Делать нечего, Гакхан терпеливо отправился дальше. От него не укрылось и то, что маленький отряд разделился. Сначала пришло сообщение из Сильванести, – оттуда был изгнан зеленый гигант. Циан Кровавый Губитель. Потом с Ледяной Стены пришла весть о том, что Лорана покончила с темным эльфийским магом, Феал-хасом. О «глазах дракона» Гакхан тоже знал все или почти все, – одно Око погибло, а другим завладел тот хилый маг.
Это Гакхан крался за Танисом в продутом ветрами Устричном и навел-таки Темную Госпожу на «Перешон». Что поделаешь, – тут, как и прежде, ему удалось нанести им шах, но не окончательный мат. Однако драконид не отчаивался. Он хорошо знал своего противника и отлично представлял себе, какая великая сила ему противостояла. Ставки были воистину высокие. Высочайшие…
Вот с какими мыслями покинул он Храм Ее Темного Величества, где Повелители Драконов уже собирались на свой Высший Совет. Гакхан вышел на улицы Нераки. День догорал, но было еще светло. Солнце клонилось к горизонту, и летучие цитадели более не заслоняли его лучей. Багровый диск висел как раз над горами, заливая кровью снеговые вершины…
Человеку-ящеру некогда было любоваться закатом. Его глаза уже обшаривали закоулки палаточного городка. Там было почти пусто – большинство драконидов нынче вечером сопровождало своих Повелителей. Повелители не доверяли ни Владычице, ни друг другу. В чертогах Богини не раз уже происходили убийства – и, надобно думать, будут происходить впредь.
Вообще-то. Гакхану до этого не было дела. Даже напротив: это значительно облегчало его службу. Он быстро повел своих драконидов по вонючим, замусоренным улочкам. Он мог бы и не ходить с ними лично, но предпочел не рисковать. Любое упущение может кончиться плохо, когда имеешь дело с Богами. К тому же некое чувство отчетливо побуждало Гакхана спешить. Дуновения малозначительных событий определенно начали закручиваться чудовищным вихрем, и он, Гакхан, стоял посередине. Скоро разразится буря, и Гакхану вовсе не улыбалось оказаться на скалах…
– Сюда, – сказал он, остановившись у входа в пивную палатку. Рядом на столбике красовалась вывеска – «Око Дракона», а подле нее – табличка с коряво нацарапанной надписью на Общем: «Драконидам и гоблинам вход воспрещен». Гакхан приподнял замызганную дверную занавеску и немедленно увидел свою жертву. Он откинул занавеску и шагнул внутрь.
Пивнушка встретила их ужасающим шумом. Люди, успевшие порядочно нагрузиться, при виде драконидов начали тыкать в них пальцами и выкрикивать обидные прозвища. Но Гакхан откинул капюшон, прикрывавший лицо, и гам сразу стих. Все узнали подручного Повелительницы Китиары. В вонючей, продымленной таверне воцарилась тяжелая тишина. Люди со страхом косились на драконидов и сутулились над своими кружками. Каждый старался привлекать к себе поменьше внимания…
Блестящие черные глаза Гакхана быстро обежали толпу.
– Вон тот, – указал он своим воинам на одного из пьяниц, навалившегося на стойку. Двое драконидов мигом подхватили одноглазого капитана, и тот, несмотря на хмель, перепугался отчаянно.
– Наружу, – распорядился Гакхан.
Не обращая никакого внимания на мольбы и протесты недоумевающего капитана, а также на злобные взгляды и невнятные угрозы толпы, дракониды выволокли воина наружу и потащили его за палатку, Гакхан не торопясь последовал за ними.
Бывалые стражники живо привели капитана в состояние, пригодное для членораздельной беседы. Его хриплые вопли наверняка отбили аппетит у многих постояльцев «Ока Дракона», но, так или иначе, вскоре он был вполне способен отвечать на вопросы.
– Сегодня после полудня ты арестовал офицера. За дезертирство. Припоминаешь?
Капитану пришлось сегодня иметь дело со множеством офицеров… он человек занятый, а они все так похожи… Гакхан кивнул своим драконидам, и они снова взялись за дело.
Капитан взвыл от боли. Да, да!!! Он припомнил!!!.. Только там был не один офицер, а два…
– Два? – у Гакхана загорелись глаза. – Опиши второго!
– Человек… здоровый такой… ужас какой здоровый, латы чуть не трещали. Они вели пленников…
– Пленников? – раздвоенный язык так и заметался в зубастой пасти Гакхана. – Опиши!
Капитан с готовностью повиновался.
– Женщина, рыжая такая, титьки как у…
– Дальше! – рявкнул Гакхан. Его когтистые лапы дрожали. Он зыркнул на сопровождающих, и те еще разок как следует тряхнули капитана. Всхлипывая и захлебываясь словами, одноглазый принялся описывать остальных.
– Кендер, говоришь? – повторял Гакхан. Ему не стоялось на месте от возбуждения. – Продолжай! Как-как? Седобородый старик?.. – Он озадаченно замолчал. Неужели старый маг? Нет, вряд ли они взяли бы старого, впавшего в детство дурня на такое важное и невероятно опасное дело. Но если не он, тогда кто? Какой-нибудь случайный попутчик?.. – Поподробнее о старике! – велел Гакхан капитану.
Одноглазый лихорадочно рылся в памяти, затуманенной винными парами и болью. Старик… ничего особенного… белая борода…
– Сутулый? – нетерпеливо подсказывал Гакхан.
Нет, не сутулый. Высокий, широкоплечий… голубоглазый… Странные такие глаза… Капитан готов был потерять сознание. Гакхан сгреб его за шею и хорошенько сдавил.
– Глаза!
Капитан с немым ужасом смотрел на драконида – Гакхан медленно выдавливал из него жизнь. Потом он с трудом прохрипел несколько слов…
– Молодые глаза! Слишком молодые глаза! – в восторге повторил Гакхан. – Где эти люди?
Выслушав ответ капитана, он с силой отшвырнул одноглазого прочь. Раздался треск.
Вихрь набирал силу. Гакхан чувствовал, как его возносит все выше. Одна-единственная мысль била драконьими крыльями у него в мозгу. Покинув палаточный городок, Гакхан кинулся со своими подручными прямиком в храмовые подземелья…
Вечный Человек! Вечный Человек! Вечный Человек!..
7. ХРАМ ВЛАДЫЧИЦЫ ТЬМЫ
– Тас!
– Отвяжись… больно…
– Знаю, Тас, но ничего не поделаешь, надо. Открой глаза, Тас! Пожалуйста!..
Назойливый голос, полный страха, немного разогнал болезненный туман, окутавший сознание кендера. Какая-то часть его разума буквально криком кричала, требуя, чтобы Тас немедля очнулся. Другая же часть стремилась соскользнуть обратно в темноту. Правду сказать, там, в темноте, было мало хорошего, но все-таки там не было боли, которая, он знал, только и дожидалась момента, чтобы…
– Тас! Ну Тас же!..
Чьи-то руки трепали его по щекам. Голос, сиплый от сдавленного ужаса, продолжал шептать его имя. И кендер понял, что выбора у него не было. Хочешь не хочешь, приходи в себя, и точка. А кроме того, добавляла беспокойная часть его рассудка, если будешь валяться – как раз и пропустишь что-нибудь интересное!
– Благодарение Богам… – выдохнула Тика, когда Тассельхоф наконец-то широко открыл глаза и уставился на нее. – Как ты себя чувствуешь?
– Спасибо, премерзко, – хрипло ответил Тас, пытаясь приподняться и сесть. Как он и предвидел, боль только этого и дожидалась. Она выскочила из какого-то темного угла и накинулась на него. Тас со стоном схватился за голову.
– Бедненький… – Тика погладила его по волосам.
– Я знаю. Тика, ты хочешь как лучше, – ответил страдалец, – но можно тебя попросить… не надо меня гладить. Меня от этого точно гномы молотками…
Тика поспешно отдернула руку. Кендер огляделся по сторонам, насколько вообще это было возможно с одним глазом – второй заплыл наглухо.
– Где это мы?..
– В храмовых подземельях, – негромко ответила Тика. Тас, сидевший с нею рядом, чувствовал, что ее так и трясло от страха и холода. Оглядевшись, он сразу понял причину: его и самого передернуло. С тоскою припомнил он добрые старые времена, когда слово «страх» ему было неведомо. Ему, кендеру, следовало бы теперь с ума сходить от восторга и любопытства. Он ведь оказался в совершенно незнакомом месте, причем наверняка полном потрясающих диковин, только и ждущих, чтобы их оценили…
Но теперь он знал, что здесь таилась также и смерть. Смерть и страдание. Слишком многим уже довелось их вкусить. Мысли его невольно обратились к Флинту, Стурму, Лоране… Что-то переменилось в нем. Никогда уже он не будет таким, как остальные его соплеменники. Он познал горе, а с ним и страх: страх не за себя – за других. За тех, кого он любил. И Тас непоколебимо решил: лучше уж он погибнет сам, чем позволит умереть еще кому-нибудь, кто был ему дорог.
Ты выбрал темный путь, но у тебя хватит мужества пройти его до конца. Так сказал ему Фисбен.
Неужели действительно хватит, спросил себя Тас. Как-то не верится… Он тяжело вздохнул и уткнулся в ладони лицом.
– Не смей, Тас! Слышишь, не смей!.. – тотчас же затрясла его Тика. – Не вздумай помирать, ты нам нужен!
Он сделал усилие и поднял больную голову.
– Да я в порядке, – выговорил он тупо. – А где Карамон с Беремом?
– Вон там, – Тика ткнула пальцем в дальний конец камеры. – Нас заперли всех вместе, пока кто-то там не придет и не решит, что с нами делать… Какой молодец Карамон! – добавила она гордо, бросив восхищенный взгляд на богатыря, который, устроившись в уголке, всем своим видом изображал оскорбленное достоинство: поместить его, офицера, в одном каземате с «пленниками»!.. Потом на лицо Тики снова легла тень страха. Она притянула Таса к себе: – Ох, боюсь я за Берема… Он, по-моему, с ума сходит!
Тассельхоф быстро глянул на Вечного Человека. Тот сидел на холодном и грязном каменном полу, устремив взгляд в пространство и склонив голову набок, словно к чему-то прислушиваясь. Фальшивая борода, изготовленная Тикой из козьей шерсти, свалялась и местами вылезла. Вот-вот отвалится, испуганно сообразил Тас и поспешно оглянулся на дверь.
Подземелья представляли собой сложную систему коридоров, выдолбленных в скальном основании Храма. Коридоры расходились во все стороны из одного центра, в котором помещалась караульная – небольшая круглая комната под винтовой лестницей, выходившей на первый этаж собственно Храма. В караульной, за облезлым столом, под чадившим на стене факелом сидел крупный хобгоблин. Он невозмутимо жевал краюху хлеба, запивая ее чем-то из большого кувшина. Над его головой висело проволочное кольцо с ключами: вероятно, хобгоблин был главным тюремщиком. Он не обращал на спутников никакого внимания, а может, смекнул Тас, как следует и не видел их, – в подземельях было темновато, а камера находилась в доброй сотне шагов от него.
Осторожно подобравшись к двери, Тас выглянул между прутьями, стараясь рассмотреть, что там в глубине коридора. Послюнив палец, он поднял его над головой и решил, что коридор вел на север. Вонючие факелы коптили и трещали в сыром воздухе. Обширная камера неподалеку была битком набита драконидами и гоблинами, видимо, отсыпавшимися после буйной попойки. В дальнем конце коридора виднелась массивная железная дверь. Она была слегка приоткрыта. Тас напряг слух и расслышал доносившиеся из-за двери голоса, тихие стоны. Другое отделение подвалов, вспомнив о своем прошлом опыте, рассудил Тас. Наверное, тюремщик оставил дверь приоткрытой, чтобы слушать в промежутках между обходами, не бунтуют ли узники.
– Ты права. Тика, – прошептал Тассельхоф. – Мы тут вроде как в камере предварительного заключения – ждем, пока нами распорядятся!
Тика кивнула. Блеф, предпринятый Карамоном, может, и не вполне одурачил охранников, но охоту к поспешным решениям у них все-таки отбил.
– Пойду поговорю с Беремом, – сказал Тас.
– Не стоит, Тас… – Тика неуверенно покосилась на Вечного Человека, но Тас, не слушая, метнул последний взгляд на тюремщика и на четвереньках пополз к Берему – надо же было наконец подклеить эту несчастную бороду. Он подобрался к нему и уже протянул руку, но тут Берем вдруг взревел и кинулся прямо на кендера.
Тас шарахнулся и испуганно взвизгнул, но Берем его как будто даже и не увидел. Перелетев через кендера, он с нечленораздельным воплем всем телом обрушился на дверь.
Карамон вскочил на ноги. Вскочил и тюремщик.
Карамон все еще пытался изображать из себя незаконно арестованного офицера. С деланной свирепостью глянул он на поверженного Тассельхофа и проворчал, почти не шевеля губами:
– Что ты ему сделал?
– Н-ничего! Честно, Карамон, ничего! – заикался Тас. – Он… у него крыша поехала!
Берем, казалось, действительно обезумел. Не обращая внимания на боль, он раз за разом бросался на прутья решетки, силясь их выломать. Но прутья не поддавались, и тогда он обхватил их руками и попытался раздвинуть.
– Я иду, Джесла!.. – кричал он. – Не уходи! Прости меня!..
Тюремщик встревоженно вытаращил поросячьи глазки и, подбежав к лестнице, закричал что-то наверх.
– Стражу зовет, – буркнул Карамон. – Слушайте, надо срочно успокоить его. Тика, ты…
Но Тика была уже подле Берема. Ухватив его за руку, она заговорила, с ним, умоляя остановиться. Охваченный неистовством, он сперва не слушал ее, более того – грубо отшвыривал девушку прочь. Но Тика гладила его руку, успокаивающе похлопывала по плечу и говорила, говорила… и наконец Берем начал вроде бы притихать. По крайней мере, решетку больше не тряс – просто стоял, держась за прутья. Накладная борода валялась под ногами, по лицу тек пот, а кое-где и кровь – он ведь поначалу таранил дверь головой.
Со стороны лестницы послышался лязг – на зов тюремщика бегом примчались два драконида. Они двинулись по коридору, держа наготове кривые мечи, тюремщик следовал за ними по пятам. Тас живо подхватил с полу накладную бороду и запихал ее в кошель. Будем надеяться, они не запомнили, что Берем угодил сюда бородатым.
Тика все еще поглаживала плечо Берема, продолжая нести какую-то ласковую чепуху. Он не слушал ее, но приступ, видимо, миновал. Тяжело дыша, он смотрел остекленевшими глазами куда-то в пустую камеру напротив. Тас видел, как на его руках судорожно подергивались мышцы…
– Что за дела! – рявкнул Карамон на подошедших к двери драконидов. – Заперли меня тут со звероподобным безумцем! Он хотел убить меня! Я требую, чтобы меня немедленно отсюда перевели!
От Тассельхофа, пристально наблюдавшего за богатырем, не укрылось едва заметное, быстрое движение его пальцев: Карамон указывал ему на стражников. Узнав этот сигнал, Тас подобрался всем телом и приготовился к немедленным действиям. Один хобгоблин и два драконида? Что ж, бывало и покруче…
Стражники оглядывались на тюремщика, а тот явно не знал, что ему делать. Тассельхоф насквозь видел, что творилось в его неповоротливых мозгах. Если здоровяк офицер в самом деле окажется личным приятелем Темной Госпожи, тюремщику, допустившему, чтобы его убили в тюремной камере, придется ой как несладко…
– Пойду ключи принесу, – пробормотал он наконец и вразвалку направился по коридору назад.
Дракониды переговаривались на своем языке, явно отпуская какие-то грубые шуточки о хобгоблинах. Карамон метнул быстрый взгляд на Тику и Таса и сделал такой жест, как будто собирался стукнуть кого-то головами. Тас порылся в сумочке и нащупал свой маленький ножик. Кендера, как и всех остальных, конечно же, обыскали, но Тас, стараясь облегчить стражникам их труды, все время переставлял кошели поудобнее, и дракониды, обнаружив, что в третий раз перетряхивают одно и то же, махнули на него рукой. Немало помог ему и Карамон, настоявший, чтобы Тасу оставили его сумочки – вдруг-де в них окажется нечто, могущее заинтересовать Темную Госпожу. То есть если стражники согласны нести ответственность, тогда, конечно…
Тика продолжала ухаживать за Беремом, и волшебство ее голоса мало-помалу гасило лихорадочный блеск его голубых глаз.
Тюремщик снял ключи со стены и как раз направился назад в коридор, когда его окликнули с лестницы, и он остановился.
– Чего надо? – раздраженно рявкнул он при виде какого-то типа в длинном плаще, появившегося неожиданно и безо всякого предупреждения.
– Я – Гакхан, – прозвучало в ответ.
Моментально притихнув при виде вошедшего, дракониды почтительно вытянулись, а хобгоблин стал тошнотворно-зеленого цвета, и ключи в его оплывшей лапе так и задребезжали. Еще двое стражников, лязгая когтями, спустились по лестнице и по знаку своего вожака остановились подле него.
Миновав трясущегося хобгоблина, этот последний приблизился к двери камеры, и Тас смог как следует его рассмотреть. Перед ним был драконид – в доспехах и длинном плаще с капюшоном, надвинутым на лицо. Кендер досадливо прикусил губу. Неравенство сил делалось вопиющим. Ладно, не все еще потеряно, ведь у них есть Карамон…
Между тем драконид в плаще, не обращая внимания на тюремщика – тот что-то бормотал и трусил за ним по пятам, точно разжиревший пес, – снял со стены факел и остановился перед, решетчатой дверью, за которой помещались наши герои.
– Выпустите меня отсюда! – заорал Карамон и локтем отпихнул Берема в сторону.
Но драконид, не слушая, просунул между прутьями когтистую лапу и схватил Берема за передок рубашки. Тас в отчаянии оглянулся на Карамона… Лицо великана покрыла смертельная бледность, он ринулся вперед… но не успел.
Одно движение чешуйчатой лапы – и от рубашки Берема остались одни клочья. По стенам камеры побежали зеленые блики – пламя факела отразилось в гранях зеленого самоцвета, вросшего в грудь Вечного Человека.
– Это он, – негромко проговорил Гакхан. – Отпирайте.
Тюремщику никак не удавалось вставить ключ в замок. Лапы его ходили ходуном. Один из стражников выдернул у него связку и отпер дверь. Дракониды ввалились вовнутрь. Кто-то с силой ударил Карамона по голове рукоятью меча, и богатырь рухнул, точно бык на бойне. Другой схватил Тику…
И только тогда в камеру вступил Гакхан.
– Убить, – небрежно, указал он на Карамона. – И кендера с девчонкой – тоже. – Когтистая лапа Гакхана – легла на плечо Берема: – А этого я отведу к Ее Темному Величеству… – Он обвел камеру торжествующим взглядом и тихо добавил: – Сегодняшняя ночь станет ночью нашей победы…
Танис потел в чешуйчатых латах, стоя подле Китиары в одном из просторных чертогов, предварявших Большой Тронный Зал. Вокруг них толпились войска, служившие Китиаре, в том числе и жуткие воины-призраки под началом государя Сота, Рыцаря Смерти. Эти держались в тени, непосредственно за спиной Китиары. Чертог был набит битком – дракониды стояли копье к копью, – но вокруг неупокоенных воинов оставалось обширное пустое пространство. Никто не подходил к ним и не заговаривал с ними, и они не заговаривали ни с кем. И хотя из-за давки в покое было жарко и душно, от них исходил ужасающий холод, грозивший остановить сердце, если кто-нибудь подходил слишком близко…
Танис невольно содрогнулся, ощутив на себе взгляд мерцающих оранжевых глаз государя Сота. Китиара подняла голову и улыбнулась ему той самой кривой лукавой улыбкой, которая казалась ему когда-то столь неотразимой. Они с Китиарой стояли совсем рядом, касаясь друг друга.
– Привыкнешь, – сказала она спокойно. Однако потом взор ее вновь обратился к тому, что происходило в Большом Зале, и между бровями появилась темная черточка, а пальцы беспокойно забарабанили по рукояти меча. – Двигайся же наконец, Ариакас, – пробормотала она. – Сколько можно!
Танис смотрел поверх ее головы. Перед ними была резная арка, под которой они пройдут, когда настанет их черед, а за ней… Танис смотрел и смотрел, не в силах скрыть потрясения.
Перед его глазами разворачивался величественный спектакль.
Большой Тронный Зал Такхизис, Владычицы Тьмы, подавлял уже сам по себе, внушая потрясенному зрителю мысль о собственной незначительности. Это было сердце, обеспечивавшее течение темной крови, – и выглядело оно соответственно. Пол гигантского круглого Зала был выложен полированным черным гранитом. Он плавно переходил в стены, вздымавшиеся ввысь какими-то мучительными изгибами. Казалось, эти черные волны готовы были в любой миг хлынуть вниз и окутать тьмой всех находящихся в Зале. Лишь темная сила Владычицы удерживала их на месте. И волны неподвижно текли вверх, к высокому своду потолка, который невозможно было различить за пеленой вьющегося, колеблющегося дыма – это вырывалось дыхание из драконьих ноздрей…
Зал был еще пуст, но ему предстояло вскоре заполниться воинами, которые встанут у тронов своих Повелителей. Эти троны – всего их было четыре – возвышались над поблескивающим гранитным полом футов на десять. Помещались они на своего рода широких каменных языках, тянувшихся к ним от четырех приземистых врат, углубленных в храмовые стены. На этих-то священных возвышениях воссядут Повелители – и только Повелители, ибо никто иной, даже вернейшие телохранители, на самый верх не допускались. Вместе с высшими офицерами они разместятся на полукруглых ступенях, что спускались от подножия каждого из тронов, напоминая ребра некоего чудовища…
В самом же центре Зада виднелось еще одно возвышение. Казалось, там, приподняв голову, свернулась гигантская змея. Тонкий каменный мостик соединял «голову» змеи еще с одними вратами в стене Храма. Напротив этой-то головы и помещался трон Ариакаса, а над ним – некий альков, в котором царила непроглядная тьма.
Тронное возвышение «императора» – так именовал себя Ариакас – было несколько шире всех остальных, а в высоту превосходило их примерно вдвое.
Взгляд Таниса неудержимо притягивал залитый мраком альков. Там было темнее, чем где-либо в храме, и темнота эта казалась почти живой. Она пульсировала и дышала. И была черна до того, что Танис поспешно отвел глаза. Нет, ничего еще не было видно, но он без труда угадал, кто вскоре займет место в шевелящихся потемках…
Кругом всего купола, в таких же альковах, только поменьше, сидели драконы. Все они выдыхали дым, так что их самих почти не было видно. Каждый дракон сидел напротив своего Повелителя, неся (как полагали сами Повелители) бдительную стражу. В действительности же лишь один дракон среди всех собравшихся был искренне озабочен безопасностью своей хозяйки. Это был Скай, синий дракон Китиары. Он уже занял свое место, и в огненно-красных глазах его, устремленных на трон Ариакаса, горела точно та же – только куда более заметная – ненависть, которую Танису довелось уже замечать в глазах его госпожи.
Прозвучал гонг, и в Зал хлынули воины Ариакаса в алых, под цвет его драконов, мундирах. Сотни когтистых и обутых в башмаки ног лязгали по каменному полу. Почетный караул, составленный из людей и драконидов, занимал свое место у трона. Только офицеры не спешили подниматься по ступеням, а телохранители – выстраиваться стеной перед своим господином.
Но вот наконец из врат позади трона появился он сам. Он шел один, и пурпурное облачение Верховного Владыки величавыми складками ниспадало с его плеч, а темные латы отражали свет факелов. На голове Ариакаса поблескивала корона, усеянная кроваво-красными камнями…
– Корона Власти… – прошептала Китиара, и Танис распознал в ее взгляде непреодолимую страсть. Страсть, равную которой ему нечасто приходилось видеть в глазах человека.
– Ибо написано: «Тот, на ком Корона, – правит», – прозвучал сзади чей-то голос.
Государь Сот… Танис напрягся всем телом, стараясь удержать дрожь. Присутствие неупокоенного воителя было подобно прикосновению холодной руки мертвеца.
Войска Ариакаса приветствовали его долго и шумно – звучал боевой клич, громыхали об пол древки копий, а мечи плашмя били в щиты. Китиара, снедаемая нетерпением, зарычала сквозь зубы. Наконец Ариакас поднял руки, призывая к молчанию. Повернувшись, глава Повелителей Драконов молитвенно преклонил колена перед залитым тьмою альковом, а затем снисходительным жестом руки в черной перчатке приветствовал Китиару.
Танис покосился на бывшую возлюбленную и едва узнал ее – такая ненависть, смешанная с презрением, исказила ее лицо.
– Да, государь мой, – мрачно блестя глазами, прошептала Китиара. – Тот, на ком Корона, – правит… так написано… написано кровью! – И, чуть повернув голову, она приказала государю Соту: – Эльфийку сюда!
Рыцарь Смерти поклонился и выплыл из чертога, словно облачко смертоносного пара, и его воины потянулись за ним. Дракониды сбивали друг друга с ног, спеша освободить им дорогу.
Танис схватил Китиару за руку.
– Ты обещала!.. – придушенно выдохнул он.
Полуэльф был силен, но Китиара только смерила его холодным взглядом и небрежным рывком высвободила руку. Ему показалось, будто ее карие глаза опустошали его душу, высасывали из него самую жизнь, оставляя лишь никчемную оболочку.
– Вот что, полуэльф, – сказала Китиара, и голос ее резал, как бритва. – Мне нужно одно и только одно: Корона Власти, которая сейчас на голове у Ариакаса. Для этого и нужна мне Лорана, только для этого я и взяла ее в плен. Я подарю эльфийку Ее Величеству, как и обещала. Владычица наградит меня – несомненно. Короной, – а девку твою отошлет в Чертоги Смерти, находящиеся в глубочайших подземельях под Храмом. С этого момента ее судьба становится мне безразлична. Я отдаю ее тебе. Когда я подам знак, выйди вперед. Я представлю тебя Владычице. Попроси ее о милости. Скажи, что хочешь сам отвести эльфийку на смерть. Она позволит это, если ты ей понравишься. Отведи эльфийку к городским воротам или куда пожелаешь – и выпусти. Только дай мне слово чести, Танис Полуэльф, что сам возвратишься ко мне.
– Даю, – сказал Танис, глядя ей в глаза. Его взгляд был тверд.
Китиара улыбнулась. Лицо ее разгладилось и вновь стало так прекрасно, что Танис невольно спросил себя – уж не померещилось ли ему то другое ее лицо, злобное и жестокое. Китиара коснулась рукой щеки полуэльфа, погладила его бороду.
– Итак, ты дал слово чести, – сказала она. – Я знаю, как мало это значит для большинства людей, но ты-то, не сомневаюсь, его сдержишь… Да, последнее предупреждение, Танис, – быстро зашептала она. – Ты должен убедить Владычицу, что отныне ты – ее верный слуга. Она могущественна, Танис! Она – Богиня, не забывай! Она провидит самую твою душу и сердце. Не дай же ей ни малейшего повода усомниться в тебе. Один жест, одно сомнительное слово – и она уничтожит тебя. Я не смогу тебя защитить. А если умрешь ты, умрет и Лоранталаса!
– Понимаю, – ответил Танис, чувствуя, как леденеет под стальными доспехами все тело.
В это время призывно заревела труба.
– Это нас, – сказала Китиара. Натянула перчатки и надела свой драконий шлем. – Вперед, Танис! Веди моих воинов. Я должна войти последней.
И она отступила в сторону – грозная и прекрасная в чешуйчатой полночно-синей броне, – а Танис шагнул сквозь узорчатую арку в Большой Тронный Зал.
При виде синего знамени толпа разразилась приветственным криком. Скай, глядевший на них сверху, торжествующе заревел. Всей кожей ощущая взгляды тысяч глаз, Танис усилием воли отрешился от всего постороннего, сосредоточившись только на том, что ему следовало теперь делать. Он смотрел прямо вперед, на тронное возвышение рядом с престолом Повелителя Ариакаса, которое украшал синий штандарт. Позади него размеренно лязгали когти – почетный караул Китиары горделиво печатал шаг. Добравшись до возвышения, Танис, как ему и было предписано, остановился у нижней ступеньки. Крики постепенно затихли и, когда последний драконид миновал арку, сменились взволнованным шепотом: все тянули шеи, ожидая выхода Китиары.
Китиара же, нарочно державшая зрителей в напряжении, стоя за аркой, уловила краешком глаза какое-то движение позади. Обернувшись, она увидела государя Сота, входившего в чертог. Его воины несли тело, закутанное в белые саваны.
В блестящих глазах живой женщины и в пустых глазах мертвого рыцаря отразилось полное согласие и взаимопонимание. Государь Сот поклонился…
Китиара одарила его улыбкой и под громоподобные овации вступила в Зал.
Лежа на холодном каменном полу камеры, Карамон всеми силами пытался удержаться в сознании. Боль в голове, кажется, начинала утихать. По счастью, удар, сваливший его, пришелся вскользь, к тому же офицерский шлем, которого Карамон так и не снял, защитил великана – удар оглушил его, но все-таки не совсем.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |