Зубов С. В. Социальные аспекты в механизме трансформации демократии в олигархию // Социальная политика: тенденции развития в обществе риска. Сб. научных статей / под ред. М. Э. Елютиной. – Саратов,

Зубов С. В. Социальные аспекты в механизме трансформации демократии в олигархию // Социальная политика: тенденции развития в обществе риска. Сб. научных статей / под ред. М. Э. Елютиной. – Саратов, 2003. С. 148–158.

Проблема направленности социальной политики в условиях переходного периода в современной России остаётся очень актуальной. Задача данной статьи – осмыслить зависимость качества социальной политики, проводимой государством, от вида политического режима. Это осмысление носит сугубо авторский характер и осуществляется через призму наблюдений античных философов Платона, Аристотеля и Полибия о тенденциях демократии к трансформации в олигархию.

Впервые разделение форм правления на положительные и отрицательные было сделано Платоном, который отнёс монархию и аристократию к положительным формам правления, а тиранию, олигархию и демократию к отрицательным. Другие классификации форм правления, сделанные Аристотелем, Полибием, Макиавелли, Гоббсом, Монтескье и другими – это всего лишь варианты на тему, заданную Платоном. Платон считал наилучший из форм правления – монархию, Аристотель – политию, но они оба сошлись в однозначной оценке демократии. Оба философа принадлежали к знати, но в их суждениях о демократии они оперировали не сословным высокомерием, а интересными аргументами.

Они заметили, что у демократии тенденцией к трансформации её в деспотию не меньше, если не больше, чем у монархии. Платон называл демократию «безумием большинства». Из рассуждения Платона можно сформулировать такой вопрос: насколько тирания большинства приятнее, и больше отвечает национальным интересам государства, чем тирания одного? Аристотель утверждал, что перетекание одной формы правления в другую не является процессом не необратимым, и как заметил русский политический мыслитель Лев Александрович Тихомиров, «вообще 2000 лет политическая наука и прямо и косвенно только подтверждает Аристотеля»[1].

Как констатировал тот же Лев Тихомиров, основные формы верховной власти – это монархия, аристократия и демократия: «Ничего, кроме этих основных форм, оставаясь на почве факторов, нельзя найти и ныне, как не было никогда»[2].

К. Маркс в XIX в. предложил рассматривать мировую историю через призму формационного подхода. Не умаляя значимости для обществоведческих наук марксовой методологии, нужно отметить, что, применяя формационный подход в исследовании истории, она свидетельствует в пользу Платона и Аристотеля. В рабовладельческой формации, например в античных Греции и Риме долгое время существовали демократии, но они выродились в тирании (например римский цезаризм), а те в свою очередь в средневековые монархии[3]. В феодальной формации можно найти например Новгородскую и Псковскую республики на Руси, Флорентийскую республику в Италии, которые под влиянием различных исторических факторов и в разное время, но все же трансформировались в монархии.

Цель данной статьи – проанализировать как историческая практика на примерах истории Новгородской и Флорентийской республик подтверждала суждения Платона, Аристотеля и Полибия о перерастании демократии в олигархию.

Рассмотрим подробнее социально-политические учения Аристотеля и Полибия относительно сформулированного вопроса о трансформации демократии.

Аристотель выделял правильные и неправильные формы государства. В правильных формах правители имеют в виду общую пользу, в неправильных только своё личное благо. Правильные формы – это монархия, аристократия, полития, неправильные – тирания, олигархия и демократия. Каждая форма имеет, в свою очередь, несколько видов, так как возможны различные комбинации формообразующих элементов. Самая правильная форма – это полития. В политии правит большинство в интересах общей пользы. Все остальные формы представляет собой то или иное отклонение от политии. С другой стороны, сама полития, по Аристотелю, является как бы смешением олигархии и демократии, то есть это объединение интересов зажиточных и неимущих, богатства и свободы. Из неправильных форм государства тирания – наихудшая. Резко критикуя крайнюю демократию, где верховная власть принадлежит демосу, а не закону, Аристотель с одобрением характеризует умеренную цензовую демократию, основанную на примирении богатых и бедных и господстве закона.

Основную причину возмущений в государстве Аристотель видит в отсутствии надлежащего равенства. Перевороты оказываются следствием нарушения относительного характера равенства и искажения принципа политической справедливости, требующего в одних случаях руководствоваться количественным равенством, в других – равенством по достоинству. Так, демократия основывается на том принципе, что относительное равенство влечет за собой и абсолютное равенство, а олигархия исходит из принципа, будто относительное неравенство обусловливает и неравенство абсолютное. Подобная ошибочность в исходных принципах государственных форм и ведёт к дальнейшим междоусобицам и мятежам.

По Аристотелю получается, что демократия – это начальная форма олигархии. То есть политическая элита при демократии пытается преследовать интересы государства. Но с течением времени она становится всё богаче и влиятельнее и начинает удовлетворять чисто свои личные потребности через государственную власть. Именно на этом этапе развития демократия перерастает в олигархию.

Полибий считал, что в государстве происходит кругооборот форм правления в рамках определённого замкнутого цикла событий. Кругооборот совершается по «закону природы». По учению Полибия, всего имеется шесть основных форм государства, которые в порядке их возникновения и смены занимают следующее место в рамках полного их цикла: царство, тирания, аристократия, олигархия, демократия, охлократия. Этот процесс протекает следующим образом.

С течением времени первоначальный вождь – самодержец незаметно и естественно превращается в царя в той мере, в какой «царство рассудка сменяет собою господство отваги и силы».

Постепенно царская власть стала наследственной. Цари стали сверх меры предаваться излишествам. Вследствие вызванных этим зависти, ненависти, недовольства и ярости подданных «царство превратилось в тиранию». Это состояние Полибий называет началом упадка власти.

Тирания – это время козней против властелинов. Причем козни исходят от людей благородных и отважных, не желающих переносить тирана. При поддержке народа такие люди свергают тирана и устанавливают аристократию. Но постепенно аристократия вырождается в олигархию. Олигархия – это злоупотребление властью, корыстолюбие, беззаконное стяжательство, пьянство и обжорство. Успешное выступление народа против олигархов приводит к установлению демократии. При жизни первого поколения учредителей демократической формы правления в государстве высоко ценятся равенство и свобода. Но постепенно толпа, привыкшая кормиться за счёт чужих подачек, выбирает себе в вожди отважного честолюбца (демагога), а сама устраняется от государственных дел. Демократия вырождается в охлократию. В этом случае «государство украсит себя благороднейшим именем свободного народного правления, а на самом деле станет наихудшем из государства, охлократией». Таким образом, круг смены государственных форм замыкается: конечный путь развития форм государства соединяется с исходным. Каждая форма неустойчива, так как она воплощает в себе лишь какое-то одно начало, которому неизбежно суждено вырождение в свою противоположность. Так царству сопутствует тирания, а демократии необузданное господство силы.

Совершеннейшая форма – это форма, соединяющая в себе черты царской власти, аристократии, демократии. Из анализа рассуждений Аристотеля и Полибия следует вывод: демократия – это неустойчивая форма правления и вырождение её неизбежно. По мнению Аристотеля, демократия вырождается в олигархию, а, по мнению Полибия, демократия трансформируется в охлократию. Полибий и Аристотель относят демократию к неправильным формам правления. Аристотель говорит о том, что человек (вождь) у власти в демократическом государстве преследует только свои интересы. Полибий считает что, на первоначальном этапе демократия – это свобода и равенство, а затем эти категории переходят в беззаконье и корысть, беспорядок и многое другое.

Оба философа сходятся в том, что совершеннейшая форма правления должна содержать в себе, какую-то (самую рациональную, лучшую) часть, черту демократии. Когда в государстве устанавливается демократия, граждане получают реальное право управлять своей страной. Но интересно то, что народ не хочет власти, он оставляет вместо себя вождя (демагога), а сам отстраняется от участия в политической жизни. То есть каждый гражданин считает, что один представитель (или одна группа) должен блюсти интересы каждого в отдельности. Понятно, что это не возможно и появляются противники демократического режима. Это противостояние может привести к смене формы правления.

Можно проанализировать исторические примеры, когда выбор между демократией и монархией решался в пользу монархии.

Древнегреческий историк Геродот (484–445 гг. до Р. Х.) описал интересную дискуссию о формах правления, которая предшествовала установлению династии царя Дария Гистапа в Персии в 521 г. до Р. Х.

В тот период времени, когда в Персии появилась возможность установить любую форму правления, в том числе и демократию, наподобие греческой, персы, мирно посоветовавшись, выбрали монархию[4].

В России после Смутного времени в 1613 г. на Земском соборе, где были представлены все сословия страны, и была возможность выработать любую форму правления, представители народа самым демократичным образом, как это отмечают современные социологи[5], решили не отступать от монархии и выбрали кандидатуру царя Михаила Романова, хотя в соседней Речи Посполитой тогда должность короля была выборной, а в Англии существовал парламент. И для русских людей того времени это не было тайной за 7 печатями.

Жива была память и о вольности Новгородской республики (1196–1471), где князь имел власть не в силу наследования по кровнородственной линии, а по решению городского веча, и т. д. Но русские люди не захотели в 1613 г. демократической вольности подобно новгородской, потому что помнили и хорошо знали, как демократия в Новгороде выродилась в олигархию. В. О. Ключевский о Новгородской демократической трансформации писал так: «...В Новгороде образовались местные политические кружки, которые стояли за разных князей и которыми руководили главы богатейших боярских фамилий города. Так первый период в истории политической жизни Новгорода был ознаменован борьбою княжеских партий. Но не князья сами по себе вызывали эту борьбу; ими прикрывались важные местные интересы, для которых враждебные друг другу князья служили только орудиями или знаменами… Борьба княжеских партий, наполнявшая смутами историю Новгорода до XIV в., была собственно борьбой новгородских торговых домов, соперничавших друг с другом»[6]. «Читая новгородскую летопись, легко заметить это господство боярской аристократии в Новгороде, которая является даже с признаками замкнутой правительственной олигархии. <…> Вольный город при демократических формах своего устройства стал аристократической республикой … богатых капиталистов»[7].

Люди того времени всей земли русской могли воочию видеть в жизни Новгорода подтверждение учений Аристотеля и Полибия о круговороте форм правления. Но, не зная греческого слова «олигархия», как и учения Аристотеля, русские люди тогда видели суть демократии – продажность. Руководствуясь своекорыстными клановыми интересами, олигархические круги Новгорода в политической ориентации тяготели более к Западу – католической Литве и немецким землям, почему в остальной Руси, как пишет Ключевский, «на Новгородцев привыкли смотреть, как на крамольников и вероотступников» и с радостью приветствовали разгром Новгорода при Иване III в 1471 г.[8].

Примечательно то, что в то же самое время на другом конце земли, в Италии, Флорентийская республика так же трансформировалась в авторитаризм. Английский историк Гельмут Кёнигсбергер пишет об этом следующее: «Борьба враждебных кланов приносила столько бедствий, а изгнание, обычный удел проигравших в этой борьбе, так ужасало городских жителей, что один город за другим стал считать меньшим злом власть сеньора, или автократического правителя. …К началу XIV в. в большинстве городов-государств республиканский режим сменился автократическим»[9]. Демократия во Флоренции выродилась в олигархию, о чём Кёнигсбергер пишет, что свобода во Флоренции была «свободой олигархической»[10], а олигархия в свою очередь в автократию. Таким образом прослеживается общая тенденция в трансформации демократии через олигархию в авторитаризм.

Русские люди, заключив в 1613 г. «общественный договор», предпочли самодержавную монархию (власть, или может быть даже тиранию одного) аристократической или олигархической демократии, (тирании своекорыстного боярства или дворянства). Тот факт, что простые люди видели в царе гарантию защиты от притеснений аристократической знати (бояре – плохие, царь – хороший) можно объяснить не только наивным монархизмом, а сознательным предпочтением людей того времени деспотии одного, нежели деспотии многих.

Прослеживается интересная закономерность: революции в Англии 1640 г., Франции 1789 г., России 1917 г., в результате которых были свергнуты монархии, сопровождались кровавыми смутами, гражданскими войнами. Тогда как установление наследственных монархий было процессом мирным, может быть, потому что естественным?

В XVII в. в Дании произошел конфликт короля Фредерика III c дворянством (аристократией) из-за частных вопросов хозяйственного характера. В результате разбирательства на созванном в 1660 г. риксдаге, представители всех сословий потребовали признания королевской власти наследственной, в результате чего право наследования престола за мужским потомством короля было юридически закреплено. Народ видел в лице монарха защиту для себя и в целом для интересов государства от узко-клановых корыстных интересов дворянской аристократии-олигархии.

В Дании, как и в России полвека до этого народ выбрал наследственную монархию, предпочтя её дворянской аристократии даже с элементами демократии. Мотивы поведения людей того времени свидетельствуют о том, что они делали выбор по принципу меньшего зла, но это вовсе не значит, что они были «глупы», как иногда ошибочно принято считать людей прошлого глупее современников.

В эпоху капиталистической формации демократии родились в Европе и США, но как отмечают современные социологи они все больше превращаются в мировую олигархию, тиранию финансового капитала.

Недопонимание этих тенденций – это следствие установившегося трафарета мысли, будто для эпохи технического прогресса наиболее подходящий тип правления – это демократия, о чём Лев Тихомиров писал: «Попадая под власть современных ходячих мнений наши учёные, подобно массе общества, чувствуют потребность убедить себя, будто бы в настоящее время политическое творчество европейских народов создает что-то особенное, невиданное и неслыханное, и в то же время будто бы «совершенное». Популярное понятие о «прогрессе» подчиняет себе мысль людей ученого слоя. Отсюда возникает крайне спутанное учение о «совершенном государстве», его совершенстве, универсальности и т. п.»[11].

Самобытный русский политический мыслитель Тихомиров, отмечая, что большая часть государственной жизни большинства народов протекла под господством монархического принципа правления, задается вопросом: «Почему начало власти, столько тысячелетий действовавшие в истории, отрицается в настоящее время?»[12].

Демократии, установившиеся на западе в период капиталистической формации к настоящему времени фактически выродились если не в олигархии, то уж точно в олигархические демократии. Об этом говорят и пишут многие современные американские и европейские же социологи.

Например, американский социолог Ральф Эпперсон утверждает, что «чисто демократические институты должны, рано или поздно, уничтожить свободу или цивилизацию, или же все вместе. Как это происходит? Принятие демократии …губительно для хорошего правительства, для свободы, для закона и порядка, для уважения к власти, для религии, и должно породить хаос, из которого поднимается новая мировая тирания»[13].

Эта новая мировая тирания называется глобализацией, которая нашла благодатную почву в институтах западных демократий, где она выросла, набирает силу и охватывает весь мир.

Глобализация – это явление экономическое. Глобализация – это создание глобальной экономической системы, управляемой из единого центра[14]. Механизмами и пружинами глобализации являются транснациональные корпорации и предприятия, которые, как пишет немецкий социолог Ульрих Бек, «…выходят из национально-государственных рамок и де-факто расторгают договор о лояльности с институтами национального государства»[15]. «Они в состояние сталкивать лбами национальные государства и таким образом устраивать глобальные закулисные торги…; они могут также «наказывать» национальные государства, если сочтут их слишком «дорогими» или враждебно относящимися к инвестициям. <…> Политика глобализации нацелена на избавление не только от профсоюзных, но и от национально-государственных ограничений, она имеет целью ослабления национально-государственной политики. <…> Глобализация представляет опасность …для государства»[16].

Напрашивается вывод, что глобализация – это тирания мирового капитала, тирания мировой олигархии. Если это так, то правота Аристотеля и Полибия относительно неизбежной трансформации демократии в олигархию подтверждается.

Утвердившееся мнение о том, что монархия исторически изжила себя скорее отдаёт дань моде, нежели действительно соответствует историческим доказательствам. Эмпирическая история, если оперировать ей не столетиями, а тысячелетиями, свидетельствует о том, как отмечал Лев Тихомиров, что большая часть государственной жизни большинства народов протекла под господством монархического принципа правления: Новгородская республика «прожила» 250 лет, Московская Россия с Дмитрия Донского до Николая II – 600 лет, демократия в античной Греции существовала около 300 лет, а монархия – более 1000 лет.

Демократия – это древнее изобретение, а не последнее слово прогресса, как писал Тихомиров.

Буржуазные революции происходили не потому, что монархии изжили себя, просто капитал рвался во власть, а сословные монархии не давали деньгам абсолютной власти. При демократиях деньги получили абсолютную власть во всем, даже над сознанием людей.

Примерно об этом писал еще в XIX в. французский социолог Александр Токвиль: «Авторитет монарха – чисто физический, он контролирует дела подданных, не подчиняя их мысли, но у большинства – власть и физическая и моральная: она подавляет не только бунт, но и несогласие»[17]. Токвиль вслед за Платоном назвал демократию тиранией большинства, потому что только при демократии возможно глобально манипулирование сознанием как необходимый способ контролировать источник власти – народ.

Основополагающий принцип демократии гласит, что источником власти является народ. Французский социолог Эмиль Дюркгейм дал достаточно исчерпывающую характеристику понятия «народ», он утверждал, что «массы – это анонимная толпа индивидов, обладающая не разумом, а только тёмным инстинктом».

Наиболее ярким историческим примером, показывающим этот тёмный инстинкт толпы могут быть события 1991 г. в СССР.

В то время под влиянием сильных центробежных политических тенденций этот огромный государственный организации начал трещать по швам и разваливаться. Весной 1991 г. глава СССР М. С. Горбачев провёл всесоюзный референдум, на котором перед народом страны был поставлен вопрос о том, хотят ли люди сохранения СССР как единого государства. Более 70% от числа проголосовавших ответили, что они за сохранение СССР. 1 декабря того же года на Украине был проведен уже другой референдум, на котором 90% от проголосовавших, высказалось за независимость Украины[18]. Не парадокс ли это? Складывается такое впечатление, что народу всегда легче сказать власти слово «да», чем «нет»: слава советской власти – «да», слава демократии – «да», вы за сохранение СССР? – «да», вы за выход Украины из СССР? – «да»!

Чем можно объяснить столь быстрое изменение мировоззрения народа? Дело в том, что ответ на любой вопрос заложен уже в само вопросе. Мне приходилось проводить частные социологические опросы по следующим предложениям вопросам: 1) Доверяете ли вы президенту России?; 2). Доверяете ли вы правительству России?; 3). Доверяете ли вы внешней политики России?

Как правило, на первый вопрос были даже положительные ответы, а на остальные – отрицательные. Только один человек из примерно 100 опрошенных сказал, что в составленных вопросах какая-то провокация и на все вопросы нужно давать абсолютно одинаковый ответ: потому что ни премьер министр с правительством, ни МИД, не проводят самостоятельной политики в президентской республике без согласования с президентом. Данные опроса говорят о то, что манипулировать мнением источника власти-народа сейчас в России, да и вообще при демократии можно бесконечно, и при этом бесконечно проводить различные государственно-политические эксперименты, потому что умеющих здраво и логически мыслить людей не больше 1%, т. е. явное меньшинство. Немецкий политический мыслитель Карл Шмитт утверждал: «… Демократия может быть введена только, для поистине демократически мыслящего народа»[19]. Похоже, что он был прав.

Другой крупный политический мыслитель Иван Александрович Ильин так же в качестве непременного условия «творческой демократии» называл высокий уровень правосознания масс. По его глубокому убеждению «при низком правосознании демократия превращается в коррумпированную систему злоупотреблений»[20].

Что же касается референдума на Украине, то все объясняется очень просто: накануне референдума, США пообещали Украине экономическую помощь, если Украина станет независимой[21]. Оказывается, чтобы изменить государственный строй целой страны при демократии, нужно народу всего лишь пообещать колбасы. Я полностью согласен с Карлом Шмиттом, который сформировал политический закон: «По-видимому, удел демократии – упразднять себя самое в проблеме образования воли»[22].

Другой немецкий мыслитель Освальд Шпенглер в книге «Закат Европы» так описал конечную стадию демократию (её упадок): «Чем основательнее уничтожается традиционное деление по сословному и профессиональному признаку, тем беспомощней становится электорат, тем безусловнее оказывается он отданным в руки новых сил, партийных верхушек, которые всеми методами духовного принуждения диктуют народу свою волю и борются между собой за власть всеми средствами, методами, остающимися как не зримыми, так не понятными для толпы, и которые используют общественное мнение как выкованное своими же руками оружие друг против друга. Именно поэтому любая демократия неизбежно, следуя неумолимой тяге, проходит этот путь, в конце которого её ожидает самоуничтожение»[23].

То, что произошло с Россией после 1991 г. – это ожившая тень бесконечных смут и раздоров всей истории новгородской республики. Вспомнив Новгородскую республику надо заметить, что Новгородцы очень неохотно помогали остальным русским княжествам в их борьбе с татаро-монголами. В подтверждение правоты Токвиля, что авторитаризм в военном столкновении сильнее демократии, приведу некоторые факты из русской истории: в 1456 г. в битве под Русой 200 москвичей наголову разбили 5000 новгородских конных ратников, а в 1471 г. в битве на реке Шелони – 4500 московской рати наголову разбили 40.000 новгородцев[24]. Авторитарная Москва победила вольный демократический Новгород.

Вся славная история России от маленького Московского княжества до размеров мировой империи – это история авторитаризма. Когда же Россия стала полигоном для глобального испытания новой для неё демократической системы с 1991 г. по настоящее время, то наблюдаются ожившие тени междоусобиц, распрей и олигархических кланов средневековой Новгородской демократии.

Потому напрашивается вывод, что если Россия не станет авторитарной, то она может повторить судьбу СССР и развалиться на «суверенные» «демократические» удельные княжества, о чём так мечтает З. Бжезинский[25], и чего так боялись Г. П. Федотов и И. А. Ильин[26].

Вопрос о зависимости социальной политики от вида политического режима представляется сложным. Если рассмотреть, к примеру, социальную политику современной Саудовской Аравии, исламского и монархического государства, то результаты выглядят оптимистическими: в стране практически ликвидирована безграмотность, создана сеть специального среднего и высшего бесплатного образования, для желающих учиться за границей есть специальные государственные фонды. Велики успехи в области здравоохранения: детская смертность в Саудовской Аравии одна из самых низких в мире. В 1970-х годах один врач обслуживал 6000 пациентов, а в 90-х – 1500[27]. Забота о неимущих – постоянная политическая линия этого исламского государства. Саудовское государство строго следит за тем, чтобы давались пенсии сиротам, женщинам, оставшимся без кормильца, инвалидам, выделяет дотации на основные продукты питания, следит, чтобы цены на продукты были ниже тех, по которым они продаются на мировых рынках. Система организации и защиты труда в Саудовской Аравии считается одной из наиболее совершенных в мире[28].

В современной России, которая в сфере политического режима имеет претензии называться демократической, картина в социальной политике несколько иная. При среднем прожиточном минимуме в 2000 рублей в месяц на одного человека, средняя заработная плата врача районной поликлиники, к примеру, составляет 1500 рублей. Пенсионеры получают пенсию 800–1000 руб. в месяц, стипендия студента составляет в среднем 200 руб. (стоимость льготного месячного проездного на трамвай-троллейбус, к примеру, составляет половину этой стипендии); пособие на ребёнка в России демократическое государство платит 70 рублей в месяц – это всё равно, что не платить ничего.

При этом деньги у государства есть, центробанк имеет накопленный валютный резерв около 90 млрд. долларов, а 30 млн. человек продолжают жить в нищете[29]. Мой авторский вывод из этого сравнения – социальной политики в России просто нет. Поэтому вопрос о зависимости социальной политики от вида политического режима остаётся открытым.

[1] Тихомиров Л. А. Единоличная власть как принцип государственного строения М., 1999. С. 66.

[2] Там же С. 44.

[3] Подробнее см.: Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. СПб., 1992.

[4] См.: Геродот. История в девяти книгах. М., 1993. С. 164–165. (Кн. III, ст. 80–82).

[5] См.: Артемов Г. П. Политическая социология: Учебное пособие. М., 2002. С. 88–89.

[6] Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций в трех книгах. Кн. 1. М., 1993. С. 404–405.

[7] Там же. С. 406–407.

[8] Там же С. 417.

[9] Кёнигсбергер Г. Г. Средневековая Европа, 400–1500 годы. М., 2001. С. 335.

[10] См.: Там же. С. 335.

[11] Тихомиров Л. А. Единоличная власть как принцип государственного строения… С. 44–45.

[12] Там же С. 26.

[13] Эпперсон Р. Невидимая рука СПб., 1999. С. 27.

[14] Лисичкин В. А., Шелепин Л. А. Глобальная империя Зла. М., 2001. С. 33.

[15] Бек У. Что такое глобализация? М., 2003. С. 19.

[16] Там же. С. 12–13.

[17] Цит. по: Политическая социология. Ростов-на-Дону, 2001. С. 401.

[18] См.: Назаров М. Н. Тайна России. Историософия XX века. М., 1999. С. 260.

[19] Шмитт К. Политическая теология. М., 2000. С. 174.

[20] Шаров С. О. Диктатура: проблемы предвидения в творчестве И. А. Ильина и Г. П. Федотова // Проблемы политологии и политической истории: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 9. Саратов, 1999. С. 64.

[21] Назаров М. В. Указ. соч. С. 260.

[22] Шмитт К. Указ. соч. С. 175.

[23] Шпенглер О. Закат Европы. В 2-х-тт. Т. 2. М., 2003. С. 1271.

[24] Ключевский В. О. Указ. соч. Кн. 1. С. 418.

[25] См.: Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. М., 2002.

[26] См.: Шаров С. О. Указ. соч. С. 62–65.

[27] Нартов Н. А. Геополитика: Учебник для вузов. М., 2000. С. 279.

[28] Там же. С. 280.

[29] Илларионов А. Как страну тащить из «болота»? // Аргументы и факты. 2004. № 10. Март. С. 3.

Дата добавления: 2015-08-29