Ночь опустилась на наши головы прохладой, среди стрекота сверчков слышались наши шаги и гул города где-то вдалеке. Мы шли по разрушенному перрону к дому. Он все курил, томно втягивая воздух через

Посвящается 230.

Ночь опустилась на наши головы прохладой, среди стрекота сверчков слышались наши шаги и гул города где-то вдалеке. Мы шли по разрушенному перрону к дому. Он все курил, томно втягивая воздух через сигарету. Мне казалось, что рядом со мной никого нет, только оранжевый огонек взлетает и опускается снова и снова. Я давно знала о его неоднократных попытках бросить старую привычку.

Мы шли в обоюдной тишине, мне нравилась ночь. Исходящее от него тепло казалось мне знакомым, родным, хотя мы шли, не касаясь друг друга.

Раздался гул и женский голос объявил, что прибывает поезд, снова мы услышали гул, затем все стихло.

– А знаешь…– перебила тишину.

–Мм?

–Сейчас я кое-что сделаю, обещай не останавливать?

Мы шли рядом с рельсами, бок о бок, и в голову могло взбрести что угодно.

–Обещаешь?

–Ну… ладно, – на душе было слишком спокойно, чтобы думать о глупостях, вытворяемых людьми на перронах.

–Дай сигарету.

–Зачем?

–Дай, – возможно, мой тон показался грубым, потому что в его голосе звучало удивление:

–Хорошо, – он непринужденно потянулся в карман за пачкой.

–Да нет же, свою.

–Ну, уж нет.

–Обещание.

Он как можно глубже втянулся, стряхнул пепел и протянул мне. Стали дрожать руки, но по близости не было фонаря, и он не мог заметить дрожь.

Я села на асфальт, скрестив ноги. В правой руке дымился окурок, а левую положила на коленку ладонью вверх. В мои ноги впились камушки, возможно, если была не в шортах, а в джинсах, было бы не так больно.

Он прошел еще пару шагов и вернулся.

–Что делаешь?

Почему-то в такие моменты во мне смешивались несовместимые чувства: досада, страх перед задуманным, точнее перед реакцией спутника, любопытство смешивалось с фантазией и все выливалось в тягу к чему-то необычному, бурлила кровь и мерзли ноги. Послышался противный писк комара.

–Присядь, – предложила ему.

Он сел на корточки в шаге от меня.

–Помнишь, ты не раз хотел покончить с этим, – я поднесла сигарету к губам. Он, было, хотел ее выбить, но остановился. – Знакомы мы с тобой давно, а вот знаю тебя совсем недавно. Давай это будет наш маленький секрет. У тебя в жизни не мало вещей доходило до крайности… но да к черту предисловия.

В этот миг загудел паровоз и он отвлекся, а когда снова посмотрел на меня, был малость ошарашен. Ведь как же я, такая наивная, простая, не сумасшедшая, могла обжечь свою гладкую кожу его окурком. Омерзительное чувство, когда тебе больно, но ты не собираешься отступать. Я вжимала сигарету, пока окурок не стал совсем никчемным.

–Твою ж мать! – он ударил меня по руке, хотя это не сыграло роли. Ниже большого пальца на левой ладошке красовалось темно красное пятно. Он посветил телефоном, и оно превратилось в алый кружок.

–Дура.

–Конечно дура, – я зажала ожог пальцами той же руки.

–Этот шрам, – он снова осветил пятно – зарастет, но в конце каждого месяца я буду расковыривать или обновлять новым обжиганием. Ты знаешь, я такие вещи не вру. Я буду издеваться над ожогом, пока ты не завяжешь дымить.

Я прекрасно понимала, что борьба с самим собой – его дело и ничье иное. Но мое сознание взбудоражила идея оставить памятку о нем, о человеке, совсем другом, отличным от меня, о человеке, о котором, не смотря ни на что, я буду долго помнить светлое, и помнить славную прогулку по ночному перрону.

Дата добавления: 2015-09-29