|
Как правильно делать присядку.
Учу мальчишек делать присядку на кружке. Показываю несколько раз.
- Понятно? – Спрашиваю.
Те отрицательно качают головами.
Показываю снова, более разгорячённый.
- Ну, теперь понятно?
Снова та же реакция.
- Ну вот, смотрите. Это же и ежу понятно. – Со всей дури делаю присядку, и брюки рвутся в причинном месте.
Мальчишки видят это и хихикают.
- У вас брюки порвались, Евгений Юрьевич – замечает Попп Алёшка.
- Ерунда, зашью. Ну, теперь вы наконец то поняли, как нужно правильно делать присядку?
- Да – отвечает Алёшка. – Чтобы брюки по шву порвались…
В походе.
Середина апреля. Снег на горах уже местами растаял, и кое где пробились подснежники.
Собираю мальчишек, и всей толпой идём в поход за цветами. Спрашиваю у Герасимова Ромки.
- Ромка, ты кому подаришь свой букет?
- Тюриной Маринке.
У Рябкова Алёшки спрашиваю.
- А ты Алёшка, кому подаришь?
- Ольге Леонидовне.
- Тоже молодец.
Поворачиваюсь к Хижнякову Семёну и спрашиваю.
- Ну а ты, Семён, кому собираешься дарить?
- Я? – Семён задирает в задумчивости голову, но тут ноги его скользят по грязи, и он с размаху, падает мягким местом в грязь.
- Ну, Евгений Юрьевич! – Возмущается. – Кому подаришь? Кому подаришь? Себе подарю. Кстати, ещё один такой вопрос, и я вам эти свои штаны подарю, стирайте на здоровье.
Уборка на этаже.
Наводим генеральную уборку на этаже. Все работают как заведённые, лишь бы скорее закончить, и пойти гулять на улицу. Я же хожу и проверяю, кто, как работает.
Подхожу к Самикову Варису и проверяю у него.
На стенке видны следы не оттёртой грязи. Показываю ему на грязь, а он мне говорит, это мол, краска такая, загадочно – неопознанная
- Ах! Краска, - возмущаюсь. – Ну ка дай мне тряпку.
Варис нехотя подаёт мне тряпку.
С силой провожу несколько раз по стене тряпкой, и грязь исчезает.
- Ну вот. А ты говорил что краска. Да ещё и загадочно неопознанная.
- Так и есть, именно такая. Вас слушается, а меня ни в какую…
Лев в клетке.
Идёт самоподготовка. Этаж закрыт на ключ, а сам ключ лежит у меня в кармане. Я не собираюсь никого выпускать с этажа, даже если кто то первым сделает домашнее задание. Как говорится «Один за всех, и все за одного».
А отличник Решетов Лев, как раз, самый первый сделал уроки и попросился на улицу.
- Евгений Юрьевич, я сделал уроки, можно пойти погулять? – Попросился он у меня.
- Сделал, тогда покажи! – Сказать честно, я вообще не хотел отпускать его на улицу до тех пор, пока все ребята не сделают уроки.
- Вот, смотрите! – Он показал мне тетради по математике, и русскому.
- А английский? Выучил?
Лёва отчеканил наизусть правила и слова.
- «Что же делать? – подумал я. – Не отпускать же его на улицу».
- Молодец! – Похвалил я его. – Посиди пожалуйста пока на этаже, почитай книгу.
- А что это вы меня не выпускаете, я всё сделал.
- Ну Лёва, ну пожалуйста. Ведь если я тебя выпущу, остальные будут ломиться следом.
- И что, я из за них всех должен на этом дурацком этаже торчать? В натуре, как лев в клетке…
Хочешь проблем?
Нужен был мне позарез санитарный сектор. А именно ребёнок, который был бы очень ответственен в работе. Такой, чтобы ходил и занудно заставлял всех качественно убираться. Таким был у меня Витька Уголев. Витьку все не любили за его занудство. Так вот. Подхожу к нему.
- Послушай Витя, а что если я предложу тебе одну хорошую должность в мои помощники?
У Витьки чуть глаза на лоб не вылезли.
- Какую?
- Хочешь быть главным санитарным сектором класса?
- Да вы что Евгений Юрьевич? Кто же меня слушать будет? Они же все меня вообще серьёзно не воспринимают. – Растерянно пробормотал он.
- Кто не будет слушать, сразу спрашиваешь: «Хочешь проблем?» и зовёшь меня. А дальше – мои дела.
- Ну не знаю, пожалуй, можно попробовать.
- Тогда давай, вперёд, по комнатам.
Витька зашёл в первую комнату, где жили Кирьянов, Решетов, Вернер и Рябков.
Буквально через несколько минут распахивается дверь, и Витька вылетает в рекреацию головой вперёд. Дверь за ним закрывает Решетов, и с довольным видом произносит.
- А в следующий раз, проблем будет ещё больше!
Садитесь кушать пожалуйста, «жрать» подано!
Каждый раз перед тем, как идти в столовую и принимать пищу, дежурные по столовой поднимаются на этаж, и громко кричат.
- Третий этаж – «хавать»!
И тот час топот бегущих ног по коридору к дверям на построение.
Сколько я не объяснял на воспитательских часах что слова «хавать» нет, а есть слово «кушать», всё было бесполезно. Всё равно кричали «хавать».
Пошёл на крайние меры. Стал наказывать сладким, и улицей. Результат?!
Бежит по лестнице дежурный, а мы сидим, смотрим телевизор.
- Третий этаж, кушать!
Мои – ноль эмоций.
Крик во второй раз.
- Третий этаж – кушать!
Та же картина.
По видимому у Рябкова (дежурного), сработало старое.
- Третий этаж, хавать!
И тотчас все срываются мыть руки к умывальнику.
Рябков виновато смотрит на меня, и разводит руками.
- Ну не хотят они кушать, только «хавать»!
Господин дежурный.
Витька Уголев проверяет комнаты, кто как убрался. Вдруг прибегает ко мне.
- Евгений Юрьевич, в двадцатой комнате пыль не вытерта, в шкафчиках бардак, под линолеумом грязь и мусор, пыль на плафонах, на батарее, и подоконнике.
- Ого, и кто же там сегодня дежурный?
- Ну как всегда, господин Самиков.
У меня – нестандартный подход к любой ситуации. Надеваю на себя фартук. Беру в руки тряпку, подхожу к двери, и стучусь.
- Кто там? – Слышу крик Вариса.
Отвечаю другим голосом.
- Это я господин Варис, ваш слуга, пришёл навести уборку в вашем свинарнике. Можно войти?
Затянувшаяся пауза, после которой медленно открывается дверь, и на меня смотрит лицо Вариса. Увидев меня, он испуганно меняется в лице, и заикаясь произносит.
- Только без нотаций, папа, я всё, всё уберу.
Я вхожу в комнату вместе с Уголевым, и подхожу к нему в притык.
- А почему Витьку не слушаешь?
- Больше не буду. Всё буду делать, как скажете.
- Молодец, господин Варис. – Снимаю с себя фартук, надеваю на него, и подаю ему тряпку.
Поняв, что фелонить не получится, Варис с обречённым видом берёт тряпку, и начинает вытирать везде пыль. При этом оборачивается ко мне, и с понимающим видом произносит.
- Вот видите Евгений Юрьевич, я хоть и господин, а никакой работы не боюсь.
Любовь и деньги.
Идём мы как то из похода с гор весной, грязные, но довольные и счастливые.
Вдруг Кирьянов Алёша останавливает меня, и спрашивает ни с того ни с сего.
- Евгений Юрьевич, а кто из нас ваш любимчик?
Останавливаюсь, и серьёзно смотрю на него.
- Мальчишки, - обращаюсь к пацанам. – Как вы думаете, кто из вас мой любимчик?
Они окружают меня со всех сторон.
- Да вы нас всех любите – говорит Черников Витя.
- Вот видишь Алёшка, они говорят правду. Для меня что ты, что Гундарев, что Уголев – вы все одни, я вас всех люблю, потому что в каждом из вас есть много хорошего, несмотря на то, что вы все порой откидываете разные штучки.
И любой из вас в любую минуту, когда ему будет плохо или трудно, может подойти ко мне и сказать об этом. Я обязательно, чем смогу – помогу. Хоть раз из вас кто нибудь получил отказ в помощи?
- Я получил – закричал Гундарев.
- И чем это я тебе не помог? – Удивился я, пытаясь припомнить, в чём я ему отказал.
- А вы мне миллион баксов не дали, когда я у вас просил – расхохотался он.
- Хорошо, что напомнил, как придём, нарисую и дам…
Семечки.
Сижу на школьном стадионе с мальчишками, и щелкаю семечки. Они щелкают вместе со мной. Пришлось разделить на толпу, каждому, но хоть по чуть – чуть. Я строго предупредил, что если найду после них шелуху на земле, то они больше семечек не получат.
Присматриваюсь к ним, кто, куда, девает шелуху. И правда, мальчишки у меня, что и говорить – сообразительные. Сразу нашлись какие – то целлофановые мешочки, одним словом – на земле ни соринки. Все, да вот только не Купцов Серёжа.
- А ты, куда шелуху дел? – Интересуюсь я у него.
- В карман – отвечает.
- А, понятно!
- Ромке Субботкину.
- А почему не в свой? – Спрашиваю.
Серёжка разводит руками.
- А нету…
Йога.
Захожу как то в комнату к Хижнякову Семёну. А там остальные мальчишки, которые живут с ним в комнате. Я хотел его крикнуть по одному делу, а мальчишки увидели меня, и приложили пальцы к губам.
- Тише, Евгений Юрьевичь, Хижняк (прозвище Семёна, которое ему дали мальчишки) йогой занимается – объясняют.
Я на цыпочках, ради любопытства прохожу вперёд, и вижу следующую картину.
На своей кровати под одеялом лежит Семён, и сопит как говорится в две дырочки.
- Эй, Сёма, кто ж так йогой занимается. Ты бы хоть в позу лотоса сел, или на голове постоял – тормошу его за плечо. Харе Кришна, называется.
Семён сонно открывает глаза, и смотрит на меня недовольным взглядом.
- В позе лотоса я сидел. Ноги болят. На голове тоже стоял. Ещё больнее. А так – Семён натянул на себя одеяло по самые уши. – Само лучше всего. Всё, не мешайте Евгений Юрьевич йогой заниматься. Спокойной ночи!
Шиворот – навыворот.
Так как моя основная работа была музыкальным руководителем, то был у меня ансамбль русской народной песни «Забавушка», с которым мы выступали на каждом концерте. Я вёл своим голосом, то партию тенора, то баритона. Как говорится просто для красоты исполнения.
И приходилось мне естественно вместе с детьми тоже одевать русскую рубаху, пояс, и косоворотку, как руководителю. А с детьми была извечная проблема на выступлениях. Улыбка, улыбка, и ещё раз улыбка. Всё у них было замечательно. А вот улыбок – ну ни в какую. И вот у нас концерт, День Святого Валентина. На свой страх и риск, выставил «Забавушку».
Думаю: «Что будет – то будет».
А сам весь впопыхах оделся, приготовил остальных участников, и начал концерт.
Как то странно на меня смотрел весь зал. Странным было то, что все – улыбались.
Когда вышла «Забавушка», дети плясали, пели, искоса смотрели на меня, и лица их расплывались в самых естественных улыбках. Казалось, что они вот – вот, и рассмеются. Поэтому я был на высоте, и у меня просто душа пела от радости, что все номера, прошли на «Ура».
Когда концерт закончился, я подошёл к моим артистам, обнял их всех и сказал: «Ну, любимые мои артисты, сегодня вы выступили просто супер! Наконец то вы улыбались»
- Правильно – опять заулыбалась Семёнова Наташа. – Как на вас посмотрим, так не то, что улыбаться, смеяться охота.
- А что сегодня во мне смешного? – Удивляюсь я.
- Вы бы хоть в зеркало перед концертом посмотрелись, - расхохоталась она. - А то в русской рубахе, и то, шиворот – навыворот…
Кусочек хлебушка.
(Записано со слов Самикова Вариса).
Время начало двенадцатого.
Стоит Варис у закрытых дверей столовой и кричит в замочную скважину.
- Я сейчас такой голодный, что съел бы всю столовую. Люди, дайте пожалуйста хоть кусочек хлебушка.
Кричал до тех пор, пока дверь не распахнулась, и в дверях не появилась главный повар тётя Тоня.
- На, ешь – она сунула ему в руку небольшой кусок хлеба, только не ори больше в замочную скважину.
Дожился!
(Записано со слов воспитанников, и увиденного лично).
Возле рекреации находится девятая комната. В ней мальчишки играют в бутылочку на исполнение желаний, а я сижу с остальными в коридоре и смотрю с ними телевизор.
В комнате, исполнять желания выпало Гундареву Алёшке. Ему сказали чтобы он открыл дверь в коридор, трижды громко прокукарекал, и пропел отрывок из какой – нибудь песни.
И вот, распахивается дверь, по всему этажу раздаётся троегласное «кукареку».
- Эй, ты, петух! – Сердито смотрит на него Решетов. – Ты что, гонишь что ли?
- Сам ты петух – весело выпалил Гундарев.
- Да тебе в психушку надо! – Сделал заключение Решетов, будто был опытным психиатром.
В ответ раздаётся отрывок из песни.
- «Святая Дева, ты не в силах мне помочь».
Решетов поворачивается к нему.
- Это ты точно сказал. Теперь тебе уже точно никто не поможет.
- Я знаю – кивает головой он, и закрывает дверь.
Двойка по алгебре.
Проверяю на самоподготовке дневник у Троеглазова Миши. Смотрю, алгебра – два! А к ней ещё и петиция, мол, куда смотрит воспитатель, почему ребёнок не выучил правила.
- Погоди – говорю. – Ты же мне их вчера рассказывал. Ты что, не мог их Нине Сергеевне рассказать?
- Понимаете Евгений Юрьевич, я ей всё рассказал, все правила.
- Ничего не понимаю, так за что двойка что?
- Да шпаргалку я неудачно спрятал. Вот вы вчера не нашли, а она сегодня нашла. За это и двойка…
Споёмте друзья.
Мальчишки терпеть не могут моих нотаций по поводу их дисциплинированности. Стоят на линейках всегда убитые и понурые, и молчат как рыбы, набрав в рот воды. А я распинаясь хожу взад – вперёд по комнате, и усиленно разъясняю им, что можно делать, а что нельзя.
Однажды в столовой, когда накрывали на столы, дежурные, себе и всей нашей группе с супом выложили всю картошку.
Мне разумеется втык от главного повара, и вот, я усиленно разъясняю вечером на линейке моим орлам, что так делать нельзя. Долго распинаюсь. Вдруг командир группы Кирьянов Алёша срывается из комнаты.
Я в недоумении теряю дар речи. Ни тебе «пожалуйста, можно», ни тебе «извините».
Через пару минут распахивается дверь, и появляется Кирьянов, держа в руках мой рабочий баян.
- Простите, папа – виновато жмёт он плечами. – Мы всё поняли, и больше так не будем. Вы же всё поняли?
Вся группа выдаёт дружное «Да».
Кирьянов подходит ко мне и вручает в руки баян.
- А теперь давайте что нибудь споём. А то так надоели эти ваши нотации…
Мы – не рабы!
Каждую весну, мальчишки с нашего этажа выполняют общественно – полезные работы. То копают наш детдомовский огород, то клумбы для цветов, то белят, то красят, вобщем работы – непочатый край. И вот однажды прибегает наш второй завуч Серик Касенович, строит моих орлов на линейку и начинает.
- Так, шестые классы. Мы тут с Сарой Султановной подумали (Сара Султановна это наш директор), и решили вам добавить работы. Для того, чтобы вы больше заняты, вам придётся ещё чистить склады.
- Мы не рабы! – Вдруг послышался гордый выкрик из толпы.
- Так – вмешался в разговор я. – Кто это сказал, шаг вперёд.
Вперёд вышел Витька Уголев и убитым голосом добавил.
- Мы хуже!
Включите свет!
Время – отбой. У третьего этажа пол – часа времени для того, чтобы вымыть ноги, руки, шею, лицо, постирать вещи, и в койки.
Пол – часа прошли. Прохожу мимо гигиенической и замечаю что внутри горит свет.
- Ну – думаю, - опять кто то забыл выключить за собой.
Выключаю, и уже было иду дальше, как вдруг из гигиенической крик: «Эй, кто там выключил свет? Сейчас выйду – все рога пообломаю.
Открываю дверь и вижу Решетова Льва, стирающего свои вещи.
Увидев меня, он раскраснелся как помидор.
- Простите Евгений Юрьевич, я думал что это кто то из пацанов…
Тута и Здеся!
Провожу перекличку среди мальчишек на линейке. Называю фамилию каждого, тот кричит громко: «Я», и так продолжается до Субботкина Ромки.
- Субботкин!
- Тута!
Все присутствующие хихикают.
- Роман - объясняю я ему - или говоришь «Я», или «Присутствует» ты понял?
- Понял Евгений Юрьевич – кивает он головой, и добавляет – присутствует. Здеся!
Военная химия и немного кошмара.
Подбегает ко мне как то Черников Витька и спрашивает.
- Евгений Юрьевич, а что будет с планетой если смешать вместе сто литров бензина, сто килограмм динамита, сто водородных и сто атомных бомб, и всё это взорвать?
- Что будет с планетой – сказать не могу, но от тебя Витька точно даже носков не останется.
Поговорили.
У Васильева Ваньки, воспитанника самого маленького роста, были самые большие уши из всей группы. Да что там группы?! Всего Детского Дома. Поэтому все мальчишки его так и звали, Большое Ухо. Но Ванька не обижался, потому что был добряк из добряков, и весельчак из весельчаков. Ребёнок – ну просто золото!
Я же сам, достаточно плотный, точнее сказать полный. Но конечно же не толстый. За глаза, в шутку, мне мальчишки тоже дали прозвище. Какое?..
Выхожу из воспитательской в коридор, и кричу Ваньку.
- Васильев!
Тишина.
- Васильев!
Опять тишина. Вижу – бесполезно.
«Дай, - думаю, - ради шутки, крикну его по прозвищу».
Кричу во весь голос.
- Большое Ухо!
Открывается дверь его комнаты. Выходит Ванька, и с расплывшейся до ушей улыбкой выдаёт.
- Иду, иду, папа Большое Пузо!
Не понял.
Подходит ко мне воспитатель девочек Наталья Владимировна с четвёртого этажа и жалуется.
- Евгений Юрьевич, ваш Гриша Фоминых, из комнат моих девчонок практически не выходит. Как не приду, всё время у них околачивается. Если ничего не предпринять, то он там скоро жить останется. Надо что то делать. Давайте, зовите его, будем разговаривать.
Я останавливаю проходящего мимо Герасимова Ромку, и приказываю ему немедленно доставить ко мне Гришу.
Тот срывается с места, и бежит его искать по всему Детскому Дому.
Я, пока он бегает, ищет, разговариваю с Натальей Владимировной о работе. Проходит минут десять. Ромка прибегает.
- Ну, что – спрашиваю. – Нашёл?
- Весь Детский Дом пробежал, нигде нет – разводит он руками.
- У нас на этаже, в девятнадцатой комнате посмотри – советует Наталья.
Ромка опять убегает, и возвращается буквально через пару минут, подгоняя перед собой Гришу.
- Ну вот, что я говорила – и она начинает «воспитывать» Гришу. К этому процессу подключаюсь и я.
Таким образом, прошло минут пятнадцать – двадцать. Наша лекция закончилась.
- Ну что, ты понял, что ходить туда нельзя? – Спрашиваю его я.
- Всё понял – кивает он головой. – Ходить к девочкам в комнаты нельзя. Категорически. А захаживать, можно?
«Война и мир».
- Что проходили по литературе? – Спрашиваю у Васильева Ваньки после уроков.
- А, это, отрывок из «Войны и мира» - отвечает.
- И что ты понял из урока? Что там делали главные герои?
- Да, там какой то, то ли Безухов, то ли Безухий на войну поехал. В тётю одну влюбился. В Наташу Ростову. Ну и всё, пожалуй. Больше ничего не помню. Короче там у них сплошная мыльная опера.
- А кто написал то, помнишь?
- Конечно. Лев Николаевич Толстой. Случайно не ваш родственник, Евгений Юрьевич?
- В каком смысле? – Спрашиваю.
- Ну, вы же тоже толстенький…
Решение.
Предлагаю мальчишкам сыграть в какую нибудь игру. Предлагаю им «Выбивалы», «Мы на вы», «Кондалы», «Картошку». Бесполезно. В мои игры – не хотят.
Вдруг Вернер Тимур кричит.
- Знаю! Сыграем в игру «Догони меня кирпич».
Сразу отзывы.
Решетов. – Я, чур, ведущий!
Гундарев. – А я кирпич!
Кирьянов. – Я тогда кидаю!
Маленький, щупленький Ромка Герасимов осмотрел их всех, и остальных.
- А вы, Евгений Юрьевич, кто? – Спрашивает.
Я, улыбаясь, отвечаю: «А я – рефери».
Ромка почесал затылок, подумал, и наконец то выдал.
- Ну и играйте себе на здоровье…
Мороженое.
Купил себе недорогое мороженое на палочке, сижу на территории с моими орлами, распечатал его, и ем. Мальчишки смотрят на меня и облизываются.
Подходит Кирьянов.
- Евгений Юрьевич, угостите, пожалуйста, мороженым – просит.
- Спой песенку, дам – отвечаю я, глядя на него.
- Какую?
- Да любую.
«В лесу родилась ёлочка…» - начинает он петь, и исполняет первый куплет, после чего замолкает, и опять просит мороженое.
- А дальше? – Спрашиваю.
- Я дальше не знаю. Ну дайте, пожалуйста.
- Нет, не пойдёт, на попробовать мало, давай ещё танцуй – выдаю ему я.
- Что танцевать?
- Да что угодно. Хоть реп, хоть цыганочку, без разницы.
Лёшка старается передо мной, пляшет.
Пока он танцует, я доедаю мороженое, а палочку прячу за спиной, тщательно облизав её перед этим.
Мальчишки рядом, глядя на меня и на Кирьянова, чуть ли не катаются по земле, умирая со смеху.
Исполнив несколько па, Лёшка снова подходит ко мне.
- Ну вот, теперь дадите?
Вмешивается Решетов.
- Киря, пока ты тут кувыркался, мороженое кончилось. Дайте ему Евгений Юрьевич хоть палочку понюхать что ли, а то он бедный так старался, так старался.
Развод на доллары.
Решил разыграть Мандрыкина Дениса. Он бежал по коридору сломя голову. Останавливаю его, и глядя в лицо произношу.
- Так, господин легкоатлет. Пробежка по этажу карается штрафом в сто долларов. Если завтра денег не будет, потекут проценты.
У Дениса чуть глаза на лоб не полезли.
- Да где же я столько возьму? – Удивляется.
- Это твои проблемы – отвечаю я и иду проверять мальчишек, кто, чем занимается.
Денис загадочно улыбаясь отходит в сторону и уходит к себе в комнату.
На следующий день прихожу к нему в комнату и спрашиваю: «Так, деньги достал?».
- Ага – отвечает он улыбаясь, и протягивает мне, как попало нарисованные на бумажке сто долларов. Я же стою с недовольным видом, разглядывая его художество.
- Это что? – Спрашиваю.
- Не волнуйтесь Евгений Юрьевич, если мало, то давайте я туда ещё три нолика дорисую…
Мужской разговор.
Идёт ко мне Рябков Алёшка. Парняга крепкого телосложения. Руки в карманы, с наигранным блатным видом. Вразвалочку подходит, строит из себя самого что ни на есть крутого, и произносит.
- Папуля, надо стрелку забить, базар есть.
Я сразу же включаюсь в спектакль.
- Спрячь понты сынуля, заруливай в избушку направо.
Открываю дверь в одну из ближайших комнат, и приглашаю Рябкова войти. Но тот благородно отказывается.
- Да не пойду я впереди нашего авторитета. Братва мне этого не простит.
Пацаны проходящие мимо, услышав наш разговор останавливаются, и смотрят на этот балаган.
Я прохожу внутрь, за мной улыбаясь, следом заходит Алёшка, и играя на собравшуюся публику, по блатному кивает головой мальчишкам.
- Не понтить! Всё будет «на мазя»! – Выдаёт он толпе, проходит за мной, и закрывает дверь.
- Ну, давай, валяй – говорю ему.
- Папа, я гигиеническую помыл. Отпустите меня пожалуйста на улицу.
Подождите, я ещё не спрятался!
Забираю мальчишек из школы, а мне учителя на Уголева жалуются. То он грубил с одной, то закатывал истерики другой, то срывал урок третьей. Вобщем все меня отчитали как маленького мальчика.
- Так, шестые классы, все на этаж, в девятую комнату на линейку – прошипел я глядя на них, как удав на кроликов. – Приду, чтобы все были там. Бегом
Они срываются, и со всех ног бегут в корпус. Я же, зайдя в воспитательскую сдал планы, и направился следом за ними.
Прихожу на этаж, открываю дверь в девятую комнату, и осматриваю лица моих подопечных. Уголева ещё среди них – нет.
- Где Уголь? – Спрашиваю их.
Все пожимают плечами. Никто не знает.
- Искать – приказываю я, глядя на них волком.
Толпа мальчишек ринулась по этажу и комнатам. Я же зашёл в комнату Уголева, посмотрел его под кроватями. Пусто! Посмотрел в шкафчике. Пусто! Полез открывать верхнюю антресоль шкафа. Вдруг её дверца открывается сама, и оттуда высовывается голова Уголева. Глупо улыбаясь, он произносит.
- Подождите Евгений Юрьевич пожалуйста, я ещё не спрятался.
Спел, называется.
Репетируем вечером на театральном кружке после ужина сказку «Колобок», на современный лад.
Подшивалова Наташа – Лиса, говорит: «Ох, не слышу я ничего Колобок, старая слишком стала. Спой мне пожалуйста свой хит популярный ещё разик, залазь на носик.
- Сейчас спою – соглашается Колобок (Кайгородов Вовка), и откашлявшись уже открывает рот чтобы петь, как вдруг в этот момент распахивается дверь, и раздаётся громкий крик.
- Третий этаж, отбой!
- Вот тебе и вся песенка – разводит Вовка руками.
Волшебное слово.
Гундарев – дежурный по комнате, но как видно из его поведения, убираться он совсем не собирается. Ходит по этажу туда - сюда. То телевизор посмотрит, то у окна постоит.
- Лёша, ты мыть скоро начнёшь, все уже заканчивают? – Спрашиваю я его.
- Да вёдер нет.
Проходит ещё время, я задаю тот же вопрос.
- Тряпки кончились – отвечает он.
Всё! Моё терпение лопнуло. Я припёр Лёшку в угол, и испепеляющим взглядом смотрю на него.
- Короче, слушай меня внимательно. Даю тебе десять минут на уборку комнаты, а потом иду и проверяю. Найду хоть пылинку, всё, ты попадёшь. Весь этаж будет твой. Понял?
Перепуганный Алёшка смотрит на меня большими глазами.
- А – а – а – заикаясь произносит он.
- Что, а – а – а? – Спрашиваю я, его.
- А волшебное слово? – Спрашивает он, лукаво глядя на меня.
- Бегооом…
Незаконченный разговор.
Время отбоя, все воспитанники уже в кроватях, а вот Фоминых Гриша, как сквозь землю провалился. Я мечусь по коридору, словно загнанный зверь.
- Где Фоминых? – Спрашиваю я то у одного, то у другого.
Все пожимают плечами. Наконец Купцов Серёжа вспоминает, что видел его последний раз в комнате у девчонок, с Танюшкой Филипченко.
Я пулей лечу на четвёртый этаж, нахожу там Гришу, и выгнав его из комнаты девочек, гоню к нам на третий.
Читаю ему длинную лекцию, но по пути, он вдруг поворачивается ко мне, и с самым серьёзным видом спрашивает.
- Евгений Юрьевич, вот скажите, вы в школе учились?
- Учился. – Я захожу с ним в комнату, где его ждут мальчишки.
- О, попал ты Фама! – Улыбается Ромка Герасимов.
Гришка не обращает на него внимания, начинает раздеваться, и продолжает меня расспрашивать.
- Дружили с девочкой, которая вам сильно, при сильно нравилась?
- Нет, - соврал я. – Я в отличии от некоторых сидел дома, делал уроки, и читал умные книги.
- Ааа… - протянул он, понимающе качая головой.
- Я так и думал, что наш с вами разговор закончится, так и не начавшись…
Предложение.
Идём с пляжа толпою. Двадцать три человека. В центре – я. Возле меня Гундарев, Уголев, Самиков, Рябков и Герасимов.
Навстречу, по другой стороне дороги идут по тротуару два пьяных мужика. Ну просто никакие. В умат.
Увидев их, Гундарев дёргает меня за рукав.
- Евгений Юрьевич, пойдёмте тем мужикам хорошенько навешаем.
Я пожимаю плечами.
- А если они нам?
- А нам то за что?
Конец света!
За окном – ураган!
Ветер бешено нападает на всё живое и неживое, что попадается у него на пути. Мы с мальчишками заперлись на этаже, закрыли всё, что можно было закрыть, и прильнули к окнам. На улице было просто жутко.
Вдруг, на наших глазах невысокое дерево, растущее возле школьного стадиона, рухнуло, оборвав линию электрических проводов. В коридоре сразу погас свет.
Перепуганный Варис подбежал ко мне, и заглядывая в глаза заговорил: «Евгений Юрьевич, это что, конец света? Неужели и город наш погибнет? Страна? Цивилизация? Планета?
- Не знаю, как насчёт конца света – мрачно произнёс я, - а вот дереву, точно конец!
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |
Российская газета, N 276, 08.12.2005, | | | 12 января 2012 Просмотров - 1,854 3 коммент. Опубликовал: admin |