Теория мировых систем, национальная и территориальная идентичность и география границ

3)

Теория мировых систем, национальная и территориальная идентичность и география границ

Нокые теоретические подходы Первая предпосылка нового поли-

тико-географического взгляда на границы состоит в том, что их ныне нельзя изучать только на уровне страны. Во все более взаимозависимом и интегрированном мире заметную роль играют н а д н а ц и о н а л ь н ы е организации, например «единая Европа» (т.е. страны Европейского Союза), и в то же время в ответ на интернационализацию хозяйства и унификацию культуры пробуждается р е г и о н а л ь н о е сам о с о з н а н и е. Поэтому можно утверждать, что ныне еще в большей степени, чем раньше, «граница границе — рознь». В самом деле, почему одни границы в течение долгого времени остаются

«прозрачными» и спокойными, тогда как другие постоянно пред-

стают в виде сложно преодолимого барьера?

Еще до распада Советского Союза Фуше выделил несколько

типов границ в зависимости от их соотношения с геополитически-

ми рубежами, возникшими в результате соседства трех видов по-

литических образований — «империй» (Фуше имел в виду США и

СССР), «нормальных» суверенных государств и «строящихся» го-

сударств. Под этим термином понимались государства со слабой

общенациональной политической идентичностью, раздираемые

противоречиями и не полностью контролирующие свою террито-

рию. Соответственно, Фуше предложил различать границы между:

• двумя «империями»;

• «империей» и «нормальным» суверенным государством;

• «империей* и «строящимся» государством;

• «нормальными» суверенными государствами;

• «нормальным» суверенным государством и «строящимся» го-

сударством;

• «строящимися» государствами.

Именно существование «империй», по мысли Фуше, предоп-

ределяло стойкость фронтальных границ. Но как показал опыт, и

после распада СССР фронтальные границы не исчезли там, где

геополитические рубежи совпадали с культурными, этническими

и лингвистическими [Foucher, 1991].

Таким образом, политическая ситуация в приграничной зоне

не может быть исчерпывающим образом объяснена особенностя-

ми границы между двумя странами. Важно также место этой гра-

ницы во всей системе мировых границ. Барьерная функция границы

сильнее, если она разделяет военно-политические или экономи-

ческие блоки.

Вторая предпосылка заключается в том, что границы невозможно

изучать в отрыве от проблем идентичности — самоидентифика-

ции человека с определенной социальной и/или территориальной

группой, прежде всего этнической. Национализм всегда предпола-

гает борьбу за территорию или защиту прав на нее. Националисты,

как правило, мечтают о переделе политической карты — или пу-

тем расширения своей этнической территории, или за счет вытес-

нения из нее «чужаков». Территория занимает центральное место в

так называемых примордиалистских теориях нации (от англ.

primordial — изначальный, исконный).

В этих теориях выделяются два подхода, основанных на различной

трактовке природы человека.

• Сторонники природно-биологического подхода считают возмож-

ным приложение социобиологических концепций к пониманию

этнических феноменов. По их мнению, нации сформировались эво-

люционным путем на основе расширенных родственных групп и

представляют собой общности на основе биологического проис-

хождения. Нация, таким образом, основана на глубокой привя-

занности, коренящейся в кровных связях.

• Другой подход, называемый эволкщионно-историческим, был

принят многими немецкими, русскими и советскими антрополо-

гами и этнографами. Он исходит от представления И. Гердера о

народе как об общности, возникающей на основе единства крови

и почвы. Согласно их концепции,

нация формируется из исторической этнокультурной общно-

сти людей, связанных определенной территорией, и является

самоопределяющейся устойчивой общностью, представители

которой объединены общими корнями и верой в совместное

настоящее и будущее. Членов этой этнокультурной общности

объединяют неизменные с незапамятных времен значимые

характеристики (язык, религия, территория, культура, обы-

чаи, образ жизни, менталитет, исторические корни).

Географические и геокосмические факторы определяют этно-

генез и по мнению Л. Н. Гумилева. Он рассматривал этнос как

биосоциальный организм, характеризуемый определенной длительнос-

тью существования, членимой на определенные периоды— молодости,

зрелости, старости. Формирование этноса Гумилев считал продук-

том совокупного действия космических энергий и особенностей

ландшафта (места развития), в котором протекал этногенез [Гу-

милев, 1989]. Однако в жизни наций порой случаются резкие и

непредвиденные изменения, да и воззрения людей о том, что от-

личает их нацию от других, их представления о своих национальных

интересах как немцев, французов или русских модифицируются

со временем.

Примордиалистских взглядов, по сути, придерживались К. Маркс

и В. И. Ленин. В широко известной статье «О праве наций на само-

определение» Ленин, развивая идеи Маркса, расположил призна-

ки нации в следующей последовательности;

• единство территории, на которой живет народ;

• общность хозяйственных связей;

• общий язык;

• общность психологического склада, или специфические осо-

бенности культуры народа.

Духовную общность членов нации Ленин рассматривал лишь в

последнюю очередь. Он считал, что человек от рождения принад-

лежит к определенной нации и о свободном выборе национальной

принадлежности не может идти речи. Ленин полагал «неприемле-

мым определение состава наций вольной записью каждого граж-

данина, независимо от его местожительства, в любой национальный

союз» [Полн. собр. соч., т. XVII, с. 92-95].

Он резко критиковал сторонников культурно-национальных ав-

тономий, отстаивавших право жителей многонациональных госу-

дарств на свободный выбор школы и языка преподавания.

И. В. Сталин, полностью принимая ленинскую концепцию на-

ции, подчеркивал, что социальная общность перестает быть наци-

ей, если не удовлетворяет хотя бы одному критерию ленинского

определения.

Таким образом, сторонники примордиалистских концепций

полагают, что нации обладают измеримыми, осязаемыми характери-

стиками. В самом деле, ведь можно с большей или меньшей точно-

стью оконтурить территорию, на которой проживает этнос, под-

считать долю говорящих на его языке, проанализировать хозяй-

ственные связи и особенности культуры.

Поэтому при формировании СССР однозначное территори-

ально-политическое размежевание между этническими группами

на основе измеримых характеристик превратилось в практическую

задачу. Ленин поддерживал право нации на самоопределение, т.е.

на государственное отделение от чуженациональных территори-

альных общностей, вплоть до образования самостоятельного на-

ционального государства. В то же время Ленин считал, что чем

крупнее страна, тем лучше условия для решения рабочим классом

своих интернационалистских задач, и на практике, по его мне-

нию, вопрос о целесообразности отделения нации от СССР мог

решаться только на высшем уровне руководящей рабочей партии.

Право наций на самоопределение теоретически лежало в осно-

ве государственного устройства СССР: официально предполага-

лось, что народы реализовали это право в рамках социалистичес-

кой федерации, в которой для многих из них создавались государ-

ственные образования. Оставалось только решить, какие этнические

группы имели право на свою республику или автономию, а какие

подлежали ассимиляции или этнической интеграции, например

предполагалось, что субэтнические группы грузин или русских

интегрируются в единые социалистические нации, а затем прове-

сти границы каждого национального образования. В бывшей Рос-

сийской империи при крайне сложном многонациональном со-

ставе населения и смешанном характере проживания многих эт-

нических групп эта задача оказалась неразрешимой. Попытки

провести жесткие границы между автономиями часто приводили к

обострению национальных конфликтов.

В противоположность примордиалистским концепциям сторон-

ники инструменталистских теорий нации понимают их как

современные общности, объединяемые политическими ин-

тересами и значимыми характеристиками, созданными в

недавнем прошлом, а их общие генеалогические и геогра-

фические корни есть мифы, созданные для сближения со-

временных общностей.

К данному типу теорий принадлежит господствовавшая в куль-

турной антропологии до середины!970-х годов выдвинутая амери-

канскими антропологами и социологами теория так называемого

«плавильного котла* (meltingpot theory). Они рассматривали этничес-

кие группы как пережитки доиндустриальной эпохи и считали, что

значение этнических общностей и этнических чувств будет посте-

пенно падать в ходе процессов урбанизации и модернизации, ак-

культурации меньшинств, структурной и языковой ассимиляции.

Согласно взглядам Барта и его последователей, национальное

самосознание складывается в процессе социализации личности и

человек вовсе не рождается с чувством общего с какой-либо груп-

пой этнического происхождения. Основные положения теории эт-

нической идентичности четко сформулировал ведущий российс-

кий этнолог В. А. Тншков:

• этнические общности существуют на основе историко-кулв**

турных различий и являются социальными конструкциями, воз-

никающими и существующими в результате целенаправленных

усилий со стороны людей и создаваемых ими институтов, особен-

но со стороны государства. Суть этих общностей составляет разде-

ляемое людьми представление о принадлежности к общности, или

идентичность, а также возникающая на ее основе солидарность;

• границы общностей, образуемых на основе избранных куль-

турных характеристик, и содержание идентичности подвижны и

изменяются в историке-временном и ситуативном планах;

• создаваемая и основанная на индивидуальном выборе к груп-

повой солидарности природа социально-культурных общностей

определяется их целями и стратегиями, среди которых: организа-

ция ответов на внешние вызовы через групповую солидарность,

общий контроль над ресурсами и политическими институтами,

обеспечение социального комфорта в рамках культурно однород-

ных сообществ [Тишков, 19971-

Состязательная и множественная природа идентичности выст-

раивается в итоге диалога и властных отношений между социальны-

ми группами, между социальной группой и государством и между

государствами.

Между собой конкурируют две формы групповой иден-

тичности: по культуре (прежде всего этнические) и по поли-

тической лояльности (политические), отражающие существо-

вание наиболее мощных форм социальных группировок лю-

дей — этнических общностей и государственных образований.

Элиты в стремлении мобилизовать этническую группу на борьбу

со своими противниками или с центральной государственной вла-

стью используют старые или мобилизуют новые «маркеры» — груп-

повые черты и символы, исторические мифы и социальные представ-

ления, отличающие ее от других, противопоставляющие «нас» («сво-

их») «им», «чужим».

Особенный размах процесс культурной дивергенции приобре-

тает в том случае, если ему на службу поставлена государственная

машина, как это произошло в республиках бывшего СССР. Веду-

щей силой в строительстве новых этнических идентичностей явля-

ются политические элиты, заинтересованные в своей легитима-

ции, сохранении статуса, позволяющего им контролировать эко-

номические и иные ресурсы группы.

Таким образом, именно в процессе национального и государ-

ственного строительства и в результате национальных конфликтов

очень часто формируются новые границы, новые приграничные зоны

и новые отношения между еоседями. Следовательно, исходным пун-

ктом исследований современных границ должно быть изучение воз-

никновения и эволюции территориальных идентичностей.

Границы — это сравнительно недавние социальные кон-

структы, создающиеся сначала в социальных представлени-

ях, а затем уже делимитируемые по карте

Если характер границы зависит от природы государства, то

какие его характеристики наиболее важны? Каковы важнейшие

цели и функции государства? Как характер границы связан с гло-

бальными и международными проблемами? Чтобы ответить на эти

вопросы, как мы уже отмечали, нужно рассматривать границы сразу

на нескольких уровнях— от глобального до локального, хотя до сих

пор уровень государства остается самым важным. Обычно в теории

мировых систем анализируются три уровня (рис. 12а) — глобаль-

ный, государственный (или национальный) и локальный.

Уровни анализа и типы политических границ согласно теории

мировых систем.

Государственные

и административные границы

как единая система

Глобальный уровень. Интернаци-

онализация хозяйственной жиз-

ни и стремительный рост транс-

граничных потоков информа-

ции, товаров, капиталов, энергии, загрязнителей, мигрантов и

туристов, расширение компетенций международных организаций

и рост влияния трансграничных субъектов в разнообразных сферах

деятельности (этнических и социальных движений, неправитель-

ственных организаций) подрывает значение и меняет функции го-

сударственных границ, которые становятся все более «прозрачными».

С этим очевидным фактом согласны все исследователи — различ-

ны лишь объяснения ими этого процесса.

Последователи Валлерстайна и Тейлора и другие теоретики

роста глобальной взаимозависимости фокусируют внимание на объективных экономических факторах — таких, как углубление между-

народного разделения труда, совершенствование коммуникаций и

средств связи. Они интерпретируют результаты этого процесса как

формирование глобальных сетей, в которых возникают отноше-

ния господства и подчинения и укрепляются структуры «центр—

периферия». Сторонники интеграционных теорий, напротив, подчерк

кивают ведущую роль в этом процессе субъективных факторов —

политической воли и политических институтов.

Как известно, глобальные экономические факторы ведут к от-

носительному уменьшению реального суверенитета государств: не-

которые авторы даже полагают, что национальное государство

(nation-state) чуть ли не отмирает. Если в прошлом границы дели-

лись на «выгодные» и «невыгодные», «естественные» и «искусст-

венные», что нередко служило основанием для территориальных

претензий и даже агрессии, то ныне прогресс европейской и севе-

роамериканской интеграции привел к другой крайности — появ^

лению мифа о стирании государственных границ, этих «шрамов ис-

тории». Ведь известен афоризм: всякая попытка разрушить миф —

это способ создать один или несколько новых.

Однако интернационализация общественной жизни никогда не

приведет к «безграничному» миру, или миру без границ. Наобо-

рот, успех этого процесса прямо зависит от того, что мировое про-

странство разделено государственными границами на «отсекио-стра-

ны и во все возрастающей степени —• также районы и города, так

как для движения капитала нужна «разность потенциалов» между

территориальными единицами, в которых действует разное тамо-

женное, фискальное, трудовое, экологическое и иное законода-

тельство и гарантии местных властей.

Иными словами, мировая система нуждается в неравен-

стве, а государственные границы служат для их поддержа-

ния и увековечения. Но сами границы, в свою очередь, не-

мыслимы без легитимации — специфической идентичности

людей, проживающих в их пределах.

Государственные границы — биоэтносоциальный инвариант

общественной жизни [Raffestin, 1993], ибо она невозможна без

границ, своего рода мембран, регулирующих обмен между этни-

ческой и/или государственной территорией и окружающей сре-

дой, без чего этой территории грозит хаос и «энтропия» людских

и материальных ресурсов.

Рисунок мировых экономических связей подвержен быстрым и

частым изменениям, вызываемым технологическими революция-

ми в отдельных сферах деятельности, региональными кризисами,

политическими факторами. Социально- и культурно-географичес-

кие различия, включая различия и эволюцию идентичности, ме-

няются значительно медленнее и остаются важнейшим фактором

инерции, преемственности и стабильности в мировом развитии.

Существует диалектическая взаимосвязь между переменами в мире

и национальной иконографией. Ест баланс между инновациями и

традициями нарушается, то это часто воспринимается как угроза

национальной идентичности и вызывает парадоксальный эффект —

усиление барьерной функции границ, как это произошло, например,

в конце 1970-х годов в шахском Иране. Тем не менее очевидна

тенденция к глобализации и гомогенизации культуры, которая не

признает границ и ускоряет эволюцию идентичностей.

Уровень государства. Выделяется три подхода к анализу соотно-

шения государства и нации, от которых зависит и взгляд на эволю-

цию границ:

• примордиалистский (или «прогрессивистский»), сторонники

которого рассматривают государство как средство и место реали-

зации одного из основных прав человека — права этнической груп-

пы на самоопределение;

• геополитический, основы которого разработаны Гидденсом,

согласно которому государство — это вместилище («контейнер»)

власти и оно стремится в условиях глобализации расширить свое

влияние, чтобы взять под свой контроль воздействующие на него

внешние факторы, а для этого нуждается в укреплении лояльнос-

ти своих граждан;

• неолиберальный, сторонники которого также подчеркивают

узость границ любого государства по сравнению с размахом совре-

менных экономических и иных проблем; в одиночку их неспособ-

на решить ни одна страна. Следовательно, ни одно государство не

может, опираясь только на свои силы, обеспечить удовлетвори-

тельный уровень благосостояния своим гражданам. Более того, что-

бы справляться с вызовами извне (обвалами на мировых рынках,

экологическими катастрофами и т.д.), правительства многих стран

вынуждены прибегать к недемократическим методам управления.

Примордиалистский взгляд на этнос и государство слу-

жит, по сути, основой концепции нации-государства (наци-

онально однородного государства).

Согласно этой точке зрения, морфология и функции государ-

ственных границ сильно зависят от лояльности граждан своему

государству — этнической или политической идентичности насе-

ления с обеих сторон, так как многие страны мира — многонаци-

ональные и многие народы не имеют своей государственности.

Приверженцы геополитического подхода, трактуя проблему гра-

ниц, также первостепенное внимание уделяют идентичности, хотя

и в косвенной форме, акцентируя роль самоидентификации чело-

века с территорией на разных уровнях.

Сторонники неолиберального подхода, напротив, считают, что

политические границы и идентичности подвергаются в наше время

сильной эрозии.

Проблема идентичности неразрывно связана с анализом функ-

ций государства. В XX в. созданный в прошлом столетии идеал на-

ции-государства, объединяющего более или менее однородную

этническую группу с общим языком и культурой, легитимирован-

ного демократическими процедурами выборов, сильно поблек.

Кровавые события во многих регионах мира показали его неосу-

ществимость: этнических групп в мире всегда будет больше, чем

государств, причем очень многие народы исторически делят свою

территорию со своими соседями. Тем не менее, как продемонст-

рировали события последних лет в бывшей Югославии, этот иде-

ал отчасти сохраняет свою привлекательность.

В наше время нация-государство представляет собой по-

литическую территориальную единицу с четкими и признан-

ными международным сообществом границами, в пределах

которых население обладает определенной политической

идентичностью, сформированной, как правило, национа-

листически настроенными.политическими элитами.

По выражению Харви, национализм представляет собой осо-

бый тип территориальной самоидентификации человека и терри-

ториальную форму идеологии. Цель национализма— создать этни-

ческую идентичность, элементом которой являются определенные

географические границы. Неразрывная классическая триада поли-

тической географии «нация — территория — государство» возник-

ла в Европе в'начале XIX в.

Классический пример создания национального государства

«сверху» на основе общегосударственной (политической) идентич-

ности — история современной Франции. Эта страна превратилась в

мощную европейскую державу только тогда, когда большинство ее

населения, независимо от этнического происхождения — бретон-

цы, эльзасцы, окситанцы, каталонцы, баски, фламандцы и др. —

начали осознавать себя французами. Это произошло на удивление

недавно — лишь в 1870-х годах, когда:

• территория страны была окончательно «скреплена» прочны-

ми рыночными связями благодаря густой сети железных и других

дорог («железнодорожный империализм»);

• появившиеся популярные ежедневные газеты представили пуб-

лике образ единого французского народа;

• была создана система вторичной социализации человека че-

рез введение всеобщей воинской повинности и единую систему

обязательного начального, а затем и среднего образования с об-

щими для всех программами и преподаванием на нормативном

французском языке (за разговоры в школе, например, на бретон-

ском учеников наказывали);

• централизованные административная и церковная системы

внедрили, выражаясь современным языком, ротацию кадров по

всей стране, и выходца из Парижа могли назначить на админист-

ративный пост в Бретани, и наоборот.

Как показывает пример Франции, использование общего язы-

ка— одно из важнейших условий формирования политической и/или

этнической идентичности. Способствуя ее созданию, государство

вырабатывает свою иконографию — систему символов, образов,

национальных праздников, регулярных парадов, фестивалей, пуб-

личных церемоний, манифестаций и традиций — всего того, что

может помочь сцементировать национальную солидарность и ак-

центировать различия между населением по обе стороны государ-

ственной границы.

Иконография также включает систему национальных стереоти-

пов, через призму которых воспринимается отечественная история,

территория и место страны в мире, ее «естественные» союзники и

враги и благодаря которым создается геополитическая доктрина стра-

ны. Английский антрополог Б. Андерсон метко сказал, что

национализм нацелен внутрь, чтобы объединить нацию, и

вовне, чтобы отделить нацию и ее территорию от соседних

народов [Anderson, 1983].

Национальные стереотипы обязательно включают образы про-

странства: районы, входящие в государственную территорию в

национальном сознании, получают своего рода коды, а многие из

них становятся национальными символами, как Косово для Сер-

бии и отчасти Севастополь — для России.

Социологические опросы показали, что во всех социальных группах

больше двух третей россиян считают, что Севастополь должен быть рос-

сийским городом (к счастью, по данным других опросов, до 85% рес-

пондентов убеждены, что Россия не должна и не может вернуть террито-

рии, населенные русскоязычным населением, путем использования силы

или принуждения). Тем не менее «ментальная» территория россиян еще

включает Севастополь. Грузинское общественное мнение явно не согла-

сится в обозримом будущем не считать Абхазию неотъемлемой частью

Грузии. Примерно то же происходило во Франиии. французский электо-

рат всегда полагал Эльзас и Лотарингию частью Франции. Однако он

отказался в 1950-х годах рассматривать как французскую территорию Ал-

жира, что облегчило правительству генерала Шарля де Голля заключе-

ние соглашений в Эвиане, по которым эта страна обрела независимость.

Иногда стереотипные представления о территории развивают-

ся в «территориальную идеологию», оправдывающую территориаль-

ные притязания к соседям и необходимость в дополнительном «жиз-

ненном пространстве» (концепции «Великой Сербии» и «Великой

Албании», «Великого Сомали» и «Великой Венгрии* и т.д.). Нега-

тивные национальные стереотипы укореняются особенно успеш-

но, если национальные элиты ощущают угрозу территориальной

целостности и культуре своего этноса, и эти представления ста-

новятся ключевыми элементами территориальной идентичности.

Этническая и политическая идентичность порой играет гораздо

большую роль в создании стабильного государства, чем общность

расы, языка, религии. Знаменитая максима, приписываемая ита-

льянскому государственному деятелю д'Аджелио, — «Мы создали

Италию, теперь мы должны создать итальянцев» — сохраняет свою

значимость для политических элит многих новых независимых го-

сударств. Без политической идентичности государство превраща-

ется в мозаику различных этнокультурных регионов.

Хотя этническая идентичность по-прежнему занимает централь-

ное место в территориальной самоидентификации человека, ее роль

постепенно падает. До сих пор иногда считают, что каждый граж-

данин должен иметь единственную этническую идентичность и жить

в своем национальном государстве. Однако становится все более

ясно, что многие, если не большинство из нас, идентифицируют

себя сразу со многими территориальными и/или этническими об-

щностями. Систему территориальных идентичностей можно пред-

ставить в виде матрешки. Так, Б ВОСТОЧНОЙ Украине специалисты

насчитывают до шести уровней этнической и территориальной

идентичности (советскую, русскую, украинскую и несколько ре-

гиональных).

Поскольку национальные, этнические, региональные и локаль-

ные идентичности часто накладываются друг на друга, а многие

находятся в спящем состоянии, различные субъекты политичес-

кой деятельности (центральные и местные органы власти, партии,

лидеры) соревнуются в привлечении как можно большего числа

сторонников, стараясь активизировать существующие или «разбу-

дить» «спящие» идентичности.

Соотношение между различными этническими и терри-

ториальными идентичностями и их уровнями подвержены в

наше время быстрым изменениям, что неминуемо ослабляет

стабильность мировой системы политических границ.

Согласно структуралистской теории Э. Гидденса, функции го-

сударства ныне значительно усложнились. Оно стало связующим

звеном между интегрирующейся мировой экономикой и местом,

где протекает повседневная жизнь человека, где он живет и рабо-

тает, своеобразным буфером, смягчающим удары мировой эконо-

мической стихии по занятости и благополучию конкретных посе-

лений.Однако государство-контейнер все больше дает утечку, под-

вергаясь давлению сразу и «сверху*, и «снизу». Давление «сверху»

носит преимущественно экономический характер и связано с

уменьшением возможности государства влиять на деятельность

транснациональных корпораций, финансовые и другие условия

функционирования своей экономики, формирующиеся на глобаль-

ном и макрорегиональном уровнях. Давление «снизу», с уровня

районов, городов и других поселений вызвано главным образом

растущей активностью этнических и региональных движений, раз-

вивающих идентичности, конкурирующие с официальной госу-

дарственной. Национальное государство, таким образом, — теперь

лишь один из пяти уровней мировой системы, хотя по-прежнему

наиболее существенный (рис. 126).

Ныне есть еще два других, промежуточных уровня, на которых

действуют факторы, все заметнее влияющие на функции полити-

ческих границ и ситуацию в приграничных зонах, хотя и в разной

степени в различных частях мира, — макрорегионов (состоящих из

групп стран и их частей) и районов (внутри стран).

Глобальная экономика зависит от существования не только

государственных границ. Процессы глобализации создают новые

идентичности. Наиболее известная из них складывается в Запад-

ной Европе, где экономическая интеграция развивается наиболее

успешно. При этом усиление наднациональных институтов ЕС и

создание макрорегиоиальной общеевропейской идентичности идет

параллельно с созданием «Европы регионов».

Этот процесс выражается в широкой децентрализации и ре-

гионализации во всех странах—членах ЕС, опирающихся на старые

региональные этнические и региональные идентичности. Они связа-

ны не столько с нынешними административными единицами, сколь-

ко с давно упраздненными историческими провинциями, границы

которых сформировались в докапиталистическом прошлом. Транс-

граничные регионы, как, например, знаменитый Regio Basilensis (Ба-

зельский регион), привлекают особое внимание ответственных лиц

ЕС и наделяются специальными полномочиями. Пользуясь ими, вла-

сти трансграничных регионов, располагающих собственными бюд-

жетами, превращаются в самостоятельных субъектов политической

деятельности. Эта тенденция еще более ослабляет роль государствен-

ных границ, часть функций которых переходит к границам макроре-

гиональным (всего ЕС), другая часть — региональным, что способ-

ствует трансформации всей системы мировых границ.

Уровень макрорегионов: пример Европы. Содержание наиболее

значительной макрорегиональной идентичности — западноевропей-

ской — уже давно занимает теоретиков, в том числе и географов.

Хотя европейская идентичность пока еще относительно слаба и ее

содержание, как свидетельствуют социологические данные журнала

«Евробарометр», меняется от страны к стране, общеевропейская ико-

нография активно внедряется в странах Европейского Союза. Пристав-

ка «евро-» стала уже привычной для жителей стран ЕС: так называ-

ется действующая с 1 января 1999 г. единая валюта; скоростной по-

езд «Евростар» затри часа доставляет пассажиров через тоннель под

Ла Маншем из Лондона в Париж, где они имеют возможность схо-

дить в единственный в Европе парк развлечений «Евродиснейленд»;

в Брюсселе они могут посмотреть точные макеты знаменитых памят-

ников архитектуры из всех стран ЕС в «Евродеревне»; повсюду рас-

пространяется общеевропейская газета «European» и т.д.

Ни у кого не вызывает сомнений, где проходят западные гра-

ницы «Европы», с восточными же и отчасти с южными дело об-

стоит гораздо хуже. Какие страны имеют достаточный набор ха-

рактеристик, чтобы претендовать на истинную «европейскость»,

а какие — нет? На практике она определялась в 1990-е годы перспек-

тивами членства бывших социалистических стран в ЕС и НА ТО.

Не случайно почти все недавно обретшие независимость госу-

дарства пытаются доказать свою принадлежность к Европе, пере-

сматривая историю, ссылаясь на политиков, писателей, деятелей

культуры прошлого — словом, используя все возможные аргумен-

ты. Так, некоторые украинские идеологи убеждены, что Украина —

неотъемлемая часть Центральной Европы. Первый президент неза-

висимой Украинской Республики в 1918 г., академик АН СССР

М. Грушевский писал, что «украинский народ принадлежит к запад-

ноевропейскому культурному кругу не только благодаря историчес-

ким связям, но уже в силу самого украинского национального ха-

рактера» [цит. по: Украинская государственность..., 1996, с. 156].

По мнению некоторых львовско-киевских идеологов, чтобы стать ис-

тинно европейским государством, Украине надо скорее размежеваться с

восточным соседом: они считают, что у Украины с Россией нет ни общих

корней, ни общих интересов. Более того, только украинцы — древний и

истинно славянский и, стало быть, европейский народ, а русские, позд-

няя помесь славянских племен с финно-угорскими и особенно тюрко-

монгольскими элементами, насильственно навязали украинцам свою ази-

атскую отсталость Такого рода аргументы типичны и для дискуссий в

других странах Центральной и Восточной Европы (Миллер, 1997J.

Три страны (Польша, Чешская Республика и Венгрия) в 1997 г.,

несмотря на бурные протесты России, были приняты в НАТО. Еще

многие, в том числе Болгария и страны Балтии, выстроились в

длинную очередь. Объявлены первоочередные кандидаты на вступ-

ление в ЕС: это те же Польша, Чешская Республика, Венгрия, а

также Словакия и Эстония. Если они действительно в скором вре-

мени будут приняты в ЕС, то должны будут подчиниться строгим

мерам контроля над нелегальной миграцией, существующим в стра-

нах, подписавших Шенгенское соглашение, принять ограничения

на внешнюю торговлю с третьими странами и т.д. Польша и Чеш-

ская республика уже ввели визовой режим для граждан России, в

скором времени это собирается сделать Венгрия.

Другими словами, на восточных рубежах новых членов ЕС мо-

гут возникнуть новые барьеры, их границы станут значительно менее

прозрачными, а раскол Европы как минимум на два макрорегиона мо-

жет быть закреплен, хотя границы между ними смещаются на во-

сток. При этом будут складываться драматические коллизии. Так,

если к ЕС присоединится Румыния, то она будет вынуждена за-

крыть свою границу с Молдовой, что плохо согласуется с концеп-

цией единой румынской нации, проповедуемой и в Бухаресте, и в

Кишиневе (молдавские школьники изучают ныне историю и гео-

графию всей Румынии, а не только своей страны).

Доступная и понятная каждому теория Хантингтона объясняет

существование в мире устойчивых геополитических разломов, со-

впадающих с границами между цивилизациями — самыми круп-

ными геокультурными таксонами. Вслед за Хантингтоном, Й. Гал-

туиг выделил семь специфичных в религиозно-культурном отно-

шении макрорегионов и выдвинул гипотезу о том, что основные

потоки товаров и услуг, рабочей силы и капиталов перемещаются

внутри этих крупных ареалов и не пересекают их границ, служа-

щих основными культурными «водоразделами» современного мира

[Gaftung, 1994]. Широкая дискуссия как в отечественной, так и в

зарубежной печати уже достаточно ясно показала, что концепция

Хантингтона слишком упрощенно трактует реалии современного

мира и не соответствует действительности. Более того, она поли-

тически опасна, ибо оправдывает возрождение старой геополити-

ки силы 1920-1930-х годов, ведет к абсолютизации и увековече-

нию ныне существующих и исторически преходящих культурных

и политических рубежей. Тем не менее трудно отрицать, что

существуют государственные границы, совпадающие с кон-

трастными этническими, культурными и лингвистическими

рубежами, и что они выделяются сильными барьерными функ-

циями и конфликтностью, часто являются фронтальными.

Так, особой конфликтностью отличаются границы между право-

славными и мусульманскими районами (например, в Боснии и других

районах бывшей Югославии, на Кипре, Кавказе). Трудно также от-

рицать историческую роль, которую сыграла граница между восточ-

ным и западным христианством в Европе, хотя нельзя превращать

ее в новый геополитический водораздел, не менее герметичный,

чем пресловутый «железный занавес» в годы «холодной войны».

Американский политолог К. Боулдикгеще в 1962 г. выделил осо-

бый вид границ между макрорегионами — критические границы.

Они складываются в тех случаях, когда крупные державы стремят-

ся защитить свои действительные или мнимые интересы за пределами

своей государственной территории

Концепция Боулдинга связана с понятиями сферы влияния и

сферы жизненных интересов. Так, до распада СССР и системы его

сателлитов, во Франции было принято считать, что ее восточная

стратегическая граница не совпадает с государственной (по Рей-

ну) и проходит по границе между ГДР и ФРГ, т.е. по Эльбе.

Каждая держава имеет за рубежом свой радиус действия, не-

гласно более или менее признанный международным сообществом,

ограничивающий район ее особой чувствительности, в котором

она не терпит определенных акций других государств. Доктрина

Монро, превратившая всю Латинскую Америку в «задний двор»

США, или так называемая доктрина Брежнева — примеры кон-

цепций, обосновывавших критические границы в недавнем про-

шлом. Кубинский ракетный кризис 1962 г., едва не вызвавший

Третью мировую войну, или военное вмешательство СССР в Аф-

ганистане в конце 1979 г. служили неотразимыми доказательства-

ми действенности этих доктрин.

Крайне болезненная реакция Москвы на расширение НАТО

на восток показывает, что особая чувствительность в пределах ста-

рых критических границ еще существует, даже если эти боли —

фантомные (подобные болям, которые человек может испытывать

от уже ампутированной ноги). В России исторически сильна психо-

логия «окруженной крепости*- — опасения быть со всех сторон

опоясанной враждебными или недружественными государствами,

получить небезопасные в военно-стратегическом отношении фрон-

тальные границы.

Один из самых неблагоприятных сценариев для Москвы —

формирование непосредственно за ее западными границами так

называемого Балто-Понтийского пояса от Балтийского до Черного

моря, отделяющего ее от Европы. Возможность такого развития

ситуации явно просматривалась в 1996-1999 гг. Но многое, если

не главное, зависит здесь от самой России.

Уровень районов. Государственная идентичность подвергается

эрозии из-за действия многочисленных факторов и внутри госу-

дарственных границ. Совершенно очевидно, что

концепция национального государства, разработанная в специ-

фических условиях Западной Европы XIX в. и подразумеваю-

щая создание единственной однородной нации, объединяе-

мой общностью языка и культуры, экономическими связями

и правовой системой, действующей в рамках четких и безопас-

ных границ, не может быть применена к большинству стран мира,

поскольку они являются многонациональными и поликультурны-

ми и в них отсутствуют социальные и культурные предпосылки

слияния различных их специфических частей в стабильное унитарное государство.

Во многих случаях государственная идентичность не тождествен-

на этнической, как, например, в Квебеке (Канада): ее более пра-

вильно называть политической идентичностью. Во многих странах

эта идентичность слаба, если и вообще существует, что прямо свя-

зано с целостностью их территории и нерушимостью границ, Эт-

ническая идентичность не всегда связана с политической, навя-

занной в ряде стран Азии и Африки сверху колониальными влас-

тями. Множество попыток создать политическую идентичность в

многонациональных государствах провалились или были останов-

лены на определенном этапе новыми тенденциями в экономичес-

ком и культурном развитии, как, например, в бывших Югосла-

вии, Чехословакии, Советском Союзе, Бельгии, где этнические

идентичности стали значительно сильнее политической,

Многие территориальные претензии и проблемы спорных границ

обосновываются правом наций на самоопределение, рассматривае-

мом как один из важнейших либеральных идеалов и прав человека.

Требования самоопределения и ревизии границ опираются на при-

чудливые комбинации социальных представлений, основывающих-

ся на уже существовавших до создания наций этнолингвистичес-

ких разломах и экономических и политических интересах элит,

стремящихся манипулировать идентичностями.

Из этого вытекает простая политическая формула:

если нет стабильной политической идентичности, нет и ус-

тойчивых границ, стабильной государственной территории,

нет стабильного государства в целом.

Действительность десятков стран Третьего мира подтверждает

ее справедливость. Во многих странах хрупкая политическая иден-

тичность не выдерживает конкуренции с конфликтными этничес-

кими идентичностями.

Одно из бесчисленных свидетельств отсутствия «вечных» идентично-

стей даже в стабильных и высокоразвитых странах — недавние успехи на

выборах Лиги Севера в северных областях Италии, ставившей вопрос об

отделении от итальянского государства новой страны Падании. В самом

деле, задавали своим избирателям вопрос руководители Лиги, почему

жители более богатой Северной Италии должны субсидировать из своего

кармана относительно отсталый Юг — только потому, что они и их юж-

ные соотечественники называют себя итальянцами? Если так, то почему

все итальянцы должны жить в одном государстве? В сентябре 2000 г. пра-

вительство самой крупной и самой богатой области Ломбардия выступило с инициативой проведения весной 2001 г. регионального референдума.

Предполагалось, что жители области дадут ее властям добро на проведе-

ние переговоров с центральным правительством о резком расширении

полномочий, что может вызвать превращение Италии из формально уни-

тарного государства в рыхлую федерацию.

Местный (локальный) уровень. Создание политической и этни-

ческой идентичности нельзя представлять исключительно как про-

цесс, полностью регулируемый политическими элитами, полага-

ющими, что они действуют в интересах всего населения, и на-

правленный «сверху вниз». Этот процесс — двусторонний, и

местные территориальные коллективы играют значительную роль

в формировании и консолидации государства [Sahlins, 1989J.

Жители долины Чердания — каталонцы, живущие по обе стороны фран-

ко-испанской границы, в течение долгого времени изобретательно мани-

пулировали гражданством в своих собственных интересах, сохраняя свою

каталонскую и местную идентичность. Они не считали себя ни француза-

ми, ни испанцами и оставались враждебными, как это часто бывает в сель-

ской местности, ко всем чужакам, в том числе назначенным администра-

циями обеих стран чиновникам. Так, во время Первой мировой войны мно-

гие мужчины призывного возраста стали «испанцами*, чтобы избежать

мобилизации. Восприятие границы этнически однородным населением по

обе ее стороны значительно менялось со временем. Черданские крестьяне

успешно «играли» на различиях между двумя понятиями суверенитета —

юридическим и территориальным. В настоящее время все большую роль иг-

рает растущая автономия и экономическое влияние Каталонии, в которой

у власти находится умеренно националистическое правительство.

Таким образом, политическая (национальная, или госу-

дарственная) идентичность остается чрезвычайно важным

элементом жизнеспособности государства и центральным

звеном в иерархии территориальных идентичностей челове-

ка, но вовсе не единственным, а часто даже не главным.

Исторически ее возникновению предшествовала локальная

и региональная идентичность.

Державне будівництво і місцеве самоврядування у системі суспільних та юридичних наук

Особливістю науки державного будівництва і місцевого самоврядування є те, що вона має комплексний, міжгалузевий характер. Систему органів публічної влади вивчає ціла низка суспільних наук – історія держави і права, теорія держави і права, політологія, наука конституційного права, наука адміністративного права та ін. Однак, для всіх цих наук вивчення системи органів публічної влади не є єдиним об’єктом дослідження; вони розглядають ці органи, досліджуючи лише певний зріз суспільних відносин стосовно свого предмету, тобто фрагментарно. Так, філософія вивчає державу в контексті дослідження загальних закономірностей фізичного, соціального і духовного світу, буття і мислення і т.д. Загальна історія вивчає держави в їх конкретно-історичних проявах і значеннях, перш за все як особливі історичні явища, як історичні факти, об’єктивний емпіричний матеріал і змістовну характеристику соціальної історії даного народу на певному етапі його життя. Наука ж державного будівництва вивчає організацію та діяльність органів публічної влади як свій основний об’єкт з політичних, економічних, правових, організаційних, соціологічних сторін в їх єдності, що є надзвичайно корисним для практичних працівників.

Сфера державного будівництва і місцевого самоврядування має тісні зв’язки з багатьма суспільними науками. Зокрема, наука державного управління озброює науки державного будівництва знанням принципів організації державного управління, теоретичними розробками питань прийняття управлінських рішень, проблем прогнозування, планування, координації, контролю, що є загальними методами роботи органів публічної влади. Зв’язки накуи державного будівництва із соціологією виявляються як на теоретико-методологічному рівні (соціологія організацій, соціологія праці, інші численні галузеві та спеціальні соціологічні теорії), так і на рівні емпірічних досліджень (соціометрія). Соціометричні методи дослідження є важливим інструментом одержання достовірної інформації про роботу органів публічної влади, допомагають досліджувати реальне представництво соціальних шарів і груп населення у цих органах. Соціальна психологія допомагає досліджувати мотивацію поведінки різних груп посадових осіб, простежити їхній зв’язок із населенням.

Не менш істотні зв’язки поєднують науку державного будівництва і місцевого самоврядування з юридичними науками. Зокрема, історія держави і права дає можливість розглядати існуючу систему органів державної влади у загальному контексті еволюції державно-правових явищ, а теорія держави і права розкриває основні закономірності виникнення, розвитку у функціонування держави та органів місцевого самоврядування, виявляє сутнісні ознаки органів публічної влади та форми їх діяльності. Однак найбільш тісно наука державного будівництва пов’язана з галузевими науками, у першу чергу – з конституційним, адміністративним та фінансовим правом.

Наука конституційного права вивчає конституційно-правові норми, що закріплюють систему, організацію і форми діяльності органів публічної влади, їхню компетенцію, і таким чином слугують правовим фундаментом для науки державного будівництва, яка, у свою чергу, поглиблено вивчає саме організацію роботи, звертаючи особливу увагу на практику діяльності органів публічної влади. Наука адміністративного права має справу з правовими нормами, що визначають організацію і форми діяльності виконавчих органів, статус і функції керівників і співробітників апарату в органах публічної влади, і таким чином надає науці державного будівництва знання щодо оптимального внормування управлінських відносин. Наука фінансового права вивчає регламентацію порядку підго­товки і прийняття бюджетів, бюджетну та податкову системи, а науку державного будівництва ці питання цікавлять в аспекті дослідження матеріально-фінансової основи організації й діяльності органів публічної влади.

Наука державного будівництва та місцевого самоврядування використовує знання інших наук не прямо і безпосередньо, а лише у заломленні під специфічним понятійно-правовим кутом зору свого предмета і методів, перетворюючи їх у свої складові частини. Таким чином, розвиток міждисциплінарних зв’язків державного будівництва з іншими науками на сучасному рівні – це не просте запозичення у суміжних наук готових знань і їх безпосереднє використання у своїх дослідженнях, а творчий процес удосконалення і поглиблення специфічного юридичного знання про організацію роботи органів публічної влади з урахуванням пізнавального досвіду і досягнень інших наук.

Наука державного будівництва має свої функції, які визначаються, насамперед, її предметом. Як слушно зауважує з цього приводу Ю.М.Тодика, у функціях науки розкриваються її сутність, призначення, роль для правотворчого і правозастосовчого процесів, підвищення політико-правової культури населення, фахівців-юристів, для навчального процесу. Серед функцій науки державного будівництва і місцевого самоврядування на сьогодні можна виділити наступні:

1. Гносеологічна – пізнання процесів організації та діяльності органів публічної влади.

2. Евристична – відкриття загальних закономірностей розвитку системи органів публічної влади, обґрунтування оптимальних моделей їхньої організації й діяльності.

3. Прикладна – надання необхідних знань практичним працівникам для їх застосування у повсякденній діяльності, при реалізації посадовими особами своїх повноважень, для оптимальної організації праці.

4. Прогностична – виявлення перспектив розвитку системи органів публічної влади, висунення прогнозів про наступні зміни елементів організації їхньої діяльності (функцій, компетенції, форм і методів роботи тощо).

5. Виховна – прищеплення демократичних принципів розвитку, поваги до закону.

Державне будівництво і місцеве самоврядування – наука відносно молода, але її значення для успішного втілення в життя декларованих Конституцією принципів суверенної, демократичної, правової, соціальної держави постійно збільшується. Вона інтенсивно розвивається, і можна з певністю сказати, що в Україні на сьогодні формується власна наукова школа державного будівництва та місцевого самоврядування.

2)

Державна територія - це частина земної кулі, що належить певній державі на законних підставах, у межах якої вона здійснює суверенітет. З одного боку, державна територія виступає як об'єкт права власності, а з іншого боку - вона визначає просторову межу державної влади.

Державна територія є матеріальною базою існування відповідної держави і на неї поширюється її територіальне верховенство. Правовий режим таких територій визначається насамперед національним законодавством кожної держави, а також двосторонніми чи багатосторонніми угодами (договірне проходження державного кордону, визначення прикордонного режиму і т.д.).

У Конституції України закріплено, що земля, її надра, атмосферне повітря, водні й інші природні ресурси, що знаходяться в межах території України, природні ресурси її континентального шельфу, виняткової (морської) економічної зони є об'єктами права власності Українського народу (ст. 13 Конституції 1996 р.). Отже, передбачене право народу на володіння, користування і розпорядження як самою територією, так і всіма її природними ресурсами і багатствами без шкоди для будь-яких зобов'язань, що випливають з міжнародного співробітництва держав. Як об'єкт права власності державна територія може бути предметом цивільно-правових угод: купівлі-продажу, міни, дарування, оренди тощо.

У межах державної території держава здійснює своє територіальне верховенство і національну юрисдикцію.

Територіальне верховенство держави прямо зв'язане з державним суверенітетом і виступає в якості одного з його складових елементів. Недарма стаття 2 Конституції України проголошує, що суверенітет України поширюється на всю її територію. У міжнародному праві, відповідно до визначення Міжнародного суду, територіальне верховенство розуміється як територіальний суверенітет.

Територіальний суверенітет можна визначити як право держави здійснювати виняткову юрисдикцію стосовно всіх осіб і предметів на своїй території. Отже, правовий режим усіх суб'єктів і об'єктів, що знаходяться на території держави, визначається і регулюється винятково її законами, і держава вправі не допускати на своїй території діяльності будь-якої іншої держави або організації.

Територіальний суверенітет - це складне і комплексне поняття, що виявляється у виді територіального верховенства народу і держави та передбачає:

- право народу на самовизначення;

- територіальні зміни статусу державної території або її частини як у бік збільшення, так і у бік зменшення, зміна державних кордонів повинна здійснюватися відповідно до прямого волевиявлення народу, згоди держави і міжнародного права без втручання ззовні, погрози силою або її застосування, з обов'язковим наступним затвердженням цих змін вищим законодавчим органом держави. Територіальні спори повинні вирішуватися винятково мирними способами шляхом переговорів;

- право держави на прийняття законів і правил, що регулюють режим державної території й окремих її складових частин, питання громадянства, місця проживання, переміщення, в'їзду і виїзду з країни і т.д.;

- виняткову й абсолютну владу держави в межах державної території, що виключає владу будь-якої іншої держави, якщо інше не встановлено спеціальною міжнародною угодою;

- невтручання у внутрішні справи держави з боку інших держав, міжнародних організацій, іноземних фізичних і юридичних осіб;

- визнання недоторканності державної території, що виключає будь-які дії інших держав проти територіальної цілісності, політичної незалежності або єдності будь-якої держави, застосування сили або погрози силою, а також будь-яку воєнну окупацію в порушення міжнародного права;

- наявність невід'ємного права держави всіма наявними законними способами захищати недоторканність своєї території і державних кордонів, політичну незалежність і цілісність своєї держави, а також життя, майно, честь і гідність громадян, майнові та інші немайнові права фізичних і юридичних осіб;

- право держави на застосування всіх законних способів владного примусу для дотримання законів і правил як до власних фізичних і юридичних осіб, так і до іноземців, що знаходяться на її території, якщо інше не встановлено чинними міжнародними угодами. Отже, влада даної держави є вищою владою стосовно всіх фізичних і юридичних осіб, що знаходяться в межах її території;

- виключне право територіального суверена на надання дозволу із використання державної території та її природних ресурсів іноземними фізичними і юридичними особами і здійснення безпосереднього контролю за цим. Тобто ніхто не вправі насильно позбавляти державу в належній їй території відповідних природних ресурсів і змінювати державні кордони. Земля і державні надра не можуть використовуватися іншими державами або їхніми представниками в промислових цілях без згоди територіального суверена.

Загалом державі належить виключне право володіння, користування і розпорядження відповідною територією і ресурсами, що знаходились на ній.

Згідно з принципом верховенства права держава є незалежною у здійсненні на своїй території законодавчої, виконавчої та судової влади. Вона самостійно визначає свій адміністративно-територіальний устрій та порядок утворення національно-адміністративних одиниць. На підставі територіального верховенства держава може встановити відповідний правопорядок, що дає змогу використовувати у своїх інтересах як саму територію, так і її матеріальні компоненти. Однак кожна держава може безперешкодно використовувати свою територію доти, поки не порушує прав інших суб'єктів міжнародного права і не завдає їм шкоди.

Межі дії територіального верховенства кожної держави обмежуються її державними кордонами. Правда, у ряді випадків держави вправі здійснювати свою юрисдикцію стосовно осіб і дій, вчинених за межами своєї території.

Сучасне міжнародне право забороняє зловживання територіальним верховенством. У якості таких зловживань розцінюються: підготовка і засилання збройних формувань на територію іншої держави; перенос морського, річкового і повітряного забруднення на територію іншої держави; пропаганда війни і расизму, розпал ненависті до народів сусідніх держав; неприйняття заходів для припинення злочинів, наслідки яких поширюються або можуть поширюватися на територію іншої держави, та ін.

Державну територію утворює: сухопутна територія (уся суша, розташована в межах кордонів даної держави, острови, квазі-державна територія); водна територія (усі водойми, розташовані на сухопутній території і частині вод морів і океанів, що примикають до берегів - територіальне море, внутрішні води, морські води, у тому числі води держав-архіпелагів; води портів, води заток), повітряна територія (весь повітряний простір заввишки 100-110 км, розташований над сухопутною і водною поверхнями); надра (простори під сухопутною і водною територіями, що простягаються до глибин, технічно доступних геологічному вивченню й освоєнню).

Острівні території або анклави характеризують окреме розташування частин сухопутної території. Острів, відповідно до Конвенції ООН з морського права 1982 р. - це природно утворений простір суші, оточений водою, що знаходиться вище рівня води під час приливу (ч. 1 статті 121). За законодавством України острови, що належать Україні (зокрема, острів Зміїний, розташований у Чорному морі), мають територіальні води, економічну зону і континентальний шельф.

Анклав - частина території однієї держави, оточена зі всіх боків сухопутною територією іншої держави і яка не має морського берега. Анклав складає невід'ємну частину території тієї держави, якій належить. Відомі анклави: на території Швейцарії розташовані анклави Бюзінген (ФРН) і Кампіоне-д'Італія (Італія), на території Нідерландів - Барле-Нассау, Барле-Хорті (Бельгія).

Якщо частина території однієї держави відрізана частково сухопутною територією і частково морською територією іншої держави, вона розглядається в якості напіванклава, оскільки є морський берег, до якого можливий доступ із боку моря (наприклад, Калінінград і Калінінградська область Росії, що мають вихід до Балтійського моря; іспанські території Сеута і Мелілья, оточені територією Марокко, але які мають вихід до Середземного моря).

Умовною державною (квазі-державною) територією прийнято вважати морські, повітряні, космічні кораблі, що знаходяться поза межами державної території у відкритому морі і повітряному просторі та несуть прапор або знак якоїсь держави, трубопроводи, інші спорудження й устаткування (бурові установки, кабелі, штучні острови і т.п.), а також дипломатичні представництва держави за кордоном, космічні об'єкти. Така територія деякими авторами іноді іменується "плавучою", "літаючою", "космічною" та іншими територіями.

У міжнародному праві розрізняють демілітаризовані і нейтралізовані території. Демілітаризована територія - це така частина державної території, у відношенні якої дана держава прийняла міжнародне зобов'язання скоротити або не мати в її межах військових укріплень і споруд, визначених видів озброєнь і збройних сил. Такі території створюються на основі міжнародних угод (договорів) між заінтересованими державами з метою забезпечення взаємної міжнародної безпеки.

Цілком демілітаризовані на підставі міжнародних угод Місяць та інші небесні тіла; заходи для часткової демілітаризації Суецького каналу були передбачені Константинопольською конвенцією 1888 року; у Кореї в зв'язку з укладанням перемир'я в 1953 році була утворена демілітаризована зона вздовж 38-ї паралелі, що розділяє КНДР і Південну Корею.

Демілітаризація території нерідко супроводжується її нейтралізацією. Нейтралізована територія - поняття більш широке, що передбачає встановлення міжнародними угодами такого статусу території, при якому забороняється її використання в якості театру воєнних дій або в якості бази для ведення воєнних дій в інших районах світу.

Нейтралізація частини державної території не накладає на державу зобов'язання бути нейтральною у процесі ведення воєнних дій, але при цьому з театру воєнних дій повинна бути виключена нейтральна територія. Прикладом такої території є Магелланова протока, що за договором між Аргентиною і Чилі від 1881 року оголошена "нейтралізованою назавжди". Договором між США і Панамою 1997 року Панамський канал оголошений "постійно нейтральним". Нейтралізація Антарктики випливає з Вашингтонського договору 1959 року, де закріплено, що Антарктика використовується винятково в мирних цілях і в її межах забороняються будь-які заходи воєнного характеру.

Особливою формою нейтралізації є оголошення постійного нейтралітету держави — договірного (гарантованого) чи декларативного (негарантованого). Від постійного нейтралітету слід відрізняти нейтралітет у період ведення воєнних дій, при якому держава, що не воює, заявляє про свою неучасть у воєнному конфлікті на стороні будь-якої з воюючих держав.

4)

2.3. Государственные границы как часть

мировой системы границ

Резкие культурные границы между территориально-политичес-

кими системами де-факто могут совпадать с современными госу-

дарственными границами и границами между экономическими и

военно-политическими блоками, критическими границами (меж-

ду территориально-политическими системами де-юре), а могут и

не совпадать, рассекая территорию некоторых стран.

Новые политические границы на всех иерархических уров-

нях почти никогда не возникают на чистом месте и крайне

редко «секут» старые. Чаще всего культурные границы пре-

образуются в границы «де-юре».

В свою очередь, «разжалованные* границы де-юре (т.е. офици-

ально закрепленные границы между юрисдикциями, разделяющие

политические блоки, отдельные государства, их районы и про-

винции) не исчезают совсем. Обычно они прекрасно выражены в

культурном и политическом ландшафте, а иногда даже визуально

Дата добавления: 2015-10-21