|
Глава 21 - Смерт Dolls Дебби Гарри: Однажды я зашла к кому-то в гости на Тринадцатой стрит. Неожиданно прямо перед зданием остановился фургон, Малькольм Макларен откинул задний борт и стал доставать оттуда всякие резиновые платья и ботинки на платформе и продавать их прямо там, на улице. И все бросились к нему, чтобы что-нибудь купить. Малькольм знал Дженис, подружку Джонни Фандерса, и это она пригласила его приехать. Так что, наверно, он знал, что мы придем туда и обязательно захотим купить эту фигню, потому что в те дни мало где можно было купить резиновые платья. Малькольм Макларен: Dolls не раз приходили ко мне в магазин, когда были в Лондоне, и он потряс их до глубины души, потому что в Нью-Йорке не было ничего подобного. Никто в Нью-Йорке не продавал рок-н-ролльную культуру – и одежду, и музыку – в специальном месте. Боб Груэн: Малькольм сделал комплекты одежды для каждого члена группы New York Dolls. Дэвиду достался габардиновый костюм, кто-то требовал лакированную кожу. Но все было ярко-красным. Вся группа стала красной. Малькольм Макларен: New York Dolls были прикольными, потому что они были просто кучей бесполезных ублюдков, и мне кажется, будучи бесполезными ублюдками, они вцепились в нарциссистскую идею, которая была в крови у поколения шестидесятых: никогда и ни за что не стать взрослым. И вот эту идею вечных детей Dolls выражали транссексуальным стилем одежды, и их главной идеей стало остаться куклами, маленькими куклами. Терри Орк: Мне хотелось устроить совместный концерт Television и New York Dolls, а Малькольм Макларен как раз стал их менеджером, так что мы начали искать место, где обе группы могли бы вместе выступить. Кто-то предложил «Ипподром». Тогда мы с Томом Верленом пошли к Дэвиду Йохансену договариваться о сроках нашего общего концерта, а когда слезли с его чердака, Верлен сказал: «Мужик, ты это видел?» Гейл Хиггинс: Мы НЕНАВИДЕЛИ Малькольма. Он нарядил Dolls в эти красные прокоммунистические костюмы и устроил политическое шоу, а Dolls и политика – вещи несовместные. Они же вообще не разбирались в политике. Нам всем казалось, что это нелепо. Джерри Нолан: Вся эта поеботина с Маклареном была слишком арто-фартовой. Он одел нас в обтягивающие красные кожаные костюмы и заставил играть перед огромным красным флагом. Ужасная глупость. Айлин Полк: Шоу в «Ипподроме» ждал успех, так что они решили устроить турне Красной Кожи по Восточному побережью. Первой в очереди стояла Флорида, и вот когда они совсем уж было собрались уезжать, Малькольм сказал мне: «Знаешь, перед туром придется положить Артура в клинику для алкоголиков, потому что нельзя ехать, пока он в таком состоянии». Боб Груэн: Я помог Малькольму спасти их жизни. Он отправил Джонни и Джерри на реабилитацию, а Артура – в больницу, потому что тот пил до зеленых чертей. Все считают Малькольма менеджером New York Dolls, но на самом деле он устроил только несколько последних выступлений. Потому что больше никто для них ничего не делал. Малькольм Макларен: В те дни я был менеджером из «Желтых страниц». Я действительно просто пытался делать свое дело. Ну такой уж я, я англичанин, и у нас делают так: «Ладно, мужик, ты слишком много пьешь, надо бы тебя положить в клинику. Так, Артур, ты придешь в девять часов, жду около твоего дома, будь готов, собери маленькую сумку, тебя не будет пару недель, не волнуйся, все будет нормально, я буду тебя навещать каждые три дня и, конечно, я обязательно пришлю Джонни и Дэвида, я сам приеду с ними, не проблема. Да, у тебя будут какие-то деньги, тебе можно в день одно вареное яйцо, и я крайне рекомендую после этого ходить на свидания только с библиотекаршами». Айлин Полк: Артур вышел из клиники, им надо было ехать в тур во Флориду, и за час до того, как за ним пришел Малькольм, Артур завалился ко мне с бутылкой виски. Мне стало тоскливо, потому что он только что вышел из больницы, и я подумала, что они наверняка решат, это я дала ему бутылку, а я не давала. Сил Силвейн: Во Флориде мы остановились у матери Джерри Нолана. У нее стояли трейлеры, она использовала их как мотель. Там было шесть трейлеров, она сдавала их как комнаты. Малькольм привез туда Dolls, и она отдала нам три трейлера из шести. Джим Маршалл: Когда мне было пятнадцать, New York Dolls приехали на две недели во Флориду, туда, где я вырос. Не совсем понятно, зачем они приехали, потому что мы о них долго ничего не слышали. Их второй альбом, «Too Much Too Soon», вышел и прошел. Не думаю, что он хорошо продавался, и их точно не крутили на нашем радио. Питер Джордан: Малькольм – тупой. Он говорил вещи в стиле: «О мой бог!» Однажды мы пошли на пляж. Зрелище «Малькольм на пляже» — это было что-то. Он был одет, одет с ног до головы, в эти свои фирменные ебаные шмотки! Я сказал: «Малькольм, а на хуя тебе ботинки и носки? Мы же во Флориде на пляже!» Сил Силвейн: Как-то нам пришлось ехать в своем универсале на концерт в деревню, в какой-то деревянный зал – скорее даже не зал, а амбар – там было человек двадцать, они орали: «Сыграйте что-нибудь из Rolling Stones!» Так что мы понимали, что дела у нас идут неважно. Джим Маршалл: Сначала у нас были хорошие отношения с Дэвидом Йохансеном, но потом Дэвид и Сил стали возражать против нашего присутствия, потому что было ясно, что мы – источник наркоты. Потом одного нашего товарища, который, собственно, обычно и ездил в Овертаун, в Майами за дурью, поймали полицейские. Его продержали две ночи в тюряге в Майами, что, конечно, нелегко ему далось. Ему тогда было пятнадцать, и, надо думать, копы его побили. Так что никто больше не хотел ездить в Майами за дурью для Джонни и Джерри, и они ушли из группы. Джерри Нолан: Однажды мы ужинали и разговаривали, и Дэвид сказал: «В этой группе нет ни одного незаменимого человека». Вот и всё. Я встал и сказал: «Дальше без меня». Тогда Джонни тоже встал и сказал: «Если Джерри уходит, я тоже ухожу». Сил Силвейн: Джерри все решения принимал сходу, и ему было все равно, что он уходит из дома собственной матери и оставляет нас там. Что было, конечно, погано, ну да хуй с ним. Так что Джонни и Джерри свалили. Малькольм Макларен: Я думал, что они уезжают, потому что ненавидят группу и думают, что ни малейшего шанса на успех в Тампе у них нет. Джерри Нолан: Мы с Джонни Фандерсом сели в самолет и полетели обратно в Нью-Йорк. Даже в самолете Джонни все еще думал, что это просто угрозы. Я говорил ему: «Джонни, это не ночные потасовки, которые к утру уже забываются. Дело вполне серьезно». Элиот Кид: Я знал, что New York Dolls еще неделю должны быть во Флориде, и когда увидел Джонни и Джерри, сказал им: «Какого хуя вы вернулись обратно?» Ричард Ллойд: Том Верлен продолжал долбить Ричарда Хелла: «Ты не репетируешь, ты просто приходишь на репу и напиваешься, ты не занимаешься дома, сколько раз я говорил тебе, давай приду помогу, но тебе неинтересно, тебе просто неинтересно!» Дункан Хана: Думаю, Том так заводился, потому что Ричард постоянно был под чем-то, знаешь, приходил нажравшийся и обдолбанный. Но с точки зрения Ричарда именно это и был рок-н-ролл. Просто они видели мир совершенно по-разному. Надо сказать, Хелл действительно неважный басист, вдобавок ко всему он тупой – представь, как он прыгает вокруг и строит рожи, ну, словно его привели на религиозное шоу. Думаю, для Тома в этом было слишком много фарса. А Тому нравился спокойный, крутой стиль, понимаешь? Это не прикол. Ричард Хелл: Верлен накручивал себя все сильнее и сильнее, пока не осознал, что он превосходит всех и вся – и что он физически не способен облажаться. С ним стало ужасно. Он потихоньку пришел к тому, что живет по другим правилам, чем все остальные. А когда у него что-нибудь не получалось, он всегда говорил, что вот он, Том – непризнанный гений, что никто его не понимает. Роберта Бейли: Когда Ричард Хелл ушел из Television, он жил со мной. Том Верлен заворачивал песни Ричарда одну за другой. Ричард обычно пел половину песен Television; потом осталась единственная, «Blank Generation». Ричард Ллойд: В конце концов, Ричард Хелл заявил, что уходит из группы. А Том Верлен спросил Фреда Смита, басиста Blondie, не хочет ли он играть с нами, и Фред согласился. Дебби Харри: Фред Смит, блядь, ушел из Blondie. Я была в ярости. Я злилась на них на всех – на весь Television, на всю Patty Smith Group, на Патти и Фреда. Я злилась на Патти, потому что она уговорила Фреда уйти в Television. Ричард Хелл: Я ушел из Television в ту же неделю, когда развалились New York Dolls. Джонни Фандерс позвонил и сказал: «Мы с Джерри только что ушли из Dolls, не хочешь вместе собрать группу?» Боб Груэн: Дэвид Йохансен вернулся из Флориды и сказал, что группа распалась, потому что Джонни Фандерсу и Джерри Нолану надо было съездить в Нью-Йорк закупиться дурью, а Дэвид сказал им: «Если вам надо ездить домой за наркотой после каждого выступления, я не собираюсь играть с вами в одной группе». Вот так все закончилось. Айлин Полк: Артур Кейн позвонил мне из Флориды и сказал, что Конни добралась до него и там и что единственный способ сбежать от нее – поехать в Лос-Анджелес. А я сказала: «Ну что ж, если это надо сделать, то это надо сделать». Сил Силвейн: По дороге из аэропорта Малькольм начал говорить мне: «Силвейн, не переживай ни о чем. Не волнуйся, не волнуйся, не волнуйся». Малькольм Макларен: Путешествовать по Луизиане было прикольно, хотя я опять словил венерическую болезнь, которая опять испортила мне все настроение. Я думал, что мы попали, блядь, в венерическую деревню, а я затерялся здесь с остатками New York Dolls и очередной болячкой на конце и пытаюсь добраться обратно до Нью-Йорка. Сил Силвейн: У Малькольма были мандавошки. Он купил бутылки две этого говна, «А-200», а оно не помогло. Малькольм шептал: «Мне надо разобраться с этой проблемой до того, как я вернусь домой к Вивьен», — знаешь, Вивьен Вествуд, его жена. Малькольм Макларен: Ричард Хелл казался мне невероятным. Опять же, он подарил мне новую концепцию моды. Он не носил красный винил, высокие каблуки и не красил губы в убийственно-оранжевый цвет. Это был парень, полный противоречий, оборванный, как будто он только что вылез из канализации, словно он весь покрыт слизью, словно он не спал годами, словно он не мылся годами, словно он абсолютно всем вокруг по хую. Ричард Хелл: Мне нравился Малькольм, потому что ему нравился я. Я мало о нем знаю, но он вроде бы серьезно заинтересовался мной. Тогда было совсем немного людей, которые нас уважали, знаешь ли… Малькольм Макларен: Ричард Хелл был концентрированным, стопроцентным вдохновением. Если честно, помню, я сказал Sex Pistols: «Напишите песню, такую же, как «Blank Generation», но сделайте свою убийственную версию», а их версией стала «Pretty Vacant». Элиот Кид: Фрэнки дал Макларену двухмесячную ренту авансом, чтобы переснять квартиру Малькольма, а Малькольм кинул Фрэнки на деньги. Малькольм Макларен: Когда я вернулся в Англию, я знал, что делать дальше. У меня был в кармане имидж, с которым я вернулся, словно какой-нибудь Марко Поло или Уолтер Рэли. Вот, что я с собой привез: имидж бедного странного товарища по имени Ричард Хелл и эту фразу: «пустое поколение». |
Глава 22 - Может назовем это “панк”? Ди Ди Рамон: Однажды я выходил из «CBGB» в четыре часа утра и увидел Конни. Она сидела на крыше машины и полировала ногти. Я сразу на нее запал. На ней было черное вечернее платье, шипованные ботинки на высокой подошве, а в сумочке – бутылка ежевичного бренди. Так что она выглядела, как древняя графиня-вампирша, которая пришла по мою душу. Айлин Полк: Однажды, еще когда я только начинала ходить в «CBGB», мы сидели там с Энией Филипс, и тут в бар вошли Ди Ди Рамон, Джоуи Рамон и Конни. Артур Кейн уже смылся в Калифорнию, так что Эния сказала мне: «Смотри, Конни с новым парнем. Он из молодой группы, из Ramones». В ее словах явно звучал подтекст: «Давай-ка попробуем этих ребят». Ли Чайлдерс: В первый раз я пошел в «CBGB» с Уэйном Каунти. Там сидело шесть зрителей. Мы съели по порции чили (много лет спустя это привело Биби Бьюэл в ужас: «Как, вы ели чили? Стив рассказывал мне, что Dead Boys ходили в кухню и дрочили в него!»). Дэнни Филдс: Я редактировал журнал 16 и вел колонку в SoHo Weekly News, и я всегда проповедовал, как великолепны Television и потрясающи их выступления. Легс Макнил: Когда мне было восемнадцать, я жил в Нью-Йорке, работал в одной хиповской кинокоммуне на Четырнадцатой стрит и снимал этот кошмарный фильм про тупого рекламщика, который закидывался кислотой и чувствовал себя сексуально, эмоционально и духовно освобожденным. Фигня была полная. Мэри Хэрон: Мы с Легсом познакомились, когда я была поваром в «Тотал импакт», хиповской кинокоммуне на Четырнадцатой стрит. Легс тоже пришел туда, и он единственный, кто сказал, что фильм дерьмовый, а люди все чокнутые. Я спросила его, а что же он-то делал. Он ответил, что просто немного помог с техникой, и спросил, что делала я. Я сказала, что хотела стать писателем, и он в ответ сказал: «Мы как раз выпускаем журнал. Он называется Punk». Легс Макнил: Мы пришли в «CBGB», и когда шли вдоль стойки бара, я увидел парня с очень короткими волосами и в черных очках, который сидел за столиком. В нем я опознал Лу Рида. Хольмстром гонял ридовскую Metal Mashine Musik неделями. Это был двойной альбом Лу Рида, на котором не было ничего, кроме заведенной гитары. Это было ужасно, кошмарный шум, и именно это, по мнению Хольмстрома, и был главный панковский альбом. Мы всегда лезли с кулаками, когда Джон ставил запись: «Ну блин, выключи это говно!» Вот кем был Лу Рид в моих глазах. Мэри Хэрон: Я пришла в ужас, когда Легс и Джон подошли к Лу Риду и сказали, что хотят взять у него интервью. Я подумала: «Господи, что они творят?» Легс Макнил: Пока мы говорили с Лу Ридом, Ramones вышли на сцену. Это было потрясающее зрелище. Четыре яростных чувака в кожаных куртках. Как будто гестапо ворвалось в комнату. Эти были точно не хиппи. Джоуи Рамон: Тогда мы впервые встретились с Лу Ридом. Лу твердил Джонни Рамону, что тот играет на неправильной гитаре, что ему надо другую гитару. Джонни не пришел от этого в восторг. Надо сказать, когда он нашел эту гитару, у него было не слишком много денег – он купил ее за пятьдесят долларов. И Джонни нравился «Мосрайт», потому что больше никто не играл на «Мосрайте» – так что это была как бы его фирменная фишка. Поэтому он решил, что Лу – полный отстой. Легс Макнил: Потом Ramones вернулись, опять отсчитали начало и сыграли лучшие восемнадцать минут рок-н-ролла, какие я только слышал в жизни. Там был и Чак Берри, все, что я у него слышал, и второй альбом Beatles с каверами Чака Берри же. После выступления мы взяли у Ramones интервью, и они оказались такими же, как мы. Они говорили про комиксы и молодежную попсу шестидесятых и были очень циничные и саркастичные. Мэри Хэрон: Мы все пошли в «Локал», и ни у кого не было денег, так что мы ничего не могли заказать. Помню, Лу Рид заказал чизбургер, потому что мне дико хотелось жрать. Лу познакомил нас с Рэйчел, первым трансвеститом, которого я в жизни встретила. Очень красивая, но страшная. И точно парень – у Рэйчел была щетина. Легс Макнил: Хольмстром прыгал с воплями: «У нас на обложке будет Лу! У нас на обложке будет Лу!» Я не понял, что его так возбудило. Я просто сказал: «Ага, а ты видел ту телку, которая была с ним?» Мэри Хэрон: Когда я закончила писать статью про Ramones, было уже поздно, и я ночью пошла через весь город, чтобы отнести ее в «Свалку панка», офис Punk на Десятой авеню. Пришлось пройти десять авеню – ну, с одной стороны города на другую. Легс Макнил: Следующее, что мы проделали, – это вышли на улицы и заклеили весь город объявлениями, где было написано: «БЕРЕГИСЬ! ПАНК ИДЕТ!» Все, кто их видели, говорили: «Панк? А что такое панк?» Мы с Джоном смеялись. Мы думали: «Ну, скоро вы узнаете». Дебби Харри: Джон Хольмстром и его живая карикатура, Легс Макнил, как два маньяка, носились по городу и развешивали объявления, что, мол, «Панк идет! Панк идет!». Мы думали, что это окажется еще одна говенная группа с еще более говенным названием. Джеймс Грауэрхольц: Я жил в Бункере, это чердак Джона Джиорно на Бауэри, 222, который стал домом Уильяма Берроуза в Нью-Йорке. У нас с ним была любовь, а когда любовь закончилась, я начал на него работать. В то время Берроуз еще не был известен. Точнее, Уильям Берроуз был всемирно известен, но мало кто знал, кто это такой. Уильям как бы считался уже отработанным материалом. Ему поклонялись, но его книги уже не переиздавали. Так что я начал воспринимать себя как импресарио Уильяма, а он начал воспринимать нас как эдакое симбиотическое партнерство. Уильям Берроуз: Я всегда думал, что панк – это тот, кто все просек и на это забил. |
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |