Мандельштам был европейским, германоориентированным евреем первой трети XX в. со всеми сложностями и изгибами духовной, религиозной, культурной жизни этого важнейшего отрезка европейской культуры. В «Краткой еврейской энциклопедии» мы читаем о поэте: «Хотя Мандельштам в отличие от ряда русских писателей-евреев не пытался скрывать свою принадлежность к еврейскому народу, его отношение к еврейству было сложным и противоречивым. С болезненной откровенностью в
100 ВЕЛИКИХ ЕВР1
ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
автобиографическом «Шуме времени» Мандельштам вспоминает* постоянном стыде ребенка из ассимилированной еврейской сем* за'свое еврейство, за назойливое лицемерие в выполнении еврейс кого ритуала, за гипертрофии национальной памяти, за «хаос иудей| ский» («...не родина, не дом, не очаг, а именно хаос»), от которог он всегда бежал».
Однако если мы внимательно перечтем автобиографическую щ весть Мандельштама, то увидим, что этот «хаос иудейский» (у Мг дельштама выражение это, кстати, не несет отрицательных смыслов)! относится далеко не ко всему иудейству. «Хаосом иудейским» зван не иудаизм в целом, а конкретная сцена, следующая за опис нием синагоги, из которой 9—10-летний Осип вернулся в некс ром «чаду».
В 1899—1907 гг. Мандельштам учился в Тенишевском комме; ческом училище, одном из лучших учебных заведений Петербург того времени, увлекался эсеровским движением. 1907—1910 гг. о| провел в Европе: в Париже посещал лекции на словесном факул! тете Сорбонны, два семестра проучился в Гейдельбергском универ* ситете, жил в Швейцарии, совершил поездку в Италию.
Вернувшись в Петербург, в 1911 г. Мандельштам поступил на от^ деление романских языков историко-филологического факулы Петербургского университета, но не окончил его.
В России Мандельштам интересуется религией (особенно напря^ женно в 1910 г.), посещает заседания Религиозно-философского (щества. Но в стихах его религиозные мотивы целомудренно-сдер,| жанны («Неумолимые слова...» о Христе, который не назван). Ид стихов этих лет Мандельштам включил в свои книги менее трети| Но в 1911 г. он все же принимает крещение по методистскому об-| ряду у протестантского пастора, что было «уступкой обстоятельствам,! связанным с невозможностью из-за процентной нормы поступить: университет».
Первые его поэтические опыты — два стихотворения в • народнической лирики — были опубликованы в студенческом жур-| нале Тенишевского училища «Пробужденная мысль» в 1907 г. Не подлинный его литературный дебют состоялся в августе 1910-го, девятом номере журнала «Аполлон», где была напечатана подбор* из пяти стихотворений.
Поначалу Мандельштам примыкал к поэтическому течению —| символизм, посещал В.И. Иванова, посылал ему свои стихи. Но 1911 г. Мандельштам сблизился с Н.С. Гумилевым и А.А. Ахмато-1
вой, и в 1913 г. его стихи «Мо1ге Вате», «Айя-София» печатаются в программной подборке акмеистов.
Акмеизм для Мандельштама гораздо ближе символизма — это конкретность, «посюсторонность», «сообщничество сущих в заговоре против пустоты и небытия», преодоление хрупкости человека и косности мироздания через творчество («из тяжести недоброй и я когда-нибудь прекрасное создам»). Поэт уподобляет себя зодчему, почему первую свою книгу Мандельштам и называет «Камень» (1913, 2-е издание, значительно переработанное, 1916).
К Мандельштаму приходит известность в литературных кружках, он свой человек в петербургской богеме, задорный, веселый до ребячливости и самозабвенно-торжественный над стихами.
Раннее творчество Мандельштама неразрывно связано с акмеизмом, деятельностью «Цеха поэтов» и литературной полемикой между акмеистами и символистами. Ему принадлежит один из манифестов акмеизма — «Утро акмеизма» (написанный в 1913 г., но опубликованный только в 1919-м), провозгласивший ценность «слова, как такового» — в единстве всех его элементов — в противовес футуристическому отказу от смысла слова во имя звука, Так и символистскому стремлению увидеть за конкретным образом его подлинную скрытую сущность.
К октябрьской революции 1917 г. Мандельштам относился как к катастрофе (стихи «Кассандре», «Когда октябрьский нам готовил временщик...»), однако вскоре у него возникает робкая надежда на то, что новое «жестоковыйное» государство может быть гуманизо-вано хранителями старой культуры, которые вдохнут в его нищету домашнее, «эллинское» (но не римское) тепло человеческого слова. Об этом его лирические статьи 1921—1922 гг.: «Слово и культура», «О природе слова», «Гуманизм и современность», «Пшеница человеческая» и другие.
В первые годы после революции 1917 г. Мандельштам работает в Наркомпросе. В 1919—1920 гг. (и позднее, в 1921—1922 гг.) он уезжает из голодного Петербурга на юг — Украину, Крым, Кавказ, — но, от эмиграции отказывается.
В 1922 г. Мандельштам поселяется в Москве вместе с молодой женой Надеждой Хазиной (Н.Я. Мандельштам), с которой он познакомился 1 мая 1919 г. Она станет его опорой на всю жизнь, а после гибели поэта сохранит его литературное наследие.
Мандельштам обожал жену, называя ее своим вторым «я». А. Ахматова вспоминает: «Осип любил Надю невероятно, неправдоподобно. Когда ей резали аппендикс в Киеве, он не выходил из больни-
100 ВЕЛИКИХ ЕВРЕЕ1
цы и все время жил в каморке у больничного швейцара. Он не от-| пускал Надю от себя ни на шаг, не позволял ей работать, бешено] ревновал, просил ее советов в каждом слове в стихах. Вообще я ни-1 чего подобного в своей жизни не видела».
К 1923 г. надежды поэта на быструю гуманизацию нового рбще^ ства иссякают. Мандельштам чувствует себя отзвуком старого вен в пустоте нового («Нашедший подкову», «1 января 1924»), и после'! 1925 г. на пять лет он Вообще перестает писать стихи. Только в| 1928-м выходят итоговый его сборник «Стихотворения» и прозаи* ческая повесть «Египетская марка» (о судьбе маленького человека в,| провале двух эпох).
С 1924 г. Мандельштам живет в Ленинграде, а с 1928-го в Моск-1 ве, он и жена практически бездомные, с вечно неустроенным бытом.1
Начиная с середины 1924 г. Мандельштам, зарабатывая на жизнь,] занимается переводами; пишет автобиографическую прозу «Шум вре-1 мени» (1925), «Четвертая проза» (издана посмертно в '1966 году),! выпускает сборник статей «О поэзии» (1928). И самого себя в те годыг| он так характеризует: «Чувствую себя должником революции, не приношу ей дары, в которых она не нуждается».
Всего при жизни Мандельштама вышло шесть его поэтических книг: три издания «Камня» (1913, 1916 и 1923 «ТшНа» (1922 г., переводе с греческого это слово означает «печаль, скорбное песнопение»); «Вторая книга» (сборник был издан в 1923 году в Берлине и был назван так М.А. Кузьминым) и «Стихотворения» (1928)», В 1931—1932 гг. Мандельштам заключил договоры на сборню «Избранное» и «Новые стихи», а также на двухтомное собрание се чинений, но эти издания не состоялись.
После гибели поэта имя Мандельштама оставалось в СССР запретом около 20 лет. Первое в СССР посмертное издание стихов Мандельштама было анонсировано в 1958 г., но вышло только 1973-м — Мандельштам О. «Стихотворения», в большой серии «Б* лиотека поэта». (Впервые же собрание сочинений поэта было изда^ но в США в 1964 г.).
В начале 1930-х гг. Мандельштам уже вполне принимает идеа-;| лы революции, но категорически отвергает власть, которая их фалы сифицирует. В 1930-м он пишет свою «Четвертую прозу» — же чайшее обличение нового режима, а в 1933-м^— стихотворную «эпигч рамму» на Сталина «Мы живем, под собою не чуя страны...»| Внутренний разрыв с рабством официальной идеологии дает Маь дельштаму силу вернуться к подлинному творчеству, которое у нег
ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
шло, за редким исключением, «в стол», не предназначаясь для сиюминутной печати.
14 мая 1934 г. за «эпиграмму» «Мы живем, под собою не чуя страны...» и другие стихи Мандельштам был арестован в своей квартире.
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны.
Тараканьи смеются глазища
И сияют его голенища.
А вокруг его сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет.
Как подкову дарит за указом указ —
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него — то малина,
И широкая грудь осетина.
А. Ахматова вспоминает: «Обыск продолжался всю ночь. Искали стихи... Осипа Эмильевича увели в 7 часов утра, было совсем светло... Через некоторое время опять стук, опять обыск. Пастернак, у которого я была в тот же день, пошел просить за Мандельштама в «Известия», я — к Енукидзе, в Кремль...»
Возможно, это заступничество известных поэтов и Николая Бухарина сыграло свою роль. Известен факт звонка Сталина Пастернаку, в котором предметом разговора был Мандельштам.
Резолюция Сталина была: «Изолировать, но сохранить». И вместо расстрела или лагерей — неожиданно мягкий приговор — ссылка вместе с женой, Надеждой Мандельштам, в город Чердынь-на-Каме Пермской области.
В Чердыни у Мандельштама были приступ душевной болезни и попытка самоубийства. Он выбросился из окна больницы и сломал себе руку.
Вскоре место ссылки было заменено на Воронеж, где Мандельштам пробыл до 1937 г. Стихи, написанные в этот период, по словам А Ахматовой — «...вещи неизреченной красоты и мощи», составили «Воронежские тетради», опубликованные посмертно в 1966 г.
100 ВЕЛИКИХ ЕВРЕ1
ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
В Воронеже Мандельштам живет нищенски, сперва на мел* заработки, потом на скудную помощь друзей и постоянно продс жает ждать расстрела.
Странная и неожиданная мягкость приговора вызвала в Манде штаме подлинное душевное смятение, вылившееся в ряд стихов с <. крытым приятием советской действительности и с готовностью жертвенную смерть: «Стансы» (1935 и 1937), так называемая «О Сталину (1937) и другие. Но многие исследователи творчества дельштама видят в них только самопринуждение или «эзопов язык* Мандельштам временами надеялся, что «Ода» Сталину спасет ег но позже он говорил, что «это была болезнь», и хотел ее уничтол
После Воронежа Мандельштам почти год живет в окрестн... Москвы, по словам А. Ахматовой, «как в страшном сне». Этот ее оборвался в 1938-м.
После ссылки разрешения жить в столице Мандельштам не п лучил. Работы не было. И вдруг секретарь Союза писателей ССС|
Ставский, к которому безуспешно пытался попасть Мандел____
но который так и не принял поэта, — именно он предлагает Ма* дельштаму и его жене путевку в Дом отдыха «Саматиха», причем целых два месяца. А. Фадеев, узнав об этом, почему-то очень рас строился, но Мандельштам был несказанно рад.
30 апреля 1938 г. был подписан ордер на новый арест поэта. Ма дельштама арестовали в том Доме отдыха, путевку в который ему _ любезно предоставил человек, перед этим написавший... донос. поэта. Донос и стал причиной ареста. Судить же Мандельшта» могли уже за одну его анкету: «Родился в Варшаве. Еврей. Сын куга Беспартийный. Судим». 1 мая 1938 г. Мандельштама арестовали второй раз.
«Ося, родной, далекий друг! — пишет мужу Надежда Мандель_ там. — Милый мой, нет слов для этого письма, которое ты, може никогда не прочтешь. Я пишу его в пространство. Может, ты вернег ся, а меня уже не будет. Тогда это будет последняя память... (...)
Каждая мысль о тебе. Каждая слеза и каждая улыбка — теС. Я благословляю каждый день и каждый час нашей горькой жизш мой друг, мой спутник, слепой поводырь... (...)
Жизнь долга. Как долго и трудно погибать одному — одной. ^, нас ли — неразлучных — эта участь? Мы ли — щенята, дети, — ли — ангел — ее заслужил? (...)
Не знаю, жив ли ты... Не знаю, где ты. Услышишь ли ты ме. Знаешь Ли, как люблю. Я не успела тебе сказать, как я тебя любл* Я не успела сказать и сейчас. Я только говорю: тебе, тебе...
Ты всегда со мной, и я — дикая и злая, котбрая никогда не умела просто заплакать, — я плачу, я плачу, я плачу.
Это я — Надя. Где ты?»
Это письмо Надежда Мандельштам написала мужу 28 октября 1938 г., оно уцелело случайно. В июне 1940 г. жене поэта вручили свидетельство о смерти Осипа Мандельштама. Согласно официальному свидетельству, Мандельштам умер в пересыльном лагере под Владивостоком «Вторая речка» 27 декабря 1938 г. от паралича сердца.
Помимо данной версии существовало еще и множество других. Кто-то рассказывал, что видел Мандельштама весной 1940 г. в партии заключенных, отправляющейся на Колыму. На вид ему было лет 70, и производил он впечатление сумасшедшего. По этой версии он умер на судне по дороге на Колыму, и тело его было брошено в океан. По другой версии — Мандельштам в лагере читал Петрарку и был убит уголовниками. Но это все легенды.
Мандельштама уничтожили физически, но не сломили нравственно, В нем до конца «росли и переливались волны внутренней правоты». Железный дух Мандельштама невозможно было согнуть, и он прекрасно все понимал про себя и свое Божье дело: «Раз за поэзию убивают, значит, ей воздают должный почет и уважение, значит, она власть».
«Когда я умру, потомки спросят моих современников: «Понимали ли Вы стихи Мандельштама» — «Нет, мы не понимали его стихов». — «Кормили ли Вы Мандельштама, давали ли ему кров? «— Да, мы кормили Мандельштама, мы давали ему кров». — «Тогда Вы прощены».
ИОСИФ БРОДСКИЙ
(1940-1996)
Иосиф Александрович Бродский — один из крупнейших поэто! второй половины XX века, лауреат Нобелевской премии по литера| туре (1978), переводчик, драматург.
Первая половина жизни Бродского прошла в Ленинграде. Родил! ся Иосиф за год до начала войны, 24 мая 1940 г., и был единствен! ным ребенком в семье. Отец будущего поэта работал фотокорр пондентом, в свое время окончил университет, служил на флс Мать работала кассиром и бухгалтером. В послевоенные годы сем* жила очень бедно, как и большинство ленинградцев, в коммуналкё| в квартире, 'которая до революции принадлежала Д. Мережковскому. Позже Бродский вспоминал: «Финансовое положение моей сё| мьи было мрачным: существовали мы преимущественно на жалов нье матери, потому что отец, демобилизованный с флота в соответ| ствии с неким потусторонним указом, что евреи не должны име высоких воинских званий, никак не мог найти работу».
Пытаясь помочь родителя* Иосиф ушел из 8-го класса школ! чтобы работать на заводе. Учился: школе рабочей молодежи, одна аттестата об окончании школы н! получил. Через год Бродский уво! лился с завода, где работал фрезе ровщиком. Он решил стать врачоч и пошел работать санитаром в морг чтобы набраться околомедицинс| кого опыта. Далее он часто работу: был внештатным коррес-? пондентом газеты, техником-геоде зистом, работал фотолаборантои кочегаром в городской бане, гр> чиком; побывал в геологически!
экспедициях в Якутии, на Беломорском побережье, на Тянь-Шане
и в Казахстане.
Писать стихи Бродский начал поздно, уже после расставания со школой. Первые стихотворения им были написаны в геологической
экспедиции в 1957 г.
Бродский усиленно занимается самообразованием, самостоятельно изучает языки — английский, польский, сербскохорватский; много читает польскую, английскую и американскую поэзию, классическую мифологию, религиозную философию. (В это же время он занимается переводческой деятельностью, переводит английскую, американскую, польскую поэзию, с подстрочника — испанскую.
До эмиграции из СССР в официальных советских изданиях у Бродского было опубликовано всего четыре стихотворения, он печатался в журнале «Костер». В конце 1959 г. Бродский передал ряд своих произведений в первый самиздатовский журнал «Синтаксис», который начал выпускать Александр Гинзбург. После выхода третьего номера журнала Гинзбурга арестовали, Бродского вызвали в КГБ и сделали предупреждение. И еще у молодого Бродского до эмиграции публиковались стихи за границей в газете «Русская мысль» и «Новое русское слово».
К началу 1960-х гг. Иосиф Бродский сблизился с группой ленинградских поэтов, среди которых были Евгений Рейн (Бродский называл его своим учителем и другом), Анатолий Нейман, Дмитрий Бобышев, Александр Кушнер и другие. Бродский стал хорошо известен среди молодежи и в неофициальных литературных кругах как очень одаренный поэт и переводчик. Однако официальная, «большая» советская литература с самого начала категорически отвергала Бродского, давая ему случайные заработки лишь на стихотворных
переводах.
Огромную роль в судьбе Бродского сыграло знакомство с Анной Ахматовой, которая хотела видеть в молодом поэте своего литературного преемника, сравнивая его по масштабу таланта с Мандельштамом. С Бродским Ахматова связывала надежды на расцвет русской поэзии. Один из своих поэтических сборников Ахматова подарила Бродскому с надписью: «Иосифу Бродскому, чьи стихи мне
кажутся волшебными».
Неординарная и независимая личность Бродского не осталась не замеченной теми, кто был приставлен надзирать за литературой. После появления указа «Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно-полезного труда», Бродского, не числившегося тогда ни на какой определенной работе, в 1962 г. в первый раз
100 ВЕЛИКИХ ЕВРЕЕВ
вызвали в милицию и предупредили об ответственности за тунеядство. Но вскоре городские партийные и литературные власти решили на примере Бродского всем показать, Чем может закончиться чрезмерный нонконформизм «свободных художников», почуявших дыхание «оттепели» 60-х.
В газете «Вечерний Ленинград» от 29 ноября 1963 г. появилась статья «Окололитературный трутень», подписанная Лернером, бывшим капитаном КГБ. В статье Бродский характеризовался как человек, не занимающийся общественно полезным трудом. 13 декабря правление Ленинградского союза писателей под руководством 1 Александра Прокофьева отмежевалось от Бродского, чем фактически санкционировало его преследование.
Новый, 1964 г. Бродский встретил в психбольнице им. Кащенко в Москве, где он пытался укрыться от преследований. 5 января он выходит из больницы и скрывается «в подполье» — уезжает в Тарусу к своему другу В.П. Голышеву. На следующий день после возвращения в Ленинград, 13 февраля 1964 г., Бродского арестовывают на улице. А через месяц, 18 февраля 1964 г., состоялся суд.
Итак, суд-Вопрос судьи. Чем вы занимаетесь?
Бродский. Пишу стихи.
Судья. У вас есть постоянная работа?
Бродский. Я думал, это настоящая работа.
Судья. Отвечайте точно.
Бродский. Я работал, я писал стихи.
Судья. Ваша специальность?
Бродский. Поэт. Поэт-переводчик.
Судья. А кто признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам? • Бродский. Никто. А кто причислил меня к роду человеческому?
Судья. А вы учились этому?
Бродский. Чему?
Судья. Быть поэтом. Не пытались закончить вуз, где готовят, учат?
Бродский. Я не думал, что это дается образованием.
Судья. А чем же?
Бродский. Я думаю, это от Бога...
Ни страны, ни погоста Не хочу выбирать. На Васильевский остров Я приду умирать.
ИОСИФ БРОДСКИЙ
Твой фасад темно-синий Я впотьмах не найду. Между выцветших линий На асфальт упаду. И душа неустанно Поспешая во тьму, Промелькнёт под мостами В петроградском дыму. И апрельская морось, Под затылком снежок. И услышу я голос: «До свиданья, дружок!» И увижу две жизни Далеко за рекой,,
К равнодушной отчизне Прижимаясь щекой. Словно девочки-сестры Из непрожитых лет Выбегая на остров Машут мальчику вслед.
«Бродский не является поэтом», — таким было решение суда. «Ущербность и болезненность, самолюбие недоучки, любителя порнографии — вот что выглядывает из каждой строчки стихов Бродского», — так оценили его поэзию «свидетели» на этом процессе: трубоукладчики и грузчики, пенсионеры и другие «ценители» таланта поэта. ^
Суд вынес приговор: 5 лет административной ссылки за тунеядство. Вскоре после суда у отца и матери Иосифа отобрали пенсию. Местом ссылки Бродского была назначена деревня Норинская Архангельской области, в 30 километрах от железной дороги, окруженная болотистыми северными лесами. В ссылке Бродский занимался самой различной физической работой. Относились к поэту в деревне все очень хорошо, и никто не Подозревал, что этот вежливый «тунеядец» возьмет их деревню в историю мировой литературы.
Эти 18 месяцев, проведенных поэтом в ссылке принесли ему мировую известность. На Западе была опубликована запись судебного процесса, сделанная Фридой Вигдоровой, дело Бродского получило очень широкую огласку. Последовало множество протестов как в СССР, так и за рубежом. За Бродского вступились Ахматова, Твардовский, Чуковский, Шостакович, Паустовский, Жан Поль
100 ВЕЛИКИХ ЕВРЕЕВ
ИОСИФ БРОДСКИЙ
Сартр и многие другие. Тогда власти сочли за лучшее освободить поэта из ссылки, где он пробыл полтора года, с мотивировкой, что приговор был излишне суров и следует ограничиться отбытым сроком.
Ко времени ссылки относятся новые публикации поэзии Бродского за рубежом: в журнале «Грани»; в 1965-м в США Глебом Струве и с его предисловием был выпущен сборник Бродского «Стихотворения и поэмы». В 1970-х гг. в Нью-Йорке вышла книга «Остановка в пустыне». Однако на родине и после ссылки Бродского по-прежнему не печатали, за исключением его переводов.
В своих стихах Бродский не затрагивал политических или социальных тем, однако не мог хотя бы вскользь не коснуться таких событий, как пресечение «пражской весны» 1968 г. или ввода советских войск в Афганистан.
Негласное противостояние поэта с властями закончилось тем, что его вызвали в КГБ и предложили эмигрировать. Возможен был путь компромисса, но Бродский этот путь отверг, и во избежание худшего в июне 1972 г. он покинул родину. Уехал без долгих сборов, в вельветовых тапочках и с двумя апельсинами в кармане. Ни отцу, ни матери так и не суждено было узнать, что их сын станет лауреатом Нобелевской премии.
За границей Бродский отправился в Австрию, к любимому им поэту У.Х. Одену, которого Бродский много переводил. Оден принял большое участие в судьбе Бродского, помог сделать первые шаги за границей, как-то обустроиться.
Свою вторую родину Бродский обрел в США, где почти в течение 24 лет он работал преподавателем в американских университетах, сначала в Большом Мичиганском и Колумбийском, Нью-Йоркском, в Квинсе — колледж (Нью-Йорк), а в 1980 г. принял постоянную профессорскую должность в «Пяти колледжах» в Массачусетсе.
Опыта преподавания у Бродского не было никакого. До отъезда из СССР он не только никогда не преподавал и не учился в университете, но даже и среднюю школу не окончил. Все свои колоссальные энциклопедические знания Бродский приобрел путем самообразования.
Американские студенты в большинстве своем имели поверхностное представление о европейской культуре и литературе, с чем невольно приходилось мириться американским профессорам. Но Бродский был не таков. С первых же занятий он предлагал своим слушателям восполнить пробелы в знаниях как можно быстрее, причем делал это в настойчивой форме. Одна из студенток Бродского вспо-
минала: «В первый день занятий, раздавая нам список литературы для прочтения, он сказал: «Вот чему вы должны посвятить жизнь в течение двух следующих лет». Список открывался «Бхагавадгитой», «Махабхаратой», «Гильгамешем» и Ветхим Заветом. Далее шел перечень 130 книг, включавший в себя Блаженного Августина, Фому Аквинского, Лютера, Декарта, Спинозу, Паскаля, Локка, Шопенгауэра, Данте, Петрарку, Боккаччо, Рабле, Шекспира, Сервантеса и т.д. Отдельным был список поэтов двадцатого века, который открывался именами Цветаевой, Ахматовой, Мандельштама, Пастернака, Хлебникова, Заболоцкого.
Занятия у Бродского были уроками медленного чтения текста. Глубина прочтения Бродским любого произведения была поразительной. Если он разбирал, допустим, стихотворение Пушкина, то к разговору о строке, строфе, образе или композиции привлекал тексты Овидия, Цветаевой или Норвида, а если Бродский читал Томаса Харди, то сопоставления могли быть с Вергилием, Пастернаком или Рильке. Причем поэтические'тексты Бродский читал по памяти, даже без шпаргалки, удивляя слушателей своей поэтической эрудицией. Он блестяще знал и любил англо-американскую поэзию, умел завораживать американских студентов, разбирая тонкости англоязычной поэзии. Но при всей доброжелательности заниматься у Бродского было трудно из-за чрезвычайно высоких требований. Студенты, как ни странно, не бунтовали и прощали Бродскому то, что другим преподавателям не сошло бы с рук. Бродский любил преподавать и не оставил преподавательской деятельности даже тогда, когда финансовые проблемы отпали и деньги перестали интересовать: «Мне нравится преподавать, читать лекции».
В 1990 г. Бродский в Стокгольме сочетался браком с Марией Со-дзани, в июне 1993 г. у них родилась дочь — Анна Мария Александра, названная так в честь Анны Ахматовой, Марии и Александра Бродских — родителей поэта.
Но не только преподавательская, а главное, поэтическая судьба Бродского-изгнанника сложилась за границей тоже благополучно — его много печатали, критика никогда не обходила его своим вниманием.
Бродский, превосходн9 владея английским языком, пользовался им в своей эссеистике, но не изменил призванию русского поэта, продолжателя традиций Мандельштама, Цветаевой и Ахматовой. Слава Бродского год от года росла, регулярно выходили и переводились на иностранные языки сборники его русскоязычных стихов. Пытался он писать стихи и на английском, но неудачно. Зато его
100 ВЕЛИКИХ ЕВРЕЕВ
первый англоязычный сборник эссе «Ье$$ Тпап Опе» (1986) получил в США премию как лучшая критическая книга года, а в Англии был признан «лучшей прозой на английском языке за последние несколько лет».
В противоположность большинству сверстников-поэтов Бродский почти всегда отталкивался от социальной поэзии, утверждая приоритет эстетического даже пред этическим (позиция более западная, чем; русская). Для Бродского поэзия — сугубо частное дело, позволяющее человеку сохранить «лица необщее выраженье» (цитата из Е.А. Баратынского, которого Бродский называл великим). Самому же Бродскому поэт мыслится «средством языка к продолжению своего существования. Язык же... к этическому выбору не способен» (Нобелевская лекция). *
Бродский как-то говорил М.Б. Крепсу: «Язык — это важнее, чем Бог, важнее, чем природа... для нас как биологического вида». В качестве наиболее значимых для него поэтов в своей Нобелевской лек-; ции Бродский назвал О.Э. Мандельштама, М.И. Цветаеву, А.А. Ах-! матову, американца Р.Л. Фроста (1874/1875—1963). и англичанина У.Х. Одена (1907—1973).
Поэзия Бродского достаточно рационалистична, хотя ранние его произведения более эмоциональны и мелодичны, чем поздние, многочисленные поэтические ассоциации порождены огромной эрудицией поэта. В своем стремлении к «нейтрализации» тона поэзии Бродский соединял высокое и низкое, смешивал иронию и лиризм,: придавал поэзии большую информативную насыщенность и собы-' тийность. Врожденное понимание специфики родного языка и зна-1 ние мировой культуры позволили Бродскому в своей поэзии орга- \ нично соединить глубокий лиризм и философичность русской традиции с событийной масштабностью западной и американской' традиции, что и сделало его поэзию уникальной.
Форма стихов Бродского часто подчеркнуто нетрадиционна. Хотя! немало у него случаев обращения к классическим размерам, но едва | ли не больше всех своих современников он прибегал к тактовику, а*, также к дольнику, любил всякого рода стихотворные вольности. • Вместе с тем он был чрезвычайно изобретателен в строфике, кото-] рая в современной поэзии, надо сказать, весьма упрощена. У Брод- ] ского, особенно позднего, — обилие переносов, «спотыкающийся» 1 синтаксис, стих может завершаться союзом или частицей, становя-^ щимися ударными, попадающими на рифму. Сами же рифмы Брод-! ского обнаруживают некоторое сходство с рифмами В.В. Маяковс-| кого. И еще одна из основных отличительных черт Бродского — эта!
ИОСИФ БРОДСКИЙ
усвоение самых разных поэтических традиций и стилей, их равенство, где высокий стиль может соседствовать с ненормативной лексикой.
Традиционными мотивами лирики Бродского являются мотивы одиночества, бездомности, бесприютности («Осенний крик ястреба», «Воротишься на родину», «Вновь я посетил...», «Стансы» и др.). А отчаяние земного существования преодолевается самой поэзией, внутренней структурой поэтического слова, поэтическим чувствованием автора.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |