ВЕЛИКАЯ ПОДЛОСТЬ, УЧИНЕННАЯ ОДНИМ МОЛОДЧИКОМ ПЬЯНОМУ МУЖИКУ
Неподалеку от города, на расстоянии примерно выстрела из пищали, была деревня, и жил в ней один мужик. И отправился он однажды по каким-то делам в город, а там взял да и напился приятно охлажденным вином до положения риз. И вот когда мужик почуял, что лыка не вяжет, и на ногах еле держится, и всё перед ним как в тумане, решил он отправиться восвояси — и пошел, уже не больно соображая что к чему. Был он не только во хмелю, но и во злобе и поэтому взял в руку дубинку и принялся молотить ею куда ни попадя. За этим занятием застал его один добрый молодец, который и сам был не дурак выпить, и решил над ним подшутить. Забрался он на грушевое дерево и, когда мужик появился поблизости, разговаривая, по обычаю пьяниц и простофиль, с самим собой и утверждая, наряду с прочим, что он-де мужик честный (ибо всяк сам себя, как известно, нахваливает), — молодчик закричал ему из ветвей: «Какой ты мужик! Не мужик ты, а му…!» Мужик озлился еще пуще и начал браниться, да только никак не мог взять в толк, откуда кричат. Решил уж он было пойти своей дорогой, но тут опять раздалось: «Му…! Не мужик, а му…! Эй, мужик, ты му…!» Мужик воротился, огляделся по сторонам и зашел в расположенную прямо под деревом кузницу, где работал честный кузнец с подмастерьями. Вошел — и выплеснул на них свою злобу. Те поняли, что мужик пьян, бить его не стали и дали ему добрый совет угомониться Но не тут-то было! Осерчали наконец и кузнецы — и изрядно мужика вздули. А причиною всему был парень, сидевший на грушевом дереве, да только никто про это не знал и никто его не видел. А когда драка закончилась и шум затих, парень слез с дерева, отер губы да и пошел своей дорогой, как человек, только что напившийся за чужой счет.
РЕШИТЕЛЬНАЯ ОТПОВЕДЬ, ДАННАЯ ЧЕСТНЫМ СЛУГОЙ ОДНОМУ ДВОРЯНИНУ
Один дворянин пожаловал в имперский город и явился к одному хозяину постоялого двора, сказав, что так, мол, и так, лицо благородное и самых голубых кровей, но без гроша в кармане и все мое ношу с собой. Его приняли и обласкали — и созвали в его честь гостей, как это и заведено там, где ничего поумней выдумать не могут. Пригласили его и в другой дом, и вернулся он на свой постоялый двор пьяным в стельку, повел себя препаршиво да вдобавок принялся всех кругом поучать. Когда же один из хозяйских слуг повел его почивать, он харкал по дороге себе под ноги и пускал ветры, как бесстыжая корова. Слуга сказал: «Видать, вы большой любитель пения, жалко только, что у вас не бас, а то было бы еще веселее». А дворянин — и заметьте себе, благородного рода — почитал плевки и всякие неприличные звуки занятиями истинно и единственно аристократическими, равно как и мотовство, хвастовство, обжорство и пьянство, как это и принято ныне у нашего дворянства. И когда гость улегся, принялся он распекать слугу: «Как смеешь ты, мужик, сопеть в моем присутствии? Я ведь дворянин, а ты дубина неотесанная, дурак набитый!» Слуга, бывший тоже изрядно под мухой, возразил: «Сударь мой, а не проспите ли вы трапезу?» Рыцарь в ответ харкнул, и плевок отлетел сажени на две с половиною. Слуга заметил: «Ловко, сударь мой, только смотрите не захлебнитесь!» — «А вот харкну-ка я тебе в рожу!» — «Нет уж, сударь мой, — ответил слуга, — такое мне не понравится. Но если вам так хочется угостить меня вашей слюной, то плюньте мне в задницу. Только не забудьте потом вылизать тарелку дочиста да и досуха». И с этими словами вышел вон.
НЕСЛЫХАННОЕ ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО НАД СТРАНСТВУЮЩИМ МОНАХОМ, УЧИНЕННОЕ ЮНОЙ ОСОБОЙ ЖЕНСКОГО ПОЛА
Решила одна девица исповедаться в грехах — и выбрала в исповедники странствующего монаха из ордена босоногих, ведь они слывут среди своих собратьев самыми благочестивыми, что, правда, вовсе не соответствует действительности и видно хотя бы из рассказа одного такого шатуна и проповедника, повествующего о том, как он заморочил несчастную крестьянку и хитростью выманил у нее сыр и яйца. Вот примерно столь же святому отцу и поведала добрая девица о своих грехах и грешках. Когда же безбожный монах прижал ее покрепче, чтобы выведать все тайны, и спросил, не снилось ли ей чего нечестивого, поскольку подобные сновидения представляют собой ничуть не меньший грех, чем то, что свершается наяву, и должны быть упомянуты и подробно изложены на исповеди, девица ответила: «Да, господин мой, недавно мне приснилось такое, о чем стыдно даже поведать». Монах насел на нее еще круче и потребовал подробного рассказа, угрожая в противном случае отказать ей в отпущении. Девица поведала: «Господин мой, мне снилось, что один человек лег со мной и меня, с вашего соизволения, прижал». Монах ответствовал: «Это, дочь моя, равносильно тому, как если бы он овладел тобою на самом деле, ты должна покаяться в совершенном прелюбодеянии». И велел ей пойти паломницей в Рим или по меньшей мере отправиться в ближайшее место, где продают индульгенции, чем немало напугал ее. Девица попросила монаха как следует помолиться за нее и подкрепила просьбу двумя гульденами, которые, правда, пока не отдала ему, а только показала. Монах был охоч до чужих денег и, увидев золото, тут же переменил свое решение: «Истинно, дочь моя, власть и право отпустить грехи дарованы нашему странствующему ордену ничуть не в меньшей степени, чем продавцу индульгенций или даже самому папе римскому, потому что у покровителя нашего святого Франциска было на теле пять ран — ровно столько же, сколько у Иисуса Христа. Но, дочь моя, по уставу мы не имеем права прикасаться к деньгам. Однако же, чтобы тебе не пришлось пускаться в такое далекое странствие, да если вдобавок вспомнить о разбое, царящем на большой дороге, я над тобою сжалюсь и дозволю тебе засунуть мне деньги вот сюда, в прореху». Ибо ряса его была порядочно изодрана и на левом рукаве имелась прореха. Монах был подслеповат, и девица изловчилась в последнее мгновение зажать деньги в кулаке, сделав, однако, вид, что засунула их в прореху. Монах отпустил ей грехи полностью и немедленно. Девица поблагодарила его и пошла своей дорогой. А стоило ей чуть отойти, францисканец полез за деньгами, не нашел их и понял, что его обманули. Он окликнул девицу, велел ей вернуться и сурово сказал: «Ты их на самом деле, дочь моя, не засунула». Девица не отпиралась: «Да, господин мой, на самом деле не засунула. Но ведь и юноша, приснившийся мне в соблазнительном виде, на самом деле тоже не засунул». И с этими словами — и с отпущением грехов — пошла прочь.
НЕОБЫЧАЙНАЯ ДОГАДКА НЕКОЕГО КРЕСТЬЯНИНА О ТОМ, ЧТО ГУСИ РАЗГОВАРИВАЮТ ДРУГ С ДРУЖКОЙ НА СВОЕМ ЯЗЫКЕ
На графских землях, неподалеку от Кульмбаха, где возвышается знаменитый замок Блассенбург, была деревенька, и проживал в ней достопочтенный, многоопытный и богатый старец девяноста лет от роду. Жизнь свою он провел в трудах и тревогах и поездил по белому свету и вширь и вдоль. И вот однажды, на каком-то осеннем празднике, сидели мужики рядком и судачили о том и о сем. И вдруг вышли цепочкой, один за другим, девять гусей, и каждый из них прокричал: «Га-га-га!» И тут же петух заорал: «Ку-ка-ре-ку!» И старец воскликнул: «О Господи! чудесны и неисповедимы дела твои, и не дано человеку понять птичий язык, хотя он, вне всякого сомнения, существует. Смотрите, как они сговорились и улетели!» Мужики стали смеяться над стариком: да где это слыхано, чтобы петухи да гуси понимали друг дружку. Старец же произнес: «Не только имуществом моим, цена которому по меньшей мере три тысячи гульденов, но животом и жизнью, которым и вовсе нет цены, готов я рискнуть, поспорив с вами о том, что я понял их переговоры». Мужики развеселились еще больше, потребовали у старца не отрекаться от своих слов и побились об заклад на бочку пива ценою примерно в семь флоринов, или же флорентийских золотых. Старик объяснил им так: «Га-га-га — означает, что они пошли клевать паданки, а ку-ка-ре-ку — что клевать им нужно под четвертым деревом». Пошли проверить — все и впрямь оказалось так, как он сказал: гуси обошли три дерева, хотя под ними точно так же лежали палые груши, и принялись клевать под четвертым. Вот что значит опыт прожитой жизни! И бочка пива досталась девяностолетнему старцу.
ИСПОВЕДЬ МАЛЕНЬКОЙ НЕСМЫШЛЕНОЙ ДЕВОЧКИ
В Баварии пришла на исповедь к одному священнику маленькая девочка лет семи или, самое большее, одиннадцати. А священник был стар и противен — и чересчур уж настойчиво пытался смутить ее, задавая ей все положенные по исповедальному канону вопросы. Извозил он ее в грязи и так и этак, а она возьми да и скажи: «А почему, добрый мой господин, вы расспрашиваете меня о таких странных вещах? Или вам кажется, что я вела себя нечестиво или же вовсе непотребно? Но я для этого чересчур мала. Но я не утаю от вас того, что совершила на самом деле, потому что меня принудили и я не могла отказаться». Кособокий, скрючившийся от старости священник ответил: да, конечно, ей придется все рассказать, иначе он ничем не сможет ей помочь. А девочка спросила: «А кто же поможет тебе самому? Ты ведь ничуть не лучше и не умнее прочих!» — «А вот это уж не твоя печаль, — воскликнул священник, — давай-ка живо исповедуйся!» И девочка начала так: «Добрый мой господин, сказать по правде, я самая настоящая лентяйка, и особенно не люблю прясть, потому что занятия скучнее этого просто не придумаешь. А вот петь, плясать, играть, прыгать, скакать со скакалкой и бегать наперегонки я люблю — и так всегда и поступаю. А еще я очень непослушна, и когда мать велит мне сделать что-нибудь, я отвечаю ей: а пошла ты в задницу!» — «Ах, милая дочь моя, — перебил ее священник, — так нельзя поступать ни в коем случае, не то Бог нашлет на тебя чуму и холеру!» — «Ну, это мы еще посмотрим, — отвечала девочка, — и все-то вы, попы, норовите сказать какое-нибудь говно». Священник в негодовании воскликнул, что пойдет к отцу девочки и серьезно о ней поговорит. «А вот этого вам делать ни за что не стоит, — ответила девочка. — Отец вас не больно-то жалует. Кстати, он велел вам кланяться и передать, что, коли он вас, старого паскудника, еще раз застукает у нас в хлеву с работницей, то мокрого места от вас не останется, потому что он вас, сивого мерина, отдубасит!» В ответ на что священник не смог произнести ни слова. И славная девчушка пошла домой, так и не поняв, отпустили ей грехи или же не отпустили.
СУРОВЫЙ ПРИГОВОР, ВЫНЕСЕННЫЙ СУДЬЯМИ ОДНОЙ ЗЛОЯЗЫКОЙ БАБЕ
Есть во Франконии один имперский город, называть я его не буду, потому что он известен всему миру, — а в деревнях вокруг него живут злющие мужики, буяны и горлопаны, и точно такие же, да еще, может, и покруче, бабы. И вот совет добропорядочных граждан издал указ, согласно которому брань и богохульство карались суровым денежным штрафом, причем брань из женских уст признавалась еще более серьезным проступком, чем брань из мужских, и наказывалась еще жесточе. И жила там сварливая, злая баба, ругательница, каких поискать, потому что выражалась она не просто, как солдат, а как вахмистр или даже фельдфебель. Конечно же после указа эту бабу немедленно потянули к ответу. И предстала она перед судьями, и объявили они ей, что она не только нарушила вышеупомянутый указ, но и преступила заповедь Божью, осквернив свои уста непотребной бранью. Но на первый раз ее накажут всего лишь денежным штрафом. Баба повинилась перед судом, обещала больше так себя не вести и для убедительности добавила: «Да хрен вам всем в зубы, коли вы еще раз услышите, чтоб я ругалась!» Один из членов совета попытался усовестить ее: «Любезная сударыня, опомнитесь! Вы ведь и сейчас, в присутствии господ судей, опять грязно выругались!» И штраф на нее наложили в двойном размере. Это не столько огорчило добрую женщину, сколько рассердило ее — и на обратном пути из суда она принялась поносить самое себя: «Ах ты, сука бессовестная! И кто тебя за язык тянул, поганку вонючую? Чтоб тебя, козу окаянную, черти задрали!» Эти слова услышал один из судейских писарей и, услышав, поспешил к господам судьям с доносом. Бабу с полдороги вернули в суд и оштрафовали в третий раз.
СТАРОЕ ДОБРОЕ СНАДОБЬЕ, С ПОМОЩЬЮ КОТОРОГО МОЛОДОЙ БРАДОБРЕЙ ВЫЛЕЧИЛ ДЕВКУ ИЗ ОБЕРХАУЗЕНА
У одной девки из деревни Оберхаузен был дурной прикус, и она натерпелась из-за этого немало. И боль и стыд. Много она выслушала добрых советов, много перепробовала всяческих примочек да лекарств, только ничто ей не помогло. Поэтому она собралась с духом и решила выдрать зубы — и кликнула за этим делом парня, служившего подмастерьем у цирюльника. А тот был птицей изрядного полета, да не какой-нибудь там вороной или дятлом-долбостуком, а самым настоящим стервятником и добычи своей никогда не упускал. И вот увидел он, что девка молода и, кабы не зубы, хороша собой, и решил, что не стоит ее уродовать. И зубов он ей рвать не стал, а сказал, что вылечит ее другим способом. Он-де приготовит некий порошок — и рано утром, пока она еще не позавтракала и пребывает поэтому в хорошем настроении (после еды у нее болели зубы), угостит ее этим снадобьем. И пришел он к ней ранним утречком и застал ее в одиночестве да в печали, потому что из-за дикой боли она всю ночь не сомкнула глаз. И говорит он ей: «Тебя лечили сверху — и это ничуть не помогало. Поэтому я буду лечить тебя снизу». И велел девке лечь наземь, потому что снадобье полагалось втереть пальцем в пуп. Девка, понятно, послушалась. И приступил он к делу, пустив в ход одиннадцатый палец, тогда как у обыкновенного цирюльника их бывает ровно десять. Одиннадцатый же — примета настоящего мастера, и мудрено ли, что снадобье попало даже несколько ниже пупа! Приняв первую порцию лекарства, девка закричала: «Еще! хочу еще! хочу непременно еще! Да начни я принимать это снадобье пораньше, я бы уже давно вылечилась! Да мне уже и сейчас заметно полегчало!» Так порой случается оказать помощь ближнему, если разумеешь, какая помощь ему нужна. А стоячий корень от любой хвори хорош.
* * *
НОЧНАЯ КНИЖИЦА
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ,
содержащая множество диковинных и забавных историй
и рассказов о делишках и о делах, в шутку и всерьез, о счастье
и несчастье, и предназначенная для чтения перед сном, после вечерней
трапезы, или же в дороге, — для всех тех, кто охотно слушает и читает
забавные повестушки, никогда ранее не издававшиеся, а сейчас выпущенные в свет
ВАЛЕНТИНОМ ШУМАННОМ, наборщиком из Лейпцига 1559
О ЖИТЕЛЯХ ДЕРЕВНИ ГАНСЛОЗЕН, ЧТО ОЗНАЧАЕТ ПИШИ ПРОПАЛО, РАСПОЛОЖЕННОЙ НА РАССТОЯНИИ В ОДНУ МИЛЮ ОТ ГЁППИНГЕНА, И ОБ ИХ ПРОСТОДУШИИ
Прослышал один мошенник и прохиндей о простодушии жителей деревни Ганслозен, что означает Пиши Пропало, и собрался в дорогу; взял он с собой кошку, а так как расстояние ему скоротать предстояло немалое, понес ее в руке. Увидел его один тамошний мужик и подбежал к соседу. «Эй, сосед, глянь-ка, что за диковинного зверя несет путник. Что бы это могло быть? Давай у него спросим». И обратились они к мошеннику с вопросом: «Послушай-ка, дорогой земляк, что за невиданного зверя ты несешь?» А тот им и отвечает: «Этот зверь называется мышья погибель». Услыхав такое, оба мужика очень обрадовались, потому что в деревне было полно мышей, которые жрали и портили зерно, ячмень, пшеницу, овес и всякое такое, а мышьей погибели не было, да никто о ней и слыхом не слыхивал. И спросили они у мошенника, не продаст ли он им это полезное животное. И мошенник сказал: «Отчего же!» И спросили они у него: «А за сколько?» И ответил он: «За двести гульденов». И они поспешили оповестить односельчан о том, что объявилась в окрестности мышья погибель и эту погибель можно приобрести. Все мужики тут же возликовали, решив, что с мышами теперь покончат навеки, поторговались с мошенником, сбили цену до ста гульденов и приобрели кошку. После столь выгодной сделки пройдоха, весьма довольный собой, пошел своей дорогой.
А мужики пустили мышью погибель бегать по полу, и повадка ее пришлась им по вкусу. Но тут кто-то, сообразив, воскликнул: «Ах ты черт побери, мы же забыли спросить, чем ее надо кормить, что она ест!» И послали вдогонку за мошенником, чтобы узнать ответ на этот вопрос. Гонцы припустили по дороге с криками: «Стой! стой!» Мошенник обернулся. «В чем дело?» — «Скажи-ка, дорогой, а что мышья погибель ест?» — «А все, что ей ни дашь», — ответил мошенник, и оба гонца испугались, решив, что мышья погибель ест и скот, и даже людей, и побежали сообщить ужасное известие остальным. Те тоже перепугались и запричитали: «Ах ты Господи, что же мы наделали! Если бы нам только удалось от этой проклятой мышьей погибели избавиться, а что денежки наши плакали, так это полбеды». И опять послали гонцов, чтобы попросить мошенника забрать у них мышью погибель, хотя бы и даром. Но он ушел уже так далеко, что гонцы его не догнали и воротились обратно ни с чем.
На всех в деревне напал великий страх. Мужики рассудили так: «Когда мышья погибель сожрет всех мышей, она примется за скотину, а потом за наших жен и детей, а в конце концов и за нас самих». А один старик придумал вот что: «Чтобы избавиться от этого страшного зверя, нам надобно еще раз раскошелиться, чтобы возместить нашему доброму хозяину стоимость его дома, а сам дом — спалить дотла, и мышью погибель — сжечь заживо вместе с домом. И тогда мы избавимся от главной нашей печали и от страха за скотину, за жен и детей, да и за свою собственную шкуру». Этот совет пришелся всем по душе, они возместили стоимость дома, в котором разгуливала по полу кошка, и подожгли его. Когда же пламя уже порядочно разгорелось, кошка выпрыгнула из окна и кинулась к стоящим в сторонке мужикам. А они, увидев, что мышья погибель к ним приближается, бросились врассыпную и стали швырять в нее камнями. Они были убеждены, что мышья погибель решила их сожрать, и поэтому бежали все дальше и дальше. А пламя меж тем пошло гулять по деревне, и вся она сгорела дотла. Так несчастные дураки решили выгадать грош, избавившись от мышей, пожирающих зерно, и приобрели мышью погибель, которая сожрала не только весь урожай, но и все дома со всем добром в придачу.
Подобных простаков теперь уже не найдешь, но и сейчас встречается немало людей, стремящихся выгадать грош, а в итоге теряющих гульден, а то и больше; таких людей и поныне полным-полно.
ИСТОРИЯ, МОРАЛЬ КОТОРОЙ ДОЛЖНЫ НАМОТАТЬ СЕБЕ НА УС И СТАР И МЛАД
Случилось мне в 1549 году заниматься одним делом на пару с человеком, имени которого я называть не стану, чтобы он не возгордился. И вот однажды работа у нас оказалась настолько срочной, что пришлось нам из-за нее встать с постели ровно в полночь. А напарник мой привык коротать ночи с прелестной молодой женушкой, и она, разумеется, предпочла бы, чтобы он остался поработать с нею. А вот этого-то он никак не мог взять в толк, полагая, что короткое время она без него превосходно сможет обойтись, раз уж ему предстоят такие тяжкие и срочные труды, — тем более что до сих пор она никогда не давала ему понять, что его присутствие или же отсутствие для нее так важно. Когда, однако же, мой добрый компаньон провел в наших ночных занятиях пять ночей подряд, жена его в пятницу утром оказалась или же сказалась больной. И, провожая его на работу, воскликнула: «Любезнейший Н.! Знал бы ты, как плохо мне было вчера весь день и сегодня всю ночь! Кажется, я и в самом деле заболеваю». Такие слова опечалили мужа, болезни он своей жене никак не желал, но поженились они еще совсем недавно, и он, полагая, что в медовый месяц достаточно поусердствовал, решил, что денек-другой, свободный от семейных радостей, ни ему, ни ей помешать не может.
На следующий день он вышел на работу с крайне унылым видом. «Что с тобой, — спросил я у него, — почему ты так печален? Тебе, наверно, не повезло с женою». — «Да нет, — ответил он, — с женою-то мне повезло, только сейчас она что-то прихворнула». — «Да брось ты, — сказал я ему, — стоит ли так расстраиваться. Женщины вечно хворают, но никогда не помирают». Но он мне не поверил и, кстати, оказался совершенно прав. Не зря же сам Господь Бог сказал в Книге Бытия наряду с прочим и такие слова: «Оставь отца своего и мать свою и прилепись к жене». А святой Павел добавил: «Любите, мужчины, жен ваших, как свое собственное тело!»
Вышеприведенные изречения пришли на ум и моему напарнику — и он, воротясь тою ночью домой, спросил у жены, все ли еще больной она себя чувствует. И она ответила: «Ну конечно же. Просто не пойму, что у меня с животом творится». И он спросил у нее: «А почему ты себе ничего не приготовишь поесть, почему не выпьешь доброго вина?» И она ответила: «Мне не хочется ни пить, ни есть». А он не смог распознать причину ее болезни, иначе бы он ее непременно вылечил. Так длилось до самого воскресного утра — а тогда он заговорил с ней в постели и спросил у нее, не захотелось ли ей поесть и попить, и добавил: «Может, тебе хочется курочку, или рябчика, или пару рябчиков, или же рыбки, или же фунт добрых раков, или зеленый салат, или еще чего-нибудь. А идти за покупками тебе не придется: я сам выйду и все куплю, благо, у меня сегодня свободного времени более чем достаточно. А если тебе не нравится привозное вино, то давай отправимся в деревню за домашним. Встань только с постели, приди в доброе расположение духа!» Такие мужчины, как этот, мне нравятся; у меня есть знакомая, которая только и мечтает, чтобы ее муж именно так себя и вел, это ведь чисто по-христиански, — и мне даже не кажется, что подобное поведение предосудительно, если, конечно, оно соответствует тйоей натуре. Но бедной новобрачной было не до еды и не до питья, голод, который она испытывала, можно было утолить только в постели, и только об этом она и думала, когда объявила мужу: «Да нет же, мне не хочется ни есть, ни пить», но позабыла или же не решилась добавить, чего же ей хочется. А он, уже в некотором раздражении, спросил: «Чего же ты хочешь? Ну, чего? Может, тебя, извини за выражение, оприходовать?» И жена тихим голосом ответила: «Что ж, у каждого есть своя маленькая слабость». Мой добрый приятель поразмыслил над ее словами да и приступил к делу. А потом спрашивает: «Ну как, есть еще не захотела?» И жена отвечает: «Еще нет». Тогда он собрался с силами и уступил ее слабости еще разок. Жена тут же поправилась, встала с постели и пошла с мужем на рынок. Обрадованный ее исцелением, он купил пару цыплят, она собралась их пожарить да наказала ему раздобыть к обеду доброго вина. При встрече я спросил у него, как чувствует себя его жена, и он поведал мне всю эту историю от начала до конца, заставив меня от души надо всем этим посмеяться.
А смеяться тут, между прочим, нечему. Всякий, кто надумал жениться, должен сначала хорошенько поразмыслить да взвесить, удастся ли ему в достаточной мере удовлетворить естественные потребности жены, как, например, в еде, в питье и в обновах, но и о естественных потребностях, возникающих ночью, ему не след забывать. Если решишь жениться, а сам не сможешь выполнять разумные домашние обязанности, то, боюсь, доведется тебе худо есть и жестко спать, — если, конечно, не достанется тебе жена, которой придется не по вкусу исполнение супружеских обязанностей, — да ведь где таких жен нынче сыщешь! Потому что и пища и питье суть лошадки, везущие все к той же цели, — а если отправляться в поездку тебе неохота, жена твоя уж постарается подыскать себе наездника более удалого. И ему достанется все, что ты заработаешь честным трудом — и все твои труды, следовательно, пойдут прахом. Ежели ты беден, то прямая дорога тебе в приют для убогих. Вот с чем следует считаться, а не посчитаешься — оно выйдет тебе боком. А есть мужья, которые бы и рады, да только у них ничего путного не получается. Не скажу, что они ведут себя не по-христиански, но уж точно — не по-божески, потому что Бог сказал Ною (в Книге Бытия, на восьмой день): «Плодитесь и размножайтесь!» Поэтому не по-божески ведет себя тот, кто нарушает завет и тем не менее женится; он ввергает Господа во гнев, а себя — в позор и грех, вводит во искушение собственное тело и душу помыслами, а свою жену — делами. И хватит о том.
ИСТОРИЯ О ПЕКАРЕ, ВОСКРЕСИВШЕМ ЖЕНУ ИГРОЙ НА СКРИПКЕ, И О КУПЦЕ
Жил в одном имперском городе пекарь, очень старательный, но крайне невезучий. Все у него валилось из рук, муку приходилось покупать втридорога, а хлеб отдавать за полцены, и стал ему белый свет не мил. Но вот однажды ночью пришла ему в голову одна достаточно хитроумная мысль, как это порою бывает с подобными неудачниками, и он сказал жене: «Милая моя женушка, ты сама видишь^ как плохи у нас дела, хотя мы трудимся в поте лица своего, бьемся как рыбы об лед и при этом каждую копейку считаем и пересчитываем. А Бог нас все наказывает и наказывает!» Начал он с Бога, чтобы поскорей добраться до своей главной мысли. «И все же, если ты захочешь и сумеешь мне помочь, мы попробуем попытать счастья еще разок». Жена ответила: «Милый мой пекарь, я с удовольствием помогу тебе, если ты задумал честное дело». И он сказал: «Ну а какое ж еще. Сходи-ка к мяснику и попроси у него телячьей крови. Я положу тебя на пол, измажу кровью, а после этого подниму такой шум, как будто начну разносить весь дом вдребезги. А ты, пожалуйста, при этом ори, как будто тебя режут. Да ори погромче! А когда на шум и крик сбегутся соседи, притворись, будто ты умерла, а я тут начну играть на скрипке — и ты от этого как бы воскреснешь. Вот так ты сможешь мне помочь». Жена согласилась, и муж принялся шуметь, словно разносил по щепке весь дом. Жена закричала что было мочи, завизжали и дети. Шум разнесся по всей округе, и соседи сбежались узнать, что, собственно говоря, происходит. Жена пекаря лежала на полу вся в крови и казалась мертвой, и все, увидев ее, изрядно перепугались. А по соседству жил один купец, и был он порядочной сволочью и к тому же большой мастак обводить всех вокруг пальца, — может быть, поэтому Бог и решил наказать его и привел с этой целью в дом к пекарю. Привел, а верней сказать, приволок, потому что купец явился сюда одним из первых и сразу же пристал к хозяину дома с обидными расспросами: «Эй, сосед, да ты никак жену зарезал?» И пекарь ответил: «А что ж мне было делать, коли она меня допекла! Меня и так судьба не больно-то, мягко говоря, жаловала, а тут еще ее постоянные попреки да издевки. Правда, стоит мне заиграть на скрипке, как она тут же воскреснет. Так уж у нас в доме заведено». И с этими словами он снял со стены скрипку, сел за стол, словно все, что происходит в доме, его ничуть не касается, и заиграл, и замурлыкал песенку:
Если поженились,
Значит, жить придется…
Собравшиеся немало подивились тому, что пекарь, убив жену, пребывает в спокойном и радостном настроении, и решили, что он рехнулся. По ходу песенки жена пекаря начала, однако же, слегка подрыгивать ножкой, но он делал вид, что и это его не касается, играл себе да играл. И наконец женщина заговорила слабым и словно бы замогильным голосом, как будто она только что очнулась из мертвых: «Ах, милый мой муж, как смеешь ты убивать меня до смерти, а потом воскрешать игрой на скрипке, как смеешь ты обрекать меня на все новые и новые муки! Уж лучше убил бы ты меня окончательно, тогда бы я больше горя не знала». — «А скажи-ка лучше, — ответил ей муж, — почему ты на меня все время шипишь, почему ты ругаешься, почему не можешь держать язык за зубами?» В ответ на что женщина бессильно, в полуобмороке поднялась на ноги; соседи подхватили ее и уложили на кушетку, после чего разошлись по домам.
Купец, однако же, домой не спешил. Он замешкался в доме у пекаря, размышляя: «Что же это за скрипка такая, если она воскрешает мертвецов? Надумай пекарь ее продать, я бы уж не поскупился, потому что и у меня жена такова, что убить ее хочется каждую минуту. Вечно она норовит подать милостыню несчастным, вечно ^старается уговорить меня сбавить цену беднякам, вечно я на нее за это зол. А будь у меня эта скрипка, я бы ее убил, поторговал спокойно, по своему разумению, а потом опять оживил бы!» И, додумавши до этого места, он спросил у пекаря: «А что, сосед, жив ли еще скрипичных дел мастер, изготовивший эту скрипочку?» — «Не знаю, — ответил пекарь, — я привез ее из Неаполя». — «Неаполь далеко», — подумал купец, а вслух произнес: «А продай-ка ее мне, соседушка! Я хорошо за нее заплачу». Но пекарь ответил: «Нет, дорогой сосед, этого я не сделаю, не то мне придется отсюда в скором времени бежать куда глаза глядят. Она меня уже не раз выручала». — «Соседушка, — принялся настаивать купец, — я заплачу тебе за нее триста гульденов наличными. На такие деньги ты сможешь накупить всякой всячины и станешь жить с женой в мире и согласии». Но тут жена пекаря вскочила с кушетки и закричала: «Нет, милый муж мой, ни за что на свете не продавай ее! Ты ведь все равно не удержишься, на что-нибудь ненароком осерчаешь — и что же получится? Тебе придется пускаться в бега, а меня — меня уже ничто не сможет воскресить. Что же станет тогда с нашими малыми детками?» — «Да уж соглашайся, милая, — сказал ей купец, — а я справлю тебе в придачу добрую шубу». И они с пекарем ударили по рукам. Купец обрадовался, выложил деньги, забрал скрипку и унес с собой.
А в скором времени собрался купец продать полный погреб зерна, да только заломил такую цену, что ни у кого из пекарей не хватило денег, и жена его начала торговаться с ними сама. Такое пришлось купцу не по душе, он дождался, пока пекари не убрались восвояси, и заорал на жену, угрожая ей: «Больше тебе такое не пройдет! В следующий раз я изобью тебя до смерти!» Ибо он был уверен в чудодейственных свойствах скрипки. Жена отвечала ему: «Дурак ты несчастный! Тебя с этой скрипкой хорошо надули!» Купец пришел в страшное бешенство, схватил жену за волосы и принялся таскать из комнаты в комнату. Она закричала дурным голосом, а он выхватил из-за пояса кинжал и нанес ей несколько смертельных ударов в голову, отчего несчастная женщина сразу же испустила дух. Купец же взялся за скрипку и начал играть на ней, полагая, что жена незамедлительно воскреснет. Играл он, играл, а она все не воскресает, и помянул он в сердцах святого Валентина, да только тот был здесь совершенно ни при чем. Играл, играл — а жена мертвехонька. Купец совсем взбесился, разломал скрипку и с обломками в руках побежал к соседу. «Слушай, пекарь, что за скрипку ты мне подсунул? Я убил жену, а воскресить не могу — и это ты во всем виноват». — «Да черт тебя побери, — ответил пекарь, — если не умеешь с ней обращаться, так отдавай обратно, мне она в самый раз пригодится. А деньги я тебе верну». А откуда купцу было взять скрипку? Он уже разломал ее на части. Пошел он домой, взял, что смог унести, да и поминай как звали. А пекарь, коли не помер, до сих пор при деньгах.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |