Оказывается, в нашей прозаической жизни все-таки есть место чуду. Неподалеку от нас, чуть не задев баклажанистый «Мазератти», резко, с визгом, с заездом на тротуар, тормозит агрессивная черная тачка. Свет уличных фонарей отражается в глянцевых крыльях, вспыхивает огоньками на четырех сплетенных колечках. В следующий момент водительская дверь открывается и перед нами появляется властелин этих самых колец. Длинное распахнутое пальто, не глядя ступает начищенными ботинками в весенние лужи. В этой картине мне снова мерещится что-то демоническое, черное кашемировое пальто, хлопающее на ветру полами, напоминает мощные кожистые крылья Сатаны.
Впрочем, о чем это я. Какой, к чертям, Сатана, перед нами его величество Тор, Тор-громовержец, по совместительству бог бури и плодородия со своей увесистой колотушкой. Вот только на кого он собирается ее опустить? В два шага приближается к нам, небрежно стряхивает с моего плеча цепкую лапку Толика, тут же на ее место опускает свою ладонь. При этом он стоит с другой стороны от меня, так что выглядит так, как будто он меня обнимает. Быстро оглядывает меня и говорит что-то совсем непонятное:
- Антон, что за дела? Я жду тебя на стоянке, а ты почему-то здесь, болтаешь с каким-то хмырем. Пошли.
Затем он бросает на Толика свой фирменный бетонный взгляд, так же, за плечи, отворачивает меня от него и подталкивает к машине. Быстро заскакиваю в салон, на переднее пассажирское место, Гуров так же резко, как тормозил, рвет с места, Толян остается на тротуаре с открытым ртом. Оу, май хироу!! Мой спаситель дает мне время прийти в себя. Затем, не поворачиваясь, внимательно глядя на дорогу, хмуро интересуется:
- Что было нужно от тебя этому козлу?
- Да так, ничего… Прежний знакомый. Когда-то сильно набивался в друзья.
Коротко обрисовываю ситуацию. Гуров внимательно слушает, потом кивает:
- Набивался в друзья, говоришь? А теперь, значит, решил лягнуть.
Наконец, оборачивается ко мне, на морде самодовольная ухмылка:
- Не находишь, что я вовремя появился? Этот Толик теперь как следует подумает, прежде чем снова доставать.
Все так и есть, конечно же, вовремя, я так ему благодарен. Но не могу же я вот так, сразу, это признать? Поэтому упрямо бормочу себе под нос:
- Теперь он подумает… Теперь он подумает, что я зарабатываю себе на жизнь на панели. Останови, пожалуйста, поближе к метро.
Вот удивительно, он совсем не обижен моей показушной неблагодарностью, отвечает добродушно и даже, пожалуй, весело:
- Зачем? Раз уж так вышло, довезу тебя до дома. Заодно посмотрю, как ты устроился.
Это что же, он собрался ко мне зайти? Гуров в моей халупе? Shit. Вяло пытаюсь возразить:
- Да чего там смотреть? Оно тебе надо…
- Может мне быть интересно, как живет мой помощник?
Пожимаю плечами. Ну, раз так приспичило… Не морщись потом, я отговаривал. Плавное движение мощной машины размаривает, убаюкивает, в салоне тепло. В этом тепле мой простуженный нос начинает течь, по-босяцки им шмыгаю, черт, как некультурно…
- Открой бардачок, там должна быть пачка бумажных платков.
Вот это – кстати, носить с собой носовой платок я так и не приучился, эту полезную привычку не смогли мне привить ни родители, ни воспитатели в британской школе. Открываю, быстро осматриваю. Все как у всех, обычный автомобильный набор. Сложенный пополам полис ОСАГО, тонкая книжечка ПДД, жвачка, те самые платочки, сигареты. Сигареты? С удивлением разглядываю плоскую узкую пачечку, дурацкие дамские «гвоздики», только не говорите мне, что он сам курит эту фигню, ни за что не поверю. Молча вытаскиваю платки, аккуратно закрываю бардачок. Оказывается, в жизни Гурова есть какая-то женщина. Вот как. Как-то никогда об этом не думал. Хотя, собственно, почему? Конечно же, есть. Должна быть. Было бы странно, если бы не было.
Уговариваю себя, что все в порядке, все нормально. Он богатый, крутой мужик, баб к нему тянет просто магнитом, неужели я думал, что он ведет монашеский образ жизни? Рядом с ним непременно должна быть женщина, в конце концов, это естественно. Это нормально, но так расстраивает… Яростно сморкаюсь в мягкую бумагу, извожу штук пять платков. Наконец-то можно нормально дышать. Очистившийся нос тут же улавливает сладковатый запах парфюма. Черт, да кто же ему его посоветовал! Наверное, та же самая баба, которая оставила в машине цыбарки. Какой же у нее отвратительный вкус. Не выдерживаю:
- Послушай, твоя туалетная вода… выбрось ее!
- Да? А что с ней не так?
- Она тебе не подходит! Не представляю, какая дура тебе ее подарила!
Теперь пожимает плечами он:
- Вообще-то никто не дарил. Продавец в магазине рекомендовала. Мол, очень модный парфюм и все такое.
На душе почему-то становится чуть легче, хотя с чего бы? Сигаретки из бардачка никуда не денешь. Смущенно бормочу:
- Я и говорю: дура какая…
Он усмехается.
- Ну, если ты так настаиваешь… Могу поменять. Мне, в общем-то, все равно, зачем я буду зря раздражать своего помощника. А что бы ты предложил?
Shit, не могу понять, он серьезно, или снова смеется? Но, черт возьми, как приятно… Снова смущаюсь:
- Я тебе что, твой имиджмейкер? Да брызгайся ты чем хочешь…
- Ну, а все-таки?
- Ну, не знаю… Что-нибудь свежее, шипровое. Древесное, травяное. Может, слегка цитрусовое… Грейпфрут, например. Да что тебе, некого больше спросить?!
Серьезно кивает:
- Хорошо, я подумаю.
Так, за разговором, незаметно доезжаем до моего дома. Без особой надежды еще раз спрашиваю Гурова, не передумал ли он ко мне подниматься, мол, уже поздно и все такое… Но он все-таки заходит. По хозяйски пристраивает на вешалке свое черное пальто, бегло осматривает мое помещение, проходит на кухню, садится за стол. Спрашивает, не угощу ли его чашкой кофе.
- Какой еще кофе… Я за этот вечер тебе его, по-моему, уже литр сварил. Не боишься, что мотор откажет?
- Ну, тогда чай. Зеленый есть?
- Есть. Но только в пакетиках.
Несмотря на мою долгую жизнь в Англии, я так и не перенял у британцев их фанатичную любовь к чаю. Конечно, я его пью, но, в отличие от кофе, вовсе не предъявляю к нему каких-то высоких требований. Поэтому чай у меня самый простецкий, нечего зря шиковать.
- Давай в пакетиках. Ну же, не жмись, как-никак, я все-таки тебя сегодня спас.
- Ну, как знаешь. Я предупредил.
Грею чайник, наливаю в большую кружку кипятка, кидаю туда пакетик «Принцессы Явы» с жасмином. Пей на здоровье, для хорошего человека дерьма не жалко. Себе тоже наливаю. В молчании пьем. За стол не сажусь, подпираю тумбочку кухонного гарнитура. Мне кажется, если я сяду, это будет как-то… слишком интимно. Вдвоем, на кухне, друг против друга, совсем по-семейному, не надо этого ничего.
Допив, он встает, вежливо говорит спасибо, идет в крошечную прихожую. Плетусь за ним, мне уже совсем плохо, сопли снова ручьем, хочу скорее остаться один, принять обжигающий душ, выпить еще ведро горячего чая, забраться под одеяло и крепко уснуть. Мне обязательно надо к утру привести себя в порядок, я не могу пойти на больничный, с моим отсутствием стажа мне оплатят всего шестьдесят процентов. Оклад помощника, конечно, больше, чем прежний, но все равно, после вычетов за долг, за квартиру, после оплаты коммунальных платежей остается довольно мало. Слава богу, Тор замечает мое состояние и великодушно разрешает мне два дня отлежаться дома. Одевшись, он несколько секунд молча стоит в дверях, как будто хочет еще что-то сказать, потом прощается, и я остаюсь один. Тут же шмыгаю к окну, слежу за тем, как он выходит из подъезда, садится в машину. Втайне надеюсь, что, может быть, он обернется, посмотрит на мои окна. Но он не оборачивается. Провожаю глазами выезжающую из нашего грязного двора черную «Ауди».
Глава 5
Вот уже почти два месяца, как я – личный помощник Гурова. Я по-прежнему завален работой, даже сильнее, чем раньше. Хотя, казалось бы, должно быть наоборот, я втянулся, освоился и то, на что поначалу тратил час, теперь занимает минут двадцать. Особенно тяжело становится, когда увольняется Алла и мне приходится вдобавок к своим, еще выполнять и ее обязанности. Прошу, никогда не иронизируйте по поводу работы секретарш, особенно секретарш больших начальников, я так точно в жизни больше не буду. Уверяю вас, они очень занятые люди. Дозвониться, напечатать, разыскать. Знать наизусть распорядок работы генерального вперед на несколько дней. Проследить, чтобы он не опоздал на какую-нибудь встречу или вообще о ней не забыл. Напомнить ему, чтобы пообедал. Стоять насмерть как скала перед незапланированным посетителем, который полон решимости во что бы то ни стало прорваться к директору в кабинет именно в тот момент, когда там идет важное совещание. Собрать всех, кого надо, на это самое совещание. И все это с самым доброжелательным видом и с неизменной приветливой улыбкой, даже если она с утра поругалась с мужем или у нее болит живот.
К счастью, отдел кадров действует оперативно и уже через неделю этого дурдома присылает нам толпу претенденток. Ну, толпу – это, конечно, сильно сказано, но человек шесть-семь точно. Не сомневаюсь, что изначально их было гораздо больше, кадровики наверняка провели колоссальную работу, отобрав самых лучших, самых образованных, самых профессиональных, самых воспитанных. Ну, и по внешности, думаю, тоже. Во всяком случае, дурнушек среди них нет, все, как одна – красавицы, хоть сейчас на подиум. Но, разумеется, окончательный выбор должен сделать его величество Тор. После личного собеседования. Меня на кастинг он не приглашает. Во-первых, до тех пор, пока одна из этих «моделей» не принята на работу мое место в приемной, во-вторых – выбор секретаря, конечно, не выбор спутницы жизни, но тоже дело достаточно личное. Только он сам может решить, кто теперь будет служить его «визитной карточкой», именно ему с ней работать. Мне, в общем-то, тоже, но я понимаю, что мое мнение учитываться не будет, в данном случае мой голос даже не совещательный, его просто как бы нет.
Девушки приглашаются в кабинет по одной, Гуров беседует с каждой обстоятельно, минут по пятнадцать, две даже удостаиваются двадцати. Прошедшие собеседование выходят и остаются в приемной, генеральный примет решение сразу же после того, как «смотрины» закончатся, и счастливица тут же пойдет оформляться. Так что, пока Террорист выбирает себе новую боевую подругу, я как будто нахожусь посреди роскошной оранжереи: прелестные личики, точеные ножки в тугой лайкре, продуманные прически и макияж, со вкусом подобранные офисные костюмчики и едва уловимый дорогущий парфюм. В работе вдруг почему-то образовалось затишье, и я, пользуясь этим, исподтишка с интересом разглядываю окружающий меня «цветник».
Две черноволосые, три блондинки – о, да, что бы там не думали на этот счет брюнетки, чью красоту я ни в коем случае не оспариваю, джентльмены все-таки традиционно предпочитают блондинок – одна русая и одна еще в кабинете – темно-рыжая, почти каштановая. Значит, все-таки семь. Прикидываю, у кого из девушек больше шансов уже завтра избавить меня от лишней работы. Так, вот эту брюнетку и эту блонди я бы развернул сразу, даже без собеседования. У блондинки черные колготки и излишне короткая юбка, к тому же слишком ярко накрашена. Макияж брюнетки тоже чересчур броский и плюс к этому кроваво-красные длиннющие ногти. У обеих отчетливый налет вульгарности и обе явно понятия не имеют, как должна выглядеть секретарша большого начальника. Судя по тому, что Аллочка была живым воплощением деловой этики, Гуров решит так же. Простите, девчонки, но вам точно не светит. По идее, вы не должны были даже первичный отбор проскочить, наверное, родственники в отделе кадров, да? Остальные – не знаю, вполне возможно.
Наконец, выбор сделан. В пользу каштаново-рыжей. Немного удивлен: на фоне прочих она все-таки чуть проигрывает в смысле лоска и внешности. Вечером, в машине, спрашиваю Гурова о причинах такого решения. Он, не отрывая взгляд от дороги, отвечает, что как человек она показалась ему самой интересной из всех. По аналогии вспоминаю, как он, приглашая на должность своего помощника, назвал меня любопытным типом с не совсем стандартным мышлением. С опозданием на пару месяцев удивляюсь и даже горжусь: неужели меня тоже признали достойным внимания? Неплохо, если вспомнить, что каких-то полгода назад я был всего лишь простейшим, не заслуживающим его интереса. Похоже, моя эволюция идет полным ходом.
После того небольшого происшествия с участием Толика Тор часто подвозит меня домой, если приходится задерживаться допоздна. В мою квартиру он больше не поднимается, и я, пожалуй, этому рад. Он у меня дома – это так неловко и так тревожит. Между нами и так установились довольно странные отношения. Последнее время мы прекрасно понимаем друг друга, иногда с полуслова. Раньше такое у меня было только с Джеком, но это естественно, мы с ним давние друзья. Почему так получается между мной и Тором – не знаю, и, честно говоря, знать не хочу, слишком притягательно и опасно это знание. Есть еще кое-что. Это напряжение, которое возникает в комнате, когда мы остаемся наедине. Оно такое сильное, что мне трудно дышать, а внутри что-то мелко, противно дрожит. Мне кажется, он тоже чувствует это. Поэтому внешне наше общение теперь гораздо суше и даже как-то грубее, чем прежде, особенно по вечерам.
Меня по-прежнему занимает личная жизнь Гурова, на мысли о которой меня натолкнули дамские сигаретки в его машине. Я даже завел привычку просматривать «желтую» прессу, вдруг что-то мелькнет. По дороге домой постоянно ловлю себя на том, что очень хочу проверить, на месте ли узкая пачечка. Как-то раз набираюсь нахальства и залезаю в бардачок. Пачечка все еще там и сигарет в ней столько же, сколько и было. Решаюсь спросить:
- Ты что, это куришь?
Короткий взгляд на пачку, короткий ответ:
- Нет, конечно.
Мой вопросительный взгляд.
- Кто-то забыл. Кто – сказать не могу, просто не помню. Хочешь еще что-то спросить?
- Нет, ничего.
Какое-то время едем в неловком молчании.
- Кстати, я поменял туалетную воду, ты не заметил?
- Заметил.
Черт, конечно, заметил. Теперь все в порядке, новый запах точно его. Именно то, что надо.
- И как?
Shit, обязательно спрашивать? Я и так смущен дальше некуда.
- Теперь нормально.
Молчаливый кивок.
Примерно раз в неделю созваниваемся с дядей Юрой. Каждый раз он подробно рассказывает мне о состоянии мамы. Он показал ее хорошему психиатру, теперь ей оказывается квалифицированная помощь. Маме все лучше и лучше, последний раз мы с ней даже немного поговорили по телефону. От ее голоса глаза начинает щипать, я так по ней соскучился. Юрий Петрович зовет меня в гости, берется оплатить дорогу. Сами они приехать не могут, мамино лечение нежелательно прерывать. Конечно же, я никуда не еду, я же не могу бросить работу.
В конце мая мне исполняется двадцать пять. В моих глазах этот возраст особенный, некий этап взросления, все-таки четверть века. Дата, конечно, не круглая, скорее она… Задумываюсь. Представляю себе столетие в виде круга, поделенного на четыре, как торт. Точно, дата не круглая, она скорей угловатая, но от этого не менее важная. Праздную день рожденья дома, вдвоем с Джеки. Я даже могу накрыть праздничный ужин, Юрий Петрович с мамой прислали мне в подарок довольно приличную сумму. Ловлю себя на том, что в мыслях уже невольно объединяю их в одно.
Я рад, что Джеки сегодня без Фила. Совершенно не против их отношений, просто нам так редко удается побыть вдвоем, поговорить по душам. Они последнее время неразлучны, Фил уже почти перебрался в Москву, даже снял здесь квартиру. Мне за них как-то тревожно, напоминаю Джеку об осторожности, ведь повсюду столько любопытных глаз. Все-таки Женька сын очень состоятельных родителей, кто-то что-то заметит, информация попадет в газеты и тогда скандала в семье точно не миновать. Джеки мрачнеет, говорит, что избежать этого, видимо, не удастся, рано или поздно они все равно узнают.
- Собираешься им рассказать?
На лице у Джека испуг.
- Нет! Не сейчас, может быть, немного позднее…
Он явно избегает продолжения темы, вместо этого спрашивает, как у меня дела с Тором. Чувствую, как щекам становится горячо.
- Сладкий мой, ну чего ты выдумываешь? Уверяю тебя, между мной и Гуровым ничего нет.
Женька смеется:
- Тони, ты покраснел!
- Вот уж нет…
- Покраснел, покраснел! Хватит упрямиться, просто признай, что влюбился.
- Джек, отстань! Говорю же, ты ошибаешься.
Он звонко чмокает меня в пылающую щеку.
- У, какой ты горячий. Тони, знаешь, какая ты прелесть, когда смущаешься? Тебе надо чаще делать это при нем.
Краснею еще сильней и от стеснения отвешиваю Джеку подзатыльник.
***
Новая секретарша, ее, кстати, зовут Тамарой, быстро осваивается с работой. Вроде бы, мне должно стать полегче. Но это не так. У нашего генерального громадные планы. Сейчас, например, он активно продвигает один из наших журналов на иностранный рынок, для начала – в Германию. Где-то в середине июня он вызывает меня к себе в кабинет и спрашивает, как у меня дела с немецким.
- Неплохо. Нет, конечно, хуже, чем с инглишем, но, в общем, довольно прилично, особенно разговорный.
- Хорошо. У меня самого плоховато. Завтра прилетают немцы насчет нашего журнала.
- Хочешь, чтобы я переводил? Но я, наверное, не смогу… Вся эта терминология… Я ее не знаю.
- На деловых встречах, разумеется, будет переводчик.
На деловых… А что, предполагаются какие-то еще? Больше не возражаю, тем более, что Гуров мое мнение и не спрашивает.
На следующий день встречаем гостей в аэропорту. В руках у меня бумажка, на которой большими жирными латинскими буквами напечатано название нашей компании. Немцев двое: Клаус Шварц унд Фридрих фон Кто-то-там, длиннющая, видимо, аристократическая, фамилия. Клаус – лет сорока, совершенно крестьянская внешность. Крепко сбитая, почти квадратная, фигура, клетчатый твидовый пиджак, кажется, трещит на широченных плечах. Густые рыжие волосы, широкая мордень, вздернутый нос. Руки-лопаты с короткими толстыми пальцами. Фридрих постарше, лет, наверное, на десять. Строгий темный костюм, худощавый, узкие сутулые плечи. Бледное лицо с мелкими невыразительными чертами, безвольный скошенный подбородок. Аккуратные холеные лапки, негустые седоватые волосы зализаны назад. Решаю, что про себя буду звать его Фрицем. Дойчи до смешного не похожи друг на друга, просто пара коверных клоунов – грустный меланхолик Белый и грубоватый весельчак Рыжий, это меня веселит.
Церемония знакомства, короткий обмен любезностями. Разговор ведет, естественно, Гуров, я просто перевожу. По дороге в гостиницу Фриц тихо сидит на заднем сиденье, чинно сложив на коленях бледные ручки. Клаус все время вертится, как школьник на экскурсии, сыплет вопросами, ему все интересно. Определив немцев на постой, возвращаемся в офис. Переговоры начнутся завтра, а сегодня вечером – ужин в ресторане отеля в честь иностранных гостей.
На ужине с нашей стороны кроме меня и Гурова присутствуют замы по коммерции, по финансам, зам по производству и секретарша Тамара, видимо, ее предназначение – украшать своим присутствием наш суровый мужской коллектив. К счастью, она тоже неплохо знает немецкий и тоже может переводить, так что я получаю неожиданную передышку. Фридрих вначале напоминает мороженого судака, но потом, выпив, распоясывается до того, что позволяет себе несколько взмахов ручонками, у него даже прорезывается голос, такой же сухой и невыразительный, как он весь. Клаус ведет себя очень дружелюбно, пожалуй, даже слегка фамильярно, во всяком случае, меня он к концу застолья уже запросто зовет Энтони.
После ужина Тор развозит нас с Тамарой по домам. Демократичный наш, мог бы просто отправить на такси. За рулем снова сам, несмотря на то, что спиртными напитками не пренебрегал, но меня это не волнует, не похоже, чтобы он был сильно пьян, а проблем с ДПС у него, наверное, в принципе не бывает. Он всегда водит сам, шофера у него, кажется, вообще нет, несмотря на то, что это признак высокого положения. Но Гурову, насколько я успел узнать его, плевать на такие вещи, он всегда поступает так, как ему нравится. Если это, конечно, не вредит делу.
За окном ночная Москва, центральные улицы все в разноцветных огнях. На тротуарах полно людей, на проезжей части – машин, не так много, как днем, но достаточно. Этот огромный город не спит никогда, жизнь в нем кипит круглосуточно, особенно это заметно в такой теплый июньский вечер. Люди развлекаются, ходят по ресторанам и клубам, друг к другу в гости, посещают кинотеатры и салоны красоты. Правда, это только в центре, в моем районе картина иная. После десяти вечера на улицах ни души, людям, живущим здесь, утром очень рано вставать на работу. Разве что попадется компания неугомонных подростков, но вряд ли встречу с этими молодыми волками можно считать удачей.
Тамара живет намного ближе меня, поэтому сначала Тор завозит ее, потом уже берет курс на мои чертовы кулички. По дороге расспрашивает о впечатлениях.
- Комичная парочка. Похожи на двух клоунов – Белого и Рыжего.
Гуров тихо смеется:
- Правда похоже…
Люблю, когда он такой. Простой. Открытый. Немного усталый. Чуть-чуть нетрезвый. В такие минуты он кажется близким, своим. Настолько, что хочется взять его за руку. Или обнять за шею, пристроить голову у него на плече и немного так постоять, вдыхая знакомый запах. Жаль, что не получится. Мы в машине, он за рулем, я на пассажирском сиденье. И потом, я не решусь. Никогда, ни за что.
- Но, вообще-то, они серьезные мужики. Оба большие шишки в своей фирме.
Согласно киваю. Охотно верю, почему бы и нет?
- Сколько они пробудут?
- Еще два дня. Завтра – переговоры, обсудим намерения. Послезавтра они с утра хотели бы ознакомиться с работой издательства, а после обеда, надеюсь, подпишем договор. Так что не расслабляйся, работы предстоит много.
- Я и не расслабляюсь…
Черная блестящая Ауди в черной ночи стремительно и плавно несется по пустым улицам нашей «спальной» окраины, загадочный космический кораблик, призрачный Летучий Голландец. Легкая хрупкая капсула в бесконечных просторах Вселенной. Внутри мы вдвоем, отгороженные тонкими стенками от всего остального мира. Это движение вперед, сквозь пространство, так завораживает, что, когда Тор останавливается у моего подъезда, я выхожу не сразу, несколько минут просто сижу. Он меня не торопит, только спрашивает:
- Устал?
Молча киваю. Чертовски устал. Синхронный перевод – это довольно сложно, особенно с непривычки. Наболтался сегодня так, что язык почти не ворочается. Так же молча открываю дверцу.
- Постарайся как следует отдохнуть, самое трудное впереди. Не забывай, у нас с тобой всего два дня на то, чтобы убедить их, что с нами стоит иметь дело.
- Постараюсь.
- Спокойной ночи.
- Спокойной…
На переговорах я, конечно, присутствую. Синхрон обеспечивает профессиональная переводчица, у нас в издательстве их несколько. Восхищаюсь ее мастерством: перевод очень грамотный, гладкий, специальными терминами так и сыплет. Я занимаюсь в основном тем, что наблюдаю, как красиво генеральный обрабатывает дойчей. Он очень убедителен. Чертовски обаятелен. Кажется, у будущих партнеров постепенно складывается впечатление, что великая немецкая культура без нашего журнала зачахнет. Да что там, без него весь германский народ просто не выживет, или, во всяком случае, будет глубоко несчастен. Немцы внимательно изучают номера за последние шесть месяцев, одобрительно кивают. Задают массу профессиональных вопросов, половину из них я просто не понимаю. Гурову же понятно все, когда только успел вникнуть. Ощущение такое, что он занимается издательским бизнесом не меньше года, а лет так скажем с пяти. Перерыв на обед и снова переговоры.
Наконец, часам к четырем, заканчиваем. В первом приближении общий язык найден. Фридрих и Клаус просят устроить им экскурсию по Москве, оба они в России впервые. Меня и Тамару отряжают сопровождающими. Нам выделяется машина, в турагентстве заказывается гид со знанием немецкого. Во время экскурсии Фриц слушает очень внимательно, все время что-то переспрашивает у гида, уточняет даты и имена. Даже делает какие-то пометки в своем наладоннике. Клаус опять вертится, все время случайно задевает меня локтем, чем очень мешает вести машину. Когда где-нибудь останавливаемся, непрерывно давит на кнопку фотоаппарата, снимает все подряд, направо-налево, так же непрерывно тормошит меня, сыплет какими-то немецкими шутками, смысл которых я не очень улавливаю. Просто поражаюсь, столько энергии, и это после целого дня напряженной работы. На Красной площади Клаус вручает свой цифровик Тамаре и просит ее сфотографировать нас с ним на фоне Покровского собора. Крепко, как старый приятель, хватает меня за плечи, крепко притискивает к своему крепкому, дубовому боку, требует, чтобы я улыбался. Тут же рассматривает фотографию, показывает мне. Неугомонный немец на фото просто сияет, у меня улыбка какая-то кривая и немного замученная, но Клаус очень доволен снимком. Вообще, к концу экскурсии у меня складывается впечатление, что он положил на меня глаз. Только этого мне не хватало.
На следующее утро прошу у Тора разрешения не участвовать в осмотре издательства. Мотивирую тем, что за эти два дня у меня на столе скопилась гора разных бумаг, надо бы разгрести. К счастью, Гуров доволен ходом переговоров, поэтому мне позволяется сачкануть. С невыразимым облегчением скрываюсь в своем кабинетике, плотно закрываю дверь и погружаюсь в такое уже родное, привычное море документов. Господи, как же тихо, спокойно и хорошо.
После обеда – заключительный этап. Похоже, дойчи осмотром довольны. Договор о сотрудничестве подписывается и даже обсуждается на будущее еще один совместный проект. Взаимные поздравления. Торжественные рукопожатия. Стороны друг от друга в восторге. Российская сторона предлагает отметить завершение переговоров прощальным банкетом, но германская что-то не очень рада этой идее. Фридрих решительно заявляет, что за последние два дня он и так сильно нарушил свои режим и диету, поэтому он на банкет не пойдет. Он, если это никого не затруднит, хотел бы посетить какой-нибудь музей, возможно, Третьяковскую галерею, он надеется, что Fraulein Tamara составит ему компанию. И еще он желает лечь спать пораньше, завтра в восемь утра у них самолет. Фройляйн Тамара, конечно, составит, за переработку ей заплатят немалые сверхурочные.
Клаус тоже не хочет банкета, у него совсем другие желания. Он мечтает познакомиться с ночной жизнью Москвы. Ну, вы понимаете, что-нибудь такое… зажигательное… Какой-нибудь клуб. Словом, место, где можно выпить и потанцевать. Он, конечно, не настаивает, чтобы Herr Guroff сопровождал его лично, но он рассчитывает, что Энтони не откажется. Хер Гуров пару секунд очень задумчиво смотрит на хера Шварца, потом секунду на меня и неожиданно заявляет, что нет, отчего же, хер Гуров вовсе не против, даже почтет за честь. Тем более, что хер Гуров в Москве недавно и к своему стыду тоже еще не успел как следует ознакомиться с жизнью ночной столицы, так что, пользуясь случаем, охотно восполнит пробелы.
Просто обмираю. Я иду в ночной клуб с Тором? Сердце на секунду останавливается, а потом пускается в такой пляс, что, кажется, я вот-вот хлопнусь в обморок. На жизнерадостной физиономии Клауса вырисовывается отчетливый кисляк, мне становится смешно и это приводит меня в чувство. Фриц и Тамара отбывают в Третьяковку, хер Шварц отправляется в отель готовиться к ночному разгулу, остаемся с Гуровым наедине. Он тут же по сложившейся традиции припечатывает меня к полу бетонным взглядом и мрачно осведомляется, когда это я успел охмурить честного немецкого бизнесмена, почтенного отца семейства и т.д. Тоном оскорбленного до глубины чистой души человека отвечаю, что никого я не охмурял, даже не думал. Не моя вина, что честный бизнесмен не смог устоять перед моим сокрушительным обаянием. Наоборот, мне даже как-то неловко, но что поделаешь, раз я такой душка. Затем он отпускает меня домой и велит быть готовым к одиннадцати вечера, он за мной заедет. При этом сварливо добавляет, чтобы я не слишком сильно заголялся, все-таки это не туса с приятелями, а мероприятие с участием иностранного партнера.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |