— Чепуха, — отмахнулся Зюдов. — У меня были другие причины исчезнуть. Женщины, понимаете ли. Кстати, вам известно, кто стоит за «Pro Curia»?
— Догадываюсь… Смоленски.
— Верно. Его люди выманивали имущество у одиноких женщин. За это они обещали им полное отпущение грехов и надежду на вечное блаженство. Само название агентства уже чистейшей воды цинизм: «Pro Curia» — для курии. Если ваша мать действительно завещала Церкви миллионное состояние, это, возможно, объяснит тот факт, что ее похоронили на Кампо Санто Тевтонико.
— Но она ничего не завещала курии. Наоборот, «Pro Curia» продала ей в Мюнхене удобно расположенный дом за символическую цену в одну марку. Я видел все документы. Я — полноправный наследник.
— Вот этого я не понимаю. — Андреас фон Зюдов обвел взглядом ресторанчик. Было видно, что ему трудно все это принять. — Люди из «Pro Curia» вовсе не благодетели, они скорее вымогатели. — Помолчав немного, он добавил: — Не хочу показаться слишком назойливым, поэтому простите мое любопытство: считаете ли вы возможным, что ваша мать работала на людей Смоленски?
— Честно говоря, я уже задавался этим вопросом. Вероятно, у моей матери были со Смоленски какие-то дела, иначе бы она не высказывалась о нем столь негативно в том письме. Но что и как — мне неизвестно. Как я уже сказал, у меня не было с матерью доверительных отношений. Собственно говоря, я познакомился с ней по-настоящему только после ее смерти, как бы странно это ни звучало. При жизни я полагал ее добродушной эстетствующей женщиной, которая ведет отшельнический образ жизни и живет только воспоминаниями. После ее смерти мне пришлось изменить свое мнение. Она была настолько богата, что теперь я могу позволить себе повесить на крючок свой фотоаппарат. Ей принадлежал не только сдающийся в аренду дом, в котором она жила, но и акции, ценные бумаги, которые я нашел. Возможно, именно поэтому она хранила дома оружие. Еще недавно я бы просто посмеялся, представив себе мать с пистолетом в руке. Но теперь, признаться, мне не смешно.
Зюдов отпил немного капучино.
— Ваша история действительно кажется невероятной и совершенно нелогичной. Но в то же время именно поэтому она интересна. Если позволите, я охотно займусь этим делом. Нужно добраться до Смоленски. Вопрос только в том, каким образом…
Постепенно ресторанчик заполнялся посетителями. Среди гостей были и «белые воротнички». Бродка едва сдерживался, чтобы не рассказать фон Зюдову, что у него есть средство, которое наверняка поможет разоблачить кардинала Смоленски: кассеты. Но он не был уверен в том, что может безоговорочно доверять Зюдову, хотя тот и производил на него хорошее впечатление.
Вздохнув, Александр сказал:
— Смоленски и его люди не любят, когда ими интересуются.
— Откуда вы это знаете? Вы говорите, исходя из собственного опыта?
Бродка кивнул.
— Что бы вы подумали, если бы однажды получили два оплаченных билета на самолет на свое имя с доставкой на дом? Билеты на самолет, которые вы никогда не заказывали?
— И это действительно было?
— Я же вам говорю.
— Но вы не согласились на это предложение. Точнее сказать, на угрозу.
— Ну почему же?
— Тогда зачем вы здесь?
— Мы с моей спутницей жизни для вида исчезли из Рима. Мы выехали из отеля и отправились в аэропорт, прошли регистрацию и покинули зал через боковой выход. Теперь мы снимаем дом в Албанских горах и можем незаметно, как нам кажется, продолжать свое расследование.
— Очень умно.
Внимание Бродки привлек посетитель, который вошел в ресторанчик и стал кого-то искать глазами. Затем он сел у окна и со скучающим видом уставился на прогуливающихся по улице людей. Мужчина сразу же показался Бродке знакомым. Это был Титус. Зюдов продолжал говорить, а Бродка с безопасного расстояния наблюдал за тем, как к Титусу присоединился пожилой мужчина, с которым у того завязалась оживленная дискуссия.
Зюдов замолчал, проследил за взглядом Бродки и тоже стал смотреть на мужчин, сидевших у окна. Внезапно он ухмыльнулся и кивнул в их сторону.
— Вы знаете, кто это? Я имею в виду старика.
— Нет, но надеюсь, что вы мне скажете.
— Пару дней назад его портрет был во всех газетах. Очень трогательная история. Его зовут Бруно Мейнарди. Он сорок лет был смотрителем в зале Рафаэля Ватиканских музеев. Сорок лет смотрел на одни и те же картины. Мейнарди утверждает, что может заметить на своих картинах любое, даже мушиное пятнышко. Пару дней назад ему показалось, что с Мадонной Рафаэля произошли какие-то изменения. Мейнарди заявил, что у Мадонны внезапно испачкались ногти. Вы только представьте себе! Бедняга. Иметь дело с одними и теми же картинами на протяжении сорока лет — очевидно, он сошел с ума.
— Интересно.
Зюдов внимательно посмотрел на Бродку, не смеется ли тот над ним.
Но лицо Бродки оставалось серьезным.
— Вы знаете второго мужчину? — спросил он.
— Нет. Никогда не видел. А вы знакомы с ним?
— Да. Его зовут Титус. Это не настоящее имя, однако этот факт никакого отношения к делу не имеет. Намного интереснее то, что когда-то он был секретарем Смоленски. Очевидно, они поссорились. Либо Смоленски его вышвырнул, либо Титус тайком исчез. В любом случае люди Смоленски преследовали его до Вены, где он залег на дно, поскольку боялся… — Бродка замолчал. — Вы только посмотрите!
Мужчина, которого Бродка назвал Титусом, протянул второму, в котором Зюдов узнал Бруно Мейнарди, конверт. Мейнарди открыл конверт и осторожно пересчитал купюры, что, судя по всему, не очень-то понравилось Титусу. Он постоянно оглядывался, проверяя, не следит ли кто за ними. Пересчитав купюры, Мейнарди удовлетворенно кивнул, спрятал деньги в карман своей куртки, поднялся и пожал Титусу руку. После этого они вышли из ресторана.
— Идемте! — Зюдов бросил на стол купюру. — Не спускайте глаз с этого Титуса. Я беру на себя Мейнарди. Через час мы встречаемся здесь, в ресторане. Вот мой номер телефона. — Он протянул Бродке свою карточку.
— Согласен.
Бродке понравилась решительность фон Зюдова, выдававшая в нем хорошего репортера. Из рассказанных обоими историй выходила интересная комбинация, ключ от которой мог быть только один. В тот миг Зюдов и Бродка думали об одном и том же. Оба понимали, что по каким-то причинам Титус покупал молчание Мейнарди.
Перед рестораном «Нино» Титус и Мейнарди расстались. Титус направился к Виа дель Корзо, где сел в такси, не заметив, что за ним по пятам идет Бродка. Мейнарди пошел на север по Виа Бока ди Леоне, а на небольшом расстоянии от него шагал Зюдов.
Следить за Титусом Бродке было нелегко, но после того как он пообещал водителю щедрые чаевые, тот согласился проехать несколько раз на красный свет. Так они добрались до Виа Банко ди Санто Спиррито, и Титус исчез в доме Фазолино.
Мейнарди никуда не спешил. Прогулочным шагом он добрался до Виа ди Бабуино, где в кафе съел стаканчик мороженого и купил в эксклюзивном магазине пару туфель, затем повернул на Виа Сан-Джакомо и исчез в бесформенном доме со съемными квартирами, украшенном высокими ставнями, большей частью в это время закрытыми.
Зюдов проводил его до входа в дом, откуда несло затхлым прохладным воздухом. На двери был целый список и добрых пять десятков звонков. Большинство фамилий были заклеены, поверх них написаны другие. На самом верху Зюдов обнаружил табличку «Б. Мейнарди». Удовлетворенный результатом, он вернулся в «Нино» на Виа Боргонья.
Его уже поджидал Бродка.
Они заказали бифштекс по-флорентийски и обменялись свежей информацией.
— Что вы обо всем этом думаете? — спросил Бродка.
— Причины ясны, — заявил фон Зюдов. — Мейнарди либо должен молчать, либо по-прежнему притворяться сумасшедшим. А все, почему? Потому что его наблюдение было верным! «Святое семейство» Рафаэля в Ватикане — это подделка.
Бродка нахмурился.
— Допустим, вы правы. В таком случае объясните мне, что произошло с оригиналом Рафаэля. Я имею в виду, что столь известные картины невозможно продать на черном рынке.
— Это вы так думаете! Я бы тоже счел такое невозможным, но рынок произведений искусства — это сборище ненормальных. Ради того, чтобы завладеть картиной, даже убивали людей. Очень часто невероятные суммы, которые платят за полотна, не имеют ничего общего с их реальной ценностью. Картины стали объектом престижа и приобретаются для того, чтобы удовлетворить чье-то больное эго. Если обычный человек идет к психиатру, он говорит, что страдает комплексом неполноценности или чем-нибудь в этом роде. В подобном случае коллекционер подойдет к своему Рафаэлю или Рембрандту и скажет: «Ты мой, и я — единственный из шести миллиардов людей, кто может это утверждать».
— Вероятно, вы вплотную занимались этой проблемой, Зюдов. Я только одного не пойму. Такая сделка, как в случае с картиной Рафаэля, обычно хранится в тайне. Соответственно, должно быть очень мало сообщников. А это значит, что сумасшедший коллекционер должен всю жизнь прятать объект своей страсти.
— Верно. Однако есть люди, которых такое положение дел вполне устраивает.
— Но ведь подмена подразумевает факт существования профессионалов, которые с невероятной точностью умеют подделывать картины.
— Конечно, они существуют, друг мой! Среди них есть настоящие гении. И за последние годы они поставили себе на службу технический прогресс. Они работают с рентгеновским излучением и ультрафиолетом. При помощи химических манипуляций они могут создать патину, которая будет выглядеть так, словно ей уже сотни лет. В рентгеновском излучении они видят даже особенности мазка того или иного художника. А что касается необходимого материала, то они покупают на аукционах картины второго или третьего класса той же эпохи и используют полотно, дерево или медь в качестве основы для своих копий, либо же удаляют краски, измельчают их, снова смешивают и в результате располагают даже аутентичными красками.
— Восхитительно. Если я правильно понял, то Лувр, Прадо или Старая пинакотека могут наполовину состоять из подделок, в то время как оригиналы висят себе у каких-нибудь коллекционеров.
— Возможно, хотя и маловероятно.
— А почему?
— Крупные музеи мира находятся под патронатом государства. Они подчиняются министерствам, которые назначают директоров музеев, а те, в свою очередь, находятся под контролем каких-нибудь комиссий. Иными словами, существует слишком много контролирующих инстанций, и порой достаточно одной статьи в газете какого-нибудь научного сотрудника, чтобы началось обследование картины, уже десятки или сотни лет висящей на своем месте.
— Это многое проясняет, — согласился Бродка. — Но какое отношение к этому имеет Смоленски?
— Я знаю, как поступают в подобных случаях в Ватикане. Хотя существует официальный директор Ватиканских музеев, его никто не знает, поскольку в важных вопросах решающее слово остается за одним-единственным человеком — государственным секретарем Ватикана.
Мужчины замолчали, а официант тем временем быстро накрыл стол для бифштекса.
— В этом свете, — продолжал Зюдов, — некоторые вещи начинают выглядеть совершенно иначе. Один раз в году на пресс-конференции Ватикан разрешает заглянуть в свой баланс. И при этом каждый раз там оказывается гротескное число. Стоимость всех ватиканских произведений искусства обозначена суммой в одну-единственную символическую лиру. На мой вопрос, какова реальная ценность произведений искусства и оценивали ли их когда-либо вообще, четкого ответа получено не было. Вместо этого монсеньор Чибо, в свою очередь, спросил, зачем мне это знать, если они все равно ничего не собираются продавать. А когда китайский журналист поинтересовался, нельзя ли помочь всем беднякам в мире, продав часть невероятных сокровищ Ватикана, что явно будет существеннее, чем благочестивые молитвы, вместо потерявшего дар речи монсеньора Чибо слово взял Смоленски. Государственный секретарь заявил, что они в Ватикане управляют культурным наследием всего человечества по общему доверию, вследствие чего ни один объект не может покинуть стены города.
Бродка с наслаждением разглядывал нежный бифштекс, но выражение его лица моментально изменилось, когда он понял, что ему придется бороться с коварством тупого ножа. Однако он подозревал, что, пожаловавшись официанту, получит взамен всего лишь другой нож, который будет таким же тупым, и поэтому продолжил мужественно пилить мясо.
— Кажется, Смоленски забыл, — сказал Александр, — что его римско-католическое предприятие охватывает как раз двадцать процентов человечества. Но ближе к делу. После того как вы кое-что узнали… хотите ли вы помочь мне?
Андреас фон Зюдов промокнул губы салфеткой и выпил немного воды. Затем, с наслаждением закатив глаза, ответил:
— Я не был бы репортером, если бы ответил на ваш вопрос «нет». У меня такое ощущение, что за всем этим стоит что-то крупное. И это дело с картиной, загадочная могила на Кампо Санто Тевтонико, смерть вашей матери и странное агентство недвижимости… Здесь явно замешан Смоленски. Похоже, он вездесущ, словно милосердный боженька.
— Либо его соперник.
Зюдов кивнул.
— Да.
В ходе дальнейшей беседы мужчины договорились, что все права на публикацию истории получит Зюдов. Бродка же был заинтересован исключительно в том, чтобы это дело, его дело, разрешилось. Совместными усилиями мужчины разработали план на последующие дни.
Для начала нужно было посетить Бруно Мейнарди.
В половине четвертого, когда было довольно жарко и ни один нормальный римлянин не рискнул бы отправиться в гости, Бродка и Зюдов пошли к Мейнарди. Они не сомневались в том, что застанут его дома.
Когда они вышли из такси на Виа Сан-Джакомо, в лицо им ударила волна беспощадного зноя. Прохлада подъезда несколько примирила их с мыслью о том, что придется подниматься на седьмой этаж. Подъезд словно вымер. Только с заднего двора через узкие окна доносилось пронзительное пение птиц. Зюдов был почти уверен в том, что хитростью сумеет заставить говорить уволенного музейного смотрителя. Он хорошо владел итальянским и попросил Бродку, из-за произношения которого любой римлянин немедленно заподозрил бы в нем tedesco,[27] поначалу держаться в тени, чтобы не вызвать недоверия со стороны Мейнарди. Поднявшись на верхний этаж, Зюдов нажал на кнопку звонка.
Через некоторое время Мейнарди открыл. На нем была линялая футболка и широкие шорты, из которых торчали белые тонкие ноги. Он недоверчиво посмотрел на обоих мужчин и недовольным тоном спросил, что им нужно.
Зюдов представился, однако не назвал Бродку, сказав только, что он его коллега, то есть тоже репортер «Мессаггеро». Затем он спросил, могут ли они поговорить. Старик, казавшийся намного старше, чем был на самом деле, разъярился. Он начал кричать, чтобы они оставили его в покое, что его уже несколько дней преследует эта «журналистская банда», как он выразился, и все из-за истории, которая уже разрешилась сама собой.
Но Зюдов был слишком опытным журналистом, чтобы дать себя запугать такими заявлениями и вообще прогнать. Он выслушал возмущенного Мейнарди и сообщил, что они пришли только с одной целью — разобраться в этом деле. Как и ожидалось, старик задумался и спросил, действительно ли они из «Мессаггеро». Показав свой пропуск, Зюдов вежливо осведомился, могут ли они войти, и поставил при этом одну ногу на порог.
Мейнарди бросил обеспокоенный взгляд на лестничную клетку и пригласил Зюдова и Бродку войти, бормоча извинения по поводу того, что у него не убрано, поскольку он не ожидал гостей.
Переступив порог, они оказались в длинной неосвещенной прихожей, на правой стороне которой темными пятнами выделялись три коричневые двери. Последняя из них вела в кабинет, где стояло несколько предметов старой мебели, совершенно не подходивших друг другу. В комнате было только два круглых низких окна, напоминавших иллюминаторы корабля. Стены были оклеены множеством репродукций картин Рафаэля. Однако были тут и вырезки из журналов с запечатленными на них другими полотнами из Ватиканских музеев.
Чтобы предложить гостям присесть, Мейнарди сначала пришлось отодвинуть несколько деревянных столиков, ящиков и пюпитров. Наконец Зюдов и Бродка устроились на продавленной оттоманке.
— Вы говорили, — начал Зюдов, пока Мейнарди искал себе стул, — что история уладилась сама по себе. Что вы имели в виду?
Медленно, чтобы выиграть время, Мейнарди усаживался на черный лакированный стул с высокой спинкой и вычурными подлокотниками, а затем так же медленно начал отвечать:
— Ну да, синьоры, как бы вам лучше объяснить? Это действительно очень неприятная история, только нервы мне вымотала. Вообще-то, я не хочу об этом говорить.
— Вы ведь не станете утверждать, — вставил слово Бродка, — что ваше наблюдение по поводу картины Рафаэля оказалось ошибочным?
— Да. К сожалению.
Бродка окинул взглядом комнату, посмотрел на многочисленные репродукции на стенах и сказал:
— Человек, который так тесно связан со своими картинами, не может ошибаться, синьор. Вы наверняка знаете Рафаэля лучше, чем любой из профессоров.
Слова Бродки, судя по реакции Мейнарди, польстили старику.
Однако было видно, что он переживает сильную внутреннюю борьбу. Мужчины долго наблюдали за ним, прежде чем хозяин смущенно сказал:
— Может быть. Сорок лет каждый день одни и те же картины в одном и том же зале — это очень долго. В какой-то момент начинаешь сомневаться, была ли та или иная деталь всегда такой, как сейчас. Видите ли, я стар, и глаза мои уже не те. Это не говоря о моих маленьких сереньких клеточках. Тут вообразишь себе что-то, а потом пожалеешь.
— Но, синьор, — вставил Зюдов, — вам ведь не о чем жалеть. Вы просто сделали вывод из наблюдения.
— Да, но я ошибся. И последствия этой ошибки были самые катастрофические.
— Что вы имеете в виду?
— Меня отправили на пенсию, а в газетах написали, будто бы за сорок лет один на один с Рафаэлем я свихнулся. Я слышал даже, что меня хотят объявить недееспособным.
— Кто такое говорит? — спросил Бродка.
Стараясь не называть имен, Мейнарди начал рассказывать:
— Мое начальство, знаете ли. Я сам об этом слышал. Нет, все именно так, как я говорил: у меня просто разыгрались нервы. Давление у меня тоже не самое лучшее. Мне действительно стоит сходить к врачу. Напишите, что я осознал свою ошибку и отдаюсь в руки докторов.
— Синьор! — воскликнул Зюдов. — Вы затеяли опасную игру. Если вы пойдете к психиатру, он объявит вас невменяемым, а что это значит, думаю, не нужно объяснять. Я считаю, что лучше придерживаться истины — со всеми вытекающими последствиями.
— Что вы имеете в виду?
— Все очень просто. Поскольку картины сами по себе не могут измениться, разве что произойдет чудо, то единственным объяснением ваших выводов является утверждение, что данная картина Рафаэля — это копия. Насколько вам известно, чудеса происходят по всему миру, кроме Ватикана. В любом случае последнее ватиканское чудо случилось пару сотен лет назад.
Мейнарди казался разбитым.
— Мадонна Рафаэля — подделка? Ни в коем случае! Нет, уж поверьте мне. Напишите в своей газете, что я ошибся.
Зюдов и Бродка переглянулись. Им обоим пришла в голову одна и та же мысль.
— Могло ли случиться, — начал Бродка, и в тоне его голоса послышалась угроза, — что вы изменили свое мнение из-за денег? Или из-за какого-то обещания? Или из-за угрозы? На вас надавили и заставили говорить именно так?
Старик искоса посмотрел на Бродку и возмущенно ответил:
— Думайте что хотите, но оставьте меня в покое. Уходите!
Бродка и Зюдов медленно поднялись. Когда Зюдов попытался еще что-то добавить, Мейнарди громко повторил:
— Уходите же наконец!
Прежде чем закрыть дверь квартиры, он крикнул:
— И прекратите распускать обо мне слухи! Я буду все отрицать! Все!
Мужчины молча спустились по лестнице. Остановившись перед домом, где из-за послеполуденной жары пахло пылью и плесенью, Зюдов сказал:
— Такой реакции следовало ожидать. Вопрос только в том, как отреагировал бы Мейнарди, если бы мы заявили, что видели передачу денег.
— Ради бога, его недоверие только усилилось бы! Этот козырь лучше держать в рукаве.
— Вы правы, — кивнул Андреас фон Зюдов.
Проходя мимо магазина, они купили бутылку граппы. Увидев такси, водитель которого отдыхал в тени дома, Зюдов подошел к нему и потряс задремавшего мужчину за плечо:
— Эй, работа не ждет!
Водитель испуганно подскочил и, зевнув, осведомился:
— Куда направляемся, синьоры?
— Citta del Vaticano, — ответил Зюдов. — Presto![28]
Возле Канцелло дель Сант'Уффицио они вышли. Оттуда было недалеко до Кампо Санто Тевтонико.
Зюдов знал Рим вдоль и поперек. Конечно же, у него и в Ватикане были определенные связи, которые он старался поддерживать, как это принято у журналистов. Одним из его людей был Розарио, работник почты родом из Ареццо, попавший в Рим с большим трудом и даже устроившийся в Ватикане.
Розарио был распорядителем в Доме Святой Марты, доме для гостей, который находился напротив ризницы церкви Святого Петра и большую часть года пустовал. И лишь когда кардиналы собирались на выборы папы, это здание оживало. В современном пятиэтажном доме было сто тридцать два номера «люкс» и холл, обставленный старой помпезной мебелью эпохи барокко, призванной скрыть роскошь номеров. Что касалось Розарио, то он совмещал здесь функции портье, управляющего и швейцара. В любом случае ему всегда было известно, кто сейчас гостит в Ватикане. Для Зюдова он был бесценным источником информации.
В этот день в Доме Святой Марты, как всегда, было пусто, и Розарио, приятный господин с черными, строго зачесанными назад волосами, очень обрадовался гостям. Особенно он оживился, когда увидел бутылку граппы, которую Зюдов передал ему. Затем репортер представил Бродку как своего коллегу.
Мужчины знали друг друга уже многие годы. Поэтому Розарио понял, что Зюдову нужна информация, — иначе он не пришел бы сюда без предупреждения.
— Что я могу сделать для вас, профессор? — спросил Розарио. Он называл Зюдова «профессор», как и всех своих хороших друзей, но только в том случае, если они, как Андреас, носили очки.
— Что тебе известно о загадочной могиле на Кампо Санто Тевтонико? — без экивоков спросил Зюдов.
Розарио смущенно рассмеялся.
— Если честно, ничего — или почти ничего.
Зюдов доверительно положил руку на плечо Розарио.
— Ты ведь живешь в двух шагах от кладбища. Неужели ты хочешь убедить меня, что не видел похорон? Да ладно тебе, Розарио, выкладывай.
— Профессор, — засуетился Розарио, — я говорю правду. Зачем мне вас обманывать? Однажды эта могила появилась, да и все тут. На плите были две буквы, под ними — две даты. Точно так, как на фотографии в газете. Я своими глазами видел. А потом в какой-то момент надпись исчезла.
— Речь не об этом, Розарио. Должны же быть свидетели — хоть кто-нибудь! — которые видели похороны.
— Клянусь святой Мартой, нет! В этот день руководство Ватикана проводило собрание персонала. Оно началось в четыре часа дня и закончилось в половине седьмого. В это время, видимо, все и произошло. Когда я вернулся, уже стемнело. Но напротив, у Баварца, еще горел свет.
— У Баварца?
— Так мы называем монаха-капуцина, который дежурит в офисе немецкого коллегиума. Он говорит по-итальянски с забавным акцентом, потому что родом из Баварии. Поэтому мы и прозвали его Баварцем, а вообще-то его зовут падре Теодорус.
— А Баварца на собрании не было? — вмешался в разговор Бродка.
— Нет, — ответил Розарио, — он ведь не относится к нам. Я имею в виду, к управлению.
Зюдов поглядел на Бродку.
— Нужно нанести визит этому монаху из Баварии.
— Я давно уже сделал это, но ничего не выяснил, — сказал Бродка. — Он вел себя очень скрытно, если не сказать, отталкивающе. В любом случае он утверждал, что ему ничего не известно. Но тогда я вообще не знал, что этот человек, возможно, единственный свидетель происшедшего.
Зюдов поднял указательный палец.
— Именно поэтому мы и должны нанести ему визит.
— Но это невозможно, синьоры! — воскликнул Розарио.
— Почему?
— Его здесь больше нет. В тот день, когда в газетах появились статьи о таинственной могиле, немецкий коллегиум посетил государственный секретарь Ватикана. Синьоры, с тех пор как я здесь, его преосвященство никогда не приходил в коллегиум! Когда Смоленски вышел из здания, его сопровождал Баварец. Перед домом они расстались. Кардинал сел в темно-синий лимузин, падре Теодорус — в свой старенький «фиат» годов этак семидесятых. И они уехали.
Зюдов схватил телефонный справочник, лежавший на стойке, что-то записал в свой блокнот, а потом вручил Розарио пару купюр.
— Ты нам очень помог. До скорого! — И, обращаясь к Бродке, добавил: — Идемте!
Когда они направились к выходу, Зюдов пояснил:
— Мы должны найти этого падре Теодоруса! Совершенно очевидно, почему его удалили отсюда. Не хотели, чтобы журналисты его расспрашивали. Но то, что за ним приехал именно Смоленски, очень и очень интересно. Вы так не думаете?
Перед входом они сели в такси.
— Виа Пьемонте, 70, — назвал адрес Зюдов.
Машина тронулась.
Бродка искоса посмотрел на Зюдова.
— Вы не скажете мне, куда мы едем?
Зюдов нахмурился.
— Разве я не сказал?
— Нет.
— Извините. Я настолько погрузился в тему, что потерял способность здраво рассуждать. Баварец был монахом-капуцином, как и преподобный падре Пио. В Риме есть место, откуда управляют делами всех монахов-капуцинов, которые есть на планете. Генеральная курия капуцинов на Виа Пьемонте.
Генеральная курия ордена, двухэтажное здание из красного кирпича, построенное в пятидесятых годах, располагалась на улице с очень оживленным движением. У ворот за стеклянным окном сторожки сидел молодой брат. Когда Зюдов изъявил желание поговорить с падре Теодорусом, юный монах недовольно оглядел посетителей и, помедлив, соизволил ответить:
— К сожалению, это невозможно. Падре Теодоруса в генеральной курии больше нет.
— А где нам его найти? — нетерпеливо поинтересовался Бродка. — Я должен это узнать. Речь идет о семейных обстоятельствах.
Молодой привратник поглядел на него участливо и в то же время беспомощно, потом схватил телефонную трубку. Приглушенным голосом он обменялся со своим начальством парой невнятных слов, затем высунулся из своего окошка и сказал:
— Мне действительно очень жаль, синьоры. Я не уполномочен давать справки о теперешнем местонахождении падре Теодоруса. Вынужден просить вас пройти стандартную, как принято в случае семейных обстоятельств, процедуру и письменно обратиться в генеральную курию.
Было очевидно, что привратник просто повторяет чьи-то слова. Он не знал, в чем суть дела, и не понимал, по какой причине ему запретили говорить о местопребывании брата.
— Послушайте, падре, — сказал Зюдов, при этом явно польстив молодому боату. — Мой друг — племянник падре Теодоруса, он приехал из Германии и проделал немалый путь, чтобы повидаться с ним. Может, вы хотя бы намекнете, где его найти?
Привратник задумался. Затем высунулся из окошка и тихо, почти шепотом произнес:
— На вашем месте я бы сначала попробовал поискать в Сан-Заккарии, это далеко отсюда, в Сабинских горах. Там есть монастырь для пожилых братьев, нуждающихся в уходе.
Бродка прекрасно понял, что имел в виду брат, однако, изобразив на лице недоумение, воскликнул:
— Но ведь падре Теодорус не нуждается в уходе! Наверное, все дело в том несчастном случае. Но зачем из-за этого прятать его в доме для престарелых?
Привратник поднял обе руки, чтобы успокоить Бродку.
— Это не дом для престарелых, — возразил он. — Это монастырь для братьев ордена, которым трудно жить в общине. Кроме того, синьоры, я не утверждал, что падре Теодорус находится именно там.
— Верно, — ответил, подмигнув ему, Бродка. — И тем не менее огромное вам спасибо.
В любом случае они вышли на след, по всей видимости, единственного свидетеля таинственных похорон. Но вместе с этим у них зародилось страшное подозрение.
В двух кварталах от генеральной курии они нашли кафе и, не присаживаясь за столик, выпили по чашке эспрессо. Оба понимали, что необходимо посовещаться и решить, как действовать дальше.
Зюдов задумчиво водил ложечкой по крошечной чашке.
— Вы ведь говорили с этим Теодорусом. Какое впечатление он произвел на вас?
— Он показался мне очень странным. С одной стороны, он был очень разговорчив и прямо-таки горел желанием рассказать кому-то о своей болезни, но на все вопросы по поводу могилы на Кампо Санто Тевтонико заявлял, что вообще ничего не помнит. Не могу, однако, утверждать, что он был растерян. У меня скорее сложилось впечатление, что он совершенно точно знал, о чем шла речь, но не хотел или не мог об этом говорить.
Зюдов, залпом выпив свой эспрессо, негромко произнес:
— У нас есть свидетель. Мы знаем, где он находится. Вероятно, не по своей воле. Вопрос номер один: как нам к нему пробраться? Вопрос номер два: как заставить его говорить?
Бродка задумчиво смотрел на улицу, на поток машин, ставший в это время очень оживленным. Смеркалось, загорались первые светящиеся рекламы, мигали фары машин.
Как же заставить его говорить, мысленно повторил вопрос Зюдова Бродка.
Жюльетт встала в восемь часов утра и открыла ставни. Озеро Неми все еще было затянуто дымкой, но все вокруг предвещало теплый день. Затем она снова нырнула в постель и придвинулась к Бродке. Тот еще крепко спал.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |