— Оно отличается, — ответил Миллер. Он подошел к столу и сел лицом к напарнику. — То, что я чувствую… Боже, я даже не знаю, что я чувствую… Я чувствую, что оно из другой оперы. Что-то в нем указывает на то, что это была имитация предыдущих, но этого не может быть, если только это не кто-то из управления. В любом случае, кто бы это нисовершил, четвертое убийство отличается. Я имею в виду не только разносчика пиццы, не то, что наш парень убил ее, а потом позвал кого-то, чтобы ее обнаружили. Кроме того, у меня появилось определенное ощущение по поводу этого случая, которое говорит… — Миллер покачал головой. — Черт, Эл, я даже не знаю… И пицца, и эта Джойс, и номер дела Дэррила Кинга, который он оставил вместо номера телефона. Вырезка из газеты под матрасом. Возможно, это имеет смысл. А может, и не имеет.
— У меня была одна мысль, — отозвался Рос. — Это может быть имитация не потому, что у парня есть доступ к нашим записям или к чему-нибудь еще, а потому что он знает убийцу предыдущих трех женщин.
— Что? Как если бы их было двое?
— Это просто еще одно объяснение схожести.
— Черт, это еще страшнее, чем если бы он был полицейским!
— Хорошо, тогда нам нужно что-то, что рассказало бы, кем она была. Сейчас она никто. Сейчас ее номер социального страхования принадлежит какой-то женщине по имени Исабелла Кордильера, а насколько мы знаем, ныне живущего человека с этим именем нет.
— Кто она по национальности? — спросил Миллер.
Рос пожал плечами.
— Испанка, а может, она из Португалии.
— Надо проверить. Может, в этом что-то есть.
— Так что дальше? Ты готов проверить это место со мной?
Миллер встал со стула и снял пиджак.
— Второй этаж, — сказал он. — Мы начнем сверху и будем двигаться вниз.
Рос последовал за ним. Они начали с лестницы.
— Кто-о? — спросила Наташа.
— Информатор, — сказала Франсес Грей. — Дэррил перед смертью работал на полицию. Он передал им значительное количество ценной информации относительно поставок наркотиков в этой части города. В результате расследования…
— Он умер, — перебила ее Наташа.
Франсес Грей кивнула.
— Да, Дэррил Кинг действительно умер, но он помог посадить за решетку немало ключевых поставщиков.
Наташа почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. Она не знала, что сказать. Она была удивлена, очень удивлена, но в некотором смысле ей стало легче. Легче, потому что Дэррил пытался сделать что-то, чтобы исправить все, что он натворил.
— Подождите, — сказала она, — он был на крючке?
Франсес Грей нахмурилась и ничего не ответила.
— Он стучал на этих парней, потому что у полиции было на него что-то, и он договорился с легавыми, чтобы избежать суда?
— Нет, согласно нашему файлу, это не так. Если верить документам, он пришел к нам по собственной воле.
— И как он умер?
— Вы же знаете, что его застрелили.
— Конечно, я знаю, что его застрелили. Но кто?
Франсес Грей покачала головой.
— Этого мы не знаем. Ничего определенного. Мы знаем, что кто-то из тех парней, которые были на складе во время облавы…
— Он участвовал в облаве? Да вы шутите! Зачем полиции брать на облаву какого-то торчка?
Франсес Грей пожала плечами.
— Я не знаю подробностей, — ответила она. — Все, что я знаю, так это то, что контакт Дэррила, один из офицеров, тоже был ранен. Он ушел в отставку, но я думаю, что Дэррил работал с ним какое-то время перед облавой. Я не знаю наверняка, что там произошло. У меня очень мало фактов по этому делу, понимаете? Я хотела бы ответить на все ваши вопросы, Наташа, но не могу. И не потому, что не хочу или что у нас возникли бы проблемы из-за этого. Дело в том, что этих записей больше не существует…
— Что?
— Предыдущее помещение архива залило. Это случилось два или три года назад, и большое количество файлов было повреждено настолько сильно, что их невозможно было восстановить. Бумажных документов больше не существует, Наташа. Я могу вам рассказать лишь то, что мы знаем из кратких заметок офицера, которые он составил после выписки из больницы.
— И кто это был? Этот офицер, кто это был?
— Его имя? — спросила Франсес Грей.
— Да, имя. Как его звали?
— Извините, я не могу вам сказать. Я не могу назвать вам имя офицера…
— Вы только что сказали, что он ушел в отставку, верно? Если он ушел в отставку, он больше не полицейский.
Франсес Грей снисходительно улыбнулась.
— Мне очень жаль, но подобные вещи все еще проходят под грифом конфиденциальности. Люди, которых арестовали и посадили, все еще в тюрьме…
— Боже, мы снова начинаем все сначала! Никто, черт его дери, не хочет ответить прямо ни на один мой вопрос. Как вы считаете, что я собираюсь делать? Я сказала вам, почему хотела узнать, что случилось. Моей дочери было четыре года, когда убили ее отца. Все, что нам сказали, — это то, что его застрелили. Меня даже не пригласили на опознание тела. Вместо меня поехала его мать. И увидела сына, лежащего на земле с дырой от пули в груди. Единственного сына. Она потеряла мужа много лет назад. А потом увидела, что ее сына застрелили, как наркомана. Знаете, что с ней стало? Я расскажу вам. Она умерла от горя, вот так. Она просто не хотела больше жить. Умерла через полгода. Теперь осталась только я. Я и дочь Дэррила. И мы хотим знать, что случилось! И когда я задаю вам простой вопрос…
— Довольно, — перебила Франсес Грей. Ее холодный тон заставил Наташу замолчать. — По всей видимости, вы не понимаете, в каком положении мы находимся…
— В каком положении? Не надо мне этого бреда, мисс Грей! Боже, вы в каком-то положении! А как вы считаете, в каком долбаном положении была мать Дэррила Кинга? Я сейчасвам расскажу. Подумайте, что чувствовала бы его мать, если бы ей сказали, что ее сын помогал полицейским зачищать наркопритоны в Вашингтоне! Вы представляете, что бы она почувствовала, если бы ей рассказали, что он из-за этого погиб?
— Мисс Джойс, пожалуйста. Я пытаюсь войти в ваше положение. Я пытаюсь помочь как могу. Но ваше поведение и отношение никак не способствуют решению проблемы.
— Боже, да вы только послушайте себя! Я пришла сюда, потому что вы мне не перезвонили. Вы забрали меня от администратора. Вы хотели поговорить со мной, хотели помочьмне понять, что произошло, и я прошу лишь одного…
— Сообщать это я не имею права, — сухо заявила Франсес Грей.
— Тогда какого черта мы здесь делаем? Мы ждем, пока придет тот, кто имеет право? Так?
Франсес Грей улыбнулась, но улыбка вышла слегка натянутая.
— Мы закончим нашу беседу, мисс Джойс, и я наведу справки, можно ли предоставить вам эту информацию. Вот чем я займусь.
— И вы мне не позвоните, верно? Так оно и будет. Скажите же, что я ошибаюсь!
Франсес Грей покачала головой. Она собрала бумаги, спрятала ручку, встала из-за стола и направилась к двери. Выйдя в коридор, она терпеливо подождала, пока Наташа последует за ней, и холодно сказала:
— Я провожу вас до вестибюля.
Покорно идя за ней к выходу, Наташа корила себя за горячность, нетерпеливость и вспыльчивый характер.
Отношение к делу… Так и Дэррил говорил: «Отношение, детка. Отношение в любой ситуации. Иногда оно может помочь, а иногда наоборот».
Франсес Грей повторила, что свяжется с ней, как только сможет. Она пожелала Наташе удачного дня, развернулась и ушла, постукивая каблуками по мраморному полу. Наступила тишина.
Администратор улыбнулся ей.
— Надеюсь, что мы вам помогли, — сказал он приятным голосом.
Наташа смущенно улыбнулась.
— Очень, — сказала она смиренно.
И поспешила на улицу, где, пока она разговаривала с Франсес Грей, начался дождь.* * *
Ричард Хелмс, действующий директор Центрального разведывательного управления, однажды в обращении к Национальному пресс-клубу заявил:
— Вы просто обязаны нам доверять. Вы достойные люди.
Капитан Джордж Хантер Уайт, вспоминая о службе в ЦРУ, сказал:
— Я самозабвенно трудился в виноградниках, потому что это было весело. Где еще мог настоящий американец лгать, убивать, изменять, красть, насиловать и разрушать с одобрения и согласия начальства?
Это было из После…
Это было после истории с матерью и того, что с моей помощью сделал отец.
До того:
Воплощенное терпение. Я стоял возле верстака. Справа от меня располагалась емкость с воском, а слева — ряд полос из шпона. Одна за раз. Гладкая, словно стекло.
— Они тонкие, — сказал отец. — Согни их, и они сломаются, как сухое печенье. Потрудись отполировать их так, чтобы увидеть свое отражение.
— Для чего они нужны? — спросил я.
Отец улыбнулся и покачал головой.
— Видишь вон ту доску? — Он ткнул в сторону испачканным в краску пальцем. — Эту доску нужно обрезать и придать ей форму. Когда она будет отполирована до блеска, я нарисую на ней орнамент, потом вырежу в нем углубления, а части шпона, которые ты полируешь, вместе создадут композицию.
— Инкрустация, — сказал я.
Он кивнул.
— Да, инкрустация.
— А доска зачем?
— Зачем? — отозвался он словно эхо. — А зачем что-то? Она нужна для определенной цели. У всего есть цель, и когда ты поймешь эту цель…
— Серьезно, зачем это? — снова спросил я.
Он протянул руку и сжал мое плечо.
— Я расскажу тебе, когда мы закончим.
Я наблюдал за его работой. Он не проронил ни слова.
Позже, вспоминая это, я думал о Кэтрин.
Даже не говоря ни слова, она могла сказать намного больше, чем кто-то, кого я знал.
И снова из После:
Мы поняли, что Рейган мудак.
Главный исполнительный директор федерального правительства, административный председатель исполнительного ведомства, главнокомандующий вооруженными силами. Предполагалось, что он ни перед кем не несет ответственности.
Три ветви правительства Соединенных Штатов — законодательная, исполнительная и судебная. Забудьте о законодательной — там одни адвокаты и бумагомаратели, бюрократы, безликие пешки. Судебная власть включает Верховный суд, который является высшей инстанцией в судебной системе США, занимается «интерпретацией конституции», что бы эта дрянь ни означала, но даже в этом случае мы говорим о председателе и восьми членах суда. И кем же они назначаются? Верно, друзья, лично всемогущим мудаком.
Итак, мы подходим к исполнительной власти. Дружище, это зверь со множеством имен и лиц. Штат, Казначейство, Оборона, Федеральное бюро расследований, Министерство внутренних дел, Белый дом, Совет национальной безопасности…
Этот список можно продолжать очень долго.
И Центральное разведывательное управление, которое само по себе является настоящим оксюмороном, — мы видим этих ребят на самой вершине исполнительной власти. Кто они? Давайте будем честными друг с другом. Они — это секретные и разведывательные операции, тайные казни и убийства, ликвидации, государственные перевороты и путчи и уничтожение чего угодно, что в какой угодно мере противится «великому американскому способу жизни», декларированному президентом Соединенных Штатов. Личная, черт ее дери, армия. Псы войны.
Некоторые сотрудники в ЦРУ были неплохими людьми.
Но недолго.
Это обман. Не может существовать порочная и своекорыстная организация, в которой люди работают из лучших побуждений. Люди оказываются в ЦРУ, и они либо следуют программе, либо понимают суть программы и убираются оттуда как можно быстрее. А иногда, как мы знаем, их убирают силой.
И появляются люди вроде меня.
Я начал еще тогда, после истории с моими родителями. Тогда, когда был молод и понятия не имел, чем буду заниматься в жизни.
Они что-то увидели, эти пастыри. Так они себя называли. Они ходят и вербуют новичков для обработки, тренировок и всего прочего, через что проходят новобранцы. В конце концов отбирают всего несколько человек. Пастыри отбирают.
Значит, они увидели что-то во мне. Одиночка. Неудачник. Человек, который не подходил обществу. Они были хороши. Да, они были хороши. Коварные, умные, хитрые. Поработали со мной. Выяснили, к чему я стремлюсь, что считаю хорошим, что плохим. Узнали мои интересы. Они стали частью университетского городка. Они были там всегда. Лоуренс Мэттьюз. Профессор философии в университете штата Виргиния в городе Ричмонд. Я учился там уже почти год. К тому времени мои родители были два месяца как мертвы. Я поменял профильный предмет. Был скандал. Лоуренс Мэттьюз был терпеливым, понятливым, хорошим человеком. Он понял, что инженерное дело было выбором моего отца, что математика и физика и все такое прочее не для меня. Английский язык и философия — вот куда мне была дорога, и после смерти отца я туда и отправился.
Профессор Лоуренс Мэттьюз ждал меня там, чтобы принять. И он принял меня. Мы вели длинные разговоры. Политика. Жизнь. Смерть. Загробная жизнь. Бог как икона, Бог как личность. И подобный бред. Лоуренс Мэттьюз обожал это дерьмо. Дружище, он мог заговорить зубы так, что вы забыли бы, как вас зовут. Такая у него работа. Я думаю, что изначально его готовили как переговорщика. Потом, когда он сломался или в нем проснулась совесть, его запихнули в этот университет, чтобы он приглядывал за будущими кадрами. Он был чтецом. Он читал людей, и когда он видел что-то, что имело смысл, то сообщал об этом пастырю. Тогда приходил пастырь, который оказывался другом профессора Мэттьюза. А друг профессора Мэттьюза, естественно, хороший парень, свой человек, который мог пить пиво и наблюдать за проходящими мимо студентками и курить сигаретыс лучшими из них.
Моего пастыря звали Дон Карвало. Я так и не узнал, было ли это его настоящее имя. Честно говоря, какая, к черту, разница, как его звали на самом деле? Он был там, чтобы выполнять свою работу, и он выполнял ее лучше, чем кто-либо на его месте. Дон Карвало был хозяином своей судьбы. Так, по крайней мере, мне казалось. Он знал все. Черт, емубыло не более двадцати семи или двадцати восьми лет, но мне казалось, что он знает все обо всем, что имело смысл. Дон был магом, волшебником, представителем притесненных меньшинств, политиком, повстанцем, бунтовщиком, духовным террористом для эстетов. Дон обсуждал Камю и Достоевского, Солженицына и Соловьева, Декарта, Керуака, Кена Кизи, Рэймонда Чандлера и фильмы Эдварда Дж. Робинсона. Его отец был адвокатом в Голливуде. Его отец знал людей. Его дед знал людей даже лучше, он мог рассказать о работе Кэри Гранта на британскую разведку, об изобличении связей нацистов в американской киноиндустрии во время Второй мировой войны. Дон Карвало знал людей, которые работали с Джо Маккарти. Его мать была родом из Израиля. Она приехала из Тель-Авива в начале пятидесятых годов. Ее прошлое было неразрывно связано с образованием чего-то под названием «Моссад ха-Моссад ле-Модиин уле-Тафкидим Мейухадим». Институт по делам разведки и специальных заданий. Институт.
— У них институт, — сказал мне Дон Карвало. — А у нас компания.
— Компания?
— Центральное разведывательное управление.
— Точно, — согласился я. — ЦРУ. Я знаю о них.
Дон улыбнулся, покачал головой, положил мне руку на плечо и сказал:
— Нет, ты не знаешь, друг мой, ты не знаешь.
И сменил тему разговора.
Так они работали. Сначала давали тебе попробовать. Позволяли задать вопрос и не отвечали на него. Очень хорошо. На живца. Всегда проверяли, всегда наблюдали, всегда пытались выяснить твои принципы, ограничения, лимиты, то, на что ты готов пойти, чтобы добиться своего. Они охотились на уверенность, на несомненную уверенность в том, что это и есть Правильный Путь. По всей видимости. А может, и нет.
С момента, когда я познакомился с Доном Карвало на новогодней вечеринке у Лоуренса Мэттьюза в конце 1979 года, и до моего первого визита в Лэнгли прошло полгода. Сейчас мне кажется, что это не так уж много. Позже Дон признался, что моя вербовка была самой короткой в его практике.
Прошел еще год, прежде чем я отправился на задание. Вещи, которые помешали мне тогда, оказались одними из самых важных событий в моей жизни. Так, по крайней мере, мне казалось. Теперь я понимаю, что они были незначительными. Все, кроме одной. Самая важная вещь случилась в декабре 1980 года. Я жил в квартире на окраине Ричмонда. Тогда все изменилось. Тогда я посмотрел на все под другим углом.
Это было, попросту говоря, концом того, кем я был, и началом того, кем я стал.
Если подумать, то все началось с девушки в бирюзовом берете.
ГЛАВА 14
К началу второго Роберт Миллер решил, что в общих чертах представляет, кем была Кэтрин Шеридан.
Кэтрин Шеридан была загадкой.
Передним была воистину уникальная и полностью искусственная личность. Он чувствовал эту искусственность, роясь в ее шкафах, бумагах, переписке, просматривая ее дневник. Он изучил ее паспорт, водительские права, банковские и кредитные карты, чековые книжки. Он нашел фотографии мест, где она, по всей видимости, бывала, и людей, которых она знала. Также он обнаружил открытки, которые ей посылал некто, кто подписывался просто «Дж.».
Предварительно позвонив Рейду, чтобы убедиться, что судмедэксперты и медики закончили с жилищем Шеридан и что у них теперь есть полный доступ ко всему дому и всему, что внутри, Роберт Миллер и Альберт Рос разделили вещи Кэтрин Шеридан на несколько частей. Они разложили их отдельными кучками вдоль коридора на втором этаже. Когда места больше не осталось, они продолжили в спальне Кэтрин. Они отодвинули кровать к стене и вынесли комод и стул в соседнюю ванную комнату. Одежда, обувь, сумочки и подобные вещи складывались в одну кучу. В центре они сложили кипу документов — все, что касалось финансов, ее личности, отпусков и поездок, личной корреспонденции (которой практически не было), документов, которые были связаны с правами на дом и имущество. Когда они закончили, то еще раз убедились, что ничто не указывает на род занятий Кэтрин Шеридан. Миллер прошелся по перечню банковских счетов и обнаружил, что в конце каждого месяца на ее счетах появлялись определенные суммы денег. Большая часть из четырех тысяч долларов поступала от некоей организации под названием «Объединенный траст» в последнюю пятницу каждого месяца. Подобные денежные переводы начались в июне 2003 года.
— Она приехала сюда три с половиной года назад? — спросил Рос.
— Насколько я знаю, да.
— Значит, она приехала сюда в июне две тысячи третьего. Никаких более ранних банковских записей нет.
— Пройдись-ка еще раз, — велел Миллер.
— Я знал, что ты это скажешь.
В двадцать минут третьего Миллер покачал головой.
— Итак, июнь две тысячи третьего года. Более ранних записей нет. Похоже, она существовала на земле только последние три с половиной года.
— Как раз тогда в ДТП погибла та испанка, Кордильера, так ведь?
— Точно.
— Значит, Кэтрин Шеридан взяла себе номер социального страхования умершей женщины, но не ее имя. Она переехала в этот дом откуда-то, и любые записи, которые существовали до этого, остались в той, другой ее жизни.
— Просто дурдом какой-то, — сказал Миллер. — Это же… — Он покачал головой. — Я даже не знаю, как это назвать.
Рос потянулся.
— Может, программа защиты свидетелей? — задумчиво спросил Миллер.
Рос хмыкнул.
— По всей видимости, эта программа плохо ее защитила.
Дождь почти перестал. Наташа Джойс, стоя под навесом перед продуктовым магазином, подождала немного, а затем поспешила на другую сторону улицы и начала подниматься по ступенькам к библиотеке Карнеги. За конторкой сидела женщина. На карточке на лацкане ее жакета было написано «Джулия Гибб».
— Газетный отдел, — попросила Наташа.
Женщина улыбнулась.
— Текущие газеты или старые подшивки?
— Газеты пятилетней давности, — ответила Наташа.
— Тогда это в старых подшивках. Поднимаетесь на второй этаж, поворачиваете направо и идете до конца коридора. Там будет дверь, за которой вы увидите отдел политики, потом истории, а дальше будет архив медиафайлов.
— Спасибо, — поблагодарила Наташа и направилась к лестнице.
Это оказалась небольшая заметка, но она нашла ее. «Вашингтон пост» за восьмое октября две тысячи первого года, пятая страница. Заголовок гласил: «В результате облавы на наркоторговцев погиб один человек». Наташа пробежала глазами заметку, особо не вчитываясь. Ее не интересовало, что по этому поводу заявила полиция, что сказал мэр и все эти засранцы…
А потом она нашла его.
Майкл Маккалоу.
Сержант Майкл Маккалоу, раненный во время облавы. Наташа вынула из сумочки ручку и расписание автобусов и записала имя офицера. Не с этим ли человеком сотрудничал Дэррил? Не он ли взял его с собой на облаву и косвенно стал причиной его гибели? С какого перепугу они взяли Дэррила на облаву на наркоторговцев?
Наташа закрыла файл, кивнула Джулии Гибб и, выйдя из библиотеки, направилась в ближайший полицейский участок.
— Маккалоу, — повторил сержант за стойкой в четвертом участке. — Буква «у» в конце, верно?
— Верно, — подтвердила Наташа. — Маккалоу.
— И что вы хотите выяснить?
— В каком участке он работал, если это возможно. Он занимался одним делом пять лет назад, и мне нужна его помощь.
— Вы говорите, что он ушел в отставку?
— Да, верно.
У сержанта Рональда Геррити было круглое лицо и маленькие темные глазки, похожие на ямочки в снегу. Он улыбнулся и сказал:
— Если он существует, то найдется в системе.
Наташа ждала, пытаясь сохранять терпение и силой мысли заставить уже немолодого сержанта быстрее набирать на клавиатуре и читать информацию на экране.
— Вот, — сказал он.
Наташа вздрогнула.
— О черт, нет! Извините, это Марк Маккалоу. Может, они как-то связаны?
Наташа покачала головой.
— Я не знаю. Я знаю только Майкла.
Сержант продолжил читать, печатать, снова читать, снова печатать. Вдруг он замер.
— Ура! Майкл Маккалоу. Сержант. Ушел в отставку из седьмого участка в две тысячи третьем году.
Наташа вынула расписание автобусов и записала информацию на нем.
— Спасибо, — сказала она. — Большое спасибо за помощь.
— Да нет проблем, мэм. Это все, что вы хотели выяснить?
— Может, у вас есть его адрес или что-нибудь в этом роде? — с надеждой спросила она.
Геррити улыбнулся и покачал головой.
— Такого у нас нет. Даже не знаю, как вам узнать это. Полицейские уходят в отставку и становятся обычными гражданами. Мы не следим за их дальнейшей судьбой.
— Хорошо, спасибо. Вы мне очень помогли.
— Пожалуйста, — ответил Геррити и повернулся к экрану компьютера, медленно, методично набирая что-то.
Наташа Джойс вышла из здания четвертого участка и отправилась к остановке автобуса. У нее было имя, номер участка, дата ухода в отставку. Возможно, это ничего ей не даст. Если бы у нее было достаточно времени, если бы Хлои была с ней, а не в школе, она бы осталась в городе, чтобы больше разузнать об этом отставном сержанте полиции. Но ей нужно было спешить, чтобы забрать дочь из школы.
Дело сдвинулось с мертвой точки. Ее разговор с Франсес Грей был странным и глупым, но, по крайней мере, она кое-что из него почерпнула. Кое-что, что ей поможет. Все, что она хотела, — это узнать, что случилось. Дэррил пытался предпринять что-то, вырваться из заколдованного круга. От этого ей стало легче, у нее появилась слабая надежда на то, что хоть одно из его решений не было безответственным. Дэррил Кинг был хорошим человеком. Она должна верить в это. Она должна верить в это, чтобы посмотретьдочери в глаза и сказать ей правду.
Это все, что она хотела знать. Правду. Правду о Дэрриле Кинге и том, что случилось в октябре две тысячи первого года. И если бы она ее знала, ей стало бы легче. Она могла бы отпустить прошлое и, возможно, взглянуть в будущее, которое, если повезет, будет отличаться от мира, к которому она привыкла.* * *
Они придумали.
Что я вам говорил?!
На это потребовалось даже меньше времени, чем я предполагал.
Слабый контроль демократов над сенатом теперь в опасности. Демократы имеют большинство в палате в соотношении 51 к 49. У сенатора-демократа был сердечный приступ. Если он не вытянет, если по какой-либо причине не вернется к выполнению своих обязанностей к тому времени, когда сенат снова соберется на заседание четвертого января, то республиканский представитель вынужден будет выбрать его преемника. Попробуй угадай, как тогда будут развиваться события. Кого он выберет? Правильно, друзья моии соседи. Он выберет кого-то из своих. Будет ничья — 50 на 50. Не так быстро. У вице-президента Чейни есть решающий голос в подобных вопросах, а он идет в одной упряжке сДжорджем-младшим, и оба они республиканцы. Все просто. Возьмите одного сенатора-демократа, тихо отодвиньте его в сторону, позвольте его республиканскому визави выбрать ему республиканского преемника, дайте вице-президенту право голоса — и дело сделано. Республиканцы снова у руля. У них не будет непереизбранного президента вближайшие пару лет.
Доктор сенатора-демократа заявил: «Приступ не грозит жизни пациента. Срочное успешное хирургическое вмешательство позволило удалить кровь и стабилизировать состояние. В отделении интенсивной терапии пациент идет на поправку без осложнений, и мы ожидаем, что он полностью восстановит здоровье». Его жена «полна оптимизма и надежды».
Вы хотите задать тот же вопрос, что и я? Пойдут ли они на это? Смогут ли они это провернуть? Можно ли спровоцировать сердечный приступ у человека, чтобы получить контроль над самым могущественным правительством мира?
Я вам так скажу: я не полон оптимизма и надежды.
Сегодня вторник, четырнадцатое число. Кэтрин умерла три дня назад. В ее дом доступ запрещен. Я утром отпросился с работы и поехал туда. Остановился в двухстах метрах и увидел, как подъехали два детектива. Одного из них зовут Роберт Миллер. Он выглядит серьезным, преданным работе — такой человек посвящает жизнь тому, чтобы задавать вопросы и ждать на них ответы. Другой немного старше, наверняка человек семейный. У него на пальце обручальное кольцо, а рубашка и галстук сочетаются по цвету, что выдает в нем человека, о котором заботятся. Мне нравится, как они выглядят, — Миллер и его напарник. Я узнал имя Миллера из статьи в газете. Там упомянули, что он возглавил поиски Ленточного Убийцы. Они уже успели дать ему прозвище, этому убийце. По-другому и быть не могло. Он не мог бы существовать без имени, если вы понимаете, о чем я. Миллер здесь явно на месте, и в статье упоминалось, что он был занят в расследовании убийства Маргарет Мозли в марте. За восемь месяцев они не смогли продвинуться ни на йоту. Пока я не преподнесу им что-нибудь на блюдечке, они ничего не обнаружат и не поймут. С другой стороны, возможно, я не прав. Не исключено, что они умнее, чем я считаю.
Поэтому я наблюдал, как они подъехали к дому. Я подождал еще немного и уехал до того, как они отбыли восвояси. Мне надо было успеть на работу до полудня.
Я подумаю день, может, два или три. Подожду, пока они вернутся к Наташе Джойс с фотографиями, которые я положил под ковер, и им улыбнется удача. Она расскажет им то, что они хотят услышать, а потом уже Миллеру с напарником придется пораскинуть мозгами и попытаться собрать все это в кучу.
Я буду готов.
Я уже давно готов.
Вещи, которые мне приходилось делать… Черт, подобные вещи учат ждать, как умеет ждать только профессионал!
ГЛАВА 15
Миллер терпеливо ждал у двери в квартиру Наташи Джойс. Он видел облачко пара, вырывающееся изо рта, чувствовал, как холод пробирает до костей. Он хотел попасть домой. Хотел быть в каком-нибудь другом месте.
— Нет дома, — озвучил Рос его мысль.
Миллер снова поднял кулак и постучал по дверной раме.
— Серьезно, Роберт, ее там нет. Пойдем в машину.
Миллер наконец сдался. Уже в машине они решили подождать немного на тот случай, если она вернется. Прошло тридцать пять минут, когда Миллер толкнул Роса в бок и кивнул в сторону тротуара. К ним, ведя за руку дочь, приближалась Наташа Джойс.
— Да, не самое лучшее место для ребенка, — заметил Рос и потянулся к дверце.
Миллер положил ладонь ему на плечо.
— Подождем, — сказал он, — успеем. Пускай войдут, разденутся. Я не хочу разговаривать на холоде, да еще и в присутствии ребенка.
Рос откинулся на спинку сиденья, но ничего не сказал. Они подождали добрых восемь-десять минут, а потом направились к квартире.
— Я уже собиралась вам звонить, — сказала Наташа, впуская их в коридор.
— Звонить нам? — спросил Миллер.
Наташа кивнула и пошла в кухню. Миллер и Рос последовали за ней. Наташа ответила на вопрос Миллера только тогда, когда они уселись за узкий кухонный стол.
— Я кое-что разузнала, — сказала она.
Миллер посмотрел на нее. Она, похоже, уже не так сильно нервничала. Они были у нее всего сутки назад, а Миллеру казалось, что прошел целый месяц.
— Что вы узнали? — спросил Рос.
— Я узнала кое-что о том, что случилось с Дэррилом, — ответила она. — Я позвонила в администрацию полиции в офисе мэра…
— Что вы сделали?
Наташа нахмурилась.
— Вы так спрашиваете, словно я совершила что-то незаконное.
Она рассмеялась. Ее смех звучал искренне. Миллер узнал в ней что-то от той девочки, какой она, должно быть, была, прежде чем в ее жизнь ворвался Дэррил Кинг со своей зависимостью и сопутствующими кошмарами.
— В офисе мэра есть административное подразделение, — продолжала Наташа. — У них там вся информация, связанная с полицией. Я им позвонила. Они сказали, что перезвонят, но так и не перезвонили. Потому я поехала туда и пообщалась с какой-то женщиной. Она сказала мне, что Дэррил был полицейским информатором.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |