- Ну, так ложись спать, - сказала Моргейна. - Это мне нужно кое-что сказать Артуру, а тебе там делать нечего.
- Ну почему же! - возразил Уриенс. - Я тоже учился на Авалоне. Или ты думаешь, мне приятно смотреть, как священные реликвии приспосабливают для службы богу христиан, не терпящему тех, кто видит мир иначе? Нет, Моргейна, хоть ты и жрица Авалона, но не тебе одной надлежит сейчас высказать свое негодование. Есть еще королевство Северного Уэльса, я - его правитель, и Акколон, что будет править там, когда я уйду.
- Отец прав, госпожа, - сказал Акколон, взглянув в глаза Моргейне. Наш народ верит, что мы не предадим его и не позволим, чтоб в их священных рощах звонили колокола церквей...
Ни Моргейна, ни Акколон даже не шелохнулись, но на миг Моргейне почудилось, что они рука об руку стоят в одной из волшебных рощ, соединившись перед ликом Богини. Уриенс, конечно же, ничего не заметил.
- Пусть Артур знает, Моргейна, - настойчиво произнес он, - что королевство Северного Уэльса не станет безропотно подчиняться христианам.
Моргейна пожала плечами.
- Как тебе угодно.
"Какой же я была дурой, - подумала она. - Я была жрицей на посвящении Артура. Я родила ему сына. Мне следовало воспользоваться той властью, что я имела над королем - и тогда это я, а не Гвенвифар, правила бы из-за его спины. Но пока я, словно зверь, зализывала раны, потеряла Артура навсегда. Некогда я могла приказывать - теперь же мне остается лишь просить. И я даже лишена могущества Владычицы Озера!"
Моргейна уже повернула было к двери, но тут кто-то постучался к ним в покои. Слуга отворил, и вошел Гвидион. Он до сих пор был опоясан саксонским мечом, что вручил ему при посвящении в рыцари Ланселет; но доспехи Гвидион уже снял, и взамен облачился в роскошный алый наряд. Моргейна и не знала, что ее сын может выглядеть так впечатляюще.
Гвидион заметил, как сверкнули ее глаза.
- Это подарок Ланселета. Мы сидели в зале и пили, туда пришел посланник Артура и передал, что король желает видеть меня в своих покоях... Я сказал, что моя единственная приличная туника порвана и запачкана кровью, а Ланселет сказал, что мы с ним одного роста и он мне что-нибудь подберет. Когда я надел этот наряд, Ланселет сказал, что мне он идет больше, чем ему, и чтоб я оставил его себе - что Галахаду досталось от короля множество богатых даров, а я получил слишком мало подарков в честь своего посвящения в рыцари. Он что, знает, что Артур - мой отец, что так говорит?
Уриенс удивленно уставился на Гвидиона, но промолчал. Акколон покачал головой.
- Нет, сводный брат. Просто Ланселет - благороднейший из людей. Когда Гарет впервые появился при дворе, даже собственные родичи его не узнали, а Ланселет подарил ему одежду и оружие, чтоб тот мог выглядеть подобающе. Ты, конечно, можешь поинтересоваться, не слишком ли Ланселету нравится видеть свои подарки на красивых молодых людях. Об этом тоже болтали, но я не знаю при этом дворе ни одного мужчины, будь он молод или стар, с которым Ланселет обращался бы иначе как с рыцарской учтивостью.
- В самом деле? - переспросил Гвидион. Моргейна просто-таки видела, как он ухватил эти сведения и упрятал, как скряга прячет золото в сундук. Теперь я припоминаю одну историю, - медленно произнес он. - Рассказывали, что однажды на пиру у Лота кто-то сунул Ланселету арфу, - а он тогда был совсем юн, - и велел играть, и Ланселет спел какое-то лэ - не то римское, не то оно сохранилось еще со времен Александра, я толком не знаю, - о любви рыцарственных товарищей, и его подняли на смех. С тех пор он поет лишь о красоте нашей королевы или о рыцарских подвигах и драконах.
Моргейна не могла больше терпеть издевку, звучащую в голосе Гвидиона.
- Если ты пришел, чтоб потребовать причитающиеся тебе дары, я поговорю с тобой, когда вернусь от Артура, а сейчас мне некогда, - резко произнесла она.
Гвидион уставился в пол. Моргейна впервые увидела, что и он может лишиться привычной самоуверенности.
- Мать, король послал и за мной тоже. Можно, я пойду с вами вместе?
Оказывается, и он способен признаться в собственной уязвимости. Что ж, такой Гвидион нравился ей чуть больше.
- Артур не желает тебе вреда, сын мой. Если ты явишься к нему вместе с нами, худшее, что он может сделать, - это отослать тебя и сказать, что поговорит с тобой отдельно.
- Ну что ж, тогда идем, сводный брат, - сказал Акколон, протягивая Гвидиону руку - так, чтоб тот мог увидеть вытатуированных змей у него на запястьях. - Первыми подобает идти королю и его госпоже, а мы с тобой пойдем следом...
Моргейна встала рядом с Уриенсом. Ее порадовало, что Акколон признал ее сына братом и старается с ним подружиться. И все же ее отчего-то пробрала дрожь. Уриенс коснулся руки жены.
- Моргейна, тебе холодно? Возьми плащ...
В королевских покоях горел огонь в камине, и слышались звуки арфы. Артур сидел в деревянном кресле, поверх груды подушек. Гвенвифар вышивала какую-то узкую ленту, поблескивающую позолоченными нитями. Слуга церемонно объявил:
- Король и королева Северного Уэльса, их сын Акколон и сэр Ланселет!
Заслышав имя Ланселета, Гвенвифар оторвалась от вышивки, подняла голову - и рассмеялась.
- Нет - хоть они и очень похожи. Это сэр Мордред, которого сегодня посвятили в рыцари - ведь верно?
Гвидион поклонился королеве, но не произнес ни слова. Впрочем, Артур был не такой человек, чтоб в родственном кругу цепляться за всякие церемонии.
- Присаживайтесь! Хотите вина?
- Артур, я сегодня выпил столько вина, что по нему можно было бы пустить плавать целый корабль! - отозвался Уриенс. - Может, у молодых голова покрепче, а с меня хватит.
Гвенвифар направилась к Моргейне, и Моргейна поняла, что, если она не заговорит прямо сию секунду, Артур начнет говорить о делах с мужчинами, а от нее будут ждать, что она усядется вместе с королевой где-нибудь в уголке и станет помалкивать или шепотом беседовать о всякой женской чепухе вышивках, помолвках, домашнем хозяйстве...
Она взмахом руки подозвала слугу, державшего кубок.
- Я, пожалуй, выпью, - сказала Моргейна и с болью припомнила, как в бытность свою жрицей на Авалоне гордилась тем, что пьет лишь воду из Священного источника. Сделав глоток, она заговорила: - Я глубоко уязвлена тем приемом, который ты оказал представителям саксов. Нет, Артур, - она заметила, что король намерен перебить ее, и вскинула руку, призывая его к молчанию. - Я говорю не как женщина, вмешивающаяся в государственные дела. Я - королева Северного Уэльса и герцогиня Корнуолла, и все, что касается этой земли, касается и меня.
- Тогда ты должна радоваться миру, - сказал Артур. - Всю свою жизнь, с того самого момента, как я впервые взял в руки меч, я делал все, что мог, чтоб положить конец войнам с саксами. Сперва я считал, что этого можно добиться лишь одним-единственным способом - сбросить саксов обратно в море, откуда они явились. Но мир есть мир, и если он установился благодаря договору с саксами - что ж, значит, так тому и быть. Не обязательно зажаривать быка к пиру. Можно охолостить его и заставить тянуть плуг, и это ничуть не менее полезно.
- Или, может, сохранить его в качестве племенного для своих коров? Артур, станешь ли ты просить подвластных тебе королей, чтобы они отдавали своих дочерей за саксов?
- И такое возможно, - отозвался Артур. - Саксы тоже люди. Разве ты не слышала той песни, что пел Ланселет? Они не меньше нас желают мира. Слишком долго их земли опустошались огнем и мечом. Неужто ты хочешь, чтоб я сражался с ними до тех пор, пока последний сакс не умрет или не будет изгнан отсюда? А я-то думал, что женщины стремятся к миру.
- Да, я стремлюсь к миру и приветствую его - даже мир с саксами, сказала Моргейна. - Но неужто ты потребуешь от них отказаться от своих богов и принять твоего, что ты заставил их клясться на кресте?
Тут вмешалась Гвенвифар, внимательно прислушивавшаяся к их беседе.
- Но ведь никаких других богов не существует, Моргейна. Саксы согласились отвергнуть демонов, которым раньше поклонялись и которых звали богами, только и всего. Теперь они почитают единственного истинного Бога и Иисуса Христа, посланного им на землю ради спасения рода человеческого.
- Если ты и вправду веришь в это, моя госпожа и королева, - сказал Гвидион, - то для тебя это истинно: все боги суть единый Бог, и все богини суть одна Богиня. Но неужто ты действительно предполагаешь, что для всех людей существует лишь одна истина?
- Предполагаю? Но это и есть истина, - возразила Гвенвифар, - и неизбежно настанет день, когда все люди во всем мире должны будут принять ее.
- Когда ты так говоришь, я начинаю бояться за свой народ, - сказал король Уриенс. - Я дал клятву, что буду оберегать священные рощи, а когда я уйду, это будет делать мой сын.
- Но как же так? Я думала, что ты - христианин...
- Так оно и есть, - согласился Уриенс. - Но я не стану говорить дурно о других богах.
- Но никаких других богов нет... - начала Гвенвифар. Моргейна открыла было рот, но тут вмешался Артур.
- Довольно! Я позвал вас сюда не для того, чтоб спорить о теологии! Если вам так уж нравится это занятие, при дворе имеется предостаточно священников, которые и выслушают вас, и поспорят с вами. Идите и переубеждайте их, коли вам не терпится! Зачем ты пришла ко мне, Моргейна? Лишь ради того, чтоб сказать, что не доверяешь саксам, чем бы они ни клялись - хоть крестом, хоть чем иным?
- Нет, - отозвалась Моргейна. Лишь теперь она заметила, что в покоях присутствует Кевин; он устроился в тени вместе со своей арфой. Прекрасно! Значит, мерлин Британии сможет засвидетельствовать ее протест в защиту Авалона! - Я призываю в свидетели мерлина: ты заставил саксов поклясться на кресте - и ради этого преобразил священный меч Авалона, Эскалибур, в крест! Лорд мерлин, разве это не святотатство?
- Это был всего жест, - быстро произнес Артур, - и я его сделал, чтоб подействовать на воображение собравшихся, Моргейна. И точно такой же жест сделала Вивиана, когда велела мне во имя Авалона сражаться за мир - вот этим самым мечом.
Тут послышался низкий, звучный голос мерлина.
- Моргейна, милая, символ креста куда древнее Христа, и люди почитали его задолго до того, как у Назареянина появились последователи. И на Авалоне были священники, явившиеся туда с мудрым старцем Иосифом Аримафейским, - и друиды глубоко уважали его...
- Но эти священники не пытались утверждать, что их бог - единственный! - гневно парировала Моргейна. - И я совершенно уверена, что, если бы епископ Патриций мог, он заставил бы их замолчать или проповедовать лишь его фанатичную веру!
- Моргейна, мы сейчас говорим не о епископе Патриции и его фанатизме, - сказал Кевин. - Пускай непосвященные считают себе, что крест, на котором поклялись саксы, - это исключительно символ самопожертвования и смерти Христа. У нас тоже есть бог, принесший себя в жертву, и какая разница, что служит его символом: крест или ячменный сноп, что должен умереть в земле и вновь воскреснуть из мертвых?
- Эти ваши боги, принесшие себя в жертву, лорд мерлин, были посланы лишь для того, чтобы приготовить человечество к приходу Христа... - сказала Гвенвифар.
Артур нетерпеливо взмахнул рукой:
- Вы все - умолкните! Саксы поклялись заключить мир, и поклялись тем символом, который был для них важен...
Но Моргейна перебила его:
- Ты получил этот священный меч на Авалоне и поклялся Авалону хранить и оберегать священные таинства! А теперь ты делаешь из меча таинств крест смерти, орудие казни! Когда Вивиана явилась к твоему двору, она явилась потребовать от тебя исполнения клятвы. Но ее убили! И вот теперь я пришла завершить ее труд и потребовать обратно священный меч Эскалибур, который ты осмелился извратить ради службы своему Христу!
- Придет день, - сказала Гвенвифар, - когда все ложные боги исчезнут, и все их символы будут служить единственному истинному Богу и его сыну, Иисусу Христу.
- Я не с тобой разговариваю, дура лицемерная! - яростно огрызнулась Моргейна. - А этот день придет лишь через мой труп! У христиан есть святые и мученики - неужто ты думаешь, что их нет у Авалона?
Но стоило Моргейне произнести эти слова, как ее пробрала дрожь - и Моргейна осознала, что, сама того не понимая, говорила под воздействием Зрения. Глазам ее предстало тело рыцаря, облаченного в черное и накрытого знаменем с изображением креста... Моргейне отчаянно захотелось броситься в объятия Акколона - но она не могла сделать этого при всех.
- Моргейна, вечно ты преувеличиваешь! - произнес Артур с неловким смешком. И этот смех так разозлил Моргейну, что она позабыла и о страхе, и о Зрении. Она выпрямилась, чувствуя, что впервые за многие годы ее облекает все могущество и власть жрицы Авалона.
- Слушай меня, Артур, король Британии! Сила и могущество Авалона возвели тебя на этот трон - но сила и могущество Авалона могут и низринуть тебя! Задумайся о том, как ты осквернил священный меч! Никогда более не смей употреблять его в угоду богу христиан, ибо каждая вещь Силы носит в себе свое проклятие...
- Довольно! - Артур вскочил с кресла. Гнев его был подобен грозовой туче. - Хоть ты мне и сестра, это еще не дает тебе права приказывать королю всей Британии!
- Я и говорю не со своим братом, а с королем! - парировала Моргейна. Авалон возвел тебя на трон, Артур, Авалон дал тебе этот меч, который ты теперь употребляешь неподобающим образом, - и теперь я именем Авалона требую, чтобы ты вновь вернул его в число Священных реликвий! Если ты желаешь обращаться с Эскалибуром как с обычным мечом, лучше вели своим кузнецам сковать тебе другой!
В покоях воцарилась ужасающая тишина, и Моргейне на миг почудилось, будто ее слова упали в огромную гулкую пустоту меж мирами, что вдали, на Авалоне, проснулись друиды, и даже Врана вскрикнула перед лицом такого предательства со стороны Артура. Но первым, что услышала Моргейна, был нервный смех.
- Что за чепуху ты несешь, Моргейна! - подала голос Гвенвифар. - Ты же знаешь, что Артур не может этого сделать!
- Не вмешивайся, Гвенвифар, - угрожающе произнесла Моргейна. - Тебя это дело не касается - разве что это ты вынудила Артура нарушить клятву Авалону. Но в таком случае - берегись!
- Уриенс! - возмутилась Гвенвифар. - Неужто ты будешь спокойно стоять и слушать, как твоя непокорная жена подобным образом разговаривает с Верховным королем?
Уриенс кашлянул. Когда он заговорил, голос его звучал столь же нервно, как и у Гвенвифар:
- Моргейна, ты, наверно, не совсем поняла... Артур по государственным соображениям, чтоб поразить воображение толпы, сделал красивый жест. Если он проделал это с мечом Силы - что ж, тем лучше. Дорогая, боги вполне в состоянии самостоятельно позаботиться о своих последователях - неужто ты думаешь, что Богиня не справится с этим без твоей помощи?
Если б в этот момент у Моргейны было оружие, она бы убила Уриенса на месте. Это так-то он ее поддерживает?!
- Моргейна, - произнес Артур, - раз это так волнует тебя, то признаюсь: я не желал ничего осквернять. Если меч Авалона служит также крестом, на котором клянутся, не значит ли это, что силы Авалона объединились ради службы этой земле? Так мне посоветовал Кевин...
- О, да! Я знала, что он сделался предателем - еще с тех самых пор, как он допустил, чтоб Вивиану похоронили за пределами Священного острова... - начала Моргейна.
- Так или иначе, - сказал Артур, - я дал королям саксов то, в чем они нуждались, - позволил поклясться на моем мече!
- Но это не твой меч! - возразила Моргейна, дошедшая уже до белого каления. - Это меч Авалона! И раз ты не пользуешься им так, как поклялся, пусть он перейдет к тому, кто будет верен своей клятве...
- Он был мечом Авалона поколение тому назад! - отрезал Артур, разозленный не меньше Моргейны. Он так крепко стиснул рукоять Эскалибура, словно кто-то собирался вот прямо сейчас отнять у него меч. - Меч принадлежит тому, кто его использует! И я завоевал право называть его своим, изгнав с этой земли всех врагов! Я шел с ним в сражение и отстоял эту землю в битве при горе Бадон...
- И попытался поставить его на службу богу христиан! - парировала Моргейна. - Именем Богини, я требую, чтобы ты вернул этот меч в священную обитель на Острове!
Артур глубоко вздохнул, потом произнес с нарочитым спокойствием:
- Я отказываюсь. Если Богиня желает, чтоб этот меч вернулся к ней, она сама заберет его у меня. - Затем его голос смягчился. - Милая моя сестра, прошу, не надо ссориться со мной из-за богов, которых мы почитаем. Ты ведь сама говорила мне, что все боги суть единый Бог.
"Он так никогда и не поймет, что неправильного в его речах, - с отчаяньем подумала Моргейна. - И все же он воззвал к Богине, сказав, что та сама заберет у него меч, если пожелает. Что ж, да будет так. Быть может, Владычица, я стану твоею рукой".
Моргейна на миг склонила голову и произнесла:
- В таком случае, я полагаюсь на волю Богини - пусть она распорядится своим мечом.
"И когда она это исполнит, Артур, ты пожалеешь, что не согласился иметь дело со мной..."
И, отступив, Моргейна села рядом с Гвенвифар. Артур же подозвал к себе Гвидиона.
- Сэр Мордред, - сказал король, - я принял бы тебя в число своих соратников в любой момент - стоило тебе лишь попросить. Я бы сделал это и ради Моргейны, и ради себя самого - тебе вовсе не нужно было добиваться рыцарского звания хитростью.
- Я подумал, что, если ты сделаешь меня рыцарем, не имея подобного повода, - сказал Гвидион, - могут пойти нежелательные разговоры, сэр. Так простишь ли ты мне эту хитрость?
- Если Ланселет простил тебя, то и мне нет причин на тебя сердиться, сказал Артур. - А раз он богато одарил тебя, то мне кажется, что он не держит на тебя зла. Я очень бы хотел, чтоб это было в моей власти, объявить тебя своим сыном, Мордред. Я всего лишь несколько лет назад узнал о твоем существовании - Моргейна ничего мне не рассказала. Думаю, ты и сам знаешь, что для священников и епископов само твое существование - знак чего-то нечестивого.
- А ты тоже в это веришь, сэр? Артур взглянул сыну в глаза.
- О, иногда я верю в одно, а иногда в другое - как и все люди. Сейчас не имеет значения, во что я верю. Дела обстоят так: я не могу признать тебя перед всеми, хотя всякий мужчина, не говоря уж о бездетном короле, гордился бы таким сыном, как ты. Но мой трон унаследует Галахад.
- Если будет жив, - заметил Гвидион и, заметив потрясенный взгляд Артура, невозмутимо добавил: - Нет, сэр, я не грожу ему. Если хочешь, я поклянусь чем угодно - крестом, дубом, Священным источником или змеями, которых ношу, - он протянул руки вперед, - и которых до меня носил ты: да пошлет ко мне Богиня таких же змей, но живых, чтобы они отняли мою жизнь, если я когда-либо подниму руку на своего кузена Галахада. Но я видел это. Он умрет - умрет с честью, ради креста, которому поклоняется.
- Господи, спаси и помилуй нас! - воскликнула Гвенвифар.
- Воистину так, леди. Но если он не проживет достаточно долго, чтобы унаследовать твой трон? Мой отец и король, Галахад - воин и рыцарь, и он смертный человек. А ты можешь прожить дольше короля Уриенса. И что же будет тогда?
- Если Галахад умрет прежде, чем взойдет на мой трон... да сохранит его Господь от всякого зла... - сказал Артур, - у меня не останется выбора. Королевская кровь есть королевская кровь, и она течет в твоих жилах - ты происходишь от Пендрагонов и властителей Авалона. И если этот злосчастный день настанет, я думаю, даже епископы предпочтут увидеть на троне тебя, чем ввергнуть страну в тот хаос, которого они страшились после смерти Утера.
Артур встал, положил руки сыну на плечи и заглянул ему в глаза.
- Хотелось бы мне, чтобы я мог сказать больше, сын мой. Но судьбы не изменишь. И я скажу лишь одно: я всей душой желал бы, чтоб ты был сыном моей королевы.
- И я, - сказала Гвенвифар и, поднявшись, обняла его.
- Но я в любом случае не стану обходиться с тобой как с человеком низкорожденным, - сказал Артур. - Ты - сын Моргейны. Мордред, герцог Корнуольский, рыцарь Круглого Стола; ты будешь иметь право высказываться за Круглым Столом наряду с королями саксов. Ты будешь иметь право вершить правосудие от имени короля, собирать налоги и таможенные поборы и получать их часть, которая позволит тебе держать дом, подобающий королевскому советнику. А если ты того пожелаешь, я дам тебе дозволение жениться на дочери одного из саксонских королей, и тогда, даже если тебе и не суждено взойти на мой трон, ты получишь свой собственный.
Гвидион поклонился.
- Ты очень щедр, сэр.
"Воистину, - подумала Моргейна, - и теперь Гвидион не будет мешать королю - до тех пор, пока это будет ему выгодно". Да, Артур и вправду сделался искусным властителем! Моргейна вскинула голову и произнесла:
- Раз уж ты был так щедр к моему сыну, Артур, могу ли и я еще раз воспользоваться твоей добротой?
Артур взглянул на нее настороженно, но ответил:
- Проси меня о чем хочешь, сестра, и я с радостью исполню твою просьбу, если только это в моих силах.
- Ты сделал моего сына герцогом Корнуольским, но он плохо знает Корнуолл. Я слыхала, что герцог Марк объявил эти земли своими. Не согласишься ли ты съездить со мной в Тинтагель, чтобы разобраться с этим делом и притязаниями Марка?
Артур явственно расслабился. Неужто он думал, что Моргейна вновь поведет речь об Эскалибуре? "Нет, брат мой, я никогда больше не сделаю этого при твоем дворе; когда я в следующий раз заявлю права на Эскалибур, это произойдет в моей стране, в месте Силы Богини".
- Я уж даже и не упомню, сколько лет я не был в Корнуолле, - сказал Артур. - Но я не могу оставить Камелот до тех пор, пока не минет летнее солнцестояние. Однако, если ты согласишься задержаться в Камелоте и пожить у меня в гостях, мы сможем потом вместе съездить в Корнуолл и посмотреть, осмелится ли герцог Марк или кто-либо еще оспаривать права Артура и Моргейны, герцогини Корнуольской.
Король повернулся к Кевину.
- А теперь довольно с нас бесед о возвышенном. Лорд мерлин, я не стал бы тебе приказывать петь перед всем моим двором, но здесь, в моих покоях и в обществе моих родичей, могу ли я попросить тебя спеть?
- С удовольствием, - отозвался Кевин, - если леди Гвенвифар не возражает.
Он взглянул на королеву, но та промолчала. Тогда Кевин прижал арфу к плечу и заиграл.
Моргейна тихо сидела рядом с Уриенсом и слушала музыку. Воистину, Артур преподнес своей семье королевский дар - игру Кевина. Гвидион слушал, словно зачарованный, обхватив руками колени. "По крайней мере, в этом он мой сын", - подумала Моргейна. Уриенс слушал с вежливым вниманием. Моргейна на мгновение подняла глаза и встретилась взглядом с Акколоном. "Нам непременно нужно как-то встретиться сегодня ночью, даже если мне придется дать Уриенсу сонное зелье. Мне столько надо ему сказать..." И Моргейна опустила глаза. Чем она лучше Гвенвифар?..
Уриенс держал жену за руку, нежно поглаживая пальцы и запястье. Он коснулся синяков, оставленных сегодня им же самим, и вместе с болью Моргейна ощутила вспышку отвращения. Если Уриенс того пожелает, она должна будет лечь с ним в постель; здесь, при христианском дворе, она была не более чем его собственностью - словно лошадь или собака, которую он может погладить, а может и ударить, как ему заблагорассудится!
Артур предал и Авалон, и ее саму. Уриенс ее обманул. Кевин - и тот ее предал...
Но Акколон ее не подведет. Акколон будет править от имени Авалона тот самый король, чей приход предвидела Вивиана. А после Акколона на престол взойдет Гвидион, король-друид, владыка Авалона и всей Британии.
"А над королем будет стоять королева, правящая от имени Богини, как в былые времена..."
Кевин поднял голову и взглянул в глаза Моргейне. Содрогнувшись, Моргейна вспомнила, что ей следует скрывать свои мысли.
"Он наделен Зрением, и он - человек, Артура. Кевин - мерлин Британии, но при этом он мой враг!"
Но Кевин лишь мягко сказал:
- Раз уж здесь семейный вечер, могу ли я попросить леди Моргейну спеть? А то мне тоже хочется послушать музыку...
И Моргейна заняла его место, чувствуя, как ее руки сами тянутся к арфе.
"Я должна очаровать их, - подумала Моргейна, - чтобы им и в голову не пришло ничего дурного". И она коснулась струн.
Глава 7
Когда они остались вдвоем в своих покоях, Уриенс сказал:
- А я и не знал, что Марк вновь оспаривает твои права на Тинтагель.
- Ты столького не знаешь, муж мой, что твое незнание неисчислимо, словно желуди в лесу, - раздраженно огрызнулась Моргейна. Подумать только, когда-то ей казалось, что она сможет терпеть этого дурака! Ну да, он добр, он никогда не обходился с нею дурно - но его глупость несказанно раздражала Моргейну. Ей хотелось остаться одной, обдумать свои планы, посоветоваться с Акколоном - а вместо этого приходится утихомиривать старого идиота!
- Я желаю знать, что ты задумала, - мрачно и упрямо произнес Уриенс. Я сердит на тебя. Если тебе не нравится то, что происходит в Тинтагеле, почему ты не посоветовалась со мной?
Я - твой муж, и ты должна была рассказать обо всем мне, прежде чем жаловаться Артуру!
В угрюмом голосе старого короля промелькнула нотка ревности, и до потрясенной Моргейны вдруг дошло, чем это вызвано: Уриенс лишь сейчас узнал то, что она скрывала от него все эти годы - имя истинного отца ее сына. Неужто Уриенс считает, что четверть века спустя она до сих пор сохраняет подобную власть над своим братом, и все благодаря событию, которое лишь дураки да христиане могут считать грехом? "Ну что ж, раз у него не хватает ума сообразить, что происходит прямо у него на глазах, почему я должна растолковывать ему все шаг за шагом, словно несмышленому ребенку?"
- Артур недоволен мною, потому что думает, что женщине не подобает пререкаться с ним, - все так же нетерпеливо пояснила Моргейна. - Потому я и попросила его о помощи, чтобы он не подумал, будто я бунтую против него.
Она предпочла этим и ограничиться. Да, она - жрица Авалона и не станет лгать. Но она и не обязана говорить всю правду. Пускай Уриенс считает, что она всего лишь желала уладить ссору с Артуром.
- Какая ты умная, Моргейна, - сказал Уриенс, погладив жену по руке.
Моргейна вздрогнула. Он уже и позабыл, что сегодня поставил ей синяки! Она почувствовала, что у нее дрожат губы - словно у ребенка. "Я хочу Акколона! Я хочу лежать в его объятиях, чтобы он ласкал и утешал меня! Но здесь нам даже для того, чтобы просто встретиться и поговорить наедине, придется как-то исхитряться!" Моргейна гневно смахнула слезы. Теперь лишь сила сможет защитить ее. Сила и скрытность.
Уриенс сходил облегчиться и вернулся, позевывая.
- Стражник прокричал полночь, - сказал он. - Пора ложиться спать, леди.
Он принялся снимать праздничный наряд.
- Ты не сильно устала, дорогая?
Моргейна не ответила. Она знала, что стоит ей сейчас сказать хоть слово, и она расплачется. Уриенс принял ее молчание за знак согласия; он притянул Моргейну к себе, уткнувшись лицом в ее шею, потом увлек жену к кровати. Моргейна подчинилась, но подумала, что нужно будет отыскать какое-нибудь заклинание или травы, чтоб положить конец этой чрезмерно затянувшейся энергичности супруга. Проклятье, в его-то возрасте он давно уже должен был утратить мужскую силу! И если это произойдет, никому и в голову не придет, что тут замешано чародейство. Некоторое время спустя Моргейна задумалась: а почему она больше не может с безразличием повернуться к Уриенсу и бездумно позволить делать все, что он хочет - как бывало много раз за эти долгие годы... В чем, собственно, дело? Почему она должна обращать на него больше внимания, чем на какое-нибудь заблудившееся животное, обнюхивающее ее подол?
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |