(мини) Всё, что мне необходимо

(мини) Всё, что мне необходимо

http://www.mystobsession.slashfiction.ru/potter4/karina_all_that_i_need.htm

Автор: Карина ([e-mail])

Рейтинг: NC-17

Пейринг: СС/ГП

Жанр: drama

Примечание: фик написан в подарок для helenn-bol, пожелавшей снарри, романс с ХЭ, рейтинг - чем выше, тем лучше, и чтобы Гарри ухаживал за больным Снейпом. Желательно постХог.

Disclaimer: не извлекаю никакой выгоды, все герои принадлежат Роулинг.

Размещение: с разрешения автора

Summary: всё, что нужно Гарри Поттеру)

…И вот когда этот рыжий придурок, отхлебнув прямо из горла (что они там бухали, я так и не понял) заржал: — Да ни хрена твоему Снейпу не сделается. Оклемается, чего с ним возиться! Давай к нам, тут Кормак пол-ящика бухла приволок! – тогда я и послал его.

Через камин было плохо видно, но дым в нашей комнате стоял коромыслом, и народу куча. Половину я даже не знал – не из нашего отдела парни. Из девчонок вообще, кроме Гермионы, ни одной знакомой. Не понимаю, откуда они каждый раз берутся, но как пьянка – так сразу набегают. Брюки еле на бёдрах держатся, из маек всё вываливается. Гетеры малолетние. Напьются сразу же, и лезут ко всем. Гермиона на их фоне смотрится скупо, как оловянная ложка на министерском банкете. Не знаю, зачем она каждый раз приходит. Хотя нет, знаю. Она думает, что она – наша с Роном совесть. Или мать родная. В общем, как-то так… Чувствует ответственность за нас. «Мальчики живут без присмотра, за мальчиками нужен глаз да глаз». Всё, как и раньше. Вот и появляется у нас каждый вечер с упорством, достойным лучшего применения. Сидит в углу, залезет с ногами в кресло, в книжку уткнётся… Делает вид, что читает. Только я же знаю, наблюдает. Следит, чтобы наркотой маггловской не баловались или не перепились.

С какого перепугу она решила, что несёт за нас ответственность – не понимаю. За ней самой, если уж на то пошло, надо присматривать. Книжек своих начиталась и думает, что умнее всех. А сама собственную жизнь наладить как следует не может. Мы с ней на эту тему часто спорим. Понимаете, она думает, что вся жизнь в руках самого человека. Вроде как если ты чего-то хочешь, ты добьёшься, и всё зависит только от тебя, от твоего желания, и всякая такая хрень. Знаете, что я скажу? Ни фига не зависит. Я ей даже пробовал примеры приводить – что вот выходишь ты из дома весь в белом, настроение отличное, идёшь гулять. А потом какая-нибудь сволочь твой белый костюм грязью окатит. Или дождь пойдёт. Много тут от тебя зависит, ага… Ну, она, конечно, сразу контраргументы – произнеси осушающее заклинание, наколдуй зонт и дальше иди. Только это всё равно ничего не меняет. И факта чьего-то вмешательства в твои планы не умаляет…

Да, так я отвлёкся. Я о чём, собственно…

Мы с Роном, хотя и в одном отделе, но в разных группах. Моя сегодня дежурила. Всё, как обычно – патрулируем улицы, прощупываем злачные места, ищем притоны, гоняем шпану, отслеживаем случаи неправомерного использования магии. И как раз около девяти вечера, под конец смены, поступает сигнал – применение запрещённого заклятия, да ещё при помощи палочки, владелец которой в розыске. Адрес применения – угол Фабричной и Тупика Прядильщиков. Есть один пострадавший.

Не то чтобы я сразу о нём подумал, о Снейпе. Но я помнил – там он и живёт. По крайней мере, жил год назад. И всё равно, пока аппарировали на место, мне и в голову не пришло, что пострадавший – Снейп. Это просто смешно: в Снейпа попало заклятие. Да он бы давно сдох, если бы не был осторожен – всегда. Он войну пережил и двух своих хозяев. А тут какие-то заклятия…

Но это оказался он. Лежал прямо у дверей. Вокруг рассыпались какие-то пакеты, стекло, что-то растеклось в зелёную лужу, и его ладонь лежала прямо в этой жиже. Лицо повёрнуто набок, щека в грязи. Пальто распахнуто. Наверное, он уже расстегнул пуговицы и собирался войти в дом, когда это случилось. От зелёной жижи пахло мерзко. Напарник мой наклонился и принюхался: — Зелье какое-то вроде.

Ну да, это же Снейп, что он мог ещё нести домой.

Я отвёл глаза от Снейпа и принялся разгонять толпу. И вроде улица почти нежилая, а народу набежало… Всем же интересно, стоят, шушукаются. Знать хотят, кто там умер. Аттракцион.

Пока уговаривал разойтись, прибыла бригада из Мунго. Не прошло и года. Человек уже мог сто раз концы отдать. По виду какие-то стажёры. Странно, неужели на заклятия у них выезжают без опытных специалистов?

Мельком осмотрели, переглянулись между собой, молча поволокли в дом. Ну хоть не левитируют, и то ладно. Хоть это им ясно, что нельзя левитировать, если человек без сознания.

Мы с напарником за ними.

В доме они сразу же протопали в спальню, сгрузили Снейпа на кровать и выгнали нас за дверь. Но я успел заметить, что лицо у Снейпа какого-то зелёного оттенка, глаза так и не открыл, звуков не издаёт. Напарник вышел на улицу – осмотреть местность повторно, мало ли что упустили, а я сижу как приклеенный, жду, что скажут эти светила медицинские.

А они там зависли и не выходят. Уже и напарник мой вернулся и сообщил, что заклинание было наложено на дверную ручку и там всё завязано на прикосновении. То есть не мог человек заранее знать. Никаких внешних признаков, никакого нападения из-за угла. Мне почему-то стало легче. Хотя я там и психовал ужасно – боялся, что Снейп не выживет, но вот это меня порадовало. То, что не Снейп тут облажался. Не по его невнимательности. Тут никто бы не мог знать.

И тут за дверью грохот раздаётся, словно что-то железное на каменный пол падает и рассыпается во все стороны. И сразу же ругань и возня какая-то.

Мы, не сговариваясь, в спальню. Там Снейп, всё ещё зелёный, но уже очнувшийся, сидит на кровати, вцепившись скрюченными пальцами в матрац, глаза бешеные, ноздри раздуваются. На полу рассыпаны какие-то осколки или обломки – не понять. И эти два… стажёра, мать их, стоят, растерянные.

А Снейп на них орёт, чтобы убирались вон. Нас словно вообще не замечает. Они его уговаривают, что необходима госпитализация, а он головой мотает, волосы из стороны в сторону, как грязная тряпка. И сам всё ещё в грязи, щека и руки.

Минут десять они его так поуговаривали, потом махнули рукой, заставили расписаться на каком-то пергаменте, что он не желает в Мунго, покачали головами, вздохнули и испарились.

А Снейп сразу же повалился на постель, прикрыл глаза и замер. А потом тихо так, словно не он только что орал на всех благим матом:

— Я, кажется, просил всех покинуть мой дом. Всех. Господ авроров это тоже касается.

И всё. Молчит. Или заснул, или…

Напарник мой меня локтем тычет – мол, пойдём. А я отмахиваюсь. Куда пойдём?! Что, сдурел совсем? Как его одного оставить? Он же в больницу не пошёл не потому, что не нуждается в лечении. Он просто упрямый.

Напарника в итоге всё-таки пришлось отпустить – надо начальству доложиться, отчёт написать. А я остался.

И как чувствовал, что не зря.

Почти сразу Снейпу стало хуже. Сперва задёргалось лицо, затем руки, ноги. Это было страшно – такие мелкие, частые подёргивания. Я подскочил к нему и вцепился в плечи, затем повернул голову набок и навалился всем телом. Откуда мне знать, что нужно делать в таких ситуациях?! Единственное, что я помнил – про голову набок.

Это прекратилось так же внезапно, как началось. Я сполз со Снейпа, и меня самого почти трясло – так же, как его только что.

Он быстро пришёл в себя, завёл по новой своё «Пошли все вон». Но я не стажёр, меня этим не испугаешь. Вот сам он меня беспокоил гораздо больше. Останусь, пусть хоть заорётся.

Вот так я и оказался лицом в камине:

— Снейп попал под проклятие! Мать вашу, чего ржёте, я серьёзно! Я не знаю, что мне с ним делать!

Чем закончился разговор, вы уже знаете.

Я сел и стал обдумывать, как бы мне уговорить его отправиться в больницу, но ничего умного не придумал. Да и не получится с ним по-умному, он же сразу догадается. С ним только если нестандартно. Когда заканчивается логика, он перестаёт чётко ориентироваться, и тогда может повезти.

Но он не дал мне времени на размышления. Заворочался в кровати, сел, свесив босые ноги, хмуро взглянул на меня и, решив игнорировать, встал и пошёл к выходу, пошатываясь на ходу. Когда его особенно сильно качнуло, я подскочил к нему, но он дёрнул рукой. Вышел за дверь. Там упал, конечно.

Потом я вёл его, обмякшего, обратно, а он шипел сквозь зубы, но выдернуться не мог – слишком слаб был.

Он долго устраивался в постели, подминая под себя одеяло, ворча и ругаясь. Чего я только не наслушался. Он высказал мне всё. Кроме одного. Он так и не возмутился, какого чёрта мне тут надо и почему я никак не уйду. Потому что он знал ответ. Как бы мы не притворялись, что между нами ничего не было, он помнил, что это было. А я – тем более.

Поэтому он мог сколько угодно называть врачей коновалами и недоумками, которым жалко доверить даже блохастую кошку, тут же переключаться на авроров и критиковать их методы работы, но обо мне – ни единого слова.

Не знаю, о чём он думает, когда вспоминает тот день. Противно ему или нет. А может, ему безразлично. Лично я первое время старался вообще не задумываться, потому что если начать, можно свихнуться, пытаясь понять, что я сделал не так. Но сейчас прошёл почти год, и мне легче. Я живу с пониманием того, что это – не случилось, но это не вся моя жизнь. Гермиона научила. Иногда она бывает слишком проницательной. Как тогда, ещё в Хогвартсе. Ведь это она первая заметила, что со мной что-то не так. Рон таких вещей не видел в упор. Можно было превратиться в ходячее привидение, а он бы не понял, что ты маешься. А я именно маялся. Не знаю, как принято у других людей чувствовать себя, когда влюбишься, но у меня было так.

Я отчётливо помню тот день, когда признался себе, что люблю его. Потом я неделю решался. Потом каждый вечер приходил к его кабинету, брался за дверную ручку. Иногда даже сжимал её и гладил прохладную латунь. А потом уходил обратно. И каждую ночь ругал себя и клялся, что завтра обязательно.

Наступало завтра, а за ним ещё одно, и ещё…

На его уроках я занимался тем, что с глупым выражением лица любовался им. Исподтишка, конечно. Пока он не видит. Запоминал чёткие очертания его фигуры, нервные движения рук, поворот головы, чтобы потом, ночью, закрывать глаза и снова видеть его. Он злился, что я пялюсь на него, один раз даже снял баллы с нашего факультета «за неподобающее поведение и проявленное неуважение», а я мечтал, чтобы он назначил мне отработку – у меня тогда было бы законное основание прийти к нему.

Глупо, конечно. Особенно когда думаешь об этом сейчас.

И тогда Гермиона первая заметила, что со мной что-то творится. Даже поговорила с Роном. Было так странно слушать, как они перебирают имена семикурсниц, на которых я бы мог обратить внимание.

Недели через две моих ежевечерних хождений к его кабинету – это было в пятницу – дверь открылась сама, не успел я даже взяться за ручку. Снейп стоял на пороге и рассматривал меня:

— Что вам, Поттер?

Я молчал. Тогда он посторонился, впуская меня в кабинет. Не знаю, что он подумал. Наверное, как всегда, решил, что я идиот. Но молча прошёл за свой стол и продолжил проверять домашние задания. Я сел напротив него. Через полчаса он отодвинул последний свиток и вышел из-за стола:

— Так что вы хотели мне сказать?

Я понял, что если я снова начну собираться с мыслями – ничего не получится. Главное – не думать. Поэтому я просто подошёл к нему, глубоко вздохнул и сказал:

— Я вас люблю.

И сам ужаснулся сказанному. И почти сразу же раскаялся и ждал приговора. Я был готов, что он высмеет меня, я даже этого почти хотел в тот момент. Но он только глухо спросил: — Вы уверены? – и не выгнал меня.

Это сейчас я понимаю, что он был просто растерян, а тогда я его слова воспринял как разрешающий сигнал. И хотя меня трясло от страха, я сделал шаг, неловко обхватил его за шею и потянулся к нему. Зажмурил глаза и поцеловал твёрдые, прохладные губы. Он сделал какое-то движение плечами, но я вцепился в него как клещ. А потом я всхлипнул – знаете, бывает такая сухая истерика – и придвинулся к нему ближе, и он сразу перестал быть безучастным. Я даже не подозревал, что в нём, таком худом на вид, бледном, тощем, столько физической силы и жажды. Он вжимал руки мне в лопатки, затем, мгновение спустя, они уже притягивали мой затылок, с силой вели по плечам, жёстко фиксировали запястья, возвращались обратно, к моим волосам.

Это было похоже на спуск по отвесной стене: толчок, отрыв, полёт, притяжение, удар.

Меня всё ещё трясло, но уже не от страха. Я застонал и с силой прижался к нему бёдрами.

И тут он отстранился. Не грубо, просто оторвался от моих губ, опустил руки и, задыхаясь, произнёс:

— Думаю, вам лучше уйти.

И первым вышел из кабинета.

А дальше не было ничего. На другой день я задержался после урока. Долго копался в сумке, перекладывал учебники, ждал, пока все выйдут, и я останусь с ним один на один. Он подошёл сам, едва закрылась дверь за последним учеником. Я, как только увидел его лицо, сразу понял, что всё очень плохо. Но чтобы я не сомневался, он всё-таки сказал:

— Надеюсь, вы понимаете, что вчерашний вечер следует забыть? Сожалею, что это случилось.

Развернулся и ушёл.

Вот так. Он сожалел. Всего лишь.

Не нужно мне говорить об упорстве в достижении цели, о том, что если чего-то сильно хочешь и прилагаешь усилия – оно обязательно случится. Я сразу понял, что нет смысла пытаться. Я даже не стал оскорбляться, что меня послали. А если вы думаете, что после этого я хотя бы на минуту переставал его любить, вы меня плохо знаете.

— Поттер! – голос надтреснутый. Всё-таки ему сейчас плохо.

Я оказываюсь у постели. Все мысли о прошлом годе выметает. Он изжелта-серый, как побывавший под солнцем пергамент. Кривится. От боли? Или от моего вынужденного присутствия?

— Может, действительно в Мунго? Я прослежу, чтобы всё…

Он обрывает:

— Нет. Мне повредили не голову, — но тут же прикрывает глаза, плавно стекает по подушке и оттуда сквозь стиснутые зубы договаривает: — Буду вам признателен, если сходите в подвал. Мне нужны кое-какие лекарства. Вот ключ, сейчас скажу, что принести.

— Вы же не врач, откуда вы можете знать, что с вами и чем лечиться?

— Не обязательно быть врачом. Состояние не ухудшается, значит, заклинание было не такое серьёзное. Осталось только устранить последствия, а уж симптоматическая терапия знакома каждому зельевару средней руки.

Он может говорить что угодно, но я уверен – он просто боится врачей до дрожи. Ему, конечно, я это сообщать не собираюсь. Убьёт.

В подвале у него идеальный порядок. Я так не умею, у меня всё время бардак. А тут всё блестит. Склянки с лекарствами я нахожу без труда, тащу ему наверх. Он сверкает на меня глазами сквозь свесившиеся пряди. Да понятно, не любим мы принимать помощь, тем более от всяких там… А мне вот не страшно, пусть сверкает. Главное, чтобы лекарство принял.

О чём с ним разговаривать, я не представляю. Он демонстративно отворачивается к стене и накрывается с головой одеялом. Ну и плевать. Я тоже демонстративно вытаскиваю какую-то книжку с полки и разваливаюсь в кресле. Даже скидываю ботинки – пусть знает, что я отсюда никуда уходить не собираюсь. Не хватало мне ещё оставить его одного. Он же ни за что не пожалуется. Никому. А вдруг ему снова станет плохо? Короче, пусть не рассчитывает от меня избавиться.

Гермиона мне как-то сказала:

— Гарри, а если ты его никогда не дождёшься? Может, стоит обратить внимание на кого-то ещё?

И махнула рукой в сторону каких-то малолеток. Я посмотрел – они сидели, сверкая голыми коленками, и каждая перекатывала во рту жевательную резинку. Как представил, что могу их целовать, и этот мятный холод во рту, и чересчур мягкие губы, и лакированная коленка под рукой… Аж передёрнуло. Не могу я. Не моё это. Моё – с сальными прядями и некрасивым носом, колючее и жёсткое.

— Я не жду, Гермиона. Я не такой идиот. Я всё понимаю. Но это не повод перестать любить его.

Снейп что-то пробормотал во сне и пошевелился. Одеяло сползло, обнажая худое плечо. А я замер. Это было так… Не знаю, поймёте ли вы… Это было, словно он впустил меня куда-то. Близко к себе. Так обыкновенно и буднично, как бывает у каждой пары, когда один человек засыпает в присутствии другого и совершенно не думает о том, насколько хорошо или плохо он выглядит. Он просто доверяет. Такая вот бытовая близость – на уровне подушек и незапертых дверей. Понимаете?

Хотя это просто мои фантазии, он всего лишь спит, и с него всего лишь сползло одеяло.

Потом я сам тоже немного подремал, хотя часто просыпался. Мало ли что, а он ведь меня даже не разбудит.

К утру, когда рассвело, стало заметно, что с его лица сошла желтизна. Меня это порадовало – значит, он был прав, заклятие не такое серьёзное. Проснётся, посмотрю, как он, и можно уходить. Наверное, я буду вспоминать эту ночь. Мне особенно и нечего помнить, чтобы вот такого, как сегодня – когда мы один на один. Поэтому все имеющиеся куски воспоминаний давно прокручены в голове, отполированы, затёрты до дыр. А больше у меня ничего и нет.

— Поттер, вы что, всю ночь тут проторчали?

Проснулся. Хмурый. Ему до сих пор плохо или это для него обычное дело – по утрам бывать не в себе?

Молча сую ему очередную порцию лекарств, он кривится, но пьёт. Откидывается на подушку, закрывает глаза. У него почти прозрачные веки с голубоватыми прожилками. Теперь я буду вспоминать и об этом тоже.

Брови страдальчески сходятся на переносице. Я вскидываюсь:

— Что, всё ещё болит? Где?

Усмехается:

— Это просто микстура. Горькая. Да не дёргайтесь вы так, я чувствую себя совершенно нормально. Сносно.

Потом вдруг добавляет:

— Наверное, стоит поблагодарить вас. Я смог уснуть и спал спокойно. Теперь всё в порядке.

Да, я понимаю намёки. Меня вежливо – насколько это понятие вообще применимо к нему – просят удалиться. И, если честно, я не вижу ни единого предлога, чтобы задержаться тут ещё подольше.

Снимаю очки, тщательно протираю стёкла. И у меня по-идиотски щиплет глаза. Лучше бы я послушался Рона. Не надо было мне здесь оставаться.

Он смотрит на меня – я только заметил. Взгляд такой внимательный. И в нём читается ожидание чего-то. Ждёт, когда я уйду?

Ладно, мне действительно пора. Неловко придвигаю к кровати столик с лекарствами, чтобы ему потом не тянуться далеко. Столик цепляется за какую-то щель в полу, из склянки проливается что-то жёлтое. Я дёргаю и дёргаю, как автомат, пока не догадываюсь чуть приподнять. Мне ужасно плохо. Просто чертовски. Я бы хотел сейчас кулаком по этому столу, но толку-то? Всё равно я здесь не нужен.

Я тихо прощаюсь, шёпотом – чтобы не сорваться на крик, и иду к выходу. Но всё-таки… Только один вопрос. Сейчас не задам – так и буду продолжать думать об этом. Да и терять мне уже нечего.

— Почему вы меня тогда прогнали?

Молчит, смотрит на меня. Нет, не злится.

Потом приподнимается на локте, наливает в стакан воды, пьёт. Откидывает свесившиеся на лицо волосы. Не дождавшись ответа, я снова спрашиваю:

— Скажите. Мне нужно знать.

— Зачем?

— Я хочу перестать думать об этом. Хочу как-то жить дальше.

— Поттер, вы тогда были не в себе. Я сделал то, что был должен. Вы бы потом меня возненавидели, позволь я вам продолжать делать глупости.

— Неправда. Вы знали, что это был не сиюминутный порыв. Так всё-таки, почему? Вам было настолько противно?

Он отвечает резким тоном:

— Это вам было бы потом противно.

— Да с чего вы взяли?! Почему вы вообще думаете, что можете решать за меня, что мне нужно, а что нет? Мне было нужно именно это, понимаете? Мне были нужны вы! Неужели было незаметно? – я кричу, кричу на него так, словно вместе с криком выливаю на него все свои мысли за этот год, всё, о чём я думал, от чего мне было плохо. — И я не уберусь отсюда, пока вы мне не ответите. Почему вы меня прогнали?

Он долго молчит. Может, собирается отчитать меня за истерику? Когда он отвечает, у него глухой голос:

— Я был твоим учителем.

Почему-то я сразу ему верю. И вся злость куда-то испаряется. Теперь не хочется кричать совершенно:

— Да вы уже год как не мой учитель.

— Вот именно, Поттер! Дошло, наконец.

Мне показалось, или его губы растягиваются в подобии улыбки? И еще… Я что-то должен сделать, но не могу понять – что. Не могу решиться. Не могу поверить, что это намёк. Помоги мне! Ну хоть слово, я хочу быть уверен.

Смотрю на него во все глаза.

Права была Гермиона – всё зависит только от тебя самого, и если ты чего-то хочешь – добивайся. Потому что дальше происходит что-то непостижимое. Он откидывает одеяло и просто, словно говорил мне это каждый день, словно это так очевидно, произносит:

— Иди сюда.

А мне дважды повторять и не надо.

Я чуть не сшибаю многострадальный столик. Сажусь на кровать, он рывком притягивает меня к себе. Вминает в матрац, накрывает своим телом. Волосы свешиваются мне на лицо, я зажмуриваю глаза. Меня трясёт. Вцепляюсь пальцами куда-то в плечи, притягиваю к себе, всхлипываю, как тогда, в первый раз, и он накрывает мои губы своими.

Всё, больше я ничего не помню. Говорили ли мы друг другу какие-то слова, молчали ли… Кто кого раздевал, кто первым провёл губами по голой коже… Не помню, да это и не важно. Помню только, как саднили искусанные губы, как царапали шею пальцы, как мешали очки, и я их куда-то выкинул, как всё поплыло перед глазами и чётко различимы были только его глаза, и я вцепился в них взглядом как утопающий, а они то утягивали меня во тьму, то снова спасали.

Ещё помню, как горели колени и локти от трения о простыни, как пылала кожа от его рук. Как мой член ныл, и он обхватил его рукой, и двигал в самом нужном для меня ритме. Как я выгибался под ним, как он часто, прерывисто дышал, как на спину падали капли пота, и я откидывал голову назад, глотая воздух.

— У тебя отвратительно скрипучая кровать, — я ткнулся носом куда-то ему в ключицу, и это были первые слова, которые я произнёс, когда отдышался. Ключица была влажная, я провёл языком вдоль неё, прижался губами и замер. Меня гладили по лопаткам и шее, а я думал, что вот здесь и сейчас у меня есть всё, что мне необходимо в жизни. Больше ничего не нужно. И даже кровать пусть остаётся такой же скрипучей.

— В следующий раз можем перебраться на диван. Если захочешь.

Я совершенно по-дурацки улыбнулся ему в ключицу. От этого его «В следующий раз». От того, что он будет, этот раз.

В углу комнаты, где камин, что-то зашипело и затрещало, а потом раздался голос Рона:

— Мистер Снейп, вы дома?

Я вытянул шею – в неровном пламени действительно маячила голова Рона, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь. Очевидно, безуспешно – доступа в дом у моего друга не было.

Северус вопросительно взглянул на меня, я пожал плечами.

— В чём дело? — он был достаточно убедителен в роли рассерженного хозяина, вот только в глазах плескалось удовольствие. Я закусил губу, чтобы не засмеяться.

— Просто Гарри вчера сказал, что он у вас. А потом он не пришёл домой, и я подумал… — Рон, похоже, струхнул.

— Отлично. А теперь ещё немного подумайте и назовите причину, по которой вы в такую рань лезете в чужой дом и орёте.

— Так я же говорю, Гарри пропал.

— Вот как? Странно, – Снейп покосился на меня. Я упал лицом в подушку. – А я здесь при чём?

— Простите. Я просто решил, что… ну, что он может быть у вас.

Ладно, Рон. Конечно, вчера ты меня сильно разозлил, но слушать расстроенный голос выше моих сил. Я крикнул:

— Рон, я здесь. Всё в порядке, не волнуйся. Я скоро буду.

Раздался какой-то кашель. Потом воцарилось молчание. Потом Рон скороговоркой выдал что-то непонятное, и его голова исчезла, скрывшись за языками пламени.

Я перевёл взгляд на Снейпа. Он лежал, закинув руки за голову, и смотрел на меня, не отрываясь. И я тут же почувствовал, что у меня снова встаёт. Он прищурился и приоткрыл рот, словно хотел что-то спросить. Но я прижался к нему пахом и успел спросить первым. Думаю, ему это понравилось, потому что он обнял меня и сказал:

— Тебе интересно, в какой комнате у меня диван? Пойдём, я покажу тебе.

КОНЕЦ

Дата добавления: 2015-08-28