— Мне ничего не известно о лагере. Я присоединился к отряду Уоллеса в Аннандейле за несколько недель до того, как мы вторглись в Англию. Он обманул вас.
— Я чую правду, когда ее шепчет умирающий. Это было последнее, что он мне сказал, прежде чем испустил дух. Он истек кровью. — Кроу кивнул на окровавленный стол. — Вон там.
Пленник понял, что он не лжет. За те несколько недель, что они провели здесь после той злосчастной битвы, несколько пленников, которых отвели к Кроу на допрос, обратно не вернулись. Он знал, что их смерть ничего не значила ни для этих людей, ни для их господина. Все они были простыми крестьянами или мелкими торговцами, как он сам, ученик кожевника, и никто не собирался платить за них выкуп. Равным образом на них не распространялись и правила рыцарского поведения.
Кроу шагнул к нему, и пленник понял, что не может отвести глаз от лезвия кинжала. Оно было тонким и острым, как бритва.
— Теперь я знаю, что могу не тратить время на остальных, и займусь тобой.
— Нет, — выдохнул пленник и забился, как пойманная рыба, пытаясь отодвинуться от палача как можно дальше.
— Ты будешь висеть здесь, а я буду пытать тебя и не дам тебе умереть, пока ты не заговоришь. Ты понял меня, скотт? Пока не заговоришь. — Кроу кивнул своим товарищам. — Держите его.
Пленник закричал и отпрянул, но стражники крепко схватили его с обеих сторон, зажав его голову ручищами. Он чувствовал их дыхание. Эль на завтрак.
Кроу подошел к нему вплотную, поигрывая кинжалом, и приставил острие к уголку глаза пленника.
— Сначала я выколю тебе глаза. — Он провел острием вниз, по правой щеке. — Потом отрежу уши. Пальцы на руках. На ногах. К тому времени как я с тобой покончу, от тебя не останется и половины, но я обещаю тебе, что ты будешь еще жив.
Пленник задыхался, на губах у него появилась пена. Он завопил во весь голос, когда лезвие вернулось к его глазу. На сей раз Кроу воткнул ему в уголок глаза большой палец и потянул веко вверх, так что глазное яблоко обнажилось полностью. А потом он начал медленно протыкать его острием кинжала. По щеке пленника потекла струйка крови, смешанной с сукровицей. Пленник взвыл, как раненое животное:
— Я все скажу! Остановитесь! Клянусь Богом, я скажу все!
Кроу убрал кинжал. По щеке скотта стекала кровавая слеза. Он судорожно хватал воздух открытым ртом, обмякнув на веревках.
— Я знаю, где находится лагерь.
— Где?
— Не могу сказать. Стойте! — завопил он, когда кинжал поднялся вновь. — Я не могу объяснить, но… — Он умолк, и голова его бессильно упала на грудь. В конце концов страх победил стыд. — Я могу нарисовать карту.
Король Эдуард стоял у окна, глядя на пейзаж за стенами Данфермлина. Складки местности, укрытые снегом, сбегали к заливу Ферт-оф-Форт, темные воды которого тускло блестели под свинцовым небом. Вдали, на другом берегу эстуария,[45] смутно виднелись черные утесы, ограждавшие Эдинбург.
Эдуарду казалось, что холод этого замерзшего ландшафта поселился у него в жилах. Теперь он хуже переносил зиму, по утрам суставы ныли, а в груди ворочалась ледяная глыба. Но внешне он оставался все таким же, несмотря на снежно-белые волосы и морщины на лице: высоким и мускулистым, как в молодости. Годы войны и упражнений закалили его. Но он знал, что слабеет.
Взрыв смеха заставил его обернуться. В комнату вбежал его трехлетний сын Томас, за которым смешно ковылял его брат Эдмунд. Они подбежали к матери, которая читала, сидя у камина. Перед самым Рождеством королева Маргарита вместе с другими женщинами прибыла сюда из Йорка в сопровождении рыцарей. Шотландия был почти покорена, и Эдуард хотел, чтобы семья была рядом, когда он окончательно раздавит врага, сопротивлявшегося целых восемь лет. Он смотрел, как Маргарита целует мальчиков во встрепанные светловолосые макушки, и тут в комнату вбежала нянечка.
— Прошу прощения, миледи. Милорд, — выдохнула она, склоняя голову перед Эдуардом. — Они для меня слишком шустрые. — Она принялась подталкивать детей к выходу из комнаты, закрыв за ними дверь, за которой тут же раздался новый взрыв смеха.
Эдуард задержал взгляд на жене, которая опять взялась за книгу. Сестре короля Филиппа исполнилось всего семнадцать, когда он женился на ней в Кентербери. Ее называли Жемчужиной Франции, застенчивую девочку удивительной красоты с молочной кожей. Сейчас, в возрасте двадцати одного года, после рождения двух сыновей, ее хрупкие черты обрели женственную округлость. Но ее молодость лишь заставляла Эдуарда острее ощущать себя стариком; тем не менее, понимая, что время его уходит, он лишь стремился во что бы то ни стало достичь того, чего хотел, прежде чем тело окончательно изменит ему и земля примет его в свои объятия.
Его двоюродный дед, король Ричард, заслужил прозвище Львиное Сердце. Его дядя, французский король Людовик,[46] был канонизирован. Крестоносец и Святой — вот какими их запомнили. Эдуард хотел, чтобы и его имя осталось в веках. Человек, которому покорилась вся Британия, став объединенным королевством. Король, о котором будут говорить как о новом Артуре. Величайший король-воин из всех живущих на земле.
Маргарита заметила, что он смотрит на нее.
— Вы выглядите задумчивым, муж мой. — Ее французский серебристым колокольчиком разлетелся по комнате.
Эдуард вздохнул.
— Я думаю о грядущей кампании. Боюсь, взять замок Стирлинг будет нелегко.
— А разве вы не можете перекрыть им подвоз припасов? Разве не так вы уже поступали раньше, с неизменным успехом?
Он слабо улыбнулся. Ему нравился интерес, который проявляла королева к его стратегическим планам.
— На это уйдет слишком много времени. Стирлинг располагает достаточными припасами и прекрасно защищен. — Эдуард протянул ей руку.
Маргарита отложила книгу и подошла к нему, шурша подолом по ковру. Она позволила Эдуарду подвести себя к окну, а он встал позади нее, положив руки ей на плечи.
— Он похож на Эдинбург, — сказал король, наклоняясь вперед так, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с ее лицом, и глядя на отвесные скалы, нависавшие над городом. — Утесы слишком крутые, чтобы на них можно было вскарабкаться по лестнице. Внутрь ведет всего одна дорога. Стены слишком высоки и толсты для большинства осадных машин.
— И что же вы намерены делать?
— Я подумываю о том, что видел в Святой Земле, о том, что сделал султан Бейбарс.[47]
Маргарита повернулась и положила ему ладонь на грудь, напротив сердца.
— Тот самый, что пытался убить вас?
Перед внутренним взором Эдуарда возник человек в плаще с надвинутым капюшоном и кинжалом в руке. Он нахмурился, вспоминая, как лезвие пробило ему грудь и как закричала Элеонора, когда он упал. Пока стража обезвреживала наемного убийцу, подосланного Бейбарсом, его супруга опустилась рядом с ним на колени. Грудь его окрасилась кровью, когда она вырвала кинжал из раны и припала к ней губами, чтобы попытаться высосать яд.
Эдуард накрыл ладонью руку Маргариты и отвел ее от шрама, пересекавшего его грудь под сорочкой. Его вторая жена была такой королевой, о которой он мог только мечтать: тихая, нежная и незаметная, красивая, сдержанная и умная, и еще она родила ему двух сыновей. Но она не могла заменить ему Элеонору. Она не сумела тронуть его душу.
— Милорд.
Эдуард обернулся. На пороге комнаты стоял Эймер де Валанс. Он выглядел мрачным.
— В чем дело, кузен?
— Я только что узнал, что вы дали Роберту Брюсу разрешение вернуться в замок Тернберри.
Эдуард отпустил руку королевы, и она вернулась к своему креслу, чтобы взять книгу.
Эймер коротко кивнул, когда она проходила мимо.
— Миледи.
Эдуард подождал, пока супруга не вышла в комнату, в которую убежали его сыновья, прежде чем ответить:
— Он хочет лично руководить восстановлением своего замка и оценить состояние территорий, над которыми он назначен судьей-шерифом.
Эймер шагнул через порог и закрыл за собой дверь.
— Мне представляется, что это — не самое мудрое решение, милорд. Не самое мудрое и опасное. Особенно когда до полного завоевания Шотландии остается всего один шаг. Умоляю вас отказать ему в просьбе.
— Оборонительные укрепления в Эйре нуждаются в восстановлении. Кроме того, в обоих городах необходимо поставить гарнизоны. — Эдуард подошел к очагу и протянул руки к огню, чувствуя, как его тепло проникает в кончики ледяных пальцев. — В последние годы мои кампании на западе имели своей целью разрушение. Но если я хочу получить выгоду от своих завоеваний, я должен стремиться к тому, чтобы восстановить в королевстве мир и процветание. Если никто не будет выращивать урожай, пасти овец и скот или открывать торговые маршруты, моя казна опустеет. — Он повернулся к Эймеру. — Так что это — не прихоть, кузен. И в этом вопросе мне нужна помощь Брюса.
— В таком случае позвольте мне сопровождать его. Чтобы я мог не спускать с него глаз.
Король пристально всмотрелся в лицо Эймера. В возрасте почти тридцати лет тот был точной копией своего величественного и внушительного отца Уильяма де Валанса. Жестокий и воинственный француз, сводный дядя, он был одним из немногих членов его семьи, кто не повернулся к нему спиной, когда отец отправил его в ссылку. Эймер унаследовал от Уильяма крепкое телосложение, темные волосы и резкие черты лица, вот только внешность его изрядно портила проволока, которая удерживала на месте его передние зубы. Это повреждение, полученное в битве при Лланваесе, по утверждению рыцаря, ему нанесли несколько воинов Мадога ап Лльюэллина, когда набросились на него. Но Эдуард заметил, с какой дикой злобой смотрел племянник в тот день на Брюса, и спрашивал себя, а так ли все обстояло на самом деле.
Эймер, достойный сын своего отца, также был подвержен приступам бешенства и излишней жестокости на поле брани, но вот вожаком он был неважным, и король видел, что ему трудно соперничать с таким людьми, как Хэмфри де Боэн, который был прирожденным лидером, которого уважали и любили. Эдуард подозревал, что отчасти дело в том, что Эймер еще не обзавелся всеми полагающимися ему титулами, как прочие его сподвижники по Круглому Столу. Несмотря на то что брат его погиб на войне в Уэльсе, а отец пал в Гаскони, он так и не унаследовал графство Пембрук, которым по-прежнему правила его мать. Король принял все меры к тому, чтобы в последнюю кампанию рыцарь получил причитающееся ему вознаграждение, но его подозрения в отношении Роберта Брюса превратились в тягостную и навязчивую манию. Это изрядно раздражало Эдуарда, словно Эймер видел то, чего не сподобился разглядеть он сам. После того как развеялись его страхи, будто Брюсу известно нечто об Адаме, Эдуард смотрел, как граф послушно и незаметно свыкается с ролью покорного слуги. В точности так, как много лет тому поступил его отец. Со временем его подозрения при виде неизменной лояльности Брюса ослабели.
— Ты нужен мне здесь, Эймер, когда я начну планировать свою новую кампанию.
— Милорд, умоляю вас, скажите мне, что такого совершил Брюс, чем заслужил ваше доверие? Насколько мне представляется, он не сделал почти ничего, кроме того что дрался с Джоном Комином — а его вражда с моим шурином хорошо известна. Он сообщил нам ничтожные крохи сведений о мятежниках, рассказал о слабостях замков, которые нам были известны и без него, и не смог даже толком объяснить, где в Лесу расположен их лагерь.
— Он сказал Хэмфри, что всех, кто не принадлежит к внутреннему кругу Уоллеса, встречают на границе и завязывают глаза.
— И вы верите ему?
— Сэр Хэмфри верит. Для меня этого довольно.
Эймер недовольно скривился.
— Хэмфри уже один раз ошибся на его счет. — Он подошел к королю и остановился перед ним. — Меня беспокоит, что Брюс может воспользоваться моментом и ускользнуть, чтобы предупредить мятежников о наших планах. Подобное соображение достойно того, чтобы дать ему сопровождающего, не так ли?
— О чем же именно он может их предупредить? — с раздражением пожелал узнать Эдуард, начиная терять терпение. — Что я намерен раздавить последние очаги мятежа будущим летом? Что я возьму Стирлинг и затравлю этого бешеного пса Уоллеса? Джон Комин и пьяная банда скоро узнают о моих намерениях, могу тебя уверить. На самом деле я желаю, чтобы это случилось как можно скорее. Я хочу, чтобы эти негодяи знали о том, что их ждет.
Но Эймер стоял на своем, невзирая на явное неудовольствие короля.
— Милорд, вам должно быть известно, что Брюс вернулся к вам на службу только потому, что потерял бы все с реставрацией Джона Баллиола, а вовсе не из чувства верности.
— Разумеется, мне это известно. — Эдуард взял кубок. — В первый раз Роберт Брюс восстал против меня, потому что хотел выползти из тени своего отца, а не из пылкой любви к своему королевству. И он доказал это, вернувшись ко мне с Посохом Христа, когда Шотландия более всего нуждалась в нем. Признаю, поначалу я полагал его предателем наравне с самим Уоллесом, но теперь я вижу, что он в точности такой же, как его отец. Самолюбивый ублюдок, который вполне счастлив тем, что может сидеть и жиреть, как жаба на листе кувшинки, в богатстве и комфорте, да еще располагая некоторым авторитетом в пруду. Власть, которой я наделил его, заставит его хранить мне верность. Он также может оказаться очень полезным, держа под контролем население. Знакомое лицо. — Эдуард сделал паузу, чтобы отпить глоток вина, и увидел собственное отражение на золотой поверхности кубка. Отяжелевшее веко стало в последнее время еще более заметным. — В конце концов, — пробормотал он, — все мы созданы по образу и подобию наших отцов, Эймер. — Вдруг в дверь покоев постучали, и он раздраженно рявкнул: — Войдите.
Дверь отворилась, и вошел Ричард Кроу, человек, которого он отрядил допрашивать шотландских пленников. В руке он держал листок пергамента, и на лице его светилось торжество.
— Я узнал его, милорд. Местоположение лагеря Уоллеса.
Эдуард поставил кубок на стол и подошел к Кроу. Он взял пергамент и окинул взглядом грубо намалеванный рисунок. Темное кольцо явно обозначало окружность Леса. Внутри него змеились ломаные линии и треугольники, виднелись кружочки с крестиками и большой крест неподалеку от юго-западной оконечности окружности.
— Что обозначают эти символы? — требовательно спросил он, тыча в пергамент пальцем.
— Реки, холмы, руины зданий, — почтительно пояснил Кроу, подойдя к королю и остановившись рядом. — Скотт, который нарисовал план, все мне растолковал. На стволах деревьев близ лагеря оставлены метки, так что ошибиться невозможно.
Эдуард смотрел на черные линии, чувствуя, как сердце учащенно забилось у него в груди. Он держал в руках ключ к победе.
Его правление прошло долгий путь, на котором его подстерегали потери и ждали победы. Он водил крестовые походы в Святую Землю, покорил Уэльс и выжил в гражданской войне, нанеся поражение самому Симону де Монфору, одному из величайших полководцев Англии. Он реформировал страну, оставленную ему отцом, дав ей надежное управление, регулярно избираемый парламент и новые законы. Он дрался со своим кузеном за Гасконь и победил, стал отцом восемнадцати детей и оплакал, похоронив, одиннадцать из них. И он сделал то, достичь чего поклялся много лет назад в Гаскони, на выжженной солнцем земле, когда издевательские песни валлийцев, которые они распевали в честь своей первой победы нам ним, еще звучали у него в ушах. Он стал полновластным правителем Британии.
Но, хотя «Последнее пророчество» свершилось и все четыре реликвии оказались в его руках, его победа была неполной. Шотландия по-прежнему сопротивлялась его воле, а человек, который олицетворял собой это сопротивление, все еще оставался на свободе.
Уильям Уоллес превратился для короля в бельмо на глазу, пятная безупречный список его свершений. Были и другие противники, более знатные и выдающиеся, стремившиеся уничтожить его, но он победил их всех. Монфора, своего крестного отца, он повелел разорвать на куски в Ившеме, а останки скормил собакам. Голова принца Уэльского Лльюэллина ап Граффада давно сгнила на Лондонском мосту. И Эдуард не намеревался позволить Уоллесу, разбойнику, стоявшему за поражением при Стирлинге — крупнейшей военной катастрофой за годы его правления, — избежать этой участи. В борьбе за наследство Эдуард убил собственного зятя. И он не остановится ни перед чем, пока не достигнет своего.
— Я немедленно высылаю отряд. — Король взглянул на Кроу. — Передай пленнику, что, если его карта не приведет нас к лагерю, его ждет самая страшная казнь, какую я только смогу измыслить.
— О, он знает об этом, милорд, — с улыбкой ответил Кроу, повернулся и вышел из комнаты.
Эймер быстро шагнул вперед.
— Милорд, отправьте Брюса с этим отрядом.
Эдуард прищурился.
— Зачем?
— Во-первых, был он там с завязанными глазами или нет, но он знает Лес лучше любого из нас и намного лучше, чем признает, как я подозреваю. Во-вторых, это будет хорошей возможностью убедиться в его лояльности раз и навсегда.
Эдуард не мог отрицать, что в словах племянника был смысл.
— Очень хорошо.
Эймер улыбнулся, удивленный, но, прежде чем он успел открыть рот, король продолжал:
— Экспедицию возглавят сэр Роберт Клиффорд и сэр Ральф де Монтермер.
ГААВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Данфермлин, Шотландия
год
— Когда?
Роберт, присевший на корточки перед сундуком, в котором лежал его меч, поднял голову и взглянул на жену. Элизабет, услышав его слова, резко встала с диванчика у окна.
— Когда ты уезжаешь?
Роберт откинул крышку и вынул из сундука меч. Выдвинув клинок из украшенных искусной позолотой ножен, он с удовлетворением убедился, что Нес вычистил его и смазал. Выпрямившись, он сунул его в петлю на поясе.
— Как только мои люди загрузят повозки. Самое позднее — сегодня днем.
— Почему ты не сказал мне об этом раньше?
Роберт с тоской посмотрел на нее, зная, какое выражение увидит у нее на лице. Так оно и было: прищуренные глаза и нахмуренный лоб явственно свидетельствовали о неудовольствии супруги.
— Я сам только вчера узнал о том, что король Эдуард удовлетворил мою просьбу. Он сообщил мне об этом после всенощной. И когда я должен был сказать тебе об этом?
Отшвырнув книгу, которую читала, Элизабет отвернулась к окну, обхватив себя руками. Ее бледно-голубое платье, перехваченное под грудью плетеным пояском из темно-синего шелка, все измялось. Подол подбитой мехом накидки испачкался в грязи, затопившей двор аббатства, поскольку первый снег под ногами людей, остановившихся здесь на зиму, превратил землю в настоящее болото. Король, поселившись в покоях аббата, предоставил графам общую спальню, которую ранее занимали монахи, мирские квартиры, прачечную и кладовые. Рыцари и оруженосцы заняли амбары или попросту установили палатки в саду либо прямо во дворе.
Подобно паутине с королем в центре, большая часть армии расположилась за монастырской оградой, а пехота и лучники разбили лагерь в поле. Многие поставили деревянные хижины, намереваясь пережить в них самые сильные морозы. Болотистая местность, по которой с надеждой бродили знахари и самозваные лекари, лицедеи и шлюхи, превратилась в настоящий рассадник вшей и легочных инфекций, и воины нелегко перенесли январское понижение температуры. Жуткая какофония кашля и сплевывания мокроты, которой каждое утро сопровождалось их пробуждение, была слышна даже за стенами аббатства.
— Ты мог сказать мне об этом вчера вечером. — Элизабет оглянулась на него. — Но у тебя не нашлось для меня времени, ты предпочел провести его в обществе Хэмфри и Ральфа. Сегодня утром Бесс рассказала мне, что почти до рассвета вы пьянствовали и играли в кости.
Из соседней комнаты, в которой ютились служанки Элизабет, Джудит и Марджори, донесся детский визг. Дверь в помещение, служившее бельевым складом до того, как король занял аббатство, была распахнута настежь. Сквозь женскую болтовню Роберт расслышал, как Джудит просит его дочь играть потише. Комнаты были тесными и маленькими, и Роберт, вынужденный делить крышу над головой со своей супругой и ее служанками, уже начал опасаться за свой рассудок. Ночь, проведенная в обществе мужчин, стала для него настоящей отдушиной.
— Я думал, тебе и Бесс будет приятно узнать, что мы с Хэмфри ступили на путь к примирению. Вы же обе приложили к этому массу усилий.
— Ты понятия не имеешь, как нам трудно без тебя, Роберт. Я без конца переезжаю из одного города в другой и при этом стараюсь заботиться о твоей дочери. — Элизабет всплеснула руками. — Если бы ты только видел, как она себя ведет! В твоем присутствии Марджори — настоящий ангел, а когда тебя нет — с ней не может сравниться сам дьявол.
— Король Эдуард повелел, чтобы я осмотрел территории, врученные мне как судье-шерифу, и разрешил отстроить Тернберри. Я не могу пренебречь своим долгом перед ним или моими арендаторами только потому, что ты не можешь справиться с маленькой девочкой. Кстати, у тебя для этого есть Джудит.
Элизабет понизила голос, чтобы женщины в соседней комнате не услышали ее.
— Марджори уже слишком взрослая для того, чтобы слушаться кормилицу. Ей нужна гувернантка. В ее возрасте я уже умела читать Писание, играть в шахматы, петь и вышивать. — Она быстро продолжила, не давая ему возразить: — Леди Бесс знает одну женщину, жену оруженосца Хэмфри, которая обучала детей в нескольких благородных семействах. Она умеет читать по-латыни и по-французски. Джудит может остаться служанкой Марджори, но твоей дочери нужен кто-то, кто обучал бы ее. И еще ей нужна твердая рука.
В дверь постучали. Когда она отворилась, Роберт увидел на пороге двух своих носильщиков.
— Сэр, повозка готова, — доложил один из них и махнул рукой на сундуки, составленные у стены. — Можно грузить их?
Роберт кивнул. Когда носильщики подхватили кофр, в котором лежали его кольчуга и доспехи, и вынесли его из комнаты, он перевел взгляд на Элизабет.
— Сейчас у меня нет времени обсуждать этот вопрос. Мы поговорим, когда я вернусь.
— И когда это будет? Через две недели? Или два месяца?
Роберт подошел к кровати, на которой лежал подбитый мехом куницы плащ для верховой езды — свадебный подарок ее отца. Он заметил, что Элизабет аккуратно сложила его, и испытал чувство вины.
— Я должен проследить за восстановлением Тернберри, а потом оценить, в каком состоянии находятся оборонительные сооружения Ланарка и Эйра. — Взяв плащ, он накинул его на плечи. — Я вернусь не позже чем через месяц.
— Тогда позволь и мне вернуться в Риттл. Марджори, похоже, нравится там. Твои оруженосцы проводят нас.
— Нет, — резко ответил Роберт и тут же пожалел о своей грубости. Последнее, что ему было нужно — это чтобы его жена и дочь оказались в Англии.
На самом деле он просил короля дать ему возможность съездить в Тернберри, потому что хотел снестись с Джеймсом Стюартом. Ротсей сдался войскам Ольстера во время летней кампании, так что нынешнее местонахождение сенешаля оставалось неизвестным, по крайней мере англичанам, но Роберт надеялся, что давние союзники его семьи на западе, Макдональды Ислея, помогут найти его. В последние недели вынужденного пребывания в Данфермлине, когда у стен аббатства выросли сугробы, его все сильнее снедало нетерпение и желание приступить к поискам. Он надеялся, что, если Уоллес сумеет собрать под свои знамена армию вроде той, что сражалась под Стирлингом, а он присоединит к ней своих вассалов, они смогут отбить наступление англичан и обратить их в бегство. Теперь, когда угроза реставрации Баллиола отпала, наступило время действовать. Осторожность из союзницы превращалась во врага. Пришла пора забыть о ней.
Уоллес был вассалом сенешаля, и если кто-нибудь мог убедить его сотрудничать с Робертом, так только Джеймс. Но стоит Роберту сделать первый шаг, как стена лжи, которой он окружил себя, рухнет, и король увидит его таким, каков он на самом деле: изменник, предавший их дважды. Когда его обман раскроется, Элизабет и Марджори нельзя будет оставаться в Англии. Как и всем, кто ему дорог.
Элизабет подошла к нему.
— Если нельзя в Риттл, то хотя бы возьми нас с собой в Тернберри.
— Ты хочешь, чтобы я повез свою жену и дочь по стране, охваченной войной?
При этих его словах она гордо вскинула подбородок.
— Ты уже проделывал это раньше.
Роберт в недоумении уставился на нее. Сообразив, что она имеет в виду их бегство по Ирландии, он дал волю своему гневу:
— У тебя короткая память, Элизабет. Тогда ты вынудила меня взять тебя с собой. Разве у меня был выбор?
Кажется, она уже и сама пожалела о своих словах и даже подняла руку, умоляя дать ей договорить, но Роберт ей не позволил. У него накипело на душе, и он уже давно хотел высказаться.
— Ты заманила нас обоих в этот брак. Как сказал тебе отец, ты своими руками расстелила постель. Так что теперь лежи и не чирикай!
Бледные щеки Элизабет порозовели.
— Я пытаюсь, но ты даже не можешь согреть эту постель. — Она повысила голос: — И я — не единственная, кто стал причиной этого несчастного брака. Если ты забыл, муженек, это ведь ты приставил меч к моему горлу. Ты воспользовался мной, чтобы сбежать, точно так же, как я использовала тебя. И мой отец наказал нас обоих. — И тут огонь, горевший в ней, угас. Обессилев, она опустилась на диван у окна. — Мой отец разгневался, да, но он не стал бы устраивать наш брак, если бы не считал, что подобный союз пойдет на пользу обеим нашим семьям. — Она посмотрела на Роберта. — Я хочу доказать, что он не ошибся. Исправить то, что натворила. Но я не могу сделать это в одиночку.
«Как же мало она знает», — подумал Роберт, глядя на нее. Честолюбивый Ричард де Бург дал согласие на этот брак вовсе не потому, что полагал, будто Роберт станет хорошим мужем его дочери, а потому, что надеялся: в один прекрасный день он сделает ее королевой. Он вдруг понял, что гнев его иссяк, и на смену ему пришла безмерная усталость. Он не хотел, чтобы из-за него она была несчастлива, но до тех пор, пока он не взойдет на трон, его жена и дочь всегда будут на втором месте. Они должны оставаться в неведении и безопасности, и только это имело значение. Он уже открыл рот, собираясь сказать, что сам найдет гувернантку для Марджори, но в этот момент в дверь вновь постучали. Он резко обернулся:
— Войдите!
Когда же дверь отворилась, Роберт, ожидавший увидеть своих носильщиков, с удивлением обнаружил на пороге молоденького пажа. На нем была туника в голубую и золотую клетку — цвета Роберта Клиффорда.
— Я принес послание от моего господина, сэр, — заговорил паж, переводя взгляд с Роберта на Элизабет, которая обхватила голову руками. — Он говорит, что король приказывает вам выступить в поход вместе с ним и сэром Ральфом де Монтермером.
— В какой еще поход?
— Мой господин просил передать вам, что вы не должны уезжать в Тернберри, как собирались. Он сам вам все объяснит в свое время.
В душе у Роберта зашевелились дурные предчувствия, когда он спросил себя, почему именно его король выбрал для какого-то нового задания, если уже разрешил ему отлучиться.
— Очень хорошо. — Он постарался ничем не выдать охвативших его чувств, и только когда за пажом закрылась дверь, ударил кулаком по раскрытой ладони. — Проклятье!
Его крик заставил Элизабет вздрогнуть. Подняв голову, она стала смотреть, как он меряет шагами комнату.
Спустя мгновение Роберт остановился. Если в поход отправляется Ральф, значит, ему должно быть известно о его цели. Он был уверен: стоит немного поднажать, и рыцарь расскажет ему все.
— Я должен отлучиться ненадолго.
Элизабет молча кивнула.
Роберт свернул в коридор, в который выходила дверь комнаты, предоставленной Ральфу. Дойдя до нее, он постучал, намереваясь получить ответ от рыцаря во что бы то ни стало. Но ответа не последовало. Он постучал вновь. По-прежнему никакого ответа. Разочарованный, он повернулся, чтобы уходить, как вдруг изнутри донесся приглушенный смех. Охваченный подозрениями, он нажал на ручку двери, и та отворилась.
В комнате у одной стены стояла кровать с соломенным тюфяком и смятыми простынями. У другой громоздились сундуки, а на столике рядом с двумя кубками и кувшином мерцала свеча. В центре комнаты сплелись в объятиях две фигуры. Одна стояла к нему спиной, но Роберт узнал Ральфа по темным вьющимся волосам. Вторую, женскую, он распознал не сразу. Это была Джоан Акрская, старшая дочь короля. Они увлеченно целовались. При появлении Роберта влюбленные отпрянули друг от друга, словно их двигали невидимые руки.
— Господи… Роберт! — прошипел Ральф, загораживая Джоан собой.
На принцессе была одна лишь прозрачная сорочка, через которую просвечивала ее упругая грудь. Лет тридцати с небольшим, ровесница Ральфа, она оставалась изящной женщиной с такими же длинными ногами, как у ее сестры, Бесс. Черные волосы рассыпались по плечам, укрывая ее сверкающим водопадом.
— Какого черта ты здесь делаешь? — Лицо Ральфа побагровело.
За его спиной Джоан подбежала к кровати и схватила подбитую мехом горностая мантию, которую и накинула на плечи, плотно запахнув ее на груди.
Роберт поднял обе руки, как будто сдаваясь.
— Мои извинения, Ральф. Леди Джоан, — добавил он, приветствуя принцессу, которая наградила его гневным взглядом. — Я постучал, но мне никто не ответил.
Джоан молча проскользнула мимо Ральфа и направилась к двери. Роберт отступил в сторону, и она заспешила по коридору прочь, застегивая мантию поверх сорочки.
— Закрой дверь, ради бога, — проворчал рыцарь, поворачиваясь и подходя к столику, с которого взял кубок и одним глотком осушил его. Ворот его нижней рубашки был распахнут, и грудь Ральфа блестела от пота, хотя в комнате было прохладно.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |