Буквально через минуту настежь распахнулась дверь аудитории, и на пороге возник Заккери. У меня появилось подозрение, что братья сговорились сегодня, чтобы довести меня до нервной икоты. Студенты заволновались, девушки зашушукались, поглядывая с интересом на высокого светловолосого красавчика. Преподаватель, почувствовав смену настроений аудитории, замолчал и в недоумении оглянулся.
– Заккери Вестич? – Его лекторский тенорок оставался спокойным. – Чем обязан?
– Я на первом курсе пропустил лекцию об античных войнах, – парень нахально смотрел ему в глаза, – хотел бы послушать.
Учитель удивленно поднял брови, в лекционном зале нарастал гул.
– Ну, что ж, проходите. – Неожиданно согласился он, гостеприимно махнув рукой. – Надеюсь, барышня, изучающая античные войны в этой аудитории, оценит вашу изобретательность и мучения. Ведь нет ничего скучнее античных войн! – Добавил он, уже обращаясь к ученикам, и зал прыснул нервным хохотом.
Все взгляды были прикованы к высокой фигуре в облегающем черном свитере и модных джинсах. Заккери спокойно, ни на кого не обращая внимания, поднялся по ступенькам к верхнему ряду. Рыжеволосую барышню в моем лице, к которой направлялся парень, ощупывали десятки пар глаз. Мне показалось, что мое лицо походило на красный сигнальный фонарь, от смущения стали влажными ладони. Парень бесцеремонно уселся рядом. Освобождая ему место, я шибанулась коленом об острый угол стола и сдавленно застонала от резкой боли, охватившей все тело.
– Продолжим! – Учитель прервал обсуждения, привлекая внимание.
Со слезами на глазах, я растерла ногу. Зак внимательно следил за преподавателем, совершающим очередные уморительные па у доски, но рука парня незаметно и очень быстро легла на мое ноющее колено. От ладони шел жар, боль мгновенно улеглась. Я сбросила руку Зака и, уткнувшись в конспект, сдвинулась на лавке, толкнув соседа сбоку. Тот в свою очередь, цокнув языком, подвинул следующего.
Девушки украдкой кидали на Заккери смущенные взгляды, а изобретательные особы с первых рядов ожесточенно передавали ручки и простые карандаши на задние парты, с интересом пялясь на пришельца, пошатнувшего душевное равновесие женской половины потока. Потом, очевидно, у девиц закончились мелочи – отличный повод оглянуться, и они принялись за записочки, вконец перестав слушать учителя. Лекция оказалась под угрозой срыва, хотя причина подобного возмутительно факта никак не реагировала на подобное поведение окружающих.
Ручка вырвалась из моих влажных пальцев и заскользила сама собой по листу, выводя буквы незнакомым размашистым почерком: «Начнем с легкого – прокатимся?» Чтобы не вызвать подозрений, мне пришлось повторять ее движения, и быстро дописать:
«Мой поезд едет в метро».
«У меня отличная машина! Попробуй, тебе понравится!»– нацарапала ручка.
«В метро очень удобные поручни, орангутанги могут с комфортом на них повиснуть! Попробуй, тебе понравится!» – Опровергла я, чувствуя, как в груди начинает зарождаться раздражение.
«Метро для дураков, орангутанги стали умнее и предпочитают мягкие сиденья!»
«Значит, я дура и мне комфортнее на жестких лавках!» – От возмущения рука дрожала.
«Будет не больно, а главное домчимся быстро…»
С силой мои пальцы прекратили порхание букв и вывели: «Вот и мчись в гордом одиночестве!»
«В мою машину легко найдутся пассажиры». – Пригрозила ручка.
«Отлично, значит, я пассажир не твоей машины!» – Чиркнула я, сжав губы.
В этот момент преподаватель объявил об окончании занятия, студенты шумно засобирались, с неприкрытым интересом поглядывая на нас. Мы с Заккери уставились друг на друга. Он обижено хмурился, между моих бровей пролегла злая морщинка. Схватив со стола конспект, я подняла с пола рюкзак и стала выбираться, продвигаясь в противоположную сторону. Он по-прежнему сидел, скрестив руки на груди, и следил за моими неловкими движениями.
– Не смотри на меня так, иначе решу, что ты меня гипнотизируешь! Или как у вас там называется? Морочишь? – Не выдержав, прошипела я.
Уже в коридоре меня застиг неожиданный Пашкин звонок.
– Ты меня напугала своим злобным посланием. – Прогудел приятель вместо приветствия.
– Чего не отвечал на звонки? – Буркнула я недовольно и тут же осекла себя. Паша не виноват, что вокруг меня творится непонятная чертовщина, и молодые люди, которые обычно не должны обращать внимания на рыжеволосую конопатую худышку с мозгами набекрень, строятся в очередь на свидание.
– Судя по твоему тону, ты злишься. – Прокомментировал он печально.
– Не злюсь, я просто в бешенстве. – Призналась я, продолжая ворчать. – Ты пропал, как ясный сокол темной ночью.
– Как мне загладить свою вину?
– Не знаю. Разбей свою тачку и стань пешеходом, может быть, это примирит меня с твоим исчезновением.
– Жестокая! Давай, сегодня сходим куда-нибудь поужинать? – Тут же предложил приятель. – Ты меня простишь, и моя тачка останется целой.
Кажется, в его голосе прозвучала радость.
– Ты подлизываешься! Но я так по тебе соскучилась, что готова принять предложение. Готовься, я объем тебя по полной программе и не заплачу ни копейки! – Пригрозила я.
– Хорошо, я возьму две кредитки и встречу тебя в метро. – Парень говорил совсем счастливо.
Попрощавшись с ним, я надеялась только на то, что вечер в обществе старинного друга успокоит мои расшатанные нервы.
* * *
Аида стояла рядом с подъездом старого пятиэтажного дома в спальном районе города и с опаской разглядывала обшарпанные стены, потемневшие кривые балконы, заваленные рухлядью, и темные окна. Запах старья сочился даже из-под закрытой на кодовый замок железной двери. Казалось, что «хрущевка» могла развалиться от простого дуновения ветра, дом сильно отличался от новых многоэтажных строений вокруг, чистеньких и светлых. Старуха Никонора жила на третьем этаже, и когда Аида вошла в подъезд, то ей под ноги бросилась кошка, махнув хвостом по ногам.
Сестра умершего Луки, не смотря на отказ от семьи, все равно являлась сильной ведьмой-гадалкой, видевшей и будущее, и прошлое, и настоящее. Обычные люди записывали к ней на встречу за полгода, она всегда говорила правду, и не мудрено – Никонора читала карты, как раскрытую книгу судеб.
Позвонив в дверь, Аида тревожно оглянулась на поднимавшихся по старой лестнице соседей, те покосились на дорого одетую даму с немым укором и подозрением. В квартире зашаркали, и со скрипом отворилась дверь. Старуха в выцветшем халате и стоптанных домашних тапочках заулыбалась во весь рот, продемонстрировав коричневые от табака зубы.
– Ну, здравствуй.
– Здравствуй. – Кивнула Аида, входя.
Она нерешительно встала в крошечной прихожей, стараясь не дотрагиваться до стен с грязными обоями. Пальцы так и впились в маленькую лакированную сумочку.
– Разувайся. – Приказала Никора, кивнув на поношенные тапки.
Чувствуя странную неловкость, Аида сняла туфли и повесила пальто на гвоздь в стене, заменявший вешалку. Из комнаты, обтираясь о стену, выглянул черный кот и, глядя на гостью, недовольно мяукнул. Его зеленые глаза как будто светились в полумраке.
– Зачем пришла?
Аида посеменила за старухой на кухню.
– Я знаю, ты лучшая. – Она подготовила целую речь, но сейчас все слова вылетели из головы. Старуха оглянулась, изогнув седые брови, в синих глазах скользнула насмешка.
– Ты лучше всех нас сможешь увидеть будущее. – Поправилась Аида быстро. Никонора выдвинула из-под стола табурет, предлагая гостье присесть. Сама плюхнулась на расшатанный стул со спинкой и закурила самокрутку, зажимая ее между пальцами с желтоватыми от табака ногтями.
– Тебя беспокоит то, о чем ты не можешь рассказать семье? – В проницательности старухе, похоже, тоже не было равных.
– Филипп. – Аида быстро заговорила. – Он меня беспокоит. Он так сильно изменился, стал грубым, резким. Мне кажется, что у нее появилась женщина!
– Он красив и молод. – Старуха выпустила облако дыма и стряхнула пепел в грязную кружку, стоявшую на столе. – Это нормально, ты бы за него порадовалась.
– Хочу знать об этой женщине все! Я слышала, как дети шутили, что она следит за сыном. Кто она такая? Расскажи мне.
Старуха пожевала губами и скомкала окурок.
– Не всегда родителям стоит знать секреты детей.
– Много ли ты понимаешь? Ты всю жизнь была одинокой! – Рассердилась Аида.
– Ну, хорошо. – Никонора тяжело поднялась и взяла с низенького холодильника колоду карт таро. – Давай-ка, сними.
Ухоженная рука с крупными перстнями, чуть подрагивая, одним пальчиком отметила половинку. Карты с рисунками стали разлетаться по столу, словно женщине показывали фокус. Никонора наклонилась к раскладу и долго в него всматривалась, цокая языком.
– Ну что там? – Не выдержала Аида, молчание угнетало ее.
– Девица у него на душе действительно есть. – Кивнула она лохматой головой. – Только я не понимаю, чего ты так всполошилась?
– Если бы у тебя был взрослый сын, ты бы по-другому рассуждала! – Фыркнула женщина. – Что ты видишь?
– Вижу-то? – Никонора вытянула губы. – Ну, она была рыжей.
– Рыжая?! Господь с тобой! – Вскричала женщина, прикладывая руку к сердцу.
– Рыжая – это не лысая! – Покосилась на нее старуха. – Ее родители врачи. Она хорошо готовила. Хммм… была не глупа, совсем не глупа, судя по этим картам, – она ткнула пальцем в две картинки, – и еще она была невинна.
– Желаю ей такой и оставаться! – Буркнула Аида.
– Ох, зря ты шутишь с этим, – хмыкнула ведьма, скривив морщинистый рот. – Конечно, останется, выбора-то у нее больше нет.
– Что, значит, нет выбора?
– Девочка погибла еще в конце апреля. Так что твоего сына мучает прошлое.
– Как понять погибла?! – Опешила Аида, вытаращившись. – Ведь я своими ушами слышала, как дети шептались, что она появляется везде, куда ходит Филипп!
– Она не может там появляться! – Категорично отказывалась верить старуха. – Смотри, эта карта мертвого человека, и все, что я тебе говорила, лежит в прошлом. Линия ее жизни обрывается резко и четко. Насильственная смерть, может автомобильная катастрофа, не очень понятно. Она не может жить, ее просто нет на этом свете!
– Как нет? – Аида окончательно растерялась. – Так что же мне делать?
– Ты можешь только помочь своему сыну забыть ее. – Протянула Никонора, разведя руками. – Это все, что я могу тебе посоветовать. Я тебе сейчас дам кое-какие капельки… – старуха тяжело поднялась, облокотившись на крышку стола. – Пойдешь в полнолуние на кладбище, принесешь жертву кровью, положишь какую-нибудь вещь своего сына, – давала она инструкции, изучая внутренности холодильника, заполненного бутылочками темного коричневого стекла с наклеенными бумажками, – и затушишь все настойкой. Душевная боль притупиться, а с окончанием полнолуния пройдет совсем. Поняла?
Она протянула Аиде бутылек, и та неуверенно кивнула, ей показалось, что шея стала деревянной от страха. За спиной старухи стояло странное полупрозрачное создание с прекрасным грустным лицом и укоризненно качало головой.
Холодные пальцы сами собой сжали бутылочку с настойкой.
* * *
Пашка выглядел смущенным, когда в сутолоке станции, стоя между многочисленными парочками, вручал мне букет темно-бордовых роз. Похоже, приятель решил действовать наверняка, и мне оставалось только ломать голову, как бы выкрутиться из неприятного положения. Я чмокнула парня в щеку и ловко избежала подставленных губ, чуть оцарапавшись о жесткую рыжеватую щетину.
– Отлично выглядишь. – Смирившись с первым поражением, отвесил комплимент приятель.
На свидание я приехала после лекции родителей, где они демонстрировали меня очередным доцентам. Узкие брюки не давали сделать широкого шага, бесстыдный вырез мамашиной блузки открывал кружева белья, а туфли на высоких каблуках, купленные специально для таких поводов, намяли ноги. Посему настроение стремительно скатывалось от плохого до откровенно отвратительного.
– Не обольщайся, – не стала его разочаровывать я, – отец потребовал меня на занятие в институт.
– Конечно, – усмешка Паши вышла грустная, – разве можно нарядиться ради меня?
– Паш. – Я дернула его за руку и едва не уронила букет. – Мы сейчас не будем ссориться. Хорошо?
– Хорошо. – Он не удовлетворился моим ответом. Конечно же.
Небольшое кафе в центре города рядом с известной площадью привлекало множество молодых людей. Здесь собирались непризнанные таланты из музыкантов, певцов, стихоплетов и авторов никогда не изданных романов. Дух декадентства так и витал в воздухе, пропитывая его романтизмом. В углу стоял микрофон, рядом, сгорбившись на стульях, на гитарах играли молодые люди, и приятная мелодия добавлялась к гулу голосов.
– Выглядишь усталой. – Пашка явно озадачился моим неважным состоянием.
– Так и есть. – Проворчала я, усаживаясь на услужливо отодвинутый им стул в красном, под цвет скатерти, чехле. – Еще учиться не начали, а уже контрольные пишем.
Услужливый официант принес вазу с водой, куда излишне небрежно был запихнут букет.
Розы рассыпались по слишком широкому горлу и торчали тонкими жалкими палочками с острыми шипами и тяжелыми уже распустившимися венчиками.
Паша нервно закурил, чего последнего время не делал в моем присутствии, зная, что меня стал сильно раздражать запах табачного дыма. Отчего оставалось непонятным, ведь до аварии я сама дымила, как паровоз, и на компьютерном столе всегда испускала неприятные фимиамы полная окурков пепельница.
Рука приятеля слегка дрожала, когда он подносил сигарету ко рту.
– Что случилось? – Не поднимая взгляда от меню, буднично спросила я.
Парень молчал, а потом вдруг пробормотал:
– Саш, я поговорить с тобой хотел. Серьезно.
Его взволнованное лицо и полные неясного страха глаза буквально вопили, что наши с ним дела совсем паршивые. Похоже, давний знакомый решил сделать очень глупые признания. Внутреннее я напряглась, уже выдумывая слова для отказа, чтобы не ранить его глубоко. Стало понятно, что наша дружба закончится сегодняшним вечером.
– Валяй. – Беззаботным тоном предложила я.
Снова вернулся официант, готовый принять заказ. Сильно расстроенная я наугад ткнула в название, и только потом прочитала, что пальцем попала в строчку с ненавистным борщом. Пашка пытливо разглядывал меня, нетерпеливо дожидаясь, когда официант отойдет к другому столику.
– Саш… – Наконец, решился он, глубоко вздохнув и нервной рукой смяв в пепельнице окурок.
– Извините, но это вам. – Снова раздался голос официанта. Приятель, не скрывая своего недовольства, сморщился.
Передо мной на маленьком блюдце поставили белую чашечку с кофе. Недоуменно я глянула на официанта, но тот только пожал плечами и сказал:
– Молодой человек за тем столиком, – он махнул рукой, – просил передать, что это вам. Кофе без кофеина. Ээээ, – он замялся, – как вы любите.
– Что?! – Опешила я, повернулась в указанном направлении, мой желудок завязался крепким узлом.
В самом углу на удобных диванах, а потому скрытые для взора остальных посетителей, сидели Заккери, Филипп, крутившаяся нетерпеливой юлой девчонка лет пятнадцати и Елизавета Вестич во всей своей красе. Все четверо со снисходительными улыбками внимали стрекоту стайки школьниц, возносивших талант актрисы и сующих ей бумажки для автографов. В нашу сторону они, к счастью, даже не косились.
– Извините, – обратилась я к официанту, – скажите, а у вас есть зефир в шоколаде?
Пашка багровел и, кажется, был готов взорваться, как воздушный шарик.
– Есть. – Не понял официант, но почувствовал, что стал невольным участником непонятной игры, сильно злившей моего спутника.
– Пожалуйста, передайте ответным жестом и еще вот это… – Я быстро вытащила из сумочки ручку и на салфетке вывела мало понятым почерком: «Уступаю сладкое твоим подругам! У меня аллергия на зефир!»
– Хорошо? – Я протянула официанту записку, и он только недоуменно кивнул, отходя. – И запишите на счет молодого человека, передавшего кофе! – Уже ему в спину крикнула я.
– И что это значит? – Сдержано поинтересовался Павел.
– Да так, знакомые из института. – Отмахнулась я, стараясь держать раздражение в кулаке. – На чем мы остановились?
Неожиданно на скатерть упал пожухлый бордовый лепесток, а потом еще один. Скосив глаза, я обнаружила, что цветы в вазе стремительно темнеют и съеживаются, будто в ускоренной киносъемке. Букет подарил настоящий листопад, и свежими осталась лишь пара роз. Как для покойника, честное слово. Открытие добавило мрачного юмора подлой ситуации.
Паша помолчал, потом быстро заговорил, словно боялся, что его перебьют:
– Саш, мы знаем друг друга уже много лет. Мы еще детьми были, когда познакомились. – Он жалобно заглядывал в мои глаза, и мне становилось как-то очень тоскливо и обидно. – Я всегда тебя поддерживал и после аварии тоже был рядом.
Это был удар ниже пояса! Вспоминать, что он носился со мной, как с ребенком, не давая впасть в депрессию, звучало далеко не по-дружески!
– Понимаешь? – Приятель накрыл влажной ладонью мои пальцы, сжатые в кулак. – Я хочу постоянно о тебе заботиться, мне просто необходимо это… Я хочу быть с тобой.
– Ты же и так со мной. – Напряженно пробормотала я.
– Нет, я хочу…
На стол осыпались остатки роз, превратив букет в голые прутики с коричневато-зелеными шипами, словно в отдельно взятое кафе залетела осень, обнажила цветы и исчезла.
– Извините! – Раздался голос официанта, я воспользовалась заминкой и отдернула руку, спрятав ее под стол. Пашка шумно выдохнул и уставился на невольного курьера злобным взглядом. Официант плюхнул передо мной тарелочку с кусочком черного хлеба. – Это тоже вам, – парень явно чувствовал себя не в своей тарелке, смахивая ладонью со скатерти съежившиеся лепестки.
– Кто? – Я заставила себя не оглядываться, а потому сидела, неестественно выпрямившись на самом краешке стула.
– Ээээ… брюнет. – Покосившись на дальний столик, отозвался бедняга.
– Брюнет, значит. – Через сжатые зубы пробормотала я. – В таком случае, передайте ему мою благодарность. Хлеб – это как раз то, что нужно!
Теперь Пашка покраснел в цвет скатерти, накрывающей столик. Официант ушел, а я тут же поднялась, с грохотом отодвигая стул.
– Паш, мне что-то есть расхотелось. Ты можешь отменить заказ? Я подожду тебя на улице.
И пока он возмущенно мычал, явно растерявшись, выскочила из кафе. Холодный ветер тут же остудил горящие щеки, внутренности рокотали. Конечно, быстрый уход со стороны выглядел позорным и поспешным бегством, но семейка злых фей сводила меня с ума!
У дверей квартиры, ругая себя последними словами, я позволила Пашке себя поцеловать, понимая, что он для меня является кусочком простого постного хлеба. Мне отчаянно хотелось находиться в другом месте, совсем с другим человеком (или совсем не человеком?) с невероятно синими глазами.
Я загадала, что если Филипп мне позвонит назавтра, то не стану слушать доводы рассудка и уступлю нам обоим. Тем более что с рассудком мы рассорились уже давным-давно.
ГЛАВА 6. Большие ошибки маленьких детей
Я вскочила с кровати, почувствовав, что захлебываюсь кровью. Приложив руку к лицу, чтобы не закапать ковер, я бросилась в ванную. Раковина тут же окрасилась алым, густые капли падали на кафель. От приторного запаха и солоноватого вкуса на языке меня замутило, комната пошатнулась.
В этом доме жило целых два врача, но оба еще вечером, пока в кафе рушились мои отношения с единственным другом, укатали в командировку.
Меня колотило в панике, руки стали холодными, зато тело бросило в жар. Кровь остановилась резко, словно полностью вылилась из перевернутой чашки. Сполоснув рот и умывшись, я посмотрела в зеркало и не узнала себя: бледное лицо и неестественно расширенные зрачки напомнили мне покойников, каких мы препарировали в медицинском институте. Тут мне стало по-настоящему страшно.
Включив свет во всей квартире, я забилась в уголок дивана, завернувшись в плед, и тряслась. Пережитое казалось кошмаром наяву. Настенные часы, словно насмехаясь, показывали полночь, две тонкие стрелки сошлись на цифре двенадцать, ввергая меня в еще больший ужас.
Впервые с момента аварии я разрыдалась, освобождая внутри страшную черную дыру, заполненную прежде надеждой на лучшее. Второго шанса нет! Это просто моя выдумка, не способная обмануть действительность, и, похоже, она больше не позволяла цепляться за нее.
В ту ночь я так и не сомкнула глаз, не чувствуя ни усталости, ни желания спать. Сон пугал и отталкивал, он казался возвращением полночного кошмара. Очередной дождливый день тянулся мучительно долго, и ответы на полные радости сообщения Пашки получались односложными. «Хочу тебя увидеть» – Писал он. «Сегодня подготовка к контрольной по логике», – вяло соврала я, отправляя послание и не слыша даже шепота совести.
В толпе студентов я брела по коридору в нужный класс. Неожиданно учеба и одногруппники стали раздражать, а в голову закралась крамольная мысль забрать документы. Я все равно не понимала, что делаю на философском факультете, если всю жизнь намеревалась стать светилом медицины. В кармане резко завибрировал мобильный телефон, вырывая из хмурых размышлений. Номер оказался неизвестным, зато голос на другом конце очень знакомым.
– Не буду тебя мучить и признаюсь, – проворковал Филипп низким приятным баритоном, заставляя мое сердце подпрыгнуть к горлу, – телефон мне дала твоя подруга.
До меня доносился гул работающего мотора и приглушенная резкая мелодия моей любимой песни.
– Действительно? – Я старалась, чтобы идиотская улыбка, расцветшая на лице, не прозвучала и в голосе.
– Не сердись на Катерину, она не смогла пережить моей пытки и раскололась.
– Надеюсь, когда ты ее пытал, вы были одетыми? – Душа странно воспрянула и забыла обиды, отряхнув перышки, как легкая недалекая птичка.
– Одетыми. – Он смеялся. – Она походила на испуганную мышь и явно мечтала оказаться раздетой.
– Ты мне зубы заговариваешь! – Фыркнула я. – Зачем звонишь? Если нужно переписать лекции, то тороплюсь напомнить, я пока что на первом курсе.
– Я бы мог подарить тебе все свои конспекты, но, к сожаленью, я их не вел. – От его легкого шутливого тона у меня пели внутренности. Как будто все происходило именно так, как должно происходить. – Но звоню не за этим. Хотел узнать, как вчера понравился тебе черный хлеб?
– Достаточно понравился, но пресновато. – Прикусив губу, я ждала его ответа. – Как понимаю, кофе – не твоя затея.
– Кофе? Нет, – хмыкнул он, – к кофе я не причастен. Ответь мне, Зайка, тебя совсем не прельщает сладкое? Даже клубника со сливками?
– Клубника со сливками и «Зайка»?
– Можем поменять клубнику на вишни и без сливок, если ты их любишь больше. – Быстро пообещал он.
– Дай подумать…– Я во всю флиртовала и не чувствовала ни капли смущения. – Звучит очень заманчиво.
– Попробуем сегодня вечером вместе? Скажем в восемь. Я заеду.
– Не обещаю. – Промурлыкала я, не скрывая радости в голосе.
– И, умоляю тебя, надеть то самое изумрудное платье и чулки в сеточку. – Он отключился так неожиданно, что я моргнула и в недоумении посмотрела на телефонную трубочку, проверяя, был ли звонок или только привиделся.
Теперь остаток дня буквально плелся, прихрамывая и помогая себе костылем. Зато восемь часов наступило незаметно, и, когда зазвонил телефон, я все еще не собранная стояла перед шкафом.
– Ты надела изумрудное платье? – Лениво поинтересовался Филипп.
– Конечно! – Бодро соврала я, вытаскивая вешалку с коричневым нарядом. – Как раз натягиваю второй чулок.
– Могу подняться и помочь. – Недвусмысленно предложил он.
– Не переживай, сама справлюсь.
– Тогда жду внизу. – Хмыкнул Филипп и отключил вызов.
Узкое платье до колен мамаша купила на летней распродаже, но даже после двухнедельной диеты, ввергшей всю семью в голодовку и депрессию, не смогла его застегнуть. От нетерпения я выгибалась и кружила по комнате, пытаясь справиться с длинной молнией на спине, а когда замок поддался, то между сомкнутых зубчиков попала прядь волос. Голову удалось выпрямить, только вырвав волосинки с корнем. Туфли спрятались на самом дне ящика, и чтобы их найти пришлось вытряхнуть всю обувь посреди прихожей, а потом свалить беспорядочной кучей обратно. Лифт снова не работал и, грохоча каблуками в гулкой тишине пыльного подъезда, я буквально сбежала на первый этаж. Перед выходом на улицу решительно постояла минуту, показавшуюся целым часом, чтобы остыть и унять сердцебиение. Не хотелось, чтобы Филипп догадался, как сильно я торопилась, умирая от волнения, но все равно опоздание составило жалкие пять минут – необычайно рекордный срок.
Черное спортивное купе, блестящее и похожее на дорогую игрушку, не вписывалась в пейзаж тихого городского дворика. Мамаши с малышами, оккупировавшие детскую площадку по случаю хорошей погоды, пялились на машинку, будто на инопланетный корабль. Стекло у пассажирского сиденья опустилось вниз. Филипп внимательно рассматривал меня и казался потрясающе красивым, дух захватывало. Я старалась сохранять хотя бы внешнее спокойствие, но щеки все равно лихорадочно алели. Стоило мне облокотиться на открытое окно, заглянув в салон, как парень одарил меня кривой ленивой ухмылкой, и мои губы непроизвольно дрогнули в ответ.
– Ты меня разочаровала. – В притворном расстройстве протянул он. – Но коричневое тоже ничего.
– Твои комплименты потрясают воображение. – Хмыкнула я. – Так понимаю, ты согласился на метро?
– На метро? – Насторожился он.
– У меня проблемы с автомобилями.
– В смысле? – Его недовольство заставило меня ухмыльнуться.
– В самом прямом. – Я выпрямилась, надеясь, что он не посчитал меня чокнутой.
Прогулка пешком и поездка в подземке моего визави не вдохновили, переход на центральной станции в жуткой сутолоке разозлил, и парень скупо молчал всю дорогу, пока мы не оказались в ресторанчике, где неделю назад мои родители устроили веселую вечеринку и демонстрировали меня своим коллегам.
Расслабился Филипп только, когда мы разместились на мягком диване перед низким столиком, скрытые от остальных посетителей белой занавеской. Снова звучала скрипка, но люди, вероятно, настроенные на романтический лад не танцевали, а лишь внимали проникновенной музыке.
– Что будешь пить? – Парень удобно развалился на подушках, заглядывая мне в глаза, а потом произнес: – Зайка…
Неожиданно мне стало смешно, стараясь не ухмыляться слишком ехидно, я ответила:
– Чтобы ты, дорогой, не мучился и не вспоминал лихорадочно, меня зовут Саша. – Я закинула ногу на ногу, демонстрируя красивые колени в сетчатых чулках, и откинулась на мягкую спинку. – Но не переживай, я твое имя тоже постоянно забываю. Познакомимся заново? Александра, но можешь называть меня Зайкой, если боишься ошибиться. Я не обижусь.
Я протянула ему руку, задыхаясь внутри от хохота. Парень сжал ее, а потом его палец осторожно погладил мою ладонь.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |