Все слова учителей пролетели мимо меня. Я думал о том, какой я несчастный идиот. Мне было жалко себя, было гадко, было мерзко, было противно, словно меня с головой окунули в дерьмо.
После уроков Кирилл ждал меня в коридоре. Он взял мой рюкзак и пошел к выходу, а я последовал за ним, мельком заметив напряженное лицо Роди. Он как будто хотел ко мне подойти, но потом передумал.
<right> <b>19 ноября 20… года</b></right>
Всю неделю Кирилл водил меня в школу и обратно. За это время я ни слова от него не услышал. Думая, что, наверное, это даже к лучшему. Впереди два выходных. Я смогу быть дома. В комнату заглянула мама:
— Тебе Киря звонил, просил зайти.
Лицо вспыхнуло от страха. Я обреченно закрыл глаза. Нет, я не пойду, я не могу… Я забился в угол кровати и сжал подушку. Не могу, не могу… Мыслей не было, лишь паника, смешиваемая с необратимостью. Не знаю, сколько я так сидел и раскачивался из стороны в сторону, но мама заглянула еще раз:
— Киря снова звонил. Ты чего сидишь, как истукан?
— Н-ничего. Иду.
Он не успокоится. Я, глядя на маму, представил, как вытянется ее лицо, когда она увидит ту пленку… Я встал и, покачиваясь, дошел до двери в квартиру соседа. Даже не переодеваясь, прямо в домашних тапочках-поросятах. Нажал на звонок, глупо надеясь, что его нет. Но он был. Сразу же открыл мне. Недовольный, мрачный. Пропустил меня в гостиную, указал на кресло, сам плюхнулся в соседнее. Я увидел наполовину пустую бутылку водки, полную пепельницу. Кирилл раньше никогда не позволял себе курить в квартире. Когда мой взгляд скользнул по дивану, меня едва не вывернуло. Я пытался сложить руки на коленях и не мог. Сосед хмуро наблюдал за мной, а затем спросил:
— Выпить хочешь? – и я подскочил от звука его голоса.
— Н-нет.
— Выпьешь, — решил он. Плеснул мне в свою рюмку водки и протянул.
— Я н-не могу пить в-водку, — честно сказал я ему, тут же выругавшись. Ну почему я просто не взял ее? Ну подавился бы, пересилил бы… Сейчас только разозлю его. Кирилл встал, я инстинктивно закрылся руками, готовый к ударам, но он прошел к горке, оставшейся еще с советских времен, полазил в ее недрах и вытащил бутылку красного вина.
— Будешь?
Я кивнул. Хотя это не такая и плохая идея, может спиртное заглушит мой животный страх перед этим ужасным человеком. Он раздобыл бокал, долго возился с пробкой. Я разглядывал знакомый цветастый ковер и еле сдерживался, чтобы не сбежать. Я знал, что даже не успею достигнуть двери, а потом будет лишь больней. Сосед сунул мне в руки бокал и под его тяжелым взглядом я осушил его до дна.
— Раздевайся.
Меня передернуло. Хотя я, конечно, представлял, что этим все и кончится, но надежда умирает последней.
— Не заставляй меня повторять.
Господи, как я его боюсь… Я покорно раздеваюсь, хоть руки и дрожат, но ему похоже нравится моя неторопливость.
— На диван.
Я ложусь на холодное покрывало. Крепко зажмуриваюсь. Через минуту он ложится рядом, целует меня, легко кусает мне кожу, щиплет. Мне страшно пошевелиться. Я так напряжен, что, когда он разводит мне ноги, я едва не кричу, вовремя прикусывая губу. Он надавливает на вход головкой и медленно проникает в меня. У меня перехватывает дыхание. Больно, все равно больно, чертовски больно. Я открываю рот в беззвучном крике, пытаюсь справиться. Он пристально смотрит мне в глаза, ловя каждую промелькнувшую в них эмоцию, начинает двигаться, и я сдавленно стону от непрекращающегося давления. Пожалуйста, пусть это скорей кончится… Я утыкаюсь в сгиб своего локтя, про себя моля о пощаде. Наверное, меня услышали. Кирилл быстро кончил, откатился от меня и закурил.
— Завтра в это же время.
С трудом свожу ноги, встаю, одеваюсь. Внутри пустота. В заднице тянет. По крайней мере, меня не били. Только-только перестало болеть ребро, и сошли синяки. Не верю, что меня так отпустят легко. Крадусь к двери, шмыгаю за нее и тарабаню в собственную дверь, пока испуганная мама не открывает.
<right> <b>19 декабря 20… года</b></right>
Во что превратилась моя жизнь… Во что превратился я… Жалкая шлюха. Почему в его присутствии я немею и делаю все, что он говорит? Это продолжается уже достаточное время. Месяц. Я, как и в первый раз, дрожу, едва не кричу от его прикосновений, но уже не так больно. Я безумно его боюсь. Когда он злится, то сразу бьет меня. Делает он это искусно, с невероятной прилежностью, а я потом со слезами смотрю на себя в зеркало. Любое слово, любое движение, любой взгляд — да все, что угодно, ему может не понравится. Тогда он трахает меня особенно жестко. Иногда я не могу сидеть днями, но все равно иду к нему, чтобы получить очередную порцию боли.
По выходным он заставляет меня проводить весь день с ним. Ненавижу выходные… Иногда ему достаточно быстрого траха, иногда он трахает меня часами, словно ему заняться больше нечем. Обычно он напивается, становится буквально безумным. А еще он любитель поэкспериментировать. Где мы только это не делали, в каких только позах, согнуть меня понелепее – его любимое занятие…
Мне разрешено пользоваться ванной и туалетом, а так же кухней. И строго-настрого запрещено заходить в его комнату, под угрозой лишения жизни. Мне, собственно, и не надо.
Я прихожу домой и долго сижу (если могу сидеть), уставившись в одну точку. Меня не существует, я больше не принадлежу себе. Я моральный урод, я отвратителен. Я не знаю, как это прекратить. Я ничего не делаю. Ненавижу свою покорность. Ненавижу стоны, что иногда вырываются у меня. Ненавижу то, что я иногда забываюсь и отвечаю на его поцелуи. Ненавижу то, что с ним я испытал мой первый оргазм.
<right> <b>22 декабря 20… года</b></right>
Как я был удивлен, когда узнал, что скоро Новый год… Я как будто живу в своем мире, замкнулся ото всех. Хотя Кирилл давно перестал меня провожать (он вообще теперь очень редко появляется в школе), я все еще боюсь того, что он может подумать, ненароком увидев меня с какими-нибудь ребятами. В лучшем случае не жить мне, в худшем - им. Я от всех шарахаюсь, не отвечаю на вопросы, игнорирую попытки достучаться до меня. Родя, кстати, подошел ко мне один раз. Что-то мямлил, но я был так напуган, что почти сбежал от него. Больше попыток подойти ко мне он не делал. Я долго думал, прав ли он? Он фактически сбежал, бросил меня тогда наедине с Кириллом. Быть может, если бы он тогда остался или хотя бы вернулся, все могло быть иначе…
Еще больше меня удивили родители, заявив, что они поедут к родственникам в Армению. Как я ни просил, как я ни умолял взять меня с собой, они были категоричны – цветы засохнут, да и потом учеба начинается раньше, чем они вернутся. Как я ненавижу маму с ее гребаными цветами! У нас вся квартира заставлена ими!
Меня всего трясло, как при лихорадке, несколько дней. Четвертную контрольную по геометрии я провалил с таким треском, что классный руководитель оставил меня после уроков и долго отчитывал.
Всю ночь я не спал, думал, что если мой «замечательный» сосед узнает о том, что я остаюсь без родителей, то мне не жить. Я просто не выживу: провести почти две недели с ним один на один.
<right> <b>24 декабря 20… года</b></right>
Родители уехали. Я проводил их прямо до такси, в сотый раз попросил взять с собой, едва на колени не упал, но мама была непреклонна. Опустив голову, я поднялся домой и не выдержал, разрыдался прямо в прихожей. Сполз по стене, уткнулся в мамину шубу и безутешно плакал. Моя жизнь ничего не стоила. Солнце над моей головой как будто украли. Я и не помнил, когда последний раз улыбался. Я был вещью, игрушкой для этого чертового ублюдка. Когда я вижу себя в зеркале, меня тошнит. Сколько раз я думал о самоубийстве… Это так легко: взять бритву, полоснуть по венам… Ни капли это не легко. Я держал лезвие в руках и… не смог. Так что меня можно назвать ничтожеством в квадрате.
Неожиданно меня обхватили крепкие руки и прижали к себе. Я затрепыхался, но почувствовав знакомый запах, заставил себя замереть. Так пах Кирилл. За это время я понял – если он выбирает что-то, то это на всю жизнь. В ванной комнате стояли три одинаковых геля для душа, два пузырька одной туалетной воды, полотенца одной фирмы, мыло только антибактериальное, белое, без цветных разводов.
Он отстранился, поднял мой подбородок и спросил:
— Что ты ревешь?
Сказать ему правду – получу, а сообразить что-нибудь правдоподобное не получалось.
— Говори уже, — вздохнул он. За это время он тоже хорошо меня узнал. – Не трону.
— Мои родители уехали на двенадцать дней.
— В курсе. Они попросили присмотреть за тобой, — вот спасибо, блин! — И?
— Я… ты… просто… — все равно я пытался подобрать слова, чтобы хоть как-то смягчить свою участь.
— Понятно. Ты не хочешь проводить это время со мной.
Я обреченно кивнул.
— Тебя и правда так это пугает? – в его голосе было что-то новое. Я удивленно поднял глаза и увидел складку между его бровей. Опасливо кивнул.
— Боюсь, придется, — порадовал он. – Вставай, покажу тебе кое-что.
Выражение его лица мне не понравилось, но деваться мне было некуда. Мы вышли на улицу. Возле подъезда стояла подержанная черная БМВ. Указав на нее, Кирилл произнес:
— Моя.
— Твоя? – не поверил я. – Но… Откуда? И ты не можешь водить. Тебе же нет восемнадцати.
— Есть, идиот, — усмехнулся он. – Это мне подарок.
— За что?
— За спасение жизни, — довольно пропел он и рассмеялся.
Давно я не видел его в таком благодушном настроении. Это был разительный контраст по сравнению с тем ублюдком, который меня периодически трахал. Сейчас Кирилл был похож на знакомого мне с детства молодого человека. Он защищал меня от ребят во дворе, заступался перед одноклассниками, делился новыми фильмами, даже как-то отдал свой новенький плеер. Сердце защемило. Я смотрел на короткий ежик его волос, на внушительную фигуру и не мог понять, почему все так быстро изменилось.
— Хочешь, прокачу? – и, не дожидаясь моего согласия, открыл дверь пассажирского сидения.
Водитель из него был отличный. Уверенный, хорошо знающий город. Сразу было видно, что он получал удовольствие от вождения, и машина, наверное, получала удовольствие от него. Даже при большой скорости с ним было не страшно. Резко затормозив возле большого торгового центра, Кирилл сказал:
— Пошли, наберем всяких вкусностей.
Вкусности я любил, вот только боялся соседа, ожидая в любой момент, что его настроение изменится. Мы поднялись по эскалатору, прошли вдоль блестящих витрин бутиков и зашли в самый знаменитый в нашем городе супермаркет. Здесь можно было найти все. Даже камчатских крабов и свежую норвежскую семгу. Крабов Кирилл брать не стал, а вот семги взял целый килограмм. Так же он взял несколько видов сыра, множество фруктов, названий которых я даже не знал, несколько коробок шоколадных конфет, огромную банку икры, нарезку колбас, штук пять упаковок готовых салатов по полкило. Проходя мимо вино-водочного отдела, сосед остановился и стал внимательно разглядывать этикетки. Я погрустнел. Не люблю выпившего Кирилла. Он сразу становится злее. Мне несдобровать. Увидев выражение моего лица, сосед подошел ко мне вплотную и спросил:
— Что? Говори.
Решив, что на людях он меня бить не будет, я ответил, глядя на него снизу вверх:
— Я не люблю, когда ты пьешь.
Брови Кирилла поползли вверх:
— Не любишь? Отчего же?
Мы стояли настолько близко, что на нас стали оборачиваться, но Кирилла это мало волновало. Он был занят только мной.
— Ты становишься злым.
Я думал, теперь он меня точно ударит, но он вдруг легко улыбнулся:
— Я постараюсь больше не быть таким. Никакой водки.
Это было настолько неправдоподобно, что я опешил. Он что и правда не будет больше пить? Потому что я сказал? По-видимому, у меня было такое забавное выражение лица, что он рассмеялся и поцеловал меня. При всех. Это был другой поцелуй, не как слабая попытка прелюдии к сексу, не способ меня унизить. Сейчас он выражал чувства, был полон нежности. Я тихо ахнул. Его руки скользнули мне под куртку и прижали к себе. Я почувствовал его эрекцию и сам нахально потерся об него.
— Данька, — прошептал он мне на ухо, щекоча дыханием. – Пошли.
Мои щеки горели. Внутри происходило что-то странное. Я так возбудился, что мысли были об одном. Сейчас все было по-другому, все было иначе. В животе щекотало. Что это такое? Я же ненавижу его… Кирю как будто подменили. У него даже взгляд иной.
— Эй, третий раз тебя зову, — он потрепал меня по голове. – Хочешь попробовать шампанское за сто долларов?
Я кивнул. Кто ж не хочет?
Мы долго расплачивались у кассы. Денег все это добро стоило много. Половина зарплаты моей мамы, а она зарабатывает больше отца. Кирилл толкал набитую доверху тележку перед собой, а я глядел по сторонам. Давно же я не был в магазинах. У меня вообще было такое ощущение, что я выпал из обоймы на месяц, а теперь вернулся. Так бывает, когда ты уезжаешь за рубеж, потом возвращаешься, и все такое до боли знакомое кажется чужим. Странное чувство…
По дороге домой я думал об этом, что не укрылось от Кирилла. Он помрачнел, расценивая мое молчание черт лишь знает как, но ничего не говорил. Одним махом он схватил все пакеты (я бы раз пять за ними спустился), и мы поднялись на этаж.
— Ключи в переднем кармане, — бросил сосед и немного выставил бедра вперед, чтобы я мог достать нужное.
Просунув руку в теплый карман, я замер. В голову пришла безумная идея. Совершенно. Не понимаю сам себя… Свободной рукой я коснулся ширинки Кирилла, как бы случайно, и провел по ней. Он судорожно выдохнул. Я поразился – он был возбужден. Я чувствовал его твердый член сквозь плотную ткань. Ключи. Я переключился на карман. Змейка на нем долго не поддавалась, я намеренно не мог ее расстегнуть, мучая его, слушая тяжелое сопение. Было интересно почувствовать его своего рода беспомощность. Обычно он руководит парадом, а тут я… Как будто хожу по краю, ведь предсказать его реакцию невозможно.
— Я долго не выдержу, — предупредил он. – Решай: здесь или там.
Поспешно, я вытащил ключи и долго не мог попасть в замочную скважину. Сосед тихо матерился за спиной. Едва дверь отворилась, он буквально снес меня. Швырнул пакеты на пол, опрокинул меня туда же. Его губы терзали мои, а руки поспешно стаскивали свои и мои джинсы. Мы даже не сняли куртки, они здорово мешали, было очень жарко. Я застонал сквозь зубы, когда он вошел в меня. Какой же он большой, никогда не привыкну… Стоило ему начать двигаться, как я обо всем забыл. Не могу понять, почему сейчас все было настолько иначе? Быть может, в его отношении? Что-то неуловимо изменилось. Быть может, это что-то витало в воздухе, но я не мог сдерживаться. Это был не вырванный оргазм, являющийся очередным моим унижением. Это был поток удовольствия, горячей лавы, накрывшей меня с головой. Я забыл, кто я, как меня зовут, сколько мне лет. Я стонал все громче, а Кирилл жадно ловил мои стоны, прижимая меня все крепче к себе. Последний всхлип и мое сознание уплывает, но я еще успеваю услышать, как с громкими матами кончает мой любовник.
Мы долго лежали на полу, Кирилл не спешил выходить из меня. Я весь взмок, как и он, но мы почему-то не шевелились. Первым не выдержал сосед:
— Твою мать, — он встал и стянул куртку. Потом стянул мою, поднял меня с пола и занялся пакетами. – О, черт, разбили бутылку шампанского!
Он выглянул из кухни:
— Хочешь, съезжу куплю?
— Нет, — покачал головой я. Значит, не судьба.
— Надо было брать несколько, — с умным видом сказал он и скрылся на кухне.
Я прошел за ним. По трусам растекалась его сперма, но мне не хотелось идти в душ. Кирилл поставил передо мной все вкусности, что мы только что купили.
— Я все не съем, — предупредил я. Он улыбнулся. Даже он не съел бы это и за несколько дней.
Мы покушали в тишине. Я поразился: сколько он ест – и ни грамма жира. По видимому, он много уделяет внимания спорту.
— К контрольной подготовился? – спросил он, дожевывая бутерброд с икрой и заедая все это салатом с ананасом и индейкой.
Когда бы я успел? Я отрицательно покачал головой.
— Значит, будешь готовиться сейчас, — безапелляционным тоном сказал он.
Мне пришлось сбегать за учебниками к себе, я заодно переоделся, и весь остаток дня он объяснял мне формулы. Удивительно, всегда думал, что боксеры тупые. А вот передо мной сидит живое опровержение всеобщего мнения. Оставив меня дорешивать пример, Кирилл долго что-то делал в гостиной. Как потом оказалось, застилал диван. Вышло у него это неплохо, к слову сказать. Я никогда не мог вдеть одеяло в пододеяльник. Вот только при виде разобранного дивана, мое сердце забилось о ребра и ухнуло вниз. То, что сегодня было в коридоре не означает, что теперь так будет всегда. Обещаниям Кирилла по поводу водки я мало верил, и мне было не по себе. Сегодняшний день был лучшим за последний месяц, благодаря все тому же соседу. Он мог с легкостью это испортить. Ему же ничего не стоило. Ему же нравилось причинять мне боль.
Увидев мое вытянувшееся выражение лица, Кирилл подошел ко мне:
— Что с тобой?
Мне не было нужды отвечать. Когда он секунду спустя положил руки на мою талию, то сразу заметил, как я дрожу.
— Не бойся, малыш, я больше не обижу тебя, — прошептал он низким голосом, глядя в мои расширившиеся глаза и завладевая моими губами.
Через полчаса я плакал. Не от боли, а от удовольствия, пронзившего меня прямо до позвоночника. Кирилл осторожно раздел меня, целуя каждый миллиметр моего тела, аккуратно уложил на диван. Простыни пахли свежестью, приятно холодили тело. Я сбивчиво дышал, громко стонал, ощущая каждый толчок, наслаждаясь ими. Кирилл двигался мучительно медленно, почти не убыстряя ритм. Я слышал его дыхание, чувствовал его влажную кожу под своими руками, проводил подушечками пальцев по спине и впивался ногтями в нее же. Мне было невероятно хорошо. Я зажмурился и кончил первый, он кончил через минуту, сразу откатываясь от меня, чтобы я мог вдохнуть полной грудью. Сердце сумасшедше билось, я лег на живот, обнял подушку и почувствовал, как Кирилл нежно касается губами каждого моего позвонка. Я был не в силах что-либо сказать, лишь сонно потянулся и зевнул. Спустя мгновение я спал.
<right> <b>25 декабря 20… года</b></right>
Это было очень необычно, просыпаться в чужой постели, с чужим человеком. Кирилл спал на спине, раскинув руки, сместив меня практически на краешек. Мне, в силу комплекции, хватало и этого, но… это была не моя любимая кровать, не моя пижама. Хотя последнего на мне вообще не было. Как-то не подумалось вчера. Я разглядывал Кирилла, мне никогда не удавалось это сделать раньше. А может и не хотелось. У него были короткие, но пушистые ресницы. Волосы у него были русые, хоть это было и не важно, он носил короткий ежик. На носу была едва заметная горбинка. Конечно, бич всех боксеров. Губы у него были на удивление пухлые и четко очерченные. Разглядывая его, я подумал, что он очень странный. С виду и не скажешь. Его настроение быстро меняется, он любит свою силу и в то же время может быть нежным. Я тяжело вздохнул и тем самым разбудил его. Черные глаза вперились в меня:
— Что опять?
— Н-ничего, — в мои планы не входило рассказывать ему о моем душевном состоянии.
— Хватит, я же тебя знаю.
— Не хочу в школу, — мгновенно соврал я. Голова с утра работала превосходно.
Он задумался, уставившись в потолок и через минуту выдал:
— Ладно, иди только на контрольную, — нет, все-таки переоценил я его умственные способности.
Я состроил рожицу, подложил руку под щеку и смотрел на него щенячьими глазами.
— У тебя и так по алгебре три выходит, — сказал он укоризненно.
— Откуда ты знаешь? – тихо спросил я. Знаете, меня всегда напрягал контроль со стороны родителей, но он-то был понятен, а со стороны соседа... Он что, в курсе моих четвертных оценок? Он же вчера упомянул контрольную, а я даже не задумался, откуда он о ней знает.
— Ты будешь учиться, — заявил он уверенно. – И хорошо окончишь школу.
— А тебе-то что с этого? – лежать с ним рядом расхотелось, и я выбрался из-под одеяла, натягивая футболку.
— Ничего. Как я сказал, так и будет.
Ну вот, я так и знал. Люди не меняются. Вот уже знакомый блеск злости в глазах. Во избежание проблем, я пошел в коридор и надевал куртку, когда вылетел он, даже не удосужившись одеться. Вид у него был раздраженный.
— Это куда ты собрался? – от него снова веяло опасностью.
— Д-домой.
Конечно, мне снова стало страшно. А когда мне страшно, я начинаю заикаться.
— Никуда ты не пойдешь.
— Н-но у меня нет зубной щетки и мне нужно переодеться, — пролепетал я в свое жалкое оправдание. Не думаю, что его это остановит.
Он смерил меня взглядом и бросил:
— Через час внизу.
Дома было пусто и грустно. Проигнорировав наставление мамы поливать цветы, я заглянул в холодильник. Борщ и котлеты. Схватив котлету, я стал ее жевать прямо холодную. Во рту была горечь. Без радости я переоделся, умылся и собрал учебники. На душе было паршиво. Потом осторожно закрыл квартиру, спустился вниз. Сосед уже ждал внизу, сидя в машине.
До школы Кирилл не сказал мне ни слова, а когда я уже выходил, кинул холодное:
— В три.
Контрольную я провалил. С такой легкостью, что староста, хватаясь за голову, записала меня в двоечники. Конечно, ей нужны были хорошие показатели, а мне на них было плевать. После занятий я стоял возле школы на холодном ветру, а соседа все не было. Каждые десять минут я смотрел на часы. Когда оно замерло на четырех, мне стало не по себе. Во-первых, я чертовски замерз, во-вторых, я не знал, что мне делать, в-третьих, стоять, как идиот, тоже не хотелось. Это может быть дурацкая шутка Кирилла, с него станется.
Медленно бреду домой. Путь занял у меня продолжительное время. Ветер дул в лицо, мешая дышать, снег хрустел под ногами. Не чувствуя пальцев и носа, я на цыпочках прокрался к своей двери и, словно вор, проникнув в родную квартиру, заперся на все замки. Почему-то мне казалось, что я почувствую облегчение, оказавшись в родных стенах. Ошибался. Было все так же тоскливо, обидно и горько. Послонялся по пустой квартире, посмотрел телевизор и даже не подумал делать уроки, зная, что кого-то это здорово разозлит.
К вечеру я почувствовал себя неважно. Разболелась голова, появился насморк, и запершило в горле. Еще было очень холодно. Мне казалось, изо рта идет пар. Полазив по шкафам, я нашел самый теплый плед, лег на диван, ничего не видя перед собой. Мыслей никаких не было. Вздохнув, закутался поплотнее и так уснул, дрожа всем телом.
Из забытья меня вывела настойчивая трель звонка. Не соображая ничего, подхватив плед, я пошел открывать, решив, что это родители. Но это не могли быть они. Они же уехали. Со сна я не соображал, а то бы точно не открыл дверь. Конечно, это был мой сосед. Злой и пышущий яростью.
— Какого черта ты здесь? – заорал он. Я отошел к стене, подтягивая плед. Все еще было очень холодно. Может с отоплением что-то не так?
— А где мне еще быть? – спросил я, опираясь о тумбочку. Стоять ровно было тяжело.
— Что с тобой? – он застыл на месте. – Ты как-то не так выглядишь.
Он присматривался ко мне с подозрением, я громко чихнул, это навело его на кое-какие мысли, и Кирилл дотронулся тыльной стороной ладони до моего лба.
— Где у тебя аптечка? – резко спросил он.
Я неопределенно указал на кухню, а сам вернулся в зал и скрутился в комочек вместе с пледом. Вернулся Кирилл с градусником, успел просмотреть все ящики (а их у мамы было немало). Он бесцеремонно вытащил меня из теплого убежища, засунул мне стекляшку в подмышку и стал ждать, выстукивая мотив по колену. Достав через положенное время градусник, он выругался:
— Твою же мать, у тебя температура тридцать девять! Где ты умудрился заболеть?
— Тебя ждал, — прохрипел я, а его лицо изменилось.
Больше не тратя времени на слова, он поднял меня на руки и понес в свою квартиру. Оказавшись в ней, он уложил меня на диван, притащил теплое одеяло, как следует укутал меня и ушел на кухню. Там он долго колдовал, принес в итоге теплое молоко с медом, чай с лимоном и тем же медом и несколько таблеток. Я уже слабо соображал. Он буквально заставил выпить все это, затем намазал грудь какой-то мазью, пахнущей эвкалиптом. И словно куклу усадил к себе на колени, будто укачивая.
— Я так хочу спать, — прошептал я, прислоняясь к его прохладной щетинистой щеке.
— Спи, малыш, завтра тебе будет лучше.
<right> <b>28 декабря 20… года</b></right>
Мне стало лучше только сегодня. Все эти дни температуру удавалось сбить на время, но к вечеру она поднималась. Кирилл, свято веря в волшебную силу меда и лимона, вливал в меня огромное количество жидкости, содержавшей оба этих продукта. Я бегал в туалет каждый час, если не спал. Если спал, то все равно просыпался и бегал каждый час. Показывая непонятное рвение, Кирилл перерыл все справочники по медицине, какие только смог найти. Затем он вычитал в интернете, что особый сорт меда нужно намазать на грудь, приложить лист бумаги, надеть теплый свитер и оставить на ночь. Отлучаться от меня он не хотел, поэтому приказывал кому-то с громкими матами найти этот «гребаный мед». В итоге оказалось, что мед подходит любой. Это ему сказала врач, которому он звонил консультироваться в шесть утра. Кирилл описал ей симптомы и долго настаивал, чтобы мы приехали и сдали анализы. С большим трудом его удалось убедить, что это обычная простуда. Он даже в туалет пару раз носил меня, переживая, чтобы я не перенапрягся. На мой резонный вопрос:
— Может, еще подержишь?
Он ответил серьезно:
— Если надо, подержу.
В ответ я покачал головой и захлопнул перед ним дверь. Покончив с важными потребностями организма, я шмыгнул в ванную. После лечения Кирилла мое тело здорово пропотевало, а купаться он мне запрещал, опять же, в лечебных целях. Я крупно рисковал, решив нарушить его запрет, но больше ходить вонючим и мокрым не мог.
Скинув свою нехитрую одежду, я включил теплую воду и запрыгнул под душ. Какое блаженство, как хорошо… Стало жарко, я сделал температуру похолоднее, а потом еще холоднее. Тут вбежал Кирилл. Его маленькие глазки сразу стали огромными:
— Что это ты делаешь, позволь узнать? – елейным тоном начал он.
— Купаюсь, — вздохнул я. Голова стала кружиться, а перед глазами все поплыло.
— В ледяной воде? – сосед подставил свою руку под струю.
— Мне так жарко, — прошептал я, прислоняясь пылающим лбом к холодному кафелю.
— Потому что у тебя опять поднялась температура, глупый, — это Кирилл уже прошептал мне на ухо.
Он взял гель с полки, выдавил четко отмеряемую дозу на губку и стал меня натирать. В его движениях не было ни капли эротизма, даже когда он коснулся моих бедер. Он все-таки сделал воду теплее и ополоснул меня. Потом закутал в полотенце и отнес обратно в постель.
— Не уходи, — я поймал его руку уже когда он встал. Мне было плохо, почему-то хотелось плакать.
Кирилл замер, подумал пару секунд, вернулся и сел рядом со мной. Я подполз к нему, положил голову к нему на колени и заплакал.
— Ну что ты, малыш? Тише, — он осторожно вытирал мои слезы. – Тебе плохо? Давай скорую вызову?
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |