Дереве́нская про́за — направление в русской литературе 1950—1980-х годов, связанное с обращением к традиционным ценностям в изображении современной деревенской жизни[1]. Хотя отдельные

Дереве́нская про́за — направление в русской литературе 1950—1980-х годов, связанное с обращением к традиционным ценностям в изображении современной деревенской жизни[1]. Хотя отдельные произведения, критически осмысляющие колхозный опыт, начали появляться уже с начала 1950-х (очерки Валентина Овечкина, Александра Яшина, Анатолия Калинина, Ефима Дороша), только к середине 1960-х «деревенская проза» достигает такого уровня художественности, чтобы оформиться в особое направление (большое значение имел для этого рассказ А. И. Солженицына «Матрёнин двор»). Тогда же возник и сам термин.

Крупнейшими представителями, «патриархами» направления считаются Ф. А. Абрамов, В. И. Белов, В. Г. Распутин. Ярким и самобытным представителем «деревенской прозы» младшего поколения стал писатель и кинорежиссёр В. М. Шукшин. Полуофициальным органом писателей-деревенщиков являлся журнал «Наш современник».

Начало Перестройки ознаменовалось взрывом общественного интереса к новым произведениям наиболее видных из них («Пожар» Распутина, «Печальный детектив» В. Астафьева, «Всё впереди» Белова), но изменение социально-политической ситуации после падения СССР привело к тому, что центр тяжести в литературе сместился к другим явлениям, и, как считалось до недавнего времени и продолжает считаться частью исследователей, деревенская проза выпала из актуальной литературы.

Прежде всего под «деревенской прозой» мы подразумеваем особую творческую общность, то есть это в первую очередь произведения, объединенные общностью тем, постановкой нравственно-философских и социальных проблем. Для них характерно изображение неприметного героя-труженика, наделенного жизненной мудростью и большим нравственным содержанием. Писатели этого направления стремятся к глубокому психологизму в изображении характеров, к использованию местных речений, диалектов, областных словечек. На этой почве вырастает их интерес к историко-культурным традициям русского народа, к теме преемственности поколений.

В 60-е годы «деревенская проза» выходит на новый уровень. Рассказ «Матренин двор» А. Солженицына занимает важное место в процессе художественного осмысления народного бытия. Рассказ представляет собой новый этап в развитии «деревенской прозы».

Писатели начинают обращаться к темам, которые раньше были запретными:

1. Трагические последствия коллективизации («На Иртыше» С. Залыгина, «Кончина» В. Тендрякова, «Мужики и бабы» Б. Можаева, «Кануны» В. Белова, «Драчуны» М. Алексеева и др.).

2. Изображение близкого и далекого прошлого деревни, ее нынешних забот в свете общечеловеческих проблем, губительное влияние цивилизации («Последний поклон», «Царь-рыба» В. Астафьева, «Прощание с Матерой», «Последний срок» В. Распутина, «Горькие травы» П. Проскурина).

3. В «деревенской прозе» этого периода наблюдается стремление приобщить читателей к народным традициям, выразить естественное миропонимание («Комиссия» С. Залыгина, «Лад» В. Белова).

Таким образом, изображение человека из народа, его философии, духовного мира деревни, ориентация на народное слово — все это объединяет таких разных писателей, как Ф. Абрамов, В. Белов, М. Алексеев, Б. Можаев, В. Шукшин, В. Распутин, В. Лихоносов, Е. Носов, В. Крупин и др.

Прощание с Матёрой (Распутин)

Просто­явшая триста с лишним лет на берегу Ангары, деревня Матёра пови­дала на своём веку всякое. «Мимо неё подни­ма­лись в древ­ности вверх по Ангаре боро­датые казаки ставить Иркут­ский острог; подво­ра­чи­вали к ней на ночёвку торговые люди, снующие в ту и в другую стороны; везли по воде арестантов и, завидев прямо на носу обжитой берег, тоже подгре­бали к нему: разжи­гали костры, варили уху из вылов­ленной тут же рыбы; два полных дня грохотал здесь бой между колча­ков­цами, заняв­шими остров, и парти­за­нами, которые шли в лодках на приступ с обоих берегов». Есть в Матёре своя церк­вушка на высоком берегу, но её давно приспо­со­били под склад, есть мель­ница и «аэро­порт» на старом паст­бище: дважды на неделе народ летает в город.

Но вот однажды ниже по Ангаре начи­нают строить плотину для элек­тро­станции, и стано­вится ясно, что многие окрестные деревни, и в первую очередь островная Матёра, будут затоп­лены. «Если даже поста­вить друг на дружку пять таких островов, все равно затопит с макушкой и места потом не пока­зать, где там сели­лись люди. Придётся пере­ез­жать». Немно­го­чис­ленное насе­ление Матёры и те, кто связан с городом, имеет там родню, и те, кто никак с ним не связан, думают о «конце света». Никакие уговоры, объяс­нения и призывы к здра­вому смыслу не могут заста­вить людей с лёгко­стью поки­нуть обжитое место. Тут и память о предках (клад­бище), и привычные и удобные стены, и привычный образ жизни, который, как варежку с руки, не снимешь. Все, что позарез было нужно здесь, в городе не пона­до­бится. «Ухваты, сково­род­ники, квашня, мутовки, чугуны, туеса, кринки, ушаты, кадки, лагуны, щипцы, кросна... А ещё: вилы, лопаты, грабли, пилы, топоры (из четырёх топоров брали только один), точило, железна печка, тележка, санки... А ещё: капканы, петли, плетёные морды, лыжи, другие охот­ничьи и рыбачьи снасти, всякий масте­ровой инстру­мент. Что пере­би­рать все это? Что сердце казнить?» Конечно, в городе есть холодная, горячая вода, но неудобств столько, что не пере­счи­тать, а главное, с непри­вычки, должно быть, станет очень тоск­ливо. Лёгкий воздух, просторы, шум Ангары, чаепития из само­варов, нето­роп­ливые беседы за длинным столом — замены этому нет. А похо­ро­нить в памяти — это не то, что похо­ро­нить в земле. Те, кто меньше других торо­пился поки­нуть Матёру, слабые, одинокие старухи, стано­вятся свиде­те­лями того, как деревню с одного конца поджи­гают. «Как никогда непо­движные лица старух при свете огня каза­лись слеп­лен­ными, воско­выми; длинные урод­ливые тени подпры­ги­вали и изви­ва­лись». В данной ситу­ации «люди забыли, что каждый из них не один, поте­ряли друг друга, и не было сейчас друг в друге надоб­ности. Всегда так: при непри­ятном, постыдном событии, сколько бы ни было вместе народу, каждый стара­ется, никого не замечая, оста­ваться один — легче потом осво­бо­диться от стыда. В душе им было нехо­рошо, неловко, что стоят они без движения, что они и не пыта­лись совсем, когда ещё можно было, спасти избу — не к чему и пытаться. То же самое будет и с другими избами». Когда после пожара бабы судят да рядят, нарочно ли случился такой огонь или невзначай, то мнение скла­ды­ва­ется: невзначай. Никому не хочется пове­рить в такое сума­сброд­ство, что хороший («христо­венький») дом сам хозяин и поджёг. Расста­ваясь со своей избой, Дарья не только подме­тает и приби­рает её, но и белит, как на будущую счаст­ливую жизнь. Страшно огор­ча­ется она, что где-то забыла подма­зать. Настасья беспо­ко­ится о сбежавшей кошке, с которой в транс­порт не пустят, и просит Дарью её подкор­мить, не думая о том, что скоро и соседка отсюда отпра­вится совсем. И кошки, и собаки, и каждый предмет, и избы, и вся деревня как живые для тех, кто в них всю жизнь от рождения прожил. А раз прихо­дится уезжать, то нужно все прибрать, как убирают для проводов на тот свет покой­ника. И хотя ритуалы и церковь для поко­ления Дарьи и Настасьи суще­ствуют раздельно, обряды не забыты и суще­ствуют в душах святых и непо­рочных.

Страшно бабам, что перед затоп­ле­нием приедет сани­тарная бригада и сров­няет с землёй дере­вен­ское клад­бище. Дарья, старуха с харак­тером, под защиту кото­рого соби­ра­ются все слабые и стра­дальные, орга­ни­зует обиженных и пыта­ется высту­пить против. Она не огра­ни­чи­ва­ется только прокля­тием на головы обид­чиков, призывая Бога, но и впрямую всту­пает в бой, воору­жив­шись палкой. Дарья реши­тельна, боевита, напо­риста. Многие люди на её месте смири­лись бы с создав­шимся поло­же­нием, но только не она. Это отнюдь не кроткая и пассивная старуха, она судит других людей, и в первую очередь сына Павла и свою невестку. Строга Дарья и к местной моло­дёжи, она не просто бранит её за то, что они поки­дают знакомый мир, но и грозится: «Вы ещё пожа­леете». Именно Дарья чаще других обра­ща­ется к Богу: «Прости нам, Господи, что слабы мы, непа­мят­ливы и разо­рены душой». Очень ей не хочется расста­ваться с моги­лами предков, и, обра­щаясь к отцов­ской могиле, она назы­вает себя «бестол­ковой». Она верит, что, когда умрёт, все родствен­ники собе­рутся, чтоб судить её. «Ей каза­лось, что она хорошо их видит, стоящих огромным клином, расхо­дя­щихся строем, кото­рому нет конца, все с угрю­мыми, стро­гими и вопро­ша­ю­щими лицами».

Недо­воль­ство проис­хо­дящим ощущают не только Дарья и другие старухи. «Понимаю, — говорит Павел, — что без техники, без самой большой техники ничего нынче не сделать и никуда не уехать. Каждый это пони­мает, но как понять, как признать то, что сотво­рили с посёлком? Зачем потре­бо­вали от людей, кому жить тут, напрасных трудов? Можно, конечно, и не зада­ваться этими вопро­сами, а жить, как живётся, и плыть, как плывётся, да ведь я на том замешен: знать, что почём и что для чего, самому дока­пы­ваться до истины. На то ты и человек»

Сюжет

Действие книги происходит в 60-х годах XX века в деревне Матёре, расположенной посередине реки Ангары. В связи со строительством Братской ГЭС деревня должна быть затоплена, а жители переселены.

Многие люди не хотят оставить Матёру, в которой провели всю свою жизнь. Это преимущественно старики, принимающие согласие на затопление деревни как измену предкам, похороненным в родной земле. Главная героиня, Дарья Пинигина, белит свою избу, которую через несколько дней предаст огню санитарная бригада и не соглашается, чтобы сын перевёз её в город. Старушка не знает, что будет делать после гибели деревни, боится перемен. В аналогичной ситуации находятся другие старики, которые уже не в состоянии привыкнуть к городской жизни. Сосед Дарьи, Егор, вскоре после уезда в город умирает, а его жена, Настасья, возвращается в Матёру.

Гораздо легче переносит прощание с родной землёй молодёжь — внук Дарьи, Андрей, или её соседка, Клавка. Молодое поколение верит, что в городе найдёт лучшую жизнь, не ценит родной деревни.

Книга говорит о борьбе старой и новой жизни, традиции и современной техники. Старую жизнь символизирует фантастический персонаж — Хозяин Острова, дух, который охраняет деревню и гибнет вместе с нею, а также царский листвень, мощное дерево, которое пожогщики — санитары так и не смогли ни свалить, ни сжечь.Центральные персонажи книги:Дарья Пинигина.

В развитии жанра короткого рассказа В.М.Шукшин был продолжателем традиций А.П.Чехова. Художественной целью изображения цепи комических эпизодов, происходящих с героем, являлось у Шукшина раскрытие его характера. Сюжет его произведений построен на воспроизведении кульминационных, долгожданных моментов, когда герою предоставляется возможность в полной мере проявить свою «особенность».

Новаторство В.М.Шукшина связано с обращением к особому типу – «чудикам», вызывающим неприятие у всех окружающих. Они раздражают всех своим стремлением жить в соответствии с собственными представлениями о добре, красоте, справедливости. Герой рассказа, названием которого стало его прозвище («Жена называла его «чудик»), выделяется из своей среды: «С ним постоянно что-нибудь случалось», он «то и дело влипал в какие-нибудь истории». Чудик страдал от мелких происшествий, вызванных его собственными оплошностями. Собираясь на Урал навестить семью брата, герой выронил деньги («…пятьдесят рублей, полмесяца работать надо»). Позже, решив, что «хозяина бумажки нет», легко и весело пошутил перед людьми в очереди: «Хорошо живете, граждане!.. У нас например, такими бумажками не швыряются». А затем не смог пересилить себя, чтобы забрать деньги, хотя ему этого хотелось.
Желая «приятное сделать» невзлюбившей его снохе, этот герой разрисовал коляску маленького племянника так, что ему пришлось спешно возвращаться домой. Помимо этого, с героем случаются и другие недоразумения: его рассказ о «грубом, бестактном» поведении «пьяного дурака» из деревни за рекой, которому не поверил интеллигентный человек; поиск искусственной челюсти лысого читателя газеты в самолете; попытка послать жене телеграмму, которую строгой телеграфистке пришлось полностью исправить.
Стремление героя сделать жизнь «повеселее» наталкивается на непонимание окружающих. Иногда Чудик «догадывается», что исход будет таким, как в истории со снохой. Зачастую теряется, как в случае с соседом в самолете или с «интеллигентным товарищем» в поезде. Недовольство Чудика всегда обращается на самого себя: «Он не хотел этого, страдал…»; «Чудик, убитый своим ничтожеством…»; «Да почему же я такой есть-то?»
Герой Шукшина никогда не жалуется на окружающих или на жизнь, которую он не в силах переделать: «Он совсем не умел острить…», «…запел дрожащим голосом…», «…поскользнулся, чуть не упал».
Все эти черты присущи герою изначально, обусловливая своеобразие его личности. Профессия Чудика отражает его внутреннее стремление вырваться из реальности («Он работал киномехаником в селе»), но его мечты несбыточны («Горы облаков внизу… упасть в них, в облака, как в вату», «Обожал сыщиков и собак. В детстве мечтал быть шпионом»).
Интересно, что в прозвище героя выявляется не только его «чудачество», но и желание чуда. Поэтому в тексте заостряется характеристика действительности как тусклой, злой обыденности: «… сноха… спросила зло…», «… опять спросила Софья Ивановна совсем зло, нервно…», «не понимаю, зачем они стали злые?».
Чистая, простодушная, творческая натура «сельского жителя» противопоставляется злой действительности, «досадным происшествиям», от которых горько, больно, страшно… За живое Чудика задевают сомнения в том, что «в деревне-то люди лучше, незанозистее, а один воздух чего стоит! До того свежий да запашистый, травами разными пахнет, цветами разными….» Земля там теплая и свобода есть, от которой даже тихий голос героя звучит громко.
Прозвище героя неслучайно, оно определяет его суть. Имя и возраст Чудика называются напоследок как незначительная характеристика: «Звали его – Василий Егорыч Князев. Было ему тридцать девять лет от роду».
В герое Шукшина выражено своеобразие народных представлений о личности. Именно эта личность является олицетворением всего русского, доброго. Это личность, несущая в себе искру добра и радости жизни.

Шукшин Чудик Странноватый, легкомысленный, но не злой мужчина, киномеханик из деревни носит среди земляков прозвище Чудик. Получив отпуск, он решает съездить далеко на Урал, к брату, которого не видел лет 12. Уже при подготовке к поездке Чудик по своему обыкновению начинает влипать в досадные истории. Упаковывая сладости, купленные в районном городе на подарки племенникам, он неожиданно замечает на полу магазина пятидесятирублевую бумажку. Чудик громко объявляет стоящей очереди о своей находке и отдаёт потерянную купюру кассиру – вернуть владельцу, который, наверное, вскоре за ней вернётся. Но, выйдя из магазина, Чудик вдруг понимает: это его собственные 50 рублей, только что полученные на сдачу и случайно выпавшие из рук. Возвращаться за ними ему теперь совестно. Люди в очереди могут подумать, что он решил их прикарманить. Дома жена устраивает ему из-за этих денег крупный скандал.

На Урал Чудик летит в самолёте, любуясь облаками внизу и пытаясь сообразить, как будут выглядеть 5 километров высоты, поставленные с земли «на попа». Посадка самолёта оказывается неудачной: лётчик приземляется на картофельном поле. Пассажиров при этом швыряет по всему самолёту. Найдя на полу выпавшую у соседа искусственную челюсть, Чудик радостно протягивает её обладателю, но тот не благодарит, а возмущается, что чужой человек схватился за зубной протез руками. По деревенской простоте Чудик даёт в аэропорту жене душевную телеграмму: «Приземлились. Ветка сирени упала на грудь, милая Груша меня не забудь. Тчк. Васятка», однако строгая телеграфистка требует немедленно исправить этот чересчур игривый текст.

По приезде к брату Чудик сразу вызывает к себе неприязнь снохи, Софьи Ивановны. Эта буфетчица из управления уважает только «ответственных работников». Брат потихоньку жалуется Чудику на тяжёлый характер жены: она пренебрегает деревенскими, хотя и сама родилась на селе. Братья долго рассуждают о неуживчивых горожанах. Утром брат с женой уходят на работу. Чудик, проснувшись в пустой квартире, решает, чтобы добиться симпатии снохи, разрисовать детскую коляску. Наскоро изобразив поверху и понизу коляски журавликов, цветочки и петушков, он уходит по магазинам, но, вернувшись вечером, ещё с улицы слышит гневные крики Софьи Ивановны. Художество Чудика ей совсем не понравилось, и она требует, чтобы муж выгнал брата, угрожая иначе выкинуть его чемодан.

Чудик неприятно удивлён: сноха «не оценила народного творчества». Но делать нечего – он возвращается домой. Выйдя из автобуса в родной деревне, Чудик снимает ботинки и босиком бежит по земле с песней:

– Тополя-а, тополя-а…

Образ Чудика у Шукшина очень двойственен. Писатель, с одной стороны, вырисовывает действительно глуповато-комическую фигуру. Но, с другой, нельзя отделаться и от симпатии к Чудику – искреннему, немудрёному сельчанину, чья простота столь выгодно отличается от деланной, поверхностной «цивилизованности» горожан.

Дата добавления: 2015-10-21