XXIII. Потребовалось также горячее усердие Филиппа II для учреждения инквизиции в Галисии. Инквизиция более века была неизвестна в этой провинции, составлявшей часть округа, подчиненного святому трибуналу Старой Кастилии и королевства Леон, резиденция коего находилась в Вальядолиде. До этой поры она избегла этого страшного бича, несмотря на множество происшествий с маврами, евреями и лютеранами. Испанский король решил наконец основать там инквизицию для наблюдения с большим старанием за океанскими портами, ввозом вредных книг и прибытием лиц, имевших целью распространение учения протестантов. Королевский указ, учреждавший в этой провинции трибунал, был выпущен 15 сентября 1574 года и сообщен королевской судебной палате в Коронье и другим светским властям. В тот же год главный инквизитор отправил туда инквизиторов, и трибунал был организован {См.: Новое собрание законов Кастилии. Кн. 2. Отд. VII, закон 1-й и 9-е примечание к нему.}.
Статья третья РАСПРИ С ПОРТУГАЛЬСКОЙ ИНКВИЗИЦИЕЙ
I. Установление власти Филиппа II в Португалии по смерти кардинала архиепископа дома Энрике, занимавшего престол до 1580 года, дало этому государю новый случай проявить ревность к инквизиции. Я уже отметил эпоху, когда она была введена в этом королевстве, и обстоятельства, сопутствовавшие этому событию {См. главу XVI этого сочинения.}. Король Энрике был главным инквизитором с 1539 по 1578 год. Он занимал кафедру архиепископа в Лиссабоне, когда получил корону Португалии по смерти своего племянника короля Себастиана. Тогда он назначил дома Хорхе де Альмеду архиепископом Лиссабонским и третьим (по счету) главным инквизитором Португалии.
II. В 1544 году дом Энрике, занимавший тогда кафедру Эворы [796], и кардинал дом Пардо де Тавера, архиепископ Толедский, - оба главные инквизиторы: один в Испании, другой - в Португалии, - обнародовали, с согласия своих государей, циркуляр, которым извещали, что ввиду соседства двух государств на очень большом протяжении, благоприятствующем бегству из одного государства в другое лиц, привлеченных к суду инквизиции, они условились: 1) взаимно сообщать друг другу все, что может интересовать инквизицию; 2) арестовывать, каждый в своем округе, обнаруженных беглецов; 3) держать их в заключении и требовать документы начатого судопроизводства, чтобы закончить его сообразно делу, так как эта мера представляет меньше неудобств, чем выдача заключенных, кроме исключительных случаев, когда два трибунала могут прийти к соглашению.
III. Вышеупомянутая конвенция соблюдалась неоднократно. Однако, когда лиссабонские инквизиторы написали вальядолидским о выдаче им Гонсаде Баеса, арестованного в Медине-дель-Кампо по заключению их прокурора, 18 февраля 1558 года они получили ответ, что эта просьба не может быть исполнена, если желают держаться конвенции, и что лиссабонский трибунал, напротив, должен прислать испанскому документы судопроизводства. Португальские инквизиторы уважили это требование. В 1568 году испанские инквизиторы, очутившись в подобном положении, отказались сообразоваться с условленной мерой, потому что во главе их стоял тогда кардинал Эспиноса, пользовавшийся большим влиянием на Филиппа II. Он сам ответил кардиналу Энрике, что не подписывал конвенции и что находит более удобным, чтобы заключенный был передан трибуналу, начавшему судопроизводство. Он хорошо знал, что этот порядок плохо соблюдался в самой Испании и что обычно пренебрегали правилами закона, поскольку поступать таким образом было удобнее и выгоднее. Но Эспиноса в этот момент мечтал о расширении своей юрисдикции на иноземные народы, подвластные испанскому королю, - политика, крайнюю важность которой всегда признавала испанская инквизиция. Однако он предлагал кардиналу Энрике обратиться к двум государям и обещал сам предложить испанскому королю меру, которая служила бы на будущее время главным и постоянным правилом.
IV. Дом Энрике уполномочил Франциско Переру, португальского посланника в Мадриде, покончить это дело с кардиналом Эспиносой. Во время переговоров случилось, что несколько испанцев, осужденных льеренским трибуналом на фигуральное сожжение как уклонившиеся от суда, бежали в Португалию, где были арестованы по приказу эворских инквизиторов, тотчас потребовавших присылки документов их процесса в границах конвенции 1544 года. Льеренский трибунал, посоветовавшись с верховным советом, ответил, что он не может не следовать образцу, данному кардиналом Эспиносой. Почти в то же время инквизиторы задержали нескольких португальцев, ускользнувших из своей страны. Епископ Порталегры, эворский инквизитор, потребовал заключенных. Трибунал, всегда послушный воле совета, отказался их выдать, если только ему не пришлют жителей Альбукерке, арестованных эворской инквизицией. Кардинал Энрике уступил инквизиторам Испании, но потребовал 5 декабря сообщить формальный обвинительный акт по этому поводу, между тем как эворские инквизиторы сделают то же самое по отношению к кардиналу Эспиносе. Верховный совет, получив отчет об этих переговорах, согласился на выдачу испанцев, задержанных в Португалии, и на отсылку в эту страну португальцев, арестованных в Испании. Эта мера была исполнена после обмена двух обвинительных актов. V. В переписке эворских инквизиторов находится письмо от 11 марта 1570 года, в котором они извещают, что у них есть еще двое других заключенных испанцев, которых они предлагают выдать. Льеренские инквизиторы (чтобы не быть в долгу за такой поступок) посылают полученную ими информацию о некоторых португальцах, побывавших в Эстремадуре, но вернувшихся в Португалию. Жестокий опыт очень хорошо доказывает, что жажда терзать несчастных быстрее объединяет врагов, чем благородное желание их защищать. Как видно из этого случая, инквизиторы обоих королевств в 1571 году усвоили общую систему кардинала Эспиносы.
VI. Главный инквизитор дом Энрике умер на троне Португалии в 1580 году. Корона принадлежала по праву наследования Филиппу II как сыну императрицы Изабеллы, сестры Жоана III, короля Португалии. Но государь не дожидался этого события, чтобы вмешаться в дела инквизиции страны, так как принимал участие во всех мерах кардинала Эспиносы. Едва стал он властителем Португалии, как его привязанность к трибуналу проявилась в усилении деятельности. А ввиду того что место главного инквизитора было вакантным, он решил упразднить его и передать его функции главному инквизитору Испании, обратив внимание папы на то, что при этом будет более согласованности и единства в делах. Но эта попытка не имела успеха, потому что Филипп был признан в Португалии при формальном условии, что Португалия останется и впредь независимой от Испании и что королевство будет управляться светскими властями советами, установленными в Лиссабоне, чтобы ничто не заставляло нацию обращаться в Мадрид и оттуда ждать резолюций.
VII. Когда герцог Браганцский был провозглашен повстанцами королем Португалии при Филиппе IV, дом Франсиско де Кастро, главный инквизитор, и Жоан де Васконсельос, член совета инквизиции этого королевства, остались верными испанскому монарху. Новый государь (принявший имя Жоана IV) задумал увеличить свою партию. Увлекаемый советами Англии, благоприятствовавшей восстанию, он решил вернуть евреям свободу, которой они пользовались в королевстве до учреждения инквизиции. Он встретил сопротивление со стороны вышеупомянутых инквизиторов. Совет трибунала осудил даже решение Парижского университета, в котором было сказано, что король может назначить и приказать посвятить епископов, не дожидаясь булл из Рима, если бы папа Иннокентий X [797] отказался утвердить тех епископов, которые были назначены королем после того, как он был призван на трон Португалии желанием народа, вопреки оппозиции испанского короля. Жоан IV пригрозил двум инквизиторам тюрьмой, даже смертной казнью; но с их стороны он встретил готовность скорее все претерпеть, чем согласиться на восстановление иудейского культа. По смерти дома Франсиско де Кастро возник вопрос о назначении нового главного инквизитора. Но требуемые буллы было не менее трудно получить, чем буллы епископов, потому что папы Урбан VIII, Иннокентий X и Александр VII [798] уклонялись, насколько могли, высказываться в пользу испанского короля или герцога Браганцского. Их политика была прежде всего выжидательной, и они наблюдали за войной между двумя нациями до момента, когда удача даст перевес той или другой стороне. Вследствие этого по смерти епископа Йельбеского в 1658 году кафедра осталась вакантной, хотя Филипп IV был расположен согласиться на назначение папой епископов по собственному побуждению (motu proprio). Римская курия не сделала никакого употребления из этого права, будучи убеждена, что политические взгляды назначенных епископов указывали бы на ту партию, которая одержит верх. Наконец Португалия восторжествовала над усилиями Испании, и инквизиции двух королевств стали иметь между собой только редкие и маловажные сношения.
Статья четвертая ПРОЕКТ ВОЕННОГО ОРДЕНА ИНКВИЗИЦИИ
I. Чтобы не пройти молчанием ни одного существенного факта, доказывающего благосклонность, оказываемую Филиппом II инквизиции, я передам здесь ребяческий проект горячих голов, который был благоразумно отвергнут Филип пом II, но который никогда не появился бы на свет, если бы не была известна его чрезмерная привязанность к трибуналу.
II. Несколько фанатиков думали сделать ему удовольствие, основав новый военный орден, под именем ордена св. Марии белой шпаги (Santa Maria de la espada blanca). При Альфонсе Мудром существовал орден св. Марии, а в эпоху, о которой я говорю, был другой, известный под именем Сант-Яго шпаги (Santiago de la espada). Новые основатели прибавили эпитет белой, потому что своим отличительным знаком они считали серебряную шпагу, а шпага ордена св. Иакова была красной, цвета крови. Целью этого учреждения была защита католической религии, королевства Испании, его границ и крепостей против всякого нападения, борьба с проникновением в Испанию евреев, мавров и еретиков и исполнение всех мероприятий главного инквизитора. Для членства в новой корпорации надлежало подвергнуться особому испытанию и получить удостоверение со стороны неопровержимых свидетелей, что будущий сочлен не происходит ни от евреев, ни от мавров, ни от еретиков, ни от испанцев, осужденных и наказанных инквизицией; хотя нигде формально не говорилось о необходимости принадлежать к дворянству, однако фактически принимались преимущественно лица, являвшиеся дворянами.
III. По статутам нового ордена в каждой провинции должен был быть приор, уполномоченный управлять делами под властью главного инквизитора. Одной из его прерогатив было получение публичных или тайных доказательств чистоты крови аспирантов. Члены общества были независимы от юрисдикции епископа и гражданских должностных лиц и признавали своим главой единственно главного инквизитора. Они приносили ему отказ от своего имущества и могли пользоваться только тем, что их главе угодно было им оставить для пропитания и содержания. Брачное состояние не являлось препятствием для поступления в орден белой шпаги; вдовы вступивших в орден получали пищевую пенсию, стоимость которой определялась инквизитором по запасам общины. Бедность также не препятствовала принятию в члены, потому что главный инквизитор оплачивал из тех же запасов издержки, причиненные испытаниями, предшествующими поступлению в орден. Все члены должны были выступать в поход или сражаться для защиты пограничных городов, и все они не должны были признавать другого главы, кроме главного инквизитора.
IV. Этот проект был принят провинциями Кастилия, Леон, Астурия, Арагон, Наварра, Галисия, Алава, Гипускоа и Бискайя, Валенсия и Каталония. Статуты нового ордена получили апробацию главного инквизитора и верховного совета. Уполномоченные этих провинций адресовали королю нижайшее ходатайство для получения от него утверждения. Так же поступили представители митрополичьих церквей Толедо, Севильи, Сант-Яго, Гранады, Тарагоны, Сарагосы, Валенсии и сорока восьми дворянских фамилий, происшедших от древних родов, известных тем, что они никогда не смешивали своей крови с новохристианами. Они представили ли королю, что орден белой шпаги представляет Испании большие выгоды; он дает армии значительное увеличение сил и ничего не будет стоить госудственной казне; его служба позволяет надеяться на преобразование и улучшение нравов благодаря результатам, которые получатся от правильной постановки вопросов чести и должного распорядка; наконец, установление этого орденского отличия придаст новый блеск дворянству королевства.
V. Филипп поручил своему государственному совету разобрать план этого учреждения, который послужил предметом обсуждения в нескольких чрезвычайных собраниях, созванных королем. Главный инквизитор собрал несколько членов инквизиций королевства и духовенства в королевской церкви Св. Филиппа в Мадриде. Мнения разделились, как это обыкновенно бывает по всем вопросам, разбор которых доверяется большому числу лиц. Я познакомлю читателя с манерой, в которой один испанский дворянин изложил королю свое мнение, и соображения, сопровождавшие его, потому что они заслуживают того, чтобы их знали.
VI. Дон Педро Венегас из Кордовы представил королю, что новый орден не нужен инквизиции, потому что она обходилась без посторонней помощи в обстоятельствах более трудных; орден не будет также выгоден для улучшения нравов, потому что епископы и другие власти делали в этом отношении столько добра, сколько можно ожидать от человеческой природы; незачем требовать большей помощи в деле защиты государства и его крепостей, которые не страдали от отсутствия войск даже в те времена, когда враги Испании занимали часть полуострова. Если даже предположить необходимость такой меры, то следует припомнить, что существуют другие корпорации, как, например, старинные военные ордена св. Иоанна, св. Иакова, Калатрава, Алькантара и Монтеса [799], рыцари которых по сущности и духу своих учреждений обязаны повиноваться своим гроссмейстерам; званием последних обладает король в силу апостолических булл; новое учреждение может когда-нибудь нанести ущерб власти государя, если главный инквизитор сделает плохое употребление из войск, находящихся в его распоряжении; подобные примеры уже были даны гроссмейстерами вышеупомянутых орденов. Это учреждение установило бы в королевстве две страшные партии прежних и новых христиан, и отличие, дарованное первым, родило бы вечную вражду, вызвало бы убийства и гражданские войны и часто угрожало бы монархии близким разрушением. Этого несчастия надо тем более бояться, что часть испанского дворянства либо происходит от рас, которых не хотят допустить в орден, либо смешала свою кровь с этими расами путем заключения с ними брачных союзов; это исключение будет несправедливо и может иметь весьма пагубные последствия для общественного спокойствия и сделать королевство самой несчастной страной в мире. Начиная с некоторого времени люди строили подобные планы в пользу или кафедральных церквей, или монашеских учреждений, но сомнительно, могут ли рассматриваться подобные учреждения как позволенные и полезные, или на них следует смотреть как на нецелесообразные и гибельные; что эти планы имели искусных сторонников, искренне привязанных к католической религии, но что это увеличение различий вызвало неприятные разногласия, следовательно, можно уже видеть неудобства этого проекта и ни малейшей от них выгоды, которую они будто обещают. Делая независимыми глав и членов предполагаемого института от коронных властей, можно принести значительный вред монархии, потому что опыт доказал неудобство дозволять пользование этим правом лицам, имеющим отношение к инквизиции, и неоднократно побуждал ставить ее в тесные границы. При увеличении до бесконечности, согласно новому плану, числа привилегированных королевские советы, апелляционные суды и королевские палаты и суды не будут внушать ни страха, ни уважения ни в ком, кроме фамилий с презираемым происхождением. Наконец, могущество инквизиции слишком велико, чтобы было полезным его увеличивать, и здравая политика рекомендует, напротив, ограничить ее юрисдикцию делами, касающимися предметов веры, и противодействовать тому, чтобы она вмешивалась в чисто гражданские вопросы.
VII. Филипп II серьезно подумал о том, что делали гроссмейстеры военных орденов. Ревнивый к сохранению своей власти, он не был нисколько расположен давать армию в распоряжение главных инквизиторов, которые могли бы последовать примеру гроссмейстеров. Он приказал собрать все доклады, относящиеся в этому делу, приостановить начатое разбирательство и уведомить заинтересованных лиц, будто признано, что нет необходимости в создании нового ордена {Кабрера. История Филиппа II. Кн. 10. Гл. 18. Паримо. О происхождении инквизиции. Кя. 2. Отд. II. Гл. 5; рукопись инквизиции.}.
Глава XX ИНКВИЗИЦИЯ ТОРЖЕСТВЕННО СПРАВЛЯЕТ В ВАЛЬЯДОЛИДЕ В 1559 ГОДУ ДВА АУТОДАФЕ ПРОТИВ ЛЮТЕРАН. НА НИХ ПРИСУТСТВУЮТ НЕКОТОРЫЕ ЧЛЕНЫ КОРОЛЕВСКОЙ СЕМЬИ
Статья первая ПЕРВОЕ АУТОДАФЕ
I. Процесс, возбужденный севильской инквизицией против доктора Хуана Хиля, избранного епископом Тортосы, заключение этого прелата в секретной тюрьме святого трибунала в 1550 году, его отречение и епитимья в 1552 году внушили страх множеству лютеран, которые решили уехать из королевства. К ним принадлежали Кассиодоро де Рейна, Хуан Перес де Пинеда, Себриано де Валеро и Хулиано Эрнан-дес. Первые трое опубликовали за пределами Испании катехизисы, переводы Библии и другие труды на кастильском языке {Пельисер. Опыт библиотеки испанских переводчиков. См. статьи Рейны, Переса и Валеры.}. Хуан Перес в 1556 году напечатал свои труды в Венеции, и вскоре они проникли в Испанию стараниями Эрнандеса, впоследствии арестованного по приказу инквизиции. Ряд выписок из дела Эрнандеса, имевших целью выяснить, каковы были религиозные мнения посещавших его лиц, в течение пятнадцати последующих лет позволил возбудить бесчисленное множество процессов почти во всех трибуналах Испании, а особенно в Севилье и Вальядолиде. В 1557 и 1558 годах инквизиция арестовала немало лиц, известных своим происхождением, должностями и ученостью. Найденные в процессуальных документах указания на обширный проект пропаганды учения Лютера убедили Филиппа II и инквизитора Вальдеса в том, что лишь величайшая строгость способна запугать сторонников новых мнений и что инквизиция не в силах этого решить за неимением надлежащих инструкций. Филипп II писал об этом в Рим 4 января 1559 года. Папа прислал Вальдесу бреве, в котором, упомянув вкратце мотивы королевского письма, уполномочивал Вальдеса (с нарушением общих законов инквизиции) выдавать светской власти, согласуя это с верховным советом, еретиков-лютеран, распространяющих учение, в том числе и тех, которые для избежания смертной казни обнаружили бы лишь двусмысленные знаки раскаяния. Если бы истории приходилось упрекать Филиппа II и инквизитора Вальдеса только в этой исходатайствованной ими булле, то и этого было бы достаточно для того, чтобы обречь их имя на бесславие. Фердинанд V и Торквемада не заходили так далеко. То же можно сказать с большим основанием о Карле V и Манрике. Они никогда не думали сжигать еретиков, которые раскаялись бы только внешне, под страхом смерти. Эта булла должна ослабить упреки некоторых писателей в адрес судей, приговоривших нескольких узников Севильи и Вальядолида к сожжению, несмотря на их раскаяние, и среди прочих доктора Касалью. Булла Климента VII от 15 июля 1531 года, казалось бы, делала бесполезной последнюю буллу. Она разрешала главному инквизитору Манрике наводить справки об епископах, архиепископах, герцогах и примирять их с Церковью, если они смиренно просят об этом; возбуждать процессы против мертвых и выдавать светской власти живых, которые пренебрегли ходатайством о примирении. Лишь для епископов было сделано исключение из последнего правила. Эти распоряжения показались, несомненно, слишком мягкими Вальдесу, если предположить, что он нашел их в архиве трибунала.
II. 5 января 1559 года вторая папская булла отменяла все разрешения на чтение запрещенных книг и уполномочивала главного инквизитора преследовать читавших их или державших у себя. Так как папа узнал, что в Испанской монархии обращается множество лютеранских сочинений, служащих быстрому распространению вредного учения, то булла предписывала духовникам заставлять кающихся указывать лиц, имеющих эти книги или содействующих их распространению. Духовники должны были также налагать на них обязательство давать по этому поводу показания святому трибуналу под страхом верховного отлучения от Церкви, изрекаемого Его Святейшеством и великим инквизитором Испании. Духовники, не исполнившие налагаемого на них долга, будут наказаны как виновные, даже в том случае, если кающийся будет епископ, архиепископ, патриарх, кардинал, король или император. Нетрудно догадаться, насколько эта мера должна была увеличить число доносов. Для поощрения доносчиков Филипп II 25 февраля 1557 года возобновил королевский указ, выпущенный Фердинандом V в Торо [800] от 10 апреля 1505 года, по которому доносчик получал четвертую часть имущества осужденных, освобожденную от взноса в государственную казну.
III. Бесчисленное множество доносов и процессов, вызванных папской буллой, высокое положение лиц, на которых последовал донос, наконец, успехи, сделанные новым учением, - все это побудило принять чрезвычайные меры и поставить уполномоченных в двух городах, где лютеранские мнения восторжествовали над инквизицией, потому что ересь устроила там уже храмы, в которых шла проповедь, а сектанты кроме того собирались для молитвы и в частных молитвенных домах. Вследствие этого решения Вальдес передал свои полномочия главного инквизитора дому Педро де Гаске, епископу Паленсии, поместившемуся в Вальядолиде, и дому Хуану Гонсалесу де Мунебреге, епископу Тарасовы, переехавшему в Севилью. Вальдес выполнил в то же время распоряжения новой буллы от 7 января 1559 года. Папа сообщает, что тревожные успехи лютеровой ереси в Испании, где ей покровительствуют много богатых и могущественных людей, принудили главного инквизитора Вальдеса остановить движение этого зла, заключая множество виновных, увеличивая число инквизиторов в разных провинциях королевства и давая им необходимые инструкции для предотвращения бегства подсудимых; что эти меры обязали поставить и держать наготове большое число лошадей в провинциях для преследования беглецов; что издержки, необходимые для этой цели и для прокормления неимущих узников, не могут быть покрыты небольшими доходами инквизиции; что можно опасаться, как бы такое положение не затянулось надолго, и что эти соображения побудили его назначить на нужды святого трибунала доход с одного канониката в каждой митрополичьей, кафедральной и коллегиальной церкви королевства. Другое бреве от того же числа назначает инквизиции на покрытие растущих по указанному поводу долгов одновременно чрезвычайную субсидию в сто тысяч дукатов золотом, которая будет выплачена из всех церковных доходов королевства, даже с тех, которые до сих пор были освобождены от взносов, узаконенных папами.
IV. Изумительно, что после восьмидесяти лет постоянных конфискаций это учреждение осмеливается жаловаться папе на свою нужду для получения новых средств. Но еще более изумляет декретирование меры, установленной многими предшествующими буллами, в частности буллою от 24 ноября 1501 года. Буллы от 7 января 1559 года оказалось недостаточно для добывания денег, так как она встретила сильное сопротивление со стороны многих капитулов, особенно на Майорке. В 1574 году она еще не была исполнена, и тогда Григорий XIII подтвердил ее другою буллой, от 8 июля. Испанскому королю необходимо было принудить строптивых каноников к повиновению.
V. Арест и предание суду такого большого числа испанцев неизбежно должны были кончиться аутодафе, способным возбудить общественное внимание. Действительно, так и случилось во многих трибуналах. Жертвами Вальядолида и Севильи были люди выдающиеся - одни знатностью, другие ученостью и все - безупречным поведением. Поэтому казни в этих городах имели большую известность, чем в других, и я смею утверждать, что все писанное против испанской инквизиции в Германии и Франции обусловлено тем обращением, какое испытали лютеране в Вальядолиде и Севилье, потому что раньше по этому поводу почти ничего не писали. Впрочем, количество осужденных лютеран было невелико, если сравнить его с огромным, чудовищным, почти невероятным числом лиц еврейского и магометанского происхождения, казненных или подвергнутых другим родам наказания.
VI. Этот мотив заставил меня познакомить читателя в полном объеме с этими аутодафе и их главными жертвами. Сначала я скажу о вальядолидских аутодафе, а затем уже о севильских казнях. У меня в руках донесения, писанные на другой день после экзекуции. К сожалению, я не могу поместить их здесь, так как они способны возбудить любопытство как тем, что сказано в них о расположении эшафотов, амфитеатра и мест, занимаемых зрителями всех рангов, так и описанием пышности и импозантного кортежа, с которым появились на первом вальядолидском аутодафе принц дон Карлос и принцесса Хуанна, а на втором сам король Филипп II. Размеры этой Истории не позволяют мне входить в подробности, и я ограничусь рассказом о существенном. Но если публика одобрит мой труд и коллекция мемуаров и любопытных бумаг святого трибунала, которыми я владею, покажется достойной обнародования, я без колебания приму в этом участие, счастливый принести пользу историкам, которые найдут в этом собрании драгоценные документы о гражданской и политической жизни Европы, в частности - Испании, Франции, Германии, Англии, Нидерландов, Италии и Португалии.
VII. Первое торжественное аутодафе в Вальядолиде было справлено 21 мая 1559 года, в Троицын день, посреди большой площади, перед глазами принца и принцессы, в присутствии гражданских властей, значительного числа грандов Испании, маркизов, графов, виконтов, баронов, дворян, дам всех классов и несметного стечения народа, присутствовавшего на этом зрелище стоя. Эшафоты, амфитеатр, ложи, трибуны, ступени и алтари были расположены так, как описано во многих трудах и представлено на эстампах. На аутодафе было четырнадцать человек, приговоренных к сожжению, кости и статуя одной женщины и шестнадцать человек, допущенных к примирению с Церковью с понесением епитимий. Мне показались интересным и судьбы некоторых осужденных этих трех разрядов.
VIII. Донья Элеонора де Виберо (жена Педро Касальи, главного счетовода королевских финансов), дочь Хуана де Виберо, имевшего такую же должность, и доньи Констансии Ортис (процессы которых описаны в этом труде), была владелицей надгробной часовни в церкви королевского монастыря Св. Бенедикта в Вальядолиде. Она была погребена там как католичка, и не возникало никакого подозрения насчет ее правоверия. Однако она была обвинена фискалом инквизиции в лютеранстве и признана умершей в ереси, так как скрыла, по его словам, свои истинные верования под прикрытием католичества, принимая в предсмертной болезни таинства исповеди, причастия и соборования. Фискал подтвердил свое обвинение показаниями свидетелей, подвергнутых пытке или угрозам пыток: из их показаний вытекало, что дом Элеоноры Виберо служил храмом для лютеран Вальядолида. Ее объявили умершею в ереси: ее память была осуждена на бесчестие, включая ее потомство; ее имущество было конфисковано. Было приказано вырыть ее труп, поставить на костер в гробу, с ее статуей, прикрытой санбенито, и с картонной митрой на голове, и все предать пламени; дом снести с лица земли с запрещением его восстанавливать, а на площади воздвигнуть памятник с надписью, повествующей о данном событии. Все распоряжения были выполнены. Я видел площадь, колонну и надпись. Уверяют, что этот памятник человеческой свирепости против мертвых был разрушен в 1809 году.
IX. Другими жертвами, погибшими на этом аутодафе, были:
1. Доктор Агостино Касалья, священник и каноник Саламанки, раздаятель милостыни и проповедник короля и императора. Он был сыном Педро Касальи, главного счетовода королевских финансов, и Элеоноры де Виберо; по отцу и матери он происходил от еврейских предков. Его обвинили в исповедании лютеранской ереси, в громком рассуждении на лютеранском сборище в Вальядолиде и в переписке с севильской лютеранской общиной. Касалья отрицал все факты, приписанные ему, в нескольких показаниях, подтвержденных присягой, и в других, представленных им во время обнародования улик. Назначили пытку. Каноник из Саламанки был приведен 4 марта в застенок; но пытка не состоялась, потому что обвиняемый обещал сделать признание. Он дал его письменно и подтвердил еще раз 16 марта, признаваясь, что был лютеранин, но не учащий, как ему приписывали, потому что он никого не наставлял в своем учении. Он изложил мотивы, мешавшие ему до сих пор сделать признание, и обещал в будущем быть хорошим католиком, если ему разрешат примирение. Но инквизиторы не сочли нужным помиловать его, потому что свидетели утверждали, что он был учителем. Обвиняемый обнаружил все признаки возвращения к католической вере. Когда он увидал, что смерть неизбежна, то стал проповедовать своим товарищам по несчастью. За два дня до смерти он сообщил некоторые подробности своей жизни. Он родился в 1510 году. В семнадцатилетнем возрасте он имел духовником брата Бартоломее Каррансу де Миранду в коллегии Св. Григория в Вальядолиде. Продолжал свое образование в Алькала-де-Энаресе, где прожил до 1536 года. В 1545 году Карл V назначил его своим проповедником; на следующий год он сопровождал государя в Германию и оставался там до 1552 года, постоянно проповедуя против лютеран. В тот же год он вернулся в Испанию и удалился в Саламанку, где прожил три года, иногда бывая в Вальядолиде. Однажды, по приказу императора, он присутствовал на собрании, проходившем под председательством дона Антонио Фонсеки, президента королевского совета Кастилии. Там были лиценциат Оталора, доктора Рибера и Веласко, члены совета и апелляционного суда, брат Альфонсе де Кастро и брат Бартоломео Карранса. Рассуждали о решении, которое следовало принять относительно некоторых бреве, выпущенных римской курией против одобрявших декреты отцов Тридентского собора и продолжавших собираться в этом городе, вопреки приказу папы, перенесшего собор в Болонью [801]. Касалья заявил, что все члены хунты признали, что папа действовал в этом случае в личных интересах, но что брат Бартоломео Карранса, как можно было заметить, с особенной силой восставал против злоупотреблений, которые позволяет себе римская курия. 20 мая, накануне смерти, Касалью посетил посланный инквизиторами брат Антонио де ла Каррера, иеронимит. Он объявил от их имени, что они не удовлетворены его показаниями, потому что в процессе вопросов было больше, и что он поступил бы хорошо в интересах своей совести, если бы открыл все, что знает о себе и других. Касалья ответил, что он не может больше ничего сказать не лжесвидетельствуя, потому что рассказал обо всем. Ему возразили, что до сих пор он упорно отрицает свое учительство, хотя оно было доказано показаниями свидетелей. Он ответил, что его напрасно упрекают в этом преступлении, что поистине он виновен лишь в том, что не разубедил принявших эти вредные верования и говорил о своих убеждениях только с теми, кто мыслил так же. Тогда брат Антонио предложил ему приготовиться к завтрашней смерти. Это известие страшно поразило Касалью, который ожидал, что будет допущен к примирению и епитимье. Он спросил, может ли он надеяться на смягчение наказания. Каррера сказал ему, что лишь в случае признания в скрываемых до сих пор грехах, может быть, взглянут с состраданием на его положение; но без этого условия ему надеяться не на что. "Хорошо, - сказал Касалья, - итак, нужно приготовиться умереть в милости Божией, потому что мне нельзя прибавить что-либо к сказанному, кроме лжи". Тогда он принялся ободрять себя перед смертью. Он исповедался несколько раз ночью и утром на другой день брату Антонио де ла Каррере. Придя на место аутодафе, он просил позволения сказать поучение шедшим вместе с ним на казнь. В этот момент он не получил позволения, но вскоре он сказал им несколько слов. Его положение кающегося послужило причиной того, что его задушили прежде, чем предать тело пламени. Когда он был привязан к роковому ошейнику, он исповедался в последний раз, и его духовник был сильно тронут всем виденным и слышанным в течение суток. Впоследствии он писал, что не сомневается в том, что доктор Касалья на небе. Чему же тогда служил декрет верховного совета от 18 июля 1541 года, приказывавший не казнить осужденного, если он обнаруживал искреннее раскаяние, даже когда приговор ему объявлен, а, напротив, допускать его к примирению? Несомненно, скажут, что инквизиторы не были уверены в искренности этого раскаяния, потому что Касалья не сознался в том, что наговаривали на него свидетели. Итак, всякая надежда на милосердие отнимается у осужденных, против которых свидетели дают ложные показания из-за невежества, по злобе или от недостатка рассуждения! Какого правосудия можно ожидать от трибунала, который руководится такими принципами?
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |