Все задумчиво мотают головой.
— Да нет, настроение тут не при чем. Это когда и страх, и радость, и паранойя, и надежда, и еще фиг знает что, то попеременно, то в одном флаконе.
— Тогда «высокая амплитуда эмоциональных колебаний».
— Это, по-твоему, я так в художественной книге писать должна?
Тут входит выходившая пописать Ленка.
— Лена, — говорю я ей, — у меня сегодня очень высокая амплитуда эмоциональных колебаний.
— Вот тебя колбасит, — вытаращивает глаза Лена.
Интересно как: я уже привыкла к тому, что после собрания офиса, по дороге домой, я стою в пробке и анализирую все, о чем мы разговаривали. Для меня эта часть жизни вдруг оказалась крайне важна. Многие важные для меня открытия свершались и решения принимались в это время.
Я давно уже спокойно отношусь к пробкам на дорогах. Философски. Чего дергаться, все равно они никуда не денутся от моих эмоций. Более того, я научилась получать от них удовольствие. Я размышляю, слушаю музыку, разговариваю по телефону, рассматриваю соседей по пробке — у меня масса интересных занятий.
И водители, нервно и истошно нажимающие на гудок, меня удивляют. Мне хочется их разглядеть, и я начинаю вертеться во все стороны в поисках. Я хочу поближе посмотреть на чистый образец подлинно бессмысленных действий.
Впрочем, иногда я раздражаюсь. Как так, я вся такая в гармонии и принятии, а они мне на нервы действуют своими бессмысленными и пронзительно-шумными действиями. Интересненькое дело!
Пора, видимо, опять работать над собой — тренироваться в том, чтобы и гудки нервных водителей вызывали у меня сплошное удовлетворение.
Впрочем, я подумаю еще. Надо же мне от чего-то беситься. У других хоть пробки есть, а я себя этого удовольствия лишила.
Кстати, я заметила, все жители Москвы своими пробками необычайно гордятся. Все о них постоянно разговаривают, обсуждают это чудное явление. Стоит заговорить о пробках, как тут же в беседу возбужденно включаются даже самые замкнутые и молчаливые. Гришковец вот даже песню написал.
Стада стоящих машин делают нас героями.
Я заметила, когда мне мои земляки говорят, что в Перми теперь страшные пробки, я лишь высокомерно усмехаюсь. Что, мол, вы знаете о пробках, дети? Вы, можно сказать, и пробок-то не видели.
Когда кто-то из пресловутых гостей столицы спрашивает меня, за сколько ему нужно выезжать в Шереметьево на самолет, улетающий в 20.00, меня охватывает неизъяснимое удовольствие и гордость за Москву.
— Ну, милый мой, это же Ленинградка!
— Да? И что?
— Ну, как что? Часов за пять надо выехать минимум.
— Как за пять? — ужасается собеседник.
— Вот так. Это Москва! — Контрольный выстрел.
В этот момент любой тупица должен догнать, какие мы тут суперлюди. С какими сложностями нам приходится справляться, в то время как они там, на периферии, плывут к своим целям практически по течению.
Так что пробки являются нашим достоянием, и их надо взять под охрану, как какой-нибудь памятник архитектуры.
В пятницу Саша объявляет, что уже вернулся к жене.
— Как вы меня достали все, — ужасается он восхищенно.
— Главное — результат, — смеется Антон.
В субботу новость. Света встречается с другом мужа. У них свидание. Причем отнюдь не деловое.
Тема и Жучка. У меня имя Артем всю жизнь ассоциируется со словами «Тема и Жучка», о чем я и рассказываю Артему по телефону в воскресенье.
— Эх, — вздыхает Артем. — Лучше бы ты Жучкой была.
— Почему?
— Сидела бы смирно. У ноги.
— Ты бы с тоски умер.
— Не волнуйся за меня. Вот почему ты не приехала, объясни мне. Сама же скандалила!
— Я не скандалила, а ныла. Не путай — это разные вещи.
Не буду же я говорить, что у меня денег нет. Мне еще год, наверно, кредиты отдавать за ресторан. Я не могу, как он, летать на самолетах каждую неделю, а просить деньги у него неудобно. Как-то я не приучена. К сожалению или к счастью, я еще не разобралась.
Ехала я однажды с одной из выпускниц в моей машине с дачи. Еще с нами ехали двое ее детей.
— А почему у тебя второй дворник не протирает стекло? — вдруг спросил старший.
— Сломался. Не работает.
— Почему? — продолжал настаивать старший.
— Не знаю. Вечно у меня что-нибудь не работает, — неожиданно загрустила я.
Всю оставшуюся дорогу я думала о том, как это отражает мою жизнь.
Раньше у меня были любимый муж и деньги, но мне было скучно. Не хватало направления, в котором мне хотелось бы бежать со всех ног.
Затем практически одновременно и, казалось бы, без внутренней связи произошли одновременно два события: я нашла свой путь в виде любимой работы, но здоровая личная жизнь закончилась, и любовь тоже. Деньги же как были, так и остались.
Этот, довольно длительный период завершился тем, что я потеряла все. После чего очень быстро и последовательно обрела сначала любимого человека, потом любимую работу. Денег же пока катастрофически не хватает.
То есть я пережила три периода, в которых присутствовали одновременно по два компонента. Если считать деньги материальной составляющей, любовь — эмоциональной, а дело жизни — духовной, то мне сначала не хватало духовной, потом эмоциональной, а сейчас вдруг пропало материальное. Я спускаюсь по лесенке человеческих потребностей.
И сейчас отсутствие материальной базы влияет на все остальные сферы жизни. Приходится тратить энергию на то, чтобы выжить.
И может быть, когда я соединю все эти три составляющие, то меня ждет переход на новый уровень бытия.
По крайней мере, мне ничего не мешает проверить это предположение.
Только вот с чего начать? Может быть, с дворника?
Седьмая неделя
В понедельник мы с капитанами решаем, что пора делать основной упор на проект.
До чек-пойнта — неделя. Игроки знают, что нас ждет подведение итогов и честный и нелицеприятный разговор, если результатов будет меньше, чем пятьдесят процентов.
Поэтому они проявляют активность на порядок выше, чем обычно.
Опять мотивация — страх. Когда же мы будем из радости-то исходить уже?
«Живи без башни, смешно и страшно», — сказал мне вчера по телевизору футбольный комментатор Уткин.
А мы все больше пока по одной стороне прикалываемся.
В понедельник на звонках все дали четкие обещания по привлечению денег в проект. Если их суммировать, то получается около двенадцати тысяч долларов. Ладно, ждем.
Во вторник, вместо того чтобы заниматься проектом и личными целями, мы вновь занимаемся междоусобными разборками. Анжела опять выступила — круче не бывает.
Оказывается, товарищ, с которым ее видели на дискотеке, и есть Сонькин парень. Кошмар какой-то.
Как она уже надоела, когда мы будем заниматься делами вместо этой бодяги?
Впрочем, винить некого, я уже сто раз зарекалась не брать в Игру людей, которые высасывают больше, чем отдают, а сама опять повелась на жалость.
Вот и результат. Теперь время и энергию не туда тратим.
Сонька покрыта красными пятнами. От злости, видно.
Что-то я не пойму — это и есть то самое «по-другому», которое ей бойфренд пообещал? Тонкое же у парня чувство юмора.
Все в шоке.
— Анжела, как ты могла? — озвучивает общее настроение Егор.
— А у нас любовь!
— Да какая у вас любовь, дура! — Сонечка теряет интеллигентные манеры на глазах.
— Да вот такая. Ты думаешь, только тебя, что ли, любить можно?
— Подождите, — вмешивается Егор, — при чем тут это? Что если у вас любовь, то нельзя подождать обещанный месяц?
— Зачем? — не понимает Анжела.
— Да хотя бы из уважения к своему слову, бестолковая! Если уж тебе на нас всех наплевать.
— Да ей плевать на весь белый свет, не только на нас! — кричит Соня. Ее уже опять обступают сочувствующие девчонки во главе с Симакиной. Дежавю.
— Да сядьте вы на место, курицы несчастные, — беззлобно ворчит Антон.
— Сам ты курица, — огрызается Сима, но на свой стул все же возвращается.
— Я считаю, что ей нечего делать в Игре, — заявляет наконец Соня. Видно, что она только об этом и думала с самого начала собрания.
Я сдерживаюсь, чтобы не вмешаться, изо всех сил. Мне всегда есть что сказать, я же умная крыса. Однако это их Игра, не моя.
— Приплыли, — вздыхает Антон. Поднимается всеобщий шум на тему, что нам делать с Анжелой. Егор мечется между красавицей Сонечкой и партнером Анжелой. Соня ему нравится в принципе, как и большинству мужчин, а за Анжелу ему столько раз доставалось, столько шишек он наполучал, столько разговоров с ней провел, что она ему уже как родная. Он реально привык о ней заботиться. Как это ни странно, у них довольно нежное партнерство, и Анжела вдруг стала к нему прислушиваться. Насколько это вообще возможно для нее, конечно. Словно он завоевал в ее глазах авторитет своей заботой и любовью.
Я тоже его начинаю уважать. Нелегко любить Анжелу все-таки, как ни крути.
Так, в оре, проходит еще полчаса драгоценного времени. Мнения разошлись.
— Давайте конструктивнее, — призывает Антон.
— Что конструктивнее-то? — спрашивает пятнистая Соня.
— Ну, решите уже, что делать с Анжелой, тобой и всей этой историей.
— Надо разделить, мне кажется, это на составные части, — говорит конструктивный Саша.
Разделив, мы выясняем следующее. Соня сегодня же уезжает от парня. Оказывается, даже вещи собраны. О том, что он с Анжелой встречается, она узнала еще вчера от него самого. Раскололся.
— Егор, у тебя общага свободна? — интересуется Сима.
— Свободна. Саша к жене в очередной раз вернулся, Миша маму караулит. Хочешь ко мне, Сонь?
— А можно? Я ненадолго, потом чего-нибудь придумаю. Я надеюсь, он обо мне позаботится все же первое время. А я работу найду. У меня даже предложения уже есть.
— А они у нас там правило про секс не нарушат? — опять подает голос Сима.
— Ну ты посмотри на них, — ужасается Антон. — Ободранный панк и принцесса на горошине.
— Вот так и бывает обычно.
— Да нужен он ей со своим неоткрытым магазином DVD и драными джинсами. Тебе, вообще, завидно, что ли?
Все машут на Симу руками, типа «да ладно, не придумывай». Я тоже не беспокоюсь. Слишком уж они с разных планет. Дима обещает обеспечить переезд.
Второй вопрос — ситуация с их взаимоотношениями в Игре. Однако мы же не можем ее решить, не решив, что нам делать с Анжелой. А до конца собрания полчаса, всем надо на работу бежать. Откладывать до пятницы все это никак нельзя, да и про проект не поговорили.
— Давайте вечером встречаться, — говорит Антон.
«Нет! — мысленно ору я. — Только не сегодня вечером. У меня Артем в командировку приезжает всего на сутки».
— Я не могу, — говорит Дима. — У меня переговоры допоздна.
— Ау меня свидание, — растерянно говорит Сима.
— А у меня спорт, — говорит еще пара человек.
— А у меня работы куча. И так далее.
— А у меня жена подумает, что я опять сбежал, — вносит разнообразие Саша.
В результате переговоров договариваемся на одиннадцать вечера. Раньше не выходит. И встречаемся где-то чуть ли не в Бутово, у Севы с Машей. Чтобы Диме быстрее с переговоров добраться из-за города.
— Ну что это такое? — расстраиваюсь я после собрания.
Все разошлись, а мы с капитанами остались на производственное совещание.
— Что? — спрашивают капитаны.
— У меня Артем прилетает в восемь вечера. Завтра с утра уезжает по делам, а вечером в восемь же обратно.
— Вот это да! — произносит Вера за всех. Масштаб моей трагедии им понятен. О сложностях в наших с Артемом взаимоотношениях капитаны, естественно, осведомлены.
Может, мне не ходить на собрание, думаю я. Мне вообще-то не обязательно это делать. Я хожу, просто из усердия — все-таки это моя первая программа здесь. И навыки опять же восстанавливаю. И потом мне ужасно все всегда интересно. Кроме того, собрания — мое самое сильное место, если что, смогу разрулить ситуацию. В общем-то можно этого и не делать, конечно.
— Может, тебе не ходить на собрание? — спрашивает Антон. — Тебе же не обязательно это делать.
— Не обязательно. Только это собрание очень важное.
— Они все важные.
— Ну да, — я размышляю вслух. — Но бывают штатные ситуации, а бывают экстраординарные. Тем более я же и взяла эту Анжелу в Игру вопреки здравому смыслу. Я подумаю еще, но вряд ли откажусь. Я могу быть полезной на собрании, понимаешь?
— Понимаю.
Не видать мне Артема как своих ушей. Фу, блин! Что мне, больше всех надо? Видать, да.
Очень уж я правильная бываю. Все мир спасаю. А он меня просил об этом, мир? — думаю я порой.
Иногда я страшно жалею, что не стала алкоголиком. Не сложилось. Возможно, причина в том, что мне страшно неприятно глотать всю эту алкогольную продукцию. Даже вино. Более-менее лояльно отношусь только к пиву. Такой вот у меня плебейский вкус.
Мой любимый писатель — Довлатов. Деструктивный алкоголик и страшно нецелостный тип. Смятенная и благородная душа. Чарльз Буковский мне тоже дорог. У него между тем в голове сплошной секс, виски и большие белые пузыри, а в каждой строчке грязный мат и экскременты. Из поэтов предпочитаю Григорьева. Некоторые стихотворения помню наизусть, хотя, в отличие от Лермонтова, учить их было необязательно. Мое любимое:
«Девочка красивая лежит в кустах нагой.
Другой бы изнасиловал, а я лишь пнул ногой».
Вот как это все объяснить, какими темными областями моего мышления?
А была бы я алкашом, ничего и не нужно было бы объяснять. Л бы сутра пила, а весь оставшийся день медитировала. Поскольку я была бы конченой личностью, то особо никуда не стремилась бы. Ко мне приходили бы мои друзья-собутыльники с пол-литрой, такие же ослепительно благородные бессребреники, как и я, интеллектуалы, презирающие условности этого страшного материального мира.
В конце концов я достигла бы духовного совершенства и погрузилась бы в нирвану. Другой вариант — написала бы что-нибудь невообразимо талантливое, как вышеперечисленные господа. А так, когда ты весь такой гармоничный, целостный, целеустремленный и успешный, чего писать? Где духовные или хотя бы физические страдания? Где метания и поиск? Безнадега какая-то! Нужна хотя бы несчастная любовь.
Слава богу, хоть этого у меня в избытке. Да и насчет целостности я погорячилась. Колбасит меня изо дня в день не меньше, чем игроков. Наверно, мой душевный тремор им передается. Остается надеяться, что он приносит им какую-то пользу. Жизненный тонус, например.
Кстати, моя любимая группа — «Крематорий». Персонажи их песен — аутсайдер, нищий и злой, безобразная Эльза, маленькая девочка со взглядом волчицы, Хабибулин, у которого на гениталиях выскочил прыщ… И прочие веселые ребята.
В восемь я встречаю Артема, радостно целую и везу домой.
— Ты только не обижайся, — начинаю я, едва отъехав от аэропорта, — я тебя дома высажу и уеду.
— Куда?!
— На собрание.
— На какое еще собрание ночью? Ты что, с ума сошла?
— Ну у нас экстренная ситуация. ЧП.
— Я фигею. У них экстренная ситуация. У тебя как с головой, девушка?
— Нормально.
— Не похоже. Опять ерундой занимаешься.
— Ну конечно, — начинаю злиться я, — если человек занимается чем-то новым и непривычным лично для тебя, значит, у него с головой беда. Лучше сидеть всю жизнь на одном месте и ничего не изобретать!
— Е-мое, прогрессор.
— Да. А ты вообще не рассуждай, о чем не знаешь. Ты там не был.
— Видимо, придется сходить.
— Ой, Артем, сходи, пожалуйста, на тренинг! Очень тебя прошу. У нас отношения будут по-другому строиться.
— Этого-то я и боюсь.
— Да не бойся, я сама боюсь.
Я и вправду боюсь. Вообще-то я рискую больше, чем он. Он после тренинга может легко определиться со своим глобальным жизненным курсом и очень целеустремленно начать по нему двигаться. Может статься, что я в его курс не вписываюсь. Вторая беда — начнет отношения честные и целостные строить. Тоже чревато. Тогда уже никакие мои капризы не пройдут, у меня будет и дома персональный тренер.
С другой стороны, чего тянуть? Лучше раньше всю правду узнать, чем позже. Как говорит Глеб: «За все приходиться платить. Лучше раньше, чем позже и с процентами»
— Когда это ваше безумное мероприятие?
— Я уточню расписание.
Я высаживаю его и улетаю. Попыталась поцеловать, но он не дался. Обиделся. На обиженных воду возят, вообще-то. Я на такие манипуляции не покупаюсь.
На уровне поведения. А внутри все равно кошки скребут.
Тяжелое собрание вышло.
Сначала обсудили простые вопросы. Выяснили, кто и чем Свете может помочь в новом бизнесе, взяли обещание с Миши, что его мама выздоровеет на этой неделе, наехали на Бокова за то, что он мало по работе продвинулся, и так далее.
Потом довольно долго разбирались с общественным проектом. Каждый отчитывался — выполнил ли он прошлое обещание, а если нет, то какого этого самого, собственно.
Хуже всего дела с деньгами обстоят у Анжелы, Сони и Егора. Вся троица в сборе, просто отлично!
Ну с этими двумя дурындами понятно — они вообще в другом измерении находятся. У них другие заботы — мужика делить. А Егор-то чего? Хотя тоже объяснимо. Он слишком неформален и расхлябан, на него взглянешь, и на ум приходят ночные клубы, пьяные тусовки, наркотики и прочее. Кто ему поверит, что он деньги на лечение ребенка ищет.
Я подкидываю эту мысль, и его тут же рвут на кусочки и берут обещание, что он купит костюм и потренируется в серьезности. У Егора от одной только мысли о костюме возникает ужас в глазах, однако он находит в себе силы пообещать, что будет ходить в нем целую неделю ежедневно.
Вот это подвиг! Я понимаю его, как никто. Ненавижу официальную одежду. Я люблю драные джинсы, люблю, чтобы они волочились по земле и лужам и еще желательно промокали при этом до самых коленок с обратной стороны.
Он обещает также найти до чек-пойнта тысячу долларов.
— Ты уже обещал! — кричат игроки.
— И что делать?
— Что будет, если ты не принесешь?
— Не знаю даже. Да я принесу.
— Назначай цену слова.
— Какую?
— Да кто ж его знает. Надо же чем-то расплачиваться за невыполненные обещания. Это жизнь, Егор. За все надо платить.
Блин, вот умные какие.
— Ну что, деньги свои заплатить, может?
— Нет, — вмешиваюсь я, — свои деньги в проект запрещено вносить. Это правило.
— А почему?
— По ряду причин. Одна из них — тренируйся. Будь таким, чтобы люди тебе доверяли, вовлекай их в идею, зажигай. Сдвигай парадигму свою. Когда не получается — выноси уроки и снова ищи способы. А когда игроки свои деньги приносят — в чем тренировка?
— Тогда, если не найду денег, я подарю другу свой глобус. Он о нем сто лет мечтает. Для меня это просто жертва будет.
Все тут же соглашаются. Глобус у Егора знаменитый. Какой-то очень крутой, навороченный и очень ценный. Мы к нему даже специально ездили смотреть. Там вся поверхность Земли вымощена камнями, минералами. Малахитом, опалом, аквамарином, перламутром, сердоликом, еще бог знает чем. Издалека — просто глобус, синие моря, коричневые горы, а вблизи видно, что это все мозаика сложенная, а потом выровненная и гладко отполированная. Земной шарик тяжелый и прохладный. Я бы умерла от счастья, будь у меня такой глобус. Мне будет очень жалко, если он его потеряет.
— Блин, Егор, — тут же говорит Дима, — я на кусочки порвусь, все сделаю, чтобы ты деньги нашел. Жалко глобус.
— Поддерживаю, — поднимают руки еще несколько человек.
Анжела тихонечко трогает его за руку, но ничего не говорит. Боится рот открывать. Она вообще еще не знает, что с ней. Я думаю, она бы нас всех уже послала и не пришла на собрание, если бы не Егор. Он настоящий партнер последние пару недель, и она не может его просто так взять и кинуть. Значит, есть остатки совести.
— А чего мы с Егора обещание берем, они, может, еще уйдут сегодня с Анжелой, — говорю я. Все прямо вздрагивают от этих слов.
— Не волнуйся, даже если мы уйдем, я все равно обещание выполню, — довольно мрачно говорит Егор.
Мужик.
Мы тут же переходим к Анжеле, оставив Соню с деньгами на закуску. А то непонятно от чего отталкиваться.
Ребята решили, что каждый высказывается по двум вопросам: «Доверяю ли я Анжеле» и «Вижу ли я ее партнером в Игре», — а потом решаем, оставить ее или нет.
Жесть. Все говорят по кругу, в основном опустив головы. Когда приходит моя очередь, я тоже непроизвольно пытаюсь ее опустить. Тяжело смотреть ей в глаза.
— Анжела, — говорю я, немного помолчав, — я тебе не доверяю и я не вижу тебя в Игре. Анжела молча кивает. Следующий Антон.
— Анжела, я тебе не доверяю и не вижу тебя в Игре. — Глаза у него стали темные.
Соня говорит то же самое и при этом плачет. Сима тоже не выдерживает.
— Анжелка, — плачет она, — ты сама знаешь, я тебя очень люблю. Ты для меня по жизни очень важный человек. Я хочу с тобой дружить и дальше, мне это важно. Но в Игре я тебя не вижу, потому что не доверяю тебе.
— Я тебе не доверяю и не вижу тебя в Игре, — говорит Дима, следующий по кругу.
Егор с усилием говорит то же самое, а потом добавляет:
— Это и моя вина. Если бы я с самого начала был хорошим партнером, то сейчас все было бы по-другому. По большому счету я не сделал сто процентов возможного для того, чтобы ты изменила что-нибудь. Я больше о себе думал, о своих заморочках и целях, а на тебя мне было наплевать. Как всегда и на всех в моей жизни. И поэтому справедливо, что если ты уйдешь, то я уйду вместе с тобой.
В общем, все высказались одинаково по сути.
Анжела по-прежнему пытается мимикрировать, но у нее это получается не очень хорошо. Все-таки это не слабая обратная связь — когда тебе не доверяет ни один из членов команды. Даже те, кто тебя, очевидно, любит. Поэтому сквозь независимость, которую она пытается изобразить, видны все настоящие чувства: страх, обида, ненависть. Боль.
— Что же, — говорит за всех Света, — это значит, что Анжела уходит автоматически?
— Почему? — спрашиваю я у нее.
Я вдруг понимаю, что это ничего не значит, кроме того, что мы ей не доверяем и не видим ее в команде в данный момент.
Мне Олег рассказал случай. Они встретились на Эльбрусе со старым-старым закадычным другом-врачом. Случайно. Ужасно радовались, долго болтали, рассказывали о своей жизни, а потом пошли в номер к врачу и его жене, где тот стремительно достал бутылку, так же стремительно разлил ее по казенным граненым стаканам, один стакан взял себе, а второй протянул Олегу.
— Ты знаешь, — сказал Олег, — извини, я не буду.
— Понял, — сказал доктор, подумал секунд десять, радостно протянул Олегу бокал и спросил: — А сейчас?
Так же, наверно, и с доверием.
— Я тебе не доверяю.
— А сейчас?
Я подумала и решила бороться за Анжелу В конце концов это же я взяла ее. Я вдруг вспомнила бойкот моих одноклассников, и мне стало страшно — а не делаем ли мы то же самое?
— Давайте проголосуем, — попросила я. Может, все не так ужасно, как я думаю.
Все проголосовали за то, чтобы она ушла, кроме меня и Егора.
Игроки в недоумении. С Егором понятно, а почему я против, им не ясно. Обычно я олицетворяю самую жесткую позицию. По крайней мере, в их представлении. Но тут есть разделение: жесткость по отношению к присутствующим — это одно, это создает возможности для открытий, а жесткость для того, чтобы человек ушел, — это потеря возможности. Конечно, и у нее будет свой урок, и, возможно, самый сильный, но именно сейчас я убеждена: в Игре уроков будет больше в сотни раз.
Я не могу им навязать свою позицию, это их Игра, но я могу их в нее вовлечь.
Я рассказываю им случай с Олегом. Потом напоминаю слова Егора и говорю о том, что если бы каждый из нас выложился ради Анжелы на сто процентов, то все было бы по-другому. Вполне возможно. Возможно и нет, конечно, но мы этого сейчас не можем знать. Значит, всех выгонять надо, раз плохо работали. Потом я рассказываю про мой школьный бойкот. К этому моменту Анжела уже ревет. Причем не громко, как в прошлый раз, а тихонько.
Я быстро радуюсь, что успеваю и внутри быть, и на «балкон выходить», и продолжаю говорить. Я серьезно думаю, что если мы ее оставим и начнем заботиться изо всех сил и любить ее, несмотря ни на что, то это и будет для нее главным уроком.
А если нет, то это уже тогда точно ее проблемы. Но мы можем создать для нее эту возможность.
После меня подключается Егор. Он просто просит:
— Давайте оставим нас, пожалуйста, ребята. Я обещаю, что буду о ней заботиться. Я не слезу с нее, она у меня все запланированное выполнит и перевыполнит, зараза. И о вас обещаю заботиться.
Соня первая поднимает руку:
— Я за то, чтобы Анжела осталась.
Надо же. Я даже не ожидала от этой капризули такого великодушия.
— Я выбираю доверять Анжеле, — вторым говорит Антон, — я за то, чтобы она осталась.
— Анжел, — говорит Сима, — я тоже «за», но хочу, чтобы ты знала — это последний аванс, совершенно точно. Пожалуйста, оправдай мое доверие.
И так далее.
В общем, на сегодня хеппи-энд, и мы договариваемся не расслабляться. Вдруг становится легко и весело. Я чувствую себя в этой компании очень комфортно — столько доверия здесь сегодня создано!
Под конец Анжела и Соня дают обещания по проекту Причем с Анжелы назначить цену слова не требуют, а с Соньки трясут.
Неожиданно она обещает подстричься налысо, если не найдет денег. Сейчас у нее длинные шикарные волосы.
Ааа, караул! Мне не нравится это обещание. Ужасно. Я не хочу, чтобы она стриглась налысо.
Что это еще за прикол дурацкий? Но тогда получается, что я в нее не верю! Не верю, что она найдет деньги. Если же беспрекословно верить, то чего бояться: найдет деньги — останутся волосы.
Поэтому я пока молчу и работаю над тем, чтобы поверить в Соню.
— Ты уверена? — только и спросила я ее.
— Да, — кивнула она спокойно.
Все радостно вскакивают, начинают обнимать Анжелу и Егора, пить чай, болтать и все такое. Время между тем четыре часа утра.
«Артем!» — вдруг вспоминаю я.
Хватаю беззвучную трубку — там одиннадцать не принятых звонков. Кошмар.
— Что, потерял тебя мужик? — улавливает мой испуг Антон.
— Пипец! — Я убегаю, на ходу набирая Артема.
— Подбрось меня до центра, я машину в автосервисе оставил, — догоняет меня Антон.
Я киваю не подумав. Черт, он будет слушать мои разборки с Темой!
— Алло, — говорит в этот момент Артем.
— Ты звонил?
— Раз двадцать.
— Одиннадцать, — уточняю я. — Зачем?
— Какая разница? — устало спрашивает он.
— Ты меня потерял, малыш? — Я чувствую себя виноватой.
— Наташ, ты, вообще, чем думаешь? Время полпятого.
— У нас собрание было.
— Какое собрание! — Он не орет, но говорит громким голосом, что, учитывая его обычное спокойствие, хуже, чем иной ор. — В пять утра? — Откуда пять уже появилось, я не понимаю.
Мне хочется ему сказать, чтобы он сначала женился на мне, прежде чем повышать голос, но я сдерживаюсь.
— Артем, — говорю я довольно сдержанно: Антон все-таки рядом, — обычное собрание.
— Обычное?
— Ну не совсем, конечно. Экстренное. Я сейчас буду и все объясню.
— Давай, — ехидно говорит Артем и кладет трубку. Антоха смотрит на меня сочувственно, без обычного своего прикола.
— Что, скандал? Останови здесь — я приехал.
— Вообще меня не понимает. — Я не удерживаюсь от жалобы.
— Все будет хорошо, вот увидишь. — Немного подумав, Антоха ерошит мне волосы, целует в щеку и выходит из машины.
Ну вот, что это за обращение с координатором! Координаторам капитаны волосы не ерошат.
С Артемом мы ругаемся и спорим примерно до шести, после этого заваливаемся спать в обнимку.
Хотя немного осталось от ночи и на улице светлым-светло.
В девять он уже уезжает. А в аэропорт его сразу с работы отвезут. Мог бы и задержаться на денек. Сцука.
В офисе не очень одобряют мое решение по поводу того, что Анжелу надо оставить, но решили довериться процессу.
— Посмотрим, — сказали дружно все, — ты все равно нас не слушаешь, все по-своему делаешь. Будем смотреть на конечный результат.
Боков ведет переговоры с первыми тремя женами. Удивительно то, что крайняя жена его во всем поддерживает. Молодец какая.
Мама у Миши выздоровела. Все, что для этого потребовалось, — перестать возле нее сидеть и держать ее за руку. Мама тут же почувствовала, что эта манипуляция перестала работать, и встала на ноги.
Вот ведь бедные мамы — до чего им трудно, должно быть, своих взрослых детей отпускать! Ведь сколько сил вложено, что кажется — ребенок тебе принадлежит навечно. Когда-нибудь, вероятно, мне придется ощутить это на своей шкурке.
Миша готов переехать, но у Егора занята комната. Сонькой. Миша с Соней договорились срочно начать искать квартиру и наняли риэлтора. Кому первая понравится, тот и переезжает. Оставшемуся ищут менее суматошно.
Света зарегистрировала фирму и берет кредит на покупку компьютера, чтобы начать работать дома, параллельно ищет офис. Ездит с риэлторами, смотрит.
В пятницу у Егора найдено восемьсот долларов. Еще двести есть шанс найти до завтрашнего утра.
У Сони хуже: найдено, наоборот, двести. Ей уже и контакты давали, и советы, и ходили с ней из солидарности. Егор даже с папой познакомил. Богатый папа и дал эти двести долларов. И то, видно, из жалости к девочке. Вот тоже обратная связь Соньке. Никто не верит ей. Она сама признает, что на нее только как на куклу Барби смотрят. А когда она открывает рот для деловых переговоров, а не для того чтобы сказать очередную невинную глупость или минет сделать, так к ней теряют интерес.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |