говорят мне: «Нет, это уже не любовь...»

Я опустилась на пол, зажгла свечу и уронила голову на колени. Через мгновение на месте огонька поплыл белый дым. Я зажгла свечу вновь, но она потухла прямо в моих руках.

Подруги твердили, найди себе любовника и живи — радуйся! А она не хотела. Откровенно говоря, мужчины не доставляли ей никакого удовольствия: ни морального, ни сексуального. Они всегда видели в ней объект страстного желания, но ей было неинтересно с ними.

Она считала их в крайней степени примитивными существами, и, несмотря на то, что учеба в школе давалась ей очень тяжело, в психологии она, как ни странно, преуспевала. Например, зачастую она могла угадать наперед поведение человека и даже его слова.

Эта способность, как и все, что дается без усилий, ей быстро наскучила, и она не стала развивать свой талант. Хотя, как знать, возможно, она смогла бы стать известным психологом.

Но она не стремилась ни учиться, ни работать. Единственная ее мечта — порвать «родовое проклятие своей семьи». И ее мать, и бабушка были женами алкоголиков. И вот теперь она пошла по их стопам, переживая на собственной шкуре испытания, которые выдались на долю предков.

Все, чего она хотела — видеть мужа трезвым.

Жизнь циклична. Прокатив нас на своем гигантском колесе обозрения, показав много удивительного и захватывающего, она все равно возвращает нас к исходникам. Стоимость аттракциона — бесценный жизненный опыт и полная копилка эмоций.

В детстве мама мне говорила, чем выше взлетишь, тем больнее падать. Но я не боюсь падать. Жизнь того стоит! Я сама выбрала для себя этот путь, а значит, это то, чего я хотела.

***

По привычке всматриваюсь в ночной горизонт, ища глазами знакомые фары его автомобиля.

Вслушиваюсь в звуки сигнализаций, доносящихся со двора. Смотрю на дисплей телефона.

Ни смс, ни звонков. Ничего!

Одно лишь сожаление о минутах, которые мы могли бы провести вместе, говоря друг другу слова любви.

Он уже третьи сутки не появляется дома. Кажется, я никогда не смогу смириться с участью жены алкоголика.

***

Самое страшное, что мне уже все равно. Плевать! Я не устраиваю сцен, не плачу тихо в подушку. Я — жена алкоголика. Такова данность!

***

Говорят, от любви до ненависти один шаг. Мои чувства нельзя назвать ни любовью, ни ненавистью. Это похоже на детску игру, кажется, ее название «классики», когда перескакивают с одного поля на другое, а потом обратно.

Вот и у меня то же самое.

Люблю — ненавижу.

Ненавижу — люблю.

И так до бесконечности.

Кто-то должен поставить точку.

Глава 8.

РАЗВОД.

Я превратилась в циничную суку. Все его попытки воскресить былые чувства вызывают у меня лишь язвительную усмешку. Господи, да мне даже безразлично, что он в данный момент рассказывает! Меня больше не интересует его жизнь.

Милый, где же ты был раньше, когда все еще можно было вернуть?

Кого я обманываю? Из моих уст даже слово «милый» звучит как-то неискренне, с налетом коррозии чувств. Он теперь не милый, не дорогой, не любимый.

Она решилась. Развод! Разбудив его ранним утром, она заявила: «Давай разведемся». Его рот дрогнул в суровой усмешке: «Поехали».

Ей нечего было жалеть; в свое время она настояла на брачном контракте, исходя из которого в случае развода она получит столько, что хватит на безбедное существование до конца жизни не только ей, но и, возможно, правнукам.

Говорят, все женщины — ангелы до той поры, пока им не обломают крылья, тогда они пересаживаются на метлу. Но не в ее случае. Она ведь все изначально спланировала. Куй мужчину, как говорится, пока у него в штанах горячо.

А теперь она подает на развод, но при чувствует себя до дрожи в руках несчастной. Ох уж эти женщины! Разве не этого она хотела? И разве не из-за денег затеяла весь этот фарс?

Когда она расписывалась в документах о бракосочетании, неужели она не мечтала поскорее покончить со всем этим?

Она не учла лишь одного, что жизнь намного сложнее любой самой сложной микросхемы, и подчас такой желанный прежде результат может вызвать совершенно обратную реакцию.

В одной карточной игре есть выражение «прокрутить динамо», оно означает, что хоть ты и сделал все правильно, все равно проиграл. Таков закон жизни.

Они молча собрались, сели в его машину. По пути ни один из них не проронил ни слова. Он рассматривал номера впереди идущих машин, она — лужи на тротуарах. О чем они думали?

17.08.

Нет ни сил, ни желания больше переживать. У меня своя жизнь, и жизнь эта наполнена счастьем и смыслом, у него — своя.

Я чувствую спокойствие, умиротворение. Ни с чем не сравнимое ощущение свободы.

Полмесяца он шел к очередному запою: провоцировал меня на грубость, обижал и все больше отдалялся.

Странное дело! Когда вчера он меня швырнул на пол, крича, как ненормальный, а потом ушел, я почувствовала облегчение.

Ни злобы, ни обиды, ни страха.

Одно сплошное чистое чувство освобождения.

Подписывая документы, она заплакала, и чтобы никто не увидел ее слабости, украдкой вытирала слезы платком. Сложностей с оформлением развода не было, все прошло гладко, и оттого на ее душе было особенно гадко.

Она скрылась в дамской комнате «подправить макияж», включила холодную воду и опустила в раковину ладони, наблюдая, как их омывают струи ледяной воды.

Я перестала испытывать какие-либо эмоции... Я не переживаю, не реву в подушку, мне даже неинтересно, как у него дела.

Я поняла это так внезапно, и так это все необычно. Словом, когда ты тысячи раз проезжаешь по одному и тому же мосту и вдруг ловишь себя на мысли: лед на реке вскрылся. А ведь вчера еще сентябрь осыпал город огненной листвой. И накатывает грузное, тяжелое чувство времени; вспоминаешь все те мелочи, что разделили тебя на того и тебя этого.

Еще вчера, кажется, я прижимала его к самому сердцу, а сегодня вдруг заметила, что поморщилась от его поцелуя и незаметно вытерла тыльной стороной ладони влажные губы.

Как это произошло и когда это случилось? Да не все ли равно?

Из ледяных осколков моей души не сложить слово ЛЮБОВЬ.

Так же молча они сели в машину и поехали домой, пробираясь сквозь городские пробки. Он смотрел на белую разделительную полосу, она — на черные пальто бегущих по тротуару силуэтов.

Дома они занялись любовью. Не успев закрыть за собой дверь, они набросились друг на друга, как кидаются на добычу львицы. Страстный, чувственный акт любви они закончили в объятиях друг друга.

Она снова заплакала, второй раз за сегодняшнее утро. Он вытер ее слезы тыльной стороной ладони, и она улыбнулась.

Они весь день провалялись в постели. Им давно не было так хорошо вместе. На следующий день он снова не поехал на работу, снова не задержался в офисе. Он был весь ее, и она наслаждалась властью.

Сегодня она праздновала победу в сражении за мужа, но кто выиграет войну?

Праздник оказался недолгим. Он ушел, пока в чашке еще не остыл утренний кофе. Она ждала. День сменил вечер, зажглись тусклые фонари, а она все сидела у окна, разрезая ночную мглу своими острыми глазами, как шоколадный пирог.

Полтретьего послышались звуки неуверенного ключа в замочной скважине; она вся сжалась в комок, обхватив колени руками.

«Любимая...»

Она молча спустилась с дивана и прошла мимо мужа в ванную.

Он опять был пьян.

Ты мне противен.

Ты знаешь, ты мне противен!

Всякий раз, когда ты напиваешься... Вот и сейчас.

Я ничего не могу с собой поделать, извини.

Ты мне противен.

Я знаю, что тебе противно, что я испытываю такие чувства по отношению к тебе. Тебе противно, что мне противно. Каламбур!

И угораздило же нас выбрать друг друга в огромном городе!

Она собирала чемоданы сотни раз, но так и не смогла уйти. Ее пугала неизвестность. Ее страшило будущее. Вместо того, чтобы начать новую жизнь, она научилась существовать по законам той жизни, которая не оставила шансов на хеппи-энд.

Она смирилась со своей участью жены алкоголика. Она приняла правила игры. Она стала сильной, все больше замыкаясь в себе и отдаляясь от реального мира.

В то время, как ее знакомые покоряли французские склоны и исследовали подводные просторы карибских островов, наслаждаясь изобилием прекрасного, она все свое время пропадала во всемирной паутине, запутываясь в ее сети все сильнее.

Редкие вылазки в город заканчивались для нее головной болью и испачканным пальто, что само по себе не добавляло оптимизма.

И без того серая и унылая жизнь покатилась по склонам безысходности. Она располнела на пятнадцать килограмм и распустила бока в свободное плавание, они тотчас приняли очертания раздувшегося теста на опаре.

Ее еще молодое лицо изрезали глубокие морщины, бороздками проложившие себе путь на лбу, между бровями и вокруг губ.

И даже несмотря на лишние сантиметры в области талии и бедер, она все равно оставалась достаточно милой, - дорогие шмотки могут мастерски исправить любые изъяны.

Она уже не была юной хрупкой девицей, ее молодость уходила в глянец старых фотографий. Годы мучительных переживаний примирили ее с внушительным возрастом мужа, теперь они уже не смотрелись столь комично, держась за руки. Теперь разница в их поколениях не была такой очевидной.

Глава 9.

ХОЛОД

Он встельку пьян, она трезва, как стеклышко. Его переполняют счастье и веселье, она на грани срыва. Его рубашка пахнет мускусом, она готова раорвать ее в клочья. Он заключил выгодный контракт, она ненавилит его работу.

Закрывшись в ванной, она в очередной раз чиркает бритвой по запястью. При виде крови ей становится страшно. По раковине стекает тонкая алая струйка. Она кричит от ужаса. Он выламывает дверь и с размаху оглушает ее ударом по лицу.

Он не любит подобные глупости и игры с жизнью.

Она ревет, склонившись над унитазом, заливая кровью белый махровый коврик.

Он зол, его утешает добрая отзывчивая «мамочка» - бутылка Текилы.

Сегодня я впервые не пустила мужа домой. Мы стояли по разные стороны двери, через которую сквозило холодом вперемешку с запахом недельного перегара.

Сначала он звонил. Я спряталась от этой пронзительной трели в ванной. Потом начал стучать кулаком в дверь, и мое сердце тяжко застучало в такт его ударам.

«Значит, не впустишь?»

Я медлила, аккуратно водя пальцами по замочной скважине. Одно движение, и он дома.

И снова слезы в подушку, унижения, колкие, похожие на занозы, обиды.

«Нет, уходи...»

Его автомобиль бесшумно отъехал от ворот.

Мне вдруг стало холодно...

Его ярость стала все чаще находить приют на ее теле. Он ничего не мог с собой поделать. Его раздражало все. Этот дом, никому не нужный, работа, где он пропадал с утра до ночи, зарабатывая никому не нужные деньги. Его злило равнодушие жены, ее непричастность ко всему, что происходит.

Она сдалась. Это его убивало.

Она была единственной женщиной, ради которой он хотел бороться, хотел жить, хотел все изменить.

Она предала его. Теперь она в него больше не верила. Розовые очки отправлены в урну вместе со всеми радужными надеждами.

 <

Дата добавления: 2015-10-21