вроде вас, чтобы навсегда развеять старый миф, будто индейцы глупы и ни
на что не годны.
Кэнайна медленно заговорила.
- Вы забываете, - сказала она, - я семь лет боролась там против
предрассудков. И что-то не видно,чтобы хоть один из них разрушился под
действием моего примера. Они только еще более укреплялись. В конце
концов сломилась я. Но основаны они не на непонимании, а на нежелании
понять. И нельзя их разрушить с нашей стороны, теперь я знаю это. Их
можно разрушить только с вашей стороны, изнутри. Лишь тогда, когда вы
очистите дом свой от невежества, для нас настанет время явиться к вам и
доказать,что индейцы могут быть полезными для общества, ответственными
гражданами. Я исполню свою маленькую роль здесь, обучая детей и готовя
их к тому времени,когда ваши люди будут готовы принять их. А вот вы
возвращайтесь назад и выполните свой долг - это,право, ваше дело, а не
мое.
После этого они продолжали грести молча. Добрались до первого
острова. Островки были крохотные, не больше трех-четырех акров. Только
на самых крупных, что повыше да посуше, росли деревья. У некоторых
тянулась по берегу узенькая полоска песка или ила, но чаще всего -
плавучая подушка сфагнума, так что и не видать, где кончается земля и
начинается вода.
- По виду озеро как раз для гусей, - сказал Рори. - Если он
действительно поселился с той канадкой, их гнездо должно быть где-то
здесь, они отыщут себе место и будут оберегать его, чтобы вернуться на
будущий год.
Они двигались от острова к острову, объезжая каждый на своем каноэ,
потом плыли дальше. Несколько раз им попадались канадские гуси,
неизменно поодиночке - по-видимому, стоявшие на страже самцы, самка же
сидела в спрятанном где-то поблизости гнезде. Поиски длились около трех
часов, пока Рори заметил в четверти мили пар у гусей, низко летевших над
водой, и, даже еще не глядя в бинокль, знал, что поискам на том конец.
Он мгновенно разглядел, что передний гусь поменьше и посветлее. Потом
ясно увидел в бинокль белое пятно на голове передней птицы, и на
какой-то короткий, волнующий миг ему показалось, будто он снова на
Барре, а в ушах стоит шум атлантического прибоя. В ушах его
действительно стоял шум, но то был стук его собственного сердца.
- Вон он! - сказал Рори.
Восемь-десять секунд было видно гусей, потом они скрылись за довольно
большим островом, поросшим густым ельником и пихтой. Рори отвел бинокль
и перекинул взгляд на другой конец острова, затаив дыхание, ждал он,
когда они появятся. Но гуси так и не показались.
- Они сели за островом, - сказал Рори. - Причалим и проберемся
поближе, чтобы получше разглядеть.
Вновь взялись за весла, орудуя с превеликой осторожностью, чтобы не
поднимать плеска и не стукнуть веслом о борт. Оба молчали. Приближались
медленно. Рори развернул каноэ к берегу, к маленькой закраине белого
песка. Добравшись до мелководья, он вылез из каноэ и придержал его,
чтобы не заскрипело по песку. Сняв мокасины и закатав штаны, Кэнайна
вброд пошла к берегу. Затем, вместо того чтобы вытащить каноэ на берег,
Рори поднял его и бесшумно поставил на песок.
Кэнайна вновь надела мокасины. Крадучись двинулась в темный ельник,
часто останавливаясь и прислушиваясь; Кэнайна шла сзади, пропустив Рори
вперед. Склонив голову набок, он вдруг остановился. Он услышал слабое
гортанное гоготанье - голос кормившейся гусыни-канадки - и потом череду
резких, более сочных и густых звуков, похожих на тявканье. Вот уже
восемь лет не слышал Рори этого тявканья, но тотчас же узнал голос
кормившейся белощекой казарки.
Обернувшись к Кэнайне, он улыбнулся. Она тоже улыбнулась, губы мягко
раскрылись, обнажая белые зубы, в уголках рта обозначались ямочки.
Низко пригнувшись, они вновь поползли вперед, продираясь сквозь
прибрежные заросли ольшаника и воековицы. Теперь Рори видел озеро по ту
сторону острова; здесь, в западной части острова, раскинулась широкая
мель, обильно поросшая тростником и осокой, ощетинившимися острыми
зелеными колючками. Он почувствовал, что Кэнайна тянет его за рукав,
обернулся и посмотрел на нее. Она показывала не прямо перед собой, где
он искал, а чуточку вправо. Он перевел взгляд в ту сторону и сразу же
увидел гусей. Гуси были отлично видны в ста ярдах от берега, и Рори
недоумевал, как не заметил их прежде. Птицы деловито кормились, то и
дело переворачиваясь гузкой вверх, глубоко погружая в воду длинные шеи.
Каждые несколько секунд, когда они поднимали головы над водой, из клювов
нелепо, словно усы, свисали покрытые илом корешки и стебли.
В таком месте, где сквозь редкий кустарник он мог, оставаясь
незамеченным, наблюдать за птицами, Рори растянулся на животе, Кэнайна
подползла и легла рядом, так что они почти касались друг друга. Рори в
бинокль всматривался в гусей, потом передал бинокль Кэнайне, которая
взяла его с нетерпеньем. Время от времени гуси прерывали кормежку и
нежно беседовали.
Потом Рори увидел то, чего ждал, что надеялся увидеть. Запустив в
очередной раз голову под воду в поисках пищи, Белощек вынырнул с полным
клювом, а канадка вернулась ни с чем. Но Белощек не стал есть, а
нагнулся вперед, подрагивая крыльями и грациозно вытянув длинную шею,
так что клюв почти касался воды. Быстро поднимая и опуская тонкую шею,
он предложил корм канадке. Та приняла корм, а Белощек с трепещущими
крыльями вытянулся вперед, над спиной канадки, которая была крупнее его,
и аккуратно разгладил перышки на ее крыле. В этом было столько нежности
и изысканного почтения, что Рори показалось, будто он присутствует при
чем-то сугубо личном, чего человеку не положено видеть. Он знал, что
стал свидетелем ритуала ухаживания, который в естественных условиях
биологам редко удавалось видеть.
- Видели? - шепнул он Кэнайне. - Вот вам доказательства, что они
спарились и что белощекий -самец.
Не отрывая глаз от бинокля, Кэнайна кивнула.
- Я говорил вам, что гуси способны влюбляться. Верите мне теперь?
Она опять согласно кивнула.
Минут десять наблюдали они за гусями, передавая друг другу бинокль.
За это время Белощек еще раз повторил этот ритуал, как и прежде, ласково
разгладив перышки на крыле подруги.
- Правда, похоже на поцелуй? - спросил он Кэнайну.
Рори все это казалось ужасно трогательным. Внезапно всплыли, напомнив
о родине, его ребячьи воспоминания о белощеких казарках на Барре, и
впервые с тех пор, как покинул тесную лачугу у моря, он почувствовал
приступ ностальгии. Во все это трудно было поверить. Его забросило в
бескрайние еловые леса приполярной Канады, более чем за три тысячи миль
от Гебридских островов, и вот он следит за Белощеком, который, быть
может, покинул пролив между Гусиным островом и Баррой в то самое время,
когда он, Рори, выехал из Торонто.
В конце концов, не потревожив гусей, они уползли прочь. Возвратившись
на крошечный пляж, спустили на воду каноэ и в молчании отчалили от
острова. Отплыв на порядочное расстояние, Рори перестал грести.
- Этому трудно поверить, - сказал он. - Теперь,после того, как я
видел все это своими глазами, поверить еще труднее, чем тогда, когда вы
мне рассказали впервые. Потому что теперь я вижу, как он здесь
неуместен. Для белощекой казарки ужасно оказаться так далеко от моря, от
утесов и морского прибоя.
Кэнайна повернулась и смотрела на него.
- Знаете, - продолжал Рори, - этот чертяка попал в хорошенький
переплет. Бьюсь об заклад, ему тут совсем не по себе, на этом мелком
малюсеньком озеришке, со всех сторон окруженном землей. Но теперь он
посвятил себя даме, которая любит пресную воду и болота не меньше, чем
он - море. Он вправе требовать развода... на том основании, что
характерами не сошлись.
Рори вновь начал потихоньку грести, продолжая свою речь.
- Ну а что им делать осенью, когда настанет пора перелетов? Всеми
фибрами своего существа он будет стремиться к морю, а она - тоже всеми
фибрами -к болотам в долине Миссисипи. Но она будет в окружении гусей
собственной породы, которые привычным путем полетят на юг, и она
инстинктивно полетит вслед за ними. Он же будет разрываться в полной
растерянности. Инстинкт будет побуждать его лететь к морю, другой
инстинкт заставит остаться с ней. Ему придется выбирать между любовью к
ней и любовью к морю.
Некоторое время они гребли молча, потом он добавил:
- Увлекательная проблема, правда? Надо обязательно изловить и
окольцевать этого гуся, чтобы его можно было потом опознать снова. Тогда
удастся, пожалуй, установить, что он сделает.
- Изловить? - впервые за это время заговорила Кэнайна. - Но как?
- Это не так уж трудно. В самый разгар лета у гусей линька, и тогда
они не могут летать.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Было около полудня, когда они вновь пристали к берегу и вытащили
каноэ на песок.
- Когда я в последний раз приглашал вас позавтракать, вы весьма
решительно отказались, - сказал Рори.
- Попытайтесь еще раз.
- Мисс Биверскин, - начал он, - с тех пор, как вы позавтракали,
прошло почти десять часов. Не могу ли я пригласить вас пообедать со
мной?
- Это было бы для меня честью и удовольствием,мистер Макдональд.
Только, пожалуйста, без мартини. От него я совсем теряю голову.
Рори взглянул на нее с полуулыбкой:
- Бьюсь об заклад, что вы особенно хороши, когда теряете голову.
Взяв топор, он пошел в лес за дровами. Когда он вернулся, Кэнайна уже
расстелила на земле одеяло и разложила на нем провизию. Она сняла
мокасины и закатала брюки выше колен.
- Приятно сунуть босые ноги в песок, - объявила она.
- На вид тоже приятно. Я имею в виду ваши босые ноги. А выше они тоже
такие красивые?
- Это секрет. Если бы я знала, что вы будете проявлять такое
любопытство, я надела бы длинное белье. Вы слыхали когда-нибудь о
Роберте Геррике?
- Это поэт, английский поэт.
- Да. Кроме того, он был священником и был лишен сана за то, что
предпочитал писать стихи про девичьи ножки, а не читать проповеди.
- К такому проповеднику я отношусь с величайшим почтением. Ну, и что
же он сказал о девичьих ножках?
- Попробую вспомнить, - Кэнайна уставилась в песок. - Что-то вроде
этого: "В сапожках низких поспешает рьяно отважная охотница Диана и..."
Да,помню, помню: "... и для очей нескромных труд не тяжек узреть изгиб
ее прелестных ляжек".
Рори засмеялся. Он снова взглянул на мягкие линии скрытых брюками
стройных ног.
- Изгиб прелестных ляжек, - повторил он. - Великолепно сказано. Вы
понравились бы моей матери, она тоже обожает английских поэтов и часто
цитирует их. Как это вы помните такую муру?
- Когда я училась в школе, чтение было моим единственным занятием,
кроме уроков. Ваши люди позаботились об этом. Я, знаете, была, что
называется, не слишком популярна в обществе.
"Зачем она вечно возвращается к этому?" Рори стал колоть дрова. Она и
впрямь очень похожа на его мать.
Он развел костер. Кэнайна вошла по колено в воду - там вода была,
кажется, уже незамутненная - и зачерпнула в котелок воды. Наискось над
костром Рори вогнал в землю кол и подвесил котелок. Потом они уселись на
край одеяла и принялись за еду, приготовленную Джоан Рамзей.
Костер потрескивал, время от времени Рори подбрасывал в него дрова.
Озеро Кишамускек сверкало синевой, а там, где бродяга ветер, налетая
порывами, теребил водную гладь, виднелись серые пятна ряби. Рори вновь
вспомнилась пастьба на Гусином острове, синее море вокруг и
потрескивающий торфяной костер; вроде бы похоже, только вот между
Кэнайной и Пегги Макнил мало было сходства. Украдкой он следил за
Кэнайной. Доведется ли ему когда-нибудь в жизни встретить такое
странное, противоречивое и сложное существо? Она была одним из
культурнейших людей, которых он когда-либо встречал или встретит, но в
окружении такого первобытного бескультурья, которое он опять-таки едва
ли еще когда-нибудь и где-нибудь увидит.
Вода в котелке закипела. Кэнайна сняла котелок с огня, всыпала чай и
поставила рядом с костром. Минуту спустя стала разливать чай по кружкам.
- С молоком и сахаром? - спросила она его.
- Да, с молоком и сахаром.
Принялись за чай. Кэнайна сидела, прижав колени к груди, ее гладкие
смуглые ноги дразнили Рори, который откровенно уставился на нее, не
зная, что делать дальше. Она рассматривала пальцы своих ног, по-детски
вороша ими песок, потом медленно повернула к нему лицо и улыбнулась.
- Что вы никак не можете успокоиться? Бросьте размышлять обо мне, -
сказала она ему. - Наслаждайтесь пикником. Снимите свои башмаки - так
приятно, когда песок под ногами.
Он начал расшнуровывать высокие ботинки, то и дело оглядываясь на
нее. Сняв ботинки и носки, сунул ноги в теплый песок.
- Неужели вам нравится здешнее житье - в хибарке, где нет ни постели,
ни ванны? - спросил он.
- Нет. Но я заставлю себя полюбить его.
Ага, подумал он, бесспорно, это намек. Если она настаивает на том,
чтобы вести животное существование, он может играть и в эту игру.
Протянув к ней пальцы, он взял запястье одной из ее рук, обвивавших
колени, и нежно потянул к себе. Неожиданно у нее появилось испуганное,
удивленное выражение. Понемногу он привлек ее к себе, ощутил упругую
округлость груди. Потом, продолжая сидеть, опрокинул навзничь на одеяло,
крепко прижав ее плечи к земле обеими руками. Ее длинные волосы
спутанной массой рассыпались по одеялу, темной, точеной рамой оттеняя
смуглую, экзотическую прелесть лица. Глаза ее, по-восточному слегка
суживающиеся к вискам, были полузакрыты.
- Ты самая красивая девушка из всех, что я видел, - сказал он с
нежностью. - Я говорил так другим, но сейчас впервые говорю чистую
правду.
Он быстро склонился к ней и поцеловал. Теперь она совсем закрыла
глаза. Губы ее слегка приоткрылись и крепко прижались к его губам. Потом
он растянулся на одеяле рядом с ней и притянул к себе ее стройное тело.
Она отпрянула, сопротивляясь, но это продолжалось всего несколько
секунд, потом она обмякла и прильнула к нему. Несколько минут лежали
так, и он чувствовал лишь мягкую, хрупкую тяжесть ее тела и быстрое
стаккато ее дыхания.
Он медленно просунул руку ей под свитер - пусть сопротивляется, если
захочет.
Она схватила его запястье и тесно прижалась плечом к его плечу, чтобы
задержать его руку. Он застыл в ожидании. Потом она вновь обмякла и,
безмолвная, лежала рядом с ним, не сопротивляясь и все еще не открывая
глаз. Его рука вновь начала пробираться вверх. Теперь она отпустила
запястье, медленно отодвинулась от его плеча, и рука Рори могла
двигаться беспрепятственно.
В этот момент Рори понял, что стоит еще совсем немного нажать, и он
может овладеть ею. Вся способность к сопротивлению, которая была у нее,
теперь ослабла. И в тот же самый момент он понял, что довольно.
Тому, что он испытал в следующий миг, он так никогда и не нашел
удовлетворительного объяснения. Было не физическое бессилие, ибо чресла
его пылали огнем желания; нельзя было объяснить это и каким-то
психологическим торможением, хотя в таком истолковании он улавливал
некое смутное правдоподобие. Мелькнуло мимолетное воспоминание о матери
и сознание того, что обе по умственному развитию и образованию стоят
неизмеримо выше того жалкого и косного окружения, в котором принуждены
жить. Он знал только одно: Кэнайна готова отдаться ему, и сам он жаждет
ее, как ни одну девушку прежде, но странная то ли сила, то ли слабость -
он сам не мог сказать что - сдерживала его. Непонятно почему все
получалось иначе, чем он замышлял.
Он вынул руку, расправил свитер. Сел.
- Прости меня, Кэнайна.
Она села, не отвечая. Сильно тряхнула головой, чтобы расправить
спутавшиеся волосы, и безмолвно уставилась на озеро. Потом медленно
обернулась к нему. На мгновенье глаза их встретились, но она не
улыбнулась. Потом она дотронулась ладонью до котелка.
- Еще совсем теплый, - сказала она. - Выпьем по чашечке?
- Да, пожалуйста.
- С молоком и сахаром? Простите, что снова спрашиваю, но я абсолютно
не помню.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Под вечер они вернулись в Кэйп-Кри, и Рори больше ни о чем не
уславливался с Кэнайной. На обратном пути с озера Кишамускек они почти
не разговаривали. Когда он причалил большое каноэ в Кэйп-Кри, Кэнайна
спрыгнула на берег и на миг обернулась к Рори:
- Спасибо, - сказала она. - Для меня это был чудесный день.
И тут же убежала к индейским хибарам по береговому откосу.
За ужином Рори вкратце рассказал Рамзеям о том, как прошло
путешествие и как они нашли Белощека с подругой.
- Вы не говорили с Кэнайной про возвращение обратно? Не поискать ли
ей вновь места в школе? - спросила Джоан Рамзей.
- Да, говорил. Но не сумел ее переубедить. Она твердо решила остаться
здесь.
День был долгий, и Рори очень устал. Сразу же после ужина пошел в
свою комнату, сделал кое-какие заметки о Белощеке и лег спать.
На следующее утро за завтраком он спросил у Берта Рамзея:
- У вашего Джока найдется время помочь мне, когда я буду опрашивать
индейцев?
Он увидел, что Джоан Рамзей быстро повернулась и испытующе глянула на
него.
- Что случилось? - спросила она. - Кэнайна опять заупрямилась?
Он знал, что вопрос этот последует непременно, и имел наготове ответ:
- Нет, Кэнайна согласна. Но я подумал, что дело пойдет, пожалуй,
лучше, если опрашивать охотников через переводчика-мужчину.
- Не думаю, - коротко отозвалась Джоан Рамзей.
Ее муж заметил:
- По вечерам Джок свободен и сможет вам помогать. Он вам нужен
сегодня?
- Да.
Они помолчали с минуту, а то и больше. Потом снова заговорил Рори:
- Мне нужно написать несколько писем об этом гусе. Скоро будет
почтовый самолет?
- Только через несколько дней, вероятно, - ответил Берт Рамзей. - Но
не позже чем через неделю. Уж это наверняка.
Рори вернулся к себе. Встал у окна, выходившего на индейский поселок;
зажатая среди таких же хибар, хорошо видна убогая, бурая хибара
Биверскинов. Невероятно. В этой грязной дыре ютится теперь... - он
действительно сказал это вчера?.. Да, самая красивая девушка. Из всех,
кого он встречал за свою жизнь. И у нее чертовски много всего другого,
помимо приятной наружности и сексуальной привлекательности. Она очень
неразумна и упряма в расовых вопросах, но пусть так! И все-таки очень
ведь умна, и это занимало Рори. Мало встречал он девушек в университете,
да и где угодно, которые могли бы сравниться с Кэнайной по начитанности
и тонкости ума.
Но ведь она ниже всех на социальной лестнице? Однако, когда он вчера
попробовал традиционным образом воспользоваться ее социальным
положением, внезапно все показалось неправильным и несправедливым, и он
не смог осуществить своих намерений. Может, он превратился в ханжу?
И зачем только было брать в переводчики Джока? Он знал, как знала это
и Джоан Рамзей, что причина вовсе не в том, о чем они только что
говорили внизу за завтраком. Он был в замешательстве, и ему показалось,
что полезно побыть несколько дней вдали от Кэнайны. Выяснить, какое
место занимает она в его классификации женщин. Принадлежит она к группе
доступных или недоступных?
Он отошел от окна, присел к письменному столику рядом с кроватью и
принялся за первое письмо.
"Дорогой П. Л.!
Запишите еще одну занятную подробность на счет урагана "Алиса"..."
Ни словом не обмолвясь о Кэнайне, рассказал о гусе, описал его
подругу-канадку, и как тот ухаживал за ней и кормил ее, и как
посчастливилось наблюдать за ними. Затем написал следующее:
"Как вы знаете, в связи с этими заблудившимися птицами неизменно
возникает вопрос, отыщут ли они дорогу домой. В данном случае вопрос
осложняется - и потому представляет еще больший интерес с точки зрения
поведения птицы - тем обстоятельством, что наш скиталец, отклонившись с
обычного пути, соединился с гусыней другой породы, чрезвычайно отличной
по образу жизни. Вернется ли он назад, к морю? Или даже на Барру? Или
полетит на юг и останется с ней на суше, приняв маршрут перелетов
канадских гусей с Миссисипи? Вопрос этот необычайно интересен - вы
согласны? - и, разрешив его, мы могли бы хоть отчасти прояснить,
являются ли птичьи перелеты чисто инстинктивным актом или же в какой-то
мере определяются и благоприобретенными навыками? Изловив и окольцевав
этого гуся, мы получим вполне реальный шанс узнать, куда он полетит.
Некоторые исследователи, изучающие перелеты птиц, пользуются цветной
пластиковой лентой; птицу с таким ошейником можно разглядеть в бинокль
за милю и даже больше. Если помните, пластиковые ленты закрепляют
особым, несоскальзывающим узлом, как это делали в старину сокольничие, а
один конец, длиной в четыре-пять дюймов, оставляют свободным. Мне
хочется испробовать этот способ, чтоб пометить этого гуся и, может, его
подругу. Вероятно, мы сможем поймать их, когда они не смогут летать, -
летом, в период линьки.
Если нам удастся пометить их, мы сможем отпечатать на ротаторе
соответствующее письмо с описанием наших целей и разослать по всем
клубам орнитологов и местным управлениям охоты в долине Миссисипи.
Районы эти густо заселены, и зимующие там стаи гусей находятся под
постоянным наблюдением. Ежели этот гусь отправится туда зимовать со
своей подругой, весьма возможно, что их заметят и сообщат нам.
Конечно, есть и другая возможность: он полетит обратно и устроится на
зимовку где-нибудь на Гебридах. В этом случае также есть вероятность,
что кто-нибудь заметит его. Во-первых, места зимовья гусей там
сравнительно ограничены: большинство зимует на Барре, моем родном
острове. Во-вторых, там живет моя матушка, и она могла бы последить для
нас за гусиными стаями.
Найдется ли у вас время вникнуть в технику закрепления лент и не
сможете ли вы прихватить с собой немного цветного пластика? Надеюсь,
конечно, что вы по-прежнему намерены приехать сюда. Лучше всего взять
желтый пластик как можно ярче, только узнайте сперва, не метит ли кто
таким цветом белощеких казарок или канадских гусей, а то выйдет
путаница. Я мог бы запросить управление охоты и рыболовства в Оттаве, но
это так отдаленно относится к поручению, которое я теперь выполняю, и
боюсь, что один из тамошних болванов сочтет это сентиментальной чепухой
и велит мне заниматься моими прямыми обязанностями. Отчего и пишу вам.
С приветом Рори".
Ну, а как быть с письмом к матери? Для успеха его замысла необходимо,
чтобы она зимой осталась на Барре. Она так же страстно увлекалась
казарками, как и он, и Рори знал, что ее нетрудно увлечь проблемой
ман-тай-о. Но вправе ли он просить ее об этом? Вправе ли вынуждать
остаться на целую зиму на Барре?
Он начал с описания Белощека и трудной задачи, которую тот перед ними
поставил. "Вопрос в том, - писал он, - какой из мотивов окажется сильнее
- любовь к подруге или же к морю и Барре". Потом поведал свой план
пометить гуся, чтобы его после можно было опознать. "Надеюсь, ты сможешь
помочь нам зимой в наблюдениях за гусиными стаями на Барре,- писал он, -
но знаю, у тебя есть трудности личного свойства..." Тут он запнулся на
несколько минут, не зная, как завершить фразу, потом закончил:
"...которые могут помешать тебе остаться там на зиму".
Он перечитал письмо. Слишком вяло и неопределенно. Он должен убедить
мать остаться на Барре.
И он приписал еще один абзац: "Конечно, решение целиком в твоих
руках, но нынешняя проблема настолько увлекательна и имеет такое
громадное значение для биологической науки, что я чувствую себя вправе
просить тебя не покидать Барру. Без пристального наблюдения за стаями
Барры наши шансы сокращаются наполовину. Кроме тебя, нет никого, кто мог
бы выполнить это. Я не намерен темнить и ходить вокруг да около. Я прошу
тебя остаться. Ладно?"
Он наклеил на конверт марку авиапочты. Теперь, если оно не застрянет
здесь, в Кэйп-Кри, в ожидании самолета и мать напишет без промедления,
он получит ответ через две-три недели.
Судьба не отнеслась благосклонно к намерению Рори избегать Кэнайны. В
тот вечер он с Джеком часа два опрашивал охотников, сколько гусей они
добыли за весну. Когда же вернулся к Рамзеям, застал там Кэнайну.
- Не спешите к себе, Рори, - сказала Джоан Рамзей. - Я как раз варю
кофе.
Рори остановился в дверях гостиной.
- Привет, Кэнайна, - сказал он.
По ее губам промелькнула улыбка. Но она тут же отвернулась. А он сел
на стул возле самых дверей.
- Кэнайна пришла за книгами, - объяснила Джоан Рамзей. - Хочет
открыть здесь школу.
Рори заметил в холле у входа картонку с книгами.
- Чудесно, - сказал он. - И где же вы собираетесь ее устроить?
- В церкви, - ответила Кэнайна.
- Чему вы будете их учить?
- Ну, у меня скромная программа. Дети проводят в поселке слишком мало
времени, чтобы их можно было многому научить. Только три-четыре месяца в
году. Английскому, пожалуй, да, может быть, немножко арифметике. Даже
если они усвоят только это, их жизнь станет чуть-чуть полегче, чуть-чуть
полнее.
- А почему так мало учеников в интернате в Мусе?- спросил Рори у
Кэнайны. - Там у учителей достаточно времени, чтобы добиться большего.
- Лишь немногие родители отпускают туда детей. Да и для самих детей
куда важнее остаться с родителями, освоить лес, научиться охотиться,
ставить ловушки, научиться всему тому, что поможет им добывать себе
средства к существованию, когда они станут взрослыми. Вот что должно
быть превыше всего. Слишком хорошее образование вызовет у них
недовольство жизнью, которую они ведут, а иной жизни для них нет. Уж
я-то знаю.
Тут встала Джоан Рамзей.
- Давайте не будем начинать все сначала, - сказала она, направляясь в
кухню за кофе.
Они разговаривали целый час, перескакивая с охраны бобров на легенды
индейцев кри и эскимосов, педагогические теории Джона Дьюи и многое
другое, чего Рори не упомнил. Забыл потому, что все его внимание было
сосредоточено не на самой беседе, а на том, с каким знанием и пониманием
предмета принимала в ней участие Кэнайна. Говорила она спокойно,
временами вскидывая голову, чтобы подчеркнуть что-то, и ее волосы при
этом матово поблескивали. Когда разговор окончился, Рори взял картонку с
книгами и через поселок проводил Кэнайну до самой ее хибарки. У входа
она взяла книги.
- Спасибо, - сказала она. - Никак не ожидала провести такой приятный
вечер.
- Я... я тоже... не ожидал, - сказал он, запинаясь. Потом она вошла в
хибарку, и парусиновая занавеска опустилась за ней.
И в тот самый миг, когда она скрылась, Рори понял, что любит ее. С
оглушительным ощущением, от которого у него задрожали колени, осознал
он, что обрел неистовую силу и абсолютную бесповоротность настоящей
любви. В этот вечер его не могли сбить никакие физические побуждения;
любовь пришла или, по крайней мере, стала ясна ему без единого
прикосновения. Теперь ему стало понятно и то, что случилось вчера на
берегу Кишамускека, когда его внезапно словно сковал паралич: где-то в
глубине души, подсознательно он уже тогда все знал.
Он шел обратно, едва разбирая дорогу в тусклом свете луны. Мягкий
ночной ветерок, отдававший мхами окрестных болот, шуршал по брезенту
темных, безмолвных индейских хибарок. Но даже в эти первые хаотические
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |