Здесь, прежде чем отправиться на войну, обосновались Караксес, Вермитор, Среброкрылая и Овечий Вор. Осталось еще пять драконов: дракон принца Джоффри – Тираксес, серый дракон Аддама Велариона – Морской Дым, молодые драконы Моргул и Шрикос, связанные с принцессой Джейхейрой (бежала) и ее братом-близнецом Джейхейрисом (мертв)... и Пламенная Мечта, принадлежащая королеве Хелейне. Согласно давней традиции, по крайней мере, один всадник должен был проживать в яме, чтобы быть тот мог встать на защиту города, в случае возникновения необходимости. Так как королева Рейнира предпочитала держать своих сыновей рядом с собой, этот долг выпал Аддаму Велариону.
Но теперь, на Черном совете был поднят вопрос о лояльности Аддама. Сир Ульф Белый и Хью Молот перешли на сторону врага...но были ли они единственными предателями? Что насчет Аддам из Халла и девушки Крапивы? Они ведь также родились бастардами. Можно ли им доверять?
Лорд Селтигар считал, что нет.
– Бастарды предатели по своей натуре. Это у них в крови, – говорил он. Лорд призвал ее Величество схватить незаконнорожденных всадников раньше, чем те смогли бы присоединиться к врагу со своими драконами. Остальные поддержали мнение Селтигара. Среди них были: сир Лютор Ларджент – командир городского дозора, сир Лорент Марбранд – лорд-командующий Королевской гвардии. Даже двое мужчин из Белой Гавани, грозный рыцарь сир Медрик Мандерли и его умный, тучный брат сир Торрхен, призвали королеву к недоверию.
– Лучше не давать никаких шансов. Если враг получит больше двух драконов, мы пропадем, – сказал Торрхен.
Только лорд Корлис высказался в их защиту, заявив, что сир Аддам и его брат Алин «истинные Веларионы» и достойные наследники Дрифтмарка. Что касается девушки, хотя она может быть грязная и некрасивая, но она храбро сражалась в битве при Глотке.
– Так же, как и два предателя, – возразил лорд Селтигар.
Однако страстные протесты Десницы были напрасны. Все страхи Королевы всплыли наружу. Ее так часто предавали, что она начала быстро верить в худшее. Поэтому предательство больше не удивляло ее. Она даже ожидала это от того, кого любит больше всего.
Королева Рейнира приказала сиру Лютору Лардженту взять с собой двадцать золотых плащей в Драконье Логово у для ареста Аддама Велариона. И это предательство породило большее предательство королеве на погибель. Как только сир Лютор Ларджент подошел к горе Рейнис, двери распахнулись и оттуда вылетел Морской Дым, широко размахивая крыльями. Сир Аддам Веларион был вовремя предупрежден, чтобы успеть совершить побег. Злой сир Лютор вернулся в Красный замок и ворвался в башню Десницы. Он арестовал лорда Корлиса и обвинил его в предательстве. Старик не отрицал этого. Даже будучи связанным и избитым он не сказал ни слова. Его бросили в подземелье, в каменный мешок – в ожидании суда и казни.
Все это время по городу расползались слухи о бойне в Тамблтоне… и вместе с ними страх. «Следующей будет Королевская Гавань», говорили друг другу люди. Дракон будет биться с драконом, и на этот раз город наверняка заполыхает. Страшась наступающего врага, горожане сотнями стремились покинуть столицу, но золотые плащи отгоняли их от ворот. Кто-то из жителей столицы, запертых в кольце городских стен, сооружал себе укрытия в погребах, чтобы пересидеть там грядущий огненный шторм; другие обратились к молитвам, вину и тем удовольствиям, которые можно найти промеж женских бедер. К сумеркам городские таверны, бордели и септы полнились мужчинами и женщинами, которые искали там успокоения или забытья и делились страшными слухами друг с другом.
Хаос царил и в Тамблтоне, шестьюдесятью лигами к юго-западу, но хаос другого рода. Если Королевская Гавань трепетала в ужасе перед врагом, который, как считали в столице, вот-вот двинется на город, сторонники короля Эйгона остались без вождя, и их терзали разногласия, споры и сомнения. Ормунд Хайтауэор был мертв, как и его кузен сир Бриндон, первейший рыцарь Староместа. Его сыновья остались в Высокой Башне в тысяче лиг позади, да и были они зелеными мальчишками. И хотя лорд Ормунд и назвал Дейрона Таргариена «Дейроном Отважным» и хвалил его отвагу в битве, принц тоже был всего лишь мальчишкой – то был младший из сыновей короля Эйгона, выросший в тени своих старших братьев и скорее привыкший подчиняться приказам, чем отдавать их. Старшим членом дома Хайтауэров, оставшимся при войске, оказался сир Хоберт, еще один кузен лорда Ормунда, которому доселе доверяли лишь командовать обозом. Человек «столь же упорный, сколь и тугой на ум», Хоберт Хайтауэр прожил на свете шестьдесят лет, ничем себя не отличив, но теперь он должен был принять на себя командование армией в силу своего родства с королевой Алисентой.
Немного найдется городов в истории Семи Королевств, которые подверглись бы такому долгому, жестокому и бесчеловечному разграблению, как Тамблтон после Измен. Принц Дейрон преисполнился отвращением после всего того, что увидел, и повелел сиру Хоберту Хайтауэру прекратить погром, но от всех усилий Хайтауэра было не больше толку, чем от него самого.
Наихудшие преступления совершили Два Предателя – низкородные наездники на драконах, Хью Молот и Ульф Белый. Сир Ульф всецело предался пьянству, утопив себя в вине и женских ласках, а тех, кто не мог его удовлетворить, скармливал своему дракону. Рыцарское звание, которым его наградила королева Рейнира, Ульфа не устраивало; не удовлетворил его и титул лорда Горького Моста, врученный принцем Деймоном. У Белого была на уме награда посолиднее: он желал себе не больше и не меньше чем Хайгарден, заявив, что Тиреллы устранились от Танца, а посему должны считаться изменниками.
Но честолюбие сира Ульфа блекло по сравнению с притязаниями его товарища по предательству – Хью Молота. Молот, сын простого кузнеца, был человеком огромного роста, и руки у него были такие сильные, что он, говорят, мог связать себе ожерелье из железных прутьев. Хотя Молот никогда не учился владеть мечом, рост и сила делали его грозным противником; его излюбленным оружием был боевой молот, которым сир Хью на поле боя раздавал сокрушительные, смертоносные удары. В бой он летал на Вермиторе, который когда-то возил на себе самого Старого Короля; из всех драконов Вестероса только Вхагар была старше и больше. Лорд Молот, как он теперь себя величал, начал грезить о короне. «Зачем быть лордом, если можно стать королем?», говорил он людям, что начали собираться вокруг него.
Ни один, ни другой из Двоих Предателей не спешил помочь принцу Дейрону в атаке на Королевскую Гавань. На стороне зеленых было мощное войско и к тому же три дракона, но и у королевы было три дракона, насколько было известно собравшимся в Тамблтоне, а с возвращением принца Деймона и Крапивы стало бы пять. Лорд Пик предлагал отложить всякое наступление до того времени, пока к ним от Штормового Предела не подтянется лорд Баратеон со своим войском, тогда как Хоберт Хайтауэр и вовсе желал отступить назад в Простор, дабы пополнить быстро тающие припасы. Никого, казалось, не заботило, что сама их армия тает с каждым днем, испаряется, как утренняя роса – все больше и больше солдат дезертировало, возвращаясь к родным очагам и несобранному урожаю с той добычей, что они могли унести с собой.
Во многих лигах к северу от них, в замке, выходящем на Крабий залив, еще один лорд нежданно для себя оказался на острие меча. Из Королевской Гавани прибыл ворон с посланием королевы к лорду Манфриду Мутону, правителю Девичьего Пруда: ему было велено доставить королеве голову девочки-бастарда Крапивы, которая, как говорили, сделалась любовницей принца Деймона и которую королева обвинила в государственной измене. «Не чините никакого вреда моему лорду-мужу, принцу Деймону из дома Таргариенов, – повелевала королева. – Когда дело будет сделано, отправьте назад ко мне, ибо он нам нужен».
Мейстер Норрен, хранитель летописей Девичьего Пруда, поведал, что после прочтения письма государыни его лорд испытал такое потрясение, что потерял дар речи. Лорд не обрел его снова, пока не испил три чаши вина. Затем Манфрид Мутон послал за капитаном стражи, за своим братом и за сиром Флорианом Грейстилом, своим сторонником. Мейстеру он тоже приказал остаться. Когда все собрались, лорд зачитал письмо и испросил их совета.
– Такое содеять легко, – сказал капитан стражи. – Принц спит рядом с ней, но он уже стар. Вздумай он вмешаться - троих вполне хватит удержать его. Хотя я бы взял шестерых, для уверенности. Желает ли милорд совершить дело сегодня?
– Шестерых или шестьдесят - но он все еще Деймон Таргариен, – возразил брат лорда Мутона. – Мудрее будет подлить ему в вечернее вино сонного зелья. Пусть найдет ее мертвой, когда проснется.
– Эта девочка почти ребенок, сколь мерзки бы не были ее грехи, – заявил сир Флориан, постаревший, седой, суровый рыцарь. – Старый Король никогда не попросил бы о таком, ни от одного человека чести.
– Мы живем в мерзкие времена, – сказал лорд Мутон, – и мерзкий выбор велит мне сделать королева. Эта девочка – гость у моего очага. Если я повинуюсь, Девичий Пруд будет проклят вовеки. А если откажусь, наш род будет обесчещен и уничтожен.
И на это его брат ответил:
– И какой бы выбор мы не сделали, мы будем уничтожены в итоге. Принц любит это смуглое дитя, и дракон его поблизости. Умнее было бы сгубить их обоих, иначе принц во гневе сожжет Девичий Пруд.
– Государыня запретила причинять ему вред, – напомнил лорд Мутон. – И убийство двух гостей в их постелях вдвойне подлее убийства одного. И я буду проклят дважды, – и тогда он вздохнул и сказал. – Хотел бы я никогда не читать такое письмо.
И тогда заговорил мейстер Норрен, заявив:
– А возможно, вы его и не читали.
Что было сказано после сего – неизвестно. Мы знаем лишь то, что мейстер, молодой человек двадцати двух лет, нашел тем вечером принца Деймона и девицу Крапиву за ужином и показал им письмо королевы. Прочитав письмо, принц Деймон сказал:
– Слово королевы, дело шлюхи, – и он обнажил свой меч и спросил, ждут ли люди лорда Мутона за дверью, дабы схватить их. Узнав, что мейстер пришел один и втайне, принц опустил меч в ножны, сказав:
– Плохой вы мейстер, но хороший человек.
И велел ему уйти, повелев не говорить ни слова лорду до самого утра.
Нигде не записано, как принц и его девица-бастард провели последнюю ночь под крышей дома лорда Мутона. Но на заре они вместе появились во дворе, и принц помог Крапиве оседлать Овечьего Вора в последний раз. Обычно Крапива кормила его каждый день перед полетом, ибо драконы гораздо терпимей к всадникам, когда сыты. В то утро девица скормила Овечьему Вору черного барана, самого большого в Девичьем Пруду, самолично перерезав скотине горло. Она забралась на дракона в кожаной одежде для полета, обагренной кровью. Мейстер Норрен также записал, что «щеки ее заливали слезы». Ни слова прощания не прозвучало между мужчиной и девицей. Но когда Овечий Вор забил бурыми крыльями и воспарил в светлеющее небо, Караксес поднял голову и издал такой вскрик, что раскололись все окна в Башне Джонкиль. Высоко над городом Крапива повернула дракона на Крабий залив и исчезла в утреннем тумане, дабы более никогда не вернуться.
Деймон Таргариен воротился в замок лишь дабы позавтракать с лордом Мутоном.
– В последний раз вы видите меня, – сказал он лорду. – Благодарю за ваше гостеприимство. Дайте знать всем в ваших землях, что я лечу в Харренхолл. И если мой племянник Эймонд осмелится на встречу, то найдет меня там. Одного.
И принц Деймон навсегда покинул Девичий Пруд. Когда он уехал, мейстер Норрен пришел к лорду, дабы сказать:
– Снимите цепь с моей шеи и свяжите ей мои руки. Вам следует отправить меня к королеве. Предупредив изменницу и дав ей сбежать, я сам совершил измену.
Но лорд Мутон отказался:
– Оставь себе свою цепь, – произнес лорд. – Мы все здесь изменники.
И в ту же ночь развевающиеся над вратами Девичьего Пруда расчетверенные флаги королевы Рейниры опустились, а вместо них вознеслись золотые драконы знамен короля Эйгона II.
Когда принц Деймон спустился с неба, дабы в одиночку захватить Харренхолл, над обуглившимися башнями и разрушенными стенами замка знамен не было. Только несколько пастухов с овцами нашли убежище в подвалах и подземельях замка, но шум крыльев Караксеса прогнал их прочь. И когда последний бродяга покинул замок, принц Деймон остался один в похожих на пещеры залах Твердыни Харрена, в обществе только лишь Караксеса. Каждый вечер на закате принц оставлял зарубку на сердце-дереве богорощи, дабы обозначить еще один прошедший день. Тринадцать отметин все еще можно узреть на том чардереве. Раны стары, глубоки и темны, но всякий лорд, что правил Харренхоллом со времен Деймона, утверждал, что каждую весну они кровоточат вновь.
На четырнадцатый день бдения принца над замком пронеслась тень, что чернее любого мимолетного облака. В богороще поднялись в воздух растревоженные птицы, а горячий ветер погнал через двор упавшие листья. Вхагар наконец явилась, и на спине ее сидел одноглазый принц Эймонд Таргариен в полночно-черной броне, выложенной золотом.
Братоубийца оказался не один. С ним прилетела Алис Риверс, с округлившимся животом, а длинные волосы чернотой развевались позади нее. Принц Эймонд описал два круга над башнями Харренхола и опустился во внешнем дворе, в сотне ярдов от Караксеса. Драконы злобно взглянули друг на друга, и Караксес с шипением расправил крылья, пламя заплясало между его зубов.
Принц помог своей женщине спуститься со спины Вхагар и повернулся к Деймону.
– Дядя, я слышал, что ты искал нас.
– Только тебя, – отозвался Деймон. – Кто подсказал, где найти меня?
– Моя леди, – ответил Эймонд. – Она видела тебя в грозовой туче, в горном пруду на закате, в огне, который мы разожгли, дабы приготовить ужин. Она много чего видит, моя Алис. Ты глупец, раз пришел один.
– Не будь я один, не пришел бы ты, – произнес Деймон.
– Но ты один, и вот я здесь. Ты прожил слишком долго, дядя.
– В одном мы согласны, – отвечал Деймон. Старый принц приказал Караксесу склонить шею и неуклюже взобрался на его спину, тогда как Эймонд поцеловал свою женщину и легко вскочил на спину Вхагар, не забыв застегнуть четыре короткие цепи, что соединяли пояс и седло. Деймон же оставил свои цепи свободными. Караксес зашипел вновь, наполнив воздух пламенем, Вхагар ответила рыком. Как один, драконы ринулись в небо.
Принц Деймон стремительно гнал Караксеса ввысь, подбадривая дракона кнутом со стальным наконечником, пока оба не скрылись среди облаков. Вхагар, будучи старше и крупнее, по сей причине была и медлительнее. Собственная величина сделала ее неповоротливой, и потому она поднималась более плавно, вознося своего всадника над водами Божьего Ока расширяющимися кругами. Час был поздний, и солнце клонилось к закату, в его лучах поверхность озера мерцала ровно лист чеканной меди. Все выше и выше поднималась Вхагар в поисках Караксеса, а Алис Риверс следила за ней с вершины харренхолльской башни Королевский Костер.
Нападение удалось внезапным, как гром среди ясного неба. Караксес ринулся на Вхагар с пронзительным криком, услышанным за дюжину миль от места схватки. Скрытый сиянием заходящего солнца, он напал со стороны слепого глаза Эймонда. Со страшной силой Кровавый Змий врезался в старшего дракона. Отзвуки их рева раскатывались над Божьим Оком, пока драконы сражались и рвали друг друга,чернея на фоне кроваво-красного неба. Их пламя сияло столь ярко, что рыбаки внизу опасались, как бы не загорелись сами облака. Сцепившиеся драконы падали к озеру. Челюсти Кровавого Змия сомкнулись на шее Вхагар, его черные зубы погружались все глубже в плоть громадной драконицы. Даже когда когти Вхагар стали раздирать его брюхо, а зубы оторвали крыло, Караксес лишь вгрызался сильнее, терзая ее рану – а озеро с ужасающей скоростью неслось навстречу бойцам.
И в тот самый миг, как повествуют нам сказания, принц Деймон Таргариен перекинул ногу через седло и перепрыгнул на другого дракона. Он держал в руках Темную Сестру, меч королевы Висеньи. Эймонд Одноглазый взирал в ужасе, пытаясь нашарить цепи, сковавшие его с седлом. Деймон сорвал шлем племянника и вонзил меч в его пустую глазницу с такой силой, что острие вышло из задней части шеи молодого принца. Через пол-удара сердца драконы рухнули в озеро, подняв столь огромную волну, что рассказывают, будто она была выше башни Королевский Костер.
Ни человек, ни дракон не могли пережить подобный удар, как свидетельствуют рыбаки, видевшие бой. И ни человек, ни дракон не выжили. Караксес сумел протянуть достаточно долго, чтобы выползти на сушу. Выпотрошенный, лишившийся одного крыла, окутанный клубами испаряющейся от его жара воды, Кровавый Змий нашел в себе силы выбраться на берег озера и скончался под стенами Харренхола. Туша Вхагар опустилась на дно озера, на месте упокоения горячая кровь ее ран превратила воду в кипяток. Несколькими годами позже, по завершении Танца Драконов, останки нашли. Скелет принца Эймонда в латах оставался прикованным к седлу, а Темная Сестра - по рукоять вонзенной в его глазницу.
Невозможно сомневаться в гибели принца Деймона. Его кости так и не нашлись, но в том озере много весьма прихотливых течений, и предостаточно голодной рыбы. Певцы рассказывают, что старый принц пережил падение, а после вернулся к девице Крапиве, дабы провести остаток дней с ней. Такие истории хороши для очаровательных песен, но плохи для хроник.
В двадцать седьмой день пятой луны 130 года В.Э. драконы сгинули в танце над Божьим Оком. В день смерти Деймону Таргариену было сорок девять лет, принцу же Эймонду едва исполнилось двадцать. Вхагар, наивеличайшая из драконов после Балериона Черного Ужаса, насчитывала уже сто восемьдесят один год. Так испустило дух последнее живое существо, заставшее времена Завоевания Эйгона, когда сумерки и тьма поглотили проклятую твердыню Харрена Черного. И все же лишь столь немногие стали свидетелями последнего боя принца Деймона, что вести о сражении разошлись через немалое время.
В Королевской Гавани государыня Рейнира становилась все более одинокой с каждым очередным предательством. Заподозренный в измене Аддам Веларион сбежал, прежде чем его успели привести на распрос. Приказав взять под стражу Аддама Велариона, королева потеряла не только дракона и наездника, но и своего Десницу... Большая часть армии, пришедшей на захват Железного Трона с Драконьего Камня, состояла из людей, присягнувших Дому Веларионов. Как только стало известно, что лорд Корлис томится в темнице под Красным Замком, они принялись покидать королеву сотнями. Некоторые уходили на Сапожную Площадь к собравшимся там толпам, иные же выбирались через боковые ворота или даже через стены, желая вернуться на Дрифтмарк. И никому из тех, кто оставался, не должно было доверять.
В тот же день, вскоре после заката, двор государыни постигло еще одно несчастье. Хелейна Таргариен, сестра, жена и королева Эйгона Второго, мать его детей, выбросилась из окна Крепости Мейгора и погибла, упав на железные пики, которыми был унизан ров под ней. Ей был всего двадцать один год.
К ночи на улицах и в переулочках Королевской Гавани, в тавернах, борделях и кабаках, даже в священных септах рассказывали историю пострашнее. Королеву Хелейну убили, слышались шепотки, как ее сыновей ранее. Принц Дейрон и его драконы скоро будут у ворот, и вместе с ними придет конец владычеству Рейниры. А старая королева решила, что молодой сводной сестре не должно жить и упиваться ее падением. И тогда государыня послала к Хелейне сира Лютора Ларджента. Он схватил женщину огромными грубыми ручищами и вышвырнул ее в окно на пики во рву.
Вскорости слухи об «убийстве» королевы Хелейны были на устах половины Королевской Гавани. То, как скоро в это поверили, показывает, как быстро город обернулся против когда-то возлюбленной государыни. Рейниру ненавидели; Хелейну любили. Обитатели столицы не забыли жестокое убийство принца Джейхейриса, что содеяли Кровь и Сыр. Конец Хелейны был милосердно быстрым: одна из пик пронзила горло, и женщина умерла, не издав и звука. А на другом конце города, на холме Рейнис, в минуту гибели Хелейны ее драконица Пламенная Мечта вскинулась и издала рев, сотрясший Драконье Логово. При этом разорвались две цепи из тех, что удерживали зверя. Королева Алисанта, узнав о смерти дочери, разодрала одежды и призвала ужасные проклятья на голову Рейниры.
В ту ночь Королевская Гавань разродилась кровавым бунтом.
Волнения зачались в закоулках Блошиного Конца, куда мужчины и женщины сотнями стекались из каждого кабака, каждого винного погребка, каждой крысиной ямы. Злые, пьяные, перепуганные. Отсюда бунтари разбежались по всему городу, крича об отмщении за погибших принцев и их убитой матери. Они переворачивали телеги и повозки, грабили лавки и дома, поджигали строения. Золотых плащей, пытавшихся остановить беспорядки, жестоко избивали. В безопасности не остался никто: ни знать, ни простолюдины. Лордов забрасывали нечистотами, рыцарей стаскивали с седла. Давоса, брата леди Дарлы Деддингс, закололи ударом в глаз, когда он попытался защитить сестру от трех пьяных конюхов, пытавшихся над ней надругаться. Моряки, что не могли вернуться на свои корабли, напали на Речные ворота и вступили в яростную схватку с городской стражей. Чтобы рассеять их, понадобилась вся сила сира Лютора Ларджента и четырехсот копий. Бой утих, когда ворота были уже наполовину разбиты. В сей схватке пало сто человек, четверть из них носила золотые плащи.
На площади Сапожника шум бунта раздавался со всех сторон. Городская стража выступила в полную силу: пятьсот человек в черных кольчугах, стальных шлемах и золотых плащах, вооруженные мечами, копьями и окованными дубинками. Они шли с южной стороны площади, стеной из щитов и копий. Во главе них на одоспешенном боевом коне надвигался сир Лютор Ларджент, потрясая длинным мечом. Один лишь вид его обратил в бегство сотни, люди рассыпались по улочкам, переулками и тупикам. Еще сотни побежали, когда сир Лютор повел стражников в наступление.
Но десятки тысяч оставались. Толпа стояла столь плотно, что даже те, кто были бы рад бежать, не могли сдвинуться с места. Люди толкали, пихали, давили друг друга. Некоторые двинулись вперед, взявшись за руки, и принялись кричать и сыпать проклятьями, когда под медленный бой барабана на них пошли копья.
– Прочь отсюда, проклятое дурачье! – взревел сир Лютор. – Расходитесь по домам! Вам не причинят вреда! По домам!
Некоторые говорят, что первым погибшим был пекарь, который лишь удивленно хрюкнул, когда острие копья пронзило его плоть, и он увидел, как собственный фартук стремительно краснеет от крови. Другие утверждают, что то была маленькая девочка, которую сир Лютор растоптал своим боевым конем. В ответ из толпы полетел камень, рассекший одному из копейщиков бровь. Раздались выкрики и проклятия, палки, камни и ночные горшки дождем обрушились с крыш, а на другой стороне площади лучник начал пускать стрелы. В одного из стражников ткнули факелом, и его золотой плащ сразу охватило пламя.
Золотые плащи являлись крупными воинами, молодыми, сильными, обученными, облаченными в доспехи и с хорошим оружием. Двадцать ярдов, или немного больше, выставленная стена щитов держалась, и они прорубили кровавый путь сквозь толпу, повсюду вокруг себя оставляя мертвых и умирающих. Но их было лишь пять сотен, а бунтовщиков - десятки тысяч. Сначала упал один стражник, затем – другой. И вдруг чернь проскользнула сквозь бреши в строю щитов, нанося удары ножами и камнями и даже вцепляясь зубами. Толпа подобно рою окружила воинский отряд, обошла с боков и напала сзади. А с крыш и балконов вниз на стражников летела черепица.
И битва перешла в бойню. Окруженные со всех сторон, золотые плащи оказались зажаты и сметены, ибо уже не могли толком пользоваться оружием. Многие погибли от ударов своих же мечей. Прочих рвали на куски, забивали до смерти ногами, затаптывали, проламывали головы мотыгами и мясницкими тесаками. Даже грозный сир Лютор Ларджент не смог уцелеть в такой резне. Меч вырвали из его руки, Ларджента стащили с седла, ножом пронзили живот, и забили до смерти булыжником. Его шлем и голову так раздробили, что только по величине и удалось опознать его тело, когда на следующий день прибыли телеги, собравшие мертвецов.
За долгую ночь половину города охватил хаос. А в оставшейся части устроили свару неизвестно откуда взявшиеся «лорды» и беззаконные «короли». Межевой рыцарь с имечком сир Перкин Блоха, короновал собственного оруженосца Тристана, ибо юноша шестнадцати лет объявил, что приходится побочным сыном покойному королю Визерису. Любой рыцарь может посвятить в рыцари кого угодно, и сир Перкин принялся давать рыцарское звание всякому наемнику, вору или помощнику мясника, который соглашался встать под рваное знамя Тристана. И мужчины, и мальчишки присоединялись к нему сотнями.
К рассвету пожары полыхали по всему городу. Площадь Сапожника усеяли тела погибших. Полчища преступников, что выбрались из Блошиного Конца, вламывались в лавки и жилища. От жестоких рук не мог уйти ни один попавшийся им честный человек. Выжившие золотые плащи вернулись в казармы, а на улицах царили «рыцари» из трущоб, скоморошьи «короли» и безумные пророки. Подобно тараканам, худшие из них разбежались перед рассветом, забившись в самые темные щели и подвалы, дабы проспаться после безудержного пьянства, поделить награбленное и смыть кровь с рук. Сир Бейлон Бирч и сир Гарт Заячья Губа командовали отрядами Золотых плащей на Старых и Драконьих воротах. Они устремились в город, и к полудню восстановили некое подобие порядка на улицах к северу и востоку от холма Висеньи. Сир Медрик Мандерли, что привел сотню мечей из Белой Гавани, проделал то же самое к северо-востоку от холма Эйгона, вплоть до Железных ворот.
Прочие кварталы Королевской Гавани пребывали в хаосе. Когда сир Торрхен Мандерли повел своих воинов вниз по улице Крюка, северяне обнаружили что Рыбный Рынок и Речной Ряд кишат трущобными рыцарями сира Перкина. У Речных ворот драное знамя "короля" Тристана реяло над зубчатыми стенами, а на самих воротах висели тела капитана стражи и трех его сержантов. Остатки гарнизона Грязных ворот также перешли к сиру Перкину. Сир Торрхен потерял четверть своих людей, с боем прорываясь обратно к Красному Замку… и легко отделался по сравнению с сиром Лорентом Марбрандом, который повел сотню рыцарей и вольных всадников в Блошиный Конец. Живыми вернулось шестнадцать. Сира Лорента, лорда-командующего Королевской гвардией государыни, среди них не было.
К вечеру Рейнира Таргариен поняла, что беда пришла со всех сторон, а ее правление обернулось крахом. Королева пришла в ярость, когда поняла, что Девичий Пруд перешел к врагу, девушка по прозвищу Крапива бежала, и даже возлюбленный супруг ей изменил. Дрожь охватила государыню, когда леди Мисария предупредила ее, что грядущая ночь, тени которой уже опускались на землю, будет еще страшнее прошедшей. На рассвете в тронном зале было около сотни человек, но они ускользали прочь один за другим.
Королева переходила от ярости к отчаянью, а затем ярилась вновь, и столь отчаянно хваталась за Железный трон, что к закату обе ее руки оказались окровавлены. Она передала командование золотыми плащами сиру Бейлону Бирчу, капитану стражи Железных ворот; послала воронов с просьбами о помощи в Винтерфелл и Орлиное Гнездо; повелела подготовить указ об объявлении вне закона и лишении всех прав дом Мутонов из Девичьего Пруда; объявила юного сира Глендона Гуда лордом-командующим ее Королевской гвардии. Хотя ему было лишь двадцать, и он стал одним из Белых Мечей не более луны назад, в тот день Гуд отлично проявил себя во время схватки в Блошином Конце. Именно он вернул тело сира Лорента, не дав мятежникам возможности над ним поглумиться.
Эйгон Младший постоянно находился возле матери, но редко говорил что-либо. Тринадцатилетний принц Джоффри надел доспехи оруженосца и умолял королеву разрешить ему добраться на коне до Драконьего Логова и оседлать Тираксеса.
– Матушка, я хочу сражаться за тебя, подобно моим братьям. Позволь мне доказать, что я так же храбр, как они.
Однако его слова лишь укрепили решимость Рейниры.
– Они оба были храбры, а теперь оба - мертвы. Мальчики мои... Милые...
И государыня в очередной раз запретила принцу покидать замок.
С заходом солнца весь сброд Королевской Гавани опять вылез из подвалов, тайных дыр и крысиных ям. И народу было много больше, чем прошлой ночью.
У Речных Ворот сир Перкин устроил пир своим трущобным рыцарям из награбленной провизии. А затем повел их к набережной – грабить причалы, склады и все корабли, не сумевшие уйти в море. Хотя Королевская Гавань и славилась тяжелыми стенами и крепкими башнями, но их создавали для защиты от нападения снаружи, а не изнутри города. Особенно слабым был гарнизон Божьих ворот, ибо его капитан и треть людей погибли с сиром Лютором Ларгентом на площади Сапожника. Среди оставшихся имелось много израненных, и орды сира Перкина легко одержали верх над ними.
Не прошло и часа, как распахнулись еще и Королевские ворота, и Львиные. От одних золотые плащи бежали, а у других «львы» смешались с толпой. Три из семи ворот Королевской Гавани оказались открытыми перед врагами Рейниры.
Однако наиужаснейшая угроза для власти королевы находилась внутри города. С приходом сумерек на площади Сапожника собралась новая толпа, вдвое больше и втрое кошмарнее вчерашней. Подобно столь презираемой им королеве, сброд боязливо поглядывал в небо, страшась, как бы до конца ночи не появились драконы короля Эйгона, а с ними и армия. Чернь более не верила, что государыня даст людям защиту.
И когда безумный однорукий пророк, прозываемый Пастырем, заголосил против драконов – не только могущих напасть на них, а против всех драконов повсеместно – ему внимала толпа, сама уже полубезумная.
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |