(Сон сумасшедшего. Продолжение)

Сумасшедший

(Сон сумасшедшего. Продолжение)

I

..........................................................................................

..........................................................................................

...Вы может уже не помните, но я тот человек, который недавно описывал свой сон... Сейчас о нём я не буду говорить, да и сон – это всего лишь сон, ничего не значащая, никчёмная вещь, никак не относящаяся к настоящей жизни. В этот раз я хочу рассказать вам кое-что очень важное, и главный смысл моего рассказа в том, чтобы вы мне поверили... потому что... здесь очень одиноко и страшно...............................................................................................

День был пасмурным. Встал я рано по причине того, что забыл в выходной день выключить будильник. Проснувшись, я действительно хотел собираться на работу, и лишь когда одел уже трико и натянул второй носок, я вспомнил, какой был день недели. Я скинул сразу то, что успел надеть и залез обратно под одеяло; мне стало так хорошо на душе, даже улыбнулся от радости... А потом то ли от радости, то ли из-за привычки, все мои попытки уснуть были тщетны. Ворочался, ворочался - надоело. Положил повыше подушку и начал смотреть телевизор... тоже скука – показывают одну чушь: бессмысленные мультики; "Школу ремонта"; описания жизней всяких актёров; новости, в которых каждый день показывают что-то "новое", хотя ничего не менялось абсолютно; танцы полуголых девушек, которые поют, за пять минут написанные песни; и т.д... После неимоверных усилий я встал с постели, поставил чайник, а пока он кипятился, я успел сходить в туалет и почистить зубы (в общем, всё как обычно).

Чай я пью зелёный, ведь он успокаивает, а если честно, то просто надоело пить кофе и обычный чай – так хоть какое-то разнообразие. Пью чай я очень долго, ну так получается. Например: когда мне с утра надо на работу, на то, чтобы одеться, умыться, попить чай у меня есть примерно тридцать минут, и, наверное, больше половины этого времени я пью чай. Вернее даже не пью чай, а сижу, задумавшись, после того, как выпью его, и нахожусь как будто в полусне, отдаляюсь от всего. Но вот если сейчас даже захочу, не смогу вспомнить, о чём таком важном я думаю в такие моменты...

Вот выпил крепкого чая, а зелёный крепкий чай сильно взбадривает. Действительно, чуть взбодрился; походил по своей комнате несколько раз туда-сюда. Каждая секунда нахождения там, становилась невыносимой для меня. Комната моя показалась мрачным, сырым, безжизненным местом, где я бессмысленно провёл множество лет, жалея себя, думая каким бы я мог быть счастливым... Я стал как будто задыхаться от духоты; в комнате потемнело, словно окно начало чернеть... голова закружилась. Мне надо было скорей убегать отсюда, пока я не сошёл с ума окончательно. Я шатаясь, добрался до вешалки, схватил пальто с шарфом и выбежал на улицу....................................................................................................................................................................................................................

...Запомните, пожалуйста, ещё кое-что важное: тот день, который я описываю, был в феврале 2010 года 24 числа – это правда очень важно. Не имеет значения когда вы прочли то, что я сейчас пишу. Хоть позже, хоть раньше: главное поверьте, что это было именно этого числа, года, месяца. Случайность ли послужила, такому изменению моей судьбы, или такая судьба у меня и должна была быть? Не знаю... Я может…

Наверное, с моей квартирой серьёзно было что-то не так, потому что на улице мне сразу стало легче дышать и голова перестала кружиться. Снег жалко не шёл, но зато ветра не было - и это был отличный день для прогулки. Меня окружали одни весёлые люди после вчерашнего праздника, так мне в общем казалось. Столько красивых девушек было вокруг, все симпатичные, жизнерадостные, с огромными глазками, смотрящими, конечно, не на меня, но всё равно смотрящими с таким взглядом, что если хотя бы один из них предназначался мне, я бы сразу умер на месте. Любовные пары целовались как будто специально, увидев меня... Слов не могу подобрать, чтоб объяснить того, как было хорошо на улице, как всё светилось от радости. В голове моей так и крутились слова песни группы Мирумир "Привет". Но я отвлекаюсь – я совсем не про то рассказываю... мне ведь нужно торопиться... они называют меня каким-то Шарефьевым, а я же никакой не Шарефьев: фамилия моя Л...н...

А если подумать, то куда мне теперь торопиться? Лучше буду пробовать хоть чуть-чуть подробней писать.

...Гулял не помню сколько: может час, может три часа. Вместе с улыбками горожан сиял и снег. В такой день даже с моей больной головой нельзя загрустить. Я ходил, думая о человеческом счастье: что человеку требуется, чтобы вдруг стать счастливым? и может ли человек вообще быть счастливым? И находил ведь ответы на все эти вопросы... Нужны ни деньги, ни слава, а нужен просто человек, которому будет не наплевать – и всё. Я понимаю, может такого человека не быть, но, будьте уверены, его можно найти. Можно найти и за несколько минут, лишь заговорив, например, с соседом, или потратить на его поиски полжизни. Но главное нужно верить всем сердцем, что найдёшь. Нельзя отчаиваться никогда, иначе жизнь потеряет всякий смысл... Вы можете не поверить в то, что я напишу чуть дальше, но вы должны вникнуть в написанные сейчас предложения. Пускай их написал сумасшедший, но ведь я не сумасшедший, потому что это всё может оказаться, как я уже писал, случайностью, нелепой ошибкой...

Вокруг меня жил город, бурлил и не стоял на месте, с каждым днём его размеры увеличивались. Мимо проезжали машины, быстрыми шагами проходили люди. Куда-то все спешили... Один я стоял неподвижно в круговороте жизни, устремив на всех, всех, всех свой внимательный, ничего не пропускающий, взор. "Карусель вращается без меня... ". Такого как я действительно могли принять за алкоголика, но, уверяю вас, не за сумасшедшего. Ведь я был одет в помятое, изрядно потёртое пальто, синие грязные джинсы, а обувь моя была до того изношенной, что потрескалась со всех сторон – наверное, стоило её хоть иногда чистить; небритое лицо, жирные, грязные волосы стояли дыбом – и представьте, что такой человек бессмысленно-пристально смотрит на вас. Что же вы подумаете?... думаю ничего. Так наблюдал я за мигающим светофором, за стариком, который более десяти минут не мог перейти дорогу, за девушкой, говорившей по телефону очень странно: говорила она весело, даже смеялась, но лицо её выражало абсолютно другие эмоции – злость и ненависть... Когда же мне всё это надоело, решил отправиться домой. Но повернувшись, я ступил только пару шагов, вдруг моё тело расслабилось, руки, ноги перестали меня слушаться, и я свалился на асфальт, оставшись в сознании и с открытыми глазами. Какой-то мужчина остановился посмотреть на меня, но сразу ушёл. Лёжа, я долго думал: что со мной произошло? Потом вспомнил, что такие же симптомы бывают при катаплексии, тогда моё такое положение может продолжаться пять минут, целый час и даже больше. Пролежав несколько минут, всё же смог встать (ко мне так никто и не подошёл). При падении я сильно ударился головой, поэтому когда поднимался, придерживал её рукой – она раскалывалась. Как только я выпрямился полностью и хотел идти дальше – увидел, что нахожусь в своей комнате...

Удивились?... Я удивился сильнее. Как я оказался дома? Может я и не выходил оттуда. Может я свалился на пол сразу как надел пальто. Наверное, могло быть и так... Очутиться неожиданно у себя в комнате мне было всё же приятно, там ведь я могу спрятаться от всех: там только мой мир. В моём жилище, конечно, всегда беспорядок, но уютно. Я самый подходящий человек для того, чтоб там жить: я внешне неопрятный и тоже «уютный» – лучше кандидата не найти. Сколько раз в жизни я терял близких мне людей, но зато моя комната всегда была со мной, всегда принимала меня таким какой я есть. В ней даже нет кровати, но зачем она нужна, если есть раскладывающийся диван? Из окна видна стройка, длящаяся уже много лет. Говорят, должны построить фитнес-центр. Я всегда шутил, что как только его построят, я стану вести здоровый образ жизни... но видно не судьба...

...У всех же бывает такое состояние, когда кажется, что вы ничего из себя не представляете и ничего не можете добиться. Такое вот состояние было и у меня. Сев за стол, я вращал рукой кружку с недопитым чаем и думал о том, сколько всего я хотел сделать раньше, но все мечты куда-то пропали, хотя некоторые должны были безусловно сбыться... Если б я мог сейчас объяснить самому себе, что этот день я легко мог превратить в самый лучший из всех дней, ведь как же я заблуждался в своих мыслях тогда. Будь у меня ещё хоть один только шанс всё исправить... о, как было бы всё хорошо...

...Я ведь почему-то совсем не думал о своей матери, которая жива и живёт в этом же городе, что и я. К описываемому мной дню я не звонил ей больше месяца после сильной ссоры между нами. Из-за чего же была та ссора? Но, задумываясь об этом, я решительно не могу вспомнить в чём была тогда причина. Наверняка, из-за моей глупости, недоверчивости, вспыльчивости – как же глупо, согласитесь... Один, всего один день и всё бы исправилось, ведь мама меня любит, кто же ещё, если не она. Если б я пришёл к ней и просто обнял, она бы взглянула на меня так, как могут смотреть только матери: грустными, не винящими ни в чём, глазами. А почему обычно мы все ругаемся?... Мы думаем, что мама нас не понимает, даже не пытается понять, не верит нам, но верит словам каких-то посторонних людей: просто каждая мать хочет слышать о своём ребёнке всё только самое хорошее – и этим всё объясняется. Поэтому нам нужно самим стараться понимать матерей... И все мы, если что-то не по-нашему, начинаем обиды срывать на близких, и обычно это бывает мать. Но ведь мама не всегда будет рядом, почему бы тогда не ценить каждый час, каждую минуточку с ней... Но, сидя за столом, о матери я тоже не думал, я думал о совсем другом – о том, что произошло со мной прошлой ночью, приснилось ли мне это или было явью?...

...В общем, вчера, когда я спал и видел сны, меня вдруг разбудил какой-то шум, но я не обратил на него никакого достойного внимания – мало ли какие звуки могут доноситься от соседей, – и преспокойно перевернулся на спину. И вот когда я почти вновь заснул, услышал отчётливо и громко возле себя своё имя... Я сразу открыл глаза, чуть приподнялся и увидел, как маленький зелёный свет от холодильника в полной темноте освещал силуэт человека среднего роста в плаще или в пальто... От страха и удивления я на секунду закрыл глаза, но когда я их всё же открыл, в моей комнате уже никого не было... Сердце моё бешено билось в груди. Я огляделся по сторонам и решил включить свет. Включив светильник, огляделся опять, но так никого и не было. Разве кто-то мог зайти ко мне, не открыв двери ключом? ведь я точно помнил, что закрывал дверь. И лишь я успел подумать о том, что нужно проверить дверь, как она сквозняком открылась сама... Пускай. Значит, могли зайти, но ведь я только на одну секунду прикрыл глаза, он же не мог испариться! Может я просто забыл закрыть дверь, а всё остальное мне приснилось? Всё может быть... Чуть постояв, закрыл дверь, выключил свет и лёг обратно, затем, к моему удивлению, уснул быстро. Мой бедный, слабый мозг, как бы не силился, не смог бы разобраться в чём дело. Остальное после того, как я проснулся, вам уже известно.

Но, знаете ли, то, что я не мог объяснить тогда эту ситуацию, говорит о моей полной вменяемости... С этими необычными размышлениями я подошёл к окну и мрачно стал смотреть на знакомый до боли двор. На улице шёл снег, и как-то ослепительно смотрелись напротив серые дома, голые деревья и грязная стройка. О, эти перепады настроения! Откуда все эти неясности и непонятки?... Голова трескалась от усталости; чтобы освежиться, открыл мамой заклеенное окно, оторвав кефиром приклеенные бумажки, и из него ворвался в комнату холодный чистый воздух со снегом вместе. О! как я был себе противен, как я ненавидел себя... чего-то мне не хватало, за это "чего-то" я винил себя... но вдруг снова ноги стали ватными: стал падать, падая, мне показалось, что окно закрылось само. Сзади меня находился разложенный диван, и я свалился прямо около него. Снова не мог двигаться, мог лишь видеть... Это должно было же пройти – я стал ждать. Лежал долго, пока я не услышал чьи-то шаги в своей комнате, а из-за дивана я не видел его... Этот кто-то подошёл к двери – зашуршала одежда... Опять кто-то находился в моей квартире! но я уже тогда знал, точно знал, чёрт возьми, что это был тот же человек, что был ночью! С пола я видел действительно закрытое окно, а этот подошёл к столу, ну, наверняка, к столу, потому что потом мне слышалось, как он, вроде как, водил по столу кружкой...моей кружкой!!... Прошло ещё много времени; он начал идти в сторону окна, то есть в мою!... если б я увидел его, если б только... Боже мой... Неожиданно окно вновь распахнулось: на пол начал падать снег, моё расслабление прошло. Резко встав, я опять же никого не увидел... Вы не сможете даже представить того, как это страшно!... страшно... Проверил дверь – закрыта... "Бежать! нужно бежать отсюда!..." – повторял я в полной истерике со слезами, неудержимо тёкшими по моей щеке.

В мгновение ока я надел уличную одежду и выбежал в подъезд, затем, перешагивая по три ступеньки, помчался вниз по лестнице. Но моя чемпионская пробежка продолжалась не долго: на лестничной площадке второго этажа было много людей, и так до самого выхода. Пробираясь между этими людьми (кстати, нужно сказать, что такого ещё в своём доме я не видел), всем сердцем желал поскорее оказаться на улице, чтоб подышать зимним воздухом, чтоб почувствовать жизнь огромного – по сравнению со мной – города. Только вот на улице людей было не меньше, даже больше. Толпа была настолько огромной, что конца её не было видно ни справой, ни слевой стороны улицы. Вся эта кучка людей шла в одном направлении – влево, в сторону "Вечного огня", и как только я начал проходить сквозь эту толпу, она начала меня уносить за собой; никакие мои усилия не давали результатов: толпа всё выбирала мне путь. У некоторых людей в руках были плакаты с надписями, призывающими что-то прекратить, и все люди – с плакатами и без – кричали что-то с ненавистью и очень угрожающе. Криков мне не удалось разобрать... и, наверное, это длилось бы намного дольше, если б толпа не прошла мимо поворота во двор - в этот момент я сумел вырваться каким-то чудом и заскочить туда. Я начал сразу всё дальше удаляться, но одно слово из криков толпы я расслышал отчётливо: "Стой!... Стой!..."... Я всё шёл и шёл, но мысли мои давно уже были не о странной толпе, а о ней... Да, да,! о ней, о которой я ещё ни слова не написал, но я хотел пойти именно к ней, от которой сам же сбежал, пускай... пускай, потому что тогда я, наверное, забыл об этом...

Не знаю, как я дошёл до неё – не помню, но вот уже была её остановка, оставалось уже совсем чуть-чуть... Уже стемнело, я взглянул в её окно – в нём горел свет, и я побежал со всех ног, как будто не во мне заключалась причина нашего расставания, а в чём-то другом. За последние месяцы я бывал в этом дворе множество раз, но так и не решался зайти... Вот до её подъезда оставалось метров три, но меня вдруг словно кто-то толкнул сзади, и я полетел лицом на асфальт…

II

Подбрасываю вверх тридцать копеек.

Тридцать копеек падают на снежный асфальт.

Вокруг нет свободных скамеек.

Я улыбаюсь, сжимая в кармане пачку петард.

На неё я потратил последнюю заначку.

"Жизнь хороша" – это обман.

Зажигаю сразу целиком всю пачку

И кладу обратно в карман...

Время уже почти что двенадцать.

Я лежу – болит страшно живот.

Любовные пары ушли целоваться.

Сегодня праздник - у всех Новый Год.

Тридцать копеек - всё что оставалось.

Так и наступил мой Новый Год.

Вот бы ещё пачку – ещё совсем малость,

Вот бы запихнуть её поглубже в рот.

...Голова моя затрещала от ужасной боли, когда я очнулся. Очнулся я на этот раз не дома, а на скамейке. Снег шёл мелкий, он больно кололся. Я находился в каком-то неизвестном мне дворе. Дома вокруг какие-то необычные – трехэтажные... «Куда же я забрёл?» – подумалось мне. Было холодно - я решил поскорее пойти домой. Встал и пошёл... Выйдя из двора, я очень удивился, увидев, что на дорогах не проезжают ночные таксисты... и фонари очень странные - таких я ещё не видел... они горят, а на улице ни одного прохожего... Я стал переходить дорогу, на ней, кстати, было много снега, грязного, чуть усыпанного песком, и на снегу было полно следов, не человеческих, а может конских... Когда же я перешёл её, я удивился ещё сильнее, даже испугался, потому что увидел огромную реку, а за ней множество огоньков... Такой широкой реки в моём городе нет! и не было никогда... «Неужели я в другом городе?!...» – но и это не было самым страшным...

Смотрел я на эту реки, нахмурив брови, долго, пока что-то не зашумело за моей спиной... Оглянувшись, я увидел коня запряжённого в... как же это назвать?... а пусть будет - в карету... и, держащего вожжи, кучера; он крикнул мне:

– Не желаете ли-с?... довезу, как следует... – наверное, он был немного пьян. Одет в толстенькую чёрную дублёнку, на ногах валенки, облепленные снегом, и вообще он был весь покрыт снегом: снег был и на шапке-ушанке, и на плечах; борода покрылась инеем, щёки от холода уже тоже побелели. Не переставая удивляться, я ответил ему, что не желаю, потому что не знаю, где нахожусь - он засмеялся:

– Как же так?... Находитесь вы в Петербурге. А в Петербурге, как известно, никто не теряется, а если и теряется, то по своей воле, - говорил он уже, как трезвый.

– В Петер... бырге, – я чувствовал, что говорил невнятно. – А разве там ещё есть извозчики?...

– Не там, а здесь, многоуважаемый! – ему стало очень весело. – Есть, конечно, куда же мы-та-с денемся?... - он опять засмеялся.

Мой мозг стал превращаться в кашу, я стал коченеть от холода ещё сильнее...

– Так куда же отправиться изволите?

– Никуда...

– Хм... вам лучше знать... Только не дадите хоть копеечку? а то никого я уже не встречу. - Сказав это, он сильно закашлял сухим, не предвещающим ему ничего хорошего кашлем.

Я сразу полез в боковые карманы пальто – не знаю даже, что я хотел в них отыскать, но... в карманах нашлись шерстяные варежки (чужие – своих у меня не было) и десяток каких-то бумажек (тоже чужих). Я достал из кармана одну из этих бумажек и подал извозчику, не посмотрев: деньги ли это вообще... Он снял толстую рукавицу с одной руки и взял бумажку, которая была на много больше наших обычных купюр, и несколько раз посмотрел то на меня, то на бумажку. Потом проговорил: «Спасибо, сынок! Век не забуду!», и, как будто боясь, что я передумаю, резко дернув вожжи, уехал...

Я смотрел ему вслед, пока его карета не исчезла во тьме... Под светом фонаря я посмотрел на варежки, что нашёл в кармане; было ведь очень холодно – я надел их... Посмотрел на пальто - оно тоже оказалось чужим, и обувь, и брюки - всё чужое. На шее откуда-то появился белый шарф, мой был синим. Вся одежда на мне была чистой, немятой, ухоженной... Сердце моё больно сжалось. Вот я и сошёл с ума окончательно...

Не знаю как, но я вернулся обратно к скамейке и сидел, пока не стало светать...

На улице было уже полно людей – наверное, я всё же уснул, пока сидел. Я вышел со двора и пошёл сначала вдоль реки, но мне было трудно называть эту реку рекой, потому что она больше похожа на море… Сомнений никаких у меня больше не было – это был Петербург времён Достоевского, но я продолжал не верить своим глазам… Потом я свернул на какую-то площадь. Навстречу мне попадалось много солдат в длинных серых шинелях и обычных гражданских в черных. Лица людей казались мне очень знакомыми, и я не знаю пугали ли или просто раздражали прохожих мои пристальные взгляды. Я видел школьников… продавцов калачей, игрушек и ещё всякой всячины…

Разглядывая прохожих, я совсем забыл обо всём остальном, что меня окружало… И тут возле меня промчалась карета с опускающейся лесенкой возле двери, запряженная четвёркой; за стёклами дверец сидел толстячек с белой бородой. Я видел даже омнибусы, о которых читал, когда ещё был подростком, – это были большие кареты, дверь у которых находились сзади, а сразу за ней сидел кондуктор. Что-то типо автобуса, примерно на двадцать человек только с конями…

Дома все были невысокими, в некоторых домах были театры марионеток, выставки восковых фигур. На углу Невского и Литейной, в угловом доме, помещался трактир-ресторан «П.», в нём-то я и просидел полдня вместо того, чтобы гулять по городу своей мечты; там-то и увидел газету 1859 года издания…

На улице шёл снег. Уже стемнело.

По тому, как меня обслуживали в кабаке, то есть в трактире и как быстро уехал извозчик, я понял, что одна даже бумажка имела большую ценность, поэтому я мог позволить себе не ходить всю ночь по улицам и снять себе где-нибудь комнату, ведь бумажек у меня было много. Думая об этом, я забрёл в какой-то переулок. Я уже хотел свернуть обратно, но вдруг услышал крики ребёнка – не младенца, а чуть постарше, – затем крики взрослого человека. Сразу в темноте я никого не разглядел и стал подходить ближе... ближе... не знаю, почему я не побежал... И я увидел, как мальчишку лет десяти бьёт длинноволосый мужчина. Только-только я хотел дёрнуться к ним, как крики потихли, мужчина замер с поднятой рукой, потих весь город, снег застыл в воздухе и совсем не таял у меня на руках... Но злость успела овладеть мной, и я, не обращая на всё это внимания, подбежал к бившему мужчине и схватил его за плечи... И тут случилось странное... я отбросил его назад... он подлетел так высоко вверх, как будто он был трёхкилограммовым (не больше) манекеном, потом бесшумно ударился об землю, абсолютно не двигаясь, и ещё несколько раз подпрыгнул. Через секунду я упал и потерял сознание...

Если же я сошёл с ума, значит всё, что происходит со мной, создаёт мой разум, так почему же он отправляет меня в те моменты моей жизни, которые я просто вспоминая готов умереть от тесноты в груди?!...

Теперь я появился в своём городе, в парке Жукова (в пяти минутах от моего дома). Я был дома! Был солнечный красивый день. Радость переполняла меня, я был готов расцеловать всех прохожих. В моей голове пролетали мысли о том, как я начну новую жизнь… И я дурак! совсем не заметил, что вокруг нет снега, а на деревьях и по всему парку жёлтые листья...

– Не уходи... – сказал кто-то рядом со мной до боли знакомым голосом.

...Это была она... но не мне. Я оглянулся и увидел её, а рядом с ней… себя... Она была в своём сером плаще... держала меня за руки и смотрела такими грустными глазами... себя я узнал с трудом:

– Я должен... потому что так для тебя будет лучше. Прости, – сказав это, я развернулся и ушёл в сторону центральных ворот.

А она продолжала смотреть мне вслед, прижав свои руки к груди. Слёзы крупными каплями стекали по её щеке... Только стоя вновь здесь, я понял: в какую же бездну я её кинул... кто-то дал мне возможность увидеть её ещё раз... поэтому я должен был что-то сделать...

– Это всё не я, слышишь?! Теперь всё будет по-другому… Всё изменится, моя милая... Я тебе всё объясню,- стал я ей говорить, уже обняв её. Она смотрела удивлённо, не в состоянии ничего сказать.

– Ты меня слышишь?! я вернулся. У нас есть шанс всё изменить!...

...Лицо её изменилось. Она высвободилась из моих объятий, стала отдаляться от меня. "Это не ты... не ты...", – шептала она еле слышно... губы её продолжали шевелиться, но голос стих, перестал шуметь листьями ветер, исчезли и сами листья, деревья, прохожие и парк... исчезла она...

Какое-то время я находился в полной темноте. Рядом со мной ничего не было, лишь чёрный мрак. Я как будто висел в воздухе, мне было не холодно и не жарко… Постепенно появился снег, появилась земля под ногами, появился переулок, мальчишка, мужчина (ещё не отброшенный мной), стало холодно… Я уже злился не так сильно, да и мужчина этот стал намного тяжелее, поэтому он не подлетел – только упал. Он хотел что-то предпринять, но, похоже, мой грозный вид его напугал, и он, ничего не сказав, убежал… Тем временем я присел на корточки и стал успокаивать мальчишку, продолжавшего плакать. На нём были изношенное пальтишко и потёртая шапка. В кармане я нашёл серенький платочек и протянул ему… У него были такие худенькие руки и сам он был таким худым. Когда я помогал ему встать, он был лёгким, как пушинка… Ну, кем, скажите мне, кем надо быть, чтоб его ударить?!

– Может, пойдем поедим?

– Не могу я, меня мать ждёт, – сказал он, как будто извиняясь.

– Тут же совсем не далеко вроде, – и он не стал дальше спорить, потому что очень уж был голоден.

Мы пошли в «П.», а куда ещё я мог его повести? Пока мы шли, он рассказывал о себе; о том, что его зовут Матвеем, что ему "отроду одиннадцать годов"; о том, что мать его заболела, и сейчас лежит в постели… о том какая она красивая и о том, что она всё на свете умеет: и готовить, и читать, и писать, и петь, и танцевать… и что она научила его уже немного грамоте. Какие же удивительные создания дети! Его только что бил взрослый мужчина, а он идёт теперь, совсем о нём забыв, и рассказывает о своей любимой маме. Чудо ребёнок, не правда ли?!

Но вот мы дошли. Я заказал… в общем всё то же, что и в прошлый раз. Сразу заплатил и тут же всё принесли. Вначале он очень застеснялся, но я стал кушать вместе с ним, и он перестал стесняться. Кушая, он продолжал рассказывать о чем-то своём…

– …Когда мы приехали сюда, мы поселились в доме старого знакомого моего отца, у Степана Петровича… Он очень весёлый… Подождите, а что это за шрам у вас на лице?

– Шрам?... не знаю, – я пощупал лицо и у хозяина трактира попросил принести зеркало. Хозяин не заставил долго себя ждать… На левой щеке у меня действительно был шрам, очень старый и глубокий, я задумался… Матвей вернул меня от задумчивости:

– Извините, но мне пора… Мать будет ругаться, извините…

– Постой, я тебя провожу.

…Мы шли, Матвей всё балтал… Меня вдруг всего стало заполнять какое-то непонятное чувство – я захотел жить! Не для себя, а ради этого мальчишки, который действительно ценит жизнь, видит хорошее во всём…

Мне так не хотелось с ним прощаться, но не мог же я пойти с ним… И я достал из кармана все оставшиеся бумажки – в общем деньги – и стал запихивать их в его карманы. Он был рассержен, даже очень…

– Я не могу взять, – сказал он.

– Нет, нет, иначе я на тебя обижусь, Матвей, тем более ты их мне сможешь вернуть, когда вырастишь и будешь работать – я не против. А сейчас ты просто обязан их взять, потому что без них вы с мамой пропадёте! – уговаривал я, бесконечно жестикулируя. – Деньги – это всего лишь бумажки. Но я желал бы ещё с тобой увидеться, а ещё познакомиться с твоей мамой… Ну, а теперь беги! Удачи тебе! Береги свою маму…

– До свидания, господин, – и он убежал.

"Господин" – зачем же так-то прям? Немного побродив во дворах, я вышел к Неве.

Кто-то прошёл сзади меня. Это был обычный ночной прохожий, и всё бы ничего, но что-то заставило меня за ним пойти… не знаю чего я ждал… ничего… ничего не ждал… Он даже несколько раз оглянулся, но без испуга, каким-то хитрым взглядом (последнее мне могло показаться)… Он обронил кошелёк с картинкой оленя на одной стороне и с рисунком генерала на другой…

Я окликнул его, и опять я свалился с расслабленным телом. Но он услышал меня, подбежал, опустился, положил мою голову на колени:

– Что с вами? Вы живы?! Очнитесь, – говорил он в испуге. – Подождите, я вас знаю…

Пока я не потерял сознание, в мою голову прокралась странная мысль… и я успел лишь сказать:

– Аркадий... – и тотчас же всё рассыпалось, как песчаные замки на пляже… и весь Петербург превратился в пустыню; песок вокруг меня закружился, постепенно превращаясь в торнадо… Меня несло, я думал о героях повести «Слабое сердце»: о Васе, об Аркадии… как же я мог его увидеть? значит я всё-таки просто свихнулся… думал, пока меня не выкинуло на крышу какого-то дома, а вместе со мной и кучу песка; песок превратился в снег. Когда я смог встать и осмотреться, я смог узнать сверху свой двор и понял, что я на крыше своего дома. И я не хотел упускать времени, я захотел быстрее убежать к себе в квартиру, словно там можно было спрятаться и уже не возвращаться в прошлое… «Господи, спасибо за ещё один шанс! Теперь-то я его не упущу» – примерно, такие мысли были у меня, когда выламывал дверцу, ведущую в мой подъезд. К счастью замок на двери заржавел, поэтому быстро сломался.

Тут же добежал до своей двери, (я был в своей одежде) открыл её ключом. Прошёл в квартиру, что-то потянуло меня в зал. Я не включил свет, но глаза быстро привыкли к темноте и… ВОТ ОНА РАЗВЯЗКА!... тут-то я всё понял!...

Вспомните, пожалуйста, мой сон... нет, получается не про сон, а про тот случай, который я не мог объяснить вначале; когда кто-то, разбудив меня, испарился... Это был не "кто-то", это был я... Был я! вы понимаете?! Значит я не свихнулся! значит я не свихнулся... не свихнулся!... Я действительно перемещаюсь во времени... Я не сумасшедший... И я сейчас в прошлом...

Увидев себя, я непроизвольно сказал своё имя и исчез, как и должен был исчезнуть. Значит ничего нельзя было исправить. Всё предрешено... Но как объяснить Аркадия? и почему я вообще уверен, что это был Аркадий... а бумажник... олень, генерал... Получается и тогда, когда я упал возле окна, кто-то, ходивший по моему дому, был мной... а если бы я увидел себя в тот момент? а? но ведь я уже не увидел... хм... А может можно разобраться как это работает? Я же помню всё, что со мной случалось... более или менее... Что если, когда я перемещусь ещё раз, я постараюсь увидеть себя или изменить что-нибудь, что хоть немножечко изменило бы моё настоящее. Например, если же я хотя бы подойду к себе в прошлом, что же будет тогда? Ведь сейчас я не помню этого... чёрт-чёрт-чёрт! Значит это всё поменяет, так? Но может быть несколько исходов: первый исход - в настоящем ничего не измениться, просто в моей памяти появится воспоминание о том, что ко мне подходил я сам... второй - всё поменяется и в моём сознании построится целая цепочка событий, к которым приведёт моя встреча с самим собой, так?... но возможен и третий исход - когда я подойду к себе начнётся то, чего ещё не было со мной и... произойдёт взрыв, временная вспышка, квантовый скачок моего прошлого "Я"... и я превращусь в себя из прошлого, и такое же тоже может быть? не всё же как в фильмах... и почему бы моё проклятие, которое привело меня сюда, не использовать для того, чтобы всё исправить?....................................................................................................

Я вновь очутился в Петербурге, но всё было во сне, у меня была горячка, я помню всё лишь отрывками, отдельными кадрами. Возможно, я просто простыл, гуляя по морозу... Какие-то люди помогли перенести меня в какой-то дом. Множество лиц мелькало вокруг меня, среди которых было лицо и Аркадия. Мне было невыносимо плохо, иногда я даже кричал от боли, но мне было очень приятно, что за мной ухаживают, любят меня... Я слышал много раз фамилию Шарефьев и чьё-то ещё имя, но имя не могу сейчас вспомнить.

Бывали и проблески, когда я почти пробуждался от горячки, я начинал осознавать происходящее: начинал слышать, видеть, но, конечно, мало, что мог сказать окружающим. Опишу несколько таких проблесков.

...Комната с плохим освещением со шкафами, заваленными книгами, зелёными шторами, закоптелым потолком. Я хотел пошевелиться, но почувствовал ломоту во всём теле, и лишь слабо вздохнул. В комнате я был не один.

– Заткнись, пожалуйста! Нас могут услышать… Я сам знаю, что нельзя мешкать. Но мне кажется, он и без нас отлично справляется. Сразу же было видно, что наш кузен не дружит с головой.

Не очень понятно, но я что-то понял…

– Заткнись сам! Ты разве не видишь, как с ним все нянчатся? Никто не позволит нам его забрать!

– Плевать! Он является угрозой для общества. И этого – поверь мне! – достаточно…

Я что-то уловил… Это напомнило мне моё юношество, мои живые годы, когда всё было по-другому, дышалось как-то легко, воздух был чистым при чистым, я мог не спать неделями, я хотел столького добиться, а весь мир был против меня, но это меня не пугало, даже наоборот, я что-то знал! Я плыл по течению, делал то, что мог и то, что не мог тоже делал. Не было никаких границ, не было никаких рамок. И многие не могли стоять спокойно при виде меня, но стояли! Многие не знали куда девать свою злость, чтоб, тьфу-тьфу, не дай Бог, кто-нибудь не заметил, что они злятся на… кого бы вы подумали? м?... на МЕНЯ! Ха-ха… Этот разговор… Дэ что это за разговор? Я слаб, я лежу в постели и даже не могу им ответить, ну и? Что они могут? Что-то придумать против меня? Чёрта с два! Я живой! И ничто меня не остановит… Мне вдруг стало глубоко плевать на всех, как будто даже и не плевать, а точнее будет: вообще никак на всех: на них, на эту комнату, на себя, на этот мир… я исчез…

– Милый мой, ты меня слышишь? ты проснулся? – это было сказано нежным, женским голосом, только совсем мне не знакомым. Приоткрыв глаза, я увидел чуть полненькую девушку, которая сидела возле кровати, держа мою правую руку. На ней было тёмно-коричневое платье не очень пышное, моё внимание привлекли её каштановые волосы, аккуратно собранные назад – мне почему-то подумалось, что ей было бы лучше постричься под мальчика…

– Так хорошо, что ты нашёлся!... Доктор сказал, что ты скоро выздоровишь. Я очень на это надеюсь…

Если бы вы только её увидели, то сразу бы поняли, что она очень добрый и светлый человек с такими ласковыми глазами – аж жуть! Я смог выдавить из себя лишь:

– Я не помню вас…

И она на это ответила так, словно она в курсе всего произошедшего и словно она уже спасла меня от всего этого:

– Бедный мой, ты заболел… Я твоя Машенька, твоя маленькая Мари… Ты всё вспомнишь – вот увидишь. Теперь-то я тебя не потеряю и всегда буду с тобой…

Я довольно улыбнулся и закрыл глаза…

После болезни, если начинается выздоровление, начинается весна. Она началась и здесь в Питере. Но весна не для меня… А что я мог? Мой порыв со всем разобраться потух словно рассудок старика, доживающего свои последние деньки… Моих рассказов о будущем, о том, что я видел самого себя и того, что я якобы избил кого-то в тот день, когда меня нашёл Аркадий, хватило, чтоб…

Вот и всё – я пришёл к концу своей истории. Здесь всё заканчивается…

Теперь же я очнулся не в тёплой постельке, как в прошлый раз. Меня разбудил кашель, сухой, гулкий, словно мои лёгкие были разрезаны изнутри. Холод сковывал, от него щемило в груди, а руки и ноги окостенели. Моя палата в так называемой психушке была небольшой комнатой минусдесятизвёздочного отеля средневекового типа. Под потолком небольшое окно судя по температуре лишь с решеткой; маленькая кровать со старым каменным матрасом. На мне была серая жесткая рубашка и брюки из того же материала; моя голова была коротко выбрита. Примерно в 5 метрах от меня была дверь, она была открыта – я дёрнулся к ней, и распластался на полу. Я был прикован цепью к ножке кровати. Но я всё же протянул руку к двери… моя тень прошмыгнула из комнаты и дверь медленно закрылась.

III

– Здравствуй…– он остановился и грустно посмотрел на меня, потом улыбнулся. – Я знаю, что моё появление не очень тебя удивило… А я-то думал, что уже не увижу тебя, – и опять улыбнулся, но было видно, что он торопится. – Ведь я уже был на твоём месте, лет десять назад. Надеюсь, ты уже понял, что с тобой происходит. Нет?... дэ я смеюсь… Это очень похоже на болезнь, но доказательств этого я не нашёл, но и не нашёл доказательств того, что ты здесь, и того, что мы сейчас разговариваем… Но разве это важно? Главное ты это видел – я это видел… Я о другом хочу сказать, хоть я и не умею сказать… вот видишь я трачу наше драгоценное время (он немного мямлил, но мямлил уверенно - это был я, сильный и состоявшийся Я)… Ты сейчас здесь и хочешь вернуться домой, думая, что теперь изменишь свою жизнь. Нет! Ты должен измениться прямо сейчас! Если же нет, то ты не сможешь измениться никогда, понимаешь? Здесь в прошлом они называют тебя Шарефьевым и что? Будь им! (Он уже начал кричать; глаза его загорелись). Cделай счастливыми Матвея с матерью! У этого Шарефьева есть невеста… Маша… осчастливь и её тоже! Ты же портишь ей жизнь… Да, да, именно портишь!... Кто ещё тебя поругает, если не я? хе-хе… Ну, и самое главное: ты можешь жить своей жизнью где, когда и кем угодно, понимаешь?...Нет?!... пусть, хм… – он нахмурился. – Поймёшь… – и опять улыбнулся. – Будь собой! Будь кем хочешь! Пусть всё идёт так, как есть и всё!

И он исчез, не дав сказать мне ни слова, и лишь отдалось эхом: "и всё… всё".И вдруг во мне вновь появилось то чувство, которое было рядом с Матвеем, но теперь намного-намного мощнее!!! Настолько, что я готов был взлететь и никакие цепи, решётки, двери, стены не могли меня остановить!... Всё стало таким простым, ясным… светлым… добрым. Вспышка!... Я почувствовал, что лежу на снегу, у меня была одышка; открыв глаза, я увидел, что я в её дворе! в своём городе, в своём времени!!! Я побежал… менять свою жизнь… жить по-настоящему…

…Теперь я уже пишу вам не из дома для умалишённых. Я уже женился. Моя милая ждёт ребёнка. Я самый счастливый человек! Моя жизнь только начинается. Мне кажется, что мои путешествия закончились, но я жду когда вернусь, чтобы увидеться с самим собой. Но это меня не пугает. Меня вообще теперь почти ничего не пугает, я лишь боюсь за своих родных и близких, но я же всегда рядом. Не хочу много писать, да и ведь всё понятно.

Когда я эту историю рассказываю своей любимой, она лишь смеётся и говорит «дурачок», а о том, что я приходил к ней из будущего, она не помнит, хотя может и не поверила просто тога своим глазам – это уже не важно. Были ли эти путешествия или нет? Тоже не важно, главное я о них помню – о том, как они изменили меня…

Иногда во сне я вижу, что я опять вернулся в Питер, и объяснив всем, что я был немного помешан, смог выйти из психушки, "осчастливил" Машу, Матвея, его маму… Как же я иногда скучаю по Матвею, но просыпаясь, я обнимаю, спящую рядом жену и понимаю, что это был лишь сон…

29.04.2029 г.

Конец.

Дата добавления: 2015-10-21