Антонио Сергеевич Гарридо 16 страница

Цы был согласен с Мином: до закрытия он имел возможность посещать основные курсы на факультете, и теперь этих занятий ему не хватало. Хотя в целом медицинские занятия мало кому нравились. Большинство студентов сосредоточивалось на конфуцианских канонах, каллиграфии и поэтике, заранее зная, что эти сведения пригодятся им больше всего в час, когда придется сдавать императорские экзамены. В конце концов, добившись места судьи, большую часть времени они будут тратить на работу бюрократического характера, а если придется иметь дело с убийством, всегда можно призвать мясника или скотобойца, дабы тот отмыл тело и высказал свое мнение.

Все в академии представлялось Цы новым, хотя он многое уже пережил во время первого студенчества. Находиться среди людей со схожими интересами, снова толковать о философии и участвовать в общих церемониях — само по себе все это было не менее увлекательно, чем изучать деревянные анатомические модели или излагать свое мнение в горячих юридических спорах. Вот отчего Цы был так счастлив в Академии Мина. Каждый день он узнавал что-то новое — и, к удивлению товарищей, вскоре доказал, что разбирается вовсе не только в смертях или ранах, но имеет понятие о содержимом объемистого Уложения о наказаниях, о бюрократических препонах в судах, о методах допроса подозреваемых. Мин направил его в группу преуспевающих учеников, тех, кому по окончании академического курса была открыта прямая дорога в государственную судебную систему.

Но чем более крепла вера Мина в Цы, тем возрастала зависть Серой Хитрости.

Цы получил возможность в этом убедиться, когда Мин спешно готовил их группу к ноябрьскому экзамену, объявив, что в этот раз лучшие студенты будут проходить его все вместе и что он состоится не в стенах академии, а в областной управе.

— Экзамен пройдет в Комнате мертвецов. Никаких вопросов не будет, каждый из вас столкнется с неразрешенным делом об убийстве, — пояснил Мин. — Так, как это бывает в реальности, половина из вас попробует себя в роли судьи первой инстанции и постарается написать первый вердикт. Второй вердикт напишет ваш напарник, который будет как бы верховным судьей, — то есть он постарается создать свой собственный текст. В конце концов вам надо будет вырабатывать единый итоговый вердикт. И состязаться вам придется пара на пару, так что крепость вашего духа может вас подвести и обратиться в вашу слабость. И могу вас уверить: так же, как это в подобных случаях делают преступники, такую слабость непременно используют ваши соперники на экзамене. Посему в каждой паре вам надлежит работать сообща, а не состязаясь. Если вы сложите ваши познания воедино, то выйдете победителями. Если же начнете пререкаться, победит только распря. Вы все уяснили?

Мин рассматривал кандидатов так пристально, что никто из двоих, ни Цы, ни Серая Хитрость не мог шевельнуть ни единым мускулом. Прежде чем отвести взгляд, академик глубоко вздохнул.

— И еще кое-что, — добавил он. — Тот, кто лучше всех пройдет эту проверку, получит ранг чиновника, полагающийся нам ежегодно по квоте императорского двора. Я говорю о постоянном месте, о котором вы всегда мечтали. Итак, готовьтесь лучше и работайте усердней.

Когда Серая Хитрость, упреждая выбор учителя, сам потребовал для себя роль верховного судьи, Цы вовсе не обиделся. Что действительно его задело — так это аргументация седовласого: Цы, мол, не готов взять на себя такую важную функцию. Мин согласился с предложенным Серой Хитростью распределением ролей не столько из-за его доводов, сколько потому, что Цы поступил в академию относительно недавно; однако при этом заверил, что из них выйдут отменные напарники.

От Цы Мин получил смиренное согласие. От Серой Хитрости — всего лишь ухмылку.

Они находились в Зале тишины — месте, предназначенном для самостоятельной учебы. Цы решил: случай дает ему слишком важный шанс, чтобы им не воспользоваться. За прошедшее время у него не было серьезных проблем с Серой Хитростью — если не считать подначек и шуточек в первый день; понемногу седовласому пришлось утихнуть, поняв, как мало его насмешки задевают товарища по комнате. С другой стороны, Цы приходилось признать, что Серая Хитрость превосходит его познаниями в юриспруденции и литературе и сам Цы нуждается в способностях товарища, если их команда претендует на победу в состязании. После ужина он попытался обсудить их шансы с седовласым.

Цы подыскал подходящий момент, когда ученики поднимались из-за столов. Некоторые бросились вперед в библиотеку, стремясь поскорее продолжить занятия, и Цы предложил напарнику последовать их примеру.

— Комната мертвецов! Завтра нас ждет великий день. Мы могли бы проработать типичные случаи и…

— Ты живешь здесь четыре месяца — и что же, уверен, что я буду с тобой работать? — насмешливо перебил Серая Хитрость. — Мы вместе только потому, что нам так было приказано, но я в сопляках не нуждаюсь. Ты делай свою работу, а со своей я как-нибудь справлюсь. — И он отправился спать такой спокойный, будто назавтра ему предстояло не важнейшее испытание, а увеселительная прогулка.

Цы не ложился вовсе. Он до поздней ночи перечитывал свои записи, повторял учебные задания, которые выполнял под руководством Мина. Однако волновала юношу не только учеба. Как только Цы узнал, что экзамен пройдет в Комнате мертвецов, он понял, что подвергается большой опасности. Прошло уже полгода с того дня, как Гао неожиданно появился на кладбище, и Цы ничего о нем с тех пор не слышал, однако прорицатель Сюй ведь упоминал, что за поимку беглеца назначена награда, и, быть может, его описание распространили по всей области.

Но шанс выпадал такой редкостный, что Цы готов был рискнуть.

Под утро, когда иероглифы начали плясать у него перед глазами, Цы уложил набор инструментов, служивших ему еще во время работы на кладбище, и добавил к нему большие листы бумаги, угольки, иголки с заранее продетыми в них шелковыми нитями, а еще склянку с камфарой, купленную у знакомых поваров. Он поставит свою суму в Комнате мертвецов в ряду форменных сумок, принадлежащих однокашникам, — все будет, как надо. Затем Цы приступил к преображению.

С превеликой осторожностью он засунул в обе ноздри кусочки ваты; ножиком он подрезал усики и упрятал волоски в отворот новой шапочки, которую одолжил ему один из учеников. Изучив результат в полированном бронзовом зеркальце, Цы довольно улыбнулся. Перемены, конечно, небольшие, однако и это имело значение.

Пока он возился, Серая Хитрость давно уже покинул спальню. Желудок юноши перехватило судорогой. Он умылся над лоханью с водой и, уже на ходу надевая перчатки, бросился вслед за товарищами. Голова гудела так, будто по ней потоптались ногами, так что Цы почти не слышал криков, призывавших его в строй учеников академии. С сумой в руках он бегом спустился по лестнице.

Мин только головой покачал:

— Где тебя носило? Что ты сделал со своим носом?

Цы отвечал, что заранее смазал ватные комочки камфарой, чтобы ему не мешало зловоние. Вот почему он опоздал.

— Ты меня расстраиваешь, — заметил учитель и промокнул вспотевший лоб своей красной шапочкой.

Цы ничего не сказал. Он только склонил голову и встал в один ряд с Серой Хитростью, чье поведение и внешность были безукоризненны.

Вскоре студенты подошли к зданию управы — окруженной стеной крепости между главными каналами, обозначавшими границы Императорской площади; на таком пространстве хватило бы места для четырех обычных домов. Нескончаемые голые стены, возле которых не увидишь ни одного нищего, контрастировали с их ближайшим окружением, представлявшим собой бурлящий котел прилавков, фруктовых и зеленных лотков, среди которых, точно муравьи, кишели торопливые покупатели, бездельничающие бродяги и шныряющие в поисках поживы прощелыги. На этом фоне управа казалась вымершим, опустошенным остовом, будто внезапный разлив реки смыл всех, кто посмел приблизиться к ее стенам, Каждый житель Линьаня знал это место и страшился его. Но никого, пожалуй, управа не пугала так, как Цы.

Руки его задрожали.

Юноша натянул шапочку до самых висков и плотнее закутался в куртку. Входя внутрь, он прилепился к Серой Хитрости, словно сделавшись его тенью, и отважился поднять голову, лишь когда их группа добралась до Комнаты мертвецов. Камфарное масло не слишком-то помогло. Цы вдохнул запах смерти — зато, по крайней мере, он все еще дышал. Помещение оказалось удушающе тесным, сюда едва-едва могли вместиться пришедшие студенты. В центре, на длинном столе, лежало покрытое саваном тело, распространяющее нестерпимый запах мертвечины. В дверях появился тощий страж с лицом борзой собаки, объявил о скором прибытии главы областной управы и дал предварительные указания. По его словам, студентам предстояло столкнуться с темным делом, которое потребует от них великого прилежания и о котором — по этой самой причине — им не расскажут всех деталей.

Две ночи назад в канале выловили мертвое тело. Это был мужчина средней комплекции, лет сорока; обнаружили его рабочие шлюза. Утопленник был одет и сжимал в руке винный кувшин; при нем не нашли ни документов, ни денег, ни ценностей; одежда помогла определить род его занятий, но эта информация от студентов будет скрыта. Рано утром эксперты управы уже осмотрели тело под руководством одного из судей, их выводы также останутся в секрете. Теперь лучшим студентам предоставлена возможность высказать и сопоставить свои мнения. Пояснив все это, страж передал слово Мину.

В их распоряжении — один час.

Профессор еще раз наскоро проинструктировал распределенных на три двойки студентов, которым предстояло изучать труп. Чтобы справедливо разделить между ними время, Мин будет поджигать одну за другой три палочки ладана — каждая пара работает, пока палочка не сгорит. Учитель посоветовал пренебречь формальностями и сразу заняться делом, а еще — записывать все, что только будет обнаружено; эти записи помогут составить отчет, который будет затем сопоставлен с официальным вердиктом. Затем академик установил очередность; первыми берутся за дело два брата-кантонца, специализирующиеся на литературе, потом двое законоведов и последними — Серая Хитрость и Цы.

Серая Хитрость сразу же выразил недовольство тем, что придется работать с трупом, с которым проведут уже так много манипуляций. Для Цы это не представлялось столь уж важным. В конце концов, пары, идущие первыми, не обладая познаниями в анатомии, почти и не притронутся к телу; с другой стороны, ожидая своей очереди, они смогут воспользоваться результатами и выводами предшественников. Когда кантонцы подошли к столу, Цы уже приготовил кисточку и бумагу для записей. Он выбрал наилучшую позицию для наблюдения и принялся смачивать чернильный камень. Мин поджег палочку: состязание началось. Сначала кантонцы поклонились профессору. Потом разошлись по обе стороны стола и вдвоем стащили с трупа саван. Но не успели они начать осмотр, за спинами у них раздался короткий грохот. Все разом обернулись на звук: по полу растекалось громадное чернильное пятно.

Это снова проштрафился Цы. Его пальцы в перепачканных перчатках одеревенели, словно все еще держа чернильный камень; но сейчас в них была пустота, а выпавший камень разбился на тысячу кусков. На столе для осмотра лежало тело старшего стражника Гао.

Все молча смерили Цы осуждающими взглядами — за исключением Серой Хитрости; тот просто сплюнул.

В полной тишине Цы неловко попросил прощения и, хотя даже мертвый Гао внушал ему страх, подобрался как можно ближе к столу, чтобы не упустить ничего в работе первой пары. Что бы там ни было, он просто должен узнать, что произошло со стражем порядка. Перебарывая непроизвольный ужас, он наблюдал, как его товарищи осматривают обнаженное тело, и старался запомнить все, что они обнаружат. Итак, первая пара заявила об отсутствии ран, которые могли бы навести на мысль о насильственной смерти, и предположила, что, быть может, это просто несчастный случай. Вторая пара отметила легкие следы укусов на губах и веках покойного и приписала эти повреждения стаям голодных рыб, что водились в каналах. Остальные выводы были бесспорны и относились к комплекции покойного, цвету его кожи или давним шрамам; да только все это ни в малейшей степени не помогало понять причину его смерти.

Когда загорелась последняя палочка ладана, настал черед Серой Хитрости. Юноша подходил к телу не спеша, будто горящий ладан отмерял лишь его время, а время Цы в расчет не шло. Словно кот, почуявший добычу, Серая Хитрость обошел труп и начал осмотр в порядке, противоположном установленному. Притронулся к посиневшим стопам Гао. Затем поднялся к икрам — толстым, но правильно очерченным, к узловатым коленям и мощным бедрам; задержался на «нефритовом стержне» покойника, тоже искусанном рыбами. Серая Хитрость осторожно его приподнял, осмотрел опавшие яички — Цы показалось, что он как-то уж долго их трогает. Палочка ладана таяла. Серая Хитрость еще не подобрался к груди покойного, а четверть времени уже миновала. Седой перешел наконец к голове рябого, повертел ее из стороны в сторону — но и теперь воздержался от комментариев. Затем он попросил о помощи, чтобы перевернуть тело. Цы воспользовался этим моментом и определил, насколько оно затвердело.

Серая Хитрость продолжал осмотр с невыносимой медлительностью; ладан же прогорал невыносимо быстро. Седой изучил затылок, широкую спину, раздвинул и снова сдвинул ягодицы, потом вновь обратился к нижним конечностям.

Цы в который раз покосился на курящуюся палочку; та прогорела уже более чем наполовину. Однако ни Серую Хитрость, ни самого профессора Мина, который рассеянно беседовал с одним из отработавших студентов, это, казалось, не волновало. Юноша решил не прерывать их разговора, подумав, что Мин предоставит ему дополнительное время. Когда Серая Хитрость дал понять, что завершил осмотр, ладана оставалось совсем чуть-чуть. Цы торопливо заступил на место товарища.

Пока проводили осмотр другие, Цы убедился, что на теле действительно нет следов насилия, поэтому сразу же обратился к голове, особое внимание уделив затылку. Он ожидал там что-нибудь отыскать, однако не обнаружил ничего существенного. Он искал во рту, вокруг глаз и в ноздрях — там тоже не было необычных повреждений или признаков отравления. В конце концов Цы занялся ушами. Правое не вызывало подозрений, но неожиданно юноше показалось, будто он что-то ощутил в левом ухе. Это было просто наитие, но проверить его он был обязан. Цы бросился к своей суме и зашарил среди инструментов. Время шло, нужный предмет все не находился. Цы бросил взгляд на ладанную палочку: она угасала. Он вывалил из сумы все инструменты, рассыпав их по полу, и выхватил из их груды пинцет с небольшим камнем столь стремительно, будто от этого зависела его жизнь. Сжав зубы, он взмолился о том, чтобы его догадка подтвердилась. И тут между ним и мертвым телом мрачно встал один из стражников. Цы решил, что его опознали. Он опустил голову и переждал несколько мгновений, показавшихся ему вечностью.

— Осмотр завершен, — объявил страж.

Сердце юноши забилось чаще. Цы просто не мог поверить услышанному. Он должен довершить начатое. Да он вообще только приступил!

— Но, господин, Серая Хитрость истратил часть моего времени, — отважился он на ответ. — Он…

— Это уж не мое дело. Нас ожидает начальник области, — произнес страж, не сдвинувшись с места.

Цы умоляюще посмотрел на Мина, но тот отвел взгляд. Цы был один. Все кончено.

«Я должен это сделать. У меня получится».

Цы поклонился в знак повиновения. И медленно отступил; поднял суму, опустил в нее пинцет. А потом попросил дозволения прикрыть труп простыней. Стражник засомневался было, однако разрешил. Цы почтительнейшим образом исполнил, что ему было дозволено.

Любой на его месте выдал бы себя, переменившись в лице. Но когда они покидали Комнату мертвых, Цы был невозмутим, и лишь глаза его сияли.

По возвращении в академию Мин извинился перед Цы:

— Уверяю, я собирался дать тебе побольше времени, но никак не мог предположить, что это пойдет вразрез с планами начальника области.

Юноша ничего не ответил. Он думал только о последствиях своего открытия. Глава областной управы на церемонной встрече напомнил студентам, что важнейшее в данном случае — строгая конфиденциальность, и назначил следующую встречу через два дня, давая им время написать письменные отчеты. Два дня оставалось до того, как решатся их судьбы.

Цы почти не притронулся к еде. После обеда они должны были представить Мину свои предварительные заключения, а Цы никак не мог решить, что написать. Вероятно, в областной управе род занятий Гао был известен — иначе и не объяснишь обстановку строгой секретности. Уже не так очевидно, знали ли в управе — как теперь знал Цы, — что старшего стражника убили. Но если Цы доложит о своих выводах, он подстрекнет власти к поискам убийцы, а ведь главным подозреваемым окажется, наверное, он сам. Цы попытался проглотить немного риса — рис застрял у него в горле. Вторая пара сдававших экзамен студентов уже направилась к Мину в кабинет. Скоро настанет и их черед. Цы покосился на Серую Хитрость, который развалился на циновке, просматривая свои записи. Сердце Цы билось тревожно.

«Всеблагое Небо, что же мне делать?»

Цы спросил себя: а как поступил бы батюшка? В груди будто разлился свинец. Всегда, когда Цы предстояло принять важное решение, призрак отца являлся его мучить. Цы вспомнил годы, когда батюшка был человеком почтенным и уважаемым, годы, когда он помогал сыну, поддерживал его в стремлении сдать экзамены, и ему стало тоскливо, что рядом с ним нет никого вроде судьи Фэна — человека, на которого он мог бы опереться.

Внезапный тычок Серой Хитрости оборвал его невеселые размышления. Цы поднял голову. Товарищ по комнате, возвышаясь над ним, смотрел высокомерно и торопил отправляться в кабинет Мина. Цы молча встал, смахнул с одежды послеобеденные крошки и последовал за седым.

Юноша впервые входил в личный кабинет Мина. Он удивился, попав в сумрачное помещение без окон и бумажных ширм, через которые сюда мог бы попадать дневной свет. На стенных панелях красного дерева едва различались старые шелковые полотна с подробными изображениями человеческих тел и отдельных их частей. Учитель восседал за черным столом из эбенового дерева, листая в полумраке какую-то книгу. За его спиной располагалась полка, где, подсвеченная фонариками, мрачно тянулась вереница черепов, расставленных по размеру, — словно то были дорогостоящие диковинные товары. Серая Хитрость шагнул вперед. С молчаливого согласия Мина он опустился перед столом на колени; Цы последовал его примеру. В конце концов Мин оторвался от книги и поднял взгляд на студентов. На его усталом лице было написано уныние.

— Надеюсь, хотя бы вы двое наделены минимальными познаниями, которые отсутствуют у ваших товарищей. Никогда не слыхал зараз столько глупостей! Ну, чего ждете? Начинайте.

Серая Хитрость прокашлялся. Его горделивый взор блуждал где-то за пределами кабинета. Вот он достал свои записи и заговорил:

— Достопочтеннейшая мудрость, я искренне благодарю вас за…

— Избавь меня от этих изысков. Пожалуйста, приступай к делу, — перебил академик.

— Ну конечно, господин. — Серая Хитрость снова кашлянул. — Вот только я не уверен… может, лучше Цы подождать снаружи. Как вам известно, не следует подвергать мнение второго судьи опасности искажения под влиянием выводов первого.

— Ради всех бессмертных, Серая Хитрость! Ты собираешься говорить?

И снова седовласый откашлялся. Он разложил свои бумаги на полу и взглянул Мину в глаза.

— Итак, господин. Прежде чем поразмышлять о причинах смерти, давайте разберемся во всей этой скрытности. Обычно подобной секретности не требуется, и это наводит меня на мысль, что покойный был особой исключительной важности или связан с какой-нибудь особой в высшем свете.

— Продолжай, — с интересом буркнул Мин.

— В таком случае вторая задача — это выяснить, отчего власти заинтересовались мнением каких-то там студентов. Если им так нужна конфиденциальность, то лучший способ ее обеспечить — держать нас подальше. А если власти поступают иначе, это значит, что они не знают — или, по крайней мере, не уверены, что знают, — что именно произошло.

— Ну что ж, возможно.

— Что касается должности и общественного положения покойника, нам недостает многих данных из-за того, что нам не предъявили его одежду, однако отсутствие мозолей уже говорит о труде чиновничьем, а его ухоженные ногти свидетельствуют о познаниях в науках.

— Любопытное заключение…

— Да. Так мне представляется. — Серая Хитрость улыбнулся без всякого стеснения. — И последнее: что касается причин смерти, на теле не обнаружили никаких следов насилия — ни синяков, ни ран, ни признаков отравления. Не было и признаков выделений ни в одном из семи естественных отверстий, каковые тоже могли бы навести на мысль о насильственной смерти; если бы таковые существовали, то, несмотря на воздействие воды, остались бы хоть какие-то следы.

— Так, значит…

— Значит, мы должны заключить, что причина смерти — это падение в канал. На мой взгляд, то, что этот человек утонул, не имеет ровно никакого значения. Что действительно важно — так это что он угодил в канал после попойки. На это указывает зажатый в его руке кувшин с остатками вина.

— Ну да… — Лицо Мина выражало теперь не заинтересованность, а разочарование. — Каковы же выводы?

— Сейчас, досточтимый учитель, — заторопился седовласый, увидев недовольство на лице Мина. — Как я и говорил, несчастный, без сомнения, был занят каким-то важным делом. Смерть его, определенно неожиданная, сильно помешала тем, для кого он работал, и теперь они желают удостовериться, действительно ли это был несчастный случай.

Лицо академика вновь выразило досаду. За исключением замечаний о социальной значимости покойного, все, что рассказал Серая Хитрость, оказалось не более чем повторением выводов его предшественников. Мин сухо поблагодарил ученика за усердие и обернулся к Цы.

— Теперь твоя очередь, — произнес он без большой надежды.

— Если бы нам дали осмотреть его наряд… — не мог угомониться Серая Хитрость. — Или переговорить с человеком, который его нашел…

— Твоя очередь, — повторил Мин.

Цы встал с колен. Он внимательно слушал своего напарника и теперь сожалел, что тот успел опередить его парой важных наблюдений. Еще раньше он для себя порешил ограничиться теми же выводами — или сказать чуть больше — и сохранить в тайне свое ужасное открытие. Однако если теперь он просто повторит слова напарника, то предстанет перед Мином полным тупицей. И все же Цы попробовал так и сделать.

Мин, выслушав, вздернул правую бровь. Он ожидал от юноши продолжения, но Цы замкнулся в молчании.

— Это все?

— По результатам моих наблюдений, это все, что я могу сказать. Выводы Серой Хитрости не лишены оснований. — Цы старался, чтобы голос его звучал убедительно. — Действительно, его суждения выглядят разумными и серьезными и совпадают с моими в том, что я успел заключить из увиденного и исследованного.

— Тогда ты должен выслушать меня со всем вниманием: мы взяли тебя в академию не для того, чтобы ты повторял сказанное другими. С этим справится и попугай. — Мин выдержал паузу, явно решая, говорить ли дальше. — И уж совсем не для того, чтобы ты пытался нас обмануть!

— Не понимаю, — покраснел Цы.

— Правда? Скажи-ка мне, Цы, ты что, считаешь меня глупцом?

Цы почувствовал, как щеки загорелись. Он действительно не понимал, что имеет в виду академик; впрочем, так или иначе скоро ему предстояло это узнать.

— Я не понимаю… — повторил юноша.

— Клянусь всеми бессмертными! Прекрати уже этот театр! Ты думаешь, я не заметил, как ты что-то нащупал в ухе мертвеца? Думаешь, не обратил внимания на твои странные движения, когда ты якобы прикрывал тело? Если уж я разглядел, как ты улыбаешься себе под нос…

— Не знаю, о чем это вы. — Цы держался стойко.

Мин вскочил с места, ноздри его раздувались, глаза налились кровью.

— Прочь отсюда! — крикнул он. — Вон с глаз моих! Прочь!

Поспешно покидая кабинет, оба студента расслышали, как Мин бормочет сквозь зубы: «Проклятый враль!»

Весь вечер Цы размышлял, как найти выход из ситуации, из которой выхода нет. Час тянулся за часом, пока он бессмысленно сидел с позабытой кисточкой в руках, и единственное, что приходило в голову юноше, — это в который раз отказаться от мечты и бежать из Линьаня. И все-таки он продолжал сидеть в библиотеке, ломая голову в поисках решения. В конце концов он принялся лихорадочно записывать все результаты своего осмотра до последней мелочи. Это заняло много времени, но и закончив, Цы не знал, покажет ли он кому-нибудь этот отчет. Сейчас он завидовал Серой Хитрости. Цы видел, как седовласый перебрасывается шуточками с товарищами, держа в руке кувшин с вином, — будто бы поражение стекло с него так же легко, как алкоголь стекает в горло. Уже перед самым ужином Серая Хитрость, пошатываясь, подошел к нему. Глаза его блестели, и влажно блестели улыбающиеся губы. Седой просто излучал довольство. Он предложил Цы глотнуть; тот отказался, поспешно пряча свой отчет.

— Пошли, сотоварищ, — пробормотал пьяный. — Забудь о Мине и выпей немного.

Цы подивился, какое воздействие алкоголь может оказывать на некоторых людей. Его сосед впервые обратился к нему без оскорблений. Цы снова отклонил предложение, но Серая Хитрость настаивал на своем.

— Знаешь, должен признаться, что до этого вечера я тебя ненавидел. «Умненький Цы… Разумненький Цы…» — Студент еще раз приложился к кувшину. — Но, клянусь Великим Буддой… сегодня ты меня не превзошел. Мне до сих пор памятны твои слова: «Его суждения выглядят разумными и серьезными и совпадают с моими в том, что я успел заключить из увиденного и исследованного», — собезьянничал седой. — И теперь ты мне по нраву. Держи. — Он сунул кувшин в лицо Цы и громогласно расхохотался.

Цы принял сосуд и отпил глоток — только чтобы Серая Хитрость оставил его в покое. Он почувствовал жар рисового вина сперва у себя в горле, а потом и в желудке. К столь крепким напиткам Цы не привык.

— Потрясающе! — рассмеялся Серая Хитрость. — Послушай, сегодня вечером мы небольшой компанией отправляемся во Дворец наслаждений и собираемся выпить за здоровье старикашки Мина. Хочешь с нами? Мы будем смеяться, как пьяницы, и наслаждаться, как принцы.

— Нет, спасибо. Мне бы не хотелось, чтобы Мин узнал…

— А что, если и узнает? Ты что же, решил, что мы здесь — его пленники? Мин — всего-навсего несчастный угрюмец, который всегда чем-нибудь да недоволен. Ну давай, веди себя по-мужски! Мы отлично проведем время. Будем ждать тебя ко второму удару гонга, внизу, возле садового фонтана. — Седовласый оставил кувшин у ног Цы и побрел прочь, что-то напевая.

Цы подхватил кувшин и заглянул внутрь. Вино плескалось от стенки к стенке, от стенки к стенке, в темноте и тесноте. Точно его собственная душа. Цы весь вечер метался между решениями одно хуже другого и до сих пор не знал, что предпринять. Если он откроет все, что ему известно, то восстановит доверие Мина, но правосудие окажется не на его стороне. Если же промолчит, то утратит столь чаемую возможность поступить в судебную контору. Цы поднес кувшин к губам и сделал еще один глоток. На сей раз вино его успокоило. Разум затуманился, проблемы отступили. Четвертый удар гонга застал его все так же сидящим в библиотеке. В мыслях Цы не было ясности, да ему это было и не нужно. Рядом валялся пустой кувшин. Цы задумался, как долго еще сможет Мин держать его в академии. Сколько времени осталось до возвращения на кладбище? Да какая разница? Цы услышал смех, доносящийся из сада. Внизу, у фонтана, четверо студентов с четырьмя кувшинами вина обступили Серую Хитрость. Цы внимательно их оглядел. Им было весело. Цы так ничего и не решил. В конце концов он отвернулся от окна, чтобы отправиться в спальню, но тут Серая Хитрость его заметил. Цы слышал, как седой зовет его вниз — в голосе его звучали дружелюбие и убедительность. Цы засомневался, но не сдвинулся с места. Он был не прочь выпить еще, однако что-то внутри подсказывало, что это плохая идея. Тогда Серая Хитрость сам поднялся в библиотеку. С улыбкой он положил руку на плечо Цы и чуть ли не силком повел его в компанию, уверяя, что вместе они повеселятся на славу. На пороге Цы подумал, что, раз уж все складывается так плохо, он, по крайней мере, не упустит возможности подружиться с Серой Хитростью.

Во Дворце наслаждений Цы встретил женщин столь прекрасных, каких и вообразить себе не мог.

Только студенты вошли, пронырливый слуга бросился навстречу Серой Хитрости и с подобострастными ужимками подыскал для него и его друзей местечко среди толчеи зажиточных горожан, купцов и университетских служащих, ухлестывавших за танцовщицами. Музыка лютней и цитр возбуждала гостей; они смеялись и пыхтели при виде накрашенных женщин, которые плавно скользили вокруг них, словно кувшинки по глади пруда. Цы подметил, что девушки время от времени приподнимали свои одеяния и выставляли напоказ маленькие ножки, вызывавшие у мужчин шумные возгласы вожделения. Серая Хитрость, кажется, чувствовал себя здесь вполне уверенно: бурно жестикулируя, он так приветствовал здешних друзей, знакомых и официантов, будто сам и был хозяином публичного дома. Вскоре целое скопище прислужников заставило их стол всевозможной снедью. Серая Хитрость не стал терять времени и затребовал к их столу пару «цветочков», чтобы не скучать за трапезой. Тут же две улыбчивые красотки подсели к шести юнцам, а Серая Хитрость тем временем откупоривал бутылки. Восемь — это совершенное число.

— Что, нравятся? — подмигнул Серая Хитрость, лаская бедро одной из проституток; а Цы на всякий случай упрятал руки в перчатки. — Теперь слушайте. — Седовласый обращался к «цветочкам» так, будто знал их уже немало лет. — Это Цы. Мой новый товарищ. Он умеет разговаривать с духами, так что будьте с ним сладки, как мед, не то он вас обеих превратит в ослиц. — Серая Хитрость весело рассмеялся, и друзья его поддержали.

Дата добавления: 2015-09-28