- Ох, что ж я маленьким не сдох!? - закатил глаза третьекурсник, переступая порог своей роты, - в то время, когда белые люди отдыхают, мы вкалываем! Свободу неграм, честное слово!

- Ох, что ж я маленьким не сдох!? - закатил глаза третьекурсник, переступая порог своей роты, - в то время, когда белые люди отдыхают, мы вкалываем! Свободу неграм, честное слово!

Теперь, в отсутствие убывших на стажировку выпускников третьекурсники тащили службу и за себя и за дядю. Взвод третьего курса с 8-го на 9-е марта заступил оперативным, что отрицательно сказалось на праздничных увольнениях - их попросту запретили: постоянная боевая готовность номер один. Посещение танцев в «ДО» приравнено к «СОЧи». Томимые бездельем курсанты чистили автоматы и слонялись по роте. Прапорщик Бурмистров, заменявший захворавшего сослуживца, оказался неумолим:

- Никаких увольнений! В рьоте тепло, светло и мухи не кусают. Нечьего по террьитории шляться. Вас потом палкой не собейошь! – увещевал он нерадивых, - телевизорь есть? Есть! Сиди-смотри - не хочу. А тревога какая - вы все под рукой. Мало ли что дежурьному по учьилищу в голову взбредёт?

- Ну, хоть на танцы на пол часа, товарищ прапорщик! Разрешите оружие сдать!

- СИДИТЕ В РОТЕ, КУРСАНТ!- взрывался Бурмистров, после чего опять переходил на фальцет, - тепло, светло и мухи не кусают…телеви-и-зор…

Кто-то из шустрых принёс от земляков кассету с фильмом, прапорщика оставили в покое. Юноши сгрудился перед экраном и задышали. Появились советчики:

- Давай! Вот так! Спереди! Сзади! А ты что стоишь?! Сачкуй, не сачкуй, все равно пристраивайся!

- Да не мешайте слушать! – возмущались иные.

Гнусавый переводчик халтурил, забывая переводить частые «oui!» и «encor, encor!» Диалоги заставляли задуматься. Сюжет поражал: вислогрудые красотки с волосатыми ногами предавались любовным утехам с неутомимыми парнями в непробиваемо черных очках…

Женский праздник подходил к концу…

...

Международный день 8 марта, отмечаемый лишь советским народом, завершался противно: с промозглого ночного, по-зимнему холодного неба сочился вредненький дождик, барабаня закоченевших на постах часовых. Ветер крепчал, леденея. К утру струйки с бушлатов обещали превратиться в сосульки. Под ногами очередной караульной смены чавкало море.

- Стой, кто идёт? - скомандовал часовой группе лиц в серых шинелях.

- Помначкара со сменой! Давай, Лёпа, меняйся!

- Стой! Не вижу! Осветить лицо!

- Я сейчас юмориста забуду сменить, так сразу увидишь! Или стёклышки запотели?

- Ладно, - примирительно согласился часовой, - теперь вижу! Иду, иду! – и Лепнёв принялся осторожно спускаться по скользким ступенькам с деревянной вышки.

Курсант Лепнёв был угловатым, небольшого роста уроженцем Камышина, маленькие глазки которого смотрели на мир через окуляры очков. Близорукость посетила его за школьной партой, являясь следствием примерной усидчивости и перенесенной травмы. Мальчик учился отлично, являясь героем математических олимпиад и успевая в перерывах между точными вычислениями писать красивые стихи о любви и смерти. Вот за эти стихи и за стремление заработать золотую медаль он и получил однажды по шее от одноклассников с большими кулаками. В результате Сережа Лепнев попал в больницу, а хулиганов поставили на учет в детскую комнату милиции. Мама Сережи добилась перевода сыночка в другую школу, от греха подальше, где бы он мог спокойно подготовиться к поступлению в институт. А какой был скандал, когда Серёжа заявил, что подал документы в военное училище! Родители хотели видеть его студентом Московского вуза, столичным жителем, академиком, лауреатом и космонавтом, но её ещё вчера такой послушный и нежный мальчик вдруг неожиданно жёстко настоял на своём.

- Ну, куда тебе в офицеры-то?!- причитала мать,- ты же такой домашний, хрупкий, тебя любой обидеть может!.. Через мой труп!

Впрочем, когда Лепнев все-таки поступил в КВВСКУ, родители немного успокоилась: всегда на виду, под боком, и вроде ничего страшного не происходит. «А, может, и к лучшему?»,- успокаивала себя мать. Теперь он с успехом заканчивал первый курс. Утром 8-го марта Сережа позвонил, поздравил с праздником, и обмолвился, что, может быть, это его последний караул. «Надоело», - сказал он. «Вот и хорошо, вот и образумился, - обрадовалась мать, - Годик в училище тебе за армию зачтётся, зато теперь можно спокойно в столице продолжить учебу…»

Курсант Лепнёв, закинув автомат «На плечо», пристроился вслед за разводящим, и смененные часовые гуськом побрели в караулку. Под сапогами хлюпала мерзкая каша. По зеленым каскам и мертвым газонам бил стылый дождик. Часы по-казывали полтретьего ночи.

...

В тишине уснувшей роты первого курса дневальный пытался, «стоя на тумбочке», зубрить алгебру - вторую двойку нужно было исправлять срочно. Он заметил присутствие дежурного по училищу только тогда, когда тяжелая рука майора Воробьева легла на плечо.

- Что читаем? – поинтересовался дежурный.

- Смирно! – тявкнул с перепугу застигнутый врасплох дневальный.

- Ты что орешь, дурак? Люди же спят, - не одобрил действия курсанта майор и взял с тумбочки обернутую в целофан тетрадку, - а, математика, крестики – нолики? Уважаю… Порядок-то везде навели?

- Так точно, товарищ майор!

- Ню-ню. - Воробьев, не спеша, полистал тетрадку.

Там аккуратным, ровным почерком были написаны математические иероглифы, громоздкие формулы, аккуратные рамочки. На последней странице нарисован маленький план, а рядом в столбик - вычисления. Под всем этим в кружочек обведена жирная цифра «8».

- И что это за план? Задачка, вроде?..

Дневальный покосился в тетрадь и недоуменно пожал плечами:

- Не знаю, товарищ майор. Я тетрадку у товарища одолжил, у Лепнева. Ему в караулке учить особенно некогда. Да он и так умный, отличник…

- Ню-ню, - рисунок к задачке показался Воробьеву знакомым, напоминая избитую схему караульного помещение в БОУП. Вот здесь комната начальника караула. Даже топчан и оружейная пирамида обозначена. Стрелочка проведена. Еще какие-то стрелочки. А в столбик вроде как скорострельность стрельбы из автомата просчитывали. Количество мишеней и время на поражение… Умно очень…

- Наверно, Лепнев порядок действия отдыхающей смены по тревоге изобразил? - Предположил дневальный, - Когда наглядно, запоминается лучше. От караульных же моментальных знаний требуют...

- Ага, моментальных, - согласился Воробьев. Действительно, при опросе знаний «Боевого устава» караульный обязан отвечать четко, не задумываясь. По знанию устава караулу выставляется оценка о несении службы в мирное время.

- На, учи, двоечник, - Дежурный по училищу вернул тетрадь и погрозил дневальному пальцем, - я по ротам проверять пошел, тихо мне тут. Кому позвонишь, предупредишь, - с наряда сниму. Понял?

- Понял…

Но как только за дежурным захлопнулась дверь, дневальный бросился к телефону и принялся обзванивать роты. Воробьев, поднимаясь по коридору, слышал телефонные трели и улыбался. Важнее «Устава» в армии только воинская солидарность…

...

Барабан дождя убаюкал отдыхающую смену. Начальник караула капитан Иванов прикорнул на кушетке и, когда сержант, помначкара, доложил о смене часовых, лишь вяло махнул рукой:

- Давай, сержант, сам… разбудишь меня в пять, - и опять провалился в сон.

На улице дружно лязгнули затворы разрежаемых автоматов. Радуясь теплу караулки, часовые гурьбой ввалились в помещение, снимая на ходу каски, шинели и бронники. Помначкар предупредил:

- Тихо, «Кислый» просил не будить. Заходим по одному и кладем оружие в пирамиду!

- По-пластунски или на полусогнутых?- съязвил разводящий, скидывая с плеча автомат, - баста, сейчас завалюсь спать…

- Я тебе завалюсь! - цыкнул помначкар и подтолкнул застывшего в дверях Лепнева, - ты че стоишь, Лепа? Снимай бронник и давай садись на двери…

- Сейчас-сейчас, - Лепнев расстегнул каску, аккуратно положил ее на столик в коридоре и в три приема скинул с себя промокшую шинель и бронник,- вот, только оружие сдам, - и шагнул в комнату начальника караула.

В комнате начальника караула на столе стоял пульт телефонной вязи с постами, тумбочка, кушетка, пирамида с оружием, а на полу – металлический ящик с гранатами, запечатанный амбарным замком. Ключ от ящика начкар всегда держал при себе, но оружейная пирамида была открыта, чтобы офицер имел возможность не беспокоиться при смене часовых: типичное нарушение «Караульного устава». Капитан Иванов, прозванный за свой невеселый нрав «Кислым», спал, положив под голову вместо мягкой подушки пистолет в кобуре. Вернувшиеся с постов часовые разбрелись по караулке. Из комнаты отдыхающей смены слышалось мирное похрапывание.

- Лепнев, давай быстрее на двери! А ты Арефьев, иди драй столовую. Зуев - в туалет. Чем быстрее уберетесь, тем скорее солнце встанет…

Человек, еще не контуженный войною, обязательно вздрогнет, приседая, если в метре, рядом неожиданно лязгнет оружейный выстрел. Выстрел в закрытом помещении подобен взрыву, кажется - это лопнуло сердце и мелкими осколками рассыпалось на пол. Сознание тут же проводит беглый осмотр: что случилось и все ли цело? И лишь затем разум на

чинает нервно смеяться над инстинктивной трусостью, спасаясь от стресса. Хорошо смеяться тому, кто смеется последним…

Было так тихо, как может быть тихо лишь в караульном помещении ночью. Кто-то спал, кто-то елозил тряпкой, кто-то курил, стараясь незаметно задремать. В комнате начкара горячие гильзы вырвались из патронника золотым веером, разбили стекло, отрикошетили на пол от оконных решеток. Голова капитана Иванова сдулась как сырое яйцо, обвиснув на кобуре с пистолетом. Желток из яйца, неожиданно красный, заляпал всю стену. Кипяток из пробитой трубы отопления ошпарил конвульсирующее тело, смывая кровавый желток со стены на пол. Испуганный неожиданным грохотом, часовой бодрствующей смены Лепнев выскочил из комнаты начальника караула в ко-ридор, и вторая автоматная очередь прошла от открытой двери к окну.

- Нападение на караульное помещение! - успел крикнуть застывший в открытых дверях разводящий, после чего на него обрушилось что-то и выбросило его наружу. Через разводящего кубарем выкатился во двор еще один курсант. Лепнев расстрелял остаток боеприпаса в распахнутую дверь, после чего, дрожа, поменял пустой магазин и прикрыл дверь на щеколду. Часовые оказались в ловушке. Лепнев точно знал, как нужно действовать дальше. Зайдя в комнату отдыхающей смены, расстрелял троих. Они, сонные подскочив с кушеток на шум стрельбы, сами уткнулись в извергающее свинец дуло, так и не успев сообразить, что же произошло. Автоматная очередь – и мозги, клочья теплого мяса, темная кровь под многоточием дыр разукрасили ма-ленькую стену. Добивать он не стал: растерзанные тела выглядели убедительно. Из комнаты начальника караула противно завоняло ошпаренным мясом. Рвотный позыв подкатил к горлу, но пороховая гарь и запах адреналина перебивали все.

Лепнев огляделся. Действовать строго по плану. Только очки сползли на нос и в ушах звенит эхо оружейной пальбы. Убийца шагнул к сушилке, где за шинелями, повизгивая от ужаса, притаилась жертва. Дулом раздвинув серые балахоны, Лепнев рассмотрел перекошенное страхом лицо.

- Сережа, ты что? Не надо! - Жертва пыталась прикрыться от автоматного дула руками, как будто ладони могут остановить пулю.

- Не надо, Сережа, не надо!

Пальцы, срезанные пулей, отскочили и упали на пол далеко от булькающего тела. Покрасневшие сапоги Лепнева направились к двери в курилку. Он видел, как туда успел заскочить помначкар.

В сержанты капитан Иванов назначил здорового парня. Страх придал сержанту дюжую силу. Помначкар сумел вырвать из стены два прута оконной решетки, но металлическая сетка, прихваченная к стене с наружной стороны окна, задержала его. Засунув между ячеек сетки прут, он надорвал ее, когда ботинок убийцы стукнул по двери курилки.

- Эй, помначкара! Ты здесь?! Я знаю, ты здесь, открывай!

Лепнев толкнул дверь сильнее. Прикрытая на хлипкий шпингалет, дверь вздрогнула, грозя распахнуться. Помначкар, боясь, что следующий удар растворит ее окончательно, уперся в косяк плечом.

Лепнев нажал на спусковой крючок и не отпускал, пока не кончились патроны. Дверь курилки распахнулась, сержант поскользнулся, упал и, скрючившись на полу, силился подняться. Лепневу на секунду показалось, что сейчас помначкар кинется на него и вцепится огромными кровавыми руками в горло. Поменяв магазин, он добил умирающего и подождал, пока тело сержанта закончит свою зловещую пляску.

Затем Лепнев прошелся по караулке, заглянул в туалет и в столовую. Под маленьким столиком кухни свернулся калачиком курсант Арефьев. Только подошвы сапог, выбиваясь из –под стола, выдавали его.

- Ты что, Андрюха, меня испугался?- Лепнев, забрызганный чужой кровью, печально улыбнулся, - но ты же мой друг!?

- Сережа, не убивай! Сережа, не убивай!..

В помещении звенела тишина. После оружейного грохота слова казались бестолковым и тихим лепетом. И лишь в смертном ужасе поскуливал человеческий детеныш.

- Вылазь, Андрей, не дрейфь... Пойдешь со мной, - скомандовал убийца и развернулся, направляясь в комнату начальника караула.

Арефьев долго не выползал из-под стола. В крошечно промежутке между стеной и посудным шкафом, силясь не заорать от ужаса, трясся еще один курсант. Он полоумными глазами пялился на Арефьева, умоляя поскорее уйти и не выдать его. Арефьев на гнущихся руках выполз на свет и, приседая в ожидании нового выстрела, побрел в комнату начкара. Лепнев дожидался его.

- Достань из кармана Иванова ключи! – приказал он.

У начальника караула хранились ключи от ящика с гранатами, припасенными на случай отражения нападения на караульное помещение. Арефьев, взглянув на труп командира, замычал что-то нечленораздельное и судорожно схватился за стену. Его скрючило и вывернуло наизнанку. Небогатый курсантский ужин вырвался наружу. Лепнев поморщился:

- И так обойдусь! – сказал он и посмотрел на часы. По всем подсчетам мог уложиться в семь минут. Прошло девять.

- Поправка на человеческий фактор, - заключил он и, перешагнув через лужу блевотины и крови, выгреб из пирамиды несколько подсумков с набитыми магазинами:

- Хватит, Андрюха, ползать. Давай, бери подсумки, и айда. Здесь уже нечего делать…

...

Караул являлся выездным, гарнизонным. Он располагался за городом, километрах в пяти от КВВСКУ, рядом с БОУП – батальоном обеспечения учебного процесса. БОУП представлял из себя отдельную роту стройбата, вооруженного по штату лопатами, ведрами, носилками, ломами, шестью штык-ножами для несения службы по роте и двумя пистолетами для офицерского состава. Молодой прапорщик из контрактников, назначенный в этот праздничный день дежурным по батальону, был практически трезв и быстро сообразил, что происходит что-то неладное. Автоматные очереди исходили со стороны охраняемой караулом территории, предположительно - нападение на пост. Бородатые чеченцы, по-видимому, не нашли ничего более аппетитного, чем разгромить курсантский караул. Прапорщик тут же позвонил в караулку, но ему никто не ответил. Подняв по тревоге роту, он приказал забаррикадировать двери, а сам бросился телеграфировать дежурному по училищу. Часы, висевшие над тумбочкой дневального, показывали ровно три ночи.

...

Быть часовым – прекрасный способ самоубийства. Как не дрючат заступающую смену командиры, природа берет свое: хочется послать всех в баню и спать. Всякий далекий от паранойи человек уверен, что если что-то плохое и случится, то только не с ним, солдат в карауле думает лишь об одном – пронести службу так, чтобы не слишком напрягаться. Поэтому нападение на часовых всегда неожиданно, а если кого и задерживают на постах, то только полуночных пьяниц, заблудившихся по пути в туалет. В КВВСКУ ходила легенда, что некий курсант, дабы получить положенную в таком случае неделю отпуска, уговорил за ящик водки горемычного бездомного заявиться ночью на пост. Бездомный, понятное дело, согласился, но нарвался на другую смену, схватил пулю и в госпитале выдал своего нанимателя с головой. Получилось подсудное дело…

Притихших под дождичком часовых разбудили выстрелы. Спросонья не понимая, что к чему, часовые терли глаза и пялились в сторону «зеленки». Подкравшегося с тыльной стороны человека один из них заметил только тогда, когда нарушитель подкрался совсем близко. Нарушитель был облачен в военную форму, но ни шинели, ни шапки на нем не оказалось. Впрочем, оружия рассмотреть тоже не удалось. Часовой, обернувшись, вздрогнул, заметив совсем близко бредущего в его сторону человека, и трясущимися руками навел в его сторону оружие:

- Стой, кто идёт! Твою мать! Стой, говорю, ведь стрелять буду! – и, сжимаясь от страха, передёрнул затвор.

Нарушитель остановился. Он хрипел что-то нечленораздельное, но что именно - разобрать с вышки не удалось. Видно было, что он силился что-то сказать и в судорожном порыве сделал, приближаясь, еще один шаг. Часовой почувствовал, как противненько похолодело у него в низу живота.

- Стрелять буду! - в отчаянье выкрикнул он, - Убью ведь! Ни с места! - и на всякий случай выстрелил в воздух, сам испугавшись резкого хлопка.

Странный человек, вцепившись в голову руками, бросился прочь, в темноту. Часовой, забыв про «Устав» и про то, что положено стрелять в убегающего, поспешил сообщить о случившимся караульное помещение. Караулка не отвечала. С вышки еще некоторое время он видел, как убегающий, спотыкаясь и падая, удалялся в сторону КВВСКУ. Затем силуэт растворился в тумане фонарей. Часовому запрещается покидать свой пост. Поэтому нарушитель, удалившись не так далеко, упал, затаившись, на мокрый асфальт. Лужа под ним приобрела черно-бордовый цвет…

...

Дневальный по роте передал трубочку прапорщику Бурмистрову: там разговаривал матом дежурный по училищу майор Воробьёв. Прапорщик ёкнул, пробормотал: «Ни хрьина себье – вишел на пеньсию...»- и рыкнул громоподобным басом, тут же разбудив роту:

- ДЕЖУРНЫЙ ВЗВОД, ПОДЪЁМ! БЕГОМ! ДЕЖУРНЫЙ ПО РОТЕ - В ОРУЖЕЙКУ, ВЫДАВАЙ БОЕПРИПАСЫ!

- Заебали тренировки! - пробурчал, просыпаясь, кто-то.

Его товарищ, путаясь непослушными спросонья руками в пуговицах гимнастёрки, поддержал его:

- Ага, нашли молодых. Начальство в войнушку играется, а третий курс отдувается. Тоже, блин, праздник!..

- А, может, чичики? Операция «Возмездие»!?

- Сплюнь, дурак!..

Бурмистров перешел на русский матерный. Скоро оперативный взвод кривым зигзагом выстроился на взлётке. Курсанты ворчали. Обычно сдержанный, Бурмистров вдруг продемонстрировал всем свой огромный волосатый кулак, проведя им перед носом первой шеренги.

- КТО ПИКНЕТ – СРАЗУ К ДАНТИСТУ! В БОУПЕ НАПАДЕНИЕ НА КАРАУЛ. МАШИНЫ НЕТ. ВРЕМЕНИ НЕТ. ДОБИРАЕМСЯ БЕГОМ. И Я, СТАРИК, ТОГО, КТО БУДЕТ ОТСТАВАТЬ, САМ УЛОЖУ…

- Ё моё, вот вам и мамкин день, - присвистнул кто-то, но, встретившись со злым взглядом прапорщика, пошёл на попятный, - Всё, молчу-молчу! Бегом - значит бегом…

…И оперативный взвод, накинув на плечи серые шинельки, выбежал в ночь…

...

На территории БОУП запыхавшиеся курсанты обнаружили военнослужащего, бордового от дождя, грязи и крови. Военнослужащий находился в сознании и, увидев людей, приподнялся. Впрочем, добиться каких-либо объяснений от него не удалось: военный хрипел, напрягаясь, а из аккуратной дырочки на шее сочилась кровь. Бурмистров, окинув притихший взвод, выбрал двоих:

-Вы, здорьовые морьды, двое... Хоть трусьами, но перевьязать. И доставить живьим в санчасть! На горьбу! Повьезет - ловьите машину. Только не ложьите жгьут на шьею!..

И, обведя взглядом остальных, пробасил:

^ ХУЛИ УШИ РАЗВЕСИЛИ? БЕГОМ!

- Мы жгут давно уже в штаны наложили! - сострил один из «здоровых», глядя вслед улепётывающему взводу.

Раненый, подхваченный под руки, обвис кулем. Сознание оставило его…

...

Милицию-полицию не любят все и всегда: такова жизнь. Милицию хулит крестьянин, мол, даром жуют хлеб, лоботрясы. Милицию хулит рабочий, задержанный и обысканный оттого, что его усталая поддатая морда показалась подозрительной. Стражей порядка недолюбливает интеллигенция: и на то есть причины. Жалуются на людей в мышиной форме национальные меньшинства. Правительство и депутаты ставят палки в милицейские колеса, назначая смешные оклады за верную службу. И, конечно, милицию не любит сама милиция. Если раньше милицейских обсуждали на кухне, то сегодня принято поносить вслух, называть милицейских «ментами», кричать о взяточничестве и несоответствии светлому образу. Положено с телевизионным злорадством ловить за руку проворовавшихся ГБДДэшников и отправлять в Интернет фотографии их начальников с проститутками в банях…

Но иногда (очень редко!) хочется склонить голову перед профессионалами на охране государственного порядка, вопреки всеобщей нелюбви ведущим борьбу с преступностью. Рискующих жизнью за немного рублей в месяц. Милиция продолжает трудиться и существовать вопреки убийственной заботе не ценящего ее государства.

Ночью 9-го марта в Камышине по тревоге были подняты ОМОН и спецслужбы. Закружились оперативники и участковые. Уже в шесть утра прошла информация о дачном домике, принадлежащем семейству Лепневых. При проверке рядом с домиком обнаружились белые «Жигули» Лепнёва-старшего. В семь тридцать окрестности дачи оцепили подразделения ОМОНа, к девяти прибыло две роты курсантов третьего курса при оружии для усиления. Руководил курсантами первый заместитель начальника училища полковник Кукуев. Оставалось лишь выяснить, есть ли кто живой в самом домике. Одновременно усиленные наряды милиции патрулировали ЖД и автовокзалы. ГБДДэшники перекрыли дороги.

Офицер ОМОНа, руководивший операцией, предложил всем находящимся в дачном домике, выходить с поднятыми руками. Безопасность гарантировалась. Ответа не последовало.

В ближайшие часы офицеры милиции и подполковник Кукуев решали, стоит ли подождать, или отправить штурмовую группу для разведки обстановки на даче. Если, вообще, там кто-то был. Может, преступник по тайному крысиному ходу ушёл в огород, в поле, на вокзал, а там – частным самолете на Рио-де-Жанейро, или в Грозный, если хотите. Появилось предположение, что убийцы Лепнёв и Арефьев специально бросили у ворот участка машину, сбивая преследователей со следа. Но отдать приказ на лобовой штурм здания, где, возможно, засели два хорошо вооружённых преступника, имеющих в активе шесть трупов, никто не решался. Кукуев предложил обстрелять домик из гранатомета.

В КВВСКУ пахло жаренным. Занятия отменили. Наряды вооружились «по-полной». В вооруженные автоматами офицеры сопровождали первокурсников на завтрак. Командование опасалось, что Лепнёв и Арефьев вернуться, чтобы посчитаться ещё с кем-нибудь из сослуживцев. В рядах курсантов царило недоумение. В рядах офицеров - паника. Генерал-майор Сердюков, доложивший в Москву о случившемся, пил валидол. Комендант строчил завещание. Москва безжалостно заявила, что этот выпуск курсантов КВВСКУ считать последним. Непреступная крепость рухнула под ударом расформирования.

В девять тридцать в рядах оцепления появились родители Лепнёва и Арефьева, предупрежденные об ответственности и допрошенные. На черных «Волгах» доставили так же несколько знакомых с преступниками девушек в окружении их родственников. Когда, усиленный мегафонами, послышался плач матерей, в домике заметили движение. Один из осаждённых отозвался, заявив, чтобы все убирались. Руководитель операции удовлетворенно потер руки.

С этой минуты по цепи передали команду при появлении Арефьева и Лепнёва с любым подозрительным предметам в руках стрелять на поражение. Подполковник Кукуев настаивал на немедленном расстреле дачного домика. Милицейские чины возражали, предупредив также, что в случае добровольной сдачи самосуда не допустят. Деваться преступникам не куда. Началась осада.

Солнышко, равнодушное к забавам людей, к полудню выглянуло из-за туч. Курсантская походная кухня подвезла горячую пищу и несколько зарядов к РПГ-7В по просьбе полковника Кукуева. Рыдающие матери охрипли, прося заблудших сыновей образумиться и сдаться. Девушки и подоспевшие зеваки бегали на соседние дачи пописать.

Ближе к ужину Арефьев с Лепнёвым показались из домика неожиданно и одновременно. Оба с поднятыми вверх руками, без оружия, осунувшиеся, грязные, похожие на военнопленных. На направленные в их сторону дула смотрели дикими, подведёнными синевой глазами. Беззаботное мальчишеское детство убежало далеко-далеко. Наступало безжалостное «Завтра»…

Оцепление заворожено наблюдало, как сдающиеся шагнули, приближаясь, и остановились. Старший милицейский чин, обменяв мегафон на наручники, поспешил на встречу. Кто-то из курсантов с криком: «Держи, сволочь!» - бросил под ноги Лепнева автомат. Кукуев схватился за пистолет и побежал разбираться.

Лепнев как ошпаренный отпрыгнул в сторону от оружия, Арефьев присел в испуге: ничего не случилось. Вспотевший милицейский чин в сопровождении подскочивших ОМОНовцев скрутили безвольных человечков, и, украсив «браслетами», в пять секунд затолкали обоих в бело-синий УАЗик. Представление окончилось. Участников и зрителей попросили расходиться. Стемнело…

...

Кладбище на Руси - это захоронения, имеющее дурное свойство стремительно разрастаться. Русское кладбище – это рок, подминающий под себя все живое.

На месте былинных деревень остались гнилые избушки да заросшие холмики. Молодежь покинула село, поспешив застолбить себе место на городском могильнике. Города обрастают обширными захоронениями, оцепившими окрестности по периметру как полчища осаждающих войск. Рядом с новостройками в спешном порядке отводятся земельные участки для мёртвых. Потихоньку умирают и новостройки, превращая все в одну огромную братскую могилу. Все бренно в этом мире. Только кладбища наступают.

Камышинское городское кладбище занимает юго-западную окраину. В день погребения убиенного офицера и пятерых его подчинённых количество живых, пожелавших присутствовать при этом, оказалось велико. Весь свободный от нарядов личный состав КВВКИСУ, военнослужащие других ближайших частей, родственники погибших и все сочувствующие во главе с коммунистической демонстрацией. Сострадательные бабушки в черных платочках, жадные до зрелищ. Прибыл глава городской мэрии господин Трубадуров в беспокойстве о ходе своей новой предвыборной компании.

Небо долго хмурилось, но не прохудилось. Природа ограничила свои соболезнования на этом. Трубадуров сожалел громко, что не служил в солдатах: оказался освобожден от воинской повинности в связи с тяжелой формой плоскостопия. Его мама, главный врач центральной поликлиники и папа, не присутствующий на похоронах, тоже сожалели по данному поводу. Оппонент и заклятый друг Трубадуорова, авторитетный директор текстильной фабрики, прибыл следом. Уголовные городские авторитеты дружили с авторитетным оппонентом, так же как и нелюбимые Трубадуровым милицейские начальники. Этот фактор а так же поддержка Москвы делали из директора сильного оппонента, и Трубадуров печалился об уплывающем кресле. Оставалось лишь проявить себя лично на этой внеочередной кладбищенской встрече с избирателями. Трубадуров не знал, что директор уже предложил помочь материально семьям погибшего офицера и курсантов училища. Министерство обороны одобрило.

Шесть открытых гробов окружила толпа. Мертвые лежали, как и положено мертвым, смирно. Таблички с именами-заслугами блестели на крышках. Матери плакали, солдаты молчали, господа начальники руководили процессом.

Генерал Сердюков сухо крякнул о тяжёлой офицерской судьбе капитана Иванова: два года в Афгане – молодой лейтенант. Награждён медалью «За отличную службу» 3-й степени при жизни. И 2-й степени – посмертно. Командир курсантского взвода. Отмечали в лучшую сторону. Хвалили… И вот теперь осиротевшая дочка и жена-мать получили наконец заработанную офицером давно однокомнатную квартиру...

Генерал перечислил заслуги каждого из пятерых убиенных курсантов. Все оказались достойны, чтоб умереть. Смерть, она всегда выбирает достойных. Соболезнование матерям. Обещание на материальную компенсацию.

Затем, перевирая друг друга, выступили Трубадуров и его оппонент. Гневно сотрясали воздух, грозили реформами в армии, и, стараясь не смотреть на генерала, призвали найти и наказать всех виновных. Тучи нахмурились в небе, слушатели устали от плача.

Матери слово не взяли. Им было не до слов… Наконец, все шесть цинков опустили в общую могилу. Похоронный курсантский взвод налёг на лопаты, заполная яму комьями грязи. сверху «Ивановцем» опустили бетонную плиту, поверх которой установили увенчанный красной звездой памятник.

«В этой братской могиле похоронены...»

По команде генерала похоронный взвод трижды разрядил оружие в небо. Небо, напуганное выстрелами, разрыдалось...

Дата добавления: 2015-10-21