В.В. Ильин История философии. Учебник.

В.В. Ильин История философии. Учебник.

Мы полагаем, что сущ­ность нашей жизни не в нашем теле, подвер­женном страданиям и неизбежной и всегда близкой смерти, а в том духовном нача­ле, которое дало и дает жизнь человеку. И по­этому назначение и благо жизни нашей мы видим только во все большем и боль­шем сознании и прояв­лении этого духовного начала.

А. Н. Толстой

Лев Николаевич Толстой (1828 – 1910) создал религиозно-этическое учение о мире, человеке, общественном переустройстве (так называемое толстовство), которое в конце XIX в. стало оппозиционным течением русской мысли и имело последователей в различных слоях общества.

Граф по рождению, Толстой получил хорошее воспитание и богатое наследство. В 1851 – 1854 гг. Толстой участвовал в обороне Севастополя. В это время начинается его писательская деятельность. Повести и рассказы приносят Толстому известность и большие гонорары. Но он начинает испытывать сомнения – нужно ли быть писателем? Толстой приходит к выводу, что писатели учат, не зная чему учить, спорят между собой о первенстве, движимы корыстными мотивами больше, чем обычные люди. Он отдаляется от писатель­ской среды, впрочем не переставая писать.

После полугодового заграничного путешествия (1857) Толстой занялся педа­гогической деятельностью среди крестьян (1858-1863), в течение года (1861-1862) он был мировым посредником в спорах между крестьянами и помещиками. Но удовлетворения от своей деятельности он не получал. По мере того как нарас­тало его разочарование жизнью, Толстой пришел к выводу, что он, как и большин­ство людей, жил жизнью, лишенной смысла. Все, что он ценил — удовольствия, слава, богатство, — подвержено тлену и забвению. «Я как будто жил-жил, шел-шел и пришел к пропасти и ясно увидел, что впереди ничего нет, кроме погибели». Ложно само направление жизни, вера, а точнее, безверие, которое лежит в ее осно­вании. Толстой обращается к религии.

Религиозно-философские идеи Толстого выражены в работах «Критика дог­матического богословия» (4 тома), «О жизни», «Царство Божие — внутри нас», «Что такое искусство», «Исповедь».

В «Исповеди» Толстой рассказывает о том периоде своей жизни, когда он пе­режил душевный надлом. Он осознал драматизм человеческого бытия — в проти­воречии между неотвратимостью смерти и присущей человеку жаждой бессмертия. Перед ним остро встали вопросы: «Зачем мне жить? Зачем чего-нибудь желать? Зачем что-нибудь делать? Есть ли в моей жизни смысл, который не уничтожался бы неизбежной, предстоящей мне смертью?»

Толстой искал ответа в существующем знании — в науке и философии — и не нашел его. «Наука и философия трактуют о чем хотите, но только не о том, как че­ловеку самому быть лучше и как ему жить лучше... Современная наука обладает массой знаний, нам ненужных». В философии же Сократ, Шопенгауэр, Соломон, Будда подводят к выводу о том, что «все суета».

Из сложившейся ситуации существуют четыре выхода: 1) «неведение»; 2) «эпи­курейство»; 3) самоубийство; 4) выход «слабости» — «понимая зло и бессмыслен­ность жизни, продолжать тянуть ее, зная наперед, что ничего из нее выйти не мо­жет».

Но ведь народ-то жил и живет нормальной жизнью, не мучаясь этими вопроса­ми. И именно у него надо искать ответа на вопрос о смысле жизни. «Я оглянулся шире вокруг себя. Я вгляделся в жизнь прошедших и современных огромных масс людей... И я полюбил этих людей... Со мной случился переворот, который давно готовился во мне и задатки которого всегда были во мне. Со мной случилось то, что жизнь нашего круга богатых, ученых — не только опротивела мне, но потеряла всякий смысл... Действия же трудящегося народа, творящего жизнь, представи­лись мне единым, настоящим делом. И я понял, что смысл, придаваемый этой жизни, есть истина, и я принял его».

Вопрос о смысле жизни — вопрос веры, а не знания. «Вера есть знание смысла человеческой жизни, вследствие которого человек не уничтожает, а живет». У про­стых людей иная жизнь, чем у богословов, интеллигенции, аристократии. «Вся жизнь этих людей проходила в тяжелом труде, и они были довольны жизнью». Почему? Потому, что их жизнь основана на вере. Они "все принимают со спокойст­вием и чаще всего с радостью. И Толстой говорит, что то, чем занимаются светские люди и интеллигенция — искусство, наука и т. д., — «все это — баловство, что искать смысла в этом нельзя». В этом отношении показателен образ Левина в «Анне Карениной».

Только религиозная вера раскрывает перед человеком смысл его жизни. Но о ка­кой вере идет речь? Толстой отрицал церковное христианство, официальное бого­словие. Он отвергал, во-первых, основной догмат христианства — Троицу. Для не­го Христос — обыкновенный человек, религиозный проповедник. Религиозный культ Христа Толстой считал «величайшим кощунством». Во-вторых, Толстой не признает загробную жизнь. «Если разуметь жизнь загробную в смысле второго пришествия, ада с вечными мучениями, дьяволами, и рая — постоянного блаженства, то совершенно справедливо, что я не признаю такой загробной жизни». В-третьих, в церковной исповеди, на которой систематически отпускаются грехи, Толстой видел «вредный обман, только поощряющий безнравственность и уничтожающий спасение перед согрешением».

Толстой указывал на антинародную роль церкви. Он считал, что христианская догматика для церкви была только «предлогом», в действительности же церковь всегда преследовала свою выгоду. И Толстой ставит перед собой задачу — очи­стить первоначальное христианство от позднейших наслоений.

Все религии, по Толстому, заключают в себе две части: этическую (учение о жизни людей) и метафизическую (учение о Боге и его атрибутах, о происхожде­нии мира и людей, об их отношении к Богу). Метафизическая сторона разных религий неодинакова, а этическая — совпадает, следовательно, она и составляет подлинный смысл любой религии. Сколько бы церковь ни подменяла этику мета­физикой, сколько бы ни ставила внешнее, мирское выше внутреннего, люди, в осо­бенности простой народ, далекий от понимания догматических ухищрений, со­хранили нравственное ядро религии в его чистоте.

Определение Бога в онтологическом плане не интересует Толстого. Рассмат­риваемый в моральном плане Бог - «неограниченное существо», которое сознает­ся каждым человеком в самом себе, «Бог есть любовь», «совершенное благо». Бог дает высший закон нравственности, и именно его познание составляет главную за­дачу человека, ибо от этого в прямой зависимости находится понимание смысла жизни и способов ее правильного устройства.

Человек хочет, чтобы его жизнь имела смысл. Вопрос о жизни — это и есть во­прос о смысле жизни. «Вопрос, неотделимый от понятия жизни, не вопрос о том, откуда взялась жизнь, а о том, как надо жить».

Толстой говорит, что осуществление своих желаний люди обычно связывают с цивилизацией. Предполагается, что человек может уйти от страданий с помо­щью науки, искусства, роста экономики, развития техники, создания уюта и т. п. «Человечество, живя ложной жизнью на основании ложных теорий, наделало так много ложного и ненужного и в духовной, и в материальной областях, что оно ни­как не может решиться последовать простым, и ясным, и понятным ему истинам, следование которым сделало бы ненужным почти все то, что наделано им. Все эти воздушные дороги, 36-этажные дома, броненосцы, парламенты и все то, что назы­вается наукой и искусством, всякие никому ни на что ненужные открытия и ис­следования со всеми утонченностями, — все это кажется так важно, что отказы­ваться от всего этого или рисковать лишиться хоть части этого кажется людям нашего времени невозможным и безумным риском».

Толстой считает, что человек находится в разладе с самим собой. В нем как бы два человека — внутренний и внешний. Внутренний недоволен тем, что делает внешний, а внешний не делает того, чего хочет внутренний. И чем богаче человек, чем глубже его познание, тем сильнее душевное беспокойство, недовольство и страдание, от которых он хотел освободиться. Материальный и культурный про­гресс не затрагивает страданий души. Поэтому нужно сконцентрироваться на внут­реннем человеке.

Толстой говорит, что растерянное вопрошание о том, ради чего жить, — верный признак того, что жизнь является неправильной. Жизнь обретает смысл только в сопряжении с Богом, в вере. «Задача человека в жизни — спасти свою душу; чтобы спасти свою душу, надо жить по-божьи, нужно отрекаться от всех утех жизни, трудить­ся, смиряться, терпеть и быть милостивым». «Цель жизни только одна: стремиться к тому совершенству, которое указал нам Христос: "Будьте совершенны, как Отец ваш Небесный"». Эта цель жизни достигается не стоянием на столбу, не аскетизмом, а полезной деятельностью. «Вера есть сознание человеком такого своего положения в мире, которое обязывает его к известным поступкам». Вера обя­зывает выработку любовного общения между людьми. «Благо мое и людей возможно только тогда, когда каждый будет трудиться не для себя, а для другого». Нужно уста­навливать Царство Божие и внутри и вне себя.

Человек свободен. Свобода дает возможность двигать­ся от темноты к свету, от низшего к высшему, «от истины, более смешанной с заблуждениями, к истине более осво­божденной от них». Свобода позволяет человеку идти по пути к Богу. Бог — нача­ло, источник жизни и разума; отношение человека к Богу Толстой уподобляет отношению сына к отцу, работника к хозяину. Сын не может судить отца и не спо­собен понять полностью смысл его указаний, но он должен следовать воле отца и в выполнении его воли видит свое предназначение и благо. Так же и работник должен выполнять распоряжения хозяина, понимать, что жизнь и благо зависят от хозяина, и относиться к нему с чувством любви. Нормальное отношение чело­века к Богу есть отношение любви. «Сущность жизни человеческой и высший за­кон, долженствующий руководить ею, есть любовь».

У человека нет возможности непосредственно общаться с Богом, но это можно сделать косвенно. Общение с Богом происходит через правильное отношение к другим людям и к самому себе. Правильное отношение к другим людям заключа­ется в том, чтобы любить людей как братьев, любить всех, независимо от каких бы то ни было мирских различий между ними. Перед Богом теряют смысл все разли­чия между богатством и бедностью, красотой и дряхлостью, силой и убожеством и т. д. Необходимо ценить в каждом человеке достоинство божественного проис­хождения.

Правильное отношение к себе — забота о спасении души. В каждом человеке есть божественное начало — душа. «В душе человека... идеал полного, божествен­ного бесконечного совершенства». Показателем правильного отношения человека к себе является стремление к совершенству, движение от себя к Богу. В этом движении нет конечной точки. Осознание степени несоответствия идеальному совершенству — таков критерий правильного отношения к себе. Поскольку эта степень несовершенства никогда не завершается, то человек тем нравственнее, чем больше он осознает свое несовершенство.

Исходным, основополагающим, с точки зрения Толстого, является othoшение к себе. Нравственное отношение к себе гарантирует нравственное отношение другим. Забота человека о чистоте собственной души является основанием нравственных обязанностей человека по отношению к другим людям, государству и Толстой считает, что суть нравственного идеала наиболее полно выражена в учении Христа. Христос — реформатор, разрушающий старые основы жизни и дающий новые. Толстой видит принципиальное различие между подлинными взглядами Христа, изложенными в Евангелиях, и их извращением в догмах православия и других христианских церквей. «То, что любовь есть необходимое и благое условие жизни человеческой, было признаваемо всеми религиозными учениями древности. Во всех учениях: египетских мудрецов, браминов, стоиков, буддистов, таосистов и др., дружелюбие, жалость, милость, благотворительность и вообще любовь признавались одною из главных добродетелей». Однако только Христос возвысил любовь до уровня основополагающего, высшего закона жизни.

Закон любви — выражение самой сущности христианства. Это — вечный идеал, к которому люди будут вечно стремиться. Но Христос не ограничивается этим идеалом. Он также дает людям заповеди. Толстой говорит о пяти заповедях.

♦ Не гневайся. «Будь в мире со всеми, не позволяй себе считать другого человека ничтожным или безумным».

♦ Не разводись. «Не смотри на красоту плотскую как на потеху. Бери муж одну жену и жена — одного мужа и не покидайте друг друга ни под каким видом».

♦ Не клянись. «Не давайте никаких обетов».

♦ Не противься злу. «Не мсти... неси обиды и не делай зло на зло».

♦ Не воюй. «Знай, что все люди братья... и не нарушай мира ни с кем во имя родных целей».

Духовное начало в человеке проявляется в любви к ближнему. Толстой призывает «поступать с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой». Жизнь имеет смысл, если человек исполняет волю Бога, а его воля дана нам как закон любви, противостоящий закону насилия. «С самых древних времен мудрые люди постигли ту истину, что устройство человеческой жизни может основываться только на любви и на вытекающем из любви добровольном служении людей друг другу, и что поэтому существующий способ устройства человеческих обществ на насилии — способ ложный, и что попытки уничтожить насилие насилием есть очевиднейшее заблуждение, и что уничтожить насилие можно только тем, чтобы не делать насилия».

Толстой говорит о том, что древний закон (в Ветхом завете), осуждавший в общем зло и насилие, допускал исключения как справедливое возмездие по формуле: «Око за око». Христос отменяет этот закон. Насилие должно быть вообще исключено. Не только на добро нужно отвечать добром, но и на зло надо отвечать добром.

Что такое насилие? «Насиловать значит делать то, чего не хочет тот, над которым совершается насилие». Насилие — зло; насиловать — значит подчинять чужую волю своей. Толстой требует признать жизнь каждого человека священной. Не­противление злу означает признание изначальной, безусловной святости челове­ческой жизни.

Человеку не дано судить другого человека. Отказываясь сопротивляться злу насилием, человек отказывается судить другого; нельзя считать себя лучше дру­гих. Не других людей надо исправлять, а самого себя. «Для того, чтобы не было то­го зла, от которого люди так жестоко страдают, надо перестать делать его».

Толстой рассматривает распространенные аргументы против непротивления злу. Первый аргумент состоит в том, что учение Христа правильно, но его трудно исполнить. Но это ложная позиция, которая снимает с людей ответственность за их поступки, оправдывает слабость воли. Второй аргумент состоит в том, что «нельзя идти одному человеку против всего мира». Если, например, я один буду таким кротким, как требует учение, а все остальные будут продолжать жить по-прежнему, то я буду осмеян, избит, напрасно погублю свою жизнь. Рассуждаю­щий так, говорит Толстой, просто не понимает указанного Христом пути спасе­ния.

Третий аргумент, развивая предыдущий, ставит под сомнение осуществление учения Христа из-за того, что это сопряжено с большими страданиями. Толстой говорит, что жизнь человеческая вообще не может проходить без страданий. Весь вопрос в том, когда этих страданий больше — когда человек живет во имя Бога или когда он живет во имя мира. Ответ Толстого однозначен: тогда, когда он живет во имя мира. В жизни сторонников учения Христа меньше страданий хотя бы пото­му, что они свободны от страданий, связанных с завистью, разочарованием от не­удач в борьбе, соперничеством. Люди главным образом страдают не из-за христи­анского всепрощения, а из-за их мирского эгоизма.

Толстой также считал несостоятельной аргументацию в пользу насилия, со­гласно которой насилие оправдано в тех случаях, когда оно пресекает большее на­силие. Когда мы убиваем человека, который занес нож над своей жертвой, мы ни­когда не можем с полной достоверностью знать, привел ли бы он свое намерение в действие: возможно, в последний момент что-то изменилось бы в его сознании. Когда мы казним преступника, то мы опять-таки не можем быть стопроцентно уверены в том, что преступник не изменится, не раскается и что наша казнь не ока­жется бесполезной жестокостью. Но даже при условии, что речь идет о преступни­ке закоренелом, который никогда не изменится, казнь не может быть оправдана, ибо казни так действуют на окружающих, особенно близких, что порождают вра­гов вдвое больше и вдвое злее, чем те, кто убиты и зарыты в землю. Насилие имеет тенденцию воспроизводиться в расширяющихся масштабах. Поэтому сама идея ограничения насилия насилием является ложной.

В целом Толстой считает, что с помощью аргументов против непротивления люди стремятся обмануть самих себя, найти оправдание своему безнравственно­му образу жизни, уйти от личной ответственности за то, как они живут.

Толстой, как и Достоевский, исходил из того, что решить существующие соци­альные проблемы и создать гармоническое общество можно при помощи нравст­венной проповеди, обращенной к каждому человеку. Насилие должно быть ис­ключено из социальной жизни, поскольку оно не способно порождать ничего, кроме насилия. Толстой одинаково осуждает за насилие и правительство, и рево­люционеров. «Для каждого искреннего и серьезного человека нашего времени не может не быть очевидной несовместимость истинного христианства — учения смирения, прощения обид, любви — с государством, с его величанием, насилиями, казнями и войнами. Исповедание истинного христианства не только исключает возможность признания государства, но и разрушает основы его».

Необходимо нейтрализовать насилие. Для этого нужно перестать самому осуществлять прямое насилие, а также готовиться к нему; не принимать участия в каком бы то ни было насилии, осуществляемом другими людьми; не одобрять никакого насилия. «Человек истинно свободен только тогда, когда никто не может заставить делать то, что он считает дурным, и истинное направление для каждого человека в том, чтобы удерживаться от участия в каких бы то ни было правительственных делах, отказываться служить в армии, не принимать никакой службы, зависящей от правительства, и каждый день и всегда делать добро».

Концепция непротивления злу насилием вызвала критику современников. Приведем небезынтересное рассуждение П. Лаврова. «Я выработал себе веру и смысл жизни. Для меня ясно отделилась область добра и область зла. Я выступаю учителем истины. Я призываю людей на борьбу с тьмою. Я сам борюсь с нею делом. Но это — насильственное противление злу: я отступаю от борьбы делом ограничиваюсь борьбою словом. Но это слово в других людях неизбежно вырастет в насильственное противление злу: я умолкаю и перестаю быть учителем истины. Но в моей душе происходит непримиримое раздвоение: я сознаю зло и не борюсь против него; я сознаю истину и не проповедую ее. В чем же тогда мое сознание отличия добра и зла? В чем моя вера? В чем смысл моей жизни?»

В своих произведениях Толстой дает широкую панораму общественной жизни; при этом он с сомнением высказывается о прогрессе общества. В лучшем случае можно сказать, что прогресс коснулся лишь привилегированного меньшинства, которое пользуется достижениями цивилизации за счет огромного большинства. Все изобретения и научные открытия вредны, потому что помогают богатым укреплять свое положение и еще успешнее угнетать народ. Именно поэтому Толстому присущ своеобразный нигилизм по отношению к культуре, науке, искусству. Он разделяет понятия добра и красоты. «Понятие красоты не только не совпадает с добром, но скорее противоположно ему, так как добро большей частью совпадает с победой над пристрастиями, красота же есть основание всех наших пристрастий. Чем больше мы отдаемся красоте, тем больше удаляемся от добра».

Толстой на стороне «природы» против «культуры», а «природа» в его понимании — это народ. Толстой показывает роль народа в истории. Отметим интересный факт: по поводу «Истории России с древнейших времен» С. М. Соловьева он записал: «Читаю историю Соловьева. Все, по истории этой, было безобразие в допетровской России: жестокость, грабеж, грубость, глупость, неумение ничего сделать. Правительство стало исправлять. И правительство это такое же безобразное до нашего времени. Читаешь эту историю и невольно приходишь к заключению, что рядом безобразий совершилась история России. Но как же так ряд безобразий произвели великое, единое государство? Уже это одно доказывает, что не правительство производило историю. Но, кроме того, читая о том, как грабили, правили, воевали, разоряли (только об этом и речь в истории), невольно приходишь к вопросу: что грабили и разоряли? А от этого вопроса к другому: кто производил то, что разоряли? Кто и как кормил хлебом весь этот народ? Кто делал парчи, сукна, платья, камки, в которых щеголяли цари и бояре? Кто ловил черных лисиц и соболей, которыми дарили послов, кто добывал золото и железо, кто выводил лоша­дей, быков, баранов, кто строил дома, дворцы, церкви, кто перевозил товары? Кто воспитывал и рожал этих людей единого корня? Кто блюл святыню религиозную поэзию народную?..»

Толстой выдвигает на первый план земледельческий труд, идеализирует нату­ральное крестьянское хозяйство. Естественное, христианское состояние общества — жизнь в общине, обязательный коллективный труд в артели. Сельская община — главная хранилица народной жизни, духа и морали. Толстой обращает внимание на обнищание и разорение широких масс народа и относится к ним с глубоким со­чувствием. Он выступает против развивающегося капитализма в стране и крити­кует государство. Власти умственно и нравственно развращают народы. «Прави­тельства вообще могли бы быть, уже не говорю, полезны, но безвредны только в том случае, если бы они состояли из непогрешимых, святых людей... Но ведь пра­вительства, по самой деятельности своей, состоящей в совершении насилий, все­гда состоят из самых дерзких, грубых и развращенных людей». В духе славянофи­лов Толстой противопоставляет «землю» и «государство».

Иван Александрович Ильин (1883 – 1954)

Иван Александрович Ильин (1883-1954) — один из наиболее известных для за­падной философской среды русских философов-эмигрантов. Ильин был профес­сором философии права в Московском университете. Выслан из России в 1922 г. Главные работы Ильина: «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека» (1918), «О сопротивлении злу силой» (1925), «Путь духовного обнов­ления» (1937), «О монархии и республике» (1954).

Ильин говорит, что в истории философии был этап, когда «писались трактаты о методе», а сам предмет философии оставался в тени. «Все только рассматривали очки вместо того, чтобы смотреть в них; все только чистили оружие вместо того, чтобы сражаться им». Теперь нужно разрабатывать сам предмет философии.

Смысл философии Ильин видит в том, что она должна помогать людям по­знать Бога и божественную основу мира, помогать понять истину, добро и красо­ту, исходящие от Бога. Человек только тогда живет правильно, когда целью его жизни является не удовлетворение его личных потребностей и достижение лич­ного успеха, а когда он имеет главную цель, «по отношению к которой все субъек­тивные цели окажутся лишь подчиненным средством». За эту цель стоит бороться и умереть. «Жизнь человека оправдывается только тогда, если душа его живет из единого, предметного центра, — движимая подлинной любовью к Божеству, как верховному благу».

Ильин утверждает первенство духовного начала в человеке, обществе, исто­рии. Именно духовное начало — основная сила. «Как бы ни было велико значение материального фактора в истории, с какой бы силою потребности тела не прико­вывали к себе интерес и внимание человеческой души, — дух человека никогда не превращается и не превратится в пассивную, недействующую среду, покорную материальным влияниям и телесным зовам».

Человек не может жить без веры. Человек верит в то, что он представляет как главное в своей жизни, как то, чего он желает, что доставляет ему радость, за что он «хотел бы отдать свою жизнь». Конечно, у человека могут быть различные цели и ценности. У некоторых людей такие ценности, о которых они предпочитают умолчать. Но в любом случае ценности, в которые человек верит, формируют саму человеческую личность. «Есть некий духовный закон, владеющий человеческой жизнью; согласно этому закону, человек сам постепенно уподобляется тому, во что он верит».

В основе общественной жизни лежит самопознание и самопреобразование че­ловеческого духа. Моральное разложение индивидуальных душ делает невозмож­ным нормальную жизнь общества. Кризис современного общества — следствие неверного способа духовной жизни людей. «Такая потрясающая духовная неуда­ча человечества, как поток неслыханных войн и небывалых революций, свиде­тельствует с непререкаемой силой и ясностью о том, что все стороны духовного бытия жили и развивались по неверным путям, все они находятся в состоянии глубокого и тяжелого кризиса».

Ильин призывает к духовному обновлению на основе веры; вера в его понима­нии — это любовь к совершенному и стремление к совершенному. «Истинная ре­лигиозность есть преданность совершенству, а эта преданность вызывает дея­тельное служение ему, творческое осуществление его на земле. Вера не только мертва без дел, ее просто нет». Преодоление кризиса современного общества — в возвращении к духовным основам бытия — вере, любви, свободе, совести, семье, родине, нации. Человек должен не просто обуздать свои страсти, а облагородить

и преобразовать их.

Ильин призывает также научиться свободе, т. е. «совестному акту»; необходимо научиться строить семейный очаг; научиться духовному патриотизму. Совесть -это стремление к совершенному, «источник чувства ответственности», «акт внутреннего самоосвобождения», «источник справедливости». Совесть двойственна -это и «положительный зов», и «укоры». Совесть — основа упорядоченной и расцветающей культурной жизни.

О патриотизме, национализме Ильин говорит как о любви к духу своего народа, к его духовному своеобразию. Но что значит любить свой народ? «Любит свой народ — не значит льстить ему или утаивать от него его слабые стороны, но честно и мужественно выговаривать их и неустанно бороться с ними. Национальная гордость не должна вырождаться в тупое самомнение и плоское самодовольство; она не должна внушать народу манию величия». Ильин говорит о необходимости национального воспитания через язык, песню, молитву, сказку, жития святых и героев, национальное искусство, армию, территорию, хозяйство. Он замечает при этом, что сама духовная жизнь народа дана лишь тому человеку, в душе которого есть нечто священное.

Ильин рассматривает вопрос справедливости. Он связывает его с вопросом о равенстве или неравенстве людей. «Французская революция восемнадцатого века провозгласила и распространила вредный предрассудок, будто люди от рождения или от природы "равны", будто вследствие этого со всеми людьми надо обходиться "одинаково". Этот предрассудок естественного равенства является главным препятствием для разрешения нашей основной проблемы. Ибо сущность справедливости состоит именно в неодинаковом обхождении с неодинаковыми людьми». Люди не равны, не одинаковы «ни телом, ни душой, ни духом», поэтому справедливо не уравнивать неравных.

Ильин развил концепцию борьбы со злом, которая вызвала дискуссию и ожес­точенные нападки на него как со стороны «белых», так и «красных». Излагая свою концепцию, он, в частности, говорит, что в природных явлениях самих по себе нет ни добра, ни зла, хотя в них есть противодействие, борьба. Зло и добро начинают­ся там, где начинается человек, причем не в его телесных состояниях, а в его душевно-духовном мире. «Добро есть одухотворенная... любовь, зло — противодуховная вражда». Зло связано с присущей каждому человеку склонностью «к рас­ширению своей власти и к полноте захвата».

Ильин выступал против концепции Толстого о непротивлении злу, в которой говорилось, что борьба со злом — это насилие, а насилие лишь увеличивает зло, что борьба со злом — вмешательство во внутреннюю жизнь другого человека, а по­следняя находится в руках Бога. Ильин усматривает в этих рассуждениях опреде­ленную нелепость. «Когда какой-нибудь негодяй наносит оскорбление честному человеку или развращает ребенка, это, очевидно, совершается по Божьей воле; но когда честный человек пытается помешать негодяю — это происходит не по во­ле Бога».

В самом деле, может ли человек, стремящийся к нрав­ственному совершенству, сопротивляться злу силой и ме­чом? Может ли человек, верующий в Бога, приемлющий его мироздание и свое место в мире, не сопротивляться злу мечом и силой? Ильин говорит, что не всякое приме­нение силы следует считать «насилием». Насилие — это принуждение, исходящее от злой воли или направленное ко злу. Конечно, если мы хотим бороться со злом, то сна­чала нужно искать психические и духовные средства для преодоления зла добром. Но если это невозможно, то нужно использовать физи­ческое принуждение.

Ильин предлагает своеобразные правила борьбы со злом:

♦ распознавать зло, отличать его от «явлений, сходных с ним по внешней види­мости»;

♦ стремиться знать те пути, по которым живет зло в человеческой душе, и техни­ку его внутреннего «одоления»;

♦ «начинать с духовных средств, нисходя к мерам внешней борьбы лишь по­стольку, поскольку духовные средства оказываются неосуществимыми, недей­ствительными и недостаточными»;

♦ быть уверенным, что в борьбе со злом ты лично прав.

В целом в борьбе со злом Ильин предлагает такую последовательность дейст­вий: «неодобрение, несочувствие, огорчение, выговор, осуждение, отказ в содей­ствии, протест, обличение, требование, настойчивость, психическое понуждение, причинение психических страданий, строгость, суровость, негодование, гнев, разрыв в общении, бойкот, физическое понуждение, отвращение, неуважение, невоз­можность войти в положение, пресечение, безжалостность, казнь».

Для борьбы со злом необходимо самовоспитание, преодоление своего «не хо­чется». Здесь также очень важна взаимная духовная помощь людей друг другу. Ильин говорит о некотором универсальном правиле: «Противиться злу из люб­ви». Бороться со злом нужно не только в других людях, но и в себе. И даже после победы над злом в себе нужно «обезвредить и погасить в себе всевозможные сле­ды незаметно проникшей заразы».

Сопротивление злу си­лой и мечом позволи­тельно не тогда, когда оно возможно, но ко­гда оно необходимо, потому что нет других средств.

И. А. Ильин

Дата добавления: 2015-08-29