Сдохну, но не подам виду, что он меня волнует.
Сдыхать не пришлось. Вереница эсэмэсок – «прости», «Стасик‑карасик», «не забудь про контрольную», «я уже скучаю без тебя», «моя тетка – дура», «целую тебя в нос», «ку‑ку!». При чем здесь «ку‑ку», я так и не въехала, но улыбалась до ушей.
Словно гора с плеч свалилась. Теперь я понимала смысл этого высказывания. Я стала легче в два раза, мне хотелось прыгать. Что я и сделала.
* * *
В этот момент небо было просто обязано хлопнуться на землю, а пара рек пукнуть и потечь вспять. Когда Ирка вошла в класс, в лесу передохло немало матерых медведей. А под горой вовсю свистали раки.
Учительница по литературе дважды уронила журнал, который так и остался бы на зашарканном полу, если б его не поднял великодушный Смирнов.
Гарик, не совладав с лицом, закрыл его руками. И подсматривал сквозь пальцы на свою единственную роковую любовь. По‑моему, он слегка трясся. Не то от смеха, не то от выброса адреналина.
Свита, состоящая из пяти девочек невзрачной внешности, всполошилась, как стая перепуганных куриц. Клянусь, они даже кудахтали. Остальная аудитория безмолвствовала как рыбы об лед. Итак, смесь куриц и рыб уставилась на невиданное чудо по имени Ирка.
– Ирочка, да как же это? – наивно всплеснула руками учительница, обходя Ирку по безопасной широкой дуге.
Полноватые ноги, облаченные в колготки масти шахматной доски, офигенные флипы, на каждом запястье самодельные снэпы, короткая юбка, естественно, шотландского раскраса и куцая кофта на пару размеров меньше необходимого. И шея торчит из здоровенных бирюзовых бус, как стебель из клумбы.
Кто‑то особо нервный психопатически хихикнул.
– Быть может, ты заболела? – с надеждой в голосе спросила ошарашенная вусмерть учительница.
У Ирки недавно были длинные прямые светлые волосы, на уход за которыми она тратила ежедневно не меньше часа. Теперь она щеголяла смоляной классической эмовской челкой, дополненной начесанной лохматостью на затылке. Глаза щедро обведены черными тенями. Сальные пряди сбоку украшала ярко‑розовая прядь.
– Вот это ремни! – заинтересовался Смирник, уставясь на навороченный трехслойный пояс, над которым виднелась полоска мягкого живота, украшенная свежим пирсингом в пупке.
– Отвали, – чтоб обозреть в прах поверженную публику, ей пришлось дернуть головой, иначе челка закрывала обзор.
Шейные позвонки громко хрустнули.
– А теперь все успокоились. Ирочка, присядьте, пожалуйста. Иначе я сообщу директору, что вы пытались сорвать урок.
Вот тебе и на! Получи фашист гранату! Ирке угрожают – офигеть. Она – слава и гордость школы, которую готовят на золотую медаль, – и вдруг угрозы!
Громко хлопая снэпами по полу, слегка растерянная, Ирка присела на свой стул. Не упустив возможности кинуть на меня победоносный взгляд. Стараясь делать вид, что ей фиолетово, кто на нее там уставился. Каменное бледное лицо с белыми выпученными губами. Которые она наштукатурила телесного цвета помадой.
– Кирилл, тебе капец, – тихо прошептала я.
Я была поражена. Оказывается, я уже забыла, как реагировали одноклассники на мое перевоплощение. Или в моем случае метаморфозы происходили постепенно?
– А теперь посмотри, как должна выглядеть классическая ультра‑тру‑эмо‑кид, – еле слышно посоветовал Кирилл.
– Банг‑банг, – ответила я, не надеясь, что он заценит соль шутки.
Попадос. Оказывается, я внешне теперь не слишком отличаюсь от одноклассниц. Мне и в голову бы не пришло устраивать сеанс показушности. Браслеты носят почти все, кеды – просто удобная повседневная обувь, моей коллекцией тщательно продуманных джинсов не удивить никого, полкласса в таких ходят. Куда смотрели мои глаза!
– Не паникуй. Ты все равно эмо, – в проницательности Кириллу не откажешь. – И надейся на революцию в рядах сплоченного педагогического состава. Они не дураки. С тобой надо бороться. Потому что ты – против, а с ней будет гораздо проще.
Самодовольный дурак! Как он мог так ошибаться!
– Я должна ей помочь. Она сейчас в таком состоянии может отмочить все что угодно. Ирка наверняка из Интернета выудила кучу бесполезной информации. Не дай бог вены себе порежет.
– Ага. Держи карманы шире. Послушай умного человека. Она, конечно, собезьянничала, но по характеру она кто? Правильно – самая красивая девочка в школе. А такие обычно очень дальновидные…
После его признания мне стало как‑то неуютно. Надо же, признался. Оказывается, он прекрасно оценил Иркину внешность. Вот, значит как. Ирка – самая красивая. Чудесненько. Ладно, замнем для ясности. Но как учителя поступят с Иркой? Быть может, ей устроят те же жуткие разборки, как и мне в свое время? Я выдержала, а она наверняка не готова к прессингу.
Мы как‑то перестали в последнее время обращать внимание на Иркино тоскование по Кириллу. Она то изводила нас всякими подколками, то ярко выраженно игнорировала меня, просто обдавая глобальной ненавистью. Иногда тетя Кирилла жаловалась, что даже в отвратительную погоду замечает «несчастную девочку», ненавязчиво бродящую под окнами. Туда‑сюда. Но мы ее просто не видели. Нам было о чем поговорить и чем заняться.
А она тем временем вынашивала завоевательские планы.
На перемене свита окружила своего кумира плотным молчаливым кольцом. В центре которого сидела сумрачная клонированная псевдоэмо. Ирке ее офи‑гительная затея теперь казалась не слишком удачной. До ее куриных мозгов постепенно начало доходить, что дело пошло не так, как она рассчитывала.
– А по‑моему, очень даже миленько, – решилась открыть рот одна из свиты.
– Хлеборезку закрой!
Девчонки обиделись, хотя им не привыкать. Ирка всегда помыкала своими приспешниками. Но в этот раз они не захотели терпеть и расползлись кто куда.
– Ирочка, нам надо поговорить, – наша классная поманила Ирку в коридор.
Потом по школе ходили самые разнообразные слухи об интимной беседе директрисы с Иркой. Кто орал с пеной у рта, что Ирка в ответ на запрет появляться в школе в таком виде демонстративно полоснула себя бритвой по вене и залила весь пол кровищей. Кто кричал, что Ирка напомнила про намеченную и заявленную золотую медаль, без которой школе будет очень хреново. Всякое рассказывали. Но правда заключается в том, что в результате сложных переговоров с немедленным привлечением родителей Ирина сначала исчезла на неделю, а потом вернулась в почти привычном виде. Прическа не в счет.
Медаль – это вам не собачий жетончик. Ради нее можно кое‑чем пожертвовать.
Теперь Ирка снова благосклонно отвечает на неуклюжие ухаживания Гарика. Проверяя, как на это реагирует Кирилл. Она снова блондинка, но волосы придется отращивать заново. И еще. Она вечерами отправляется на набережную. Одетая под эмо‑кид.
И уже перезнакомилась с эмовской тусовкой у нашей станции метро. Утром – гордость школы, вечерами – эмо. Как вам такое понравится?
А я мучаюсь дилеммой – стоило ли ради идеи эмо менять свою внешность. Для Ирки это была демонстрация собственной исключительности. Почти месть. И я даже ее за это уважаю. Хоть она и охотится за Кириллом. Который ненавязчиво продолжает со мной игру в любовь.
У него не очень получается. Хотя иногда я чувствую себя почти любимой. Он так внимательно смотрит на меня перед каждым поцелуем. Как будто мое лицо для него много значит. После ссоры он чертовски внимателен к перепадам моего настроения. Он говорит мне нежные слова. Он аккуратно меняет скользкие темы, чтоб не расстроить меня.
Он плохо играет в любовь.
Ему кажется, что любовь – это мяу‑мяу под луной. Как‑то раз я ему сказала, что в настоящих чувствах достаточно много страдания. И он тут же стал устраивать их мне своими подлыми ехидными замечаниями:
– Извини за напоминание, когда мы вчера ходили в кафе, там была пара эмо‑боев, так они даже не обратили на тебя никакого внимания. Я думал, у вас все по‑другому.
– Как это?
– Ну, поздороваться, облобызаться…
– Лобызаться необязательно.
– А почему ты снова дуешься? Набравшись смелости, я выдержала паузу и заявила:
– Мне кажется, нашим отношениям не мешает перейти на новый уровень.
– Пусть переходят. Я не против, – серьезно согласился Кирилл.
Тем временем Вайпер крепко задумался, почему его никто не любит и хочется ли ему этого.
А Ирка решила, что никто в целом мире не достоин ее любви.
Ляля, Оля и Алиска кормили бананами заблудившуюся старую лошадь.
Танго решил выяснить, что чувствует нога, на которую наехало колесо грузовика. Повторять не советовал никому.
Сурикат в обществе двух девушек прогуливался по набережной и вдруг понял, что они вовсе не эмо. Но решил, что не стоит их огорчать отказом.
Директриса прикидывала, как бы к своей выгоде заменить унитазы в школьных туалетах. Вспомнила про завхоза, которая вынудит своего безотказного супруга сделать все почти за бесплатно. А разницу можно потратить на более приятные цели, например на новую шубу.
А моя мама злилась на меня за свои протекающие сапоги, которые придется выбросить.
Кирилл вспоминал нужные слова, чтоб объяснить свои чувства. И у него получалась такая ахинея, что самому смешно.
Тетка Кирилла бесстрастно доложила мужу, что племянник не гей, а эта Стася простодушная дурочка. Так что пусть встречаются, большого вреда не будет.
А потом перезвонила маме Кирилла и пересказала, о чем разговаривает дурочка Стася и Кирилл.
Что делала Дочечка, не ведомо никому.
* * *
Накануне я заскочила в гости к Сурикату, который позволил мне пообщаться с народом в интернете. На вопрос «Почему эмо в конфронтации с готами?» мне кто‑то ответил такую шнягу:
– Потому что до того, как появились эмо, гопники, скины и прочие…здили готов, а теперь у готов появилась возможность отыграться за себя.
А некто сообщил, как он стал эмо:
– Меня мама заставила, сказала, что хотела девочку.
И еще:
– Дети – самые умные существа. Хочу оставаться мудрой всю жизнь.
Ответ:
– Ну и оставайся существом… Два ответа матом, строк на шесть. Комментарий:
– Боже, какие вы грубые… Много испытую эмо‑цый.
На чье‑то любопытство в отношении резанья вен пришли такие приколы, что дураку станет ясно, эмо вены не режут. Кроме очень глупых. А их и без эмо завались.
* * *
– Мамаша твоя как?
– Каком. Вайпер, это ты? И почему «как»?
– Она дома?
– Нет. А что?
– Я под дверью стою.
– Хорошо, – ответила я и выключила мобильный. Потом подождала немного и открыла дверь. Вайпера бил озноб. Аж зубы стучали. Сначала мне показалось, что он перепил накануне. Потом вспомнилось, что он вовсе не пьет, как и все эмо, приверженцы здорового образа жизни. Хотя мы однажды ради эксперимента надрались до чертиков. Определяли влияние алкоголя на эмоции. Эмоции распоясались, а потом отравился весь организм. На зрение водка подействовала тоже не лучшим образом. Вайперы крутились вместе со стенами и столом. Пол подпрыгивал, угрожая свалить меня куда‑то в угол. Пришлось крепко вцепиться в край стула, но и это не помогло. Мы с Вайпером пришли к выводу, что крутящийся потолок силой воли не остановишь. Выговаривание слов привело к неожиданному результату, и мы проползли кто до ванны кто до туалета. Желудок бился об горло, норовя выскочить наружу. Эмоции от таких выкрутасов умерли. Хотя осталась одна, которая намекала на то, что неплохо бы убрать за собой. Но потом стало все равно. Назавтра приговорили: пьянству – бой.
И вот великий трезвенник Вайпер клацает зубами. С чего бы это?
– Ты что, родной, на иглу сел или обкурился в дупель?
– Все гораздо хуже. Все так скверно, что хуже некуда. Я проклинаю тот день, когда злая судьба свела меня с этим придурком. И тебя проклинаю тоже. Ты коварная подлая девчонка. Как ты могла!
Раз говорит театральным языком, значит, стряслось что‑то из ряда вон выходящее.
– Танго? – догадалась я.
– Кадриль, твист, вальс и гопак вместе взятые, – огрызнулся Вайпер. – И не смей хихикать! Так плохо мне не было ни разу на протяжении моей бурной жизни!
– Вспомни про кроликов, – в моем голосе не было сочувствия.
Вайперу Вайперово. Он временами сам такая редкостная сволочуга… Вечно втравливает народ в сомнительные эксперименты.
Признаюсь, позлорадствовала. Немного. Но зато – от души.
– Ты мне отказываешь в сочувствии? – Вайпер органически не переваривает, когда ему напоминают его промахи.
– Ладно, рассказывай все по порядку. Тогда я решу, стоит ли тебя жалеть.
Вайпер мигом успокоился. Теперь он сосредоточен на цели. Ему надо так преподнести историю, чтоб выставить Танго гадом, а себя невинной жертвой. Но при этом самому не выглядеть дураком. Сложная задача.
У Танго маманя куда‑то свинтила на пару недель. И он сразу потратил почти все деньги, выделенные ему на питание.
У Вайпера куда‑то свинтили родители на пару недель. И он через два дня остался в положении Танго.
Разница состояла в том, что у Вайпера предки укатили за границу развлекаться на теплом морском курорте в окружении дальней родни. Я взяла на заметку этот неизвестный мне фактик. Оказывается, у Вайпера имеются родственники за бугром.
А маманя Танго свинтила с дружком‑пропойцей на его, блин, историческую родину. То есть в дремучую деревню освежиться самогоном.
Разница в социальном статусе сути дела не меняла. Два идиота остались на мели без надежды на быструю поправку материального положения.
Танго недолго погоревал и вызвонил Вайпера, надеясь, что у него можно разжиться либо финансами, либо кормом. Они обсудили создавшуюся ситу‑евину. Выходов из которой было немного. Вайпер выдвинул идею таскаться по гостям. Что не принесло желаемого результата.
Туда, где реально можно было пожрать, их не пускали. Во всяком случае, дальше порога. Или ограничивались пакетированным чаем с засохшим печеньем. Потому как не всяким родителям приятно зреть такую колоритную парочку. Вайпер а‑ля злобный ботан, и Танго – эмо‑бой с замашками Суриката.
– Я веду здоровый образ жизни. У меня режим! Меня предки приучили к разнообразной полезной пище. А от этой чайной диеты у меня изжога! У меня, наверное, уже язва вот такая от их сухарей!
Приятельски настроенные эмо стыдливо отбрехивались от повторного нашествия на вожделенные изобильные холодильники. Их родителям по самое некуда хватало собственного эмо‑чада. А тут целая неорганизованная эмо‑толпа, и вся она пытается пожрать. Короче, гостить у соратников получалось одноразово.
Оля, Ляля и Алиса оказались наиболее гостеприимными.
– Но у них самих шаром покати. Я и не догадывался, что у Оли мать постоянно болеет. Они на мамину пенсию по инвалидности живут. Ольга, оказывается, подрабатывает в кафе, полы моет. Только она просила никому не говорить, учти! У Ляли дома, кроме дряхлой бабки, никого. Ее мать в разводе и черт‑те где личную жизнь устраивает. Ляля ее уже как два года не видела. Они с бабкой кашку кушают. А я ее в детстве наелся. Да и неудобно как‑то младенца со старухой объедать.
К Алисе бедолаги приходили неоднократно, пока не повстречали ее братьев. После чего визиты было решено не возобновлять.
Тогда Танго и Вайпер устроили военный совет, пересмотрели стратегию и атаковали просто знакомых. Которые не эмо, но те оказались страшно занятыми нехлебосольными жмотами.
А кушать хотелось все больше.
Тогда Танго, поднаторевший в сложных житейских ситуациях, объединил наличность и вместе с Вайпером отправился в большой магазин.
– Он, гад, мне сказал, что научит меня, как безнаказанно добывать пропитание.
– Тоже своего рода эксперимент, – согласилась я, уже заинтригованная повествованием.
Мне было кое‑что известно о практике нарушения заповедей. Одной из которых, как известно, считается «не укради». Танго можно считать академиком на этом поприще. Хотя вором в прямом смысле этого слова его назвать язык не поворачивается.
– Ты только послушай!
Они оделись скромно и неприметно. Только самопальные напульсники Танго и ботанический вид Вайпера намекали на их нестандартность. Прибавьте к указанному эмовские прически и поношенные флипы. Теперь картина неприметности будет законченной.
Магазин был огромен, как крытый стадион, и настойчиво вонял едой. За которую стоило побороться. Первым делом Танго небрежной походкой состоятельного человека направился к колбасам. Которые вызывающе розовели, призывая срочно впиться в них зубами. Нет, он не крутился у отдела самообслуживания. Для его целей требовался продавец.
Танго придирчиво осмотрел выложенное на прилавке, выспросил про сроки годности и, удовлетворившись ответом, потребовал полкило «вон той аппетитной». Наученный загодя Вайпер демонстративно следил за действиями продавца, всеми силами выражая заинтересованность, а потом озвучил намерение прикупить то же самое.
Отойдя на безопасное расстояние, они укрылись за стеллажами овощных консервов и аккуратно переложили содержимое одного пакета в другой. Возникли некоторые сложности с переклеиванием ценника, но сообща они справились и с этой задачей.
– Теперь мы имеем кило колбасы по стоимости половины. Сечешь?
– А на кассе не заметят?
– Пока ни разу не замечали. Главное теперь – озадачиться остальным. Моему организму явно не хватает морепродуктов.
Они насыпали в пакет крабовых палочек. Потом взвесили. А потом щедро досыпали еще. В результате получилось то же, что и с колбасой, даже лучше. Постепенно корзина заполнилась крайне необходимыми калориями. В которых так нуждается юный подрастающий организм.
Танго решил раскрыть некоторые секреты мастерства перед своим незадачливым товарищем и пошире распахнул брезентовую куртку. У которой подмышками оказалось несколько просторных внутренних карманов. Мимо проходящая тетя решила, что испорченный мальчик завлекает Вайпера на сомнительные удовольствия. Тонко взвизгнув: «И тут педики», скрылась за стеллажом, напичканным пряниками и прочей выпечной мелочью.
В карманы они поместили самое легкое. Пакетики чая. Предварительно распотрошив коробку самого дешевого. Типа «Сэра Кента». Который, по словам Танго, меньше пах. Пустую коробку Танго засунул на самую верхнюю полку.
Раздухарившийся Вайпер потребовал присовокупить к чаю пакетики растворимого кофе фирмы «Нескафе», который тоже имелся в наличии.
Щедрый Танго расстегнул штаны.
Тетенька, решив, что встречи с проклятыми голубыми ей больше не светит, торжественно вырулила из‑за угла, толкая перед собой доверху нагруженную тележку.
– Иди ко мне, цыпочка, – зазывно простонал Танго.
Вайпер, который стоял спиной к тетке, испугался до икоты.
Когда недоразумение было забыто, кофе перекочевал в потайные карманы семейных трусов.
Они прекрасно вписались в намеченную сумму и вольготно прожили на добытое несколько дней.
– Только кофе пришлось выкинуть. Я в общем‑то не брезгливый, но пойми правильно, как только вспомню, где эти пакетики путешествовали… А вообще, прикольно было. Танго дома скинул шмотки, а из него как посыплется!
В этот момент к нам присоединился Танго. Не обращая внимания на раздраженного Вайпера, он мило поздоровался и присел рядом, поглядывая на меня самым невинным взглядом.
– Байки травит? Поливает меня грязью? Он до второго нашествия на гастроном еще не добрался?
До пришествия Танго Вайпер казался мне сердитым, но теперь он выглядел по‑настоящему взбешенным. Во‑первых, он успел свыкнуться с ролью единственного рассказчика, во‑вторых, не признавал кого‑либо лидером. Кроме себя самого. Того же самого мнения придерживался Танго. Который тоже пребывал не в лучшем настроении, но по дугой причине. Ему не терпелось поведать мне сагу о вайперовском проколе.
– Этот придурок лагерный вместо четырех уже взвешенных бананов запихал в кулек так много, что этот гребаный полиэтилен порвался прямо на кассе. А он развозбухался, мол, пакеты некачественные. Привлек ненужное внимание…
– Нечего было в коробку от дешевой зубной пасты крем для ног совать, – в ответ злобно ругался Вайпер.
Поливая гладкий пол подсолнечным маслом, выхваченным из корзины зазевавшегося ночного покупателя, добытчики еле унесли ноги. И теперь Вайпер не желает дальше водить дружбу с таким криминальным элементом, как Танго.
– Жрачку схавал, ту, которую в первый раз притаранили, а теперь такой честный стал, офигеть! Просто Святой Пантелеймон! Гадюка и есть гадюка! Государство надо обувать. Я всегда говорю, что у нас с государством обоюдные сексуальные отношения. Оно – меня, я – его. Все по‑честному.
– Это был не государственный магазин.
– Какая, на хрен, разница? У меня со всеми такие отношения. Кроме тебя, конечно. Кстати, у тебя сотней разжиться нельзя?
Сотню я ему дала, пускай питается. Вайпер скромно дождался убытия Танго и намекнул, что он голоден, как зимний волк.
– Щас запою! – Этого даже я выдержать никак не могла.
Пришлось разогревать щи и котлеты.
– А где макароны? Или картошка? Суй в микроволновку. И сырком их, сырком посыпь. А кетчуп у вас есть? А что у нас к кофе? Как я тебя люблю, Стасечка. Давай поженимся?
– Вайпер. Ты ошибся с объектом. Тебе придется жениться на моей маме.
Сыто рыгнув, Вайпер скучно оглядел нашу несимпатичную кухню. И отказался от намерения связать себя узами брака с моей мамой.
– Хотя как теща она будет ничего.
Вечером я, стараясь как могла, пересказала все это Кириллу. Он не сумел оценить юмор грабежа магазина. Ему было непонятно, как можно остаться без денег и пищи. Он ни разу не был в подобной ситуации. И надеялся, что никогда не будет.
* * *
Весна требовала реакции на свои климатические старания. И мне показалось глупостью сидеть вечерами дома. Разговаривать и целоваться можно где угодно, хоть на набережной. Главное – одеться потеплее.
Кирилл поворчал немного, но после первой прогулки начал входить во вкус от ежедневных открытий. Коварный город манил нас своими удивительными таинственными улицами. Изобилующими вымирающими домами с неповторяющиеся фасадами. Которые казались еще более привлекательными от того, что мы знали наверняка их скорую неминуемую массовую кончину. Быстрота изворотливых застройщиков, выгрызающих самые окупаемые районы, нарастала с каждым скачком цен на квадратные метры.
А мы наслаждались видом архитектурных покойников, которые даже не знали, что уже обречены. И фотографировались на их фоне по принципу «я и памятник».
Я заново открыла приевшиеся с детства достопримечательности. Мы наперебой восхищались гордой нищетой уютных гулких дворов. И целовались, отмечая каждый удачный момент встречи с городом. А потом возвращались домой к Кириллу, наскоро перекусывали, и я нехотя удалялась к себе. В опостылевшую негостеприимную квартиру.
Скандал был затяжным. Даже Митька это понял и горестно разревелся.
– Ты когда прекратишь приходить домой на ночь глядя? Я запрещаю тебе возвращаться позднее одиннадцати!
Вспомнив наставления Кирилла, я не стала отбрыкиваться от маминых нападок и молча улыбалась самой счастливой из улыбок.
– Ты бы слышала, что про тебя говорят! Потаскуха!
– Мама, а когда вы с папой познакомились, какая ты была?
Митька с интересом смотрит на маму. Он даже перестал плакать.
– Стася, мама была молодая? – удивляется он такому невероятному предположению.
Пора делать ноги. Мама прытко настигает меня в коридоре и хватает за шиворот. Улыбаться поздно.
– А чего вы тут делаете? – спрашивает папа, ударив меня дверью.
Теперь на лбу будет шишка.
– Не плачь, до свадьбы заживет, – попытался успокоить меня папа, отчего лицо мамы стало сиреневым:
– Свадьба? Кому она такая нужна? Дай бог если в подоле не принесет! Ты на руки ее посмотри! Все резаные! Наркоманка проклятая.
По ее мнению, мои давно зажившие шрамы могут означать новый изощренный метод поглощения наркотиков.
Пока на меня орали, я преспокойно думала о своем.
Поразительное ощущение падать в пропасть, когда твоя рука случайно касается его руки. Три секунды полета, приближающего к раю. Ангел, где ты потерял свои крылья? Какими они были? Я верну их тебе, и мы полетим вместе. Куда? Да какая разница.
Какая пошлятина. Я стала пошлой изнутри. У меня от любви поросли пошлые мысли. Кошмар!
Когда‑то случится первый раз. Как это будет? Больно? Стыдно? Как себя вести? Вдруг я покажусь ему неловкой? Просмотры порнушки и советы подруг не помогут вести себя правильно. Если делать так, как в порно, он подумает, что я развратная и у мня кто‑то был до него. А подруги твердят, что нельзя лежать как колода. Мальчикам это не нравится.
Тут я подумала, что если это событие случится у меня с Кириллом, то пусть он и старается, чтоб все прошло хорошо. А что, если и он в этом вопросе ничего не понимает? Вот засада.
Тут до моего слуха донеслось брюзжание мамы:
– Ты не знаешь, где она шатается. А я знаю! Милые люди – уже кто‑то донес, приукрасив грязью собственных измышлений.
– Он наркот. Про которого сестра рассказывала.
– Ну ни фига себе! Как компьютеры хапать, так первая… – возмущаюсь я наглостью директрисы.
– Не сметь! Твоего любовничка прислали к нам на лечение. Он сначала в клинике в Швейцарии лечился, а потом – к нам. В культурный город. Чтоб соблазнов поменьше.
– Мама, ты что, совсем охренела? Кирилл не наркоман и никогда им не был. Он и в Швейцарии не был. И в нашем, блин, культурном городе наркотиков завались, хоть жопой ешь. Так что неувязочка!
– Он ей совсем мозги запудрил! Она под его дудку пляшет!
– Уймись! – Это папа решился подать голос в мою защиту.
– Они оба наркоманы! – ошеломленно догадалась мама, вытирая подолом зареванное Митькино лицо.
– Ага. А еще мы вчера сообща изнасиловали статую в городском парке!
– Как? – подключился к разговору удивленный Митька.
– Не слушай. Я шучу. У тебя жутко шутливая сестра. Привыкай.
– Папа, как изнасилуют статуй? – не унимался любознательный ребенок.
– Вот видишь, чему она учит твоего сына? Некоторое время я переодевалась, слушая, как ругань переживает все мыслимые стадии.
– Я его даже не люблю, – сообщила я в сторону кухни.
– Ну и дура, – пожав плечами, парировал папа.
– Скажи ей, что хватит ко мне придираться. Я теперь нормально учусь, и все такое.
– Про все такое передам непременно. Но возвращаться лучше пораньше, а то она волнуется.
Если бы дело было в родительском беспокойстве, вызванном любовью к собственному ребенку, я бы попробовала измениться. Но тут дело в другом. Тетка, которая является авторитетом для мамы, гонит пургу на Кирилла.
Это что‑то новенькое!
* * *
У меня на время все вылетело из головы. Забылась грызня с мамой и ее нелепые подозрения насчет наркотиков.
Кириллу пришлось уехать. Прямо в школу приехала ментовская машина и увезла его без всяких объяснений. Его, словно преступника, прямо с урока забрал милиционер, одетый по форме.
Одноклассники поглядывали на меня. Кто злорадно, кто с сочувствием. Но всем им было любопытно, как я стану реагировать. Не дождетесь!
Впервые у меня возникло желание сохранить лицо. Это были мои, и только мои эмоции. Я чувствовала себя шпионом в тылу врага. Чуть обозначишь расстройство, тебя сразу поставят к стенке и – «заряжай, пли!». Начнутся искренние и лицемерные соболезнования. Лучше сделать вид, что давным‑давно была в курсе такого поворота событий.
Ирка, та просто наглела на глазах. Она забыла, где находится, откинулась на спинку стула и торжествующе разглядывала меня, словно прикидывала, с чего начать. Съесть, что ли, собралась?
Делая вид, что прилежно списываю непонятные формулы с доски, я тревожно думала, что стряслось и когда Кириллу удастся мне позвонить? И вернется ли он обратно? И куда его повезли?
Блин, никакой информации!
На перемене наиболее активные подкатили с соболезнованиями. Будто Кирилл помер у всех на глазах. Будто я теперь вдовица безутешная. Не в состоянии произнести хоть слово, я скрылась в туалете и набрала его номер. Абонент недоступен. Следующая попытка. Вне зоны. Как это мило. Деньги дерут, а зона все «вне».
Хотелось свалить домой. Мимоходом заглянув к тетке Кирилла. Которая все врет и меня не любит. Ну и черт с ней, что не любит, не жениться же нам в самом деле. Главное – узнать, куда делся Кирилл. Но потом я подумала, что ему наверняка не понравится такая суета. Быть может, он сейчас войдет, сядет рядом, и снова все будет как раньше. Он преспокойно вернется, а я в это время буду метаться по всяким нелюбезным теткам.
Высидев еще один урок, я снова ринулась в сортир.
– Понос на нервняке продрал! – насмешливо подколола меня Ирка.
«Вне зоны». Да что они там, охренели, что ли?
– Да не парься ты, – начала было Алка, закуривая толстую сигарету с ароматом вишни. – Все равно он отсюда уехал бы. Надеюсь, у вас ничего серьезного? Ты случаем не того, уа‑уа, пеленки, памперсы? А то смотри, у меня есть к кому обратиться.
Дым тянулся в открытое окно, словно грязная желтая веревка.
– Учебный год скоро тю‑тю. Месяцок страданий, а потом лето. Свобода! Ты куда летом собралась?
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |