Он проснулся и понял, что она неталантлива. Она пьяна. И он неталантлив и пьян. Она курила, это было противно. Ни цитирование Лорки, Маяковского, ни собственных стихов не делало их талантливее, но

Он проснулся и понял, что она неталантлива. Она пьяна. И он неталантлив и пьян. Она курила, это было противно. Ни цитирование Лорки, Маяковского, ни собственных стихов не делало их талантливее, но делало их пьянее вчера и добралось даже до сегодня и очевидно до вечера. Сшитые из рентгеновских снимков шторы, треугольные картины с круглыми коктейлями красок, переплёты редких писателей – всё было лишь похмельным угаром и тошнотой от её насмешливых и тщеславных друзей и коллег, разделявших с нами вчерашний пафосный фарс, подбитый лозунгами и темпоритмами, деланным трепетом и надменным снисхождением. Я пил, а не писал, они пили, а не играли, и кто был менее талантливым? Чтобы довершить акт полного своего очередного падения, я полез целоваться. Я любил её за то, что мне было всё лень, я любил её за скуку, я её любил её за удушливую комнатушку с тесным диваном и нечистым бельём, я любил её за то, что они все потом передрались, из-за того, что кто-то не уважал негласной очереди продекламировать штучку поинтересней, погромче, за то, что она послала меня к чёрту, а мне было холодно и нетрезво уходить, за то что, она этого не помнит, за то что её товарищи заблевали ковёр, за то что, она заснула сегодня ночью в тот самый момент, когда я её любил, за то что я пошлю к чёрту сегодня всех, кто попробует мне что-то сказать, за то что я безработный, за то что я 2 года пишу книжку и ещё столько же буду говорить, что пишу, за то, что она даже ничего из этого не читала, но на каждом углу говорит, как я талантлив, видимо подчёркивая и свою сопричастность к этому прекрасному, за то, что ей лень пойти приготовить завтрак или хотя бы принести воды, за то, что мы так неталантливы. Любить было трудно, боль как язык в колоколе носилась по голове от стенки к стенке, тело было медленно и тянуче, да и всё остальное, лишь смутно ощущая наслаждение, будто думало: ну надо, так надо. Возиться пришлось долго. Всё получилось как в анекдоте про вдову и её любовника: медленно и грустно. Я не стал дожидаться её, встал и оделся.

- Ты знаешь, да пошла ты! Вернее не ты, а я. Счастливо оставаться – глядя прямо в глаза и очень спокойно, проговорил я, и ушёл не оборачиваясь.

Мне не по пути с тобой. Вот только протрезветь и отоспаться. Писать, писать, писать! Столько мыслей, столько нужно рассказать. Где взять занятных слов, игривых и щекотящих слух словосочетаний, острых, но гладящих, монументальных, округлых и завершённых предложений, чтобы и как топором иногда, и каскадом струй, и основной темой и лейтмотивом, чтоб слова как оркестр, чтоб запятые как земляника рассыпались по поляне. Приду – сразу за ноутбук. Хотя нет, хочется кушать. Очень. Кушать, кушать! Супа бы, борща бы погуще, со сметанной, и чтоб обязательно, чтобы хлеб свежий был, с корочкой, а на него и ветчины. А потом яичницу на сале, ух! Да и ещё кофе с какими-нибудь плюшками, да, точно, хочу слойку с творогом. Сегодня показывают биатлон, наши должны выиграть. Посмотрю биатлон, и писать, писать, писать.

Представь, что буквы поплыли, и карандаш как в масло вошёл в листок, на него как спичечная сера налипли ещё невызревшие смятения и тревоги, стоит повертеть его, как палочку от сладкой ваты. И вот обволакивают уже паутины, кокон твердеет – спичка готова. Но может не стоит её зажигать? Грызть! Потолок необратимого творчества поехал на меня, он опускается равномерно и монументально. Писать, писать, писать…

Золотыми венами разломились стены, с треском разошлись, лучи как шпаги фокусника пронзили параллелипипеды комнат, пролётов подъезда, по лестничным водопадам струились тёплая и благовонная, как смола, как охра, как нектар сладость. И вроде бы даже сладость мысли. Как будто вдоль всего были поставлены гигантские буквы-стражники в мой рост, и они негодовали, что я настолько надменен, что прохожу, исполненный тщеславия, через их живой коридор, не узнавая, мимо них. А я ведь каждую знаю. Они трясутся от злобы, и даже их служба не способна помочь им взять себя в руки. Я иду мимо них, как прапорщик, поправляя ремни, хлопаю по животу, чтобы втянули, держусь за подбородок, чтобы заглянуть в лицо. Они зудят, смыкаются за спиной, шепчутся и негодуют.

Я стою перед дверью квартиры, шевелю ключом в замочной скважине, с усилием открываю дверь. Буквы и мысли выстраиваются в очередь. Уж сейчас-то я удовлетворю вас. Писать, писать, писать…

- Кто там? – слышится из комнаты голос бабушки

- 72 тыщи грамм

Она, полная немого упрёка, выходит в ночнушке.

- Что ты со мной делаешь. Зачем в могилу сгоняешь?

Было наивно предположить, что нерастеряя задора я беспрепятсвенно дойду до стола и займусь творчеством. Как пройти с кружкой кипятка – так и под творческим настроением, лишь на одном этом концентрируясь, можно и должно начинать.

- Да что я сделал-то такого?

- Ну и как это называется? Почему ты опять не позвонил. Неужели трудно позвонить?

Обычная процедура. Даже набор фраз одинаков. Но сбивает настроение как спесь. Не отвлекаться. Не размениваться.

- У меня телефон сел

- Вечно он у тебя садиться. Нельзя было за ранее сообщить: «Бабушка, я там-то и там-то, приду во столько-то и столько-то.»

- Я не думал так далеко о своих планах

- Ты ни о ком не думаешь. Я же переживаю. У меня давление опять подскочило. Вот умрёт твоя бабушка – будешь знать.

Низковато. Я мелочен. Я вступаю в спор, я начинаю играть в чужую игру. Как бы поступил Блок на моём месте? Неужели сглотнул? А в чём сглатывание?

- Иди руки мыть и проходи на кухню

- Я пока не хочу

- Ну я хоть посмотрю на тебя

Бабушка – аполагет чёрной дыры быта. Я раб бабушки? Не лицемеры ли говорящие, что художник должен быть беден. Как при тотальной несвободе пространства, при тотальной несвободе пищеварения можно находить свободу творчества? Выбирая андеграунд,отказываясь от большей части несвободы в социуме, сокращая количество помыкающих, обретаешь то же пропорциональное предыдущему количество несвободы, распределённое на меньшее количество помыкателей. А тут ещё помыкатель любящий человек. Неужели он не в состоянии освободить меня? Впрочем какая разница: бабушка, или мать, или жена? У склонного к несвободе, так просто её насадить.

- Не хочешь? Тогда я пошла отдыхать.

Главное – во всём согласиться. Не дать путей насыщения её жертвенности. Согласиться – и шмыгнуть в комнату. Стены ещё дребежжат, узоры вьются – писать, писать, писать.

- Витюша, покушай. Суп в холодильнике, котлеты разогреешь, редиски обязательно возьми

Даже стены не служат мне границей и защитой. Даже двери прозрачны.

- Витюша, кто будет свет в коридоре выключать?

Мой дом – моя крепость. Но, если неприятель внутри, дом – это настоящая ловушка.

Да, у меня есть свой угол, и я в него загнан.

- Витюша, почему кровать не заправил сегодня

И вроде бы верные вещи говорит. Но как найти в себе силы на такие подвиги?

- Поел? А Почему посуду за собой не помыл?

- Оставим это. Это мелочи. Это бренность. Ты ведь не этого хочешь. Ты хочешь внимания. Общества. Присутствия. Просто собеседника или же даже слушателя. Успокойся. Я здесь. Дождалась.

Бабушка замолчала, и сделала телевизор тише.

- Любимая, хочешь я буду с тобой? Всегда. Хочешь? Каждый день, как пленник, я буду смотреть в форточку. Всё моё движение от тебя будет заключаться лишь в том, что я буду отодвигать занавеску, в остальном я буду перед тобой. Твой. Полностью. Как цветок распахнутый солнцу. Как губка, алчущая заполнения. Как свеженаписанная книга глаз, как утро дворников, как кнопка пальца.

Выстирай мою одежду. Всю. Стирай каждый день. Не давай ей сохнуть. Пусть она будет знамёнами моего рабства, моего поражения. Я нарекаю этот диван мавзолеем. Я голый когда-то вынырнул из утробы, и голый сейчас стою чтобы занырнуть обратно. Но уже в твою утробу. Я совью там гнездо.

Выстирай мою одежду. Всю. Этого ты хочешь?

- Что ты говоришь, Витюша? Ничего не слышу. Ты работу нашёл?

- как я? я снова начал задумываться о судьбах человечечства - в порядке.

- Я тебя не про тебя спрашиваю,а про работу…

- Нет в нашем городе настоящей работы, только виртуальная

- Что за виртуальная? Настоящему человеку всегда настоящее найдётся

- Много ты понимаешь

- Да уж не меньше тебя

- Всё не могу больше тебя слушать. Извини, бабушка

Потряхивает. Ушёл. Закрылся. Вот и мой стол.

!

Скажи, приятель, сколько можно

И нужно жизни репетиций,

Костров и пыток инквизиций,

И критиков весьма дотошных?!

Мой стол, мой крест, моё распятье,

Моё ничтожное созданье,

В этих местах всего лишь тлен,

В краю берёз, в краю осин,

В краю нулей, минус один,

Ну хоть по модулю, но больше,

Но ведь от этого и горьше,

Сильней и злее кофеин,

Упруго бьющий в моих жилах,

В мечтах о кудрях её милых

И скорби от моих руин.

Вот и опять мой стол. Мой стол, мой крест, моё распятье…

Писать, писать, писать…

Но я болен, слова тяжелы и тупы как утюги. Я, интеллектуальный импотент, комплексую из-за неудачи, будто уговариваю свой талант. Смотри, она ещё не ушла, она ещё готова предаться любви. Вставай. Вставай ещё есть время – мелькнули гримаской сомнения по её лицу, но она ещё здесь, ждёт. Вставай, неужели ты подведёшь меня, ведь ты так этого жаждал. Вставай, она всё ещё терпит, правда уже скорее из вежливости и предварительного согласия, чем из-за желания, но она ещё здесь, и ты можешь ещё её завалить. Вставай. Но они прямы и горизонтальны. Слова тяжелы и тупы как утюги. Импотент! Член как язычок колокола в бездонной вагине. Слова пусть и виноградом гроздятся, но те слова, тщетные слова. Они плодятся и почкуются, они растут и надвигаются как грозовой фронт, только бьют не туда, они приближаются, но не приближают мысль, они объясняют, но не делают мысль понятней.

Я худею, Word учит меня писать.

Что?! «совершенно» и «мила» плохо сочетаются? Поучи ещё меня. Да ты знаешь, кто у меня по русскому был? Нина Васильевна! Да, ты сама-то, сама… программка стоеросовая.

«эмпатию не знает». нечисть – слово с ярко выраженной экспрессивной(негативной, иронической) окраской. Если вы допускаете экспрессивные выражения в Вашем тексте,отключите эту опцию

Разговорное выражение, придающее тексту непринуждённый характер… нет, сволочь, я принуждаю тебя читать в официальном стиле без ярко выраженных экспрессивных слов.

К чёрту ноутбук. Писать от руки!

Все мысли спускаются с неба. Они идут непрерывным массивом, текут и наступают как климатический фронт, окружают как воздух. Здесь нужно поймать свой поток, ограничить его в пространстве и времени, как будто ты ловишь мысли трехлитровыми банками.

Мы пишем сверху вниз – это ещё одно доказательство того, что всё придуманное оттуда. Проследите за головой читающего – она кивает, так мы бессознательно благодарим и преклоняемся над верховенствующей силой, дарящей знания. Усердный чтец – это пономарь. Что может быть раболепней? Пусть - не первопроходец, пусть - не первым челом бьёт, и не так усердно (писателем-то здесь до дыр намолено) – за то какой великолепнейший раб. Как тут остаться атеистом?

Когда не пишется – остаётся только рисовать.

Первым делом я нарисовал французскую лилию, потом стрелочку, потом крендельки каких-то чудо растений. Не просто начать, когда хочется написать ловко и изящно.

Но логичнее было бы чередовать направление письма. Так, чтобы можно было не отрывать взгляд – дошёл до конца строчки, спустился - и справа-налево читаешь, дочитал до лева, спустился и опять продолжаешь змейку. Естественно, что дочитав до конца страницы, ты бы не поднимал голову, а читал снизу вверх. Линия взгляда разрывалась только при переворачивании страниц.

Но кто нам такое позволит? Это недопустимо по двум причинам:

1. Движение вправо-влево головой и наоборот – это отрицание, (кто поверит в написанное?) как допустить, чтобы таким образом читалась, например, Библия?

2. Движение головы вниз – преклонение, а движение головы вверх – вызов. Вроде: «Я прочитал, и чё?». Книги и религия и хороши тем. Что не имеют обратной связи, иначе как тут не сделаться атеистом?

Я глухой и с забитым носом, взгляд не цепляется за то, что видно. Я лишь только в себе: чуть-чуть голода, чуть-чуть щипающей усталости под веками, покалывание мышц спины, волнения гениталий. Уж не это ли мне сублимировать? Что там у меня с Нади и Николасом? Почему они ещё не вместе? На чём я остановился?

Прочтение своего иногда заменяет написание своего. Вот вроде бы и посвятил себя книге -

Иногда прямо зачитываешься собой, иногда клянёшь за бездарность, иногда прикидываешь развитие сюжета – а потом глядишь и час прошёл, и строчки не прибавилось, а мозг устал – отложить до следующего раза. А в следующий раз – нужно вспомнить, нужно свести концы с концами, ещё раз прочитать что-то. А потом глядишь - и час прошёл, и строчки не прибавилось, а мозг устал. К чёрту всё!

К доктору. По пиву. Пожаловаться товарищу. Развеяться. Поспорить. Заинтриговать второкурсниц. Поспорить. По пиву. А поеду-ка я на самом деле в бар. А потом домой и с распахнутым мозгом без верха черепной коробки писать, писать, писать…

Виктор захлопнул тетрадь с облегчением. Все ли творцы должны быть интровертами? Одеваю куртку. Наконец-то я покидаю это искусственно созданное одиночество.

Было бы творчество, будь альтернативы? Случайно ли оно?

Город был тих и прохладен, а проспект Мира строен, а сходящиеся в перспективе фонари были и стрелкой указателя и скипетром. Проспект Мира – король нашего города.

Светофор зеленеет – это правильно. Когда я двигаюсь в верном направлении – всегда так. А город наш маленький, по-цоевски мы ходили по всем дорогам и туда и сюда: оглядывались и не могли разглядеть следов. За то я однажды смог придумать игру. Нужно условиться с собой, сколько времени ты готов выиграть за эту прогулку. Время можно измерять в светофорах. Если цвет зелёный – проходишь дальше, если красный – поворачиваешь в ту сторону, где зелёный. Теперь нужно идти до следующего светофора. В конце концов, ты дойдёшь, куда должен и встретишь тех, с кем суждено встретиться.

Скорее всего Виктор несколько лукавил, где-то притормаживал, где-то ускорялся, ведь в конце концов он вышел к хорошо знакомому бару. И уж не совпадение ли, что как раз в этот момент закончил свою рабочую смену бармен Виталий Печенкин? Через 7 минут они сидели за столиком.

- Хочешь заказать кальвадос? У нас его нет. Давай водки? – Виталий больше любил простые напитки

- Давай. А ты куришь сейчас?

- Я-то курю. А вот ты вроде бросал недавно.

- Так я постоянно не курю. Просто сейчас хочется.

- Просто – дурацкое слово. Что же тут простого. Да на, травись на здоровье.

- Низко, да, выглядит? И мерзко не от того, что человек сорвался и врёт, а от того, что он понимает эту низость, но соглашается с ней.

- Дело усугубляется тем, что ты противоречишь своему творчеству.

- Это было бы половиной беды. Само моё присутствие здесь – предательство по отношению к нему.

- Должно быть ты совсем опустившийся тип. Прекращай. Зачем ты себя этим мучишь. Давай ещё по одной. Быть с другом – это достойно всякого поэта. Может тебе и не надо писать вовсе. Вдруг не для этого ты родился?

- А ты читал мою теорию больших треугольников?

- Читал, да. Но ничего не понял.

- Там про предназначение много написано. Я – Гексли. Слышал такое?

- Гусли, ха-ха

- Гексли, интуитивно-этический, самый бесполезный тип. Гуманитарий хренов.

- За гуманитариев – Виталий поднял третью стопку. – что завёлся-то? Подумаешь, гуманитарий, что работы для вас не придумали?

- Работу-то придумали, зарплату не придумали. Да стоит ли об этом? Если у нас в стране бармен получает больше преподавателя?

- Ну это как работать. Кто тебя просил образование такое получать? Есть же журналистика, актёрское мастерство, искусство…

- Есть. Знаешь, как я завидую людям, которые по призванию себе профессию выбрали. А я себя чувствую алхимиком. Ничего не знаю, там и сям – нахватался. И как Фемида, с завязанными глазами, букву одну к одной вешаю.

- Осталось родителей обвинить. И школу ещё, пожалуй.

- А что? Запросто!

Я плагиатор, я невнимаетльно читаю. А потом переброженные мысли вытекают уже как свои. Ведь на мысли и идеи не поставишь копирайт. Только на словарной формулировке

(сосать ручку)

(даже слепнут глаза)

(моя работа это подрачивание)

()

писать, писать, писать... А так ведь сразу не возьмёшь и запишешь. Это что тумблер? вкл/выкл.

Писатель по большом у счёту это не тот,кто умеерт укрощать слова и производить мысли (это доступно многим), а тот кто берёт на себя смелость на себя выйти из ряда вон и делать это постоянно и качественно, как будто это есть профессия.

Страшно когда твоими мыслями говорят гранды. И не льстит. Другое, когда дело касается нетривиальных вещей. вот когда ты почитал его, перевернул страницу,а там твои мысли твоими словами - вот тогда ты понимаешь,что обратного пути уже нет.

В хаосе есть ррождение гениальности. В хаосе есть прорыв. Беспорядок, идиотизм, смубур, бардак - любая из этих иррациональностей есть толчок к новому витку развития.

«Нельзя манту мочить, всё остальное можно…»

Не бойся выйти в красном колпаке, не бойся не любить по их правилам, не бойся искать счастья в смене работ и городов, и людей. И купаться в фонтанах и спать на улицах ты должен ещё пыльче. Знай - ты иррационал. Это твоё кредо, подвид, группа чудаковатости, как группа крови. Не расти в себе рак, ты не такой, в тебе рушится порядок, в тебе партизан по подрыву их свай. Они прилипли к стартовым колодкам, обустроили под жильё вокзалы. Но мы задумывали не так. Да рассекут дерзкие перья нефтяных чёлок наши лбы, да воткнутьсфя клинья клёш под коленные чашечки, и мы будем плакать в розовом, а смеяться в красно-белом, а можно в сером писать новые библии. И это не хартия эмо, это хартия тех, кто против. И не так против, чтобы уходить из дома или закисать в алкогольном тумане, не так чтобы всем кто отличен объявлять интеллектуальное эмбарго или заняться психологическим фашизмом. Жги инквизиторов! А так против чтобы расправить снобские ужимки, раскачать маятник, и разменять новые мысли на нормы по очень нехилому курсу! А вы (кто не мы) Ловите рамками наши порывы. И вы составите злую службу человечеству. Вот вам моя ладонь, только не надо мазать её чернильным валиком.

Самое страшное убедить наших становиться отличниками. Стать отличником - значит принять правила игры. А значит никакого рок-н-ролла.

Да наплевать-то на продолжение рода.Чем виноват будет мой ребёнок, чтобы ходить в ваши душедробильные школы для бездарей-универсалов, размазывать свои мечты по стенкам офисных казиматов, иметь две чёрные губки вместо лёгких, бздеть перед вашим непониманием, перед опасностью дёшево продаться, и чтобы, уж продавшись не попасть на алчущих извращений, педофилов и скотоложцев, бояться быть под прицелом их нереализованной похоти, быть одиночкой,сексуальным альбиносом. Я то уж здесь. я то попрыгаю по грязи, напихаю дрожжей в выгребные ямы, насру в пианино,выйду на улицу голым. Ловите меня психушками и тюрьмами, кладбищем.но рамками вы не поймаете меня никогда!

Я иррационал! Я должен понять всё

Я не прощу вас за 16 лет математики,не прощу за любимых и друзей,что сдались и строят мир по вашим правилам

(Спираль развития; Лебедь, Рак и ЩУКА)

Мы, русские, испортитл карму своего народа

тараканы начинаются, когда дело касается основных жизнеполагающих вещей: целей, принципов, любви. печальнее когда то, что должно быть по идее, никак не возможно в настоящей жизни. цена жертвы при компромиссе с совестью идеалиста - вот Таракан!
всё только начинается

- "Почему не существует права на безродность?" Макс Фриш

- И почему не существует права на бездарность?

- Если творчество нетворческая вещь. И если человек не способен на настоящее творчесвто, то что же тогда является абсолютным творчеством

- Создание новых миров.

- Писатель создаёт новые миры?

- Создаёт. Но он пользуется правилами и мерами мира, к которому сам принадлежит. А это плагиат. редкий писатель настоящий творец.

Позволь мне начать с того, что учитель никогда не ищет учеников, и что никто не может распространять учение. Избрать тебя было решением силы. (Дон Хуан Матус)

Может же быть у стихотворения две вдохновительницы, почему тогда нельзя любить двух?

Первый урок, который мне дали в школе – подчинение мнению авторитета. Ребёнок, как маленький и неразумный котёнок, каждый раз ждёт, когда учитель скажет, что нужно делать. В жизни можно и необходимо руководствоваться мнением других, мнением более взрослых, более умных и опытных. Не факт, что они говорят правду. Ведь они сами решили, что будут рассказывать. Есть версия о превосходстве логики, науки – удовлетворительно, есть версия о эволюционном происхождении жизни – хорошо, есть версия что человек должен жить так, как сейчас живёт – отлично. Что считать версией, решают они, на что направлять моё внимание – тоже, моя любознательность в расчёт не идёт. Вообще говоря, выгодно выпускать таких несмышлёнышей, на этом, можно сказать, и построена вся экономика, ведь под все виды зависимостей уже выращены специалисты, которые и являются теми более умными, и более опытными, которых будут слушать. И Люди будут ждать, когда такой специалист скажет им, куда нужно идти и что надо делать.

Второй урок, который я получил в школе - Зависимость моей самооценки от мнения окружающих.
Люди нуждаются в том, чтобы им указывали, чего они стоят. Самооценка - один из главных кирпичей любой философской системы, не то что игнорируется, а подвергается постоянной деформации и разрушению. Дети, теряя способность к объективному самоанализу, приводятся под один знаменатель. Основной урок всех этих аттестаций, оценок и тестов следующий – детям не следует доверять себе или своим родителям, им следует полагаться на мнение дипломированных специалистов. А ещё эти мерзкие одноклассники… Нас учат тому, что ты то, как воспринимают тебя окружающие люди. Уверенные в себе люди никому не нужны. Многие современные системы просто не выдержат появления большого количества самостоятельно мыслящих уверенных в себе людей. Для сравнения придуманы критерии. И эти критерии – во-первых приманки,

а во вторых бичи для инакомыслящих.

Что школа больше: даёт знания или оценивает?

Здесь школа является также трамплином, разгоном человека, во взрослую жизнь – сначала тебя будут оценивать по аттестату, потом по зачётке, потом по зарплате, модели сотового телефона, автомобилю. Так, будь ребёнок рыбой, его подсекали бы на взрослые привязанности. Так дёргали, чтобы крючок взрослых маркетинговых концепций накрепко входил в мозговое мясо, куда-нибудь под мозжечок и гипоталамус. Вот рождение «слоанизма».

(Слоанизм - необходимость покупки чего-то нового взамен старого обусловленное не нуждой, а модой и мнением окружающих. Одна из причин установления Общества потребления. Маркетинговая концепция разработанная Альфедом Слоаном)

Урок№3. Тотальный контроль.
Спрятаться от наблюдения невозможно. У детей нет личного пространства, нет личного времени.

6 раз по 45минут – они слушают готовые речи. 5 минут на переход из класса в класс – чтобы маскимально ограничить неформальное общение детей друг с другом. Школа не отпускает ребёнка и дома – он должен выполнить домашнее задание, которое займёт всё оставшееся свободное время. Так школа страхует себя от случайных разговоров и получение несанкционированной информации от родителей, наблюдения за другими людьми, сведений от друзей, из книг – то есть из чуждых образовательных начинаний.
Нелояльность идеям школьного обучения – это то, чего отчаянно боится школа, она воспринимается ею как опасность, всегда готовая вырваться наружу. Уж не церковь ли современная школа?

Так ребёнок понимает, что никому нельзя доверять. Его личная жизнь становится незаконной, да что там – любая свобода становится незаконной.

Урок№4. Нивелирование гуманитарных и социальных знаний

(здесь и далее – в целом о системе образования, не только школы, но и ВУЗов)

Методика преподавания гуманитарных и социальных дисциплин – занятная штука и создана умно и тонко, создана для того, чтобы говорить о вещах этой природы, но и не говорить об их сути, говорить много, но и не о чём. Об этом не не скажешь, но сказать правду будет вреднее, чем и вовсе умолчать. Рассказать об истории, коснуться религии, пробежаться по формам государственного устройства – всё это нужно сделать так, чтобы у человека:

1. Не сложилось ясной картины, истинного положения вещей, такого понимания, которое бы объясняло всё предыдущее, определяло настоящее, и позволило иметь ясные причинно-следственные связи и сценарии возможного развития событий в будущем. А для этого сыпать и сыпать фактами, так чтобы - и связи не найдёшь, так чтобы - и важное в этой бесконечности не запомнишь.

2. Не противоречило тому, что человек может оценить личным опытом. Почему бы вместо развала СССР не поговорить о Гуситском революционном движении, борьбе чешского народа в 1-й половине 15 в. против католической церкви, феодальной эксплуатации и немецкого засилья?

3. Не вызвало интереса на более детальное и вдумчивое самостоятельное изучение

4. «Поставило галочку» напротив изученных/прочитанных значимых произведений мировой культуры. Таких произведений, которые могут поколебать господствующие философски-мировоззренческие теории. Здесь я указываю на главное, по моему мнению, преступление школьной системы – то, что «классику» преподают в школе. Представьте: книга прочитана, для школьника – это последовательность событий и диалогов, пересказана на уроке, забыта до того уровня, что в памяти остаётся - куда пошёл главный герой и что сказал главной героине. В лучшем случае по достоинству оценивается художественно-нравственная сторона, но до морально-философской, оценочной и мировоззренческой глубины у детского разума ещё не хватает модуля, роста. Читать Достоевского и Толстого в школе – тоже самое, что микроскопом гвозди забивать. Только воспитанию орфографии и помогут.

Но ребёнок поставил уже «галочку» - книга прочитана, скорее всего к этой уже возвращаться не будут.

Естественно, что в дали от настоящего замысла, от настоящего сока книги, в описании быта каких-то людей, какого-то века – заскучать ребёнку не составит труда, тем более при виде суровых классов и железо-бетонных преподавателей

Это получается чем-то эфемерным, оторванным от реальности, не практичным. Куда уж конкретней математика. Всё ясно и точно, нет подтекста, символизма всякого, что автор имел ввиду, честно и по-простому, как мы любим, и Гаусс со стены про царицу наук поддакивает – влюбиться в математику даже роговая оправа Татьяны Валерьевны не помешает.

Ещё одним средством очернить всё не математическо-техническое – создать образ неудачника. Образ неудачника-гуманитраия и привести к нему любого, кто не занимается исполнительством непосредственных задач по укреплению махины рабского мира, государства и общества.

Учителя – брошенки и нищебродки, профессора – шизики с мухами, актёры – алкоголики, журналисты – рвачи и политические проститутки. Или может лучше быть более лояльным?

Урок №5. Сбить целевые компасы.

Если бы ребёнок знал чего хотел, забить его голову салатом неперевариваемых знаний было бы сложнее. Знал бы он свои сильные стороны, наклонности – он сам выбирал, чем питаться и где получать продукты. Поэтому одна из задач школы – спутать соционические карты, оболгать твоё возможное «я», развенчать его ценность. Нужно сделать такого человека, который был бы не способен на творчество, стеснялся, ввиду своей неуверенности, быть самостоятельным, стремился к усреднённому образу, считал своё стремление к своим уникальным способностям – самодурством.

Нужно сделать моду на специальности. Пусть все к ним стремятся. Пусть это будет рабские специальности – менеджеры. Пусть это будет бездумные специальности – исполнители. И действительно, результат не замедлит ждать – сильные перегрызают друг другу глотки, слабые отвернутся от своих жизненных предназначений и начнут гнобить себя за то, что не способны к конкурентной борьбе за модные специальности. В итоге - не те, не другие достойного своих возможностей места не занимают. В итоге – целое общество интеллектуальных инвалидов и образованных алкоголиков. Не вы ли работаете не по специальности? Не вы ли ждёте пятницу?

Урок №6. Последний, обобщающий.
Школа в том виде, в котором она сейчас существует, является столпом определенной модели социального устройства. Эта модель обрекает большинство людей на то, чтобы они были всего лишь камнями в пирамиде, сужающейся по мере приближения к верхушке власти. Школа – это структура, призванная показать неизбежность подобного пирамидального общественного устройства, хотя данный постулат является фундаментальным предательством идей демократии. Мы предаём свободу и возрождаем к жизни то, к чему издревле стремились египетские фараоны - всеобщую субординацию.

Со времён Платона было известно, как достичь полного контроля государства над личностью, что необходимо для оправдания такого общества, в котором часть людей получает больше, чем им причитается. «Я покажу вам, – говорит Сократ, – как построить такое безумное общество, но вам не понравится то, что я скажу». Именно в те времена впервые была описана идея 7-предметной школы.

Содержание учебного плана вторично, не важно каким будут эти 7 предметов, важна сама модель. Она-то и прививает физический, моральный и интеллектуальный паралич и учит быть настоящим египтянином, настоящей шестерёнкой, настоящей рабской махины.

Домашнее задание.

Посмотрите еще раз на семь предметов школьного цикла: бессистемность, сепарация, безразличие, эмоциональная и интеллектуальная зависимости, зависимость самооценки от мнения окружающих, полная подконтрольность – все это направлено на воспитание людей, лишенных возможности реализовать заложенные в них умственные способности, людей, которые всегда будут принадлежать нижним слоям общества.
И нет ничего удивительного в том, что молодежь безразлична к взрослым проблемам и к нашему общему будущему, безразлична практически ко всему, кроме развлечений и насилия. Наши дети не в состоянии ни на чем долго сосредоточиться, у них весьма смутные представления и о прошлом, и о будущем. Они как и все боятся одиночества, они закомплексованы, они жестоки, недоверчивы, пассивны, агрессивны и трусливы перед лицом неожиданности.
Всё это – не тупик. Пусть данность, но не то, что нельзя изменить. Воспитание нашей молодёжи – главная задача, которую нужно решить. Нет верных ответов, но есть конкретный вопрос. Мы – не рабы системы. Мы – многомиллионный фундамент человечества. И всё решаемо, если ответы искать в своей жизни, в своей голове и сердце – в семье, друзьях, природе, в любознательности, фантазировании и творчестве, в личной свободе, независимости и любви. Мы были бы тогда столь самодостаточны, что не нуждались бы даже в том материальном «достатке», о котором, по настоятельному мнению наших глобальных «экспертов», нам следует постоянно беспокоиться.
Нашей культуре, нашей цивилизации брошен вызов, который потребует, чтобы мы постигли мудрость нематериального опыта. Будущее в качестве платы за выживание потребует, чтобы мы встали на путь естественного духовного развития, сократив привязанность к материальным благам. Этому невозможно научиться в школах в том виде, в котором они сейчас существуют. Мы подошли вплотную к так называемому «глобальному системному кризису» и школа лишает новое поколение мельчайшего шанса на трансформацию и выживание.

Спутать соционические карты

Про учителей неудачников

Современная система образования в России представляет собой систему никак не способствующую этой самой образованности. Продукт школы – безынициативный исполнитель, имеющий поверхностные и бессистемные познания в миллионе отраслей, кроме необходимой. Неспособный к анализу, сопоставлению и принятию решений. Однако, с большими амбициями и огромными претензиями к жизни. С множеством физических и психологических проблем, чересчур зависимый от оценки окружающих и не способный отстаивать собственную точку зрения (часто вообще ее не имеющий).

Имея таким продуктом подавляющее большинство населения не удивительно, что экономика не растет, круглое носится, квадратное катается, врачи не лечат, а главной бандой страны стало МВД.

Почему так? В чем именно подвох образовательной системы, ведь объем вбиваемой в головы учащихся информации огромен, время, проводимое в школе все больше, а толку все меньше. Не надо говорить, что дети тупеют, как раз наоборот – они умнеют. Причина в том, ЧТО насаждается школой помимо знаний и параллельно с ними, что то, что гораздо важнее. Давайте рассмотрим, чему же учит школа.

Первое: отсутствие вектора, полная бессистемность. Знания самых различных областей, выдаются навалом без всякой взаимосвязи (особенно радует – теория Дарвина после урока православной этики). В результате – в голове учащегося бесполезная каша. При этом дети не настолько глупы, что бы не понимать, что у них это - хлам, и без всяких сожалений, инстинктивно от него избавляются как от чужеродного вторжения. Нужные человеку знания не усваиваются.

Второе: принадлежность к группе определяет твой статус, определяет твои способности (ни в коем случае не наоборот), определяет тебя самого. Дети, учащиеся в привилегированных классах и школах (места в которых куплены родителями) смотрят свысока на «простых смертных», привыкают, к такому положению и у них просто пропадает стимул к работе как таковой. Энергия человека направляется не на учебу, не на общественную работу, а на удержание места в группе или на переход в более «престижную» группу. Подчеркиваю, в детском возрасте принадлежность к определенной группе устанавливается не заслугами человека и его успехами, а извне (непонятно по каким критериям), что приводит к тягчайшим психологическим сдвигам личности как в престижных, так и в аутсайдерских группах. Порождается масса негативных эмоций: немотивированная самоуверенность, надменность, зависть, гнев и т.д.

Третье: отсутствие результата, безразличие к итогам работы. Представьте: ученик занят важным делом – пишет сочинение (в начальных классах, как правило, еще не списывает), учится выражать свои мысли, достаточно сложные. Процесс не из простых. Вот он после тяжелейших раздумий сумел ухватил свою мысль, сформулировать идеи возникшие в сознании, у него появилась точка зрения… и тут звенит звонок. И ему говорят: «Все малыш, время вышло, закончил ты или нет, сдавай работу и иди, изучай химию». Возникнет ли у него еще раз желание напрягаться или он будет просто сидеть и ждать, когда же, наконец, пройдут 45 минут урока? Я думаю, любой нормальный человек выберет второе. Ученик не будет работать, если никого не интересует результат его работы. И он привыкает к постоянным перескокам и недоделкам, вырастает человек, с легкостью бросающий любое дело, не доведя его до конца.

Четвертое: авторитарность школы. Учитель – бог. Ученики ждут, когда учитель скажет им что нужно делать. Даже в Вооруженных Силах инициативность менее наказуема, чем в школе (я знаю, что говорю). Дети буквально должны воспроизводить действия и мысли учителя не изменяя их, не внося своей оценки. Им говорят: «Вот так дети, и никак иначе. А если ты не согласен – тебе «два», давай дневник. Да, и родителей в школу приведи, дебошир!»

Человек перестает думать и ждет ответа на свои вопросы от учителя, начальника, господа бога, откуда угодно, только не из собственной головы. Результат – тупость и безынициативность.

Пятое: «Ты не то, что ты есть, ты – то, что о тебе думают окружающие!» Представление ребенка о себе складывается исключительно из оценок окружающих. Ученик учиться работать на внешний эффект. Отсюда так же множество психологических проблем. Пока он создавал показуху ему некогда было усваивать знания. Добившись какого – то жизненного успеха человек подсознательно понимает, что все это лишь пустышка, его положение в обществе держится на волоске, у него ноль самоуважения. Отсюда депрессии, скрытый алкоголизм, наркомания в, казалось бы, благополучных, семьях и т.д.

Шестое: у детей не должно быть ни личного пространства, ни времени. Упаси боже! Думать самостоятельно ребенку опасно, находится самому с собой и себе подобными тем более. Самопознания мира больше нет. Ребенок растет рабом – полжизни он в школе, но и дома она его не отпускает – нужно делать домашние задания. Кому нужно? Неизвестно. Бесполезный, бессистемный, безрезультатный труд.

У современных детей есть некоторая отдушина в виде интернета – никем не контролируемой системы. Говорят, это плохо, что дети висят, в сети и непонятно чем там занимаются… Нет, это единственный оставшийся у них островок свободы. Место, где они могут сказать все, что думают, без оглядки на заинтересованных лиц, узнать все, что они на самом деле хотят знать. Если и есть в этом что-то плохое, так это то, что добираются они до этого острова уже с серьезными психологическими проблемами вызванными школой.

Журналистика – это педагогика для взрослых.

Проснулся я в коридоре какой-то квартиры с художником, который выбрал подушкой входную дверь, хотя бы и прилчнее было проснуться с музыкантом

Он не хотел покидать кровать как младенец утробу матери

Дата добавления: 2015-09-30