Уилл не знал, что в том мире, откуда пришла Лира, никому не дозволено прикасаться к чужому деймону, и если он не трогал Пантелеймона раньше, его удерживала от этого вежливость, а не запрет. Но Лира была потрясена. Ее деймон сделал это по своей инициативе; потом он отступил и вспорхнул к ней на плечо мельчайшим из мотыльков. Старик наблюдал за ним с интересом, но без недоверчивости. Он явно не в первый раз видел деймона; значит, он тоже путешествовал по другим мирам.
Участие Пантелеймона помогло. Уилл сглотнул застрявший в горле комок и снова поднялся, вытирая заплаканные глаза.
— Хорошо, — сказал он. — Давайте попробуем опять. Говорите, что я должен делать.
На этот раз он сосредоточился изо всех сил, пытаясь следовать советам Джакомо Парадизи; он стиснул зубы и даже взмок от напряжения. Лира едва сдерживалась, чтобы не вмешаться, потому что знала, как надо действовать. Это умели делать и доктор Малоун, и поэт Ките, кем бы он ни был, — и все они знали, что напрягаться тут бессмысленно. Но она прикусила язык и крепко сжала руки.
— Стоп, — мягко сказал пожилой учитель. — Успокойся. Не напирай. Это чудесный нож, а не тяжелый меч. Не надо сжимать его так сильно. Ослабь хватку. Представь, что твое сознание перемещается вниз по руке к запястью, потом через рукоятку — и в клинок; не спеши, не торопись, гнать никуда не нужно. Пусть оно как бы бредет без цели. Потом перемести его на самый кончик, где лезвие острее всего. Ты сам будто становишься кончиком ножа. Давай пробуй. Переместись туда и почувствуй это, а потом вернись назад.
Уилл сделал еще одну попытку. Лира видела, как напряглось его тело и задвигался подбородок; но потом вдруг, словно под действием чьей-то посторонней воли, мышцы его расслабились, лицо прояснилось. Наверное, это была воля самого Уилла или его деймона. Как ему, должно быть, плохо без деймона! Всегда один-одинешенек… Неудивительно, что он заплакал; и Пантелеймон был прав, решившись на такой поступок, хотя для нее это было большой неожиданностью. Она протянула руку к своему верному деймону, и он горностаем скользнул к ней на колени.
Они оба заметили, что Уилл перестал дрожать. Теперь, расслабившись, он сумел сконцентрироваться по-другому, и даже нож в его руке стал выглядеть иначе. Возможно, дело было в игре туманных теней на его клинке, а может быть, в том, как естественно он лежал в руке Уилла, но теперь легкие движения, которые совершал в воздухе его кончик, казались не случайными, а целенаправленными. Уилл поводил ножом в одном месте, затем перевернул нож и попробовал в другом, все время проверяя воздух серебристой кромкой; и тут он, похоже, нащупал в пустоте перед собой какую-то крохотную зацепку.
— Что это? — хрипло спросил он. — Это оно?
— Да. Не налегай. Теперь возвращайся обратно, вернись в себя.
Лире почудилось, будто она видит, как душа Уилла перетекает по клинку обратно в его ладонь и дальше, вверх по руке, к нему в сердце. Он отступил назад, уронил руку, поморгал глазами.
— Я что-то почувствовал, — сказал он Джакомо Парадизи. — Сначала нож шел гладко, а потом точно наткнулся на что-то…
— Хорошо. Теперь повтори все сначала. Но в этот раз, когда найдешь дырочку, мягко введи в нее кончик ножа и сделай надрез. Не раздумывай. Не удивляйся. Не вырони нож.
Чтобы набраться сил перед следующей попыткой, Уиллу пришлось опустить голову, сделать два-три глубоких вдоха и подпереть свою правую руку левой. Но он и не думал сдаваться; через несколько секунд он распрямился снова и взял нож на изготовку.
Теперь дело пошло быстрее. Почувствовав то, что нужно, один раз, он уже знал, что искать, и меньше чем через минуту нашел в воздухе крошечную помеху. Это было похоже на осторожное нащупывание кончиком скальпеля еле заметного промежутка между двумя соседними стежками. Он потрогал препятствие ножом, отвел его немного назад, снова потрогал для пущей уверенности, а потом, как велел ему Джакомо Парадизи, наискось разрезал воздух серебристым лезвием.
Старик не зря предупреждал Уилла, чтобы он не удивлялся. Мальчик не выронил нож — прежде чем дать волю своим чувствам, он аккуратно положил его на стол. Лира уже вскочила на ноги; от изумления у нее отнялся язык, потому что перед ними, посреди пыльной комнаты, возникло точно такое же окно, как на лужайке под грабами. Это была дыра в воздухе, сквозь которую они могли видеть другой мир.
И поскольку они стояли в высокой башне, там они очутились высоко над северной окраиной Оксфорда. Прямо под ними было кладбище, и они смотрели в сторону городского центра. Впереди, довольно близко, зеленели знакомые грабы; а еще они видели дома, деревья, улицы, а в отдалении — башни и шпили центральной части города.
Если бы они видели такое окно впервые, они решили бы, что это какой-то фокус, оптический обман. Впрочем, не только оптический: на них повеяло легким ветерком, и они почувствовали запах выхлопных газов, которых не было в мире Читтагацце. Пантелеймон обернулся ласточкой и порхнул в окно; там он весело покувыркался на просторе, поймал клювом какую-то мошку и, метнувшись назад, снова уселся у Лиры на плече.
Джакомо Парадизи наблюдал за ними с легким любопытством и грустной улыбкой. Потом он сказал:
— Ну вот, открывать окна ты научился. Теперь тебе надо научиться их закрывать.
Лира отступила назад, чтобы не мешать Уиллу, а старик подошел к нему сбоку и стал рядом.
— Для этого нож не нужен, — сказал он. — Достаточно пальцев одной руки. Сначала найди в воздухе края окна так же, как искал место для разреза. Ты не нащупаешь их, пока твое сознание не окажется в кончиках пальцев. Ищи очень терпеливо, пробуй опять и опять, пока не найдешь края. А потом соедини их и сожми пальцами. Вот и все. Давай.
Но Уилл снова начал дрожать. Он не мог вернуться в то состояние хрупкого равновесия, в которое ему уже удалось войти однажды, и расстраивался все больше и больше. Лира видела, что с ним происходит.
Она встала, взяла его правую руку в свою и сказала:
— Послушай меня, Уилл. Сядь. Я объясню тебе, как это делается. Пожалуйста, присядь на минутку, потому что твоя рука болит и это тебя отвлекает. От этого никуда не денешься. Но скоро тебе станет легче.
Старик поднял обе руки, но затем передумал и, пожав плечами, уселся на стул в сторонке. Уилл тоже сел и посмотрел на Лиру.
— Что я делаю не так? — спросил он.
Он был весь в пятнах крови, его била дрожь, взгляд блуждал по сторонам. Он явно держится из последних сил, подумала Лира, глядя на него: челюсти крепко сжаты, нога постукивает по полу, дыхание учащенное.
— Виновата твоя рана, — сказала она. — Ты сам все делаешь правильно, но твоя рука мешает тебе сосредоточиться. Я не знаю простого способа обойти эту трудность, но если ты не будешь пытаться во что бы то ни стало про нее забыть…
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, сейчас ты стараешься сделать в уме две вещи одновременно. Ты стараешься не замечать боли и заодно искать край окна. Как-то раз мне надо было задать алетиометру несколько вопросов, когда я была испугана, — не знаю, может быть, тогда я уже привыкла с ним обращаться, но я крутила стрелки и все понимала, хотя испуг так и не прошел. Просто расслабься и скажи себе: да, я знаю, мне больно. Не старайся выбросить из головы эту боль.
Его глаза на мгновение закрылись. Дыхание чуть замедлилось.
— Ладно, — ответил он. — Я попробую.
Теперь все получилось почти сразу. Буквально через минуту он нащупал края окна и сделал то, что велел ему Джакомо Парадизи: соединил их вместе и сжал пальцами. Это оказалось легче легкого. Он почувствовал краткий прилив сдержанного ликования, и окно исчезло. Другой мир был закрыт.
Старик протянул ему ножны — они были кожаные, но на твердой роговой основе и со специальными пряжками, фиксирующими нож, потому что при малейшем смещении клинка в сторону он продырявил бы самую толстую кожу на свете. Уилл вложил туда нож и как можно тщательнее застегнул пряжки, хотя ему и было неудобно действовать одной рукой.
— В другое время все происходило бы гораздо торжественнее, — сказал старик. — Если бы у нас впереди были недели или хотя бы дни, я начал бы рассказывать вам историю чудесного ножа, Гильдии, обосновавшейся в торре дельи Анжели, и всю печальную историю этого беспечного и испорченного мира. Призраки — наша вина, только наша. Они появились, потому что мои предшественники — алхимики, философы, ученые мужи — захотели познать самые сокровенные тайны бытия. Их заинтересовали связи между мельчайшими частицами материи. Понимаете, о чем я говорю? Связи, которые не дают этим частицам разлететься… Так вот, наш город был торговым городом. Здесь жили купцы и банкиры. Мы думали, что знаем о связях все. Мы умели извлекать из коммерческих связей выгоду, умели разрывать старые связи и налаживать новые… Но с этими связями мы ошиблись. Мы разорвали их и впустили в свой мир Призраков.
— Но откуда взялись эти Призраки? — спросил Уилл. — И почему окно, через которое мы пришли, то, что под грабами, осталось незакрытым? И еще, есть ли в этом мире другие окна?
— Откуда взялись Призраки, никому не известно. Из иного мира; из космической тьмы — кто знает? Важно то, что они проникли сюда и погубили нас. Ты спрашиваешь, есть ли в нашем мире другие окна? Да, есть немного, потому что иногда носители ножа проявляли небрежность или забывчивость, а порой просто не успевали как следует закрыть окно… А то окно под грабами, через которое пришли вы, оставил открытым я сам и до сих пор не могу простить себе эту глупость. Человек, о котором вы говорили, — я надеялся заманить его сюда, в город, где он пал бы жертвой Призраков. Но он, пожалуй, слишком умен, чтобы попасться на такую уловку. Он хочет заполучить нож. Прошу тебя, постарайся, чтобы он никогда ему не достался.
Уилл и Лира обменялись взглядом.
— Итак, — заключил старик и развел руками, — я передал тебе нож и объяснил, как им пользоваться. Теперь мне осталось сделать только одно: сказать тебе, каковы были правила Гильдии до того, как она распалась. Во-первых, всегда закрывай окна, которые ты открыл. Во-вторых, не позволяй никому пользоваться ножом: он принадлежит только тебе. В-третьих, никогда не прибегай к его помощи ради низкой цели. В-четвертых, не выставляй его напоказ. Если были другие правила, я их забыл, а раз я их забыл, можно считать, что они не имеют значения. Главное — нож у тебя. Ты его носитель. Я не поверил бы, что им может стать ребенок. Но наш мир рассыпается на глазах, а метка носителя налицо — тут нельзя ошибиться. Я даже не знаю, как тебя зовут. А теперь иди. Я умру очень скоро, потому что знаю, где лежат ядовитые снадобья, и не намерен ждать Призраков, которые появятся здесь, как только нож унесут из башни. Прощайте оба.
— Но, мистер Парадизи… — начала было Лира, но он покачал головой и сказал:
— У вас мало времени. Вы пришли в наш мир с какой-то целью; вам она, может быть, и неведома, но ее знают ангелы, которые привели вас сюда. Идите. Ты смел, а эта девочка умна. Теперь у вас есть нож. Идите же.
— Неужели вы и правда отравите себя? — в отчаянии воскликнула Лира.
— Пойдем, — сказал Уилл.
— И что вы говорили про ангелов? — не унималась она.
Уилл дернул ее за руку.
— Пойдем, — повторил он. — Нам надо идти. Спасибо, мистер Парадизи.
Он протянул ему правую руку — грязную, в пятнах крови, — и старик бережно пожал ее. Потом он пожал руку Лире и кивнул горностаю Пантелеймону, который в знак признательности опустил мохнатую головку.
Не выпуская из руки нож в кожаных ножнах, Уилл первым двинулся вниз по широкой темной лестнице и прочь из башни. Маленькая площадь, залитая ярким солнцем, была погружена в глубокую тишину. Лира боязливо осмотрелась вокруг, но никого не заметила. Она решила не рассказывать Уиллу о том, что видела из окна башни: у него и так хватало причин для волнений. Она увлекла его в сторону, противоположную той, где видела детей, подальше от безжизненного Туллио, который все еще стоял на улице неподвижно, как мумия.
— Напрасно мы… — начала Лира, едва они покинули площадь, и остановилась, чтобы оглянуться назад. — Это ужасно — думать, как он там… бедный, у него выбиты почти все зубы, и один глаз почти не видит… Сейчас он выпьет яд и умрет, и мы напрасно…
Она едва сдерживала слезы.
— Ничего, — сказал Уилл. — Ему не будет больно. Он просто уснет. Ты же слышала: это лучше, чем Призраки.
— Ах, что же нам теперь делать, Уилл? — сказала она. — Что нам теперь делать? У тебя такая ужасная рана, и этот бедный старик… Ненавижу это место, честное слово, я бы все здесь сожгла! Так что нам теперь делать?
— Ну, — ответил он, — тут-то как раз все просто. Мы должны получить твой алетиометр назад, поэтому нам придется украсть его. Этим мы и займемся.
Глава девятая
КРАЖА
Сначала они вернулись в кафе, чтобы немного восстановить силы и переодеться. Было ясно, что Уилл не может никуда идти, заляпанный кровью, а бесплатно брать вещи из магазинов больше не казалось преступлением, поэтому он нашел для себя полный комплект одежды с обувью, а Лира, по-прежнему озирающаяся в поисках других детей, настояла на том, чтобы донести все это до кафе.
Там она вскипятила воды; Уилл взял кастрюлю в ванную и разделся, чтобы вымыться как следует. Тупая боль не отпускала, но, по крайней мере, рана была чистой; Уилл видел, на что способен его нож, и понимал, что чище ран не бывает. Однако обрубки пальцев сильно кровоточили. Пока он глядел на них, его замутило и сердце у него забилось быстрее, а от этого кровь потекла еще обильней. Он присел на уголок ванны, закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов.
Вскоре он почувствовал себя лучше и принялся за мытье. Кое-как справившись с этим, он вытерся — на полотенцах остались пятна крови — и оделся, стараясь не запачкать кровью новые вещи.
— Придется тебе еще раз перевязать мне руку, — сказал он Лире. — Пусть будет туго: мне все равно, лишь бы остановить кровь.
Она разорвала простыню и тщательно забинтовала ему кисть, натягивая ткань изо всех сил. Уилл терпел, стиснув зубы, но на глазах у него все-таки выступили слезы. Он смахнул их без единого слова, и она сделала вид, что ничего не заметила.
Когда она закончила, он сказал:
— Спасибо. — Потом добавил: — Слушай, ты не могла бы кое-что положить к себе в рюкзак на случай, если мы не сможем сюда вернуться? Это только письма. Если хочешь, можешь их прочесть.
Он вынул зеленый кожаный несессер и протянул ей несколько сложенных листков бумаги.
— Я не буду читать, если…
— Я не возражаю. Иначе я бы не предложил.
Она взяла письма, а он лег на кровать, отодвинул кошку и сразу заснул.
В тот же день, поздним вечером, Уилл с Лирой притаились в тени деревьев на маленькой улочке, идущей вдоль живой изгороди, которая окаймляла сад сэра Чарльза. Со стороны Читтагацце они находились в парке неподалеку от классической виллы, белеющей в лунном свете. Они долго искали дом сэра Чарльза, перемещаясь в основном по Читтагацце, часто останавливаясь, чтобы сделать разрез и проверить свое положение в мире Уилла, и после этого сразу закрывая очередное окно.
За ними увязалась и полосатая кошка — сейчас она сидела неподалеку. Проспав чуть ли не сутки после того, как они спасли ее от детей с камнями, она наконец проснулась и, по-видимому, решила не расставаться со своими избавителями, словно рядом с ними ей было спокойней. Уилл отнюдь не был уверен, что в их обществе ей ничто не грозит, но у него хватало забот и без кошки, и он попросту не обращал на нее внимания. Пока они бродили по Читтагацце, он успел привыкнуть к чудесному ножу и теперь действовал им гораздо увереннее, но полученная в башне рана беспокоила его сильнее, чем прежде: в ней пульсировала глухая навязчивая боль, а ткань, которой Лира заново перебинтовала ему руку, когда он проснулся, уже опять пропиталась кровью.
Он прорезал окно в воздухе поблизости от белеющей в сумраке виллы, и они выбрались через него на тихую улочку в Хедингтоне: им нужно было точно рассчитать, как проникнуть в кабинет сэра Чарльза, где лежал алетиометр. Сад освещали два прожектора; в окнах по фасаду тоже горел свет, но в кабинете было темно. Эта сторона дома была залита только лунным светом.
У дальнего конца дома улица, на которой они стояли, пересекалась с шоссе, и фонарей на ней не было. Обычному взломщику нетрудно было бы пробраться сквозь живую изгородь незамеченным, но ему помешала бы попасть в сад крепкая ограда из острых железных прутьев — она была вдвое выше Уилла и тянулась по всему периметру владений сэра Чарльза. Однако для чудесного ножа это было пустяковым препятствием.
— Держи прут, пока я его режу, — прошептал Уилл. — Не дай ему упасть.
Лира послушалась, и с ее помощью он вырезал из ограды куски четырех прутьев. Теперь дети могли легко пролезть в получившееся отверстие. Лира положила прутья рядышком на траву; потом они залезли в сад и осторожно пробрались между кустами.
Отыскав место, откуда дом был хорошо виден — прямо напротив них, по другую сторону зеленой лужайки, темнело увитое ползучими растениями окно кабинета, — Уилл тихо сказал:
— Сейчас я прорежу дыру в Чи-гацце и оставлю ее открытой, потом пройду в Чи-гацце к тому месту, где, по моим расчетам, должен находиться кабинет, и снова прорежу дыру в этот мир. Потом возьму из шкафчика алетиометр, закрою то окно и вернусь к этому. Ты будь здесь, в этом мире, и следи на всякий случай. Как только я тебя позову, лезь через это окно в Чи-гацце, и я его закрою. Все ясно?
— Да, — шепнула она. — Мы с Паном будем следить вдвоем.
Ее деймон был маленькой неясытью, почти невидимой в кружевной тени деревьев. Его широко раскрытые светлые глаза ловили любое движение поблизости.
Уилл отступил назад, вытянул перед собой нож и, едва заметно шевеля его кончиком, принялся прощупывать воздух перед собой; примерно через минуту он нашел точку, в которой можно было сделать надрез. Быстро открыв окно в залитый лунным светом парк Чи-гацце, он отступил еще немного, чтобы оценить, сколько шагов отделяют его от кабинета, и запомнить нужное направление.
Потом без лишних слов нырнул в окно и исчез.
Лира притаилась в саду под ближайшим деревом. Пантелеймон молча сидел на ветке у нее над головой, поглядывая то в одну сторону, то в другую. Она слышала позади шум машин, проезжающих по Хедингтону, чьи-то негромкие шаги на шоссе, куда выходила улица за ее спиной, и даже то, как копошатся почти невесомые жучки среди прутиков и листьев у нее под ногами.
Прошла минута, потом другая. Где сейчас Уилл? Она попыталась разглядеть что-нибудь в окне кабинета, но видела только темный прямоугольник, обрамленный вьющейся зеленью. Не далее как сегодня утром сэр Чарльз, поддернув брюки, чтобы не помять складки, уселся там внутри и небрежно закинул ногу на ногу. Как расположен кабинет по отношению к окну? Удастся ли Уиллу пробраться туда, не потревожив никого из домашних? Теперь Лира слышала еще и стук собственного сердца.
Потом Пантелеймон издал тихий предупреждающий писк, и в тот же момент со стороны парадного крыльца — оно находилось слева от Лиры — донеслись другие звуки. Из своего укрытия Лире не было видно фасада, но она увидела свет, мелькающий между деревьями, и услышала отчетливый хруст гравия под шинами автомобиля. Похоже, мотор его работал совершенно бесшумно.
Она взглянула на Пантелеймона; он уже скользнул на крыльях вперед, отдалившись от нее настолько, насколько это было возможно. Затем вернулся в темноте и, спланировав вниз, сел на ее кулак.
— Сэр Чарльз приехал домой, — прошептал он. — И с ним еще кто-то.
Он снялся с ее руки и полетел обратно, и на этот раз Лира последовала за ним, с величайшей осторожностью ступая на цыпочках по мягкой земле. Она перебегала от одного куста к другому, а потом опустилась на четвереньки за лавровым деревцем и стала подглядывать сквозь его листву.
«Роллс-Ройс» стоял перед парадным входом, и шофер огибал его, чтобы открыть дверцу для пассажира. Сэр Чарльз ждал поблизости; он улыбнулся и подал руку женщине, которая выбиралась из автомобиля. Когда свет упал на ее лицо, Лиру будто ударили в грудь — это был самый страшный удар со времени ее побега из Больвангара, потому что гостьей сэра Чарльза оказалась ее мать, миссис Колтер.
Уилл осторожно двинулся по освещенной луной траве в Читтагацце, считая шаги и стараясь как можно точнее представить себе, где именно должен находиться кабинет сэра Чарльза и как он расположен по отношению к вилле, которая белела поблизости в окружении статуй и фонтана. Ему было не по себе в этом парке, залитом ярким лунным светом, — он был здесь как на ладони, открытый со всех сторон.
Решив, что достиг нужного места, он остановился и, снова подняв нож, начал водить им по воздуху. Маленькие невидимые дырочки, которые он искал, могли попасться где угодно, однако их надо было сначала нащупать, иначе любой взмах ножа открывал бы окно в соседний мир.
Сделав небольшой надрез сантиметров в десять длиной, он заглянул в него. С той стороны был сплошной мрак; Уилл не мог понять, куда он попал. Закрыв эту щель, он повернулся на девяносто градусов и открыл другую. Теперь перед ним оказалась материя, тяжелые складки зеленого бархата — из него были сшиты портьеры в кабинете. Но где сама комната по отношению к ним? Пришлось закрыть и эту щель, повернуться опять и совершить новую попытку. Время убегало.
На сей раз получилось лучше: он обнаружил, что видит весь кабинет в слабом свете, падающем из коридора через приоткрытую дверь. Вот стол, диван, а вот и шкафчик! Он видел тускло поблескивающий бок латунного микроскопа. В комнате никого не было, и в доме царила тишина. Пока все складывалось очень удачно.
Он прикинул на глаз расстояние, закрыл последнее окно, сделал четыре шага вперед и снова поднял нож. Если он не ошибся, прямо перед ним окажется стеклянная дверца шкафчика; он разрежет ее, вынет алетиометр и закроет за собой окно.
Уилл прорезал щель на нужной высоте. Перед ним, всего в нескольких сантиметрах от окна между мирами, была стеклянная дверца. Он приблизил лицо вплотную к окну и внимательно осмотрел все полки шкафчика сверху донизу.
Алетиометра там не было.
Сначала Уилл подумал, что он выбрал не тот шкафчик. Всего их было в комнате четыре — он сосчитал их утром и запомнил, где находится каждая из этих высоких прямоугольных штуковин темного дерева с застекленными боками и передом, с обитыми бархатом полками, предназначенных для хранения ценных предметов из фарфора, слоновой кости и золота. Может быть, он просто перепутал и открыл окно рядом с другим шкафчиком? Но на верхней полке стоял массивный прибор с латунными кольцами — он специально приметил его заранее. А на средней полке, куда сэр Чарльз утром положил алетиометр, теперь было пустое место. Нет, он не ошибся; но алетиометр куда-то исчез.
Уилл отступил на шаг назад и сделал глубокий вдох.
Что ж, придется проникнуть в тот мир и как следует осмотреться в кабинете: ведь можно всю ночь открывать окна наугад, но так ничего и не найти. Он закрыл окно перед шкафчиком, открыл другое, чтобы сориентироваться в комнате, а потом, закрыв и его, проделал окно побольше за диваном: при необходимости через него можно было легко сбежать обратно.
К этому времени бинты на его руке почти совсем распустились, а тупая ноющая боль в обрубках пальцев стала еще сильнее. Он кое-как перевязал рану заново, подоткнув свисающие концы, а потом залез целиком в кабинет сэра Чарльза, скрючился за кожаным диваном и, сжимая нож в правой руке, стал внимательно прислушиваться.
Ничего не услышав, он медленно распрямился и обвел комнату взглядом. Дверь в коридор была приоткрыта, и проникающего через нее света вполне хватало, чтобы рассмотреть обстановку. Шкафчики, картины, книжные полки — все было в точности на тех же местах, что и утром.
Он бесшумно ступил на ковер и заглянул в каждый шкафчик по очереди. Алетиометра там не было. Не было его и на столе, среди аккуратно сложенных стопками книг и бумаг, и на каминной полке, среди карточек с приглашениями на званые вечера и торжественные приемы, и на мягком пуфике у окна, и на восьмиугольном столике около двери.
Уилл снова подошел к письменному столу, чтобы обыскать ящики, хотя его угнетало тяжелое предчувствие неудачи, но тут снаружи послышался слабый хруст гравия под колесами. Звук был очень тихий, и сначала мальчик решил, что ему померещилось. Несмотря на это, он замер как вкопанный и навострил уши. Хруст прекратился.
И вдруг он услышал, как открылась парадная дверь.
Он мгновенно прыгнул к дивану и притаился за ним, рядом с окном, сквозь которое виднелась посеребренная лунным светом лужайка в Читтагацце. И, едва вернувшись в свое укрытие, он услышал в том, другом мире чьи-то быстрые шаги, выглянул туда и увидел бегущую к нему Лиру. Он как раз успел махнуть ей и приложить палец к губам, и она замедлила шаг, поняв, что он уже знает о возвращении сэра Чарльза.
— Не нашел, — шепнул он ей, когда она приблизилась. — Его там нет. Наверное, взял с собой. Надо подождать и посмотреть, не вернет ли он его на место. Оставайся здесь.
— Нет! Все гораздо хуже! — сказала Лира, и он заметил, что она вне себя от страха. — С ним она — миссис Колтер… моя мать, — не пойму, как она сюда попала, но если она меня увидит, я пропала, Уилл, я погибла… и я знаю теперь, кто он! Я вспомнила, где видела его раньше! Уилл, его зовут лорд Бореал! Я видела его на вечеринке у миссис Колтер, перед тем как сбежать оттуда! И он, наверное, с самого начала знал, кто я такая…
— Тсс! Если собираешься шуметь, лучше уходи отсюда.
Она взяла себя в руки, с трудом сглотнула и кивнула ему.
— Прости. Я хочу остаться с тобой, — прошептала она. — Хочу услышать, о чем они будут говорить.
— Тогда тихо…
В коридоре уже раздавались голоса. Уилл с Лирой были совсем близко друг от друга — он в своем мире, она в Читтагацце, — и, увидев его размотавшуюся повязку, она тронула его за локоть и жестом предложила перевязать ее. Он кивнул и протянул ей руку, по-прежнему сидя на корточках, склонив голову к плечу и настороженно прислушиваясь.
В комнате зажегся свет. Уилл услышал, как сэр Чарльз обратился к слуге, отпуская его, потом вошел в кабинет и закрыл дверь.
— Как насчет бокала токая? — спросил он.
Ему ответил женский голос, низкий и мелодичный:
— Ты очень любезен, Карло. Я не пробовала токая уже много лет.
— Прошу тебя, садись у камина.
Булькнуло вино, тихо звякнул графин, задевший о край бокала, прозвучали невнятные слова благодарности, и сэр Чарльз уселся на диван всего в каком-нибудь полуметре от Уилла.
— Твое здоровье, Мариса, — сказал он, пригубливая напиток. — А теперь не угодно ли объяснить, что тебе нужно?
— Я хочу знать, где ты взял алетиометр.
— Зачем?
— Затем, что он был у Лиры, а мне нужно разыскать ее.
— Не понимаю, для чего она тебе понадобилась. Мерзкая девчонка.
— Позволь напомнить, что она моя дочь.
— В таком случае она еще более мерзкая, потому что намеренно противится твоему очаровательному влиянию. Это можно делать только сознательно.
— Где она?
— Я скажу тебе, обещаю. Но сначала ты должна кое-что сказать мне.
— Если смогу, — произнесла она другим тоном, в котором Уиллу почудилось предостережение. Ее голос завораживал: он был нежным, музыкальным, умиротворяющим и очень молодым. Уиллу страстно захотелось увидеть, как она выглядит, потому что Лира никогда об этом не говорила, а обладательница такого голоса должна была обладать незаурядной внешностью. — Что ты хочешь знать?
— Что задумал лорд Азриэл?
Наступило молчание, словно женщина обдумывала, как ей ответить на этот вопрос. Уилл глянул через окно на Лиру и увидел ее залитое лунным светом лицо с широко раскрытыми от страха глазами: закусив губу, чтобы не выдать себя случайным восклицанием, она, как и он, вся обратилась в слух.
Наконец миссис Колтер промолвила:
— Что ж, хорошо. Я скажу тебе. Лорд Азриэл собирает армию, чтобы закончить войну, начавшуюся на небе много тысячелетий тому назад.
— Звучит прямо как в Средние века. Однако он, похоже, располагает кое-какими вполне современными средствами. Что он натворил с магнитным полюсом?
— Он нашел способ взорвать барьер между нашим миром и другими. Это вызвало серьезные возмущения в магнитном поле Земли, что, должно быть, отразилось и на здешнем мире… Но откуда ты об этом знаешь? Думаю, Карло, тебе пора ответить на несколько моих вопросов. Что это за мир? И как ты меня сюда доставил?
— Этот мир — один из миллионов. Между ними есть отверстия, но их не так уж легко найти… Мне известно около десятка, но места, куда они ведут, изменились, и в этом, наверное, виноват лорд Азриэл со своими экспериментами. По-видимому, теперь мы можем переходить непосредственно из этого мира в наш, а кроме того, вероятно, и во многие другие. Раньше был один мир, который служил чем-то вроде перекрестка, и все проходы открывались только в него. Так что можешь себе представить, как я сегодня удивился, когда пересек границу между мирами и встретил тебя, и как обрадовался, что могу привести тебя сюда прямиком, минуя Читтагацце с его опасностями.
— Читтагацце? Что это?
— Тот самый перекресток. Мир, с которым связаны мои интересы, дорогая Мариса. Но в настоящее время он слишком опасен для посещений.
— Почему?
— Взрослым туда путь заказан. Однако детям там ничто не грозит.
— Что-что? Объясни подробнее, Карло, — сказала женщина, и Уилл услышал в ее голосе пылкое нетерпение. — Ведь это и есть корень всего — эта разница между детьми и взрослыми! Именно в ней заключается вся тайна Пыли! Вот почему я должна найти свою дочь. Кстати, у ведьм есть для нее имя — я почти выпытала его у одной ведьмы, но она умерла слишком быстро. Мне необходимо найти девочку. Ответ, который мне нужен, каким-то образом оказался у нее, и я должна его получить…
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |