|
Я обхватила голову руками и рассказала Филу, что было после того, как я очнулась. Фил внимательно меня выслушал, но смотрел при этом подозрительно и, когда я замолчала, попытался нащупать у водителя пульс. Откинув холодную руку, он сморщился и прохрипел:
– Он мёртв.
– Как?
– Ты что, не знаешь, как люди умирают?
– Но я ведь только ударила его бутылкой по голове. И всё!
– Всё?!
– Всё.
– Ему оказалось этого достаточно, чтобы умереть. Ох и влипла же ты, Ольга. Два трупа.
– Один твой.
– Да ладно.
– Ладно. Когда меня менты брать будут, я скажу, что один точно твой. Чужого мне не надо.
Фил сел на корточки, взял меня за шиворот и заглянул в глаза:
– Ты что такое несёшь?! Да я тебя сейчас сам урою!
Плохо соображая, я, с непонятно откуда взявшейся смелостью, оттолкнула руку Фила, встала и, не обращая на него никакого внимания, вышла из машины. Фил выскочил следом и прикрыл дверь. Схватив за руку, он больно сжал мне пальцы и, покосившись на проходящую мимо женщину, спросил:
– Ты куда собралась?
– В милицию.
– Зачем?
– Затем, что за чистосердечное признание дают меньше.
– Дура ты. Тебе влепят по полной.
– Тогда что же мне делать?
Фил не ответил на мой вопрос, о чём-то усиленно думая.
– Тогда я просто поеду домой, и будь что будет.
– Но ведь тебя запросто найдут.
– Тогда я расскажу всю правду. Лёшу не убивала.
– Ты хочешь сказать, что переведёшь все стрелки на меня?
– А их и не надо переводить. Они сами переведутся.
Через несколько минут мы сидели уже в кабине водителя и ехали за город избавляться от трупов. Я сжимала ледяные пальцы, искоса поглядывая на Фила.
– А что, если нас гаишники остановят?
– Не остановят, – буркнул Фил и закурил сигарету.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что гаишники лимузины не останавливают. Не принято это у них. Лимузин ассоциируется с праздником, а у гаишников осталось одно благородное правило – не портить людям праздники.
– Вот, значит, где в наше время можно беспредельничать и трупы перевозить.
– Не каркай, а то точно остановят. Господи, никогда не думал, что так сложно водить лимузин. Какой же он всё-таки огромный и неудобный в управлении.
Мы ехали за город так долго, что я не удержалась и задремала. Проснулась оттого, что Фил раздраженно тряс меня за плечо:
– Просыпайся, конечная станция.
Видимо, после этой чересчур бурной ночи я у него ничего, кроме раздражения, не вызывала. Внезапно я разволновалась, подумав о том, что моя совместная поездка с Филом может оказаться совсем не безобидной. Вполне возможно, что она будет последней. Приехали куда-то к реке, за чёрт знает сколько километров от Москвы. Кругом лес. Если Фил так спокойно расправился со своим другом, то ему ничего не стоит убрать меня, как лишнего свидетеля. По крайне мере, я не вижу смысла оставить меня в живых.
– Куда мы приехали?
– Я же сказал, конечная станция.
– Я хочу узнать название места, в котором мы сейчас находимся.
– А тебе не всё ли равно.
– Представь себе, нет.
– Любопытство не порок, а настоящее свинство, – со злостью отчеканил Фил и вышел из машины.
Я вышла следом за ним, стараясь держаться от него подальше, так как не знала, что от него ожидать. В голове билась одна кошмарная мысль – вдруг Фил полоснет лезвием ножа мне по шее, точно так же, как полоснул своего друга.
– Сейчас избавимся от Лёшки, а в другом месте уже от водилы, – командовал Фил. – От них нужно избавляться в разных местах, тогда никто и никогда ни о чём не догадается.
Я с ужасом смотрела, как Фил вытаскивает посиневшего, голого «кролика» из джакузи на пол и спускает воду. Мёртвое тело вызвало у меня такое отвращение, что я потянулась к бару за виски и стала пить его с удвоенной жадностью. Фил завернул труп в махровую простыню и посмотрел на меня всё тем же крайне раздражённым взглядом:
– Ты всё лакаешь? Нет чтобы помочь, так ты вискарь жрёшь.
– А что я должна делать, если не верю, что всё это происходит в реальности?! Мне кажется, либо я сплю, либо точно сошла с ума! Может, подбросишь меня до психиатрической лечебницы?
Фил ничего не ответил, последовав моему примеру, налил себе виски и незамедлительно выпил.
– Я беру за плечи, ты за ноги, и тащим его к реке, – показал он пальцем на завёрнутого в простыню «кролика». На простыне уже выступила кровь.
– И я должна тащить?
– А ты что думала, что я буду делать это один?!
– Но...
– Никаких но. Хватай труп за ноги, я сказал!
При слове «труп» я поёжилась, но всё же схватила «кролика» за ноги и потащила вместе с Филом из лимузина. Даже сквозь махровое полотенце тело было холодным и омерзительным. Меня мутило, и я старалась отворачиваться, чтобы не видеть этого ужаса. Дотащив труп до реки, мы положили его прямо на берегу. Пока Фил привязывал камень к ногам «кролика» и восторгался тем, что в лимузине оказалась верёвка, я смотрела на мутную воду и чувствовала, как от страха стучат зубы.
– А теперь понесли его в воду.
– В воду?
– Нам придётся немного намокнуть. Если мы оставим труп на берегу, то его скоро обнаружат, а это совсем не входит в наши планы. Чем быстрее найдут труп, тем быстрее найдут нас.
– А если труп долго не найдут?
– Значит, у нас появится возможность наслаждаться жизнью еще долгое время.
– А если труп вообще не найдут? – Я всё пыталась разобраться в последствиях этого кошмара.
– Вот это то, что нам надо! Если его не найдут, мы будем жить долго и счастливо. Поэтому сейчас в наших интересах сделать всё возможное, чтобы труп не нашли. Ты плавать-то умеешь?
– Умею.
– Тогда никаких проблем нет.
– Прямо в одежде?
– А ты что, хочешь повторить сегодняшнюю ночь и устроить здесь стриптиз?
Я ничего не ответила, покраснела от унижения и отвела глаза в сторону.
Мы зашли в воду и поплыли подальше от берега, толкая труп перед собой. Бросив его на середине реки, мы быстро вернулись назад. Неожиданно у меня началась истерика, и я не могла ничего с этим поделать. Сев на песок, я обхватила колени руками и зарыдала. Фил сходил в лимузин за сигаретами, молча выкурил ее, а затем хорошенько тряхнул меня за плечи.
– Нам нельзя терять ни минуты. Хватит реветь! Да очухаешься же ты, наконец?! Слезами горю не поможешь! Заварила кашу, так радуйся, что я эту кашу помогаю тебе расхлёбывать!
Я подняла голову и посмотрела на Фила красными от слёз глазами.
– Если бы не ты, то ничего бы и не было!
– А я здесь при чём?!
– Если бы ты не убил Лёшку, я бы не ударила водителя бутылкой по голове и ничего бы не случилось! Ничего!!! Не было бы никаких трупов, от которых надо было бы избавляться, и всего этого кошмара, с которым теперь придётся как-то жить!
– Я тебе уже, по-моему, сказал, что не убивал Лёшку, – процедил сквозь зубы Фил.
– Я тоже его не убивала. Получается, что он взял нож и сам себе горло перерезал, только вот тут неувязочка выходит. Не мог он, после того как перерезал себе горло, встать из ванны, вложить (окровавленный) нож мне в руку и лечь обратно. Я вот смотрю на тебя, Фил, и думаю, а когда ты меня грохнешь, как ненужного свидетеля? Прямо сейчас или дальше отъедем? Если уж мочить, то всех.
– Дура ты, если бы я хотел тебя замочить, то сделал бы это сразу, – с какой-то брезгливостью сплюнул на землю Фил.
– Ты просто подумал, что я тебе ещё пригожусь. В качестве рабочей силы. Разница есть – вдвоём твоего друга тащить или одному. Я тебе нужна ещё для того, чтобы отделаться от второго трупа. Как только избавимся от водилы, ты отправишь меня следом.
– Оля, я устал слушать всякую чушь. Уже утро. Трасса полна машин. У нас нет времени.
В тот момент, когда он взял меня за руку, помогая встать, я заглянула ему в глаза и как-то осторожно спросила:
– А ты меня не убьёшь?
– Нет, – невозмутимо сказал Фил.
– С трудом верится.
– Я что, убийца какой-нибудь? Я и Лёшку-то не убивал. На фига. Он отличный мужик. Пусть я не так давно его знал, но плохого про него ничего не скажу.
– А кто ж его тогда убил? – спросила я, немного успокоившись.
Зная ответ Фила, я заранее подстраховалась и жалостливо произнесла:
– Клянусь, я не убивала. Ну мне-то это зачем? Ну разве я, такая хрупкая девушка, могу мужику горло перерезать?!
– Может, у тебя галлюцинации были от марихуаны, когда ты это делала, то вообще не соображала, что происходит?!
– Да ты что? Наверное, галлюцинации были у тебя! Ты ему шею перерезал, вышел из машины и всё забыл. Может, тебе просто в памяти хорошо покопаться надо, чтобы восстановить реальные события этой ночи?
– Я точно не убивал.
– Я тоже.
– Во-первых, я не дурак убивать в таком неподходящем месте. Во-вторых, я вообще, как мне кажется, никогда никого не смогу убить. А в-третьих, у меня с Лёшкой даже общих дел нет, чтоб я на него зуб имел. Он мне дорогу не переходил.
– У меня тем более нет никаких причин его убивать. Да я никогда бы и не смогла человека убить...
– А водилу?
Я втянула голову в плечи и виновато поджала губы.
– Я не специально. Это получилось случайно... Я не хотела... Просто так вышло. Он стал угрожать мне, что отвезёт в отделение милиции. Я реально испугалась.
Выдержав паузу, я вновь поёжилась и сказала задумчивым голосом:
– Фил, я знаешь что не пойму...
– Что?
– Какая-то загадка получается, в которой ничего не понятно. Ты не убивал, я не убивала, а кто же тогда мог убить, если, кроме меня и тебя, в машине никого не было?
– Может, водила? – спросил Фил, и мы оба застыли в оцепенении...
Глава 8
– Что ты сказал? – От растерянности, усталости, от сковавшего меня страха всё поплыло перед глазами и ещё больше пересохло во рту.
– Так, может, мы зря друг друга подозреваем и Лёшку действительно убил водила? – продолжил Фил таким ледяным тоном, что я ощутила, как по моему телу пробежал холодок.
– Конечно, на мёртвых всегда всё проще списывать. Только у водителя не было причин убивать Лёшку. Зачем ему убивать клиента, который должен заплатить ему немалые деньги?
– А может, он маньяк?
– И что же этот маньяк не полоснул ножом меня?
– Зачем? Кто тогда за убийство ответит? Лёшку убил, тебя изнасиловал, а затем подставил, чтобы было кому за решёткой сидеть.
– Что?! Кто меня изнасиловал?! – Меня просто взорвало от услышанного, и я стала похожа на фурию. – Я спрашиваю, кто меня изнасиловал?!
– Ну что ты вскипела? Я просто высказываю свои предположения. Ты же всё равно в ауте была и ничего не помнишь. В таком бессознательном состоянии тебя могла смело трахнуть рота солдат и ты бы ничего не почувствовала. Тебе в тот момент, что сто, что один, особой разницы не было. Так что вполне возможно, что на тебя сегодня ночью не только я, но и водила залез.
Не удержавшись, я отвесила Филу хорошую пощёчину и, вытерев слёзы, направилась к лимузину.
– Оль, ты чего? – Фил бросился следом за мной.
– Ничего.
– Обиделась, что ли?
– А я на дураков не обижаюсь.
Поправив мокрую одежду, я достала с переднего сиденья свою сумочку, повесила её на плечо и с вызовом произнесла:
– Никто, кроме тебя, меня сегодня ночью не насиловал! Понял, придурок?!
– Ты поосторожнее в выражениях. – В голосе Фила послышалась угроза. – Я тебя не насиловал. Ты сама с радостью под меня залезла.
– Ты только что сказал, что я была в бессознательном состоянии, а заниматься сексом с женщиной, находящейся в бессознательном состоянии, – это и есть изнасилование.
– Сначала ты была в нормальном состоянии, а в процессе уснула, – ехидно заметил Фил.
– В любом случае это уже не имеет никакого значения. Но переводить стрелки на водителя не надо. Он точно не убивал. Если он, как ты говоришь, маньяк и убил человека, так и не получив с него приличную сумму, и если он решил свалить убийство на меня, то он бы не подъезжал к Лёшкиному дому и не требовал того разбудить и немедленно рассчитаться. Он бы не пугал меня милицией, а просто бы взял и туда отвёз. И уж тем более не заходил бы в салон и не ужасался от увиденного. И, вообще, если бы водитель был маньяком, то он не совершил бы преступление в собственном автомобиле. Он же не дурак. Поверь, для того, чтобы разделаться с жертвой, есть масса мест, которые не соприкасаются с работой и не вызывают подозрений. Так что эта версия абсурдна!
Немного помолчав, я глубоко вздохнула и пошла в сторону дороги.
– Ольга, ты куда?
– Куда глаза глядят, – буркнула я и ускорила шаг.
– Нормально. Трупов наворотила и на меня всё повесила.
Я остановилась, повернулась к Филу и крикнула:
– Если ты не убивал, тогда какого чёрта ты прибежал в такую рань и помогаешь мне избавляться от трупов?! Если ты не убивал, то ты не должен был реагировать на мой звонок. Ты сейчас смог десятый сон видеть, а ты возишься со всем этим!
– Я пришёл, потому что ты сказала, что с Лешкой что-то случилось. Я, конечно, поверил, что он мертв, решил – сердечный приступ. Всё-таки столько выпить и так обкуриться марихуаной, может и мотор отказать. Подумал, может, человеку действительно плохо стало, а ты, пьяная дура, вместо того, чтобы помочь и вызвать «скорую помощь», несёшь полнейшую чушь! А как я могу другу не прийти на помощь?!
– Хорошо. Первый аргумент принимается. Тогда ответь на второй вопрос. Какого чёрта ты помогаешь мне избавляться от трупов, если ты у нас весь такой чистенький, ножа в руках не держал и горло никому не резал?!
– Потому, что я был в эту ночь в этом проклятом лимузине и у меня нет алиби!
– Ах, у тебя нет алиби?!
– Представь себе, нет.
– Что ж ты так оплошал?!
– Если бы я знал, что случится такая заварушка, я бы, наверное, побеспокоился о своём алиби. Я бы обязательно поймал такси, запомнил его номер и спокойно бы ехал дома. Если бы ты перевела на меня стрелку, я бы обязательно запросил у оперативников время убийства Алексея. Я бы еще подстраховался тем, что позвонил бы в дверь соседям, разбудил и спросил соль или ещё какую-нибудь чепуху. Одним словом, позаботился бы о том, чтобы остаток ночи меня видели и слышали как можно больше людей. Но я не подстраховался, так как не знал, что дело примет такой оборот. После того как я въехал, что ты спишь во время секса, у меня сразу всё опустилось – я не испытываю желания трахать пьяных спящих баб. Я быстро оделся, вызвал водителя и спросил, где мы едем. Узнав, что мы проезжаем мой район, я обрадовался и попросил остановить, вышел и прогулялся до своего дома пешком. Никому не звонил, не стучал, не попадался на глаза и не просил соли. После такой гулянки дико разболелась голова. Выпил пару обезболивающих и лёг спать. Твой звонок меня разбудил.
– Ты не ответил на мой главный вопрос. Почему ты мне помогаешь?
– Потому что я сразу въехал, что ты не в себе.
– Аргумент не принимается, это даже не аргумент, а отговорка.
– Ты истериковала и заявила, что пойдёшь сдаваться в милицию. Тут и дураку станет понятно, что меня тоже сразу зацепят и будет довольно сложно доказать, что я к этому непричастен. Наши органы особо разбираться не любят. На кого падает подозрение, тот и виноват.
Фил выдержал небольшую паузу и добавил:
– То, что я сейчас делаю, я делаю не для тебя, а для себя. Понятно?! Мне что-то не хочется быть крайним и доказывать, что я не верблюд. Поэтому ты зря нафантазировала, что я благородный принц из сказки и пришёл тебя вытаскивать из дерьма. Я вытаскиваю не тебя, а себя. Хотя я и не виновен.
– Ничего я не нафантазировала, – буркнула я себе под нос и вернулась к машине.
Проехав ещё около получаса, мы взяли вещи «кролика» и пошли в лес сжигать. Фил постоянно повторял, что если мы будем избавляться от трупов и улик в разных местах, то нас вряд ли найдут и у нас есть шансы не засветиться.
– Сейчас разведём небольшой костёрчик и похороним Лёшкины вещи, – сказал Фил и положил на шмотки «кролика» стопку газет, взятых со столика в лимузине.
– Надо было Лёшку похоронить, а не его вещи, – произнесла я, покосившись на Фила, кидавшего сухие сучья в костёр.
– Лёшку похоронят, когда найдут, – грустно заметил Фил и добавил: – Если, конечно, найдут. И то к тому времени вряд ли от него что-то останется...
– У него хоть семья есть?
– Жена и двое детей. Полтора года в разводе.
– Радует хоть то, что после него всё семье достанется. Не нужно имущество делить и детей в чём-то ущемлять.
– Вот это ты правильно подметила. У них раздел совместного имущества в судебном порядке уже целый год длится. А с его смертью всё разрешится само собой. И всё-таки какие же вы все, женщины, меркантильные.
– Не меркантильные, а рациональные, особенно те, у кого на руках двое детей, – не могла не заметить я. – Только вот Лёшкина жена может стать первой подозреваемой. Ведь как ни крути, а ей его смерть наиболее выгодна.
– Даже если жена обратится в милицию с заявлением о пропаже, Лёшку признают умершим, только когда найдут. Да и то, если опознают. По моим меркам, искать его будут долго. А для начала его признают без вести пропавшим.
Я протянула Филу мобильный «кролика» и спросила, что с ним делать. Тот достал из телефона sim-карту и бросил её в костёр, а сам мобильный утопил в текущей рядом небольшой речке.
– Ну всё, вроде с одним разобрались. Пришло время браться за второго.
Я кивнула в знак согласия, сгорбившись, посмотрела на догорающий костёр и пошла вслед за Филом в машину.
Глава 9
Когда мы сели в машину, Фил задержал на мне взгляд и сказал:
– В кабине ты не поедешь. Перебирайся в салон.
– Это почему? – опешила я.
– Потому что на трассе уже полно машин.
– А при чём тут трасса и машины?
– Нужно, чтобы проезжающие мимо видели, что на месте водителя сидит всего один человек.
– А какая разница?
– Большая. Потом поймёшь. Лимузин упадёт с обрыва. Мало ли, может, менты допрашивать кого-нибудь будут, кто по этой трассе ехал и видел проезжающий мимо лимузин.
– А ты что, хочешь сказать, что по этой трассе одни и те же машины ездят?
– Тут полно местных машин из соседних деревень и посёлков. Вполне возможно, что могут допросить местных водителей. Ещё на этой трассе дорожные проститутки вечно стоят, а у них на машины глаз ой как намётан. Да и память просто отменная. Мы же с тобой не на «Запорожце» едем, а на шикарном лимузине. На эту тачку все реагируют, тут отродясь такие не ездят. Когда лимузин разобьётся и найдут всего один труп, то кто-то из проезжавших мимо может сказать, что в машине, помимо водителя, была ещё одна девушка, и опера начнут её упорно искать. Ни к чему создавать лишние проблемы ни нам, ни операм.
– А может, ты просто меня подвозил до какого-нибудь населённого пункта?
– На таких машинах извозом не занимаются. Оля, ну сколько мы можем спорить? Садись в салон. Времени нет. Уже трасса вся загружена.
– Но там труп.
– Ты уже с одним трупом ехала и ничего, нормально себя чувствовала.
– Ты имеешь в виду «кролика»?
– Лёшку или «кролика», как ты его называешь. Надо же, погоняло ему придумала.
– Тот труп купался в джакузи, а этот в проходе лежит. Я боюсь.
– Кого?
– Я же тебе объясняю, кого. Мне как-то не хочется с трупом в одном салоне ехать.
– Ты боишься?
– Боюсь.
– А мне казалось, что ты вообще страха не знаешь. Вон как мужиков бутылками по голове бьёшь. Они даже очухаться не успевают, как ты их на тот свет отправляешь.
– Не смешно.
– А тут никому не до смеха. Иди в салон, я сказал!
Фил так рявкнул, что я, вздрогнув, мигом выскочила из водительской кабины. Заглянув в салон, я сморщилась, перешагнула через лежавшего в проходе лицом вниз водителя и села поближе к бару. Плеснув в стакан немного виски, чтобы унять нервную дрожь, я сделала несколько глотков и подумала, как же страшно мне теперь будет жить с сознанием того, что я убила человека...
Нужно будет постараться закрыть эту страницу, как прочитанную, нужно начать всё сначала. И стремиться не думать об этом и вспоминать как можно реже. Совсем забыть точно не получится, но можно попытаться не вспоминать. Главное, убедить себя, что всё в прошлом. Идти по жизни вперёд, не оглядываясь назад. Убила и убила, человека уже не вернёшь. А мне нужно продолжать жить...
* * *
В детстве я мечтала убить своего отчима-алкоголика, который всячески издевался над моей мамой; постоянно орал на нее матом и бил смертным боем. А один раз он напился, схватил на балконе топорик для разделки мяса и погнался за мамой. Она убежала на кухню и с криками о помощи залезла под кухонный стол. Я молнией бросилась к отчиму и, схватив стоящую на столе недопитую бутылку водки, что было силы ударила его по голове. Отчим вскрикнул и упал на пол. Мы с мамой перепугались и думали, что он умер.
Я хорошо помню тот момент, словно это случилось только что. Мама плакала, а я стояла, нахмурив брови, смотрела на лежащего отчима и думала – мне совершенно его не жалко. Так сильно я его ненавидела... Тогда я тихо радовалась тому, что его больше нет. Надеялась, наконец закончатся эти пьянки, скандалы на пустом месте, метание ножей в пьяном угаре в дверь ванной комнаты. Надеялась, что мои вечно испуганные глаза вдруг станут спокойными и счастливыми. А моя слабая здоровьем мамочка перестанет плакать и хвататься за сердце, говоря, как она ненавидит свою судьбу. Мне казалось, что, если рядом не будет отчима, она вновь полюбит жизнь и будет со мной радоваться приятным мелочам. Когда я просила ее выгнать отчима, мама говорила, что она его боится, что он никогда от нас не уйдёт и не оставит в покое, а даже если уйдёт, то обязательно вернётся и нас убьёт.
Так вот, когда мама увидела, как я ударила отчима бутылкой, она строго-настрого запретила мне кому-нибудь говорить, что это сделала я. Я хорошо помню, как она прижала меня к себе и сказала:
– Оленька, сейчас я пойду к участковому и скажу, что это я его убила. Ради меня, прошу тебя, не говори, что это сделала ты. Вполне возможно, что мамы рядом с тобой какое-то время не будет. Но я обещаю тебе, что постараюсь вернуться как можно быстрее. Ты должна всегда знать, что мама тебя очень сильно любит, тоскует, помнит и думает о тебе каждый день.
Мама заплакала, а я к ней прижалась и спросила испуганным, тонким голосом:
– А где ты будешь?
– Очень далеко. – Мама плакала и держалась за сердце.
– А мне можно с тобой?
– Туда детей не пускают.
– Почему?
– Потому что там свои законы.
– А как же я?
Мама погладила меня по голове, отбросила назад косички и с болью в голосе произнесла:
– А ты пока поживёшь у тёти Веры.
– Мама, но она же меня не любит. Она любит только своих детей. Ты же сама это знаешь.
Я помолчала и тут же добавила:
– Но ведь, если бы я не ударила его бутылкой по голове, он бы зарубил тебя топором. Я сделала что-то неправильно?
Мама не ответила на мой вопрос, а только прижала к себе, наклонилась и стала еще сильнее плакать, целуя меня. Когда она собралась в милицию, вопреки её воле я увязалась за ней. Помню, как мы зашли к участковому и мама сказала, что она убила своего мужа, который был пьян и хотел зарубить её топором. Ещё она сказала, что ни о чём не жалеет, потому что он превратил нашу жизнь в ад и достал хуже горькой редьки.
– Судите меня за этого пьяницу, – вытерла глаза носовым платком мама. – Только вот дочь мою мне безумно жаль. Никого у неё нет, кроме меня, а моей сестре она не нужна. У той свои дети.
При этом мама вновь прижала меня к себе и так горько заплакала, что у меня защемило сердце. Участковый не поверил тому, что сказала мама, и вместе с нами пошёл посмотреть на труп. Когда мы вернулись в квартиру, трупа уже не было.
– Ну и где труп? – Участковый смотрел на маму подозрительно и сурово, словно она решила сыграть с ним злую шутку.
– Убежал, – в один голос ответили мы.
Оказалось, что всё это время отчим просто был без сознания, и, пока мама ходила признаваться в убийстве, он пришёл в себя и ушел пить дальше. Правда, после этого случая он обходил меня стороной и даже не угрожал маме, а если и замахивался, то я сразу говорила ему, что убью. Как ни странно, но на него это действовало. Этот здоровый неотёсанный мужлан побаивался хрупкую, но смелую и дерзкую девочку с двумя косичками.
Хотя я и была ребёнком, отчётливо понимала, что если моей мамочке будет угрожать опасность, то я действительно запросто могу убить отчима. Моя ненависть к отчиму не была детской. Я знала, что, кроме меня, за маму некому заступиться, ведь милиция приедет слишком поздно. Я смотрела на свою запуганную, больную и высохшую маму, выглядящую много старше своих лет, и думала, что никогда такою не буду и ни за что не повторю её судьбу. Как можно пустить в свой дом мужчину и всю жизнь терпеть от него унижения и побои, говоря какую-то нелепую фразу:
– Видно, судьба у меня такая. Это мой крест.
Тогда я была слишком маленькой, чтобы убедить маму, что каждый человек сам строит свою судьбу и что лучше не надо никакого мужика в доме, чем жить с таким вот уродом и успокаивать себя только тем, что ты при муже. Я не понимала, про какой крест она говорит, и не могла ей сказать, что этот крест она сама же себе и придумала.
При воспоминаниях о маме на глаза набежали слёзы. Ведь во время моего детства почти не было центров для женщин, переживших домашнее насилие. По крайне мере, эта проблема не афишировалась и в прессе не поднималась. Да если даже и были такие центры, мама бы все равно туда никогда не пошла. За годы жизни с отчимом она стала бояться даже собственной тени и привыкла переживать беду и боль в одиночестве.
Этим браком она испортила себе жизнь, а мне детство. Она была очень слабой женщиной не только здоровьем, но и духом. Хотя, скорее, их у нее вообще не было. Просто слабая, беззащитная, замученная и несчастная женщина... Но ведь она была моей мамой, и я безумно её любила. Я любила мамочку и старалась сдерживать свой протест по поводу её жизни. Она наивно надеялась, что когда-нибудь отчим бросит пить и станет порядочным человеком. А я уже точно знала – горбатого только могила исправит.
По ночам я мечтала о том, что его заберут в психушку с белой горячкой или однажды он купит бутылку паленой водки, насмерть отравится и, наконец, оставит нас с мамой в покое. Мне очень хотелось защитить и сберечь свою маму, но не успела...
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 38 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |