жизнь меня спрашивают.
Русинов рассказал ей об истории экспедиции Пилицина и назвал всех ее
участников, однако Ольга Аркадьевна никого из товарищей не знала. Но вдруг
доверительно сообщила:
- Андрей остался жив! И мы встречались с ним в Новгороде! Он приезжал.
- В сорок четвертом году?
- Да, приехал тайно, скрывался... Забрал с собой Ларису и уехал. Одну ночь
переночевал. Мы только вернулись из эвакуации и еще прописаться не успели.
- Куда же он уехал? - Русинов едва сдерживал волнение.
- Не сказал,- вздохнула Ольга Аркадьевна.- Когда появился - сразу
предупредил, чтобы ни о чем не спрашивала. Мы и не спрашивали.
Догадывались... Он так сильно постарел, похудел. От прежнего половина
осталась. Сказал, что приехал за дочерью. А Лариса его совсем не помнила и
все у меня спрашивала - это правда мой папа?.. Я потом так жалела, что
отпустила Ларису, да как было не отпустить? И ни одного письма! Думала,
после войны напишут. Нет... Потом, когда Сталин умер, думала, когда Хрущев
пришел... Видно, в живых нет. Так бы-то написали, приехали...
- Искать не пытались?- воспользовавшись паузой, спросил Русинов.
- Как не пыталась? - затосковала она.- В пятьдесят девятом году подала на
всесоюзный розыск по линии растерявшихся в войну родственников. Год ждала-
ничего... Потом в шестьдесят шестом заболела и дала объявление через
газету. Помните, печатали списки "Отзовитесь!" и рубрика была- "Эхо
войны"? В центральных газетах пять раз печатали... И приехал ко мне один
молодой человек. Ласковый такой, вежливый. Я сразу поняла, откуда он. И
давай меня выспрашивать, что мне известно про брата, про племянницу. Да
ничего, говорю, не известно, потому и на розыск подала. А он и спрашивает:
как это мы могли растеряться с Ларисой, когда из Чувашии выехали вместе и
под бомбежки не попадали? Чаще-то терялись, когда ехали в эвакуацию... Мне
солгать пришлось. Говорю: Лариса на фронт хотела, а ее не брали. И когда
ехали в Новгород, на какой-то станции остановились рядом с военным
эшелоном. Она будто бы за водой побежала, а сама, наверное, в этот эшелон
попросилась. Или солдаты затащили... Тогда бывало всякое... Молодой
человек ушел, а я после него уж больше не искала, боялась.
- Думаете, он был из КГБ?- поинтересовался Русинов.
- Я не думаю, я знаю,- уверенно заявила Ольга Аркадьевна.
- Удостоверение показывал? Нет, мне и показывать не надо. Я человека и так
вижу. Насмотрелась на них...
- А сам Андрей Аркадьевич хоть что-нибудь рассказывал? Не молчал же он все
время!
- Не молчал...- проронила она.- Мне Ларису жалко было отдавать. На моих
руках выросла, как дочь... Я Андрюше и говорю, мол, ей же учиться надо и
замуж пора. А уедет с тобой - что там станет делать? Если сам скрываешься,
то и ей придется... У Андрея только характер старый остался, смеется: я,
говорит, и выучу ее, и работу найду, и замуж выдам! Такого жениха
присмотрел!.. Потом он с Ларисой долго разговаривал, один на один. Не
знаю, что наговорил, но она загорелась, засобиралась с отцом. Когда я их
провожала - расплакалась...
Ольга Аркадьевна вытерла платочком слезы и вдруг подняла на Русинова
глаза, полные восхищения.
- Он мне одну вещицу подарил! На память! Это, говорит, тебе утешительница:
когда затоскуешь - возьми в руку и зажми в кулак, и сразу станет хорошо.
Игрушка такая... Я, Дура, эту игрушку из рук не выпускала, когда Лариса
уехала,- она снова оживилась.- А еще знаете что сказал? Ей-Богу, как
вспомню, мне так странно становится! Не переживай, говорит, сестренка,
война кончится весной сорок пятого года. И начнется снова только через
сорок лет. Число "сорок", говорит, число роковое... И предупредил, чтоб
никому об этом не рассказывала.
- "Сорок" значит "со роком",- задумчиво проговорил Русинов.- Он был
прав... А откуда он знал- не сказал?
- Нет, не сказал,- вздохнула Ольга Аркадьевна.- Я же не спросила. Он же
любил болтать, думала, успокаивает меня, чтобы за Ларису не переживала.
Когда война кончилась- вспомнила. Угадал ведь! И когда эта перестройка
началась- опять вспомнила... Только и слышу- там война, там война! Погляжу
кругом - вроде мир, а люди гибнут... Что было не спросить, когда новая
война кончится? Наверное, Андрюша знал. Когда человек живет в опасности,
между жизнью и смертью, ему многое открывается. Он ведь явился-то к нам
как с того света. И если бы не игрушка эта... А так достану ее, посмотрю -
нет, не приснилось!
- Покажете мне игрушку? - попросил Русинов.
- Покажу,- пообещала она и повела его в свой утешительный дом.
Русинов долго рассматривал маленькую - помещалась в ладони - нефритовую
обезьянку и ощущал, будто прикасается к иному миру. Она была выточена
руками большого мастера, и еще тогда, не зная подлинного возраста этой
вещицы, он понял, что игрушка-утешительница явилась на свет откуда-нибудь
из кургана или городища. Скорее всего, это был домашний либо путевой
божок, но не детская забава. Он мысленно перебирал все знакомые культуры и
культуры, в которых бы обезьяна почиталась как кумир, и не мог вспомнить.
Возможно, в каких-нибудь мелких африканских культурах и существовал такой
бог, но откуда же она появилась у Андрея Петухова?
- Возьмите ее себе,- неожиданно сказала Ольга Аркадьевна.- Я теперь здесь
живу, утешилась... Только у меня просьба к вам: если что узнаете об Андрее
или Ларисе - сообщите мне. Лариса, может быть, и жива еще... Хотя у меня
подозрение есть. Их могли арестовать в сорок четвертом, по дороге...
Русинов пообещал, что непременно выполнит ее просьбу: нефритовая обезьянка
согревала ладонь и в самом деле утешала...
Он счистил с божка слабообожженную глину. Отер пыль и спрятал в карманчик
с замком-"молнией", где хранился кристалл КХ-45. Время было около
полуночи, а он не находил себе места. Дождавшись, когда в избе погаснет
свет, он вошел во двор и, прежде чем выключить станцию, постоял, в
надежде, что Ольга выйдет и попросит его об этом. Она не вышла...
Перед рассветом Русинов все-таки заснул и сразу же увидел сон, будто ему
подарили молодого, с большими рогами быка. И надо его вести куда-то
далеко, через деревню, а веревка короткая - не ухватиться. Он кое-как
повел его по улице, залитой множеством мелких светлых луж,- будто только
что прошел летний дождь. И вдруг бык сорвался и побежал к другому, точно
такому же,- назревала драка. Тогда Русинов запрыгал через лужи, чтобы не
намочить босых ног, встал между быками и попытался ухватить своего за
повод. Однако чужой разогнался и вонзил рога ему в спину...
Русинов проснулся от боли и сразу же увидел перед собой Ольгу. Яркое
утреннее солнце, вывалившись из-за хребта, пронизывало сетчатые стенки
палатки тончайшими лучами. Он с трудом пошевелил головой: боль, словно
огненная спица, прокалывала основание черепа и позвоночник между лопаток.
Вчерашние земельные работы не прошли даром...
- Я подумала, вы обманули меня,- сказала Ольга.- Переворачивайтесь на
живот, сделаю массаж.
- При острой боли нельзя,- проговорил он.
- Можно,- заявила она и помогла ему перевернуться. Руки у Ольги были
шершавыми и властными. Она села на Русинова верхом, заставила его
максимально прижать подбородок к груди и сильными движениями снизу вверх
размяла шею, затем простучала ее ребрами ладоней и перебралась к лопаткам.
- Невралгия, да еще и застарелая,- сказала она.- Спать нужно только на
досках, а у вас тут перина...
Ее ворчание отчего-то было приятным, успокаивало боль и наполняло утро
предощущением счастья.
- Сегодня в обед я вас распну на "голгофе", так и быть...
- А дядя Коля?
- У дяди Коли будет перерыв... Полежите так, я мазь принесу!
Ольга принесла какую-то мазь в широкогорлом флаконе, намазала ее на свои
ладони и стала медленно и бережно втирать в кожу на позвоночнике. И
настроение у нее стало мягче, и голос нежнее...
- Это вытяжка из грязей Мацесты,- пояснила она.- Теперь жуткий дефицит...
Цените!
- Ценю,- пробормотал он, прикрывая глаза и слушая ее руки.
- Откуда же вы Авегу знаете, Александр Алексеевич? - неожиданно спросила
Ольга.
- Мой пациент был, в клинике,- сдержанно объяснил он.
- В какой клинике?
- По моему профилю...
- Тогда ясно,- не сразу проронила она.- Теперь вставайте! Позавтракаем, и
мне пора к пациенту.
- Да, пора! - Он сел, пошевелил шеей, руками - боль отступила, но ослабла
подвижность позвонков.- Мне сегодня надо в Ныроб съездить...
- В Ныроб? - удивилась Ольга.- А как же "голгофа"?
- Я до обеда обернусь! - заверил он.- И делайте со мной что хотите.
- Нет уж, пока Петр Григорьевич не приедет- не уезжайте,- то ли попросила,
то ли потребовала она.- Я боюсь остаться одна!
- А со мной - не боитесь? - засмеялся Русинов.
- Лучше уж с вами, чем одной...
- Но вчера вечером напугались!
- Я не напугалась! - с иронией заявила Ольга.- Показалось, что вы...
какой-то странный человек. Вы себе на уме, вам трудно доверять. И не
знаешь, что ожидать. Признайтесь, вы ведь скрытный человек?
- Вы правы, Ольга,- серьезно сказал Русинов.- Жизнь заставляет. Но и вы
тоже... скажем, не очень открытая и простая.
- Я глупая как пробка! - возразила она.- А язык мой- враг...
- О чем это вы?
- Одевайтесь! - приказала Ольга и вышла из палатки. На столе он увидел
заботливо приготовленный завтрак, причем не по-деревенски, как было у
Петра Григорьевича, а все- сыр, масло и обжаренная колбаса с яйцами- в
отдельных тарелках, с ножами и вилками.
- А дядя Коля? - спросил Русинов.
- Дядя Коля уже завтракает! - объяснила она.- Говорит, сегодня уснул часа
на два.
- Поздравляю!.. У него отложение солей?
- Да, и сопутствующие...
- У Авеги тоже было отложение солей,- между прочим заметил он.
Ольга положила вилку и, глядя Русинову в глаза, неожиданно предложила:
- Давайте так, Александр Алексеевич: вы о нем не спрашивали, а я вам
ничего не говорила.
- Почему? - изумился он.
- Долго объяснять... У отца были неприятности... И вообще, забудьте об
этом человеке,- она еще не умела хитрить и скрывать своих чувств, хотя
очень старалась.- Есть такое поверье: кто думает об Авеге, тот обязательно
пострадает... Ну, тоже будут неприятности... Договорились?
Она действительно вчера проговорилась и теперь хотела исправить свою
оплошность. Он расценил это по-своему - скорее всего, отцом ей было
запрещено говорить об Авеге.
- По рукам! - Он подал ей ладонь.- Пусть это будет нашей тайной!
- Намек ясен! - улыбнулась она.- Только я вас совсем не знаю. Вы для меня
- тьма...
- Ну уж - тьма! - нарочито возмутился он.- Можно сказать, пуд соли съели!
Ольга лукаво сощурилась - не зря ей такое имя дали!
- Вы что? Решили за мной поухаживать? Приехали весело провести отпуск,
порыбачить, отдохнуть и покрутить роман с молодой докторшей? Как на
курорте, правда? Полный комплект удовольствий!
- Вы меня насквозь видите,- признался Русинов.- И на три метра под
землю... Хотел вас обмануть! Втереться в доверие, обольстить, пообещать
золотые горы, а потом - исчезнуть.
- Папа вас из-под земли достанет!
- Только папа меня и удерживает,- вздохнул он и спохватился:- Оль, я вам
не надоел еще со своими переводами?
- Вот это как раз мне интересно!
- Как "роман" переводится, знаете?
- С какого?
- Опять с русского!
- Конечно, не знаю!
Русинов тут же оседлал любимого конька:
- В древности это слово звучало "рамана". "Ра" - это солнце, "мана"-
звать, манить, притягивать. Буквально получается- "манящая, как солнце"!
Красиво, правда? Или "солнцем манящая"!
Когда Ольга ушла, Русинов выключил в машине все приборы, включенные ночью,
и достал с верхнего багажника лом: "удочка" была тяжеловатая, но серьезная.
Он готов был, как тот шофер лесовоза, кричать в этот день - горы сверну!
А валуны на дне раскопа лежали мертво, и гравий, спрессованный и
заизвесткованный тысячелетиями- по "подошве" морены стекали осадковые
воды,- напоминал бетон. Лом звенел и дребезжал в руках, излечивая
невралгию. Часа за три он с трудом расшевелил верхние камни и скатил их в
реку. Под ними оказались валуны еще тяжелее, но ниже их лом уже не
встречал преград и не скрежетал, тупо и беззвучно ударяясь о твердую
землю. Щели между валунами медленно заполнялись мутной водой...
Русинов выкорчевал из вязкого, серого суглинка плоский камень, отвалил его
в сторону и сделал лопатой русло для водооттока: берега реки были сухими,
ключи питали ее, струясь под мореной. Второй валун взялся легче, и когда
дно раскопа освободилось, он убрал верхний слой перемешанной с гравием
земли и еще глубже прорыл канаву. Морена кончилась. Это слово переводилось
точно и просто - мертвая земля...
Но и та, доледниковая земля, на которой жили арии и по которой бродили
мамонты, тоже казалась мертвой. Закрытая от света и солнца, она ослепла;
под тяжестью камня, под чужой солоноватой плотью разрушалась ее
плодоносная благодать; и теперь она была серая, невзрачная и безжизненная,
как пустыня. Земля обратилась в прах, и то, что накапливала в себе многими
тысячелетиями, тоже превратилось в вязкий, белесый суглинок. Присутствие
на ней любой формы жизни- растений, животных, человека, всякий их след -
перегной, кость, разбитый сосуд - все смешалось, растворилось, ушло в
небытие.
Все-таки он решил продолжать раскопки, двигаясь вдоль берегового откоса на
восток, где моренные отложения достигали всего двух метров. Он зачистил
восточную стенку обнажения - доледниковая поверхность земли была почти
ровной и не имела уклона в сторону реки: по-видимому, ее современное русло
образовалось во время таяния ледника. Поэтому, кроме раскопок, следовало
тщательно обследовать речку вниз по течению - камни со следами
человеческих рук могли быть разнесены на многие десятки километров.
Русинов начал вскрывать намеченный участок и вдруг услышал над головой
голос пчеловода:
- Да, рыбак-рыбачок, тебе и бульдозера не надо! - Он сидел на валуне,
торчащем из берегового склона. Эта его привычка подходить неслышно и
говорить неожиданно громко заставила вздрогнуть Русинова, погруженного в
свои размышления.
- Молодец! - без всякой иронии, откровенно похвалил Петр Григорьевич.- Это
же надо- столько земли переворочал!
Русинов воткнул лопату и выбрался из раскопа. Пчеловод неторопливо
спустился к нему, на ходу осматривая пробитую в берегу щель и качая
головой.
- Какая ярость должна в человеке гореть, чтоб землю так рыть! - восхитился
он и вдруг мгновенно забыл о яме.- Пошли! Я что пришел-то! Пошли скорей!
- На обед, так еще рано...- начал было Русинов, но Петр Григорьевич
возбужденно потянул за рукав:
- Какой обед? Идем, что-то покажу! Увидишь- про обед забудешь!
Его глаз с расширенным черным зрачком ликовал.
Русинов и не подозревал, что на пасеке, пока он ковырялся в раскопе,
гостей увеличилось втрое. Возле избы лежала куча огромных рюкзаков с
притороченными к ним палатками и спальными мешками, а отдельно, в чехлах,
треноги и какие-то приборы. Шесть человек с лопатами в руках что-то копали
метрах в ста от пасеки, наверное расчищали площадку для лагеря. После
прошлой ночи, когда в этом глухом углу они остались вдвоем с Ольгой - дядю
Колю можно было не считать,- он ощутил свободу и какой-то радостный,
выжидательный покой. Теперь даже появление шести человек показалось
Русинову многолюдьем, московской толчеей. И сразу куда-то пропало
очарование тишины, пустынного места; незнакомые, чужие люди отнимали у
него то равновесие души, что установилось уже за эти несколько дней на
пасеке. Судя по вещам, приехали какие-нибудь альпинисты или геологи, а это
значит, по вечерам, когда начинают петь ночные птицы, будешь слушать ор,
гам, гитарный дребезг. По крайней мере, с неделю, пока не устанут либо не
затоскуют и не научатся слушать тишину.
Эту новую команду гостей, похоже, привез откуда-то Петр Григорьевич и
теперь ликовал от обилия народа.
- Ох, сейчас как весело будет! На целый месяц приехали!
Чтобы не показывать своих чувств, Русинов ушел к бане, где возле чана
дежурила Ольга. Видимо, она тоже была не в восторге. Дядя Коля лежал
распятый и заваленный парящей пихтовой лапкой.
- Вам еще рано,- заметив любопытство Русинова, сказала она.- Сеанс будет
после обеда.
- Меня зачем-то Петр Григорьевич притащил,- сознался он и отошел от чана -
не подпускала и близко! - Я там мирно ловил рыбу... Только клюнуло, а он -
пошли!
- Не оправдывайтесь!
- Оля, не знаете, что за представление будет? - спросил Русинов и сел с
ней рядом на скамеечку возле бани.- Говорит, покажу что-то,- не
показывает...
- Известно что!- усмехнулась она.- Опять будут учить летать.
- Летать?- изумился он.- На дельтаплане, что ли?
- Да... Третий год пошел.- Она вздохнула.- В позапрошлом году был вывих
шейных позвонков, в прошлом году- руку сломал, лучевую кость... Что нынче
будет?
- Это что за люди?
- Это не люди, это пришельцы-"тарелочники",- серьезно сказала Ольга.-
Погодите, сюда еще "снежные чело-веки" нагрянут...
- Ну, и летают здесь "тарелки"?
- Представьте себе, каждую ночь!
- Почему же мы не видели? Вчера, например.
- Пока пришельцев нет здесь- "тарелки" не летают,- объяснила она.-
Редко-редко... А как приедут- десятками. Они говорят, это у них период
активности начинается. Вот и приезжают к этому периоду. Может, уже сегодня
полетят.
Русинов никогда не видел этих "тарелок", хотя рассказов о них наслушался
достаточно. Одно время проблемами НЛО заболел сосед по московской квартире
и заразил тогда его десятилетнего сына Алешу. Тот обклеил себе комнату
снимками с какими-то неясными пятнами различной формы и погрузился в
литературу. Благодаря этому он стал читать по-английски и в конце концов
увлекся языком - и то польза.
- Пойдем смотреть на "тарелки"?- предложил он, оживившись.
- Погодите еще,- остановила Ольга.- Как полеты пройдут. А то свернет себе
шею, Икар...
- А они существуют, эти "тарелки"? - спросил Русинов.- Или плод зрительной
фантазии? Галлюцинации?
- Не знаю,- пожала плечами Ольга без всякого интереса.- Я каждое лето
вижу, летают. В прошлом году больше появлялись во-он оттуда,- она указала
за речку.- Иногда из-за хребта вылетают... Да сами увидите.
- Ну а снежные люди?
- Эти в горах где-то живут...
- И что, видели?
- Сама не видела,- улыбнулась она.- Но у меня дома куча фотографий. Мне
один "снежный человек" подарил. Ухаживал тут за мной и подарил.
- За вами ухаживал снежный человек?- рассмеялся он.- Любопытно! Я вас
ревную!
- Жалко, что не настоящий,- серьезно проговорила она.- А этот был как раз
по вашему профилю...
- А они есть, настоящие?
Ольга помолчала, и Русинов в короткую эту паузу уловил в ее глазах тень
какой-то давней мечты, ставшей сейчас уже просто воспоминанием и тоской.
Вдруг ему вспомнилась Инга Чурбанова, спасенная Данилой-мастером. Детский
ее рассказ с течением времени отчего-то все меньше походил на сказку.
- Наверное, есть,- проговорила Ольга.- Только не такие, как на
фотографиях... Там они похожи на обезьян. Подозреваю, что подделка.
Фотомонтаж.
Русинов отыскал палку, чтобы начертить на земле таинственный знак и
показать Ольге, и не успел. От избы вприпрыжку бежал возбужденный Петр
Григорьевич.
- Ага! - закричал он, словно поймал Русинова на месте преступления.- Да
ты, рыбак, не промах! Вижу, на кого удочку забрасываешь! Какую рыбу белугу
выловить хочешь! На минуту оставить нельзя!..
Он заглянул в чан, пощупал рукой пихтолапку, занырнул поглубже - остался
доволен.
- Ну, идем! - приказал он.- А то вон ветер подымается, погода портится,
скорей! И ты, костоправша, собирайся! - Он снова сунулся к чану.- Эх,
пермяк-солены уши, не поглядишь! Ну ничего, лежи. Как одыбаешься, ходить
начнешь - посмотришь!
Пришельцы уже вытащили дельтаплан на взлетную полосу, только что
удлиненную, и теперь кружились возле него. Русинов обрадовался, что лагеря
"тарелочников" здесь все-таки не будет: Ольга сказала, будто они сегодня
же уйдут выше в горы, чуть ли не до самого перевала, где у них есть свой,
давно обжитый стан и откуда виден горизонт на сотню километров.
Петр Григорьевич пританцовывал от нетерпения и распиравшего изнутри
восторга, а Русинов присматривался к пришельцам. Это были три уже не
совсем молодые пары, лет по тридцать пять мужчинам и чуть меньше -
женщинам. Все они удивительно походили друг на друга, и, чтобы различать
их, следовало вначале привыкнуть к каждому. Несколько выделялся лишь один-
видимо, старший в группе, хотя годами был чуть моложе остальных. Он-то и
был тем пилотом-инструктором, обучавшим летать Петра Григорьевича. Скоро
Русинов понял, в чем причина их схожести: пришельцы не смотрели себе под
ноги, на землю, и взгляды их большей частью были устремлены в небо, а лица
при этом чем-то напоминали лицо Авеги, встречающего солнце.
Погода и в самом деле портилась. С сибирской стороны, из Зауралья,
тянулись низкие, вровень с хребтом, холодно-серые тучи, и ветер волновал
верхушки сосновых островов среди старого, зарастающего лесоповала. Старший
пришелец сел в кабину и запустил двигатель. Все остальные отпрянули от
самолета, сгрудились и уже вовсе не спускали глаз с неба, хотя дельтаплан
стоял на земле и прогревал мотор. Неожиданно для себя Русинов ощутил
волнение: увлечение сумасшедших этих людей, окружавших его, неведомым
образом передавалось и возбуждало чувства. Петр Григорьевич не стоял на
месте- бегал с открытым ртом и вытянутым от страха и восторга лицом.
Пилот-пришелец прибавил оборотов, сорвал с места дельтаплан и стал
кататься по взлетной полосе, проверяя ее и этот несерьезный на вид
аппарат. Действовал он смело, привычно, и подбежавший к Русинову пчеловод
похвастался на ходу:
- Во дает! Летчик! Спортсмен! Мастер спорта по высшему пилотажу! Ничего,
да?! Эх-х!..
Наконец пришелец вырулил на старт, поставив дельтаплан против ветра, дал
большие обороты и неожиданно легко взмыл в воздух. Чувствовалось, что за
управлением действительно мастер спорта, в руках которого ненадежная эта
машина, уверенно выписывая круги, ныряла вниз, делала крутые и смелые
виражи почти у самой земли и потом возносилась высоко вверх. Петр
Григорьевич неожиданно замер, глядя из-под руки, и, кажется, перестал
дышать. А когда дельтаплан зашел на посадку и плавно, как парашют,
опустился на полосу, пчеловод сорвался с места и закричал:
- Понял! Все понял! Давай! Давай я!..
- Начинается,- проронила Ольга.- Сейчас полетит! Пилот-пришелец уступил
место Петру Григорьевичу, а сам перебрался к нему за спину. Пчеловод надел
мотоциклетный шлем, валявшийся на траве, скинул сапоги и уселся за
управление босым.
- Поехали! - послышалось сквозь завывающий треск двигателя.
Взлетел он достаточно толково, довольно круто набрал высоту, сделал
разворот, и слышно было, что-то орал сверху, пролетая над головами
"тарелочников". Совершив полный круг, Петр Григорьевич стал заходить на
посадку, и тут дельтаплан стал то махать крыльями, то клевать носом. С
первого раза сесть не удалось. Двигатель снова взвыл и понес оранжевый
треугольник в небе. После второго круга он крался к земле, как вор, и
только не оглядывался. Ольга вдруг вцепилась в руку Русинова:
- Упадет!..
С земли стало видно, что машину сажают в четыре руки. Наконец колеса
коснулись земли, и уже здесь непослушный дельтаплан почему-то вильнул и,
скатившись с расчищенной полосы, уехал в траву. Ольга облегченно
вздохнула, однако мотор снова набрал обороты и вытолкнул дельтаплан к
старту.
- Все понял!- кричал Петр Григорьевич.- Сейчас сам! Сам!..
И снова взлетел. В воздухе пчеловод уже чувствовал себя уверенно, выписал
над пасекой большую восьмерку и через несколько минут потянул на посадку.
На сей раз дельтаплан довольно удачно опустился на землю, причем без
помощи пилота-пришельца. Тот похлопал пчеловода по плечу, что-то внушил
ему, указывая на управление, помахал руками и выскочил из кабины. Петр
Григорьевич развернул аппарат и вырулил на старт.
- Пошел! - крикнул ему инструктор.
Пчеловод взлетел, набрал высоту и после первого разворота неожиданно
потянул куда-то в сторону перевала. Сначала не слышно стало урчания
двигателя, а потом оранжевый треугольник истончился и пропал из виду.
- Куда это он? - заволновалась Ольга.- Расшибется же!
Пришельцы смотрели в небо по разным сторонам, выискивая самолет. Было
тихо, и лишь ветер шумел в недалеком сосновом островке. А тучи между тем
скатывались со склона хребта и напоминали движущийся ледник. Прошло около
получаса, прежде чем пилот-инструктор указал на горизонт и спокойно сказал:
- Вон. Нормально идет.
Петр Григорьевич оказался в противоположной стороне, видимо заложив
огромный круг. Ветер вверху был покрепче, и дельтаплан потряхивало.
- Хорошо держит, молодец,- комментировал пилот-пришелец.- Если бы еще
земли не боялся, давно бы уж летал.
Пчеловод обвыкся в воздухе и действительно управлял машиной смело и
аккуратно. Он совершил над пасекой круг и зашел на посадку. Инструктор
неожиданно забежал ему навстречу и стал в траве неподалеку от начала
полосы. Дельтаплан налетал прямо на него, а пришелец безбоязненно стоял по
пояс в траве и держал над собой руки.
- Что он делает?- спросил Русинов, ощущая беспокойство.
- В прошлый раз так же делал,- напряженно проговорила Ольга.- Да все равно
перелом...
Она не успела договорить. Казалось, дельтаплан зацепил пришельца и швырнул
в траву. Однако тот вскочил и закричал вслед:
- Обороты!! Обороты!!.
Колеса машины тронули землю лишь за серединой полосы, и если бы ее не
удлинили, Петр Григорьевич кувыркался бы уже по полянке. Однако он
благополучно остановил дельтаплан у самой травы, заглушил двигатель и
заорал:
- Приземлился! Я приземлился!
К нему устремились пришельцы, тискали его, поздравляли, будто явившегося
на землю инопланетянина. Только инструктор выговаривал:
- Опять не сбросил обороты! Хорошо шел, правильно держал высоту. Вовремя
бы убрал обороты, и сел бы, как ангел...
Кажется, Петр Григорьевич его уже не слушал. Восторженный и полубезумный,
он бегал босым, обнимал всех подряд и ликовал:
- Теперь умею! Понял! И земли не боюсь! Ух, полетаем!..
И тискал сурового инструктора.
Потом всей гурьбой двинулись к избе, оставив вздыхающий полотняным крылом
дельтаплан на краю полосы. Пришельцы остановились возле своих рюкзаков, а
Петр Григорьевич вдруг сорвался и побежал к бане.
- Варга!- закричал он, махая руками.- Ты видал? Я ж над тобой два раза
пролетал! Варга!
Русинов ощутил озноб, словно опять стоял у взлетной полосы и ожидал
приземления: это было не просто другое имя или прозвище дяди Коли. Оно
означало предназначение человека, как и имя "Авега", и переводилось
"блуждающий под землей"...
До глубокой ночи на взлетной полосе, подальше от пасеки, чтобы не нарушать
ее покоя, горел большой костер, звенела гитара и песни. Петр Григорьевич
пировал с пришельцами, потчуя их сбитнем, медом и медовухой.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |