Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Николай Берг Ночная смена. Крепость живых 19 страница



 

— Как у него?

 

Подтверждает, что и у мальца показатели пульс — дыхание нормализуются.

 

Раз так, то пока мне тут делать нечего. Прошу лопоухого провести меня к заграждению.

 

Не успеваем выйти из ворот, как навстречу идут Николаич со Званцевым, оба местных майора и те двое, с Дворцового моста. Замыкает шествие седой сапер. Лицо у него странное: вроде бы и удовлетворен делом, а вроде что-то и ест его в душе.

 

— Ну как?

 

— Забор поставлен, сейчас уже утихомирились.

 

— Не нравится мне этот забор. Ненадежен и нефункционален. Эрзац!

 

Теперь понятно, чем сапер недоволен.

 

— Пару дней постоит.

 

— Почистим набережную, растащим машины — усилим. Стройматериалы разгрузили. Так что справимся.

 

— Если не потеплеет. Покойники на солнышке пошустрее будут. Как змеи.

 

— Мы поторопимся.

 

Лопоухий делает странное порывистое движение к Званцеву. Тот протягивает ему руку, словно останавливая:

 

— Здравствуй, сын!

 

— Здравия желаю!

 

— Ну как?

 

— Нормально.

 

— Отведи доктора на «галошу», комендант просил его прибыть побыстрее.

 

— Доктор, тут у вас дела еще есть?

 

— Срочных нет.

 

— Тогда стоит уважить коменданта, — говорит Николаич. — И возьмите пару сигар из запаса. Пригодятся.

 

Явно знает что-то, чего не говорит.

 

Лопоухий сопит обиженно. Похоже, что сухая встреча с отцом его огорчила. Парень явно ожидал совершенно другого. Ну понятно, суровые морские волки, никаких сюси-пуси…

 

Залезаю на «хивус». Водила незнакомый, но белая кобура с наганом очень знакома. Кивает мне водила и отваливает от пристани, на лестнице остается обиженная фигурка лопоухого Званцева-младшего, маленького на фоне сваленных кучей строительных конструкций. Хороший парень. Зря отец с ним так сухо…

 

— Как прошло?

 

— Вроде без потерь. Осталось еще зачистить жилые дома да в Адмиралтействе тоже в некоторых помещениях мертвяки.

 

— Спасенных много?

 

— Не меньше двух сотен.

 

— Курсанты?

 

— И преподаватели, и штатские тоже есть.

 

— Теперь, наверное, то же с училищем имени Фрунзе делать будут. Там тоже курсанты заперты. Но на Васькином острове упырей много больше.

 

— Наверное.

 

— А мы сегодня видели три бронетранспортера — шли по Литейному мосту от Большого дома.

 

— Ну так не мы одни живы…

 

— Похоже на то…



 

«Галоша» сквозит почти до самых ворот. Как только схожу на пристань, она разворачивается и уходит обратно к Адмиралтейству.

 

Непонятно, брать сигары и идти к Овчинникову? Или, наоборот, сначала комендант. А потом сигары. И почему две? Я со времен армии не курю. Ладно, пойду к коменданту без сигар.

 

— Хорошо, что вы пришли… — Меня встречает старый знакомый — Павел Александрович. Тот, что предупредил об опасности поедания медвежьей печени. — Я вас уже давно жду, а времени мало.

 

— Меня попросили зайти к коменданту.

 

— Так я вас и ждал поэтому. Идемте, не хотелось бы опоздать.

 

— А комендант где?

 

— В Артиллерийском…

 

— Да в чем дело-то?

 

— Вы слыхали, что во время зачистки зоопарка пострадали два человека?

 

— Да. Слыхал.

 

— Один из них наш коллега. Он не просто пострадал, он спас другого человека — молодого парня из гарнизона. Тот растерялся, а наш сотрудник его успел отпихнуть, спас таким образом. А сам не успел. Он просил, чтоб вы к нему зашли. Ему уже совсем плохо, но до конца десанта к Адмиралтейству не хотел вас отвлекать. Теперь там все успокоилось.

 

— Но я же ничем помочь не могу. Вы же знаете, Павел Александрович.

 

— Значит, можете. В конце концов, попа тут нет, да и неверующие мы большей частью… А врачебная тайна не хуже тайны исповеди.

 

— Я его знаю?

 

— Вы его наверняка видели. Он предложил кандидатуру Овчинникова на пост коменданта.

 

Ага, тот сухонький старик с планками… Две Красной Звезды, одна «За отвагу»… Жаль, похоже, хороший был человек, а я даже и познакомиться с ним не успел.

 

— Ну что ж, пошли… Только я на секунду заскочу к нам в «Салон».

 

…Во дворе Артиллерийского идет возня: люди раздвигают стоящие во дворе экспонаты и, если я правильно понимаю их намерения, открывают дорогу инженерным слонопотамам, увешанным экскаваторными ковшами, бульдозерными ножами и прочими милыми штучками. С другого края торчат две БРДМ, там тоже копошатся.

 

Идем по первому залу, дальше поднимаемся наверх по лестнице мимо библиотеки на втором этаже и поворачиваем направо — в давно закрытый четвертый зал. Тридцатые годы сейчас не в моде — Халхин-Гол, Хасан, зимняя война… Множество экспериментальных образцов оружия, трофеи, неслыханно героические картины… давно здесь не был.

 

Старик лежит рядом с витриной, где выставлены пробные образцы пистолетов-пулеметов. Тогда конкурс выиграл ППД — и неудачливые конкуренты оказались в музее. Мне из них всегда нравился ПП под нагановский патрон — этакий маленький карабинчик с маленьким магазином и трогательно выточенной деревяшкой с выемками для пальцев, наполовину прикрывающей магазин…

 

— Приветствую вас!

 

Ну да, здравия желать не получится… Плох старик…

 

Очень плох. Вздутое багровое лицо — его укусили то ли в скулу, то ли в щеку, — и на рану неряшливо прилеплен грязный и нелепый носовой платок с дурацкими розовыми свинками и цветочками. Уже омерзевшая каша во рту при разговоре и все прочие признаки близкой смерти от укуса зомби…

 

— Взаимно. Хорошо, что пришли. Паша, ты иди пока, мы поговорить должны…

 

— Да, конечно, конечно…

 

— Располагайтесь, доктор.

 

Звучит как «расплыгатсь доктр».

 

— Слушаю вас. Чем могу быть полезен?

 

— Есть просьба. Или пожелание. Точнее, и просьба, и пожелание. Просьба: нет ли у вас чего-нибудь покурить? Не по чину собирать старые хабарики, как сейчас многие делают, положение обязывало, а курить хочется до зеленых чертей.

 

Вот чертов Николаич! Откуда знал-то?

 

— Да, захватил. Такие подойдут?

 

— Не может быть! Кубинские! Еще как пойдут, если не пересушены. Да хоть и пересушены. Да, эти были у меня любимыми, тем более что я на Кубе пожил долго.

 

Лучше не придумать!

 

Старик довольно ловко, хотя руки и трясутся, проводит манипуляцию обрезания кончика, закуривает и с наслаждением полощет рот дымом. Видно, что ему больно из-за порванной щеки, но момент слишком хорош, чтоб на такую мелочь обращать внимание.

 

— Просто замечательно. Уважили, как принято говорить, старика. Теперь пожелание. Как вам известно, наверное, я совершил невероятно героический поступок — самоотверженно спасая жизнь другому человеку, пожертвовал, так сказать, своею жизнью за други своя.

 

— Да, слышал.

 

Что-то дед больно патетичен. Конечно, у стариков есть такой пунктик, но этот не таков — железный старик. Скорее ехидствует и иронизирует.

 

— Отлично. Это я про сигару. Я боялся, что дырявая щека не даст поговорить и покурить. А ничего, платок присох и держит.

 

— Я могу наложить повязку.

 

— Глупости. Из того же разряда кретинизма, как обязательная стерильность иголки в шприце, которым в Америке колют яд приговоренному к смерти. Поберегите бинты кому другому. Так вот — у меня меланома. Нодулярная меланома. Терминальная стадия.

 

Опаньки! Я не онколог, но что такое меланома, слышал. А нодулярная — самая паскудная разновидность, если не ошибаюсь. Теперь понятно, почему старик такой сухонький. Кахексия[33] это. Ну а терминал… Это я и студентом знал.

 

— Коллеги об этом не знают. Я бы хотел, чтобы и не знали. А говорю вам, чтобы хоть кто-то был в курсе, — я не ангел и не святой. Брать обезболивающие негде. Анальгин уже не помогает. Потому мой поступок не геройство. Точнее, если и геройство, то вынужденное. Как у Гастелло, или кто там по последним сведениям ррразоблачителей вместо него был, — прыгать поздно, полет бреющий, все равно кранты, а воткнешься в колонну, хоть какая-то польза будет от неминуемой авиакатастрофы… К чему это говорю. Я не хочу, чтобы мое имя трепали всякие пройдохи. Не хочу, чтобы из меня делали нелепого идола вроде несчастной Космодемьянской или Матросова.

 

— А что, к тому идет?

 

— Идет. Вы ж эту импозантную сволочь всякий раз видите, когда в штабе бываете. От любого реального дела он бегает как черт от ладана. Единственное, что он умеет, — интриговать, подсиживать и молоть языком. И сейчас он уже примеривается стать нашим доктором Геббельсом. Но Геббельс был трудягой, и талантливым трудягой, да еще верил, что его министерство билось на переднем крае Великой Идеи. У нашего седого знакомца идея одна — ничего не делать, а жрать вкусно и быть в начальстве. Правда, даже здесь, в заповеднике, самым главным не стал. Потому и пропаганда его будет отвратительной — как у наших главпуровцев,[34] будь они неладны. Мы ведь «холодную войну» проиграли только из-за недооценки пропаганды. И у нас пропагандой занимались последнее время или дураки ленивые, или прямые предатели. Вот и результат… У вас язык должен быть хорошо подвешен, как это положено врачам. Если эта скотина начнет корчить из себя очередного политработника, заткните ему пасть. Я говорил Овчинникову, чтоб он поручил хоть какое-нибудь реальное дело этому негодяю, но пока таких дел, чтоб люди в результате провала не погибли, у нас нет. И людей лишних нет. Но выпускать этого гуся на оперативный простор нельзя. Возьметесь?

 

— А у меня есть выбор? Сидеть и слушать высокопарную лживую чушь… Нет, не хочется.

 

— Вы уловили суть. Раз говорит о святых вещах, значит, и сам святой. Как же, проходили. Не могу сказать, что все политруки, с которыми встречался, были дрянью. Не все. Но многие. И поди им возрази — это ж мятеж! Потрясение основ! Помню, приехал такой штукарь нам лекцию читать. И рассказывает нам, офицерам-артиллеристам, о расцвете Средней Азии в лучах учения Маркса — Энгельса. Говорить не может, читает по бумажке. А там, видно, плохо пропечаталось… Вот его и заклинило: «Дыхкане копали землю лопыгами… то есть копыгами… — внимательно присмотрелся, — дикамыгами». Тут уж мы заржали, так потом нам такую выволочку устроили. За «дикамыги»…

 

— Но ведь людям нужны героические примеры? Иначе не было бы саг, легенд, эпосов. Фильмов, наконец! Вот ведь Толкиен как на ура пошел!

 

— Нужны. Еще как нужны. Но мы об этом чуть позже поговорим. Я уже как плыву. Есть еще пара дел, потом побеседуем. Под сигару. У вас же и вторая есть, я видел. Если дадите ее мне, то я просто физически не дам себе помереть не докурив…

 

— Я слушаю.

 

— Тогда держите.

 

Откуда-то вытаскивается элегантный пистолет странного вида. Белого металла, с сильно скошенной назад рукояткой. Не видел раньше такого. Черная пластиковая накладка на ручку, щиток со стрелой. Вроде бы ижмашевская символика. Тяжелый, килограмм где-то тянет. Но, судя по дулу, под мелкашечный патрон. В ладонь ложится уютно, правильно. Удобная рукоятка.

 

— Не узнаёте?

 

— Нет. Знакомое вроде что-то есть, но не узнаю.

 

— Это «марго». Переделка пистолета Марголина.

 

Ну а я знаю. Гениальное творение слепого оружейника. Отличный спортивный пистолет, простой и точный. А это, значит, дочка…

 

— Вижу, что с пистолетом Марголина знакомы. Следовательно, и эта машинка проблем не вызовет. Я было сам уже примерялся, но решил, что торопиться с сеппуку не стоит. Хотя мысли такие, особенно по ночам, все время были. К слову, сейчас боли ушли. Доводилось видеть — перед концом становится вдруг легче. — Старик поблескивает светло-голубыми глазами. Пускает дымок. — Тут нет самовзвода. Предохранителей тоже нет. Магазин мелкий — всего на семь патронов. Мушка цеплючая. В бой бы не взял, а для куп де фас[35] — оптимально. Дарю.

 

— Спасибо.

 

— Теперь еще вот что. У Паши возьмите схему. Есть тут неподалеку складик одной транспортной фирмы. Там сейчас складировано тридцать тысяч патронов — 5,6 мм, мелкашка. Взять будет несложно. К завтрашнему дню будут готовы обе БРДМ. Наши собираются на рынок податься, без вас не обойдутся. Вот и заберете по дороге. У вашего старшого видал винтовки-мелкашки. Так что пригодится. А теперь — что там насчет героизма и второй сигары?

 

— Вот, держите сигару.

 

Старик цапает продолговатый сверток табачных листьев как величайшую драгоценность. Первую он уже скурил с невиданной скоростью. Маленький окурок аккуратно кладет на стекло витрины, притушив до этого.

 

Руки у него дрожат куда сильнее… Похоже на то, что говорить нам придется недолго. Жаль. Человек явно много повидавший, умный, рассказчик, наверное, отличный. Сколько раз жалел, что не поговорил вовремя, не порасспрашивал. А такие люди, в отличие от пустобрехов, рассказывать о себе не очень любят. И вколоченная с молодости забота о секретности, и подписки о неразглашении, и вечное «так я не один воевал, все наши воевали…» А потом поздно, и пласт информации исчезает…

 

— Так о чем мы? О героизме? Да, конечно, нужен. Но вот посмотрите, как набрали героев-смертников в сорок первом году, когда все трещало и сыпалось и надо было людей хоть чем-то воодушевить. Так весь набор этих камикадзе и гнали до самой перестройки. Удобно, ничего изучать не надо, весь опыт войны псу под хвост — у нас же есть ядерный зонтик, чего думать. В итоге молодежь про этих героев анекдоты друг другу рассказывает, Резуна читают взахлеб, ну а фильмы о войне и раньше-то паршивые были, а уж сейчас их и матом не опишешь. Даже не бред! Доктор Геббельс куда как тоньше работал. Но был бы доволен — в его русле вся эта похабщина…

 

— А какие герои, на ваш взгляд, нужны были?

 

— Сколько у нас было Героев Советского Союза? Полных кавалеров ордена Славы? Героев — двенадцать тысяч триста пятьдесят два человека. И сто пятьдесят награждены дважды и трижды. Кавалеров Славы всех трех степеней — две тысячи пятьсот шестьдесят два человека. И четыре женщины среди них, к слову. Не о ком писать? Ну-ну… А зачем стараться, изучать что-то… Берешь и пишешь про набор наших камикадзе — и все довольны. Потом, правда, появляются ррразоблачители: и Гастелло не герой, и Матросов — уголовник и поскользнулся, а Космодемьянская вообще чудовище — села жгла с жителями… Посмотрел бы я на этих ррразоблачителей, как бы они вели штурмовку на бреющем, пулеметный дзот подавляли и как бы на виселицу шли! Сволочь пустомельная… Ну и Резун, конечно, — тут его успех целиком заслуга наших мудаков из ГлавПУРа. Их детище и слава. Но, конечно, гений, тут бесспорно!

 

— В чем гений? Резун? Вы серьезно?

 

— Конечно Резун — гений! Врать каждой фразой — это талант. Мало кто так умеет.

 

— А, ну да. В главном-то он прав, как говорят его почитатели, когда их припирают к стенке…

 

— Кретинизм не лечится. Главное же по Резуну, кто не помнит: РККА проигрывала рейху в сорок первом и сорок втором годах не потому, что вооруженные силы рейха были великолепны и на тот момент являлись лучшими в мире, а потому, что РККА была вооружена агрессивным, наступательным оружием, предназначалась к агрессии, а обороняться у нее не получалось, ибо она была армией-агрессором изначально. Принимаем на веру этот постулат. Смотрим на период с тридцать девятого по сорок первый год именно с этой точки зрения. И видим: войска рейха разгромили польскую, датскую, французскую, норвежскую, греческую, югославскую, голландскую армии и так далее, попутно отвешивая пинков англичанам, новозеландцам, австралийцам, где бы те им под горячую руку ни подвернулись, именно не потому, что были сильнее и опытнее, а потому, что все перечисленные армии были агрессивными и были вооружены агрессивным оружием, не приспособленным к обороне. Весь мир проявлял таким образом агрессивность к Германии, и потому вся Вторая мировая была сугубой защитой бедных немцев от всех остальных. А Великобритания еще и агрессивные планы лелеяла в отношении Японии, судя по тому, с какой легкостью самураи взяли Сингапур вдвое меньшими силами и раздали слонов англичанам везде, где те им попались… У США в Пёрл-Харборе тоже агрессивные линкоры ничего не смогли сделать для своей защиты…

 

— Интересный подход.

 

— Ничего особенного. Продолжение логической цепи самого Резуна.

 

— А что вы его Суворовым не называете?

 

— Суворовы — плеяда русских полководцев. И как на своем плакате точно отразил ситуацию московский художник Даня Кузьмичев, Суворов — это полководец. А Резун — это какашка. Не возразишь.

 

— Но зачем тогда вся эта титаническая возня с Резуном?

 

— Отрабатывает хлеб. Как перебежчик он сущая ерунда. Не Гордиевский,[36] не Пеньковский.[37] Один апломб и мания величия, а пользы как от разведчика — ноль. Вот и пускает дымовую завесу. Роль Англии в развязывании Второй мировой очень велика, массу сил приложили для этого, вот и сваливают со своей больной головы на нашу здоровую.

 

— Ну да Мюнхенский сговор,[38] «Странная война»…[39]

 

— Это уж поздние последствия. Вы про Версальский договор слыхали?

 

— Да, он был подписан после Первой мировой войны.

 

— А какова была основная декларируемая цель этого договора?

 

— Окончание военных действий?

 

— Нет, основной целью было не дать больше никогда грязным гуннам — немцам встать на ноги и снова угрожать миру в Европе. По договору им запрещалось иметь армию больше ста тысяч человек, иметь авиацию, танковые войска, тяжелую артиллерию и еще тысяча всяких разных унизительных запретов. Даже длина ствола у пистолетов и та была ограничена. Основной промышленный район — Рейнский — был демилитаризирован. Что говорить, стоило немцам пикнуть, и их города занимала бельгийская армия, подавляя всякий протест. Бельгийская! Думаете, рейхсвер[40] открыл у нас тут школы от хорошей жизни?

 

— А, танковая, авиационная, химическая! Читал! Но ведь это наши спецы учили немцев?

 

— Какие спецы и чему? Немцы в Первую мировую спроектировали, создали — массовым производством, серийно — свои собственные танки. Успешно применили их в боях, отработали боевое применение, взаимодействие с пехотой и артиллерией, обслуживание и ремонт. А что у нас? Россия выпускала серией в Первую мировую свои танки?

 

— Вроде нет.

 

— Вот именно. Ни одного серийного! И чему наши, работавшие на трофеях, могли обучить немцев, имевших свой собственный боевой опыт? Смешно! Нет, как раз немцы учили наших, за что рейхсверу спасибо. И в тридцать третьем году, как Гитлер к власти пришел, все сотрудничество кончилось. И тут почему-то Англия и Франция (гаранты соблюдения норм Версальского договора) Гитлеру чуть ли не ковровую дорожку постелили. Занял своими войсками Рейнскую область — благословили. Развернул военное строительство — благословили. А ведь в те годы могли раздавить как клопа. Присоединил Австрию — благословили… Стал выпускать боевую авиацию, танки, тяжелую артиллерию, флот строить — благословили… Чехия-то уже куда позже была. Но и тут благословили!.. Вот и думайте, с чего это такое благорасположение? А почитаешь «Майн кампф», где о походе на восток прямым текстом говорится, и подумаешь… Так что деятельность Резуна видна невооруженным глазом. Благодетелей выручает.

 

— Только вот скажите, пожалуйста, с чего тогда нам тут начинать?

 

— В Артмузее великолепная библиотека. Почитайте. Архив очень хороший. Герой не только тот, кто свою жизнь положил за победу. Герой и тот, кто врага замогилил, а сам домой вернулся детей растить. И таких как раз и надо помнить. И пример с них брать. А воевать вам всем еще придется… И опыт войны и всех тех мелких войнушек, о которых никто и не знал, очень пригодится.

 

— Но в Европе и США все то же самое.

 

— Я и не думаю, что к нам Шестой флот придет. Тут другое — человеческая порода такова, что дряни в ней очень много. И когда государство рушится, вылезает всякая мразота. И рабовладение тут будет, и садизма без меры… Ночная смена приходит в час Беды, в темное время. Умный человек сказал. И справиться вам будет непросто. У подлеца руки развязаны, и делать он может все. А вам придется придерживаться морали. Потому что без морали можно пожить некоторое время, а вот долго жить не выйдет. Потому и сотрудников наших опрашивайте, и совета не стесняйтесь, и записывайте, что полезное будет. Паша вам мои записки передаст, может, и там что окажется полезным.

 

— Почему я?

 

— А кто еще? Кому-то придется быть дипломатом среди крутых военных мужиков. Змиев каперанг. Овчинников полковник. Равны вроде. Подчиняться же придется кому-то из двоих. А неохота. Начнут мериться письками — полетят клочки по закоулочкам. Никому это сейчас не нужно. А наши анклавы не единственные… И везде руководить будут крутые мужики… Так что хлопот много будет… Почему вы так заинтересованно на меня смотрите?

 

— Извините. У вас ранение в лицо, обычно такие раненые слюной истекают, а у вас слюней нет.

 

— Эх, молодость… Вы индивидуальную аптечку в руках держали?

 

— Конечно.

 

— Так вот, при ранении в лицо, чтоб раненый не истекал слюной (да вы и сами знаете, что со слюной помимо влаги много чего полезного теряется), из индаптечки берете антидот к ФОВ — и отлично это дело прекращается. Просто и четко. А противорвотное этапиразин усиливает обезболивание и успокаивает — тоже полезно помнить… Если уж на то пошло, врачи и противорадиационное при ранении рекомендовали — говорили, что улучшает обменные процессы, дыхание тканевое…

 

— Запомню, не знал такого.

 

— Да, не ровен час, пригодится… А я свою сигару докурил, подремлю немного. Удачи вам всем!

 

— Спасибо…

 

Когда старик умер, я наскоро прихватил жгутом его ноги. Обращенный попытался встать, но не смог. «Марго» сработал как часы. Одна аккуратная дырочка.

 

Мы с Павлом Александровичем уложили покойного как положено, накрыли брезентом. Потом, подобрав хозяйственно оба окурка, Павел Александрович сказал:

 

— Сегодня на Комендантском кладбище его и похороним. Поминки устроим часов в семь. Приходите вместе со своим старшим команды.

 

— А схема с патронами?

 

— Вот тогда и обсудим. Есть еще парочка серьезных вопросов.

 

— Принято!

 

…В «Салоне» уже наши сидят и чистят оружие. В общем, все прошло неожиданно хорошо. Потерь нет, отвоеван кусочек относительно чистой территории, из блокированного здания высвободили более трехсот человек — и в основном не абы кого, а сильных толковых ребят, грамотных технически и в целом уже вполне относящихся к категории «обстрелянные»… Отработано на деле взаимодействие родов войск и наглядно проверена польза «артподготовки» ракетами и фальшфаерами. Саперы проявили себя с лучшей стороны: состряпать из подручных материалов в сжатые сроки такое внятное заграждение — это показатель. Что тоже хорошо — участвовала куча народу из разных учреждений, но сработали слаженно, без перетягивания одеяла на себя и без сачкования. Самое основное, впервые почувствовали свою силу. Реальную силу. До этого, несмотря на оружие, многие мужики были неуверенны и откровенно боялись.

 

В отличие от остальной команды, я сегодня пальнул четыре раза из ПМ — и раз сработал «марго». Показываю приобретение. Осматривают, оценивают. Общее мнение — «дезерт игл», только маленький. Явно целевой. И цель у него весьма прозрачная. Назвали штуку «Упокоителем», хотя Саша стоял за продолжение традиций и полагал, что раз уж у меня создается коллекция неходового оружия, то и назвать надо «Третья Приблуда». Общим мнением отвергли — не рыжее оно, как метко заметил Вовка.

 

Через час идти на поминки. За этот час надо привести в порядок оружие и поесть. Одним походом — и за завтрак, и за обед, и уж естественно за ужин. Снизу из хозяйства Дарьи пахнет очень душевно. Даже странно, когда я к ней заглянул, она готовила макароны по-флотски, а тут такой запах роскошный, что впору самому раздобыть АИ-2 и жрать антидот к ФОВ, чтоб слюной не захлебнуться.

 

Только закончили чистку, пришло время для еды. Получили по кружке горячего глинтвейна и по миске чего-то чудного, что действительно имело в основе макароны по-флотски, но стараниями Дарьи облагородилось до неузнаваемости.

 

От глинтвейна всех отпустило: обмякли и подобрели. Потому, когда заявился Званцев (как оказалось, за РПК), зануда морская, встретили его крайне дружелюбно. От глинтвейна и порции морской пищи каптри не отказался и быстро пристроился рядом со мною.

 

— Вот не мое собачье дело, товарищ капитан третьего ранга, но зря вы так с сыном сухо. Он у вас отличный парень, а вы к нему как к таракану…

 

Это определенно глинтвейн. Не полез бы я с нравоучениями к взрослому, битому жизнью мужику вот так вот запросто.

 

— А с чего это вы так решили? Разгильдяй и очень несобран.

 

Рассказываю Званцеву-старшему об оживлении спасенной матери с сыном.

 

— Вот я и говорю — разгильдяй. Четвертый валенок в коридоре обронил. В чайник бухнул два кило сахара. Простыни взял из тряпок списанных. А там все-таки не боцман с лоцманом, а женщина с ребенком. И это в спокойной обстановке. Явное проявление несобранности.

 

— Зато очень быстро!

 

— Пожар на подлодке еще быстрее. Будет суетиться — погибнет сам и людей угробит. А так вы, конечно, правы. Хороший мальчишка, только никак не повзрослеет. И кличку, кстати, заработал дурацкую — Рукокрыл.

 

— С чего же это кличка такая?

 

— Уши у него видали? Его приятель Ленька сказал, что мой может как летучий мыш летать, размахивая ушами.

 

— С точки зрения биологии — редкая чушь.

 

— Согласен. Но кличка прилипла.

 

Николаич поднимает тост за успех операции, поздравляет Званцева с почином. Званцев отвечает любезностью в том плане, что наличие на пятачке нашей группы сразу же вселило в него уверенность в успехе. На этом глинтвейн заканчивается, а то можно представить, что было бы дальше.

 

Выбрав удобный момент, подступаюсь к стратегам, благо они тоже подмякли слегка. Рассказываю про братца, сидящего в морге. Слушают со вниманием. В принципе, если бы оба УАЗа в хозяйство принять, то худа бы не было. Четверо стрелков. Тот мент, который пистолет свой посеял, — тот еще стрелок, конечно, но все ж таки водитель, тоже плюсуем. Две девчонки. Наконец, судмедэксперт.

 

Но и проблема: снять их с берега — значит бросить УАЗы. Погнать УАЗы по окружной дороге — пес знает что там и кто там. А джипы по нынешним временам куда нужнее, чем кабриолеты. Охотников много.

 

Время идти на поминки.

 

К слову, завтра обещали подготовить к маршу бээрдээмы. Само собой, для бронетехники первой задачей будет без излишнего афиширования выручить семью самого Овчинникова.

 

Дмитрий-опер вспоминает, что в Молосковицах учебный центр МВД — там курсантов гоняли из Санкт-Петербургского военного института внутренних войск МВД РФ. То, что там была бронетехника, — стопудово. И БРДМ точно были. Но до Молосковиц тарахтеть и тарахтеть. И неизвестно, что и кто там.

 

— Опасаешься, что часть твоих коллег переступили через присягу?

 

— Менты — люди. Люди разные. Я лично очень разных видел. Не выходя из кабинета даже. Так что тут дело такое — какой лидер выскочит. Да и предложить можно всякое и по-разному. Видеть доводилось…

 

Однако пора выдвигаться на поминки.

 

Званцев почему-то прихватывает РПК с собой.

 

Особенно долго Виктор отдыхать не собирался, но старую привычку — чутка после секса вздремнуть — перебороть не смог. Спал недолго, минут двадцать, а потом обнаружил, что Ирка уже умотала в схрон и там гремит посудой.

 

«Это правильно, хозяйственная», — подумал он одобрительно и бодро отправился за инструментом. Вообще-то ему было страшновато, если уж совсем честно. Самое смешное, что пугала его разделка туши. Нет, он, конечно, видел, как это делается, и присутствовал, да и помогать довелось — была одна охота, когда лося завалили, но там этим занималось полтора десятка мужиков с опытом.


Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.045 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>