Птичка певчая 05.10.2014 18:31» Глава 22
Глава 22
Я сейчас в самом спокойном месте в мире. Здесь мне надежно, уютно, хорошо. Я слышу ритмичные звуки и знаю – пока они есть, со мной все будет в порядке. То же самое, наверное, чувствуют дети в утробе матери. Тепло, любовь и умиротворяющее биение сердца. Я лежу в объятиях моего любимого мужчины, его мерное дыхание ласкает мою щеку и плечо, а рука крепко обнимает за талию. Здесь мое место.
Вечером я приготовила ужин. Рыба в сливочном соусе удалась. Он пришел ровно в восемь. Принес бутылку вина, наверное, из своего бара. Я оделась в красивое строгое платье, желая сделать ему приятное. И если бы не Женя, это был бы идеальный вечер.
Мой ребенок ел молча, не поднимая глаз от тарелки. Изредка она посылала Сергею колючие взгляды. Я думаю, она что-то почувствовала своим маленьким сердечком. Я была так рада приходу Вронского, прямо светилась, видя его сидящим напротив, что не сразу заметила, что чем радостнее становлюсь я, тем печальнее моя дочь.
Я знаю, что когда смотрела на него, мои глаза сияли. Я видела отражение этого сияния в его глазах. А вот Женя, наверное, окончательно поняла, на кого я променяла ее отца. Потому что я точно так же ставила перед ним тарелки и подкладывала еду, как когда-то делала это для Влада. Она не могла понять, почему в нашей с ней жизни появился этот чужой мужчина. Хотя, по-моему, она вспомнила, что уже видела его однажды на пирсе с удочкой в руках.
На ночь она меня не поцеловала.
Но отрекаться от своего счастья я не намерена. Я так давно его ждала, что под конец разуверилась, что оно вообще существует. И я надеюсь, что моя дочь, как и многие другие дети, примет нового мужчину в жизни мамы, и сможет быть счастливой. Надежда- все, что у меня есть.
Сергей остался со мной до утра. Мы любили друг друга так трепетно и нежно, что моя душа сладко замирала. Таким я его еще не знала. Он пришел не покорять меня. Он захотел получить то, что ему было или неведомо, или давно забыто. Нежность и беззаветную любовь.
С первыми лучами солнца я проснулась. Сквозь приоткрытое ночью окно до меня долетали звуки пробуждающегося города. Машины шумели по асфальту, слышалось шарканье метлы, звонкое пение птиц в маленьком сквере напротив. Я улыбнулась. Я счастлива.
Я не решилась его будить. Долго рассматривала строгие, красивые черты. Он даже во сне был решительным, неприступным. И хотя его лицо было расслабленным, никто бы не смог сказать, что у этого человека есть хотя бы одна слабость.
Он ушел до того, как проснулась Женя. Но я успела сделать ему кофе и сэндвичи. Мы, как два заговорщика, сидели за длинным столом на барных стульях и в абсолютной тишине пили обжигающий напиток. Я не могла оторваться, я пожирала его глазами, понимая, что ловлю свои самые счастливые мгновения, что не удается большинству людей. Я дарю ему всю себя. А он смотрел на меня так, будто это было взаимно. Это утром не было украденным. А потому оно было первым в нашей совместной жизни, и таким ценным.
Женю удалось накормить завтраком, но я не узнавала своего ребенка. Ни блеска в глазах, ни живости в движениях. И тем не менее она мне не перечила, когда мы собирались за справками.
В больнице удалось почти без задержек обойти все кабинеты. Я попросила сделать анализы в срочном порядке, чтобы уже завтра Женя пошла в садик. Она почти все время молчала. Я же боялась спросить, о чем она думает. Да мне и не пришлось. Она сама все рассказала.
- Теперь Сергей заменит мне папу?
- Нет. Твоего папу никто не сможет заменить.
- Но ведь ты же его поменяла на Сергея?
Ну что тут скажешь? Все именно так и было.
- Нет, солнышко. Твой папа перестал быть мне мужем, но твоим папой он не перестанет быть никогда.
- Я не хочу жить вместе с Сергеем.
- Почему? Тебе плохо с ним?
- Я его не знаю. Он чужой. Вернее, я помню его у речки. Но тогда он мне нравился больше, чем сейчас.
- Разве он обидел тебя чем-то?
- Нет.
- Тогда почему он тебе не нравится?
- Он не папа.
- Да, он – не папа.
Я не знаю, как объяснить ребенку, что именно этому я и рада. Именно эта перемена мне была нужна, как воздух. Но где мне взять мудрости, чтобы подобрать слова, которыми можно донести до маленькой девочки абсолютный нонсенс в ее представлении. Никто не сможет быть для нее лучше ее любящего отца. У нее его линия скул, подбородок, его любовь, в конце концов. Разве Вронский сможет дать ей это? Для него она всегда будет чужой. Он никогда не станет всматриваться в ее личико и умиляться тому, как они похожи. И если он и взрастит в себе любовь, то это будет тяжелый труд, а не данность природы.
Мне казалось, что Женя что-то решила для себя. А на следующий день она пошла в детский сад.
Так началась наша новая жизнь.
Каждый свой шаг я делала очень осторожно, боясь оступиться в самом начале пути. Влад начал иногда звонить. Главной темой нашего разговора была дочь. Но увидеться с ней он не спешил. Попросил только на выходных забрать к матери. Что ж, его ждет много интересной информации. Но я уверена, что он не поймет, кто мой новый мужчина. Сергей больше не заводил разговора о том, что я и кому должна рассказать. Хотя меня немного потряхивало, что он возьмет инициативу в свои руки. Я знаю, что будь я на его месте, то ревновала бы до безумия. Но он терпел мою нерешительность.
Влад, я думаю, понял, что ему самому с дочкой не управиться. Он приходил с работы поздно, и роль хозяйки, которая должна тщательно спланировать день так, чтобы успеть и поработать, и скупиться, и приготовить еду, была ему не по силам. А значит, и ребенка ему самому не воспитать.
Я утешала себя этой мыслью, пока он не обмолвился мне, что переехал к матери, а значит, за Женей могут полноценно присматривать. Почему-то мне стало страшно. Я подумала, что будет если по каким-то причинам он захочет оставить ребенка себе? Затолкнув эту мысль глубоко в сознание, я предпочитала не рассматривать такой вариант развития событий.
Моя мама так ни разу и не позвонила. Обо всем, что происходило в моей семье, я узнавала через отца. Он рассказала мне, что у мамы на нервной почве был гипертонический приступ. Ага, вот откуда у меня эти проблемы. Сказал,что ей уже гораздо лучше, давление больше не скачет, но она принимает таблетки. Также признался, что они сильно скучают за внучкой. Я вынуждена была сказать, что на выходных Женя будет у Влада и свекрови. Из чего мой отец сделал вывод, что мы больше не живем вместе.
Несмотря на то, что наши совместные трапезы стали почти обыденным явлением, Женя все не могла привыкнуть к Сергею. Это больше напоминало пыточную. Моя дочь молчит, потупившись в тарелку, я нервничаю из-за того, что ей плохо, а Сергей хмуро наблюдает эту картину и Бог знает о чем думает.
Этот вечер не стал исключением. Я суечусь на кухне. До сих пор не могу избавиться от ощущения новизны, когда накрываю на стол для Сергея. Жду с волнением его одобрения, вспыхиваю от комплиментов. Женя смотрит телевизор.
Вронский никогда не приходит после работы сразу к нам. Он принимает у себя душ и переодевается. Иногда задерживается из-за нескольких звонком или за ноутбуком. Но ужинает всегда с нами.
Я достаю из духовки одно из любимых дочкиных блюд – картофельную запеканку с курицей и грибами. Очень просто и быстро, но сытно и вкусно. Она обычно всегда прыгает поблизости, когда запеканка остывает на столе, и очень часто в золотистой сырной корочке появляются дырочки. Сегодня, несмотря на райский запах, заливший кухню, невероятная сила воли или жгучая обида на меня удерживают ее на диване.
Сергей приходит с телефоном в руке, он продолжает разговаривать, когда мимоходом целует меня в губы, и идет в нашу спальню. Нашу, потому что не было еще ни единой ночи, которую мы провели бы раздельно.
- Женя, вымой руки и садись за стол.
- Я не хочу есть с ним за одним столом.
- Я не поняла?! Что за новости?! – у меня внутри все неприятно сжимается.
- Он поцеловал тебя!
- И что?
- Тебя мог целовать только папа!
- Солнышко, меня целуешь ты, бабушка и дедушка меня целуют, мои друзья тоже при встрече обнимают и целуют меня.
- Но Сергей поцеловал тебя в губы!
- Да. Я разрешаю ему это. Мне нравится.
- Нельзя ему разрешать!
Ревность, отчаяние, непонимание явно читались на ее осунувшемся личике. Я на какой-то миг решила, то совершила ошибку, но тут же одернула себя. Как нам жить вместе, если не делать самых привычных вещей, которые делают влюбленные? Я хочу обнимать Сергея, когда сижу перед телевизором, хочу целовать его, встречая и провожая, хочу касаться его почти постоянно, просто так, чтобы дать ему понять, как ценю нашу хрупкую, только зарождающуюся близость.
- Женя, давай мы решим это сейчас. Сергей и я – мы очень нравимся друг другу. А когда люди такое чувствуют, они пытаются выразить свою привязанность и симпатию. Ты же хочешь обнять щенка или котенка? Хочешь его погладить и поцеловать? Вот и у нас так же.
- Почему он так нравится тебе?
- Потому что он благородный и красивый, потому что добрый и заставляет меня чувствовать себя счастливой.
- А папа так не делал?
- Когда-то делал. Но это прошло.
- Почему ты не скажешь ему, чтобы он и дальше так делал? Почему тебе обязательно нужен Сергей?
- Наверное, у него лучше получается. А мы с папой разучились радовать друг друга.
- Почему вы опять не научитесь?
- Этому невозможно научиться.
- Это не проходят в школе?
- Ах, если бы все было так просто! Нет, в школе этого не проходят.
- Мне не нравится Сергей. Он украл тебя у меня и у папы! Я его ненавижу!
Я хватаю ртом воздух, не зная,что мне нужно сейчас сказать, чтобы убедить ребенка, что ненависть – очень плохое чувство, что Сергей его недостоин, как краем глаза замечаю движение. Вронский стоит в проеме двери, прислонившись плечом к косяку, и смотрит на Женю. Мне сложно прочитать его взгляд. Возможно, он испытывает досаду? Или презрение, которое ощущают большие звери к насекомым? Его лицо холодное и жесткое. Он не может себя защитить, чтобы не выглядеть глупцом, спорящим с ребенком. А я не могу дать Жене такой ответ, который заставить ее по-другому взглянуть на Вронского.
Нет, Сережа, не нужно ненавидеть моего ребенка! Я этого не переживу!
Женя демонстративно отворачивается и уходит в свою комнату. Я стою, словно приклеенная, опустив руки вдоль тела.
Вронский, как ни в чем не бывало, подходит к столу и садиться на место во главе.
- Что ж, мысли твоей дочки предельно ясны. Я думал о том, каково будет жить вместе с чужим ребенком. Я предполагал, что такая ситуация будет наиболее возможной.
- Она – не чужой ребенок. Она – моя дочь, - говорю севшим голосом.
- Она никак не связана со мной и не хочет этой связи. Я не знаю, захочет ли когда-нибудь.
- Она напугана, ее жизнь круто изменилась. Дай ей время.
- Я не желаю ей зла, но в ее глазах я преступник. И каждый раз, когда ты прикасаешься ко мне или я подхожу к тебе близко, ее взгляд тяжелеет, а кулачки сжимаются. Что это по-твоему?
- Я пытаюсь объяснить ей, что теперь ты будешь рядом со мной, а не ее отец.
Вронский накладывает себе порцию запеканки, я сажусь рядом, беру Женину тарелку и накладываю ей. Не оставлять же ее голодной. Самой же кусок в рот не лезет.
Вронский смотрит на меня критически, словно я совершаю ошибку. Если он думает, что я оставлю своего ребенка голодать из-за того, что сама натворила, то он сильно ошибается. Она не виновата. Во всем виновата только я.
Когда я захожу в детскую, Женя поднимает голову, опущенную на сложенные руки, и ее заплаканное личико кривится от еще одного приступа рыданий.
Я ставлю тарелку рядом с ней и провожу по ее волосам дрожащей рукой.
- Заинька, не нужно плакать. Сергей – очень хороший, не ссорься с ним, мне тяжело это видеть.
- Я хочу назад, к папе. Он отнимет тебя у меня.
- С чего ты это взяла? Никто и никогда не сможет этого сделать!
- Он сам говорил тебе, что ты только его. И ты согласилась.
- Когда это было? - напрягаю память, но ничего не могу вспомнить.
- Это было ночью. Вы были на кухне, ты вздыхала, а потом он сказал это.
Прошлой ночью, после ужина, помогая убрать мне со стола, он начал меня целовать. Я домывала посуду, когда он подошел сзади и обнял.
Я думала, что Женя уже спит – когда я выходила из ее комнаты, она дышала глубоко и размеренно, как человек, провалившийся в сон. А она, оказывается, все слышала! Краска начала заливать лицо и шею. Мы ушли в спальню, но прелюдия началась именно у раковины.
Вронский заявлял на меня свои права, как мужчина на женщину. Но как мне это втолковать ревнивому, напуганному ребенку?
- Поешь, солнышко. Сергей не хотел отнять тебя у меня. Он радовался, что я рядом с ним.
- Не верю. Он хочет, чтобы меня не было, когда вы вместе.
- Нет, все не так.
- Я это знаю.
- Ты ошибаешься.
Пока моя дочь опустошает тарелку, я думаю, а ведь она действительно мешает ему. Он – мужчина, который не привык к такого рода препятствиям. Его женщины всегда были молодыми, красивыми и одинокими, без «багажа». И мне страшно, что будет, если этот «багаж» ему вдруг станет не по силам нести. Или он просто бросит его и пойдет дальше.
Я выношу пустую тарелку, предварительно пожелав Жене спокойной ночи.
Сергей стоит, опираясь на столешницу, сложив руки на груди. Его приборов нет на столе, как нет и в раковине. Моя тарелка одиноко стоит рядом с остывшей запеканкой.
- Ты уже поел?
- Как видишь.
- А мне что-то не хочется.
- Что так?
Я молча качаю головой. Как сказать ему, что я напугана, как выразить мое стремление сохранить доверие и любовь дочки и его расположение?
- Значит, не хочешь говорить. Что же, я тоже не настроен на разговоры.
- А на что ты настроен? – я медленно подхожу к нему, всматриваясь в замкнутое, отрешенное лицо.
- Не уверен, что смогу четко сформулировать то, что сейчас у меня на уме.
- Я надеюсь, что ты сможешь показать мне это без слов?
Когда он целует меня, я не могу полностью раствориться в нем, я прислушиваюсь к спальне дочки, боясь повторить ошибку. И в конце концов, мне кажется, что я различаю скрип ее кровати.
- Давай немного попозже.
- Ты не хочешь? – он разгорелся, как костер при сильном ветре.
- Хочу, но не сейчас.
Он отстраняется и мне становится холодно.
- Я знал,что этот момент настанет.
- Какой момент?
- Когда твоя дочка встанет между нами.
- Не говори ерунду.
- Я думал об этом еще на Крите.
- Она просто не уснула, а я не хочу, чтобы она слышала нас.
- Тогда пошли в спальню.
Я колеблюсь. Боюсь, что она и в этом случае что-то услышит. А я никогда не хотела, чтобы Женя в пять лет ломала голову, почему ее мама кричит, находясь рядом с чужим мужчиной. С ее отцом я практически никогда не издавала ни звука. Сергей же… В общем, Сергей – это совершенно другое дело. И я сейчас в каких-то растрепанных чувствах, не могу настроиться на нужный лад.
- Ты не хочешь, - уголки его губ поползли вниз.
- Нет, я хочу, просто она еще не уснула и может услышать, даже если мы будем делать это в спальне.
- Пошли ко мне.
- А если она выйдет?
- Оставим радио-няню на твоем телефоне здесь, включенной. Как только будет хоть малейший звук – на мой номер будет дозвон.
- Нет. Не хочу так. Давай подождем…
Вронский нервничает. Я знаю это абсолютно точно, как и то, что я женщина с сильно развитым материнским инстинктом.
- Ира, мне кажется, что ты не становишься ближе.
- Неужели? И когда ты это понял? Когда я вчера стонала так, что наши соседи скоро станут бросать на меня укоризненные взгляды в лифте?
- Я не это имею в виду.
- А что? Я сейчас прошу тебя отложить телесную близость, ты начинаешь выходить из себя и пытаешься мне доказать, что думаешь исключительно о духовной стороне наших отношений?
- Я думаю, что у тебя начинается истерика.
- А я думаю, что ты не понимаешь мои обязанности, как матери. Я хочу успокоить свою дочь.
- Как раз это я очень хорошо понимаю. Только успокаивая ее, ты все больше думаешь о том, правильно ли поступила, уйдя от ее отца.
Я хочу ответить, но слова застревают в горле. А ведь я думаю… Из-за того, что ей плохо…
- Что, нечего возразить? Со мной настолько х*рово?
- Не говори так со мной.
- Мы не в пансионате благородных девиц, а ты не невинная овечка, чтобы краснеть от таких слов. И не начинай строить из себя учительницу.
- Я пожертвовала ее спокойствием и счастьем, я до сих пор рискую этим!
- Значит, я абсолютно ничем не рискую, когда принял тебя с ребенком, не зная, чего ждать от этих отношений, когда послал к черту истеричную дочку босса, нарываясь на неприятности?
- Ты не страдаешь так, как она!
- Но боюсь так же!
Мы стоим друг напротив друга и смотрим, как враги. Он сжимает кулаки и делает шаг от столешницы, на которую опирался. И хотя фактически он стал ближе ко мне, я чувствую, как мы отдаляемся друг от друга со скоростью поездов, мчащихся в противоположных направлениях.
- Уже поздно.
- Ты уходишь?
- Думаю, сейчас это лучший выход. Мне надо выспаться.
- Тогда … спокойной ночи.
Он отворачивается и уходит, неслышно притворив за собой дверь.
Какое-то время я стою неподвижно, глядя ему вслед, а камень давит на грудь все сильнее и сильнее. Он ушел. Он не захотел меня понять, а я, наверное, не смогла примерить на себя его рубашку.
В квартире так тихо, что я слышу ненавязчивое жужжание стиральной машинки в ванной.
Сажусь на диван лицом к входной двери и понимаю, что до крови искусала губы.
Пусто в гостиной, в моей спальне, в моей груди.
Я всегда была женщиной, которой нужен мужчина для того, чтобы смело идти по жизни, знать, что рядом есть тот, кто подстрахует и поймает, если я споткнусь. Это было моей проблемой. Я никогда не могла позаботиться о себе сама. Я боялась, что не справлюсь.
Сейчас я падала и разбивалась на кусочки, потому что всегда наивно полагала, что меня поймают. И в этот раз мне нужны были только одни руки, крепкие, загорелые руки мужчины, тихо вышедшего за дверь пять минут назад.
Я не слышу ни одного шороха, когда беззвучно плачу, уронив голову в ладони. Абсолютная тишина, гулкое пустое пространство, страшное одиночество.
Я вздрагиваю, когда он трогает меня за лицо. Сквозь мутную пелену слез не могу рассмотреть его лицо, но сердце мое уже увидело все, что нужно.
- Не плачь.
- Не буду.
- Я не смогу уйти никогда. Слышишь? Не смогу. Разве что ты сама уйдешь.
- Я не уйду. Я люблю тебя.
Он обнимает меня, притягивая к своему теплому телу, я тычусь в него, как слепой котенок, неумело целую распухшими от плача губами в шею, в ключицу, в плечо. Он сам находит мои губы.
- Соленые, - шепчет он.
Зарываюсь в его волосах пальцами, нервно тяну за них, приближая его голову к себе. Хочу его ближе, хочу его под своей кожей, у себя внутри.
Неправильно так сильно желать мужчину, чувствовать его уход настолько остро, будто лишаешься конечности. Это делает меня зависимой. Хотя кому я лгу – я сама добивалась этого.
Он нетерпелив, меня сотрясает дрожь. Сквозь нас пропустили тысячи вольт, каждая клетка наэлектризовалась, потрескивает и искрит от страсти. Он несет меня в спальню, где мы окончательно теряем голову и приличия. В нашей спальне нет табу, любовь не терпит запретов, она не знает слова нет.
Меня никто не называл бесстыжей, ни одного раза за всю мою жизнь. Но сейчас, когда его пальцы и язык ритмично движутся во мне, когда я кусаю руку, чтобы заглушить стоны, когда раскидываю ноги широко в стороны – я бесстыдница.
У него исполосована спина. Когда я ловлю себя на этом занятии, то вместо того, чтобы остановиться, смеюсь и продолжаю вонзаться в него ногтями. Мой! Пусть эти царапины напоминают ему об этом каждый раз, когда он увидит их в зеркале.
Он берет меня жестко и резко, держа за бедра, заставляя прогибать спину, когда одной рукой хватает за шею и тянет на себя. Я падаю грудью на кровать, задыхаясь от приближающейся разрядки, и смотрю на него через плечо.
Он – Бог. Воплощение моих темных желаний, моих глубинных фантазий.
Я чувствую, как он взрывается во мне, и я следую за ним сразу же, царапая простыни, ломая ногти о спинку кровати.
Люблю его! Люблю! Не могу без него. Никогда не смогу.
Первый тревожный звоночек я пропустила. У Жени в садике пропал аппетит. Она неохотно ела, и в конце концов, через несколько дней воспитатель предположила, что она заболела.
Я побывала с Женей у педиатра, гастроэнтеролога, иммунолога, инфекциониста. Но ничего так и не нашли. В итоге, пробыв неделю на больничном, я заметила, что она стала немного лучше кушать, мы активно гуляли, она повеселела и порозовела. Успокоенная, я вышла на работу, а она опять стала посещать садик.
Но дома дочка оставалась очень молчаливой и замкнутой. Когда у нас был Сергей, из нее невозможно было вытянуть ни слова. Я спросила у Сергея, не ссорились ли они с Женей, но он ответил, что Женя избегает его. Он пытался наладить с ней контакт, принес ей шоколадные конфеты и куклу, у которой сгибаются ручки и ножки, но она не взяла подарки, прошла мимо, будто и не увидела их.
И тогда я серьезно забеспокоилась. Моя девочка увядает, как цветок без дождя. Она могла капризничать и не есть, но никогда не отказывалась от игрушек и развлечений.
Мы начали проводить больше времени вместе, если такое вообще возможно. Каждый день после работы я тащу ее в детское кафе, игровую комнату, на занятия по лепке и рисованию, которое проводится вместе с родителями. Я буквально разрываюсь между ней и Сергеем.
Он больше не говорит на тему, что нам делать с враждебным отношением к нему моей дочери. Он вообще старается не говорить о ней, хотя меня упорно грызет совесть, ведь я трачу на нее его деньги. И он никогда, даже ни единым намеком, не выразил свое неудовольствие. Наоборот, стал давать мне больше на карманные расходы.
А я так хочу, чтобы мы были втроем, чтобы напряжение между двумя дорогими мне людьми исчезло, как утренний туман под порывами ветра.
Дважды я замечала, как он пытается завязать с ней разговор. Сергей предложил посмотреть вместе мультфильм, а потом пытался соблазнить ее походом в центр развлечений. Оба раза он промолчала в ответ, отвернув от него голову.
Влад брал ее на выходные, да и то не всегда. Моя свекровь – своеобразная, болезненная и мнительная женщина. Часто она находит у себя симптомы каких-то болезней и долго не может встать с кровати. Пока эти симптомы не окажутся свидетельством отравления, простуды или несварения желудка. Короче, ипохондрик еще тот.
Но Светлана Анатольевна искренне любит Женю. И как ни странно, с нею забывает обо всех своих недомоганиях. Я думаю, дело в том, что ей одиноко.
Я решила позвонить Владу и попросить его забрать Женю и в эту субботу. Не могу и предположить, что она ему расскажет, но для нее будет лучше чаще видеться с отцом, знать, что он никуда не делся и она для него по-прежнему много значит.
Задуманное сделано, и мы едем в такси к моему почти бывшему мужу.
- А ты останешься с нами?
- Нет, солнышко. Ты побудешь вместе с папой и с бабушкой, а я должны убрать квартиру, постирать наши вещи.
- А папа разве не захочет, чтобы ты побыла с нами?
- Не думаю. Но я тебя скоро заберу, если ты захочешь.
- Не знаю. Наверное, я останусь с ним до понедельника.
Встреча с Владом – нелегкое испытание. До сих пор я ловлю в его взгляде надежду и тоску, хотя уже прошло достаточно времени,чтобы понять – наш разрыв неизбежен. Мы почти месяц не живем вместе.
- Привет.
- Привет.
- Как ты, малышка?
- Папочка, я соскучилась!
- Я тоже. Иди к бабушке, она ждет тебя в зале.
Женя разворачивается и убегает от меня, даже не обернувшись. Влад рассматривает меня, словно ищет метки другого мужчины, другой жизни.
- Хорошо выглядишь. Только немного похудела.
- Спасибо.
- Не хочешь остаться?
- Не думаю, что это хорошая идея. Твоя мама точно не обрадуется. А я не хочу портить Жене выходные.
- Какие планы?
- Поеду домой, займусь уборкой, стиркой,всем, что обычно делаю в свободное время.
Он мнется, но все же задает вопрос.
- Ты уже с кем-то встречаешься?
- Да. – Я смотрю ему прямо в глаза. Мне нечего смущаться. Я не стану стесняться Вронского.
- С тем самым…
- Да.
- Значит, ушла к нему.
- Нет. Когда я уходила, то уходила не к нему, а от тебя. Но давай не будет об этом.
- Как скажешь.
- Как работа?
- Все хорошо. А у тебя?
- Устаю, но не жалуюсь. Хотела тебя спросить… Когда мы подадим на развод?
- Так не терпится? – Влад нехорошо хмыкает.
- Что не терпится? Официально подтвердить тот факт, что мы уже не вместе? Да.
- Зачем оно тебе нужно? Уж не замуж ли собралась?
- Не твое дело, - не терплю иронии.
- Что ж, значит на это рассчитываешь.
- Я не хочу обсуждать мою личную жизнь. Лучше давай назначим дату и подадим чертово прошение!
- Да хоть завтра!
- Завтра не могу. Не успею отпроситься. Но позвоню тебе на неделе, когда дадут отгул. Кстати, Женя болела.
- Что-то серьезное?
- Я не знаю что с ней. Просто прошу – пока она у тебя, проводи с ней больше времени.
- Я и так всегда…
- Влад. Я сказала, не с ней в одном помещении, а именно с ней. Я знаю, как это было всегда. Ты за компьютером или у телевизора, а она просто рядом вертится. Она скучает.
- Хорошо.
- Ну, тогда я поехала…
Разворачиваюсь к двери и уже берусь за ручку, когда его рука накрывает мою.
- Тебе хорошо с ним? Лучше чем со мной?
Я не оборачиваюсь. Просто тяжело вздыхаю.
- Мне и с тобой было когда-то очень хорошо. Но уже очень давно это ощущение прошло.
- А с ним, думаешь, не пройдет?
- Не знаю. Пройдет – значит так тому и быть. Но сейчас я счастлива.
Сергей вытащил меня на природу. Мы взяли подстилку, закуски и по пути купили сок.
В парке с трудом отыскали более-менее уединенный уголок. И перекусив бутербродами, устроились отдыхать, лениво разглядывая небо, просвечивающееся сквозь густую листву.
Я лежу у него на коленях, он держит мою руку, перебирая пальцы.
- Тебе не следует убирать в квартире. Я скажу той женщине, что убирается у меня, заглядывать и к тебе дважды в неделю. Ты портишь свои красивые руки.
- Не нужно. Я привыкла делать это сама. Мне будет как-то неудобно, что у меня убирает посторонний человек.
- Это горничная.
- Но я же не в отеле.
- Это не твоя квартира.
- Да. Но пока я бездомная, то это место больше всех напоминает дом.
- А где бы ты хотела жить?
- В своем доме. Он будет светлым и большим. С огромным количеством окон. Я бы даже хотела полностью прозрачную стену. И обязательно с зеленой лужайкой, бесчисленным количеством клумб, где я бы высадила свои любимые цветы, и задним двориком. Там будут расти фруктовые деревья, будет деревянная беседка и место для мангала.
- Такой дом рассчитан на большую семью.
- А я когда-то и хотела большую семью. Не одного ребенка, а двух или трех, и даже собаку.
- Почему же вы не купили дом и не воплотили твою мечту?
- Это только у вас, у богатых, все так просто.
- Дело было лишь в деньгах?
- Нет. Когда Влад хотел взять кредит и исполнить мою мечту, я дала задний ход.
- Почему?
- Потому что боялась, что это уже на тот момент была безнадежная затея. Большой дом не спас бы наш брак.
- А дети?
- Они с Женей не так давно планировали организовать и это.
- Но ты отказалась участвовать?
- Да.
- Ты больше не хочешь детей?
- Не от него.
- А от кого?
Я поворачиваюсь к нему, с удивлением отмечая игривые нотки в голосе. Он тепло окидывает мою фигуру взглядом.
- От меня.
- Ты серьезно?
- Однажды я уже решил, что ты беременна.
- Ты ошибся тогда.
- Но когда я представил себе, что это может оказаться правдой, то захотел забрать тебя к себе, спрятать в своей квартире и смотреть, как ты меняешься, как тебя тошнит по утрам, как ты капризничаешь и заставляешь меня искать тебе шоколадное мороженное в три часа ночи.
- У тебя очень извращенное понятие о счастье. Ты уверен, что не страдаешь мазохизмом?
- Нет, - Вронский широко улыбается.
- Хм. Зато у меня большие сомнения.
- Так что же?
- Я что-то не пойму. Ты хочешь сделать мне ребенка?
- Я был бы не против.
У меня сжимается желудок. Смотрю на него во все глаза. В горле вдруг пересохло, и слова даются мне с трудом.
- Что, прямо сейчас? - выдавливаю я.
Он смеется. Мой темноволосый Бог смеется, как мальчишка, беззаботно и легко.
- Нет, не прямо сейчас. Когда мы сможем переехать в наш дом.
- Ты уже и дом нашел?
- Нет. Но я могу начать поиски. Только я не хочу жить в нем с чужой женой.
- Я встречаюсь с Владом на этой неделе и мы подаем заявление на развод.
- Хорошо, - Сергей становится серьезным. Я понимаю, что эта тема его давно волновала.
- Тебя не пугает, что вы с Женей не очень ладите?
- Я подумал, если у нее появится маленькая сестричка или братик, ей будет проще и легче.
- Наверное. Но я не уверена.
- В какой-то момент мне показалось, что она сможет тебя отобрать у меня.
- Глупости. Вы оба ведете себя как дети, хотя ребенок только она.
- Ты так сильно любишь ее.
- Но и тебя люблю.
- И я люблю тебя, - он говорит это, уткнувшись мне в волосы. Потом поднимает голову и повторяет уже, глядя мне в лицо. – Люблю и верю, что ты сможешь сделать меня счастливым. А я – тебя.
Птичка певчая 11.10.2014 22:42» Глава 23
Глава 23
Я не думала, что подача заявления о разводе пройдет так легко. Я была в розовых мечтах о новом доме и ребенке от Сергея, поэтому, наверное, и не заметила, насколько был подавлен Влад. Но омрачать своего счастья я не хотела.
Не знаю, что рассказывала ему Женя, но он ни словом не обмолвился о моем новом мужчине.
Меня грызет совесть за то, что я сама ему не рассказала, с кем встречаюсь, с кем, по сути, живу. И стыдно мне было в первую очередь перед Сергеем.
Но и эти мысли я забросила на задворки сознания. Я наслаждалась жизнью, я дышала полной грудью и каждое утро просыпалась в ожидании радостных событий, которые принесет мне новый день.
Через несколько недель после памятного признания Вронского он позвонил мне субботним утром на мобильный. Я была удивлена тем фактом, что его не было в моей постели, но еще больше я удивилась тому, что он приказал мне быть собранной через сорок минут и ждать его у входа в здание.
- Жень, вставай.
- Мама, я сплю, - она укрывается с головой.
- Женя, нам сейчас нужно быстро собраться и мы уезжаем, - я протираю влажные волосы полотенцем, в уме подсчитывая, сколько времени потратила на душ.
- Я буду спать, - Женя бывает жуткой соней, особенно тогда, когда мне нужно куда-то спешить.
- Сергей заедет за нами через полчаса.
- Ну и пусть.
- Я не оставлю тебя одну дома.
- А зря.
- Готовлю завтрак, а ты за это время почисти зубы и умойся.
Омлет получился воздушным, а вот какао вышло не очень. Я добавила в него еще сахара и разлила по чашкам.
Женя вышла недовольная, но ее лицо сияло чистотой и свежестью, а вместо пижамы она была одета в джинсы и футболку.
- Папа не заберет меня сегодня?
- Нет.
- Почему?
- Сказал,что будет работать до обеда.
- А бабушка?
- Наверное, хочет, чтобы и папа был дома, когда ты приедешь.
- Может, отвезешь меня?
- Я подумаю.
В голосе Жени такая тоска и безнадежность,что последний кусок омлета становится комом у меня в горле. Но делать нечего – ей придется сейчас поехать с нами.
Покончив с завтраком, мы бежим к выходу. У подъезда уже стоит машина Сергея.
- И куда мы? – я сгораю от нетерпения. Сергей такой загадочный, да еще и в глазах играют чертики.
- Скажу так – если тебе не понравится, я разочаруюсь в твоем вкусе.
Мы едем в восточный конец города. Высотки уступают место частным домам и длинным улицам, утопающим в тени густых деревьев. Шум машин становится все тише, а лай дворовых собак – громче. В одном из поворотов я опять замечаю спальный район из девятиэтажных домов и узнаю эту часть города, расположенную невдалеке от морского побережья. В конце концов мы выезжаем на дорогу, ведущую к морю и мимо церкви спускаемся вниз. Эта район представляет собой контрастную смесь бедности и роскоши. Рядом с низкими одноэтажными домишками, напоминающими рыбацкие хижины с маленькими окнами и приземистыми дверными проемами стоят шикарные дворцы из красного кирпича, окруженные соснами и березами, с черепичными крышами и роскошными клумбами. И чем дальше мы едем, тем больше таких красивых домов. По правую сторону от нас растут тополя и клены, а за ними, метрах в двадцати, спокойно плещется море.
Машина мягко останавливается у двухэтажного дома, небольшого относительно других произведений архитектурного гения, но очень милого. Стены покрыты штукатуркой бежевого цвета с желтоватым оттенком, коричневая крыша и окна ей в цвет придают строению элегантность. Каменный забор с железной решеткой не скрывает зарослей можжевельника и высоких кустов цветущих роз.
- Мы приехали.
Я в недоумении смотрю на Вронского, не веря происходящему. Он же не скрывает довольную улыбку.
- Смелее. А то риелтор решит, что мы передумали.
Я с трудом выхожу из машины. Женя стоит рядом и глазеет на шикарный дом с гаражом и беседкой, выглядывающей с заднего дворика.
Риелтор – немолодая женщина в костюме, немного странно сидящем на ее непропорциональной фигуре – ждет нас у входа.
- Здравствуйте. Давайте я покажу вам дом, а потом отвечу на все вопросы. Итак, этот дом построили четыре года назад, но жили здесь только половину времени. Последний пару лет дом не использовали, но исправно топили зимой, чтобы предотвратить разрушение от холода и влаги. Здесь три спальни, гостиная, столовая, кухня, два санузла – на первом этаже и на втором. Отопление газовое, котел устанавливали очень дорогой, поэтому и экономичный, новая ветка электроснабжения, подключенная к трансформатору, купленному не городскими службами, а стараниями местных состоятельных жителей. Вы понимаете, что это значит – никаких перебоев с электричеством. Общая площадь дома – двести десять квадратных метров. Комнаты очень большие, но за счет планировки, дом не выглядит громадным, все очень хорошо продумано. Пол – паркетная доска, в спальнях ковровое покрытие. В ванных комнатах и на кухне пол с подогревом. Комнаты очень светлые за счет больших окон, из спален на втором этаже отличный вид на море. Кухня просторная, соединена со столовой арочным проходом. Но не беспокойтесь, вытяжка настолько мощная, что запахи не проникают другие комнаты. Здесь десять лет назад провели центральную канализацию и семь лет назад газифицировали район. Печка газовая, духовка электрическая. Из дома есть выход в гараж и на задний двор. Двор уже обустроен – не нужно будет беспокоиться о клумбах, хотя если хотите, можете нанять садовника. Можжевельник не требует большого внимания, розы необходимо обрезать вовремя, приблизительно два раза в год, газон поливается автоматически, но пару раз в месяц его нужно стричь. Если хотите, я дам вам номер отличного рабочего, который этим займется за небольшую плату. В задней части двора есть каменная беседка, крытый мангал и детская площадка. Правда, там только качели и лесенка, но если хотите, можно добавить что-то еще.
Я слушаю, хожу за этой неумолкающей женщиной с худенькими плечами и внушительными бедрами, рассматриваю светлые комнаты и не могу поверить,что Вронский решил снять этот дом. Это как исполнение всех желаний на Новый год в детстве, лет в десять, когда хочется верить в магию и волшебство, в то,что иногда мечты сбываются все до единой, даже самые невероятные.
Сергей посматривает на меня, как довольный кот. Ему удалось меня поразить и он это знает.
Я выглядываю в окно второго этажа на море, сверкающее, как расплавленное серебро. Это будет наша спальня. Большая, залитая солнечным светом, уютная. Смотрю на Сергея и он кивает, словно знает, о чем я думаю. Да, я хотела бы зачать с ним здесь нашего общего ребенка, чудесного малыша с его невероятными глазами.
Задний двор – предел моих мечтаний. Достаточной просторный, чтобы устроить здесь несколько грядок или еще одну клумбу. Мне до боли захотелось тут же поехать в магазин и купить маленькую лопатку для сада, а также семян осенних цветов. Беседка небольшая, но очень уютная. Прямоугольный стол с массивной деревянное столешницей и такими же лавками, черепичная крыша, способная спрятать и от солнца, и от дождя. И тут же в пяти метрах качели. Я ищу глазами Женю, чтобы разделить ее восторг, но она стоит хмурая и совершенно не радуется тому, что у нее будут личные качели. Да у нее здесь может быть все, чего она пожелает. Сергей пойдет на это, чтобы наладить с ней контакт.
Я оборачиваюсь к нему.
- И ты хочешь, чтобы мы жили здесь?
- А ты против?
- Да как я могу быть против? Я не видела ничего прекраснее. Это самый замечательный дом!
- А как же наш дом? – спрашивает Женя.
- Ох, доченька, да разве наша квартира сможет когда-нибудь с этим сравниться? Я всегда мечтала о таком доме.
- Тогда решено!
- Мы его арендуем? – у меня от радости кружится голова.
- Арендуем? Нет! Мы его покупаем!
- Не может быть! – я визжу от радости, как школьница, получившая по всем экзаменам отлично. Бросаюсь Сергею на шею, не обращая внимания на строгую тетеньку-риелтора. – О, как я люблю тебя! Ты самый прекрасный мужчина на Земле!
Он смеется и целует меня. Потом говорит риелтору, что в понедельник подпишет все бумаги, чтобы уже на следующей неделе начать обставлять наше новое жилище и переехать сюда в ближайшее время.
Когда мы едем назад, я не могу отпустить его предплечье, и Сергею приходится управлять машиной только одной рукой. Я держу его, как Жар-птицу, невероятную, мифическую исполнительницу желаний, символ счастья.
В тот день Влад так и не забрал Женю. Сказал, что накопилось много дел.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |