Сергей платов зимнее обострение 12 страница

Только что прошедшая казнь также не добавила света в этой темной истории. С лучшей стороны себя проявила одна лишь Сусанна. То, как вела себя молодая княгиня, как искренне переживала за дружинников, как обрадовалась счастливому избавлению, однозначно работало на нее. Нет, окончательно с нее подозрения никто не снимал, тем не менее твердой рукой старший богатырь переместил ее на последнее место в сомнительном списке подозреваемых.

Что делать дальше, Илюха не представлял. Тот факт, что все подозреваемые были княжеского рода, резко сужал возможности расследования, приходилось действовать исключительно законными методами. Таким образом, богатый криминальный опыт далекой временной Родины применить на практике не было никакой возможности. Солнцевский скрипел мозгами и так и эдак, но ничего путного ему в голову не пришло.

— Нет, такие дела в одиночку не делаются, — наконец подвел итог неудавшемуся мозговому штурму старший богатырь, — тем более когда в штате у тебя бывший сотрудник НКВД, ярый последователь дела славного лондонского сыщика, да еще с замашками сотрудника имперской безопасности. Пусть курит эту жуткую трубку, пусть играет на своих безумных гуслях, пусть хвастается тем, что работал под началом Лаврентия Павловича, пусть время от времени начинает комментировать события закадровым голосом Копеляна из «Семнадцати мгновений весны», главное, чтобы сегодня же был ясный и реальный план наших дальнейших действий. И на этот раз даже некоторые специфические национальные качества не помогут ему отвертеться от выполнения служебных обязанностей. Если что, я буду применять административный ресурс, — со вздохом закончил старший богатырь, хищно улыбнулся и инстинктивно почесал увесистый кулак.

Итак, еще одна проблема была если не решена, то, по крайней мере, обозначена и локализована. Оставалась последняя, и самая трудная. Перед тем как перейти к ней, Илюха решительно взялся за бутыль с пивом и сделал несколько глотков — не помогло. Проблема не исчезла и не решилась сама собой. Пришлось по-доброму подбодрить самого себя, решительно хлопнуть себя по коленке и… допить оставшееся пиво, на этот раз в качестве стимулирующего средства.

Предстоял серьезный разговор с самим собой, а как известно, это единственный человек на земле, в общении которым не получается эффективно использовать не только вранье, но даже простое лукавство. В голове Солнцевского отчетливо прорезалось второе «Я». И это не было ни раздвоением личности, ни более тяжелым психическим заболеванием. Это была всего лишь совесть, доселе пребывающая в длительном летаргическом сне. Спала она долго, как водится, очень крепко, и доставила своему хозяину по жизни очень мало хлопот. И вот буквально вчера, без всякого предупреждения, когда Илюха с коллегами взобрался на эшафот и увидел перед собой три остро отточенных кола, она проснулась и сделала предупредительный звоночек. В качестве звоночка послужил простой человеческий страх, неожиданно нахлынувший на Солнцевского. Это чувство было совершенно не знакомо ни Илюхе, ни его совести, именно поэтому понадобилось некоторое время для обоих, чтобы разобраться, что к чему.

Разобрались, оказалось, что испугался старший богатырь не за себя, а за небольшого человечка с курносым носиком и копной иссиня-черных волос. Испугался, что Изин план провалится и руки палача коснутся его люб… Его Любавы. В конце концов все закончилось хорошо, но разбуженная таким экстремальным способом совесть категорически отказалась вновь укладываться спать.

— Похоже, нам пора поговорить, — начала она разговор.

— Может, не пора? — с надеждой поинтересовался Солнцевский, хотя прекрасно знал, какой ответ сейчас получит.

— Пора, — с нажимом подтвердила совесть, — ты же меня знаешь, я не особенно мешаю тебе жить, но если проснусь, так просто баиньки не лягу. Вот выясним с тобой все скользкие моменты, наметим план действий, воплотим его в жизнь, подведем итоги, вот тогда и распрощаемся на некоторое время.

— Может, я сам как-нибудь?

— Нет, не может. Без меня тебе с такой ситуацией не справиться.

Илюха засопел, но был вынужден согласиться со своим принципиальным оппонентом.

— Я уже разобралась в ситуации, — начала разбор полетов совесть, — и готова предложить тебе на выбор два варианта развития событий.

— Всего два? — удивился Солнцевский. — А чего так мало?

— Вариантов, конечно, значительно больше, но остальные меня не устроят. Так что не надо меня перебивать и просто дослушай до конца.

Так как старший богатырь на этот раз выразительно промолчал, она продолжила:

— Итак, вариант первый — ты говоришь Соловейке, что она хорошая, удивительная, замечательная, ла-ла-ла, бла-бла-бла. Однако твое сердце осталось в далеком двадцать первом веке, и она для тебя всегда будет только боевой подругой, другом или коллегой по работе. Потом выберешь, что тебе больше по вкусу придется. Одним словом, резко и решительно даешь ей понять, что между вами ничего быть не может.

— Не подходит, — буркнул Солнцевский, — а второй вариант?

— Перестаешь сопротивляться чувствам и начинаешь строить с ней далеко идущие отношения.

— А нельзя ли… — начал было Илюха, но внутренний оппонент решительно его остановил.

— Если хочешь, чтобы я успокоилась, то нельзя, — отрезала совесть.

— И если…

— Если поступишь по-другому, буду тебя мучить всю оставшуюся жизнь. Ты меня знаешь, я своих решений не меняю.

Илюха вытер рукавом вспотевший лоб и решительно открыл новую бутыль с пивом. Он действительно прекрасно знал свою совесть. Она не часто отстаивала свои позиции, но раз уж это делала, то стояла на своем до конца.

— Я тебя после неудачного брака не особо по личной жизни напрягала, — продолжила неподкупная собеседница, — но на этот раз поблажки тебе не дам, уж больно девушка хорошая попалась. И что она только в тебе, таком обалдуе, нашла?

— Чой-то я обалдуй? — обиделся Солнцевский.

— Обалдуй и есть, — не отступала совесть. — Кого ты обмануть хочешь? Да ты мечтал о такой вот спутнице жизни. Умная, красивая, шустрая, одинаково хорошо себя чувствует как на поле боя, так и на кухне. О потрясающих формах вообще промолчу, помнишь, она забыла в душе дверь закрыть, а ты задумался и вошел без стука?

— Мэ-э-э…

— Конечно, помнишь, такое тело не забывается. К тому же кусок мыла она тогда очень точно бросила, глаз неделю не раскрывался.

— Э-э… м-м…

— Ко всему прочему, она неровно дышит в твою сторону.

— Да ладно, чего ты разошлась-то? Ровно она ко мне дышит! — перешел наконец Илюха от невнятного мычания к нормальным словам.

На подобную фразу совесть даже отвечать не стала. Так, выразительно покрутила пальцем у виска и еле слышно констатировала полную умственную отсталость Солнцевского.

— Я подумаю, — после долгих сомнений выдавил из себя Илюха.

— Куда ты денешься, конечно, подумаешь, — хмыкнула совесть, — но учти, этот процесс будет у меня на жестком контроле.

Совесть хотела было еще что-то сказать, но тут раздался оглушительный свист виновницы этой странной беседы. Соловейка в свойственной ей манере известила обитателей «Чумных палат» о начале нового дня.

Соловейка была несколько обескуражена, когда буквально через минуту после утреннего свиста к столу вышли ее коллеги, причем уже одетые и без каких-либо признаков прерванного сна. Они сдержанно поздоровались и заняли свои привычные места. Выглядели Изя и Илюха хмурыми и напряженными.

— Ну вы вчера и выступили… — привычно начала читать нотации Любава, посчитав, что причиной подобного настроения стало банальное похмелье. — Плохо, да?

— В порядке, — пожал плечами Изя и бросил осторожный взгляд на Солнцевского. Тот в свою очередь кивком головы согласился с коллегой.

— Да… — протянула обескураженная Соловейка.

Не понимая, что, собственно, происходит, она автоматически накидала себе в тарелку с десяток вареников и бухнула сверху ложку сметаны. Ее примеру молча последовали старший и средний богатыри. Далее начался самый странный завтрак, который только могла себе представить бывшая купеческая дочка. Ее коллеги молча глотали еду, при этом ведя активную перестрелку глазами. Тактика у стрелков была разная: Илюха не жалел патронов, лупил длинными очередями, явно готовясь перейти в наступление. Изя, наоборот, отстреливался одиночными, выверенными выстрелами, в отчаянной надежде таким образом не допустить атаки.

Поначалу Соловейка посчитала себя совершенно лишней на этом поле боя, однако вскоре стало ясно, что она поспешила со своими выводами. Время от времени Солнцевский делал-таки два-три «выстрела» в ее сторону, но они в корне отличались от тех, которыми он поливал рогатого коллегу. Это скорее походило на сигнальные ракеты, чем на боевые патроны. Такая разница, конечно, не могла не радовать Соловейку, но, в общем и целом, не делала сложившуюся ситуацию более понятной. Завтрак подходил к неизбежному концу, к такому же концу подошла артиллерийская подготовка. О мирном развитии ситуации не могло быть и речи, Илюха был настроен очень решительно, а Изя, похоже, израсходовал весь боезапас и готовился к худшему. Любава убрала со стола пустую посуду, смахнула с него крошки и присела на кончик широкой скамьи, стараясь занимать как можно меньше места. Пока она не разобралась в происходящем, не было никакого резона встревать между враждующими сторонами.

Для открытия боевых действий не хватало только одной малости — сигнала к атаке. Впрочем, ждать его пришлось недолго. Илюха отправил в сторону противника последний залп, нахмурился, откашлялся и решительно хлопнул ладонью по столу.

— Итак… — начал было старший богатырь, но был бесцеремонно прерван вскочившим со своего коврика Мотей.

Гореныш, доселе мирно дремавший после сытного завтрака, издал боевой клич и сломя головы бросился прочь из комнаты. В дверях он немного поскользнулся и не вписался в дверной проем. «Чумные палаты» ощутимо вздрогнули, но выдержали подобный акт вандализма. Мотя тут же подкорректировал траекторию и со второй попытки вырвался на оперативный простор. Такое небрежное отношение к недвижимому имуществу тут же получило оценку домового откуда-то из-за печки. На этот раз Феофан превзошел самого себя и выдал заковыристую фразу, в которой только два слова могли пройти цензуру в цивилизованном обществе. Это были слова «ОН» и «ЕГО».

Любава хотела было сделать Феофану небольшое внушение, но тут «Чумные палаты» вновь содрогнулись от встречи с трехголовым монстриком. На этот раз Мотя проследовал в обратном направлении. Гореныш ворвался в горницу, слегка врезался в печку, стряхнул с себя осыпавшуюся побелку и спрятался за широкой спиной хозяина. Конечно, спрятался он довольно условно, так как отъевшийся на Любавиных харчах Змей в последнее время весьма прибавил в своих габаритах.

— Не понял, — искренне удивился Солнцевский, — кто это мог так напугать маленького?

Тут Мотя выдал недовольное стрекотание. Мол, никому на белом свете не удастся вызвать страх в его отважном сердце! А происходящее в данный момент всего лишь небольшое недоразумение и последствие того безобразия, что творится на вверенной ему территории. Мотя сурово выпустил в сторону двери струйку дыма и нетерпеливо толкнул Солнцевского к дверям. Типа пойди, разберись, а уж если понадобится помощь, тогда кричи погромче, и примчусь и всех покусаю.

Илюха сделал неуверенный шаг к двери, но тут со двора донеслись звуки отчаянной борьбы.

— Кто это там? — поинтересовался Илюха у трехголового любимца. — И чего не поделили?

Мотя озадаченно застрекотал и выразительно уставился тремя парами глаз на двери. Мол, что тут говорить, скоро все сам увидишь. Не прошло и минуты, как дверь, ведущая в большие, просторные сени распахнулась, и на пороге нарисовался… Студнеслав. Он хотел было сделать шаг вовнутрь, но кто-то схватил его за шиворот и выдернул наружу. Дверь захлопнулась, а борьба за ней разгорелась с новой силой.

— Э-э-э… — протянула Соловейка, — может помочь?

— Кому? — удивился Изя.

Ответ на такой простой вопрос последовал в следующее мгновение. Дверь слетела с петель, и в сени ввалилась Феврония. Она была похожа на могучего медведя, облепленного наседающими со всех сторон охотничьими собаками. В качестве собак выступали ее ненаглядный сынуля и еще два члена из списка подозреваемых — Старко и Гордон.

Присмотревшись повнимательнее, Илюха отметил, что Студнеслав все же действовал с матерью заодно. Он отчаянно пытался оттащить от нее Гордона, но тот на редкость цепко держался на ее спине и сдавать свои позиции не намеревался. Старко, наоборот, пытался нейтрализовать дальнюю родственницу с фронтальной стороны и отчасти успешно справлялся со своей задачей. «Успешно» — потому что правительница Малого Халявца (со всеми его окрестностями) практически остановилась, а «отчасти» — потому что последняя умудрилась укусить противника. Судя по звуку, который издал в этот момент Старко, хватка у нее была железная.

— Беги, я их задержу, — что есть мочи завопила Феврония, — тут кто первый, тот и прав!

Судя по всему, авторитет старших в Малом Халявце был непререкаем. Услышав приказ маменьки, Студнеслав отцепился от Гордона, напоследок (с видимым удовольствием) его пнул и буквально влетел из сеней к оцепеневшим дружинникам. Очутившись в горнице, он резко захлопнул дверь, накинул крючок, огляделся и кинулся к огромному сундуку, стоящему в углу. Несмотря на свой худосочный вид, молодому князьку удалось подтащить его к дверному проему и подпереть им многострадальную дверь.

— Чего стоите, записывайте! — затараторил Студнеслав, усаживаясь на том же самом сундуке. — Хотя нет, так будет слишком долго. Лучше слушайте и потом не говорите, что не слышали! Агриппину собирался отравить Гордон, я это точно знаю. Видел, как он на кухне ошивался, напевал неприличные частушки и существующие власти хаял почем зря. Потом подлюка что-то бросил в котел, стибрил со стола серебряную ложку и был таков.

Тут в сенях раздался душераздирающий крик, и жуткий грохот оповестил округу о том, что стены можно ломать не только с помощью специального тарана, но и простой человеческой головы. Правда, голова должна быть побольше и потверже.

— Пожар в тереме Старко устроил, однозначно! Мамочка видела, как он огниво покупал в лавке. Да что там лавка, я сам видел, как он огонь разводил и при этом князя нашего, любимого и всеми уважаемого Берендея, нехорошими словами обзывал. А в то время как огонь тушили, он наверняка под шумок из казны мешок золотых монет упер. Нужно срочно ревизию провести, и ежели чего не хватает, то всю недостачу на него повесить. Если взяться за дело с умом, то можно и тому и другому помимо политики чистую уголовщину пришить.

Кто-то отчаянно пошел на штурм запертой двери, но они выстояли. Они, это внешняя защитница Феврония, внутренний — Студнеслав и собственно сама дверь.

— Как честный человек и гражданин, я не мог молчать, стоять в стороне и равнодушно наблюдать. Готов на суде выступить на стороне государственного обвинителя и дать любые показания…

Дверь все-таки не выдержала и треснула.

— Непременно расскажите Берендею, что мы с мамой решили дать показания чистосердечно и, главное, добровольно. Дело можно закрывать: этих двоих в острог, нам от простого народа всеобщую любовь, а от власти признательность и денежную премию.

Только тут Студнеслав позволил себе перевести дух и вытереть рукавом текущую из носа кровь.

— Мамаша, можете расслабиться, я дал показания по всей форме, — крикнул он и постучал кулаком по двери. — Теперь, если эти выскочки захотят сделать то же самое, то будут всего лишь вторыми, а это значит, что им никто не поверит. Мол, хотят в отместку на честных людей напраслину навести.

Судя по всему, в сенях слова Студнеслава услышали, во всяком случае, тут же стало тихо. Сынок, отчаянно кряхтя, оттащил от двери сундук и вскоре утонул в раскрытых объятиях матери. Та в неравной битве за право первого слова пострадала несказанно больше своего отпрыска, но держалась молодцом. Ее оппоненты выглядели не в пример хуже, видимо, кулаки оказались такими же крепкими, как и зубы.

Солнцевский переводил свой взгляд с одного участника побоища на другого и не знал, что ему делать. То ли хохотать, то ли плакать, то ли всю четверку спустить с лестницы за учиненный в доме погром.

— Чего уставился-то? — хмыкнула Феврония. — Мы за него всю работу выполнили, извергов-супостатов изобличили, а он не мычит, не телится! У тебя вроде как особые полномочия, так что хватай их и в темницу. А бумаги можно и потом оформить, нечего в таком государственном деле бюрократию разводить.

— Нас можешь не благодарить… — подключился было младшенький «халявщик», но был резко осажен матерью.

— Еще чего, пусть отблагодарит по полной программе. Там, это, банкет и половину награды, что от Берендея получит.

— Половину?! — несмотря на абсурд ситуации, Изя не мог пропустить мимо ушей столь грабительский процент.

— Что, мало? — удивилась Феврония. — А и, правда, маловато. Ладно, уговорили, давайте две трети, думаю, это по-честному. Хотя, положа руку на сердце, вы и на это не наработали.

Изя был так возмущен услышанным, что даже он, наглый пройдоха, не нашелся, что сказать вконец обнаглевшей Халявщице. Он выразительно засопел, надул щеки и плюхнулся на скамью у выхода. Такой демарш черта остался никем не замеченным, хватало проблем и без него.

Драчуны потихоньку остыли и пытались привести себя в порядок. Как и следовало ожидать, больше всего пострадала Феврония, но никакие синяки и ссадины не могли стереть совершенно счастливую улыбку с ее лица. Однако не она занимала внимание Солнцевского, и уж тем более не ее шустрый сынок. В данном случае старший богатырь сконцентрировался на поверженной стороне. Эта самая сторона чуть постанывала, еле слышно ныла, прикладывала платки к разбитым и исцарапанным лицам, но не возмущалась и не спорила! Побитая парочка всем своим скорбным видом выражала полное согласие со словами Февронии, а во взглядах можно было вполне отчетливо прочесть искреннюю жалость, что не они заняли почетное место «Первого стукача».

«Похоже, они уверены, что подобное заявление может отправить их в острог, а то и на плаху», — пронеслась в голове Солнцевского совершенно нелепая, на первый взгляд, мысль.

Илюха повнимательнее посмотрел на Старко и Гордона и понял, что не такая уж эта мысль нелепая. Они действительно были искренне убеждены, что подобный донос может поставить жирную точку в этом деле.

— О времена, о нравы! — во всеуслышание блеснул своим школьным образованием Солнцевский и еле слышно добавил: — А еще княжеского рода.

— Что? — тут же переспросил Студнеслав.

— Ничего, — отмахнулся Илюха. — Говорю, повезло Берендею с родственничками.

Не уловив в голосе сарказма, выходцы из Малого Халявца приняли похвалу на свой счет и гордо хмыкнули: мол, что есть, то есть.

— Так мы пошли? — наконец поинтересовались мамаша с сыночком, когда надоело пыжиться, словно индюки.

— Идите, — охотно согласился старший богатырь, — благодарю за службу!

— Рады стараться! — дружно отрапортовали победители и, прихрамывая, покинули «Чумные палаты».

Солнцевский, с трудом сдерживая смех, взял из шкафа набор для письма и со всей значительностью расположился за столом. Даже в свое родное время он крайне редко брал в руку ручку, а если и брал, то, как правило, это был золотой «Раrкеr». Теперь же, когда в качестве канцелярских принадлежностей выступали перья, выдернутые из крыльев несчастных гусей, процесс чистописания стал для него и вовсе мучителен. Несмотря на это, могучая рука обмакнула перо в чернила и, уронив на бумагу жирную кляксу, корявым почерком вывела на пергаменте следующее:

ПРОТОКОЛ

Над седой равниной моря ветер тучи собирает.

Между тучами и морем гордо реет Буревестник.

То стрелой взлетает к тучам, то крылом волны касаясь…

Учился бы в школе лучше, написал бы больше. А для соблюдения формальностей хватит и этого.

Несмотря на то, что протокол оказался не очень развернутым, времени на него Солнцевский затратил вполне достаточно, чтобы подозреваемые заметно занервничали.

— Извиняюсь… — откашлявшись, привлек внимание к своей персоне Гордон. — Если уж у вас особые полномочия, то, может, в виде исключения, вы нас сами судить будете?

— Точно! — обрадовался Старко. — По старой дружбе влепите нам по десятке и быстренько вышлете из города под конвоем.

— А то у Берендея нрав суровый.

— Под горячую руку точно на кол посадит.

— Или голову отрубит.

— Или и то и другое, если особенно не в духе будет.

— Может, договоримся?

Последние слова были сказаны таким заискивающим тоном, что Илюха презрительно скривился. Пора было заканчивать этот балаган.

— Значит так, — начал Илюха и бросил на подозреваемых самый строгий из своих взглядов, — все, что тут сказали уважаемая Феврония Халявщица и ясноокий Студнеслав, должным образом оформлено и приобщено к делу. В любой момент я могу дать этому ход и передать вас с рук на руки Берендею. Но для пользы дела я этого делать не буду. Пока не буду!

Илюха сделал такое ударение на слово «пока», что Старко с Гордоном ощутимо вздрогнули.

— А сейчас…

Чисто из вредности Солнцевский выдержал длительную театральную паузу и, только убедившись, что подозреваемые дошли до нужной кондиции, продолжил:

— Как проигравшие в конкурсе «Настучи на ближнего своего», вы сейчас приводите «Чумные палаты» в порядок. И учтите, работу будет принимать наш домовой, а он халтуру за версту чует.

Из-за печки раздалось одобрительное кряхтение.

Дважды повторять Солнцевскому не пришлось. Уже приготовившиеся к самому худшему Гордон и Старко даже не пытались скрыть своего бурного ликования. Они принялись восстанавливать сломанные двери с таким энтузиазмом, что Солнцевский пожалел, что не назначил более строгого наказания. За него это сделала Соловейка, она строгим голосом приказала ко всему прочему почистить во дворе снег и натаскать дров. Никаких возражений не последовало, и буквально через час оба подозреваемых, выполнив поставленную перед ними задачу, покинули «Чумные палаты».

Илюха посмотрел в окно на удаляющихся горе-стукачей и задумчиво заметил:

— Хорошо…

— Что хорошо? — не поняла Соловейка.

— Хорошо, что у Берендея с Агриппиной будет сын и трон не достанется никому из этой жуткой компании. Представить страшно, что стало бы с Киевом, если бы до власти добрался кто-нибудь из них.

— Именно поэтому нужно как можно быстрее обезопасить будущего наследника, — резонно заметила Любава.

— Именно! — согласился Солнцевский. — Как ты думаешь, в свете произошедших событий, тянут на первое место среди подозреваемых Феврония со своим отпрыском? Уж больно старательно конкурентов топили.

— Тянут. Хотя Гордон со Старко это место уступили только из-за плохой физической подготовки.

— Да уж, спортивная школа Малого Халявца оказалась на высоте, — улыбнулся старший богатырь. — Кстати, а что думает наш главный специалист в сыскном деле?

Тут Солнцевский наконец заметил, что рогатая составляющая его команды в горнице отсутствует. Он тут же бросился в сени, там обследовал вешалку и сдавленно зарычал.

— Ушел, — хмуро констатировал Илюха.

— Кто ушел?

— Изя ушел, — сквозь зубы процедил старший богатырь и сжал кулаки с такой силой, что побелели костяшки, — пока мы тут порядок наводили.

— Далеко не уйдет, — философски заметила Соловейка, — не похоже на запланированный, продуманный поступок, скорее, минутный порыв.

— Когда я его разыщу, за эти прекрасные порывы придушу собственной рукой, — посулил Солнцевский. — Похоже, я знаю, почему он смылся.

Илюха собрался было поведать Любаве о тех сомнениях в профессиональных качествах их рогатого коллеги, что сформулировались в его голове поутру, но тут неожиданно подала голос попритихшая совесть.

— Что ты все о работе, да о работе, открой глаза, дурень!

Солнцевский последовал совету совести и взглянул на Соловейку. Взглянул и тут же потупил взор. Совести этого конечно же показалось мало.

— Перед тобой стоит не младший богатырь твоей дружины, а прежде всего ЖЕН-ЩИ-НА!

На последнем этом слове совесть сделала особое ударение и проговорила его по слогам.

— Красивая и сексуальная! — продолжила свое черное дело совесть. — Мало того, ты ей очень нравишься, а она нравится тебе!

Илюха отрицательно замотал головой.

— Дома вы одни, Изи не будет долго, идеальная возможность выяснить ваши отношения.

Вновь знак отрицания.

— Да ладно, чего ты кобенишься? Смотри, она какая! — Илюха наконец поднял глаза на недоумевающую боевую подругу.

— Итак, глаза ты уже заметил, волосы тоже, пойдем дальше, — лукаво заговорила совесть, — грудь, талия, ноги, то, что сзади… Помнишь, ты как-то случайно заглянул в баню, когда там парилась Любава?

Солнцевский отчетливо заскрипел зубами.

— И ни капельки я не повторяюсь. Прошлый раз мы вспоминали, как ты застал ее в душе, а теперь в бане. Согласись, вещи разные, хотя сногсшибательная фигура и там и там была одна.

Коварная совесть специально сделала паузу, чтобы ее слова дошли до глубины сознания старшего богатыря.

— Хотя в чем-то ты прав, спрашивать тебя, помнишь ли ты эти два события, по меньшей мере, глупо, такое не забывается, — добила Солнцевского совесть и с чувством выполненного долга временно притихла.

Впервые Илюха был с ней совершенно согласен: забыть увиденное действительно было невозможно. Нахлынувшие воспоминания закрутились в голове с такой яркостью, что он даже не понял, что обращается к нему уже не совесть-соблазнительница, а…

— Илюш, с тобой все в порядке? — осторожно поинтересовалась Соловейка.

— Что? — очнулся от сладостных воспоминаний Илюха.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Солнцевский отчаянно затряс головой и пришел в себя.

— Нет, не можешь, — отрезал он, — и вообще, я сейчас ухожу на службу, а ты останешься дома.

— Почему это? — обиженно вскинула черную бровь бывшая разбойница.

— Потому что ты мне будешь мешать, — выпалил Солнцевский и осекся на полуслове.

Ну не рассказывать же, в самом деле, про проснувшуюся совесть, которая настроена очень решительно и, судя по всему, не остановится ни перед чем, чтобы достичь поставленной цели. Что в присутствии Соловейки он просто не сможет думать про задание Берендея, что она ему очень нравится, что даже возможно он ее лю… Стоп, хватит бросаться словами, так можно зайти слишком далеко.

— И вообще, это приказ, а приказы не обсуждаются! Ты дома, Мотя с тобой.

— Но я… — пролепетала Соловейка, с трудом сдерживая предательски рвущиеся наружу слезы.

— Сама говорила, что на службе главное дисциплина, — отрезал Солнцевский, — вот и потрудись сама эту дисциплину соблюдать.

Он старался говорить как можно более равнодушным тоном, но это оказалось не так и просто. Слезы уже текли по щекам Любавы. Столь грубое и официальное отношение к себе со стороны Илюхи оказалось для нее слишком сильным ударом.

Стараясь не смотреть на Соловейку, старший богатырь накинул на плечи короткий тулуп, нахлобучил форменную шапку с лисьим хвостом и чуть ли не бегом покинул «Чумные палаты».

— Болван, — спокойно резюмировала совесть. Возражений со стороны Солнцевского на этот раз не последовало.

Дата добавления: 2015-08-29