Я подошёл к Бурхану и поцеловал его в лоб, на что сын направил к моему лицу уродливого слона и сказал:
- Абдуллаха тоже поцелуй.
- Не унижай своего отца, сынок. Люди же смотрят.
- Ну, па-а-а-п.
- Когда все уйдут, я обещаю поцеловать твоего, уродливого, Абдуллаха.
Улыбнувшись малышу, я направился к выходу. Выйдя в коридор, я и Эдик встали друг напротив друга.
- В тот день, я поехал к вам домой, чтобы поговорить с Армин, но мне помешал мой брат и Армен.
- Я знаю, - перебил Эдик. - Там и я должен был быть, но Армен запретил мне ехать.
- Эд…. Я хочу извиниться перед тобой. Это всё случилось не специально. Меня и твою жену обманули. Из-за этого вранья, вышла такая вот глупая ситуация. Как мужчина и муж, можешь быть спокоен, у меня с Армин никогда и ничего не было.
- Если бы я допускал такую возможность, я бы давно её убил.
- Как только мой сын поправится, я улетаю домой. Меня тут больше не будет.
- Не скажу, что буду сильно жалеть об этом. Надо уметь любить тех, кто любит нас. Ни ты, не Армин это не цените.
- Зря ты так…. Мы друг друга уважаем, а не любим, - сказал я Эдику и, приподняв свою бровь, внимательно посмотрел на него.
- В смысле? Вы же так любили друг друга, что когда увиделись, моя жена потеряла ребёнка и….
- Нет-нет-нет – перебил я. – Она его потеряла не из-за любви ко мне, а от стресса. Он считала меня мёртвым. А к тебе я приходил не для того, что бы с ней бежать, а чтобы просто поговорить, но опять же, всё испортили наши братья.
- Ты не мог с ней при мне говорить?
- А ты вспомни своё состояние? Ты меня убить был готов.
Эдик сжал губы и надул щёки, медленно опустошая лёгкие от кислорода.
- Так что… - продолжил я. – Нам нет смысла злиться и ругаться. У тебя своя прекрасная семья, у меня своя. Рушить это никто не собирался и не собирается.
- Я только рад, если это так, - сказал Эдик и, похлопав меня по плечу, открыл дверь в палату.
На удивление, Эдик был очень понимающий и, наверное, добрый мужчина. Он словно понимал всю ситуацию и не проявлял никаких инстинктов ревности, что вызывало странные чувства не понимания, он тебя простил или, он потом отомстит. Зайдя в комнату, я ещё долго болтал вместе с друзьями. Отойдя от детской койки к маленькому столу с двумя пластмассовыми стульями, я вместе с мужчинами, обсуждал ситуацию взрыва. Но даже мои друзья выдвигали разные версии случившегося. Ближе к вечеру все разошлись, а я остался наедине со своим сыном. Подвинув стульчик к кровати моего сына, я сел рядом и поцеловал его руку.
- Как ты, сынок?
- Мне хорошо. Нога чешется только.
- Как твой, зелёный Абдуллах? – спросил я, потянув за хобот игрушку.
- Пап, а почему мама не пришла?
- Я так захотел, - ответил я, дергая голову слонёнка.
- Ты наказал её? – спрашивал Бурхан, смотря на меня своими большими, цвета светлого чая, глазами.
Схватив игрушку, я направил её к лицу сына и, ударив Абдуллахом по его носу, с улыбкой сказал:
- Да. Мама наказана и с тобой видеться больше не будет.
Бурхан недовольно схватил игрушку и, убрав её от лица, сказал:
- Ты говорил, что за жену отвечаешь ты, а за маму я. Так?
- Да.
- Ты её можешь наказывать, как хочешь, но видеться мне с ней или нет, тоже ты решать будешь?
От такого неожиданного вопроса, я слегка растерялся. Погладив по голове Бурхана, я ответил ему:
- Ты становишься, как твой брат Аман. Он совсем маленький, а уже решает семейные проблемы.
- Я тебе даже Абдуллаха отдам, но только не наказывай маму.
- Бурхан, - спросил я, поднявшись с места. – А если я и твоя мать утонем, и ты бы мог спасти только одного из нас, кого бы ты спас?
- Маму, - сказал сын, внимательно посмотрев на меня.
- Почему?
- Если бы я спас тебя, позволив маме утонуть, ты бы разочаровался во мне, как в мужчине. Ты сам всегда мне и Саиду говорил, чтобы не было, долг мужчины – защищать женщину.
Я улыбнулся Бурхану и, подойдя к нему ближе, поцеловал в лоб.
- Ты прав, сынок. Я рад, что ты так внимателен к моим словам и горд, что растёшь настоящим мужчиной.
- Не переживай, пап. Спасая маму, я вернулся бы за тобой.
Я лёг на койку возле сына и крепко обнял его. Всю ночь мы с ним разговаривали обо всём. А уже наутро, после молитвы, я поехал домой. Во дворе носились дети моего брата с Саидом, а так же дети Давуда. В беседке сидели соседские мужчины и о чём-то разговаривали. Я махнул им рукой и зашёл домой.
- Микдад? – спросил мой брат, выглянув из кухни. – Зайди на минуту.
Сняв обувь у входа, я ленивым шагом зашёл на кухню и закрыл за собою двери.
- Что такое?
- Вчера я с Шемой разговаривал. То, что она мне рассказала, меня привело в ужас.
- Что это она такого сказала? – с интересом спросил я, садясь за стол.
- Ты хочешь развестись?
- Да. Что тебя удивило? Или ты считаешь нормальным, что она выкрала детей и бежала? Или нормально то, что мои дети могли быть мертвы?
- Я понимаю. Это не допустимо, но всё обошлось. Накажи её как-нибудь за это, но не разводиться же.
- Я хочу развестись. Моя жена, моя семья, я решаю.
- А дети? Они чем заслужили это?
Я ничего не ответил брату и встал с места. Мабрур подошёл ко мне и, схватив за локоть, сказал:
- Одумайся уже! Сколько можно?! Я вижу, что твоя жена допускает одну ошибку за другой, но и её понять можно. Она растерянна, Микдад. Ты понимаешь это или нет?
Я схватил руку брата и убрал её от себя. Снова ничего не ответив, я молча ушёл к себе в спальню. Зайдя в комнату, я увидел Шему. Жена сидела на кровати в лёгком сарафане и, перекинув на один бок свои длинные, русые волосы, протирала их каким-то маслом.
- Привет…. – тихонько сказала, Шема.
- Привет, - ответил я, расстегнув рубашку и, в одних джинсовых штанах, прыгнул на кровать.
- Как Бурхан? – спросила жена, развернувшись ко мне.
Я лежал за её спиной лицом в подушку и пробубнил:
- Хорошо всё с ним, не переживай.
- Мабрур и Янаби сейчас к нему поедут с детьми. Позволь и мне с ними?
- Нет, – сказал я, подняв голову и повернувшись к жене. – Ты не поедешь.
Шема грустно вздохнула и продолжила дальше растирать маслом свои волосы. Я потянулся рукой к своей ноге и начал массировать стопу. Шема посмотрела на моё скорченное лицо и спросила:
- Что такое?
- Да, болят ноги. Устал, наверное.
В комнату постучал Мабрур и, приоткрыв дверь, сказал нам:
- Мы поехали в больницу. Вечером вернёмся.
- Да…, я закрою за вами, - говорила Шема, выходя из спальни.
Я лёг ровно и, скрестив руки за головой, смотрел на потолок. Быть с любимой не получалось, у нас дети и бросить их или отнять у второй половины, тоже было невозможно. Развестись, так же не удавалось. Брат был прав, когда говорил, что сыновей с детства надо как мужчин воспитывать иначе будут такие маменькины сыночки как мои мальчики. Старших понимаешь, когда их проблемы сам переживаешь. В этот момент дверь приоткрылась и в комнату вошла Шема, держа в руках фиолетовый тазик с водой. Поставив его на пол возле кровати, она села на ковёр и позвала меня:
- Садись, опусти ноги в воду.
- Зачем?
- Боли пройдут. Я специальный настой сделала.
Я закатал края своих джинсов и, потянувшись вперёд свесив ноги, опустил их в тазик с тёплой водой.
- Спасибо, - сказал я, смотря на Шему. – Мабрур с детьми ушли?
- Да. Мы одни дома. Послушай, Микдад….
Но, не успев договорить, кто-то позвонил в дверной звонок. Шема поднялась с места и дала мне синее полотенце. Я вытер ноги и босиком направился к двери. Распахнув дверь, я увидел Тарона.
- Эй-э-э-э-й! – закричал Тарон, раздвинув руки в стороны. – Пошли, прогуляемся.
- Заходи, погостишь у меня.
- Нет. Выходи, мы кое-куда сходим.
Оставив дверь открытой, я зашёл в спальню и, надев футболку, вышел в коридор.
- Ты гулять? – спросила Шема, с подавленным видом смотря на меня. – А ноги? Их бы ещё в растворе подержать.
- Ночью, сейчас у меня дела, - ответил я, надев шлепки и закрыв за собой дверь.
Тарон закурил сигарету и направился в сторону армянского квартала. Зайдя в небольшой дворик, где прямо на улице стояли скамейки и на них сидели взрослые, я посмотрел на Тарона и спросил его:
- Что это? Опять у вас праздник?
- Нет. Это из соседнего дома родители делают. Ставят сценку, скамейки и смотрят на таланты своих детей. Просто мой братик петь будет, я решил с тобой сходить. Давуд с Арсеном тоже тут.
- А, теперь ясно. Конечно, с удовольствием послушаю.
Улыбнувшись другу, мы прошли мимо трёх, тёмно-коричневых, скамеек и сели на четвёртую. За нами сидел Арсен, навалившись всем телом на спинку нашей лавки, а рядом Давуд вместе с сыном на руках. Увидев Имана, я тут же схватил его и сел на скамейку, повернувшись к Давуду полу боком.
- Хочу, чтобы он видел талантливых деток, - сказал Давуд, потянув сына за пухлую щёчку.
- Ещё увидит. У малыша вся в жизнь впереди, - улыбаясь, говорил я, держа Имана за подмышки и стукая его ножками об свои колени.
- Перестань. Что он увидит? Мой сын наказан до конца своих дней. Он всю жизнь будет выделяться среди ровесников. Всю жизнь будет не таким как все. На него будут косо смотреть, его будут не любить. А женщины? Мой сын познает это? Нет. Бог, уродуя детей, наказывает этим родителей.
Посмотрев на Давуда, который вызвал у меня чувства сожаления, я прижал к себе ребёнка и сказал:
- Ты чего? О каком наказании речь? Твой ребёнок лишён гена зла. Ты считаешь это наказанием? Твой ребёнок ангел.
В этот момент, по всему двору раздался писклявый голос мальчика. Повернув головы к не большой сценке, где стоял мальчик лет восьми и фальшиво пел, мы скорчили свои лица и с сочувствием смотрели на него.
- О Аллах, и такое бывает? – кривя губу, спросил Давуд.
Тарон повернулся назад, оперившись спиной на руки Арсена, и крикнул:
- Ну, как вам мой братик?
- Весь в тебя, - недовольно произнёс Арсен и, выдернув свои руки из-под спины Тарона, закинул их себе за голову.
- Может ты его в художественную отдашь? - спросил Давуд.
Наконец-то мальчик завершил своё мучение нашего слуха и поклонился зрителям. Сидящие спереди, а так же по бокам люди, с улыбкой аплодировали мальчику и встречали девочку с двумя косичками, которая поднялась на сценку.
- О, видишь её? - толкнув меня в спину, спросил Арсен.
- Ну?
- Это дочка сестры Армин. Сестра младшая, а дочь старше, чем дети Армин.
Я улыбнулся и начал целовать сладко щеку Имана. Малыш постоянно улыбался и пускал слюни по своей, слегка свисающей, нижней губе. Девочка на сцене улыбнулась всем сидящим во дворе людям и громко произнесла:
- Стихотворение! Геноцид 24-15.
- О не-е-е-е-т, - резко растянул Давуд и откинулся на спинку скамейки.
- Что такое? – спросил я, повернувшись к другу.
- Кто о чём, а армяне о своём геноциде, - недовольно сказал Давуд, поставив ладонь к лицу.
- А что ты имеешь против? – возмутился Тарон, повернувшись к нам.
- Да ладно, сколько можно? Вечно о своем геноциде рассказываете. Как будто кроме вас никого на земле не резали больше.
- Да мне всё равно кого и как резали, я только о своём горе пекусь и буду о нём всегда вспоминать, - говорил Тарон.
- Ну, да…. Типичный армянин, - продолжил Давуд.
- Да заткнитесь, - выкрикнул Арсен, - дайте послушать.
Я толкнул в плечо Тарона и, подморгнув, улыбнулся ему. Девочка на сцене выразительно рассказывала свой стих:
Горжусь тобой моя земля,
Люблю тебя моя страна.
Твой флаг я к небу подниму
К земле коленями паду,
От сердца Господа молю,
Сжимая землю попрошу:
"Прими всех тех кто погибал
Кто честь и родину спасал,
Кто веру в Бога не придал
И в муках тяжких погибал".
Я геноцид наш признаю
Скорбя за тех, кто гиб в бою
Я верю, Вы теперь в раю,
Молитву вам свою дарю.
И я горжусь, что Армянин
Признавший то, что Бог един.
Как настоящий Христианин
Врагу не дался ни один.
Держа за ручки Имана, я начал вместе с ним хлопать. Поцеловав сладкого малыша, я поднял голову вверх, и мой взгляд остановился на женщине стоящей чуть дальше от сцены. Полностью закрытая чёрной тканью, девушка пристально смотрела на меня. Подведя свою белоснежную руку к лицу, девушка убрала чёрную вуаль с лица, раскрыв нос и губы. Я тут же узнал Армин. Подскочив с места, я отдал ребёнка Давуду и сказал:
- Держи. Я должен идти.
- Ты куда?! – с удивлением выкрикнул Давуд, схватив ребёнка.
- Потом!
Я направился к Армин. Девушка закрыла лицо вуалью и быстренько удалялась из двора. Я шёл за ней, периодически оглядываясь - проверяя, не видит ли кто нас. Идя по пятам Армин, я заметил, что мы забрели в какой-то сад. Вокруг было много деревьев и кустов. Я шёл осторожно, чтобы не задавить красивые цветы под ногами. Наконец-то Армин остановилась. Отодвинув большую ветку дерева, которая своими густыми листьями завешивала небольшой проём между деревом и скалой, Армин прислонилась к холодному камню, на котором росла трава, и посмотрела на меня. Подойдя к ней, я осторожно взял край вуали и убрал с её лица.
- Ма ша Аллаh! Разве так можно сводить с ума мужчину? – спросил я, медленно водя пальцами по белоснежной щеке Армин.
- Микдад, - сказала Армин, схватив мою руку и поцеловав в ладонь. – Во всей этой суете, я даже не узнала как ты? Как жил ты всё это время?
- Я живу сейчас. Тогда я не жил, я страдал и чтобы как-то отвлечь меня от моего горя, брат уговорил отца женить меня. Итог моего брака ты видишь. Два золотых сына.
Армин улыбнулась мне и, держась за мою руку, присела на траву. Я так же сел рядом, не отрывая взгляда от её прекрасных глаз.
- Мой брат тут же меня замуж выдал. Он считал, что выбросил дурь из моей головы и спас меня. А я всё писала тебе письма. Я представляла, что ты жив и вернёшься за ними, за мной….
- Поступки наших братьев оказались самыми низкими, которые они могли допустить. Знаешь, с возрастом я понял, необязательно чтобы жена или муж были твоей нации, но важно, чтобы они были в одинаковом мышлении с тобой. Моя жена арабка, но она не моих понятий. Не из моей планеты.
Армин улыбнулась мне. Впервые за столько времени мне стало так спокойно. Я ощущал невероятное счастье и наслаждение. Приблизившись к Армин, я поцеловал её в лоб и, посмотрев ей в глаза, спросил:
- Ты разведёшься?
- Микдад, я могу не быть женой, но я не могу не быть матерью. Я должна преклониться перед спокойствием моего мужа. Он не подал на развод после всего и даже не избил меня так, как мог бы поступить любой, нормальный мужчина. Но мой муж поступил мудро, он понял, насколько я была растеряна и шокирована происходящим, что потеряла свой рассудок. Он смог то, на что не каждый способен. Он – встал на моё место. Он даже тебя не тронул, Микдад….
- Мне пойти ему руки поцеловать? – недовольно спросил я.
- Нет. Просто, я не могу плюнуть в лицо тому, кто так с пониманием ко мне относится. Такие мужья редкость.
Я со злобой посмотрел на Армин. Отпустив и откинув её руку в сторону, я поднялся с места и, встав спиной к Армин, схватился за ветку дерева. Смотря сквозь зелёные листья, я недовольно спросил:
- К чему ты это? Зачем ты мне всё это говоришь?
- Мик…, я мать и…
- Хватит! – закричал я не оборачиваясь. – А я отец и что с того? Я детей не меньше тебя люблю и дорожу ими.
- Ты сможешь развестись, а я нет, мне не отдадут детей.
- А кто сказал, что я могу? Мои мальчики уже, не могут без матери….
Армин тихонько встала с места и, подойдя к моей спине, обняла меня. Схватив рукой мои волосы на затылке, Армин их крепко сжала и, приблизившись к моему уху, прошептала:
- Я тебя очень люблю….
- Я тебя тоже, - сказал я, схватив её за руку и повернувшись к ней. – Почему для многих любовь, это счастье, а для меня такое наказание?
- Море любит небо, отражая его звёзды на себе. А небо только гонит ветер, гладя её волны на воде. Небо согревает солнце, а воду земля. Но разве это мешает небу, смотреть на море свысока? Мешает это морю, любить у неба облака?
Стало вдруг так тихо. Лёгкий ветер и шум травы. Я и моя любовь одни. Поставив свои ладони на щёки Армин, я просунул пальцы под её чёрный платок и медленно снимал его. Густые волосы Армин, тут же локонами упали на её плечи. Крепко схватив её длинную шею, я потянулся к её нежным губам и поцеловал её. Кто не целовал того, кого до безумия любит, тот никогда не ощутит вкус настоящей любви и счастья. Армин просунула ладонь между нашими лицами и, коснувшись кончиками пальцев моих губ, слегка отодвинула меня:
- Микдад, - прошептала она.
- Что?
- Я должна уйти.
- Уже?
- Да. Я под свой риск пришла сюда.
- Армин, - сказал я, сжав её ладонь в своей руке. – Скажи мне, между нами что-то будет?
Армин отпустила меня и, схватив косынку, висящую на её плечах, надела её, осторожно заправляя свои волосы. Посмотрев на меня, Армин улыбнулась мне и сказала:
- Ты и есть моё небо, способное отражаться в моих глазах. Но, как и море, я принадлежу земле, а ты солнцу. Возвращайся к своей семье, Микдад.
Армин отвернулась и нервно старалась застегнуть свою вуаль, чтобы закрыть себе лицо.
- Хорошо…, - сказал я. – Счастье детей всегда будет главной целью для их родителей. Жаль, что иногда для их счастья, приходится жертвовать своим.
Я больше ничего не сказал. Последний раз посмотрев на силуэт Армин, которая стояла ко мне спиной, я развернулся и ушёл. Отодвинув огромную ветку, я направился ко двору. На минуту я остановился. Чувства мерзости и душевного мучения овладели мной. Я обернулся и посмотрел на Армин. За ветвями густого дерева, я увидел сидящую на земле Арминэ, которая плакала, прислонившись к стволу дерева. Впервые я признался себе, что понимать, что её тела нет, а душа жива мне давалось легче. Чем видеть, что она есть, а душа её мертва. Мертва, так же как и моя.
Глава 11. Дребезг.
Спустя день, моего сына выписали. Я держал Бурхана и Саида за руки и, проходя с ними через больничный парк, мы шли домой. Бурхан постоянно упирался одной рукой на костыль, чтобы не давить на больную ногу. Всю дорогу я думал о том, что пора улететь отсюда и вернуться к своей, обычной жизни. Дойдя до ботанического сада, я сел на каменную плиту, стоящую на высокой траве. Со вчерашнего дня мысли мне не давали покоя. Но, я твёрдо решил, я забираю свою семью и улетаю в Абу-Даби. Я улечу отсюда навсегда. Бурхан сел возле меня и смотрел, как его младший брат копается в траве, ковыряя палкой землю. Я на сыновей не обращал внимания, а только смотрел вдаль на проезжающие машины и витал далеко в своих мыслях.
- Отец? – спросил меня Бурхан, прижав к себе трость.
- Что, сынок?
- Вчера по больнице ходил мулла и заходил в палаты к больным.
- Да, сынок, это хорошо, - сказал я, неотрывная глаз от дороги.
- Знаешь, пап, он говорил, что если мы молимся, то Бог поможет нам. Тогда я спросил муллу: «- А Бог творит чудес?» Пап, ты слушаешь меня?
- Что? Сынок, давай потом поговорим. Иди, поиграй пока с Саидом.
Бурхан надул свои щёки и начал гладить руками свой деревянный костыль. Заметив, что сын обиделся, я встал с места и, подойдя к Бурхану, присел напротив него. Схватив его за руки, которые он держал над коленями, сжимая в руке трость, я спросил его:
- Что, что ответил тебе мулла?
- Он сказал, что если я посмотрю на мир иначе, я увижу во всём чудеса Всевышнего. Я всю ночь пытался понять, а как это, смотреть иначе?
- Ну…. Это значит, видеть в обычном, необычное.
- Пап, - произнёс Бурхан и внимательно посмотрел на меня. – А ты веришь, что Он есть?
- Кто?
- Бог. Ведь Его никто и никогда не видел.
- Ты видел, сколько людей погибло в том месте от взрыва?
- Да…. – с грустью ответил Бурхан.
- Я тоже это видел. И я был готов умереть от мысли, что среди умерших мог быть ты. Всё время, что я искал тебя, моя душа молилась. Пока я помогал другим, мои мысли молились. Пока мой голос выкрикивал твоё имя, мои губы молились. Я нашёл тебя, живым. И тогда я не молился, я заплакал и сказал: «Спасибо».
- Меня Бог спас? – спросил Бурхан, сжав трость. – Я думал врачи….
Посмотрев на сына, я взял костыль в руки испустил Бурхана вниз. Позвав к себе Саида, я крепко держал руки сыновей и направился с ними к дороге, за которой находился горный перевал. Пройдя улицу и поднявшись по горе вверх, я отдал костыль Саиду, а Бурхана взял на руки. Поднимаясь с сыновьями наверх горы, я остановился у обрыва. Саид крепок держал мою руку, а сам вытянул шею и смотрел с обрыва вниз.
- Ух, ты! Вот я бы не хотел упасть туда, – с улыбкой сказал Саид.
Опустив Бурхана вниз, я отдал ему трость и сказал:
- Иди к краю обрыва.
- Но…, там страшно, - сказал сын, отойдя подальше от скользкой земли.
- Ты не трус. Иди. Делай, что говорю.
Саид отошёл назад, спрятавшись за мою руку. Бурхан, прихрамывая, подошёл к обрыву. По горным холмам мчался быстрый ветер. Я знал это место хорошо и часто тут бывал с друзьями. Наблюдая как мой сын, пугливо приближался к обрыву, я сжал крепче руку Саида и крикнул Бурхану:
- Отпусти свою трость и расправь руки.
- Но, папа, мне больно так стоять.
- Это глупый поступок, сынок? Ты можешь упасть? Как думаешь?
- Конечно. Я упаду вниз, - пугливо говорил Бурхан, смотря на яр.
- Все люди совершают глупости, но Бог всегда их оберегает от этого. Ты спросил меня: «А есть ли Бог и как смотреть на мир иначе?» Так вот теперь отвернись и не смотри вниз. Раздвинь руки и закрой глаза.
Бурхан с удивлением посмотрел на меня. Осторожно присев, он положил костыль на траву. Посмотрев на меня, сын улыбнулся и крикнул:
- Увидеть иное, значит закрыть глаза?
Я кивнул Бурхану и так же улыбнулся ему. Сын повернул голову в сторону бесконечного неба и, расправив руки в стороны, стоял над пропастью. Я в душе волновался. Всё же нога слабая, да и обрыв был близок. Мало ли…. Я смотрел на сына и тихонько молился себе под нос. Саид внимательно наблюдал за братом, словно ждал, что же будет дальше. Через пару секунд, сын зашевелился и, сделав пару шагов назад, упал на землю. Подойдя к нему, я поднял его трость и, протянув её Бурхану, спросил:
- Ну? Почему ты упал?
- Аллах уберег, - с улыбкой сказал он и схватился за свой костыль.
Обняв сына, я поцеловал его в лоб. Осторожно спускаясь с сыновьями по склону вниз, мы вернулись домой. В коридоре Бурхана обняли его братья Аман и Салман. К нам вышел Мабрур и с улыбкой спросил меня:
- Ну, что? Как его здоровье?
- Хвала Аллаху, хорошо. Я думаю, завтра мы вернёмся домой, - ответил я, зайдя в зал и рухнув на диван.
- Я рад это слышать, - сказал Мабрур, подойдя ко мне и сев рядом.
- Дядя! – весело закричал Бурхан, прискакав в объятия Мабрура.
- Да, мой ангел? - спросил брат, крепко обняв моего сына и целуя его щёки.
- Знаете, что со мной сегодня было?
- Что? – удивлённо спросил брат, с непониманием, смотря на радостного Бурхана.
- Вот скажите, Вы видели Бога? – с улыбкой спросил сын.
- Эм…, нет. Нам не дано это… – ответил Мабрур и посмотрел на меня.
- Тогда как Вы мне докажете, что Он есть?
- А в чём дело? Коран и есть доказательство всему, - сказал брат.
Бурхан начал улыбаться и сказал:
- Правильный ответ: «Бог есть во всём, если с верой в Него мы».
Брат удивился. Улыбнувшись Бурхану, он посмотрел на меня и спросил:
- Не уже ли я это слышу от твоих детей, Микдад?
- Бурхан! – выкрикнула, вошедшая в зал, Шема.
Жена тут же подбежала к сыну и крепок обняла его, целуя ему лицо.
- Мамочка. Как я там скучал по тебе, - говорил сын, сжимая мамины плечи.
- Иди, Шема, умой мальчиков, - сказал Мабрур, махнув Шеме рукой.
Жена попыталась посмотреть на меня, но я отвернулся, дав ей понять, что не имею желания видеть её или разговаривать с ней. Шема с Бурханом вышла из зала и позвала за собой других детей. Брат повернулся ко мне и спросил:
- Сына выписали. Что собираешься делать?
- Я с Армин виделся вчера, - сказал я, смотря на Мабрура.
- И что?
- Мы договорились вернуться каждый к своим семьям. Я возьму нам билеты и, мы с женой и детьми, вернёмся домой.
Брат поставил руку мне на колено и улыбнулся.
- Ты всё верно решил. А Армин молодец. Она как мудрая женщина первая, поставила этому конец.
Я взял лежавший на диване пульт и включил телевизор. Брат заметил, что я подавлен всей этой ситуацией и добавил:
- Ты и так счастлив, поверь.
- Был…. Пока мой брат не постарался, - иронично ответил я и сделал громче звук.
В спальне, на кровати сидел Бурхан. Жена сняла с него майку и, держа в руке оранжевую футболку, улыбнулась ему.
- Сыночек, ты у меня похудел, - сказала Шема, надев на него майку.
- Мама! – крикнул Бурхан, - я сегодня увидел то, что мы не видим! Отец меня сегодня на гору отвёл.
- На гору? Твои ноги нельзя напрягать, сынок.
- Ты послушай, мама. Я стоял прямо у обрыва!
- Один? – удивилась Шема, сев возле сына.
- Да! Все отошли. И папа и Саидик, они стояли дальше. А я раздвинул руки и закрыл глаза.
- И что? Ты не испугался?
- Мама, я почувствовал, как мне было страшно. И знаешь, что я почувствовал?
- Что?
- Очень осторожно, меня толкнули в грудь, словно сказали: «Иди назад».
Шема слегка улыбнулась и, погладив сына по голове, сказала:
- И когда ты открыл глаза, там стоял твой отец.
- Нет. Когда я открыл глаза, я снова видел небо, а внизу обрыв. Но я не видел ветра, который дул мне в грудь. Но ведь он есть и он дул. Бога тоже не нужно видеть. Он и есть всё то, что нам помогает, но мы не видим. Он есть, мам….
- Я знаю, сынок, знаю, - сказала Шема и крепко обняла Бурхана.
Я сидел с братом в зале и смотрел телевизор. Вдруг я услышал шум, доносящийся из улицы. Сделав звук тише, я встал с места и, подойдя к окну, отодвинул штору. Мимо нашего двора, передвигалась толпа бастующих людей. Ко мне подошёл Мабрур и тоже, внимательно наблюдал.
- Что это? – спросил я брата.
- Со вчерашнего ходят слухи, что в Ливане готовятся к войне. Скорее всего, это какие-то активисты либо, люди желающие узнать правду.
- Войне? Почему на наших землях должна быть война?
- А почему бы и нет?
- Да ну…. Такие земли как Ливан или Сирия, никогда не посмеют тронуть.
- Я читала, - резко перебила нас, вошедшая в зал Янаби. – Что будет на земле золотой век.
- И когда он будет? – с любопытством спросил Мабрур, отойдя от окна.
- Когда один за другим падут исламские страны. Но при этом в Европе начнут умирать от вируса и каких-то заболеваний.
- Не уже ли, на головы европейцев тоже беда придёт? – с радостью спросил брат.
Я развернулся и недовольно посмотрел на Мабрура.
- Ты опять начинаешь? Мы же договаривались!
- Придёт. Только прежде, чем начнут умирать европейцы должна пасть Сирия, - сказала Янаби и погладила свой живот.
- Что?! Никогда! Наши земли никогда не падут! – выкрикнул я.
- Микдад, а этот взрыв разве не показатель, тревожных звонков? – спросил меня брат.
- Это могло быть что угодно.
- Ты просто не остался там и не видел, что происходило. На наши границы явно кто-то вторгся и явно не с добром. Если так будет продолжаться, то мы заберём всех родственников и улетим в Эмираты.
Я округлил свои глаза и не верил, что брат и сестра могли говорить это на полном серьёзе. Но ведь и правда, в окраинах нашей страны начались беспорядки и волнения. Я присел на диван и задумался. Потрепав свои волосы, я повернулся к сестре и спросил:
- И когда же, настанет этот золотой век?
- Я не знаю. Я даже не помню, где слышала об этом. Но то, что наши страны должны пасть, это я точно слышала.
- Кошмар…. Правду говорят: «И как же мерзки люди на земле, что ради денег убивают. И пусть сгорят они в огне, за то, что у невинных жизни отнимают».
- Ничего. Я думаю, наше государство это быстро уладит, - сказал брат и улыбнулся.
- Я пойду во двор.
Поднявшись с места, я вышел в коридор. Присев и завязывая шнурки на кедах, ко мне подошла Шема и протянула мне мой шары, чтобы я замотал его на голову.
- Микдад, что со мной будет?
- А что с тобой не так? – спросил я, поднявшись и взяв с её рук платок.
- Ты сказал, что разводишься….
Я стоял боком к жене и, смотря в зеркало, надел клетчатый шарф.
- Твоё молчание, означает, что разведёшься?
- Я пойду за билетами, мы вернёмся домой.
- Ты сейчас пойдёшь?
- Да, - ответил я и вышел.
Ко мне на встречу шёл Давуд. Увидев его, жена накинула на голову вуаль и, выбежав за мной, крикнула:
- Можно мне с тобой?
Пожав Давуду руку, я недовольно развернулся к жене. Друг улыбнулся нам и спросил:
- Вы куда собрались?
- Да вот…. В Эмираты возвращаемся. Хочу за билетами сходить.
- Пошли, я с вами схожу. Как раз в центре целый митинг. Посмотрим, что там власти споют нам, - улыбаясь, говорил Давуд.
Я повернулся к Шеме и протянул к ней руку. Жена тут же подбежала ко мне и, взяв меня за руку, пошла вместе с нами. Приближаясь к главному парку нашего города, мы действительно увидели множество людей. Были не только мужчины, но и женщины. На не большой сценке стояли какие-то люди, выкрикивая в рупорный громкоговоритель что-то, что вызывало крики и эмоции у толпы. Напротив парка, по дороге проезжали легковые машины из окон которых выглядывала молодёжь и, смеясь произносила какой-то лозунг. Приближаясь к центру парка, было ощущение, что мы попали в муравейник из людей. Кто-то сидел на скамейках и распивал напитки, постоянно громко смеясь и крича вместе с толпой как дикари. Кто-то действительно слушал то, что говорили со сцены и качал головой.
- Обалдеть, тут что, весь Бейрут собрался? - с улыбкой спросил я, расталкивая людей и следуя за Давудом.
- Обожаю, когда в городе собирается толпа, - выкрикнул Давуд, протискиваясь мимо подростков с бутылками в руках.
- Хорошо, что Мабрур это не видит. Мой брат ненавидит подобные мероприятия.
Приблизившись к скамейкам, на которых сидело много людей, Давуд обошёл их и взобрался на бетонные плиты. Я так же залез на них и, держа Шему за руку, помог ей взобраться. Мы стояли втроём на сером камне и смотрели вдаль сквозь бесконечную толпу. На сцене стояло четверо мужчин в возрасте, и старательно настраивали толпу против некоторых наших политиков. Людей было так много, а машины шумели так громко, что ничего не было слышно кроме смеха и громких выкриков из толпы.
- Что он там несёт? – спросил я Давуда, который вынул из кармана орешки и передал Шеме.
- Чёрт его знает. Главное людям не нравится, - ответил друг, грызя орех.
-Мне тоже дай, - сказал я, протянув руку к Давуду.
- Какла-а-а-а-н! Закричал парень снизу.
Посмотрев в сторону, я увидел Тарона с красивой девушкой. Подняв руку, я махнул ему и крикнул:
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |