1) Пожалуй, каждый помнит всеми нами любимый мультфильм детства «Малыш и Карлсон». В одном из эпизодов этого мультика Малыш прокрался ночью в комнату папы с мамой и задал совершенно уникальный

1) Пожалуй, каждый помнит всеми нами любимый мультфильм детства «Малыш и Карлсон». В одном из эпизодов этого мультика Малыш прокрался ночью в комнату папы с мамой и задал совершенно уникальный вопрос: «Послушай, пап, если я действительно стою сто тысяч миллионов, то нельзя ли мне получить немного наличными…?»

Будучи взрослыми, мы уже улыбались при этой наивной фразе семилетнего Малыша. Однако она действительно несёт глубокий смысл. А сколько стоят наши жизни?

Каждый, кто помнит свои детские размышления о рождении и смерти, помнит и основной, как бы самоочевидный, вывод: не может быть, что меня когда-нибудь не будет, так же как не может быть, что меня когда-то не было. Идея о бессмертии, как и мысль о предсуществовании, вызывает живейший отклик и у взрослого человека.

ЦИТАТЫ СО СЛАЙДА.

Жизнь является всеобщим необходимым условием осуществления всех иных (реальных и утопических) целей, задач, мечтаний, которые человек ставит перед собой. В отличие от животного человек осознает свою смертность, понимает, что жизнь не бесконечна. Поэтому он стремится продлить свою жизнь, приобщиться к вечному, оставить о себе память. Но это удается человеку лишь в том случае, если его жизнь была наполнена смыслом. Выяснение, уяснение и поиск этого смысла выступают, таким образом, предварительными условиями человеческого бессмертия.

2) От выбора смысла жизни зависит судьба человека и общества, в котором он живёт. Сохраняются те люди и организации, которые взяли на вооружение смыслы, наиболее способствующие процветанию. При этом крайности вредны и опасны: плохо, когда смысл жизни человека бесполезен или вреден для общества; ещё хуже, если общество навязывает человеку смысл, коверкающий его судьбу.

Люди в своей повседневной жизни обсуждают проблему смысла жизни и на обыденном уровне сознания. Одни видят его в том, чтобы иметь семью, детей, дать им образование, хорошую специальность, вывести их "в люди". Другие, в частности ветераны Великой Отечественной войны, с большой гордостью говорят о том, что, пройдя через "огонь и воду", остались живы и внесли свою лепту в победу над фашизмом. И в этом они видят свое счастье, находят смысл своей жизни. А некоторые из молодых людей заявляют о том, что они хотят стать миллионерами и смысл жизни видят в обретении богатств.

И именно от того, каким ты видишь смысл жизни, зависит то, как ты оцениваешь свою жизнь.

Мы часто можем услышать в современном мире фразу о том, что все продается, вопрос лишь в цене. А действительно ли это так? Действительно ли, что самым дорогим и важным в нашей жизни можно считать то, что слишком дорого для нас стоило?

Думаю, что это было слишком громко сказано, и многие со мной согласятся, что самое близкое нашему сердцу, самое настоящее в этом мире вымыслов и сказок не имеет цены. Взять на пример многие моральные качества, которые считаются эталоном идеального человека – разве их можно купить?

Храбрость, как спутница многих великих подвигов, поистине велика в своем проявлении. Человек, не имеющий её в себе, не способен ни на что по сути, так как не может столкнуться лицом к лицу с вызовом судьбы, а ищет обходные или отступные пути, формируя а себе тем самым негативные качества. Например: лживость, подкупность и многое другое. Можно даже позволить себе громко высказаться, что храбрость и есть одна из важнейших родоначальниц нравственности.

Не будь храбрости, не было бы патриотизма, который так ценится нашими соотечественниками. Не могли бы мы вступаться за тех, кто был перед нами как-то унижен другими, а это уже формирует уважение к людям – так же немаловажная характеристика. Как только в нас появляется уважение к людям, можно в себе почувствовать способность к заботе о других, что под час так нужна окружающим, хотя они могут и не давать нам понять об этом. Как только мы принимаем решение о ком-то заботиться, к нам приходит осознание, что это требует труда, и если нам хватает храбрости на это – у нас появляется и трудолюбие и ответственность за свои поступки.

На фоне всего этого мы воспитываем в себе щедрость, аккуратность, честность, то есть все проявления добра, которое мы можем сделать сами. И хоть не многие замечают людей, которые обладают этими благодетелями, весь мир, не осознавая, становится лучше, светлее… А все началось всего лишь с малого, которое не купишь.

И оглядываясь на прошедшие годы, мы находим еще одно бесценное сокровище – память. Память, которая сохранила все лучшее что с нами было для радостных минут ностальгии, и самое плохое, как урок. А её можно купить? Даже при всем развитии науки и технологий никто вам не исправит и не восстановит память, а не ценить её невозможно. А что мы чаще всего вспоминаем? Больше чем уверена, что у каждого самое дорогое, что было в жизни – детство. Пора, когда мы можем мечтать о невозможном, делать самые невероятные вещи, быть среди дорогих нам людей. С возрастом мы теряем возможность по-настоящему, без оков мечтать и ударяемся о реальность мира, что конечно сопровождается и болью, и переживаниями. Сумасшедшие деяния расцениваются взрослыми не как забавное поведение ребенка, а как невоспитанность подростка и пресекается. А любимые люди… Они всегда уходят, оставляя лишь отпечатки в нашей памяти – и все это каждым высоко ценится, и каждый понимает, что это купить невозможно.

И уже как упоминалось выше, давай те вспомним близких нам людей – настоящих друзей. Они заслуживают самого лучшего, так самое лучшее дарят нам. Дарят свое время, добро, помощь. И самое важное, что есть в дружбе это не то, что мы получаем, а то, что мы можем отдать.

Ну раз мы вспомнили о друзьях, то грех было бы не вспомнить о наших родственниках. А тем более о тех, кто нам смог все подарить, что мы имеем – о родителях. О самых важных людях в жизни каждого человека, которые не жалея ни себя, ни чего либо там ни было, дарили нам счастье и радость. О тех, чья потеря для нас никогда не будет восполнена и чьи проблемы всегда были и нашими, а наши – их. На такую безграничную любовь никто больше не будет способен.

Любовь… Для каждого она своя, и к каждому она нужна, как глоток чистого воздуха в большом городе. И как бы не пытались ее сделать «продажной», настоящая любовь никогда не будет продаваться ни за украшения, ни за шикарные машины, дома, заваленные цветами. Совершенно ничем! И любят нас не за что-то, а просто так, как не странно бы это звучало. Любящим достаточно того, что мы есть, мы рядом. И это нужно беречь, так как это еще одно бесценное сокровище, которое нам так редко преподносит судьба.

Но даже если принимать во внимание все вышеперечисленное, самое ценное что есть в жизни, это и есть сама жизнь.

ИТАК, мы поговорили о ценности жизни. И когда человек осознает её, ему становится сложно осознать, что когда-нибудь он с ней расстанется.

3) В жизни каждого нормального человека рано или поздно наступит момент, когда он задается вопросом о конечности своего индивидуального существования. Человек — единственное существо, которое осознает свою смертность и может делать ее предметом размышления. Но неизбежность собственной смерти воспринимается человеком отнюдь не как отвлеченная истина, а вызывает сильнейшее эмоциональное потрясение, затрагивает самые глубины его внутреннего мира.

Человек не может смириться с тем, что именно ему придётся уйти из этого великолепного мира, где кипит жизнь, но, размышляя об этом, начинаешь понимать, что смерть, — пожалуй, единственное, перед чем все равны.

И тогда человек начинает искать бессмертия.

Бессмертие — это предмет культурологии, так как оно связано с духовными ценностями и с проблемой человека, как творца культуры.

Бессмертие чаще всего трактуется как посмертное существование души. Эта традиция идет от анимизма (веры в существование души и духов как причины явлений природы, веры в одушевленность всей природы). Возможные концепции бессмертия могут отличаться от этой традиции, так как бессмертными могут быть теоретически и тело и дух. Поэтому проведем методологическое разделение бессмертия на: бессмертие души, бессмертие духа и бессмертие тела.

Бессмертие люди искали по-разному. Кто-то пытался смешат эликсир жизни, кто-то создавал философский камень… Но и по ей день люди верят в самый, пожалуй, известный источник бессмертия – поддаются религии.

4) Одним из важных и первоочередных направлений исследований Ильина является философия религии. Эта область постижения основ бытия и человеческой истории на долгие годы была исключена из духовной жизни советских людей. И на этом удручающем фоне беспамятства и забвения истоков народной жизни религиозно - философские труды И. А. Ильина призваны восполнить серьезнейший пробел в отечественной культуре.

И. А. Ильин был убежден, что отечественная религиозная философия должна пересмотреть свое призвание, уточнить свой предмет и метод в свете “всех пережитых блужданий и крушений”, добиваясь “ясности, честности и жизненности”.

Он считал, что русская религиозная философия должна отойти от подражания западным образцам. Ей более пристало - не выдумывать и копировать, а обратиться к глубинам национального духовного опыта, стать “убедительным и драгоценным исследованием духа и духовности”.

Работа Ильина “Аксиомы религиозного опыта” посвящена описанию природы духовной религиозности как внутренней направленности человеческой души и человеческой культуры, приобретающей высшее измерение, значение и ценность.

В этом произведении Ильин пытался вскрыть и показать природу религиозной духовности.

Что же такое религиозная вера? Религиозная вера предполагает, прежде всего, духовное внимание. Вера - это доверие к показаниям духовного опыта - преимущественно перед субъективными душевными впечатлениями и перед чувственными наблюдениями, регистрируемые рассудком. Дух имеет свой опыт, вынашиваемый особыми внутренними опытами человека. Ильин говорит о том, что для веры необходима духовная очевидность, необходим прежде всего, духовный опыт: нужно жить духовными актами, пребывать в них, наполнять их своей душой, строить себя ими, полагать их в основу своего бытия.

Строить религию можно только на духовной свободе. Строить ее же на страхе значит исключить из нее начало духа, призванного к преодолению страха. Ведь страх - это чисто отрицательное движение души, и построенный на нем религиозный акт ведет по ложным путям. Примером является религия первобытных людей.

Последнее, доступное человеку приобщение Свету, осуществляется в акте его земной жизни – в «умирании». Рождение и смерть – два исключительных мига в жизни человека: они переживаются каждым из нас один единственный раз и притом так, что никому из нас не дано включить эти акты в их настоящем духовном смысле в состав нашего религиозного опыта. Начало моей земной жизни таково, что я ещене в состоянии пережить его силами моей сознательной духовности: я не помню моего рождения, я знаю о нем лишь от других и мне всегда кажется, что «меня тогда еще не было». Конецже моей земной жизни таков, что я буду ужене в состоянии включить его в мою сознательно-духовную земную жизнь, ибо «меня, земного, – тогда уже не будет». Мне неизвестно, где и когда я «начался», ибо мои первые детские воспоминания-проблески относятся к гораздо более позднему времени; и мне неизвестно, когда и где я «окончусь», ибо все то, что я могу заранее знать о моей грядущей земной кончине, я способен только предвосхитить духовно-религиозным созерцанием. И вот, это созерцание и удостоверяет меня в том, что моя смерть будет моим последним на земле приобщением к Божественному Свету.

Земная смерть прекращает органическую самодеятельность моего одушевленного тела и отнимает у моего духа возможность пользоваться им как своим выразительным знаком и действующим орудием; но она не угашает моего духовного бытия.

Уже при жизни я имел разностороннюю и полную возможность удостовериться в том, что мой дух не телесен: он не только не совпадает с телом по способу бытия(ибо он не протяженен, не пространствен, не имеет ни анатомического и биохимического состава, ни физиологических функций, не подлежит огню и воде, не испытывает нервной боли и т. д.), но умеет хранить свою самостоятельность и независимость от тела и способен даже повелевать ему. Испытывая мучительную и длительную боль, человек может силой духовной любви и воли отвлекаться от нее и творить, создавая в искусстве или философии – легкие, изящные, певучие и глубокомысленные творения. А отшельники подвергают себя голоду, холоду и всяческому воздержанию именно для того, чтобы усилить свой духовный подъем и укрепить свою молитвенную сосредоточенность.

Итак, дух живет во плоти, но не совпадает с ней, не подчиняется ей и не разделяет ее земную судьбу.

Духу человека дана власть над его душой, – власть самовоспитания, самоусовершенствования и самоосвобождения: Словом – духесть высшая и субстанциальная сила в человеке, определяющая судьбу личного тела и личной души, но не подчиняющаяся их земной судьбе.

Именно отсюда у человека возникает притязание на духовную жизнь после земной смерти; и притязание это является обоснованным.

Тело есть лишь «дверь», а чувственно-земная душа – есть лишь «окно», соединяющее наш дух с остальным миром; но если эта дверь запрется и это окно закроется, то означает ли это, что наш дух прекращает свое бытие? Ему даны были эти доступы к внешнему миру со всем его богатством форм и живых смыслов, и к миру человеческих духов со всей его глубиной, окрыленностью и грешностью – для пробуждения, научения, любви и очищения.

Первое, что открывает нам духовный опыт и в чем он утверждает нас с окончательной очевидностью, состоит в том, что человек есть дух, т. е. нетелесная творческая энергиясо своими особенными ценностями и целями, с особыми критериями, с высшими жизненными формами и законами: это законы и формы духовной самостоятельности, свободы и самоосвобождения, достоинства, ответственности, совершенствования, очищения, богосыновства, любви, свободыи бессмертия. Человек, живущий этим опытом, привыкает с полным и удостоверенным основанием почитать себя личной, – единственной в своем роде и в своеобразии своем неповторимой «искрою» Божиеюи утверждать себя в этом достоинстве. Он знает призвание этой «искры» – духовно преобразить все свое существо, так, чтобы цельно и художественно осуществить Божию идею, составляющую живую основу ее бытия. Слова Серафима Саровского: «Господь заботится о каждом из нас так, как если бы он у Него был единственным».

И вот человеку, вы́носившему такой духовный опыт, кажется странной и нелепой сама мысль о том, что лично-оформленная искра Божияможет исчезнуть вместе с разрушением ее земного жилища и орудия.

И странно, что люди, научившиеся путем наблюдений тому, что ни материя, ни энергия мира не исчезают, а только меняют свой способ бытия, утверждают обратное применительно к субстанциальной и благороднейшей энергии духа; этим они только доказывают, что не позаботились о накоплении и удостоверении своего духовногоопыта.

Дивное существо, Богом созданное, Его откровением благословенное, Его благодатью поддержанное и вскормленное, Его милостью взысканное, от Него воспринявшее свою способность к свободе и прошедшее путь самосовершенствования – не исчезает в пустоте и ничтожестве, но продолжает осуществлять свое призвание в новой форме бытия.

Для человека с духовным опытом – земная жизнь есть духовное подготовление к смерти; смерть же наступает в момент духовной зрелости; и конец земного странствования есть рождение к сверхземной жизни.

Перспектива смерти учит человека «беречь день» (carpe diem), жить достойно, из глубины, созерцать лучшее из сущего, радоваться всякому совершенству, богатеть духовным опытом, благодарить и радоваться полученным дарам.

И человек должен быть отозван своим Жизнедателем, единственно ведающим степень его личной зрелости. Здесь тайна духового организма и таинство Божьего решения соединяются для того, чтобы погасить субъективный произвол и внушить человеку религиозный ужас и художественное отвращение к самоубийству.

Смерть должна быть духовным увенчанием жизни. Она должна явиться таким «концом», в котором уже сияло бы начало нового восхождения. Она должна быть последним шагом земного очищения, последним духовным испытанием и возрастанием человека, последним вопросом духовного познания и духовной любви, обращенным к Богу. Тогда она становится и последним земным приобщением человека к Свету.

5) Если суть учения Н.Федорова усматривать в рационализации этого простейшего переживания, то неизбежно возникают вполне законные вопросы. Зачем еще одно учение о воскрешении, если все религии в той или иной форме уже обещают вечное существование? С другой стороны, если речь идет о продолжении или восстановлении нашей телесной жизни, то это вызывает еще большее недоумение, а порой даже отвращение и ужас; ведь в этой земной жизни все мы глубоко несчастны, даже если кто-то пытается убедить себя в противоположном. Дело в том, что помимо телесной немощи и социального неблагополучия, главная причина несчастья – естественный человеческий эгоизм: радость одного постоянно оборачивается горем для кого-то другого. Устранение же эгоизма представляется невозможным без устранения самого человека. Если в человеке исчезнет всякое «я», то воскрешать будет уже некого, и некому быть счастливым или несчастным.

Однако лишь немногие дают себе труд убедиться в том, что мысль Н.Федорова, иногда подчеркнуто наивная по форме, далеко не наивна по существу; в частности, он вовсе не мечтал о царстве бессмертных эгоистов.

Н.Федоров говорит о ложной альтернативе в духовных поисках человечества: индивидуалистическая рознь Запада либо деспотическое единство Востока. Выход из этого тупика, по его убеждению, возможен только путем перехода к иному способу существования человека. Не уничтожение личности ради безличного единства, и не отречение от собственного эгоизма ради эгоизма другого, но «жизнь со всеми и для всех», – вот его этическая формула. Рассмотрев с этой позиции основные религиозные учения, он приходит к выводу: единственный найденный человечеством идеал истинного существования – это образ христианского Триединого Бога.

Н. Федоров никогда, ни разу, не говорит об эгоистическом мотиве преодоления смерти; всегда и везде он говорит только о воскрешении других – всей цепи предков, вплоть до праотца Адама. В невозможности смириться с их смертью, в глубочайшей нравственной потребности вернуть их к жизни он видит самую основу человеческого самосознания. Эта человеческая суть противоречит и противодействует естественному порядку природы: стремлению всего живого продолжить себя в потомках. Н. Федоров считает необходимым обратить вспять эту мощную энергию продолжения рода. Не решая вопрос о том, откуда вообще взялось в человечестве столь противоприродное устремление, он доказывает его постоянное присутствие во всей человеческой истории. Н.Федоров утверждает, что чувство сыновнего долга – основной признак, отличающий человека от любого животного, даже «умного и умелого». Не желая отталкивать от «общего дела» воскрешения предков тех, кто не имеет сознательной веры в личного Бога, он не настаивает на библейском учении о сотворении человека, но логически допускает происхождение человека в результате саморазвития природы.

Как бы в противовес будущей фрейдовской концепции о начале человеческого рода с акта отцеубийства, Н.Федоров видит это начало в первичном акте почитания отца:

«В чувстве скорби первого сына человеческого, сожаления о потере отца зародилась та мировая скорбь о тленности всего, о всеобщей смертности, в которой природа впервые дошла до сознания своего несовершенства и с зарождением которой положено начало обновлению мира, начало эпохи человеческой, в которую мир должен быть воссоздан силами самого человека. И без этой сыновней добродетели, без родового быта мы никогда не могли бы понять учения о Триедином Боге, учения изумительного и по своему величию едва досягаемого для самых высоких умов, по чувствующейся же в нем сердечной теплоте доступного даже детскому пониманию»

Именно эта ревность об истине проявляется в страстной полемике Н. Федорова с исламом:

«Мнимое единство ислама состоит в безусловном подчинении себя слепой силе природы, в которой он видит волю Аллаха (фатализм),… положительно – в священной войне, в обязанности быть орудиями истребления для водворения единства; а отрицательно – в том, чтобы быть жертвами истребления, не противодействовать, а страдательно принять болезнь и смерть, не противодействовать и той естественной, столь же животной, как и истребление, страсти, которая проявляется в многоженстве. И чем на самом деле отличается эта монотеистическая религия от тех религий, которые поклоняются и производительной, и истребительной силе?!… Надо сознаться, что язычество и иудео-магометанство различны только в мысли, в представлении, в догмате, и тождественны в заповедях»

В целом соглашаясь с Н. Федоровым в его оценках, столь актуальных на сегодняшний день, мы все же считаем необходимым несколько смягчить категоричность его суждений. В частности, великая промыслительная ценность ислама для современного «теплохладного» христианства состоит в том, что он своей пламенной ревностью о Боге пробуждает и в нас настоятельную необходимость заново углубиться в первичные основы своей веры.

Вершиной регуляции природы становится у Федорова имманентное воскрешение всех умерших, осуществляемое «всем сердцем, всею мыслию, всеми действиями, т.е. всеми силами и способностями всех сынов человеческих» во исполнение «завета Христа – Сына Божия и вместе Сына Человеческого». В черновике своего ответа неизвестному адресату, упрекавшему его в «не- христианском» характере учения «всеобщего дела», Федоров писал > о том, что тот не понял его сути, хотя бы потому, что называет воскрешение «конечным пунктом» его мысли, тогда как он «и начальный, и средний, то есть не только альфа и омега, но и вита и все другие буквы алфавита, словом, все!» (II, 44). И далее утверждает, что нет у него даже самой малой заметки, где бы он не говорил, «прямо или косвенно, явно или скрытно», о воскрешении. Действительно, воскрешение – ключевое слово, камертон и критерий всего и вся в «Философии общего дела». Человек – воскреситель по самой своей сущности: в человечестве все, от религиозных культов до науки и искусства, проникнуто воскресительным духом, хотя до сих пор этот дух, потребность восстанавливать, хранить получали лишь искусственные, культурные, духовно-художественные формы. Воскрешение есть явление продолжающееся, задача – превратить его из только «мысленной», «мнимой» формы подобий и образов в факт действительный. Начаток такого факта – Христос воскрешающий и воскресший, для нас же это пока только проект: «как Божественное оно. В выдвижении русским мыслителем идеи воскрешения, а не просто личного бессмертия – глубоко нравственный поворот его учения, утверждающего наш долг перед прошедшими поколениями, нашими отцами и матерями, которых мы вольно или невольно вытесняем с жизненной сцены. Недаром Бердяев в своей «Русской идее» признал нравственное сознание Федорова «самым высоким в истории христианства».

Как глубокомысленно заметил Федоров: «О трансцендентном же воскресении полагалось, что оно произойдет не тогда, когда воля человеческая подчинит себя воле Божественной, а, наоборот, когда противление Божественной воле достигнет высшей степени, т. е. думали, что воскрешение должно явиться как наказание, а потому оно и возбуждало страх». В учении об имманентном воскрешении предлагается другой выбор и исход: покаяние, «подчинение человеческой воли воле Божественной», опознание себя ее орудием, и тогда все большее объединение человечества, «братотворение».

В логике идеи имманентного воскрешения вставал вопрос, где найти это «рацио», это «нетленное семя», из которого может заново пустить росток воскрешаемый организм. Федоров предлагал поискать его и в живущих потомках, наследственный багаж которых хранит уникальные следы их отцов и предков. Он провидит еще одну возможность воскрешения (ее можно условно назвать наследственно-генетической), требующую исчерпывающего знания предков, генеалогического древа человечества во всех его ответвлениях, побегах, связях частей. В пределе ставится задача просветить весь наследственный ряд, последовательный генетический «код» рода людского, восходящего к немногим прародителям. Через потомка восстановить предка (через следствие – причину), сначала ближайшую (сын, дочь – отца, мать), а через них и их отца и мать... и так далее, семья за семьей, поколение за поколением раскрутить, оживить все свернутое временем полотно сознательной, чувствующей, личностной жизни, иначе говоря, вытянуть всю цепь конкретных природных причин (воскрешенные предки). Воскрешение – фундаментальный «антиприродный» акт, обратный рождению. Однако, возвращаясь к путям и способам воскрешения, необходимо отметить, что главная задача при этом – вернуть человеку его уникальное самосознание; без этого, скажем, восстановив умершего по его записанной в потомках генетической «формуле», мы можем получить лишь его физическую копию, нечто вроде «однояйцевого» близнеца. Приходится настаивать на этой очевидной истине: Федоров упорно развивал как раз момент преображения в воскресительном процессе, и тем не менее некоторые его критики как-то ухитряются этого не замечать, упрекая учение «всеобщего дела» чуть ли не в «некромантии», «воскрешении трупор», «воскрешении смерти, каннибализме» (Г. В. Флоровский). Конец преобразовательной деятельности человечества не положен, ибо выход в вечность знаменует начало истинно свободного, бесконечного творчества в благе и красоте, распространенного на всю Вселенную. Тут не вечный покой, блаженное созерцание Бога, предвечного света, чем обычно занимают жителей «нового неба»; уподобление божественной сущности выражается в овладении творческой природой Бога.

6) Обе идеи, о которых я говорила, актуальны и по сей день.

ОБЩЕЕ:

Человек бессмертен в меру своей свободы для жизнетворчества, то есть для созидания жизни такой, какой она должна быть, для бесконечного ее совершенствования. Из творческого самоосуществления и возвышения жизни естественно будут расширяться условия для реализации практического личного бессмертия. Это и есть сверхзадача, которая радикально ориентирует с количественной интерпретации бессмертия на качественную, то есть подводит к выводу о необходимости неуклонного повышения качества жизни и человеческих качеств.

Что ценится, но не продается.©

Дата добавления: 2015-09-29