– Девчонок они не трогают. Благородные! А почти все наши пацаны им уже чем-нибудь заплатили или, как ни прискорбно мне об этом тебе сообщать, бывали биты и неоднократно.
– Лень! Так, может, это они нас и терроризируют?
– Нет, там ребята простые, без выкрутасов. Фонарь под глазом навесить они могут, а выдумать умопомрачительную комбинацию с фотографиями и Эммой – на такое у них мозгов не хватит. Для них главное, чтобы на их территорию даром не заходили, и поэтому до Борьки Доренко, например, им дела нет, поскольку он живет в другой стороне и через их двор вообще никогда не ходит.
– А зачем они на пляже драку развязали?
– Понятия не имею. Только она разрослась тогда до невероятных размеров, а Серега Павлов с соседнего двора сразу догадался, как мне отплатить за то, что подраться со мной у них никак не получается. Мент, который нас обрабатывал, очень обрадовался его заявлению про самбо и заявил, что клуба мне больше не видать, как собственных ушей, – Леня замолчал, заново переживая старые неприятности.
– И что? – Оксана хотела знать, что было дальше.
– А то, что мои родители ходили в ментовку… с деньгами… с коньяком… Уладили… А теперь этот проклятый шантажист в письме пишет, что собирается сообщить о летней драке в клуб, если я не побью Борьку.
– Но ведь ему могут не поверить…
– Поверят. Вернее, проверят. Наш тренер, Николай Ильич, по этой части до такой степени щепетильный, что сам пойдет в милицию протоколы задержаний проверять.
– И что же ты будешь делать?
– Точно знаю только одно: с Доренко драться я не собираюсь. Он мне ничего плохого не сделал.
– А как же клуб?
– Не знаю… Может, как-нибудь обойдется… Объясню Ильичу, как дело было. Но, может быть, и вышибут из клуба.
– Огорчишься?
– Еще бы! Я привык проводить там почти все свое свободное время. Это сейчас, – Леня приблизился к Оксане, – почти все мое свободное время занимаешь ты. – Он нагнулся к лицу девушки и тронул ее губы своими.
Оксана вздрогнула и на некоторое время забыла и про Сохадзе, и про Доренко, и про Юльку с Сашкой, и про свои собственные проблемы с фотографиями, и даже про надоевшего хуже горькой редьки Макса Литвинова.
Забытый Литвинов оставался таковым весьма недолго. Когда Оксана с Леней возвращались из парка домой, он собственной персоной вырулил из-за угла школы. Девушка надеялась, что он, как и раньше, пройдет мимо, а если и отправится следом, то будет держаться на безопасном расстоянии, но сильно ошиблась. Макс прямо на виду у Пивоварова сменил вялое волочение за Оксаной на бурный натиск, а именно: самым наглым образом полез к ней целоваться. Девушка попыталась оттолкнуть его от себя, но Литвинов вцепился ей в плечи клещом.
– Э! Макс! Ты чего? – только и мог проговорить пораженный Леня, потом за шиворот оторвал его от Оксаны, развернул к себе лицом и нанес такой удар под челюсть, что Литвинов, клацнув зубами, мешком рухнул ему под ноги.
– Ничего не понимаю, – растерянно и виновато проронил Пивоваров, глядя на застывшую Оксану, и опять-таки за шиворот резко рванул Макса вверх, заставив таким образом встать. – У тебя что, совсем крыша поехала?
Литвинов не отвечал, а вид у него был такой, будто он, вроде какого-нибудь сурка, собирается впасть в долгий зимний анабиоз. На ногах он стоял только потому, что его с силой держал за шиворот Пивоваров.
– Слушай, может, он нанюхался чего? – Леня совершенно сумасшедшими глазами посмотрел на Оксану.
– Если и нанюхался, то давно, – девушка вздохнула и вкратце рассказала Лене про приставания Литвинова, который с безучастным лицом с трудом стоял рядом.
– Почему же ты молчала?
– Как бы я тебе сказала, если сама ничего не понимала… Не влюбился же он в меня на самом деле…
– А может, все-таки влюбился?
– Тогда это психопатическая влюбленность, которую лечить надо.
– Да-а-а… И, главное, на моих глазах к тебе полез, идиот…
– Знаешь, Леня, у меня такое чувство, будто ему надо было, чтобы его побили.
– Мазохист, что ли? Сходил бы в соседний двор, его там отделали бы в лучшем виде.
– А может… – Оксана округлила в догадке глаза. – Точно! Ему зачем-то надо было, чтобы именно ты его побил!
– По-моему, это уже перебор. Одному надо, чтобы я Доренко отлупил, другой – сам на рожон лезет. Прямо фильм ужасов, честное слово!
Они говорили о Литвинове, будто его рядом не было, а он стоял с таким лицом, будто речь шла вовсе не о нем.
– Слышь, Макс, очнись! – Пивоваров изо всех сил тряхнул Литвинова. – В чем дело? Как это все понимать?
– Отстаньте вы все от меня, – непослушными губами пролепетал Максим, вывернулся из рук Лени и нетвердыми шагами пошел прочь.
– Это уже вообще ни на что не похоже, – развел руками Леня. – Что происходит с нашими пацанами, никак не пойму…
Глава XIII
Снова «шерстяной» голос
Пивоваров приглядывался к Доренко. Почему его хотят избить? Конечно, Борька всех достал своим занудством на собраниях, бесконечными общественными делами, но ведь это не повод. Ну, нравится парню всеми руководить, так что из того? Может, он потом президентом будет! Если не страны, то банка уж точно. И как все это связано с диким поступком Макса Литвинова? За ним Леня тоже на всякий случай приглядывал. Ничего странного за ним больше не наблюдалось. После того памятного удара в зубы, вместо того чтобы огорчиться, Макс замечательным образом повеселел и перестал приставать к Оксане. Он не только больше не ходил за ней, не говорил о любви, но, казалось, абсолютно перестал замечать ее. В общем, совершенно непонятно было, что происходит. Кому мог помешать тихий математик Феклистов или Юлькин книжный червь Сашка Семенов? А сама Юлька, тоненькое, нежное, добродушное создание? И при чем тут Оксана? Почему Сохадзе говорил о ней? Почему Феклистову с Сохадзе и Семенову синяки навесили без его участия, а Доренко должен бить именно он, Леня? Как они умудрились справиться с Сохадзе? Гийка силен физически да еще и наделен тем самым южным темпераментом, при котором люди мгновенно звереют, если их рассердить или обидеть. Доренко, кстати, тоже не слабак. При всей своей углубленности в учебу и общественную работу, он всегда успевал еще и спортом заниматься. А лыжником является, вообще, лучшим из всех школ района. Но, конечно, не по этой причине он, Леня Пивоваров, не станет драться с Борькой. Во-первых, как он уже говорил Оксане, у него нет к Доренко никаких претензий, а во вторых, он решил дождаться от негодяя-шантажиста второго напоминания о себе, и тогда уже, по результатам переговоров, соображать, что лучше предпринять.
Для начала Леня доломал собственный почтовый ящик, чтобы туда невозможно было опустить письмо. Ящика было не жалко, потому что он и так держался на честном слове. В их подъезде, как и во многих других, тусовались вечерами подростки. Они испортили и изгадили почти все почтовые ящики. Жители подъезда поначалу пытались их восстанавливать: ремонтировали, перекрашивали, ставили новые замки, но потом прекратили это бесполезное занятие. Те, кто выписывал газеты и журналы, теперь получали их на почте. На почтовое отделение приходили и письма от Лениных родственников. Так что ущерба от окончательной потери ящика семья Пивоваровых не понесла. Теперь «заказчик», как Леня начал называть про себя шантажиста, должен будет либо придумать другой способ связи, либо все-таки донести на него в клуб.
Ждать пришлось не слишком долго. Видно, Доренко здорово насолил этому самому «заказчику». Лене позвонили. Он сразу узнал «шерстяной» голос, о котором ему рассказывали девчонки, и немедленно взял инициативу в свои руки, хотя волновался при этом довольно сильно:
– По телефону не буду ни о чем говорить. Назначай встречу, если есть вопросы.
– Мне это не подходит, – «заказчик» по-прежнему говорил в шарф.
– А мне по телефону не подходит.
В трубке немного помолчали, а потом тот же голос произнес:
– Николай Ильич узнает о тебе сегодня же.
– Ну и что? Отдохну наконец от занятий – всего и делов! – Леня чувствовал, что человеку на другом конце телефонного провода гораздо важнее отлупить Доренко, чем лишить его спортивного клуба, поэтому он решил не сдаваться. – А тебе тут же придется искать другую кандидатуру для расправы с Доренко.
– Так ты, значит, в принципе согласен им заняться?
– Я же сказал, все переговоры только с глазу на глаз: надо обсудить условия и… некоторые детали.
– Хорошо, – сдался «шерстяной» голос, – встретимся завтра в десять вечера, где строится новый универсам, за вагончиками для рабочих. Имей в виду, я буду не один, а вот тебе не стоит приводить друзей, иначе встреча не получится.
– А мне-то что! По-моему, встреча нужна тебе больше, чем мне, – бодро сказал Леня и тут же пожалел об этом.
В трубке рассмеялись:
– Я допускал, что ты можешь пожертвовать спортом. И еще допускал, что в клубе тебя могут простить.
Леня ничего не понимал, но предчувствовал, что разговор подводится к чему-то очень нехорошему, а в трубке между тем продолжили:
– Если ты притащишь с собой дружков, я на встречу не выйду, а на следующий же день фотографии воровки Величко будут украшать все стены школы. Самый лучший экземпляр ляжет на стол Эммы Петровны.
«Заказчик» отключился, а Леня от охватившего его волнения никак не мог ровно уложить на рычаг пищащую зуммером трубку.
Надо что-то делать! Надо срочно обезвредить эту сволочь! Леня действительно готов пожертвовать очень многим, только бы дать в зубы дряни-«заказчику», а вовсе не Доренко! Но доверенных лиц все равно с собой надо взять. Одному не выследить гадов. Только надо все до деталей продумать, чтобы не проколоться, как тогда Оксана с Семеновым у стадиона. Надо все предусмотреть. С кем же пойти? Все пострадавшие, кроме Гийки, хлипкие маменькины сынки, а на стройке наверняка придется драться. И не с одним, а как минимум с тремя. Значит, Лене тоже нужно взять с собой несколько человек. Не хочется посвящать в эту историю посторонних, но Сохадзе, похоже, не помощник… Пожалуй, стоит опять обратиться к Кепе и еще… может быть, к Веретенникову. Оба они – ребята проверенные, не подведут.
Оксана, конечно, настаивала на том, чтобы идти на встречу вместе с Леней.
– Понимаешь, мне так хочется ему в лицо плюнуть, – горячилась она. – Бедная Юлька совсем разболелась. Анжелка вся на нервах: слова ей не скажи. Знаешь, мне кажется, что «пары» нашего гения Сухорукова – тоже работа этого гада.
– Возможно, – согласился Пивоваров.
– Леня, может быть, тебе все-таки взять с собой Сашку Семенова? Во-первых, он и сам пострадавший, а во-вторых, за Юльку, думаю, не прочь будет рассчитаться.
– Оксана! Там, скорее всего, всерьез драться придется! А ты видела пальцы Семенова? Ими только на скрипке играть или на фортепьяно. И потом… он же очень плохо видит.
– Сашка? С чего ты взял?
– Так у него ж линзы.
– Линзы? – переспросила Оксана. – Он никогда не говорил, что у него плохое зрение.
– А зачем ему говорить? Может быть, ему кажется, что это дефект и Юлька его разлюбит.
– А ты не перепутал? Плохое зрение – такая обычная вещь, что его как-то не принято скрывать.
– Ну, я не знаю, какие у него для этого причины, только он на «физре» однажды одну линзу потерял. Мы обыскались. С тех пор он в спортзал линз не надевает, зато не видит при этом ничего, как говорится, дальше своего носа. У него какая-то дикая близорукость… или дальнозоркость… В общем, я этого не понимаю.
– Ну тогда Сохадзе с собой возьми. Все-таки трое на трое – это опасно. Надо, чтобы у вас был явный перевес сил.
– Так он и пошел, как же! По-моему, из него эти твари всю душу вынули.
– Видишь, Леня, тебе с собой взять абсолютно некого! Я не могу тебя отпустить одного! Я пойду с тобой, и не вздумай мне не разрешать!
– Я не могу тебе что-нибудь разрешать или не разрешать, – сказал Пивоваров, подойдя вплотную к Оксане. – Я могу только просить… И я прошу: пожалуйста… не ходи… – Он заглянул ей в глаза. – Я не знаю, как там сложатся обстоятельства, и потому боюсь за тебя…
– А я за тебя, – эхом отозвалась девушка и, расхрабрившись, положила руки ему на плечи. Ей почему-то казалось, что она провожает Леню чуть ли не на фронт и потому уже не имеет права стесняться, а, наоборот, должна дать ему понять, как трогательно и серьезно к нему относится.
Пивоваров обнял ее. Поцелуй был сладок, но после него Оксане почему-то захотелось плакать. Очень может быть, что от счастья, которое сумело-таки пробить брешь в неприятностях.
Когда Леня обрисовал сложившуюся ситуацию Илье Веретенникову, тот довольно быстро согласился участвовать в мероприятии. Кепа, который, как все знали, драки не приветствовал, когда узнал, как далеко зашло все дело, мало того, что согласился пойти вечером на стройку, но еще предложил заранее разведать диспозицию.
После двукратной вылазки на стройку он долго и занудливо объяснял Веретенникову, где им лучше спрятаться, как лучше вести себя в ходе переговоров, и вообще взял эту операцию под свой личный контроль.
Тем вечером, на который была назначена операция, Оксана, чистым взором глядя в глаза Пивоварова, клятвенно обещала на стройку не ходить, сидеть дома и ждать результата. Надо сказать, что она ничуть не лукавила. Она действительно собиралась ждать Леню дома. Но по мере приближения часовых стрелок к назначенному времени чувствовала, что нервничает все больше и больше. Ей мерещились самая кровавая разборка, какую только можно представить, гора трупов в строительном котловане и Пивоваров, который один лишь остался в живых, но истекает кровью и тщетно дожидается помощи. Когда стрелки часов показали 21.45, ждать Оксане стало совсем невмоготу, она сорвалась с места и побежала для начала к Юльке.
Глава XIV
Ластоногий Жабик из детского оздоровительного лагеря
Вечер, как и полагается глубокой осенью, был темным, холодным, да еще и дождливым. Строительная площадка практически не была освещена, если не считать жалкой желтой лампы, качающейся на тонком проводе над одним из вагончиков. Под порывами ветра она роняла свой тусклый свет то на штабель каких-то стройматериалов и мотки кабеля, то на недостроенные ступеньки универсама. Идти по мокрой земле было трудно. Ноги разъезжались в стороны. Один раз Леня не сумел удержать равновесия и упал на большой полиэтиленовый мешок, бок которого моментально лопнул, и из него вылетело целое облако серого в полутьме порошка, тут же под дождем осевшего на одежду липкой грязью. В другом месте стройплощадки он зацепился брючиной за торчащий из земли металлический крюк и вырвал из нее приличный кусок джинсы. Размышляя над тем, как объяснить матери появление на новенькой куртке строительной грязи и происхождение свежей прорехи на джинсах, Леня Пивоваров зашел за вагончики строительной площадки. Ноги опять разъехались в стороны, но он сумел удержаться, схватившись за гнутую мокрую трубу непонятного назначения.
Заставив себя оторваться от трубы, Леня огляделся. Слишком уж темно. Впереди торчит еще какая-то арматура, а за ней вроде бы, котлован. Не навернуться бы туда… Лампа, качающаяся с мерзостным визгом, периодически освещала щербатую лестницу и кусок стены будущего универсама с темным проемом посередине. Наверняка этот урод покажется оттуда. Интересно, где устроились Кепа с Веретенниковым? Из-под ног Лени неожиданно выскочила кошка. Задрав хвост, она взлетела по ступенькам и скрылась в темном проеме. Тут же послышалось ее раздраженное шипение, потом захлебнувшийся на истошной ноте мявк. Ясно, что нарвалась на кого-то из противоборствующих сторон. Судя по звукам, которые издало бедное животное, на входе в будущий универсам притаился как раз шантажист и вымогатель. Видимо, он к тому же еще садист и…
Не успел Леня додумать мысль до конца, как в темном проеме шевельнулась чья-то тень, а потом из тьмы выступила фигура в черной куртке и в шапке с прорезями для глаз.
– Стой там и не двигайся! – крикнула фигура Лене, и позади нее появились два оруженосца. Если бы прорези для глаз на их шапках были поменьше, то парни казались бы безголовыми, потому что черные шапки сливались с осенним мраком. Чуть сверкали глаза, когда в их сторону долетал слабый свет качающейся лампы да белели тонкие ободки кожи вокруг глаз. Их куртки оказались кожаными и тоже слегка поблескивали. Это были не «плевки».
– Ближе подойти боишься? – тоже крикнул Пивоваров.
– Проявляю осторожность.
– А шапочку слабо снять?
– Не вижу необходимости.
– Все-таки хотелось бы познакомиться.
– Мы знакомы.
– Я догадываюсь, но хотелось бы видеть лицо и слышать настоящий голос.
– Перебьешься. Не тяни резину. Ты уверял, что у тебя есть ко мне вопросы. Задавай. Слушаю.
Леня шагнул вперед, но «чернокурточник» тут же резко остановил его:
– Стой, где стоишь!
Его «секьюрити» спустились вниз на две ступеньки и стали по бокам, картинно расставив ноги шире плеч.
– Стою, – усмехнулся Леня. – Антураж, как в идиотском сериале, честное слово!
– Быстро спрашивай, что хотел, или проваливай отсюда!
– Ну хорошо: скажи, зачем тебе все это надо?
– Что именно?
– Ну… вот это: шантаж, синяки, девчачьи украшения?
– Спрашивай по существу!
– Это по существу! Что тебе от нас надо?
– Вы должны заплатить!
– За то, что ты будешь молчать о наших мелких грешках?
– Какими бы мелкими они ни были, никто не хочет их оглашения, ведь так?
– А если мы все-таки пошлем тебя подальше? Всего лишь день-два позора, зато потом спокойная жизнь!
– Не пошлете. Вернее, кроме тебя, этого никто больше не сделает. А на ваши, как ты выразился, грешки мне наплевать. Они всего лишь инструмент для работы с вами. Заплатить вы должны за более крупный грех, если уж тебе нравится подобная терминология.
– И перед кем же мы так провинились?
– Передо мной.
– Да ну! – Пивоваров расхохотался. – У всех вместе – и один грех перед тобой: и у меня, и у Гийки, у Феклиста, у Семенова, и у Оксаны с Анжелкой, и даже у Юльки?
– Ты приплел лишних, но все так и есть: вы все виноваты передо мной.
– И чем же? Расскажи, пожалуйста! Тебе же наверняка хочется рассказать… уличить… Пригвоздить… Ну, расслабься! Приступай!
– Пожалуй, ты прав! Мне действительно надоело носить это в себе. Вспомни, Пивоваров, детский оздоровительный лагерь в Серове.
– Чего-чего? – растерялся Леня. – Какой еще лагерь? Ты что спятил?
– А разве ты не был в оздоровительном лагере в поселке Серово на Финском заливе?
– Был пару раз… в сопливом детстве… Классе в третьем…
– Правильно! Мы все как раз перешли из начальной школы в пятый…
– Н-ну… возможно… И что? Какой-то лагерь… В чем дело-то?
– Вспомни пятый отряд. Июль. Тогда было еще очень холодное и сырое лето. Сплошные дожди. Некоторых ребят родители даже домой забрали. Ну, вспомни! С потолка дачи текло в большой алюминиевый таз. Сначала звук капель мешал нам спать, а потом все привыкли и уже не замечали его…
Парню в маске так хотелось, чтобы Пивоваров вспомнил, что он даже неосторожно спустился на пару ступенек ниже своей охраны. Пожалуй, можно было бы сделать молниеносный выпад и… Но Леня вдруг вспомнил лагерь в Серове… Такое в его жизни, действительно, было. Он вспомнил тот старый погнутый таз и даже бесконечный звук плюхающихся в него капель. Гадкое, мокрое лето. Загорать и купаться, и даже играть в футбол было нельзя. На территории лагеря непроходимые лужи и грязь, а на футбольном поле во вмятинах у ворот – коричневые канавы. В дачах такая сырость, что на стенах выступили разводы буро-зеленой плесени. Постельное белье было постоянно влажным и холодным. Обогреватель не спасал. Лене тогда тоже хотелось домой, но родители отдыхали в пансионате на юге и знать не знали про его житье-бытье в Серове.
– Вспомнил! – понял «чернокурточник». – А теперь еще немного напрягись! Помнишь, как вы развлекались в тот месяц?
Парень заметно нервничал, и от этого волнения толстый шарф на его лице сбился в сторону. В его голосе стали проскальзывать знакомые ноты, но чьи, Пивоваров все-таки никак не мог понять.
– Развлекались? – переспросил Леня. – Чем в лагере можно развлекаться: настольный теннис, игры всякие, морской бой, телевизор, КВН. Ты давай ближе к делу!
– Я очень близко. Постарайся вспомнить Жабика!
Парень уже почти кричал, и Леня действительно все вспомнил.
Жабик! Такое прозвище было у худенького, почти прозрачного мальчика с острыми коленками и почему-то непропорционально большими, как ласты, ступнями. Именно за них он и получил свою кличку. Иногда его называли и злее – Жабой, но чаще все-таки Жабиком – за очень маленький рост. Еще Жабик отличался тем, что на его крошечном носике сидели чудовищной величины очки в темно-коричневой оправе. Два зеленоватых глаза плавали за толстыми стеклами, как рыбки в банках. Леня силился вспомнить фамилию или хотя бы имя Жабика, но ему это почему-то не удавалось. Тот парнишка в памяти Пивоварова навсегда слился со своим прозвищем. И потом… то лето было так давно, уже больше четырех лет назад.
Тогда над Жабиком потешались все кому не лень. Даже парнишка с прооперированной, но все равно довольно-таки уродливой заячьей губой. Он, кстати, иногда усердствовал больше других, может быть, мстя ни в чем не повинному ластоногому гномику за свои прошлые унижения и радуясь тому, что в отряде нашелся еще более презираемый человек, чем он. Жабику с его нестандартной внешностью и в теплое лето было бы несладко. Но все-таки ребята, занятые купанием, спортивными соревнованиями и прочими развлечениями, вязались бы к нему реже. А в то лето все изнывали от скуки, были злыми от холода и сырости. Жабику запускали в постель настоящих лягушек. «Это же твои родные братья! Гляди, у них точь-в-точь такие же ласты, – веселились ребята, когда видели слезы за стеклами очков несчастного мальчишки. – Ты плачешь, что не все смогли прискакать к тебе в гости? Завтра компания будет веселее! Прискачут все, кто сегодня не успел!» По ночам Жабика мазали зубной пастой, привязывали за ноги к прутьям кровати, а в столовой выпивали его порцию компота и съедали его фрукты.
– Слушай! – крикнул повзрослевшему Жабику Леня. – Но ведь я-то тебя не трогал! Точно помню! Чего тебе от меня-то надо?
– Не трогал, – усмехнулся Жабик. – Ну и что? Ты не мешал это делать другим. Ты не лучше их! Ты хохотал вместе с ними!
– Допустим… хотя я не очень помню… Это сейчас легко говорить «мешал – не мешал»… А тогда нам всего-то по девять-десять лет было. Я мог и не сообразить, что надо помешать. И… При чем тут девчонки? Оксанка? В нашем отряде не было девчонок! Только ребята!
– Были! – из тени от вагончика вдруг выступила Оксана. За ней жалась Юлька. – Ты просто забыл. У девочек была отдельная палата, но отрядом мы были одним.
Леня, увидев Оксану, досадливо поморщился, а парень в черной шапке с прорезями для глаз нервно дернулся:
– Ты все-таки ее привел?
– Нет! Я сама пришла! Он не знал! – Оксана во все глаза смотрела на парня в маске, потом вдруг охнула и пробормотала: – Не может быть…
– Сматываемся! – крикнул парень, но вовремя вынырнувшие из темноты, из засады, Кепа с Веретенниковым сработали быстро, скрутив за спинами руки его «секьюрити».
Леня молниеносным выпадом схватил за кисти Жабика. Подскочившая Оксана сдернула с него шапку с прорезями.
– Не-е-ет! – взрезал темноту отчаянный Юлькин крик.
Глава XV
Как же теперь верить людям?
В свете жалкой качающейся лампы по-прежнему чуть посверкивали мелкие капли дождя. Мокрые лица присутствующих с прилипшими к вискам, лбу или щекам волосами выражали полную растерянность. С закушенной губой, с сухим зеленоватым лицом перед ними стоял Книжный Червь – Саша Семенов.
– Сашка? Ты? Жабик? Как же это? – Оксана роняла вопросы, на которые совершенно не нужны были ответы.
От прежнего Жабика, кроме тонких, нервных, прозрачных пальцев, в Сашке не осталось ничего. Ластоногий жалкий мальчишка превратился в высокого, стройного молодого человека с зеленоватыми глазами и пушистой пепельной шевелюрой.
– Отпустите их, – Семенов кивнул на своих охранников, с которых еще не успели снять черные маскировочные шапки. – Они ничего толком не знают. Пусть уйдут. Я им просто платил, чтобы стояли рядом.
Не поверив, Оксана по очереди сдернула с парней шапки. Их лица действительно были никому не знакомы.
– Кто ж они такие? – спросил Леня.
– Эти ребята из школы, в которой я заканчивал восьмой класс. Повторяю: отпустите их. Они ни при чем. Просто стояли рядом.
– Просто стояли рядом? – Оксана с презрением оглядела Сашку. – Ты хочешь сказать, что лично, вот этими самыми своими музыкальными пальцами отдубасил наших парней?
Семенов не успел ничего ответить, так как к нему наконец подошла бледная до синевы Юлька и жалобно спросила:
– Сашенька, что происходит? Что еще за Жабик? Я ничего не понимаю… Тебя ведь тоже избили… Ну, скажи что-нибудь, чтобы я начала понимать! Тебя били, а потом заставили писать эти гнусные письма и…
– Никто меня не бил и ничего не заставлял делать, – не глядя на нее, перебил свою подругу Сашка.
– Но как же? Я действительно ничего не понимаю… – Юлька обвела всех присутствующих беспомощным взглядом, словно прося помощи.
– Что тут понимать… – тихо отозвался Сашка. – На даче я щеку с губой повредил… доской… Мы с отцом дыры в заборе заделывали. Никто меня не бил…
– Правда, Сашка, – вмешался Леня, – хватит из нас дураков делать! Скажешь, не твои адъютанты наставили синяков Гийке с Феклистом?
– Не мои.
– А кто?
– Не знаю. Я просто воспользовался тем, что витало в воздухе.
– То есть?
– То есть… я Юльке, чтобы отвязалась, сказал про черные куртки, маски… а всем понравилось… Раздули до абсурда… Я и решил воспользоваться уже практически готовым имиджем.
– Та-ак! – разъяренная Оксана уперла руки в бока. – Здрасте, пожалуйста! Чистенький, беленький, пушистенький! А кто с Анжелки золотой кулон снял?
– Нужна мне ваша Анжелка!
– Вот гады! – Оксана подлетела к двум совершенно растерянным незнакомым парням. – Неужели вы будете отрицать, что Анжела вам отдала свою Деву – знак зодиака на цепочке? Ей родители подарили на прошлый день рождения!
– Не знаю никакую Анжелку, – буркнул один из парней. – Сашка ж говорит, мы просто рядом стояли.
– Нет, вы посмотрите на этих мерзавцев! – горячилась Оксана. – Меня вы тоже не знаете? Не помните? И моих золотых украшений тоже не видели?
– Почему? Тебя помним, – отозвался второй из парней. – В беседке во дворе двадцать седьмого дома дело было. А больше ни с какими девчонками не связывались. Слово даю!
– Да кто поверит вашему слову? – продолжала возмущаться Оксана.
– Послушайте! – взмолился Семенов. – В третий раз прошу, отпустите Пашку с Ромкой. Они ни при чем! Я и так все скажу, потому что… в общем… хочу сказать… Действительно надоело в себе носить, да и вам неплохо бы, наконец, дать оценку кое-чему…
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |