Слезы заполняют мои глаза, размывая вид на холл. Я разворачиваюсь и поднимаюсь наверх. Внезапно, сильные руки обхватывают меня за талию и прижимают к себе. Его горячее дыхание обжигает мой затылок.
— Леа, стой. — Он поворачивает меня к себе. Поднимает руку и нежно заправляет выбившуюся прядь за ушко.
— Леа, — дышит он тяжело. — Успокойся на минутку.
Да как он смеет говорить со мной в таком повелительном тоне?
— Я спокойна. Отвали от меня.
Он сжимает челюсть и отрицательно качает головой.
— Пойдем со мной, и я все объясню. — Я делаю шаг назад, не желая подчиняться. Вдруг он приседает и хватает меня за ноги, перекидывая через плечо. Спускается по ступенькам и идет по мраморному полу холла. Когда мы подходим к дивану, он перемещает меня в своих руках, прижимая к груди, слегка приседает и говорит:
— Захвати коробку, я все объясню, обещаю.
Неохотно, я беру коробку с пончиками.
Пока он несет меня через холл, я не говорю ни слова. Люк выходит через двойные французские двери, и подходит к заведенному «Рендж Роверу».
Мужчина, в форме отеля, открывает переднюю дверь с пассажирской стороны, и Люк садит меня на кресло.
Дверь закрывается, и Люк дает мужчине чаевые. Затем обходит машину и садится, убирает розовую коробку с моих колен на заднее сиденье. Он плавно сдает назад и выезжает с парковочного места. Только сейчас я замечаю, что мы в его машине.
— Ты приехал сюда с Лас-Вегаса?
Он кивает, оценивая загруженность дороги перед нами, и поворачивает направо.
— Да.
Во мне вспыхивает любопытство, но я быстро заглушаю его.
— Что ты хотел сказать мне? У меня планы. — Лгу я.
Он пристально смотрит на меня.
— Какие планы!?
— Не очень важная поездка на машине, а потом обед.
Ну, это не совсем ложь, потому что я хотела отправиться на обед.
— Ох, — говорит он и возвращает взгляд к загруженной дороге, а я пристегиваюсь.
— Что-то болит?
Он хитро усмехается.
— Мое сердце.
— Что это значит? — он ведет себя очень странно. Такой... открытый, беззаботный.
Его глаза находят мои, и в них танцуют озорные искорки.
— Это значит, что ты должна пойти со мной на обед, и послать на хрен того, с кем у тебя запланирована встреча.
Желудок скручивает узлом и отпускает.
— А куда мы сейчас направляемся? — шепчу я.
— Мы скоро приедем, увидишь на месте.
— Ах так? Все-таки я хочу знать, куда мы едем, я ненавижу сюрпризы.
— Ну что ж, это не один из них, — сухо произносит он.
На протяжении нескольких минут я молчу, дуюсь и капризничаю, потому что не знаю, что сказать и как вести себя. Может то, что собираюсь сказать, немного жестоко, но я все решила. У меня мало времени, поэтому скажу сейчас, иначе просто забуду.
— Ты лгал мне о своем заключении в доме Матери, — говорю я, глядя на его здоровое, счастливо лицо. — Моя мама во всем призналась.
Его глаза расширяются. Я смотрю, как двигается его кадык, когда он нервно сглатывает.
— Я сказала Лане о тебе, а она рассказала все маме. На следующий день она приехала ко мне домой, желая во всем признаться. Кажется, она чувствовала себя по-настоящему хреново. Как и должна. Поэтому, все отлично. Пошла она на хрен.
Я снова смотрю на него и замечаю, что его лицо опять стало непроницаемым. Я решаю рассказать ему немного больше, чем планировала, просто чтобы разложить все по полочкам, если нам вскоре предстоит расстаться. Я чувствую, что должна сказать ему все, открыться.
— Моя мать рассказала мне о произошедшем. Как они пообещали тебе, что усыновят, а потом передумали, они решили найти человека, который заберет тебя. Синтия, так она им представилась. Но мы с мамой догадались кто это. Конечно же, это была Мать. — Я медленно выдыхаю и глубоко вдыхаю, потому что очень больно говорить ему это в лицо. — Это они... Мои родители сделали тебя первой жертвой Матери.
Он кивает и сильнее стискивает руль.
— Ты не сказал мне, — говорю я.
Перестроившись на правую полосу, он выезжает с дороги, которая соединяет два штата, и продолжает молчать, не глядя на меня.
— Почему ты скрыл это от меня? — спрашиваю я тихо.
— Просто, — говорит он, после непродолжительного молчания.
— Чтобы скрыть то, что Мать и раньше знала обо мне, потому что была знакома с моими родителями? Люк, ты ведь не говорил ей про меня. Она, скорее всего, знала. — Я делаю еще вдох, чтобы успокоиться и не потерять контроль. — В том, что меня похитили, нет твоей вины! Мать знала, что мы жили в Болдере! Скорее всего, у них была какая-то сделка, а может просто уговор... Мои родители... Боже, они практически продали тебя в рабство!
— Не говори такую херню, — рявкает он.
— Почему нет?
Он медленно выдыхает, его глаза сосредоточены на дороге.
— Мне не нравится думать об этом в таком ключе.
— Но это так.
— Черт побери, Леа. Я знаю, что так и есть. — Он проводит рукой, усыпанной шрамами, по глазам, когда мы сворачиваем в жилой квартал. — Я просто не люблю думать об этом… так. Это злит.
— Естественно, — фыркаю я. — Ты должен быть зол. Если бы не был, я бы подумала, что ты мертвый внутри. Бесчувственный робот.
Он медленно выдыхает.
— Ну что ж, я не такой. Не робот. — Его щеки покрылись румянцем. Он складывает губы в тонкую линию и мягко говорит. — Вчера снесли тот дом.
— Что?
— Они начали вчера. — Он смотрит в мою сторону, пытаясь поймать мой взгляд. — Я надеюсь, ты не злишься.
— Злюсь? Почему я дол...
— Потому что, — говорит он медленно. — Ты не успела посмотреть свою комнату.
Я взрываюсь от приступа смеха.
— Хрен с ней. Не могу дождаться, чтобы посмотреть, как сейчас там, когда его снесли. Это потрясающая новость, Люк. Самая лучшая за сегодня.
— Я рад, что ты не расстроена.
— Нет, нет, совсем нет. — Я осматриваюсь по сторонам. С одной стороны улицы тянется ряд домов, это улица с односторонним движением. — А куда мы?
— Ты когда-нибудь слышала о парке Обсерватории?
Он сбрасывает скорость, когда мы проезжаем местность, покрытую травой. В северной части которой, располагается здание с куполообразной крышей.
— Это старая обсерватория, — говорит он, паркуясь у бордюра, я смущенно смотрю на свои руки.
— Зачем ты привез меня сюда?
— Это не то место, куда мы направляемся. Просто ненадолго остановились.
Я сморю на него.
— Я растеряна.
Он смотрит в окно. Тишина повисает между нами. Затем он кашляет, прочищая горло.
— Ты знаешь... Я бы все равно ее убил. Я всегда хотел. Но к концу, все изменилось. Она начала... говорить о тебе всякие гадости, Леа. — Его большие, решительные глаза находят меня, но он быстро отводит взгляд к окну с водительской стороны.
— Говорила гадости? — мое сердце пропускает удар.
— Она прекрасно знала об отверстии в стене. Знала, что мне нравилось держать тебя за руку, и от этого была вне себя. Она ревновала к тебе. Она стала постоянно о тебе говорить, а это меня беспокоило, я боялся за тебя.
— Ты поэтому ее убил? — наверное, это продолжалось долгое время. Скорее всего, это лишь часть истории, но захочет ли он открыться мне полностью.
Я вижу, как дрожат его плечи, как если бы воспоминания, ранят его изнутри. Ему некомфортно жить с этим. Он проводит рукой по рулю и продолжает говорить хриплым голосом.
— Однажды, после того, как мы... Однажды, я ее усыпил, ее же таблетками. Когда она отключилась, я пошел осматривать дом. Все те места, которые я не видел до этого. — Он бледнеет, его левая рука снова проводит по рулю и сжимает его, так сильно, что слышится хруст.
Я пытаюсь сообразить, что он хочет мне рассказать. Я хочу оставаться с ним рядом, поддерживать его, но не могу даже представить, что он планировал рассказать, поэтому спокойно произношу обрывок последнего предложения.
— Ты пошел осмотреться...
— И я нашел человека, которого никогда не видел до этого. — Он глотает комок в горле, его голос ломается, когда он продолжает: — Это была маленькая девочка. Небольшая. Ей от силы был годик или два. Нет, годик, — поправляет он себя.
Он смотрит пристально мне в глаза, затем отворачивается. Его рука сжимает руль еще сильнее, и он продолжает говорить сквозь стиснутые зубы.
— У нее мои глаза. Мои глаза и темно-русые волосы, как у Матери. — Закрыв лицо рукой, он делает глубокий вдох. — Она... Она жила в шкафу. Мать отключилась в ванне, а в другой комнате плакала Блю. Ее голос был настолько хриплым, что я не слышал её. — Он закрывает глаза и делает еще один глубокий вдох. — Это было отвратительно, Леа. Грязь. Как она ухаживала за ней... — он стискивает зубы, и я слышу, как они скрипят. — Я обезумел от ярости. Я нашел еды и покормил малышку. Умыл ее. Она была такая расстроенная и печальная. Но настолько красивая. Она была моей дочерью. Моим ребенком. Моим. Ребенком, о котором я даже не знал, не представлял, что о ней не заботятся. — Последнее слово он почти выкрикивает. Одинокая слезинка срывается с уголка его глаза, скатывается по дрожащей щеке и падает на колено. Я растеряна, выпрямляю ладони, но сдерживаю себя, как же я хочу прикоснуться к нему.
— Уложив ее спать, я обнаружил, что мать проснулась и выходит из ванны. — Он поворачивается ко мне, чтобы я могла видеть его глаза и продолжает. — Я не стал делать это быстро, Леа. Я убедился, что она охренительно испугана, и сделал это.
Он сломал ей шею. Вызвал копов. И пришел ко мне.
— Это тянулось слишком долго, — он продолжает сбивчиво говорить. — Я был слаб, иначе смог бы сделать это раньше.
— Люк, ты убил ее. Значит, ты не слабый.
— Я был сумасшедшим, Леа,— говорит он глубоким голосом. Внезапно, его голос становится чуть громче шепота. — Еще до твоего появления в доме, на протяжении долгого времени, я хотел ее любви. Это было до того, как она привезла тебя. — Он смотрит на меня глазами, налитыми кровью. Его губы дрожат, и он сжимает их в тонкую линию. Тишина повисает между нами, я пытаюсь осознать, что он сказал мне. Это так... он ошарашил меня. — У меня есть дочь, Леа. Сейчас ей пятнадцать[2], она любит пончики Вуду, и раз в месяц я привожу их ей.
Святое дерьмо. Правда ударяет меня наотмашь, я в тупике.— Так она в приемной семье? Ее удочерили?
Он кивает.
— Родители не возражают, что ты ее навещаешь?
Качая головой, он пристально смотрит на зеленый газон, где группа людей, которые немногим моложе нас, собрались с большой сумкой мячей.
— Пару лет назад, я сделал тест на отцовство. Пришел к ним и все рассказал. Поначалу они очень переживали, но с тех пор, прошло много времени... — он качает головой. — Я даже оставался с ней как-то. Не сказать, что сейчас она нуждается в этом. Она уже подросток. Ее имя Кингсли. — Он кивком показывает мне на большой кирпичный двухэтажный дом. — Вот он — ее дом.
Глава 9
Лукас
Я вытаскиваю фотографию Кингсли из бумажника и передаю Леа. Она выглядит как я. Только намного лучше. Возможно, только я так думаю, но клянусь Богом, я не вижу в ней ничего от Матери. Ни капельки.
— Детали о рождении Кингсли и ее жизни в Доме были скрыты, чтобы защитить ее. Недавно родители рассказали ей о ее биологических родителях и о том, как она оказалась у них — у мужчины и женщины, которые вырастили ее. Даже не вдаваясь в детали, эта информация тяжело ей далась, — замечаю я. — Целый месяц она не хотела меня видеть, — я замолкаю и сглатываю, глаза жгут появившееся слезы.
— Я думаю, ей было сложно все понять... эх, — я выдыхаю через нос и смотрю в окно. — Тяжело было понять, как это мог быть я... как я попался в такую ловушку. Я все-таки мужчина, — я стискиваю челюсть.
Меня это тоже беспокоило. Я чувствовал себя гребанной девкой. Марк, чувак к которому Лана заставила меня ходить на сеансы, пытается сделать так, чтобы я чувствовал себя иначе. Пока без изменений.
— Она просила меня заехать на днях, поэтому вчера я купил пончики, — говорю я Леа. Все что угодно, лишь бы убрать это молчание, повисшее между нами. Кто знает, что еще я мог выдать, если бы еще помолчал.
Ее мягкие пальчики прикасаются к моей руке, и я вздрагиваю. Я смотрю в ее глаза, наполненные сочувствием. Глаза друга? Я знаю, что она беспокоится обо мне. Я тоже беспокоюсь о ней. Но что теперь она обо мне думает, после того как все узнала?
Она улыбается:
— Ты хочешь пойти? Я с удовольствием пойду с тобой.
Я пожимаю плечами. Они устали и болят от напряжения.
Мне хочется отказать Леа. Я не хочу сбивать Кингсли с толку. Раньше, она хотела познакомить меня с одной из мам ее друзей. До того, как она узнала обо мне. Пару месяцев назад, потом я не приезжал целый месяц. А в прошлом месяце она обняла меня, но не говорила так много как обычно. Я не знал, что ожидать от сегодняшней встречи, и дело в том, что это разрывало меня на части три с половиной недели.
— Я могу не идти, — отвечает Леа, на мое странное поведение. — Если ты не хочешь, я могу побродить здесь. Встретимся у машины? — предлагает она.
Я отвечаю прежде, чем мой разум принимает решение. С Леа всегда так. Кажется, я не могу изменить этого.
— Я хочу представить тебя ей. Если ты уверена, что хочешь этого.
Она улыбается:
— Я уверена. Просто не могу поверить, что у тебя есть дочь. В смысле, я знаю, что ты отец, но двоих детей? Ты молодец, — она сжимает мою руку и выбирается из машины. Мы встречаемся перед капотом, и она уверенно берет меня за руку.
По дороге, я рассказываю ей о Кингсли. Как она живет, как играет в футбол и играет на виолончели.
— Надеюсь, она не будет против, что я пришла вместе с тобой, — говорит Леа, когда мы подходим к тротуару.
— Нет. Она не такая.
Рука Леа напрягается, когда мы подходим к дому и поднимаемся на крыльцо. Немного поколебавшись, я стучу.
Через пару секунд Кингсли, с лучезарной улыбкой, приветствует нас.
— Люк, — ее взгляд перемещается от меня к Леа, и улыбка становится шире. — О боже мой, ты привел девушку. — Она находит это забавным, взмахивает ресничками и ведет себя так... по-девчачьи, когда сосредотачивает внимание на Леа. — Ты его девушка, как я понимаю.
— Я — та, кто помогает ему вести правильный образ жизни, — спокойно говорит Леа.
Кингсли обнимает меня за талию.
— Люк, тебе точно нужна девушка. Он рассказал тебе как забирался на гору? Он упал, перед прошлой нашей встречей. Люк, твоим рукам намного лучше!
Рука Леа остается в моей, большим пальцем она выводит круги, пока Кингсли заговаривает нам уши. Этот визит так и проходит.
Кингсли затаскивает нас в свою комнату и начинает спрашивать мнения Леа по поводу ее платьев на выпускной. Я сижу на кровати и пытаюсь сделать то, что Марк мне сказал. Пытаюсь думать о том, что чувствую. Я не очень хорошо справляюсь с этим. Слушая, как они говорят, я должен чувствовать себя счастливым. Но я не чувствую этого. Почему?
Я, мать вашу, не знаю.
Когда я встаю, ответ приходит ко мне: В следующий раз, когда я приеду — я буду один. Мое горло сжимается, и я понимаю, как сильно мне будет не хватать Леа.
Черт.
Я разворачиваюсь и провожу рукой по плакату с группой One Direction, пытаясь взять себя в руки. Боже. Мне нужно купить себе трусики и лифчик. За исключением того, что, ну черт, это сексисткое высказывание, да? Женщина сильнее мужчины. Я верю в это.
Я думаю о том, как Леа неотступно следовала за мной. Пришла в маске. А когда я чертовски облажался, пришла и всю ночь заботилась о моей пьяной роже.
Когда мы спускаемся вниз, Леа и Кин идут впереди меня, разговаривая о Гейбе, неком придурке, который хочет отвести мою девочку на школьный бал. Мы встречаемся на кухне с Робом и Мелиссой. Стол накрыт, а на губах сияют странные улыбки.
Я выгибаю бровь, смотря на Мелиссу, и следующий час проходит спокойно. Мы попиваем пиво на заднем дворе, младшая сестра Кин, Блисс, приходит домой, и они веселятся, пока мы — «старички», сидим и разговариваем о том, как в этом году, не по сезону, холодно.
Поездка обратно в отель тихая, и, кажется, занимает больше времени, чем обычно. Моя рука буквально горит в руке Леа, пока она держит ее на своих коленях. Принимаю это за знак. Я не могу посмотреть на нее, поскольку еду за рулем по автомагистрали между штатами. Воздух становится плотнее, застревая в горле.
Леа как будто тоже ощущает это. Я слышу, как она несколько раз сглатывает. Слышу, как шуршит ее одежда, когда она ерзает на пассажирском сиденье. Это последний раз? После того как мы разойдемся в отеле, я увижу ее снова?
Я пытаюсь сфокусироваться на дороге. Последние несколько миль пролетают моментально, я удивляюсь, когда GPS говорит мне завернуть на парковку отеля. Припарковавшись, по мне проносится болезненный, жалящий жар. Я заставляю себя повернуть голову и посмотреть на Леа.
Ее взгляд прикован к машине, припаркованной перед нами. Она тоже не может посмотреть мне в глаза.
— Спасибо, что поехала со мной, — произношу я.
Я вспоминаю, как практически вынудил ее поехать со мной. Это так чертовски неловко.
— Я надеюсь, ты неплохо провела время.
— Ты шутишь? — почти пищит она. — Нет конечно, — она поворачивается ко мне и улыбается — Я просто отлично провела время. — Но ее взгляд такой встревоженный.
— Не переживай из-за своей мамы, хорошо? Я не просил ее об этом. Она не знала. Мать хвасталась тем, как фальшивым резюме заполучает детей. Это так отстойно, да, но все это просто... судьба или подобная чепуха.
Глаза Леа расширяются. Ее рот вытягивается в небольшую буковку «о».
— Не говори так.
— Почему?
Ее брови хмурятся, и она скептически сморит на меня. Взгляд становится разочарованным.
— Ты не помнишь...?
Я хмурюсь.
— Нет. А должен?
Пожав плечами, она смотрит в окно, а затем возвращает свои голубые глаза к моим.
— Однажды ты сказал, что все хорошее предписано судьбой, а плохое — стечение обстоятельств. Мне невыносимо слышать, что ты думаешь о доме Матери, как о предписанном судьбой. Этого не было в твоей судьбе, — ее глаза блестят, а мой желудок скручивается в узел.
— Откуда ты знаешь, — охрипшим голосом, спрашиваю я, — Что я вижу это как плохое?
Она приподнимает брови:
— А разве нет?
— Я думаю только что ответил на это, — говорю я.
— Что ты имеешь в виду?
Я сижу спокойно, пока мое сердце бешено колотится, легкие напряжены, и я говорю себе заткнуться. Проглотив слова, которые хочу сказать, я выбираюсь из машины. Я знаю, что должен сделать — должен остановиться и повернуться. Сказать ей: «Да, когда позже я думал об этом, то попадание в дом Матери, я начал рассматривать как часть моей судьбы». Если эта судьба вообще есть. Я должен сказать, что моей судьбой, было пройти через ад в доме безумной женщины, потому что взамен я получил Кин. И на этом я должен закончить.
Я могу солгать ей. От этого ей было бы спокойней. Я могу поспорить, если бы меня не было в ее жизни, ей было бы лучше. Поэтому я должен сделать это. Должен сделать все что потребуется, чтобы отослать ее подальше от себя.
Вместо этого, я быстро пересекаю холл, Леа идет за мной по пятам. Я уже на пятом этаже, но не иду к лифту. Я не могу. Мне нужно двигаться, продолжать действовать. Если я остановлюсь...
Просто двигайся, Лукас.
Я слышу ее тяжелое дыхание, когда она пытается поймать меня на пролете лестницы.
И затем она делает это.
Она хватает меня за локоть, и я замираю на месте.
— Люк, что ты делаешь? — спрашивает она, обходя меня, чтобы посмотреть в глаза. — В чем дело? — в ее голубых глазах печаль. — Я что-то не то сказала? — она тяжело дышит, потому что бежала за мной.
Я смотрю в эти огромные глаза, наверное, целую вечность. В глаза Леа, которые я так хорошо знаю. Я легко узнаю в них смятение, боль, наслаждение, любовь.
Это Леа. Прямо сейчас она здесь, со мной. И она не моя. Я, бл*дь, знаю, что это так. Ей не нужно быть моей.
Вероятно, что это последний раз. И поэтому, я позволяю себе сделать глупость.
Я беру ее голову в свои раненые руки и приподнимаю ее рот к моему, затем безумно целую ее. Я целую ее так, будто пытаюсь при помощи наших ртов соединить наши души. Я целую ее, будто умираю, а она — моя жизнь.
— Нет, — говорю я между поцелуями. — Ты... ничего… не говорила. Это... просто... вот такой вот... я.
Она ахает или, возможно, громко вздыхает.
— Люк.
— Леа.
Мы соскальзываем на бетонный пол в пролете между этажами. Я скидываю с нее туфли, снимаю штаны и ее сексуальные трусики. Подсовываю одну руку под ее бедра, чтобы ей не было слишком холодно на бетонном полу, и опускаю голову между ее бедрами. Она ахает, еще до того, как я прикасаюсь к ней. Этот звук делает меня чертовски твердым, я начинаю вылизывать ее киску, как будто это наркотик.
— Это судьба, — выдыхаю я возле ее припухшей плоти, — Потому что там я нашел тебя, — я проскальзываю пальцем внутрь и продолжаю вылизывать ее. — Ты — моя судьба.
— О, боже! — она трется о мое лицо. Хватает меня за голову и опускает ниже так, чтобы я потирал ее клитор языком. Я ласкаю ее кончиком языка, вынуждая кричать. — О, Господи, Люк!
— Вот так, Леа.
Пальцами и ртом я свожу мою Леа с ума.
Я держу ее, пока она дрожит и мяукает, затем беру на руки и проношу еще три пролета вверх. Ее глаза закрыты, и она, кажется, не помнит, что раздета, поэтому я останавливаюсь перед входом в коридор, снимаю рубашку и укрываю ее.
Моя комната находится недалеко от лестницы, но достаточно далеко, чтобы я смог подумать. Чтобы осознать, что сделал и решить, что мне абсолютно плевать. Я смотрю на нее, и она улыбается мне.
— Счастлива? — спрашиваю я.
Ее улыбка шире, чем у Чеширского кота.
Быстро открываю дверь картой, и мы оказываемся в моем люксе. Леа оборачивает ручки вокруг моей шеи и прикусывает зубами бицепс.
Мой член дергается в штанах. Голова гудит. Я целую ее и укладываю на кровать, затем поворачиваюсь и подхожу к столу с кофеваркой и меню для обслуживания номеров. Я хочу дать ей пару секунд, чтобы остыть. Просто убедиться, что она на самом деле хочет этого.
Мне глубоко плевать если я сделаю то, что потом будет преследовать меня, но я хочу, чтобы она убедилась в своих действиях...
Стиснув зубы, я поглаживаю свой член и наслаждаюсь вкусом киски Леа на моем языке, когда она оборачивает свои руки вокруг меня.
— Что ты делаешь, глупенький? — она хватает меня за бедра и ведет к кровати, толкает в грудь, чтобы я лег на спину. Я лежу без рубашки, в штанах и обуви. Мой член напряженный и твердый возле молнии штанов.
— Ох, нет, — воркует она, наклоняясь ко мне. — Кажется, у кого-то проблемка. Нужна помощь?
Она поглаживает меня ладонью, проводя пальчиками по всей длине.
— Леа...
— Если б я только могла сделать что-нибудь. Возможно, если я сниму твои штаны...
Она наклоняется и целует головку. Через штаны, она обдувает меня теплым дыханием, и я чувствую, как напрягаются мои яйца.
— Бл*дь, — я хватаю ее за плечи.
— Ммммм, — сквозь ткань, она берет меня в ладонь и поглаживает губами, поддразнивая зубами.
Я толкаюсь бедрами к ее лицу и сжимаю руки в кулаки.
— Давай-ка избавимся от этих штанов.
Расстегнув брюки, она высвобождает мой чрезвычайно твердый член. Он вырывается как стартующая ракета, и она оказывается у меня на коленях. Мои ступни свисают с кровати, бедра находятся на самом краю матраса, а Леа седлает мои бедра. Она цепляется за мое бедро, чтобы восстановить равновесие. Затем берет мой член в рот, проталкивая глубоко в шелковистое горло.
— Леа, — я запускаю руку в ее волосы и сосредоточиваюсь на том, чтобы не кончить.
Она сосет жестче, вбирая в себя дюйм за дюймом.
— Леа...
Пальцы на ногах подгибаются.
Пальчиками она щекочет мошонку. Я чувствую, как головка ударяется обо что-то теплое и мягкое — заднюю стенку ее горла. Ее язык выводит круги у основания моего члена.
Пытаясь одарить ее нежностью, я поглаживаю ее по голове, но это быстро проходит. Ее рот ласкает меня так чертовски приятно, что я сгребаю ее волосы в кулак.
Она заглатывает меня глубоко. Я резко открываю глаза и замечаю, что выражение ее лица расслабленное, она сосредоточена на моем удовольствии. Она находит свой темп, двигаясь быстрее и быстрее, вбирая меня глубже, чем любая другая женщина. Это просто потрясающе. Осознание, что я внутри ее рта...
— О, бл*дь! ЛЕА! Ох... я так чертовски близко!
Она обводит языком, всасывая поглубже, и ласкает мои яйца в теплой ладошке.
— Ох, черт, Леа.
Боже.
Я начинаю толкаться в ее рот. Это адски жестко, но я уже вышел из-под контроля, я так чертовски близко.
— Черт. Черт. Ох, черт.
Я выгибаю спину. Я так близко, что могу ощутить это. Зарывшись пальцами в ее волосы, я тяну за них и толкаюсь в заднюю стенку ее горла. Ее язык, щеки, рука...
— О, Леа.
— Прости, — я слышу это слово прежде, чем осознаю, что она вытащила мой член из своего рта. Я резко открываю глаза. Мое сердце бешено колотится. Что не так?
Я не успеваю ни о чем подумать, поскольку через полсекунды, она запрыгивает на мои колени, поднимает член рукой и опускается на него.
Ощущения крышесносные.
Я стону, чертыхаюсь и начинаю толкаться под ней, поднимаю бедра, проскальзывая поглубже в ее сладкую киску, как гребаное животное.
— Боже, эта адски волшебная киска... — стиснув руками ее бедра, я начинаю контролировать ее темп: быстрее, быстрее, еще быстрее... о, боже... — Леа... пожалуйста.
Я погружаюсь в нее так глубоко, как только могу и взрываюсь. Дрожь сотрясает мое тело. Я выброшен в гребаную стратосферу. Где-то вдалеке, я чувствую ее тело — мягкое и изумительное — растягивается поверх моего. Нас заволакивает блаженный туман, и когда он понемногу рассеивается, чувствую, что всё еще нахожусь внутри нее.
Боже.
— Леа, — я просто обожаю произносить ее имя. И прикасаться к ней. Это божественно. Я глажу ее шелковистые волосы. Пальцами нахожу ее мягкие губки. — Этот рот, — бормочу я. — И эта киска, — моя рука ласкает местечко чуть пониже изгиба ее попы.
Она толкается бедрами ко мне, и я чувствую, что мой член внутри нее начинает твердеть. Это... чистое блаженство. Чертовски великолепно, твердеть в теплой, мягкой сладости ее киски.
Я беру ее сзади и спереди, затем трахаю ее лежа на боку так, чтобы я мог обернуть свои руки вокруг нее. Я вылизываю ее киску, как изголодавшийся мужчина, и Леа вновь сосет мой член. В этот раз, она следует моим желаниям и сосет так долго, что я почти отключаюсь, прежде чем кончаю в ее горло. Шире открыв рот, она сглатывает каждую каплю. Затем заползает на меня и скрывает мой член в щелке между бедер.
Я тяжело дышу, так же как она.
Свет, который просачивался сквозь занавески, давно исчез.
Я чувствую, как ее грудь прижимается к моей, и она обнимает меня. Она кладет щеку на мою грудь. Я оборачиваю одну ногу вокруг ее ноги, глажу теплую спинку и зарываюсь пальцами в волосы.
— Спасибо, — шепчу я.
Подняв голову, она сонно улыбается. Леа выглядит самоуверенной, взбудораженной.
— Итак, что по поводу всего этого? — спрашивает она.
— Малышка, ты, черт возьми, королева.
Её улыбка становится шире.
— Спасибо. Ты мой король, — она наклоняется и целует мой подбородок. На душе становится теплее.
— Твоя киска волшебная, — я поглаживаю нежную кожу ее шеи. — Да и вся ты.
— Ты кончил пять раз, — в ее глазах пляшут искорки.
— Я могу одолеть и шестой раунд, — широко улыбаюсь я. Рот странный и напряженный, но я не могу удержаться от этой улыбки.
— Ты кончил, — говорит она.
Я ласкаю ее грудь и твердею, наблюдая, как она подпрыгивает.
— Да, черт побери, я кончил.
Вытянув руки, она оборачивает их вокруг моей шеи, наклоняется ближе и проводит своими губками по моей щеке. Прослеживает линию за моим ухом и целует в подбородок. Ее прикосновения такие нежные, глаза такие добрые, дыхание застревает в горле.
— Люк... ты кончил, и тебе не потребовалось, чтобы я причиняла тебе боль.
Мое сердце ускоряется, сбиваясь с уверенного ритма. В голове проносятся тысяча мыслей. Бл*дь, это правда. Я на самом деле кончил.
Я правда сделал это.
В груди становится тесно, когда осознание этого просачивается в меня.
— Это случилось не один раз. Ты кончал всю ночь. — Она немного отстраняется, будто ощущает, что я теряю над собой контроль, и хочет дать мне пространство.
— Я знаю, — выдыхаю я.
Я приподнимаюсь на локтях. Она слезает с меня и садится рядом на колени. От ее настороженного взгляда сжимается горло, поэтому я встаю с постели и подхожу к окну.
Я не отодвигаю занавески, просто стою, сжимая и разжимая руки, чувствуя непрекращающуюся боль в сломанных костяшках и зашитой коже.
Как это произошло?
Почему я привел ее в номер?
Боль разрастается в груди. Так много всего и сразу, я начинаю дрожать.
— Люк? — она легонько гладит пальчиками мою спину. — В чем дело?
Ответ проникает в меня: она уезжает. Завтра утром Леа уезжает. Я никогда больше не почувствую, как ее пальчики гладят меня.
Я думал, что смогу справиться с этим. Думал, возможно... я не знаю. О чем я думал? Страх одолевает меня. Я не могу двигаться. Не могу дышать.
Она оборачивает руки вокруг меня, и я пытаюсь вырваться. Качая головой, я поворачиваюсь к ней.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |