Созидая на краю рая. Пролог 11 страница

«Это за массаж».

Улыбка, которая всё ещё не ушла с моего лица становится шире. Улыбаюсь почти счастливо и безумно.

Интересно, что для меня значат эти слова и такое снисходительное поведение Эдварда ко мне?

СОЗИДАЯ НА КРАЮ РАЯ. ГЛАВА 21

– Энтони, дай мне руку! – голос медсестры становится настойчивее, видимо, после нескольких неудачных прошлых попыток сделать это до моего прихода.

Кидаю вещи у кресла и почти бегом кидаюсь к сыну.

– В чём дело? –оказываясь на кровати, интуитивно прижимаю его к себе, целуя в локоны.

– Я не хочу этого! – бледная ладошка указывает на зажатый в пальцах медсестры шприц, наполненный каким-то веществом. На лице девушки усталость и раздражение. Взгляд переводится на меня, стреляя ненавистью:

– Уговорите своего ребёнка, мисс! Это необходимо!

Поджимаю губы, волнуясь за Тони и одновременно желая высказать всё, что думаю этой девушке. Её не учили, как нужно общаться с детьми, лежащими в подобных заведениях? Она, вообще, знает, кем работает?

– Малыш,– осушаю его слёзы пальцами, скользя по пухлым детским щёчкам. –Потерпи чуть-чуть. Это недолго.

– Не хочу! – упрямо отзывается он, но всё же не отпускает меня, лишь крепче обнимая руками.

– Секунду, – шепчу медсестре и беру сына на руки, поддерживая под спину. Он прячет лицо у меня на груди, даже не замечая, что одежда мокрая после дождя, под который я попала.

– Тони, мы с тобой уже это обсуждали. Иногда нужно что-то сделать. Если сейчас ты не получишь лекарство, потом тебе будет плохо. Понимаешь меня?

Он горестно всхлипывает, опуская взгляд на мои колени.

– Ну, вот видишь! – восторженно лепечу я, подбираясь к его локтю, и расстёгивая пижамный рукав – Ничего страшного!

– НЕТ! – его дикий крик пугает меня. Машинально разжимаю объятья, а медсестра шарахается в сторону. Энтони соскакивает с моих колен и бежит к дальнему краю палаты, прячется за журнальный столик, не переставая безудержно и горько рыдать.

– Тони! – непонимающе протягиваю к нему руки, стараясь сдержать ту волну ужаса, которая накатывает на меня.

– Я не буду! – кричит он, и стучит кулачками по стенке, демонстрируя недовольство. – Не буду! Не буду! Не буду!

–Иди сюда! – настойчиво требует девушка, маня его рукой. Малыш качает головой и поворачивается лицом к стене.

– Я сейчас позову доктора! – негодует девица, размахивая руками. Спина Энтони содрогается от рыданий и это заставляет меня указать медсестре, куда ей идти прямо сейчас. Во мне просыпается материнский инстинкт защиты своего ребёнка и поэтому я, не теряя времени, исполняю задуманное в жизнь:

–Придите, пожалуйста, чуть позже. Через двадцать минут.

– Что? – её ошарашенные глаза переводятся на меня.

Я что, первая, кто говорит ей подобное?

– Придите позже, –сквозь зубы проговариваю я и, пересекая палату, направляюсь к сыну. – Сейчас не время. Вы напугали его.

– Он сам кого хочешь, напугает! – отмахивается она и пробует следовать за мной. Путь ей преграждает моя небольшая, стройная, но, видимо, угрожающая фигурка, потому что, делая глубокий вздох, она недовольно кивает и выходит за дверь.

Вслед за девушкой вздыхаю и поворачиваюсь к Энтони.

– Малыш, почему ты плачешь? – медленно иду к нему, рассчитывая каждый шаг. Он, будто не слышит их, мелко дрожит. Слёзы беспрерывно катятся по его личику – я могу утверждать это, даже не видя его глаз.

– Это больно! – отчаянно выкрикивает он, снова ударяя кулачком о стену. Она отзывается едва слышным, глухим звуком.

– Зайчик мой, солнышко! –наконец оказываюсь рядом с ним, также нарочито медленно, чтобы взять его на руки.

– Я не могу так, мама! – жалуется он, утыкаясь мне лицом в ворот блузки, пока я несу его к кровати, одновременно поглаживая вздрагивающую спину. – Я не хочу больше так…

– Как? – опускаю самое дорогое существо на белые простыни и сажусь рядом. Тёплое тельце тут же обхватывает меня руками, не желая отпускать.

– Так, как мы живём. Я очень скучаю по тебе…

Его слова похожи на слова взрослого человека. Ему четыре года, а по сознание наверняка все десять. Как же я могла допустить это? Почему не сохранила ту невинность и непосредственность, данную ему природой?

Комплексы снова накрывают меня, заставляя почувствовать собственную никчёмность.

–Малыш, всё очень скоро закончится. Всё будет как прежде! – шепчу ему на ухо, осушая слёзы поцелуями.

- А как было прежде?

Вопрос заставляет меня резко отпрянуть, но его моя реакция не пугает. Укоряющий взгляд небесных глаз прожигает душу, и я не могу оторваться от него. Да и не хочу.

– Тони… – у меня нет слов. Я, и вправду, не знаю, что сказать. Я уже и сама не помню, как всё было раньше. В памяти запечатлелись лишь бесконечные процедуры, прогнозы и неутешительные итоги.

– Мама, мы запутались, – он перебирает ладошками мои пальцы, говоря со скрытой болью в голосе и странными для его возраста психологическими наклонностями.

– Солнышко, я знаю, – теперь я опускаю взгляд, неуверенно разглядывая его ладони. – Я знаю. Но пока я ничего не могу сделать. Потерпи ещё немного. Обещаю, что скоро всё придёт в норму, всё будет так, как мы с тобой хотели!

– А как мы хотели? – его голосок снова режет мне слух. Слова царапают грудную клетку, заставляя, поёжиться.

Он снова, будто не замечает этого.

– Мы хотели съездить в парк развлечений, сходить в кафе-мороженое, погулять по скверу, поплавать в озере… –перечисляю всё, что когда-либо слышала о его грёзах, не зная, что ещё добавить.

К сожалению, мои изъяснения оптимизма ему не вселяют.

– Этого не будет, ты же знаешь…

– Почему это? – отстраняю его от себя, беря за плечи и пристально глядя в небесные глаза. В них серебрятся слёзы, готовые вот-вот снова потечь по щекам. – Обязательно будет! Всё будет! Всё, что ты хотел!

– Ты врёшь, мама, – хмыкает он.

– Тони, я никогда не вру тебе! У меня же кроме тебя и нет никого! – силюсь вложить в слова всю искренность, которой наделена, всю любовь к моему ангелу, которую испытываю, но он всё равно не верит. Качает головой.

Этот простой жест едва не заставляет меня лезть на стенку.

– Скажи мне правду, пожалуйста, – небесные глаза с лёгкой насмешкой, скрытой болью и странным огоньком, горящим в них, обращаются ко мне.

Растерянно киваю, не понимая, что должна ответить.

– Я умру, да?

– Что? – от подобных слов едва не падаю с края кровати, едва не лишаюсь дара речи и считаю, что ослышалась. Переигрываю слова в голове несколько раз, думая, какой ещё смысл он мог в них вложить. Но никакого другого смысла не вижу. Он один-единственный и сказанный устами Энтони…

– Никогда… – перевожу дыхание, крепко стискивая его руку в своей. – Никогда не говори так! Не смей!

В моём голосе столько отчаянья, мольбы и ужаса, что, думаю, пугаю его. Но сейчас это допустимо. Он должен осознать, что сказал.

– Мам… –он явно собирается что-то дополнить, но я не позволяю ему этого, опускаясь ровно на уровень его глаз и громко, чётко чеканя каждое слово, произношу:

– Никогда не смей говорить подобного! Ты не умрёшь! Я не позволю тебе, ясно? Я люблю тебя так, что сломаю горы, спилю леса, осушу реки, но не позволю твоему сердечку перестать биться. Ты – моё сокровище, Энтони.И ни с кем, даже с Богом, я сейчас не собираюсь тобой делиться!

Он поджимает губы, смотря на меня довольно странным взглядом. В нём и недоверие, и страх. Страх передомной или перед тем, что только что сказал?

– Прости, мамочка, но так говорил доктор!..

– Какой доктор? – убираю мешающие пряди за ухо, не спеша прижимать сына к себе снова. Хочу, чтобы он понял, что я не позволю ему умереть. Никогда!

Если для этого нужно спать с Эдвардом – я согласна!

Если для этого нужно убивать вместе с Аро – я согласна!

Если для этого нужно выйти замуж за Джейкоба – я согласна!

Я на всё, абсолютно на всё, согласна ради его спасения!

Наверное, это глупо, и многие сочли бы меня ненормальной, но я – мать. И мне плевать на всех. На их мнение, нравы, порядки – я одна. Мне никто не помог и не поможет.

Я – единственное, что есть у своего сына, а он – единственное, что есть у меня.

Мы вместе, и мы неразделимы! Я никому его не отдам!

– Доктор Маслоу… – сообщает Тони, теперь уже не смотря на меня, а разглядывая кроватные простыни.

– Ты, наверное, что-то недопонял, – убеждаю его в своих словах, делая заметку в голове поговорить с Джеймсом, дабы избежать подобного в будущем.

– Я понял всё правильно! – упрямо настаивает малыш, сжимая ладони в кулаки. – Он сказал так!

– Он не прав, –обрываю его фразу, и просовываю руки под плечи сына, сажая его к себе на колени. Поднимаю опущенный подбородок пальцами, направляя лицо Тони к себе.

– Он сказал глупость. Ты будешь жить, обещаю!

– Я соскучился… –неожиданно произносит Энтони, заставляя всё во мне восстать и рухнуть. От боли за него.

– Я тоже, солнце! – поправляю небрежно застёгнутую пижаму, приглаживаю растрёпанные белокурые локоны и дарю сотни маленьких поцелуйчиков его личику. Ему нравится, когда я так делаю. Как-то в детстве он называл это «поцелуями бабочки».

– Когда ты уйдёшь?

– Ты хочешь, что бы я ушла? – тихо смеюсь, спрашивая это. Не верю, что он может ответить утвердительно, но маленькой частью души боюсь этого больше всего на свете. Нет, он никогда не сможет так сказать! Он никогда не захочет, чтобы я ушла! Он любит меня! А я его!

Нет, его отказ моему присутствию невозможен, я зря себя накручиваю.

– Не хочу, –отвечает он, и пламя волнения в моей душе пропадает. – Просто я не люблю, когда ты уходишь. Мне хочется… плакать всю ночь, пока тебя нет!

– Малыш мой, – сама едва сдерживаю слёзы, прижимая белокурую головку к своему телу и целуя её во всех местах, куда могу дотянуться. – Ну, пожалуйста, Тони, не плачь. Я обещала, что скоро мы будем вместе! Чуть-чуть времени пройдёт и всё наладится. Клянусь тебе!

– Я знаю, мамочка, – он ответно целует мою шею, запуская руки в волосы, и улыбаясь вымученной улыбкой. – Я знаю, что ты любишь меня и что придёшь. Знаю, что ты работаешь, знаю, что делаешь всё, чтобы я выздоровел, но мне намного лучше, когда ты здесь. Прости.

– Не извиняйся, – сдавленно шепчу я. – Ты не виноват. Только я виновата.

– Тебе тоже тяжело. Ты тоже плачешь, – он сочувствующе проводит ладошкой по моей щеке, сметая пару скупых слезинок, скатившихся по ней. – Я не хочу, чтобы ты плакала!

– Не буду, – мигом прохожусь по щекам собственными пальцами, а потом обхватываю его ладони, оставляя на них поцелуи. – Я не буду плакать, малыш!

Он вздыхает, все ещё находясь на моих руках и в моих объятьях.

– Давай я позову медсестру, зайчик, – уже не решаюсь дотрагиваться до рукава его пижамы, помня предыдущую реакцию.

– Прости меня, что я так вёл себя. Это было плохо, – он, искренне сожалея, виновато смотрит на меня. Ободряюще улыбаюсь, беря его лицо в ладони и прижимаясь к лобику, сообщаю:

– Энтони, ты напугал меня сегодня, и я не хочу, чтобы это повторилось. Давай так, если тебе больно, что-то не нравится или страшно, ты просто говоришь мне, ладно? Мне или Эленике. Мы сделаем всё, чтобы ты прекратил мучиться. Договорились?

– Хорошо! – он быстро кивает, а потом с опаской поглядывает на закрытую белую дверь палаты. – Я боюсь её!

– Это просто медсестра, солнце, а ещё я с тобой. И никому не позволю обидеть тебя.

– Она собирается сделать мне больно!

– Это быстро пройдёт, и избавит тебя от другой боли, которая намного сильнее, – внутренне содрогаюсь, припоминая случай, когда Энтони лежал без сознания, в коме, или когда ему было плохо здесь, посреди ночи…

– Ладно, – во второй раз повторяет он, и улыбаюсь своему ангелу, целую его макушку, и направляюсь к двери, чтобы позвать медсестру…

*******

Стою на проливном дожде – похоже у меня дежавю – в кружевном красном платье, едва доходящим до икр ног. Сверху на мне синее пальто, которое позволяет не намокнуть.

Держу в продрогших руках зонтик и оглядываюсь в поисках машины, присылаемой Калленом к десяти.

Водитель должен быть здесь, почему его нет?

Безуспешно перевожу взгляд то в одну сторону, то в другую, но не вижу ничего нового. Похоже, сегодня он опаздывает, а я чересчур пунктуальна.

Роюсь в кармане пальто, нащупывая визитку Эдварда. Но вместо этого нахожу календарик, с отмеченным красным крестиком днем. Чертова годовщина…

Вздрагиваю, словно от пощёчины. Этот человек причинил мне столько боли…

Я не люблю Джейкоба, и я пообещала Каллену, что буду лишь его, что буду спать только с ним. Я не могу нарушить обещание, потому что иначе он нарушит своё.

Мысли о Джейке занимают моё сознание – высокий, широкоплечий индеец племени Квилетов из Форкса. Глубокие миндалевидные глаза, почти чёрные, в которых можно разглядеть всю жизненную истину, но в тоже время посмеяться вечному позитиву и юмору.

Он был прекрасным, он был самым лучшим. Не думаю, что кто-то сможет затмить его во всех смыслах, но и боль, нанесённую им никто затмить не в силах. Из ангела он смог стать для меня дьяволом.

После наших ссор мы всегда мирились, он дарил мне цветы, приносил конфеты, рассказывал о своей любви, но что могут его действий, после сказанных им слов об аборте?..

Впоследствии я очень тяжело переживала наш разрыв и переосмысливала всё случившееся – пыталась оправдать его тем, что он испугался такой ответственности, а потом поняла, что всё это глупости. Он просто не захотел. Не захотел меня, семью, и нашего ребёнка.

Он отказался от всех нас.

Я ненавижу его даже больше, чем Эдварда, принуждающего меня спать с ним за деньги.

Мысли о Джейкобе Блэке прерывает визг шин среди закоулков улиц. Перевожу взгляд туда и замечаю, что стоит подумать о ком-то или о чём-то, как это «что-то», сразу появляется в поле зрения.

Вот и я, чувствуя дрожь, колотившую меня, замечаю яркий свет фар в ночной мгле.

Машина приближается слишком быстро. Я едва успеваю отскочить с проезжей части и натыкаюсь туфлей-лодочкой в лужу.

Я сильно удивлена, когда замечаю, что вместо «порше» передо мной замирает чёрная «мазда» Эдварда.

Дверь машины, словно автоматически распахивается, и бархатный баритон, который не может принадлежать никому другому, зовёт меня.

Сажусь в салон, закрываю двери и требую глазами, конечно, объяснения от Каллена.

Но на него мой взгляд впечатления не производит. Лишь закрыв двери и на полной скорости выезжая из города, он несётся по трассе, не удосуживаясь, и взглянуть на меня.

– Почему ты за мной приехал? – не нахожу логического объяснения. Голова кругом. Он же сам вчера сказал, что пришлёт машину. Планы изменились?

– Ты не рада? – в голове такая нервозность, что в словах не проскальзывает и капли должной и привычной для меня насмешки.

– Так почему же? – сейчас и я, и он настолько напряжены, что у меня хватает смелости нарушить его правило.

– Потому что сопровождать тебя буду я! – ударяя рукой об руль, рявкает он.

Мне бы следовало заткнуться, но я игнорирую собственный здравый смысл, слишком испуганная, чтобы соблюдать правила, оглашённые им.

Решаюсь переспросить, задать лишний вопрос и пытаюсь не думать о последствиях:

– Зачем? – куда меня нужно сопровождать? К особняку? Или он хочет секса прямо здесь, на заднем сиденье «Мазды»?

– Мы едем в аэропорт, Белла. Самолёт уже наготове! – проговаривает он, и перед моими глазами начинает темнеть от ужаса. Он что, решил выкрасть меня? Похитить их страны!?..

А как же Энтони?

СОЗИДАЯ НА КРАЮ РАЯ. ГЛАВА 22

Первые три секунды после сказанного замираю в кресле, даже не зная, что сказать. Горло сдавливает, перед глазами темнеет, а в груди идёт какая-то странная борьба. Будто бы сотни острых холодных льдинок вонзаются мне в сердце.

Толком не могу ничего сообразить около минуты.

А потом приходит прозрение.

– Нет! – громко и отчаянно кричу я, дергая за дверную ручку, но так же быстро понимаю, что она заблокирована. Страх проникает глубже, распространяясь по моему телу вместе с кровью.

– Заткнись! – грубо требует он, выжимая педаль газа.

Мои глаза перемещаются на спидометр, скорость на котором достигает ста восьмидесяти километров.

– Выпусти меня! Сейчас же! – кричу чересчур громко, не переставая дёргать металлическую ручку, силясь выломать запертую дверь. – Я не могу уехать сейчас! Выпусти!

– Ты сможешь!– нервно отвечает он, проверяя закрыты ли все двери на систему безопасности. Похоже, что да, раз на его лице появляется подобие усмешки.

– Почему? Зачем?

– Вопросы неуместны. Заткнись сейчас же! – снова грубость, снова его холодный и яростный голос. Он готов стереть меня в порошок прямо здесь, и немедля!

И всё же страх за то, что Тони останется один и без меня, заставляет перестать бояться его и настаивать на своём.

– Я сказала, выпусти меня! Сейчас я никуда не полечу!

– Я и не спрашиваю твоего согласия! – сворачивая влево, на трассу к аэропорту надменно скандирует он.

Холодный пот выступает на моём лице, заставляя сердце биться висступлении.

Чаще тереблю ручку, извиваюсь на кресле, продолжаю кричать, как что-то тяжёлое, но тёплое обрушивается на мою правую щёку, заставляя её пульсировать и чувствовать, как кровь приливает к коже.

Не сразу догадываюсь, что ударил меня Эдвард.

Перевожу на него пустые, стеклянные глаза, не осознавая, что всё это значит.

На меня никто и никогда не поднимал руку. Никто не бил меня по лицу.

Эдвард первый.

– Что ты…? – слова утопают в нехватке воздуха. Молчаливые слёзы катятся по щекам, даже не от боли, а от обиды. Жуткого непонимания. Голос садится, руки безвольно замирают…– я вся замираю, словно фарфоровая кукла.

– Чтобы ты угомонилась, – кидает в мою сторону мужчина, наблюдая краем глаза за моей реакцией. Думаю, если бы я присмотрелась тогда лучше, увидела бы, как в изумрудных глазах проскользнул намёк на сожаление о содеянном. Но я не посмотрела. Не решилась.

Замерла и больше не двигалась. Я застыла, как снежная королева.

В голове: миллионы вопросов, сотни мыслей, кучи наблюдений – и ничего не укладывается. Я просто не верю ему. Не верю в то, что он сделал.

Бывало, во время секса он сжимал меня слишком сильно, оставлял синяки, грубо хватал за что-нибудь, но никогда не бил. Даже он никогда не делал этого до сегодняшнего дня.

Чем я всё это заслужила?

Щека продолжает пульсировать и гореть, пока я прикладываю к ней свою холодную руку, в попытке заглушить боль.

Напрасно, моя боль не снаружи, а внутри.

Нет такой силы, чтобы заглушить её сейчас. Нет того, кто сможет хотя бы облегчить её.

Теперь моё одиночество действительно убивает.

Впервые ощущаю всю свою слабость и немощность, когда-либо находившуюся в теле.

Мне настолько плохо, что не хватает даже сил прекратить плакать.

Смотрю на лобовое стекло, по которому катятся дождевые капли, и представляю, как так же по моим щекам катятся слёзы. Солёные, влажные, наполненные страданиями до самых краёв.

Эдвард тоже молчит. Не произносит ни слова.

Наверное, так даже лучше – его слова ничего не исправят. Он уже не сможет оправдаться передо мной, да он и не захочет. Я для него, словно животное. Он – бесчувственный, он – ужасный, он тот, кто может раздавить морально, сказав лишь одно слово.

Я так долго стояла под его напором, не шелохнувшись, что сейчас обессилела до такой степени, что не могу и ответить ему.

– Скажи хоть что-нибудь! – не выдерживает он спустя некоторое время. Даже не удосуживаюсь взглянуть на него, глядя прямо перед собой. Не вижу теперь ни стекла, ни салона машины, ни пейзажа – я будто ослепла. Перед глазами сплошное серое пятно, ничем не разбавленное.

Наверное, так проявляется моя удручённость и бессилие. Я просто плыву по нескончаемому морю боли, и сердце моё разрывается на мелкие кусочки снова и снова.

– Что сказать? – сама удивляюсь своему голосу. Такой пустой, стеклянный, холодный, безжизненный. Я хуже, чем зомби! Может быть, я действительно мертва?

– Это просто пощёчина, Белла, – как-то странно, почти даже виновато произносит мужчина, глядя на меня. Чувствую его пристальный взгляд, но сама смотреть на него не хочу. Слёзы текут по правой щеке, которая всё ещё горит, словно обожжённая.

– Просто пощёчина, – как эхо повторяю я.

– Твою мать! – чертыхается он и машина резко останавливается. От неожиданности ударяюсь головой о спинку сиденья и ощущаю, как медленно ко мне возвращается способность мыслить. И первая мысль, приходящая после произошедшего: почему мы остановились?

– Иди! – замки безопасности громко щёлкают, когда он говорит это.

Перевожу взгляд на дверь, понимая, что теперь она открыта, но как ни странно не испытываю никакого желания идти. Сейчас я нахожусь в прострации. Мне на всё плевать.

– Куда идти? – наконец поворачиваю к нему голову, смотря в глаза.

Изумруды сияют чем-то странным, каким-то чувством, которое я знаю, но не могу понять. Похоже на какую-то боль. Плохо скрытую, но практически прозрачную.

Сумасшедший огонёк угасает в зрачках с каждой секундой. Похоже, он начинает понимать, что натворил.

Вопрос такой: какая польза для меня? Он ведь уже сделал мне больно. Смысл теперь извиняться?

Содеянного не вернёшь обратно.

– Ты так хотела сбежать – так беги! – Эдвард самостоятельно тянется к ручке двери и распахивает её передомной. – Иди!

Рассеянно гляжу то на него, то на дверь, то на то, что находится за ней – бесконечный сумрачный лес в ночной мгле. Дождевые капли попадают в салон, оставляя маленькие бисеринки на кожаных сиденьях.

– Только знай, Белла, если ты сейчас уйдёшь, на мою защиту не рассчитывай!

Это утверждение заставляет меня вздёрнуть голову, а туману в моей голове рассеяться полностью.

Руки снова обретают возможность двигаться, а слёзы прекращают литься.

Он хочет защитить меня? От кого? Он и от себя-то меня защитить не может!

– Зачем мне защита? – снова прикладываю руку к щеке, чувствуя, что она всё такая же горячая. Каллен резко выдыхает, когда я делаю это.

Непонимающе смотрю на него, но он быстро переводит взгляд на руль.

– Я не думал, что ты настолько соблазнительная, Белла. Вернее, думал, но считал, что лишь для меня…

– Так и есть, – судорожный всхлип после прошедших слёз вырывается наружу, и краем глаза подмечаю, как пальцы мужчины впиваются в руль, буквально сдавливая его со всей земной мощью. Будь это человек, он бы уже задохнулся.

– Нет не так! – теперь бледные пальцы ударяют о закрытое стекло боковой дверцы. Остервенелый взгляд, в котором плещется что-то похожее на испуг, встречается с моим, все ещё не полностью оправившимся от злосчастного тумана.

– Не так… – глухо повторяет он.

– Что не так? – всё не могу понять происходящего. Нарушаю правило за правилом, задавая вопросы и переспрашивая. Но, то ли у Каллена появилось терпение, то ли он находится в такой же прострации, как и я недавно, он не замечает этого.

– Аро хочет тебя!

– Аро? – изгибаю бровь, припоминая, кто это.

Когда до меня доходит, вздрагиваю, словно меня хлестнули плетью. Аро Вольтури…

– Подожди! Ты же говорил, что он предпочитает мужчин? – всё ещё не понимая, смотрю на Каллена. Его усталые глаза бродят по салону машины, а затем останавливаются на мне.

– Для тебя он сделал исключение! – безрадостный голос мужчины заставляет меня снова вздрогнуть. Он говорит это так уверенно, что невольно пробирает дрожью насквозь.

– Почему?

– Откуда я знаю?! – теперь Эдвард снова злится на меня, но судя по всему, пытается контролировать свои эмоции и гнев. – Потому что хочет спать с тобой! Потому что ты соблазнила его так же как меня, черт подери!

– Я не про это, – тереблю пальцами низ пальто, стараясь не замечать сказанных им только что слов и задавая довольно волнующий вопрос. – Почему ты…сказал, что будешь защищать меня?

Мне так сложно произнести слово «защищать», что это не укрывается от него. Но виду он не подаёт, лишь отвечает:

– Потому что я так решил. Пока ты мне не надоела. Пока я тебя сам хочу!

– А когда перестанешь хотеть… – опускаю взгляд, представляя подобную перспективу, вздрагиваю от ужаса.

– Наверное, гуманнее будет тебя убить, чем отдать Аро, – потирая пальцами переносицу, произносит Каллен.

Безрадостно хмыкаю, переводя взгляд на открытое окно.

Внутри всё сжимается от страха, но наружу его не пускаю. Не хочу, чтобы кто-то знал о том, что я боюсь. Когда боишься – тебя очень легко уничтожить.

– Так что ты решила? – он кивает на всё ещё раскрытую дверь.

– Я не могу лететь сегодня, –вздыхаю, изучая собственные пальцы.

– Другого шанса не будет!

– Значит, он меня получит, – от перспективы скулы сводит, но при Каллене, опять же, ничего не показываю.

– Откуда такая храбрость? Ты что, ничего не боишься? – голос практически насмехающийся, но в нём проскальзывает непонимание и серьёзность. Внимательные зелёные глаза то и дело цепляются за мою горящую щёку, но я делаю вид, что ничего не замечаю.

– Жизнь научила, – тоже насмехаюсь с долей серьёзности.

Безрадостный и нервозный смешок срывается с его губ вслед за моим утверждением.

– Как ты догадалась? – пару секунд спустя, спрашивает он. Его изумрудный взгляд впивается в меня, считывая, словно сканер, каждую эмоцию на лице.

– О чём догадалась?

– Что я не отдам тебя Аро? Что даже после твоего отказа не откажусь от своей затеи?

– А ты не откажешься?

Мои утверждения заводят его в тупик. Он хмурится, пытаясь разгадать то, о чём я думаю.

А я думаю о том, почему он сказал это. Почему действительно решил защищать меня. Зачем это ему? Или у него вошло в привычку гоняться со своими любовницами по миру, лишь бы они не достались Аро, пока самому Эдварду они не надоели?

И где же теперь его договор с Великой Тройкой?

Внезапно в голове появляется отрывок нашего диалога из прошлого:

–Бывают случаи, когда договоры расторгаются!..

– Ваш договор с Аро был расторгнут?

–Нельзя расторгнуть то, что не было скреплено…

Воспоминания снова загоняют меня в тупик. Не смею шевельнуться. Не знаю, что сказать.

– Не откажусь… – выдыхает Эдвард, опуская голову, будто признавая своё поражение.

– Что во мне такого? – оглядываю себя, не зная, что заставило его произнести предыдущие слова. Я ведь действительно самая обычная, ничем ни примечательная. Я скорее обуза для него, чем подарок, но что весьма странно, прошла неделя, а он уже не хочет отпускать меня!

Или я неверно сужу?

Вдруг, эта неделя последняя в моей жизни? А если так – с кем тогда будет Тони?

Нет, у меня нет права умирать. Я не посмею. Я не оставлю его одного. Никогда!

– Когда-нибудь я тебе расскажу, – улыбка, появившаяся на лице Каллена почти искренняя, но усталая. – Если останешься в живых!

– Буду стараться, – честно отвечаю я, понимая, что говорю правду. Я действительно буду стараться вне зависимости от обстоятельств. Пока Энтони не научится жить без меня, пока не будет в состоянии забыть, я буду рядом. Потом, когда пойму, что он уже вырос, что он справится с тяготами мира самостоятельно, вот тогда уже могу умереть. Поддаться судьбе.

А до тех пор нужно держаться стойко и непоколебимо. Ради моего маленького Ангела, утаённого от всей Вселенной, в частности от Каллена, мною.

– Когда ты хочешь лететь? – вопрос мужчины выводит меня из транса мыслей, отчего я резко поднимаю голову. Его это не пугает, видимо, он ожидал такой реакции. Как же хорошо, что Каллен не телепат и не читает мои мысли, иначе давно бы уже узнал про Тони.

Внезапно с этим вопросом в голову приходит мысль, за которую я цепляюсь, словно за спасательный канат. Забываю об Эдварде, щеке, боли – забываю обо всём! Лишь одна фраза выделяется среди дебрей сознания. Лишь один план по спасению моего ребёнка светится в голове неоновыми огнями.

Вот чему я последую!

Я нашла решение, которое так долго искала и к которому стремилась!

–У меня есть друзья в Гамбурге, – волнуясь, но старательно скрывая это, произношу я. Недоверчивые зелёные глаза скользят по мне, вылавливая каждую каплю лжи. Будем надеяться, сегодня детектор лжи Эдварда не сработает. Только бы не сработал! – Я могу приехать к ним через три дня.

Позволяю глазам закрыться на секунду, чтобы подумать.

Энтони должен быть в Гамбурге как раз через три дня. Если всё сложится с Эдвардом так, как я хочу, то мне не придётся врать ему о чём-то другом. Он сделает всё сам.

Только бы он сделал!

Я готова на все, готова даже целовать землю, по которой он ходит. Считайте меня сумасшедшей, какая я и есть, но я хочу спасти сына – и отдамся ему ещё на пару-тройку лет, если Тони выживет.

Ну не может же судьба быть так жестока! Не может наносить удар за ударом! Должно же быть какое-то просветление, Господи!

Помоги мне, Творец! Я умоляю тебя, заклинаю!

– Знакомые в Германии? – вижу удивлённые глаза Эдварда и честно киваю. Пытаюсь в своём взгляде скрыть всю ложь. Будем надеяться, у меня вышло.

– Это надо обдумать, – кивает он, хмурясь.

– Это достаточно далеко отсюда. Аро меня не найдёт. Всё будет так, как ты хочешь! – уговариваю его, забывая про недавний проступок. Щека пылает, но сердце сейчас горит сильнее. Горит огнём любви к моему мальчику, моему сыночку.

Дата добавления: 2015-09-30