Во главе триумфального шествия шел девятый иллирийский легион, личный легион императора Аврелиана. Девятый легион состоял из десяти когорт по шестьсот человек в каждой. Его вели шесть трибунов верхом на лошадях. Легионеры маршировали с идеальной четкостью. Лучи солнца отражались в их оружии и шлемах. Вслед за ними в украшенных цветами телегах везли захваченные в Пальмире богатства. Золотые и серебряные трофеи сверкали в чистом римском воздухе. Толпа охала и ахала.
За ними двигался третий африканский легион. Его трибуны и центурионы были одеты в леопардовые шкуры, а головы прикрывали зубастые головы леопардов. Это выглядело так, словно звери пожирали людей. Солдаты легиона несли шкуры леопардов без голов, перекинув их через левое плечо. Следом за третьим африканским легионом двигались чернокожие воины громадного роста. Их головы венчали сплетенные из травы шлемы, которые покачивались в такт их пляске. Черные воины, были намазаны маслом, отчего при свете солнца казались еще чернее. Бедра прикрывали шкуры экзотических животных в белую и черную полоску. Они с притворной свирепостью потрясали резными копьями, к большому восторгу наблюдавших за ними ребятишек, стоявших вдоль дороги.
Потом показался тот, кого все граждане ожидали с таким нетерпением: император, который одержал такую великую победу. Аврелиан сам правил великолепной триумфальной колесницей, обитой золотом с рельефными изображениями бога войны Марса в сцене олимпийского триумфа. Колесницу везла четверка великолепных белых жеребцов, один норовистее другого. Однако император, известный как один из лучших возниц империи, правил ими твердой рукой.
Аврелиан был одет, как и подобало победоносному солдату-императору. На нем была вышитая золотом и пурпуром туника-пальмата, которая доходила ему до лодыжек, а поверх нее — великолепное императорское одеяние — тога-пикта тирского пурпура, также вышитая золотом. И туника, и тога были из тончайшего шелка. На ногах императора были надеты башмаки на высокой подошве, сделанные из позолоченной кожи, отделанные крючками и украшенные выложенными драгоценными камнями пряжками в форме полумесяца.
Позади него стоял его личный раб-телохранитель. Он был одет в простую тунику и держал над белокурой головой императора лавровый венок победителя.» Помни, — монотонно, нараспев повторял раб, — ты — всего лишь человек! Помни, ты — всего лишь человек!«Считалось, что этот древний триумфальный обычай прибавит победоносному полководцу смирения постоянным напоминанием о том, что он смертей.
Ульпия с гордостью глядела на своего мужа. Однако в следующий момент она и дамы из семейства Бутео издали вздох потрясения. Позади великолепной колесницы Аврелиана шествовала царица Пальмиры, совершенно обнаженная) Ульпии стало дурно от стыда за то, что ее муж сделал такое с женщиной, хотя бы даже пленницей. Как он мог быть таким жестоким, таким грубым?
— Взгляните на эту нахальную девку! — вскинулась жена Фабия Бутео. — Она даже не опускает глаза от стыда, а смотрит прямо, высоко держа свою гордую голову!
— Она невероятно прекрасна, мама, — сказала старшая дочь Бутео, знатная матрона. — Как это ужасно!
Потом она с извиняющимся видом повернулась к императрице.
— Я не хотела выказать непочтительности, госпожа моя, я только…
И ее тихий голос умолк.
— Я согласна с вами, моя дорогая, — спокойно ответила императрица. — Как это ужасно для нее!
Однако наблюдавшие за Зенобией женщины не могли удержаться от зависти. По улицам, заполненным народом, шла нагая женщина, родившая своему погибшему мужу троих детей. И она была прекрасна. Ее груди, безупречные твердые шары, дерзко смотрели вперед. Красивые руки и ноги были идеально пропорциональны ее высокому росту Живот у нее был чуть округлый, а ягодицы — высокие и крепкие. На ее стройной шее сверкало великолепное ожерелье из кроваво-красных рубинов, которое оттеняло ее бледно-золотистую кожу и струящиеся иссиня-черные волосы. Ее ступни с высоким сводом были обуты в легчайшие красные кожаные сандалии. Она держала руки перед собой, так как ее тонкие запястья были скованы золотыми наручниками, теми самыми, которые были на ней, когда она уходила из Пальмиры. Верный своему слову, Аврелиан приказал обтянуть их мягкой ягнечьей шерстью, чтобы они не натерли ее нежную кожу.
Аврелиан! Ей хотелось убить его, когда она храбро шла вперед, не глядя по сторонам, не слушая бесстыдных замечаний, которые посылали ей вслед жители Рима. Они не набросились на нее только потому, что ее зорко охраняла манипула из шестидесяти человек. Аврелиан был не прочь показать всему Риму свое новое приобретение, но они не должны прикасаться к той, которая была игрушкой императора. Она уже чуть было не начала любить его, но, хвала богам, он снова стал таким, как всегда, и теперь она снова могла возненавидеть его и со спокойной совестью замышлять его убийство, невзирая на то, каким добрым он был к ней до этого проклятого триумфа и каким добрым он будет впоследствии, а ведь он попытается завоевать ее здесь, у себя дома.
В то утро они поссорились. Он хотел, чтобы ее маленькая дочка Мавия тоже шла вместе с ней позади его колесницы. Она пронзительно кричала, обзывала его, запретила даже подходить к своей дочери, грозя нанести ему увечье, если он прикоснется к ребенку. Что же он за чудовище, спрашивала она, что пытается совершить такую жестокость с невинным ребенком? Такая травма могла погубить Мавию, которая уже пережила первую осаду Пальмиры и до Сих пор видела страшные сны.
В конце концов император смягчился, и Мавию отправили на виллу в Тиволи, которая должна была стать ее новым домом. Однако Аврелиан был в ярости, потому что Зенобия бушевала в присутствии его офицеров. Когда она появилась, нарядившись для триумфального шествия в свои золотые и серебряные одежды, он в ярости сорвал их с ее прекрасного тела перед всеми офицерами и заявил, что она пойдет в триумфальной процессии обнаженная, только в рубиновом ожерелье и сандалиях. Его решение потрясло ее, однако она посмотрела ему прямо в глаза и сказала несмешливым голосом:
— Как прикажет цезарь!
Он хотел ударить ее, но вместо этого ответил столь же насмешливо:
— Да, богиня, как прикажет цезарь! Ты всегда будешь делать то, что приказывает цезарь, и если цезарь прикажет тебе совокупиться со всем его девятым иллирийским легионом, тебе придется сделать это, потому что цезарь приказывает! Помни об этом!
Этот день стал самым черным в ее жизни. Но он так и не узнал об этом. Она шла с гордым и отстраненным видом, рай Цицерон был явно смущен, когда застегивал на ее запястьях золотые наручники. Она чуть не рассмеялась — он попал в затруднительное положение и не знал, куда смотреть. Его взгляд, словно зачарованный, все время возвращался к ее дивным грудям с темными, медового цвета сосками. Однако когда он вывел ее из палатки императора, все ее веселье как рукой сняло. Четыре легиона уставились с открытым ртом на ее наготу, и она встретила множество взглядов, полных завистливого вожделения.
— Удивительно, как это ни один из его людей не убил его, чтобы завладеть этой женщиной! — тихо прошептал один трибун другому, но она услышала эти слова.
На мгновение ей показалось, что ее вот-вот стошнит — желудок свело судорогой и желчь подступала к горлу. Но ей удалось подавить тошноту. День стоял теплый, но ей было холодно. Легкий ветерок овевал ее тело, немного влажное и блестевшее от пота. На мгновение ее ноги ослабли, и она была не в силах двинуться с места от стыда. Но потом медленно подняла голову и увидела, что он пристально смотрит на нее. Тогда ее губы изогнулись в слабой торжествующей улыбке.
Зенобия глубоко вздохнула. Когда чистый воздух наполнил легкие, ее душа исполнилась силой, а серебристые глаза взглянули на него с ответной усмешкой. Царица была глуха ко всему, что происходило вокруг нее и, глядя прямо перед собой, заняла свое место позади императорской колесницы. С внезапной ясностью она поняла, что этот прием поможет ей ничего не слышать и не замечать.
Она мысленно пела песни и не отрывала глаз от колесницы, не глядя по сторонам. Она не видела толпы с ее взглядами, полными зависти, вожделения, жалости, мстительности и жестокости. Она не слышала непристойных, грязных шуток, которые бросали ей по пути. Ведь она Зенобия, царица Пальмиры, и эти римляне не могли унизить ее.
Марк Александр стоял в первом ряду толпы, возле сената. Увидев ее, он схватился за сердце. Оно бешено забилось. Потом он понял, что ее заставили идти обнаженной перед плебеями и патрициями, и гнев жарко запылал в нем и чуть не убил его прямо на месте.
Зенобия! Любимая! Страдая от ее позора, он взывал к ней всем сердцем. Он должен за многое отплатить Аврелиану, за то, что сделал император с их жизнью. Он собирался отплатить ему сполна: око за око, зуб за зуб. Марк Александр Бритайн не мог больше обманывать себя. Он любил Зенобию. Он будет любить ее всегда. Однажды он сказал ей, что любил ее с незапамятных времен и будет любить еще долго после того, как воспоминание о них сотрется с лица земли. У него, видно, помутился разум, когда он решил, что разлюбил ее. Нет, ничто не изменилось. Он любил ее. Он по-прежнему хотел, чтобы она стала его женой. О боги, она будет его женой, даже если ему придется задушить Аврелиана собственными руками!
Он повернулся и, проталкиваясь сквозь толпу, направился обратно к своей колеснице. В мрачном настроении он ехал по Виа Фламиниа в Тиволи к ожидавшей его матери.
— Ты выдел ее?
Этими словами его встретила Дагиан.
— Ее видел весь Рим! Этот ублюдок Аврелиан заставил ее идти обнаженной! — в ярости вскричал Марк.
Обычно бледная Дагиан побледнела еще больше.
— Несчастное создание! — сказала она. Марк грубо рассмеялся.
— Несчастное? Хвала богам, что Зенобия горда, как Венера! Она настоящая царица и шла высоко держа голову и устремив взгляд вперед. Если Аврелиан хотел унизить ее, то у него ничего не получилось. Она никогда не простит ему этого оскорбления, мама.
— А ты, Марк! Ты простил ее? Он горько засмеялся.
— Да, мама, но заклинаю тебя всеми богами, никогда не говори ей об этом! Ты была права. Мне нечего прощать ей, и я был дураком. Что бы ни думал Аврелиан, Зенобия не принадлежит ему.
— Но она не принадлежит и тебе, сын мой.
— Я знаю это, мама. Это я должен просить прощения у Зенобии.
Дагиан улыбнулась.
— Наконец-то ты становишься мудрым, Марк! — сказала она.
— Как ты думаешь, есть у меня шанс снова завоевать ее, мама?
— Кто же знает женское сердце, Марк? — мудро ответила Дагиан. — Мы должны помнить обо всех страданиях, которые она перенесла в плену. Я чувствую, Зенобия не так-то легко простит все это.
Однако если бы Дагиан увидела Зенобию в ту самую минуту, когда она произносила эти слова, она была бы изумлена. Когда они в самом конце торжественного шествия Аврелиана дошли до зданий сената, император собственноручно завернул царицу Пальмиры в плащ и провел ее внутрь, чтобы она выслушала приговор сената. Сенат, отдавая должное храбрости своей пленницы, неистово зааплодировал ей, когда она вошла в зал. С легкой улыбкой на губах Зенобия принимала эту дань восхищения со всей снисходительностью, на которую была способна. Это представление было куда лучше, чем битва на арене с дикими зверями. Все сенаторы с удовлетворением пожаловали ей жизнь и пенсию. Она станет интересным дополнением к общественной жизни Рима. После того, как она поблагодарила их за милость, легкая насмешливая улыбка заиграла на ее губах. Император отослал ее, а затем вернулся, чтобы сопровождать сенат на публичные игры, которые он устраивал в тот день в честь своего триумфа на Востоке.
Взяв под руку сенатора Тацита, император вывел его из здания сената. Так как расстояние от Форума до Колизея невелико, они отправились туда пешком. Народ расступался перед ними и приветствовал Аврелиана, который подарил им этот праздник, дав вдоволь еды и развлечений.
Зенобия ожидала Аврелиана в Колизее, и они вместе вошли в императорскую ложу. Увидев их, весь Рим поднялся на ноги, чтобы приветствовать красавца-императора в пурпурно-золотом одеянии его прекрасную пленницу-царицу. Теперь она была в простом белом шелковом каласирисе и драгоценном серебряном ожерелье с бирюзой, спускавшемся ей на грудь. Она оделась так, чтобы доставить удовольствие толпам римлян. На руках у нее были резные серебряные браслеты в виде змей, а из ушей свисали бирюзовые серьги. Они никогда не забудут ее нагую красоту, представшую перед ними в то утро, но теперь ее великолепный наряд понравился ям не меньше. Ее накидка из серебряной парчи развевались на ветерке, и как только они с Аврелианом поприветствовали толпу, она сняла ее.
Вдруг в задней части ложи возникла какая-то суета. Зенобия обернулась и увидела женщину, которой помогал войти в ложу сенатор Тацит. Она была среднего роста, со следами увядшей красоты.
— Кто эта женщина? — спросила Зенобия императора. Он обернулся и шепотом выругался. Потом поднялся и помог женщине пройти вперед, усадив ее в передней части ложи.
— Ваше величество, позвольте представить вам мою жену, императрицу Ульпию Северину, — сказал он, обращаясь к Зенобии.
Прежде чем Зенобия успела заговорить, Ульпия сказала:
— Добро пожаловать в Рим, царица Пальмиры.
— Благодарю вас, — ответила Зенобия.
— Лучше бы ты не приходила сюда, дорогая, — мягко бранил жену Аврелиан.
— Она неважно себя чувствует, — сказал он, обращаясь к Зенобии.
— Я видела твой триумф, — сказала Ульпия, игнорируя слова Аврелиана. — Я попросила семейство Бутео, которое владеет» большим домом, стоящим на улице, вдоль которой проходило триумфальное шествие, позволить мне вместе с ними посмотреть процессию. Я была потрясена, мой господин, тем способом, которым ты показал всем эту пленную царицу. И не только я, но и все порядочные люди. Если бы царица Зенобия не обладала такой гордостью, все обернулось бы гораздо хуже.
Зенобия мгновенно почувствовала симпатию к императрице и, протянув руку, положила ладонь на ее руку.
— Все уже кончилось, Ульпия Северина, и я не хочу, чтобы вы расстраивались из-за меня!
Печальные карие глаза Ульпии встретились с глазами Зенобии, и в то же мгновение обе женщины поняли друг друга. Бедняжка, подумала Зенобия, она любит Аврелиана! И хотя он, может быть, уважает ее и добр к ней, но, так или иначе, он не любит ее. Как тяжело жить без любви!
Игры показались Зенобии скучными, а кровожадность римского населения — отвратительной. Она никогда не испытывала страха в битве, но смотреть на зрителей в Колизее, которые вскакивали со своих мест и наклонялись вперед, чтобы не пропустить кровавое зрелище, казалось ей возмутительным. В большинстве своем римляне были ленивы, порочны и жили на подачки. Они чуть ли не слюни пускали от восторга, когда приговаривали к смерти проигравших в играх. Отвернувшись, она некоторое время беседовала с престарелым Тацитом и наконец спросила Аврелиана:
— Должна ли я оставаться здесь до конца представления?
— Ты ведь часть этого спектакля, богиня, — сказал он, забыв об Ульпии, которая сидела рядом.
— Я полагаю, что уже дала римлянам превосходный спектакль, — вскинулась она. — Я нахожу твои игры утомительными и мерзкими, римлянин. Позволь мне уехать, куда прикажешь. Я предпочитаю тишину деревни этому городскому рассаднику заразы.
Аврелиан, казалось, был раздражен. Однако он понимал, что Зенобии и без того досталось сполна. Если он и дальше будет давить на нее, она устроит сцену. А уж если Зенобия решит устроить сцену, это, вне всякого сомнения, кончится тем, что он будет выглядеть дураком. То, что произошло утром, еще не изгладилось из его памяти. Он повернулся к императрице.
— Ты подготовила для царицы виллу в Тиволи, дорогая?
— Я позаботилась об этом, мой господин, хотя не могла лично надзирать за уборкой, — спокойно ответила Ульпия. Потом она обратилась к Зенобии. — Уверена, вы будете счастливы там, ваше величество! Зенобия мягко произнесла:
— Правда, это не Пальмира, но ведь я никогда не вернусь домой. Поэтому, полагаю, я должна стать счастливой в Тиволи. Благодарю вас за доброту, Ульпия Северина.
Ульпия улыбнулась Зенобии. Царица поднялась, предусмотрительно бросив императору:
— Тебе нет необходимости уходить с игр, римлянин. Гай Цицерон проводит меня, не правда ли. Гай?
— С радостью, ваше величество, — сказал помощник императора.
— Желаю вам хорошо провести время, Марк Клавдий Тацит. Ваше общество доставило мне большое удовольствие, и если мне позволят принимать гостей, я надеюсь, что вы навестите меня на моей вилле в Тиволи.
Старый сенатор поднялся и поклонился Зенобии чрезвычайно почтительно.
— Время, которое я провел с вами сегодня, было слишком коротко, ваше величество. Я навещу вас независимо от того, будет вам позволено принимать посетителей или нет. У меня самого есть вилла в Тиволи, а в Риме скоро наступит невыносимая жара, Мы увидимся, обещаю вам.
Когда Зенобия вышла из императорской ложи, сенатор повернулся к Аврелиану и сказал:
— Вы правы, цезарь. Она слишком прелестна и умна, чтобы умереть. Какую напрасную жертву мы принесли бы, последовав бесстыдному предложению Валериана Хостилия!
Ульпия повернулась к Аврелиану.
— А что же такое предложил сенатор Хостилий? — спросила она.
— Его предложение состояло в том, чтобы одеть царицу Зенобию в звериные шкуры, дать ей копье и заставить сражаться на арене со стаей диких зверей.
— Хостилий всегда был глуп! — вскинулась царица в редком приступе раздражения.
— Значит, ты рада, что сенат пощадил жизнь царицы, дорогая? — спросил Аврелиан.
Ульпия посмотрела на мужа и сказала:
— Да, мой господин. Я рада, что они пощадили ее.
Ее ровный взгляд сказал императору то, что он хотел знать: она давала ему разрешение забавляться с Зенобией. Милая Ульпия, думал Аврелиан в щедром порыве любви. Она такая чуткая, такая благоразумная! Ему жаль, что она умирала. Но тогда, может быть, Зенобия станет его второй женой. Разумеется, он не собирался позволить кому-нибудь другому обладать ей. Он замечал вожделение в глазах мужчин, которые смотрели на нее. Они надеялись, что он бросит ее, как бросил многих других женщин, и когда это случится, они станут соперничать из-за нее, пока она не выберет себе нового покровителя. Но этого не случится! Он женится на Зенобии, когда Ульпия умрет. Нет необходимости разводиться с женой, а Зенобия никуда не денется. Ведь она — имперская пленница, и в Тиволи будет в безопасности.
А тем временем императорская пленница не могла дождаться, когда же наконец они покинут город. Она нашла Рим чрезвычайно грязным и шумным. Очень хорошо, что ей определили место жительства в Тиволи. Это подходящее место для воспитания Мавии.
— Как долго нам предстоит добираться до Тиволи? — спросила она Гая Цицерона.
— Это займет несколько часов, ваше величество. Тиволи находится на расстоянии двадцати миль от города, а рабы, несущие носилки, не могут двигаться с большей скоростью.
— А как насчет колесницы. Гай Цицерон?
— Колесницы, ваше величество?
— Да, колесницы. Я привезла сюда из Пальмиры свою колесницу, и если мне позволят взять ее, мы сможем добраться туда в два раза быстрее, не правда ли?
Он задумался на мгновение, а потом сказал:
— Ив самом деле, ваше величество, мы доберемся быстрее. Ведь император приказал сопровождать вас. Он не сказал, каким видом транспорта нам следует воспользоваться.
Когда они выезжали из города. Гай Цицерон правил сам, но как только они оказались на Фламиниевой дороге, он позволил Зенобии взять вожжи. Лошади, однако, почти не нуждались в управлении — дорога была прямая и хорошо вымощенная.
Зенобию очаровал окружавший пейзаж. Он так отличался от всего того, что ей приходилось видеть. Пустыня была бесконечна. Здесь же ровные участки перемежались холмами и речками. Пустынный пейзаж был выдержан в золотистых и голубых тонах, а здесь, кроме золотистого и голубого, присутствовал еще по-летнему насыщенный зеленый цвет. Тут и там виднелись островки ярко-красных черепичных крыш или черной земли возделанных полей, которые засевались под второй урожай. Даже воздух здесь был совсем другой. Воздух пустыни сухой, а здесь чувствовалась некоторая влажность, которую ее коже было приятно ощущать.
В течение, как ей показалось, очень короткого времени они ехали в молчании, а потом Гай Цицерон забрал у нее вожжи.
— Скоро мы въедем в Тиволи! — громко крикнул он, стараясь перекричать шум ветра, — они ехали с большой скоростью.
Она кивнула. Дорога извивалась, поднимаясь в горы. Это были Сабины, как он объяснил ей. Внизу, под ними, расстилалась Кампанья ди Рома — обширная равнина с волнистым рельефом, со множеством маленьких озер, похожих на драгоценные камни. Они располагались в кратерах потухших вулканов. При виде такой красоты у Зенобии перехватило дыхание. Потом они въехали в городок Тиволи, угнездившийся на склоне Сабин. Из него открывался великолепный вид на Кампанью, а дальше, за ней, был виден и сам Рим.
Зенобия была в восторге — Тиволи оказался прелестным городком ИЗ белого мрамора, окруженным оливковыми рощами. Гай Цицерон рассказал, что в Тиволи добывают прекрасный травертннский мрамор. Каменоломни находились в горах в окрестностях города, в хотя мрамор вывозился во многие области Италии, весь городок был выстроен из него. Городок был довольно милый, с несколькими рынками под открытым небом, ареной и театром, которые располагались вдоль берега реки Анио.
— Ваша вилла находится сразу за чертой города, ваше величество. Она расположена на берегу реки, как и все императорские виллы, — поведал ей Гай Цицерон.
Вскоре они прибыли на место. Как только Зенобия сошла с колесницы, появились Баб и Адрия, а также Мавия, которая бежала к матери, протянув руки.
— Ох, мама, здесь так прекрасно! — воскликнула девочка, которой исполнилось уже шесть лет. — Здесь совсем не так, как в Пальмире!
— Нравится ли тебе здесь, моя голубка? — спросила Зенобия, обнимая дочь.
— О да, мама!
— Ну, тогда мы остаемся, — поддразнила девочку Зенобия, ваяла ее за руку и повела в дом.
— Гай Цицерон, выпейте с нами чего-нибудь прохладного, и если позволите, я предложу вам на ночь свое гостеприимство.
— Вина я вылью, ваше величество, но гостеприимство вынужден отклонить, — сказал Гай Цицерон. — Император приказал вернуться после того, как я выполню свои обязанности. Я ведь уже больше года не видел жену и детей, ваше величество.
— Я понимаю вас. Гай Цицерон, — вежливо ответила Зенобия и кивнула Баб, чтобы помощнику императора подали прохладительный напиток. Он выпил бокал большими глотками с почти неприличной поспешностью и сразу же попрощался. Зенобия усмехнулась. У нее не было сомнений, что ему хотелось провести ночь со своей женой. Гай Цицерон — один из немногих офицеров, который не позволял себе развлекаться с лагерными шлюхами. Не было у него и любовницы. Кроме того, она могла представить себе, в каком положении он окажется, если проведет ночь под одной крышей с ней и Аврелиан узнает об этом. Его военной карьере придет конец, не говоря уже об опасности, которая грозит ему лично.
Когда маленькую Мавию увела ее няня Чармиан, Зенобия спросила служанок:
— Ну как, это место пригодно для жилья? Баб ответила:
— Конечно, это не пальмирский дворец, и все же мы счастливы оказаться не в тюрьме и не в погребальных урнах.
— Значит, здесь можно жить? — сказала Зенобия, оглядываясь вокруг. Это место определенно нравилось ей.
— Этот дом несколько меньше, чем тот, к которому мы привыкли, ваше величество, — сказала Адрия. — Здесь два этажа. На первом находится атрий, где мы сейчас стоим, а снаружи — прелестный внутренний садик. В зимние дни там приятно будет проводить время. Есть также большой красивый сад, который спускается вниз, к реке. В доме, как положено, есть кухня, столовая и маленькая библиотека. На втором этаже находятся ванная и две спальни.
— А где же помещения для слуг? — спросила Зенобия.
— Они располагаются отдельно от дома, ваше величество.
— Это не годится! Ведь не можете же вы с Баб жить в помещении для рабов! — сказала Зенобия.
— Есть одна хорошенькая комнатка возле кухни, ваше величество, но кухарка сказала, что рабы используют ее для еды и отдыха.
— Вероятнее всего, они используют эту комнату, чтобы отлынивать от работы, — заметила Зенобия.
— Именно так я и подумала. Это ленивый народ, насколько я заметила, дитя мое, — сказала старая Баб.
— Тогда мы попросим императора заменить их, — заявила Зенобия со смехом. — Эта комната возле кухни прекрасно подойдет для тебя и Адрии. Надеюсь, вы не возражаете против того, чтобы делить друг с другом комнату. Ведь все мы, несомненно, будем здесь стеснены, а мне хочется, чтобы вы были рядом со мной.
— Следует ли мне отдать распоряжение, чтобы комнату освободили и принесли для меня и Адрии кровати? — спросила Баб.
— Пришли ко мне дворецкого! — сказала царица. Через несколько минут дворецкий стоял перед Зенобией. Она отдала ему приказ убрать из комнаты возле кухни всю мебель и принести туда два спальных ложа для ее служанок.
— А почему ваши служанки не могут спать в помещениях для рабов, как все остальные? — спросил дворецкий.
— Потому что они не рабыни, и я хочу, чтобы они были в доме, вместе со мной, — сказала Зенобия. — Слушайся меня, Крисп! Если ты осмелишься еще когда-нибудь оспаривать мои приказы, я накажу тебя. Моим приказам нужно повиноваться без разговоров! А теперь ступай выполнять мое распоряжение!
— Император придет сегодня вечером? — спросила Баб.
— Не знаю, старушка, но если не придет, то завтра я отправлю ему письмо с просьбой, чтобы всех рабов на этой вилле заменили. Я не стану терпеть грубости от раба!
— Выйдите в сад и посмотрите, как он прекрасен! Это охладит ваш гнев, — сказала Адрия. Зенобия улыбнулась девушке.
— Пойдем, Адрия, и посмотрим сад, который приводит тебя в такой восторг.
Женщины прошли в сад. У Зенобии перехватило дыхание от восторга. Внизу весело бежала синяя река, а за ней поднимались прекрасные зеленые горы. Выше по течению великолепный белый водопад, кипя, широкой хрустальной лентой низвергался с высоких скал.
По всему саду были аккуратно разбиты яркие цветочные клумбы. Во все его уголки вели дорожки, усыпанные белой мраморной крошкой. Зенобия увидела изобилие роз и лилий, душистые травы и маленькие фруктовые деревья В этом прекрасном саду цвели пурпурные и белые фиалки, душистые розовые левкои. Это прелестное местечко для игр Мавии. Ближе к реке стояло несколько больших тенистых деревьев и мраморных скамей для сидения.
— Ты права, Адрия. Он прелестен.
— Вы увидите, ваше величество, что мы отделены от соседних вилл невысокой стеной, и хотя мы можем видеть своих соседей, никто не сможет вторгнуться к нам без приглашения.
— Добрый день вам! — послышался голос из-за стены, и женщины обернулись, пораженные. Они увидели высокую и очень красивую даму.
— Я Дагиан, подруга императрицы. Я с удовольствием подготовила для вас виллу, царица Зенобия. Надеюсь, вам она понравилась.
Дама подошла к стене, которая доходила ей до пояса. Зенобия подошла к стене и улыбнулась женщине.
— Благодарю вас, госпожа Дагиан. Правда, вилла немного маловата, но удобна. Однако мне хотелось бы замените рабов своими слугами.
— Уверена, вам стоит только сказать императору о своих желаниях, и он даст свое позволение, — промолвила Дагиан.
Зенобия пристально взглянула на женщину, — не намек ли это на ее близкие отношения с императором: Однако лицо Дагиан было невозмутимо, словно мельничный пруд.
— Не выпьете ли с нами бокал вина, госпожа Дагиан? — вежливо осведомилась царица.
— С удовольствием, — ответила женщина, подошла к маленькой калитке в стене, отперла ее и прошла через нее.
— Баб, Адрия, позаботьтесь о вине и распорядитесь, чтобы сюда принесли столик. Мне хочется посидеть в саду.
Служанки поспешили выполнить распоряжение своей хозяйки. Зенобия указала на ближайшую мраморную скамью и пригласила Дагиан сесть.
— Вы тоже пленница императора? — спросила она.
— В некотором роде, — последовал ответ. — Я приехала сюда, из страны, которая находится на западе. В течение многих лет я состояла в счастливом браке с богатым римлянином. Около двух лет назад мой муж умер, а император принудил меня остаться здесь, в Риме, чтобы шантажировать моего старшего сына и заставить его сделать то, чего он не хотел делать.
— Таков Аврелиан! — с горечью ответила Зенобия.
— Вы не любите императора? Зенобия ответила:
— Я презираю его! Ах, я знаю, госпожа Дагиан, вы слышали о том, что я — любовница императора. Это правда. Но, как и вас, меня шантажировали. Мой старший сын вместе с семьей живет сейчас В Кирене под «покровительством» императора, а меня вместе с моей маленькой дочерью привезли сюда под личным по печением императора. Как и у вас, у меня не было выбора. Матери — уязвимые создания.
Дагиан кивнула. Она хорошо понимала положение Зенобия, но сомневалась, что Марк поймет ее так же хорошо. Прелестная царица Пальмиры, очевидно, не знала, что она — мать Марка Александра Бритайна. Дагиан подумала, что пока лучше не раскрывать этого. Потом у нее перехватило дыхание — она увидела, что со стороны виллы в сопровождении няни появилась маленькая девочка. Она бросилась к Зенобии.
С улыбкой царица обняла и поцеловала ребенка. Их любовь друг к Другу задела сердце Дагиан. Все было так, как она и думала. Зенобия — хорошая, любящая мать. Если Марк желает вернуть дочь, ему придется сначала завоевать ее мать. Зенобия подняла взгляд и сказала:
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |