человек сморщил нос. - Мы стараемся объяснить населению, что не все это от
машин, что тут немало и отработанных промышленных газов.
- Но сами-то мы этому верим?
- Трудно сказать, чему надо верить, мистер Дилозанто. Наши же люди
убеждают нас, что проблема выхлопных газов решена. Вы этому верите?
- В Детройте я этому верю. Но когда приезжаю сюда - что-то не очень.
Бретт знал, что дело упирается в невозможность сочетать экономичность
с массовостью. Уже сегодня можно сконструировать автомобильный двигатель
без всяких выхлопных газов, но он будет так дорого стоить, что машина
станет столь же недоступна для рядового потребителя, как некогда графская
карета - для крестьянина. Чтобы удержать стоимость автомобиля на
приемлемом уровне, приходится идти на технические компромиссы, и все же
выход отработанных газов теперь куда меньше, чем об этом можно было еще
недавно мечтать. Однако с каждым днем, неделей, месяцем, годом количество
автомобилей все возрастает, и это сводит на нет успехи конструкторов, о
чем свидетельствует, в частности, удушливый калифорнийский смог.
Они подошли к машине, предоставленной Бретту на время его пребывания
в Лос-Анджелесе.
- Я сам сяду за руль, - сказал Бретт. И взял ключи у Барклея.
Немного позже, получив номер в отеле "Беверли-Хилтон" и избавившись
от опеки Барклея, Бретт отправился в колледж по подготовке дизайнеров - на
Третью улицу Западной стороны. Неподалеку возвышался телегородок компании
Си-би-эс, позади него - Фермерский рынок. В колледже Бретта ждали и
восторженно встретили - и как представителя компании, нанимавшей ежегодно
многих выпускников, и как бывшего талантливого воспитанника.
В довольно тесных помещениях колледжа, как всегда, было шумно и
по-деловому оживленно; здесь использовался каждый квадратный метр площади
предельно целесообразно, без украшательств. Не очень просторный вестибюль
служил как бы продолжением лекционных залов - тут вечно происходили
какие-то собрания, встречи, здесь же занимались студенты.
Руководитель промышленного дизайна, приветствовавший Бретта, заметил,
пытаясь перекрыть гул голосов:
- Возможно, когда-нибудь мы выкроим время и спланируем уголок
поспокойнее.
- Если бы я не был убежден, что вам это не удастся, - сказал Бретт, -
я бы вам отсоветовал. Здесь и должна быть такая атмосфера, как в автоклаве.
А эту атмосферу он хорошо знал - в центре внимания прежде всего
работа и профессиональная дисциплина. "Здесь нет места для дилетантов, -
говорилось в одном из выпущенных колледжем проспектов, - здесь надо
работать по-настоящему". В отличие от других заведений процесс обучения в
этом колледже требовал максимального напряжения сил, студенты должны были
работать, работать, дни и ночи напролет, во время уик-эндов и праздников,
так что для других занятий оставалось очень мало времени, а то и вовсе
ничего. Случалось, студенты возмущались непосильной загрузкой и некоторые
отсеивались, но большинство приспосабливалось, и все, в общем, выходило
так, как было сказано в проспекте: "Зачем изображать дело так, будто
жизнь, к которой они себя готовят, будет легкой? Нет, она нелегка и
никогда легкой не будет".
Этот упор на неутомимый труд и высокие требования снискали колледжу
авторитет у автомобилестроителей, которые поддерживали контакт и с учебным
заведением в целом, и со студентами. Автомобильные компании нередко даже
конкурировали друг с другом, стараясь заполучить лучших студентов еще до
выпускных экзаменов. Дизайнеров готовили и в других местах, но только
здесь, в Лос-Анджелесе, в учебной программе был специальный курс по
автомобильному дизайну. Вот почему не менее половины дизайнеров, ежегодно
прибывавших в Детройт, были выпускниками из Лос-Анджелеса.
Бретт беседовал с группой студентов в тенистом внутреннем дворе
колледжа, где они пили кофе или лимонад и жевали орешки, и вдруг умолк.
- Все осталось по-старому, - сказал он, окидывая взглядом двор. - У
меня такое ощущение, будто я вернулся домой.
- Только народу здесь столько, что яблоку негде упасть, - произнес
один из студентов.
Бретт рассмеялся. Как и все здесь, дворик был маленький: студенты
толпились, чуть ли не наступая друг другу на ноги. Однако тут были лишь
действительно талантливые ребята, и только лучшие из них выдерживали
напряженный трехлетний курс обучения.
Обмен мнениями, ради которого Бретт и приехал сюда, продолжался.
Проблема загрязнения воздуха, естественно, была у всех на уме: смог
чувствовался даже тут, в этом дворике. Солнце тускло поблескивало сквозь
густую серую дымку, поднимавшуюся от самой земли. В глазах и в носу
щипало. Бретту вспомнилось недавнее сообщение американских органов
здравоохранения о том, что дышать загрязненным нью-йоркским воздухом - все
равно что выкуривать ежедневно пачку сигарет. В результате некурящие, сами
того не подозревая, оказывались в одной компании с безудержными
курильщиками, которым грозит смерть от рака. По всей вероятности, так же,
если не хуже, обстоит дело и в Лос-Анджелесе.
- А ну, скажите, что вы на этот счет думаете? - проговорил Бретт,
имея в виду загрязнение воздуха. Ведь уже через десять лет такие вот
студенты будут определять политику в области промышленности.
- Когда живешь здесь, - донесся голос из задних рядов, - то невольно
приходит в голову мысль о том, что где-то придется отступить. Ведь если
все и дальше так пойдет, наступит день, когда население этого города
попросту задохнется.
- Лос-Анджелес - это особый случай, - заметил Бретт. - Смог здесь
гуще, чем где бы то ни было, из-за географического положения города,
перепадов температуры и обилия солнечного света.
- Не такой уж особый, - вставил кто-то. - Вы бывали последнее время в
Сан-Франциско?
- Или в Нью-Йорке?
- Или в Чикаго?
- Или в Торонто?
- Или даже в маленьких городах в рыночный день?
- Стойте! - возвысил голос Бретт. - С таким настроением вам, может,
вообще не надо было браться за автомобильный дизайн?
- Да мы же помешаны на автомобилях. Мы их обожаем! Но думать-то надо.
И знать, что происходит. Нас не может это не тревожить. - Эти слова
принадлежали долговязому парню с лохматыми русыми волосами, стоявшему
впереди. Он провел рукой по волосам, и Бретту бросились в глаза длинные,
изящные пальцы художника-дизайнера.
- Послушать, что говорят на Западе и в других местах, - подзадорил их
Бретт, решив сыграть роль "адвоката дьявола", - создается впечатление, что
будущее мира связано исключительно с массовыми средствами передвижения.
- Избитая тема!
- Да, но ведь никто фактически не желает ездить в общественном
транспорте! - воскликнула одна из немногих оказавшихся тут девушек. -
Если, конечно, машины надежны и по карману людям. Кроме того, общественный
транспорт - это только пыль в глаза. Суммируйте дотации, налоги и
стоимость проезда, и вы увидите, что затраты на общественный транспорт
большие, а народу за эти деньги он перевозит куда меньше. Значит, это
сплошной обман. Поинтересуйтесь у жителей Нью-Йорка! А скоро в таком же
положении окажутся и жители Сан-Франциско.
Бретт улыбнулся:
- Вы бы понравились в Детройте. Девушка нетерпеливо мотнула головой:
- Я не потому так говорю.
- О'кей! - сказал Бретт. - Допустим, что автомобиль останется главным
средством передвижения еще на полвека, а то и дольше. Но что это будет за
автомобиль?
- Более совершенный, - раздался чей-то спокойный голос. - Гораздо
более совершенный, чем сейчас. К тому времени и машин станет меньше.
- Насчет того, что автомобиль должен быть совершеннее, тут двух
мнений нет, но невольно возникает вопрос: в каком отношении? Интересно
услышать, как это вы себе представляете, что автомобилей станет меньше?
- Мы должны думать в этом направлении, мистер Дилозанто. Если,
конечно, заглядывать вперед, а это - к нашему же благу.
Бретт с любопытством посмотрел на говорившего, выдвинувшегося немного
вперед, - те, что стояли в передних рядах, расступились, пропуская его.
Это был совсем еще молодой парень, коренастый, смуглый и уже с маленьким
животиком; он производил впечатление кого угодно, только не интеллектуала.
Но в тихом голосе его было что-то такое, отчего стоявшие вокруг студенты
мгновенно умолкли, словно уполномочили его говорить.
- Мы здесь часто спорим, пока голова не загудит, - продолжал смуглый
студент. - Те из нас, кто избрал транспортный дизайн, хотят работать в
автомобильной промышленности. Нас это очень увлекает. Автомобили наша
страсть. Но это вовсе не значит, что мы поедем в Детройт с шорами на
глазах.
- Раз уж начали - договаривайте, - сказал Бретт. - Продолжайте,
пожалуйста! - Снова побывать в стенах колледжа, снова услышать, как
студенты без обиняков высказывают свои взгляды, на которых еще не
отразились разочарования, неудачи, осознание практических возможностей или
финансовых ограничений, - это всегда было для него волнующим событием,
своеобразной подзарядкой батарей души.
- Сегодня автомобильная промышленность, - продолжал смуглый студент,
- работает ответственно. Хоть это не всегда признают критики, но это факт.
Люди ко многому стали относиться по-другому. Загрязнение воздуха
выхлопными газами, безопасность, качество - все это уже не пустые
разговоры. Кое-что делается, и притом всерьез.
Остальные продолжали молчать. Между тем к собравшимся присоединилось
еще несколько студентов - видимо, с других отделений. Хотя в колледже
готовили дизайнеров разных профилей, все, что связано с автомобилем,
неизменно вызывало здесь интерес.
- Вместе с тем, - продолжал все тот же студент, - перед автомобильной
промышленностью стоят и другие проблемы. Например, количество выпускаемых
машин.
Любопытно, подумал Бретт, что по прибытии в аэропорт он размышлял о
том же самом.
- А как раз количество-то и губит нас, - своим тихим голосом
продолжал смуглый студент. - Оно сводит на нет все усилия
автомобилестроителей. Возьмите хотя бы проблему безопасности. Создают и
выпускают все более надежные машины, а что получается? С конвейера сходит
все больше автомобилей, и число дорожных происшествий возрастает. То же
происходит и с загрязнением воздуха. На выпускаемых сейчас автомобилях
стоят такие двигатели, каких еще не бывало, они гораздо меньше загрязняют
воздух. А со временем появятся моторы, которые будут работать еще чище. Не
так ли?
- Так, - кивнул Бретт.
- Но количество машин продолжает расти. Сейчас мы хвастаем, что
производим десять миллионов автомобилей в год, значит, сколько бы мы ни
старались улучшить контроль за выхлопными газами, общее загрязнение
воздуха все равно будет возрастать. Страшное дело!
- Допустим, что все это так. Тогда где выход? Ограничить выпуск
автомобилей?
- А почему бы и нет? - раздался чей-то голос.
- Мне хотелось вас спросить, мистер Дилозанто, - сказал смуглый
студент, - вы когда-нибудь бывали на Бермудских островах?
Бретт покачал головой.
- Их площадь составляет двадцать одну квадратную милю. И вот, чтобы
по островам можно было передвигаться, местное правительство ввело
ограничения на автомобили. Сначала они ограничили мощность двигателя,
длину и ширину кузова. Затем вышел закон, разрешающий иметь только один
автомобиль на семью.
- Глупости это, да и только! - раздался голос одного из тех, кто
подошел позже.
- Я не говорю, что и мы должны вводить такие строгости, - продолжал
смуглый парень. - Я просто хочу сказать, что когда-то и нам придется
подвести черту. Это вовсе не значит, что автомобильная промышленность
захиреет, если будет выпускать такое количество машин, как сейчас, или что
на этом пострадают люди. Не страдают же они от этого на Бермудах.
- Если вы попытаетесь проделать нечто подобное здесь, - заметил
Бретт, - это может вызвать новую американскую революцию. Кроме того,
запрет на продажу такого количества автомобилей, какое люди хотят
покупать, противоречит принципам свободного предпринимательства. - И,
усмехнувшись, пояснил свою мысль:
- Это же ересь.
Бретт знал, что в Детройте многим эта мысль показалась бы
действительно еретической. И тем не менее подумал: а так ли оно на самом
деле? Сколько еще времени автомобильная промышленность - в стране и за
границей - может наращивать количество выпускаемых машин, на каком бы виде
энергии они ни работали? Не придется ли кому-то когда-то где-то объявить,
как на Бермудах: "Хватит!" Не близится ли день, когда контроль за
количеством продукции станет необходимым для общего блага? Число такси,
как, впрочем, и грузовых машин, везде лимитировано. Тогда почему же
легковые машины в частном пользовании составляют исключение? Если все
останется по-прежнему, Северная Америка когда-нибудь превратится в одну
сплошную пробку, да, собственно, иной раз дело до этого почти доходит.
Следовательно, хозяева автомобильной промышленности, наверно, поступили бы
куда мудрее, дальновиднее и ответственнее, проявив инициативу и
продемонстрировав образец самоограничения! Однако Бретт сомневался, что
это может произойти.
- Кстати, далеко не все разделяют мнение Харви, - донесся до него
новый голос. - Некоторые из нас считают, что автомобильный рынок вовсе не
перенасыщен.
- Потому мы и собираемся конструировать новые модели.
- Еще бы, черт подери!
- Извини, Харви. Мир еще не готов для восприятия твоих идей.
Но кое-кто был с этим не согласен: у смуглого Харви явно были
последователи.
Светловолосый долговязый парень, который в ходе беседы бросил
реплику: "Мы же помешаны на автомобилях!" - попросил:
- Расскажите нам, пожалуйста, об "Орионе".
- Дайте мне бумаги, - сказал Бретт. - Я вам его покажу.
Кто-то дал ему блокнот, и студенты, вытянув шеи, стали следить за его
летавшим по бумаге карандашом. Бретт быстро набросал "Орион" сбоку и
спереди - он знал все линии этой модели, как знает скульптор силуэт
скульптуры, над которой давно работает. В ответ раздались возгласы
восхищения: "Вот это да!", "Грандиозно!"
Посыпались вопросы. Бретт отвечал на них вполне откровенно. Студентам
иногда делалась такая поблажка в качестве особой привилегии, чтобы
поддерживать в них интерес к профессии. Однако после беседы Бретт
предусмотрительно сложил все наброски и сунул их в карман.
Студенты разошлись по аудиториям, и двор опустел. В оставшееся время
- в тот день и на следующий - Бретт прочел в колледже лекцию, поочередно
побеседовал с каждым из будущих автомобильных дизайнеров и сделал
критический разбор экспериментальных моделей машин, которые студенты
коллективно сконструировали и построили.
Бретт убедился в том, что среди студентов этого курса преобладало
тяготение к строгим формам с учетом целесообразности и полезности.
Любопытно, что как раз об этих принципах договорились Бретт, Адам Трентон,
Элрой Брейсуэйт и другие в ту памятную ночь два с половиной месяца назад,
когда выкристаллизовалась концепция "Фарстара". Работая над обликом
"Фарстара" - ив первоначальной стадии, и затем в строго охраняемой
мастерской в Детройте, да и сейчас в Лос-Анджелесе, - Бретт находился под
впечатлением произнесенной Адамом фразы: "Уродство - это красиво!"
История показывает, что художественные тенденции - основа любого
коммерческого дизайна - возникают неожиданно и нередко тогда, когда этого
меньше всего ожидаешь. Никто не знает, почему меняется художественный
вкус, или как он трансформируется, или когда заявит о себе новая
тенденция, - просто человеческая выдумка и представления не стоят на
месте, непрерывно меняются. Разглядывая сейчас работы студентов - со
скидкой на некоторую наивность и несовершенство - и вспоминая модели,
созданные им самим за последние месяцы, Бретт испытывал радостное
удовлетворение от сознания того, что он работает в духе зарождающейся
принципиально новой тенденции.
Как видно, Бретт заразил своим энтузиазмом студентов, с которыми
беседовал на второй день пребывания в колледже. В результате этих бесед он
решил рекомендовать отделу персонала и организационному отделу компании
двух будущих выпускников. Одним из них был тот приземистый смуглый парень
по имени Харви, который так пылко спорил с ним во дворе, - его работы
свидетельствовали об отличных способностях и богатом воображении. Какая бы
автомобильная компания ни взяла Харви к себе, его наверняка ждут в
Детройте трудности и серьезные столкновения. Этому аутсайдеру,
отличающемуся оригинальным мышлением, не так-то просто будет заткнуть рот
или заставить его отказаться от уже сформировавшихся убеждений. Однако в
автомобильной промышленности, к счастью, таких поощряли, понимая, что они
не позволяют установиться застою и благодушию мысли, хотя и не всегда
давали им зеленый свет.
Словом, как бы ни сложились дела, Бретт подозревал, что Харви и
Детройт заинтересуют друг друга.
Другим кандидатом, которого наметил Бретт, был долговязый парень с
лохматыми светлыми волосами - он тоже подавал большие надежды. Когда Бретт
предложил ему работу, он сказал, что одно предложение у него уже есть. Еще
один автомобильный гигант из Большой тройки обещал ему по окончании
колледжа место дизайнера.
- Но если есть возможность работать с вами, мистер Дилозанто, -
сказал студент, - я наверняка предпочту вашу фирму.
Польщенный и тронутый, Бретт, однако, промолчал.
Объяснялось это решением, которое он принял прошлой ночью в своем
номере в отеле "Беверли-Хилтон". Сейчас была середина августа, и Бретт
решил: в конце года, если никакие чрезвычайные события не заставят его
передумать, он расстанется с автомобильной промышленностью навсегда.
Когда самолет, на котором Бретт возвращался домой, взял курс на
восток, он принял еще одно решение: первой, кто узнает об этом, будет
Барбара.
Глава 22
Пока Бретт Дилозанто был в августе в Калифорнии, на автосборочном
заводе в Детройте, где работал Мэтт Залески, царил полный хаос.
Двумя неделями раньше прекратился выпуск автомобилей. На заводе
появились специалисты, нанятые по контракту, чтобы демонтировать старую
сборочную линию и установить новую для сборки "Ориона".
На все это было отпущено ровно четыре недели. В конце срока с
конвейера должен был скатиться первый серийный "Орион" - опытный образец;
затем в последующие три-четыре недели будет создан такой запас этих машин,
который бы удовлетворил ожидаемый спрос, после того как в сентябре "Орион"
будет официально представлен широкой публике. После этого - если
подтвердится правильность прогнозов отдела сбыта - темпы производства
резко возрастут, и десятки тысяч "Орионов" потянутся с завода.
Из времени, отпущенного на переоборудование производства, оставалось
всего две недели, и, как всегда при запуске новой модели, Мэтт Залески
думал лишь о том, как бы выжить.
Многие из обычно занятых на заводе рабочих были либо уволены, либо
отправлены в оплаченный отпуск, поэтому ежедневно на работу являлась
только немногочисленная группа сдельщиков. Но оттого, что производство
фактически остановилось, Мэтту Залески и другим сотрудникам администрации
было не легче, скорее наоборот: на их плечи легла еще большая нагрузка, а
заботы и волнения возросли до такой степени, что по сравнению с теперешним
ураганным ритмом обычный рабочий день казался безмятежным штилем.
Подрядчики, занимавшиеся реконструкцией производства, вели себя как
оккупанты, выдвигая все новые и новые требования. Им под стать были и
инженеры из администрации компании, которые давали гостям всякие советы,
помигали им, а иногда мешали.
На директора завода Вэла Рейскинда и на Мэтта обрушился целый шквал
запросов, неотложных совещаний и указаний - последние, как правило,
требовалось немедленно выполнять. Мэтту приходилось решать львиную долю
проблем - все, что связано с практическим управлением производством, - ибо
Рейскинд еще не вошел в курс дела да к тому же был слишком молод. Он
сменил на этом посту Маккернона лишь несколько месяцев назад, но, несмотря
на высокие оценки в дипломах - инженерном и экономическом, - ему пока не
хватало опыта работы. Хотя Мэтт был огорчен тем, что не ему досталось
место Маккернона да к тому же над ним поставили совсем молодого человека,
Рейскинд нравился ему - будучи человеком интеллигентным, он трезво
оценивал свои способности и с должным уважением относился к Мэтту.
Больше всего беспокойства доставляло им новое, современное
оборудование для монтажа, которое теоретически должно было действовать
безупречно, а на практике то и дело выходило из строя. В техническом
отношении за наладку всей новой системы отвечал подрядчик, но Мэтт Залески
лучше других знал, что после ухода людей подрядчика именно ему придется
возиться со всеми недоделками, которые они оставят. Поэтому он так
пристально и следил сейчас за каждым их шагом.
Но главным врагом оставалось время. Его всегда не хватало для
спокойного осуществления реконструкции, с тем чтобы в установленный срок
можно было сказать: "Запуск". Это как при строительстве дома, когда в день
новоселья еще полно всяких недоделок, - только новоселье-то можно
отложить, а вот график производства легковых или грузовых автомобилей
удается отложить очень редко.
И еще одно обстоятельство неожиданно добавило волнений Мэтту Залески.
Прежде чем остановить конвейер, на котором монтировались модели прошлого
года, был проведен учет, в результате которого выявилась огромная
недостача материалов и деталей, требовавшая уже особого расследования. На
любом автомобильном заводе всегда крадут материалы - ив больших
количествах. Когда на стыке смен тысячи людей одновременно заканчивают
работу, а другие тысячи заступают, ворам - и заводским, и пришлым - не
составляет труда прихватить с собой и вынести разные детали.
Но на этот раз здесь явно орудовала крупная шайка. Среди всего
прочего было похищено более трехсот четырехскоростных коробок передач,
сотни покрышек, а также значительное количество радиоприемников,
магнитофонов, кондиционеров и других частей.
В результате завод кишел работниками собственной службы безопасности
и специально вызванными детективами. Мэтт, хотя на него не падало и тени
подозрения, был вынужден по несколько часов подряд отвечать на их вопросы.
Пока, судя по всему, напасть на след преступников не удалось, хотя шеф
службы безопасности сказал Мэтту:
- У нас есть кое-какие версии, и мы хотели бы допросить некоторых
рабочих с конвейера, когда они вернутся на завод.
А тем временем детективы продолжали крутиться под ногами - их
присутствие в столь горячую пору не могло не раздражать.
До сих пор Мэтту удавалось без особых срывов тянуть лямку, если не
считать одного мелкого происшествия, которое, к счастью, прошло
незамеченным для заводского начальства.
Прошлую субботу после обеда - при реорганизации производства сплошь и
рядом приходится работать по семь дней в неделю - одна из пожилых
секретарш, Айрис Эйнфельд, которая в тот день тоже была на работе,
принесла ему кофе. Мэтт поблагодарил ее и принялся пить. Внезапно - по
совершенно непонятной причине - чашка выскользнула у него из рук, и
содержимое вылилось ему на костюм и на пол.
Раздосадованный на себя за эту оплошность, Мэтт поднялся - и тут же
тяжело рухнул на пол. Позже, размышляя о происшедшем, он вспомнил, что у
него тогда вроде бы отказала левая нога; кроме того, он твердо знал, что
держал чашку с кофе в левой руке.
Миссис Эйнфельд, еще не успевшая выйти из кабинета Мэтта, усадила его
в кресло и уже собиралась позвать кого-нибудь на помощь, но он уговорил ее
этого не делать. Он посидел некоторое время в кресле и скоро почувствовал,
что в его левую руку и ногу возвращается жизнь, хотя сесть в машину и
поехать домой он, конечно, не мог. Наконец с помощью Айрис Эйнфельд он по
черной лестнице спустился вниз; она усадила его в свою машину и отвезла
домой. Пока они ехали, Мэтт упросил ее никому не рассказывать о
случившемся, опасаясь, что иначе на него начнут смотреть как на развалину,
а этого он никак не хотел.
Добравшись до дому, Мэтт залез в постель и пролежал все воскресенье.
Ему стало значительно легче - только иногда вдруг появлялось какое-то
странное трепыхание в груди. В понедельник утром он чувствовал себя
усталым, но, в общем, не хуже обычного и отправился на работу.
Правда, уж очень одиноко ему было в субботу и в воскресенье. Барбара
куда-то уехала, и ему пришлось заботиться о себе самому. Раньше, когда еще
была жива его жена, в такое трудное время, как перестройка производства,
она всегда помогала ему своим сочувствием и вниманием, с особой
тщательностью готовила разные блюда и не ложилась спать, как бы поздно он
ни возвращался домой. Но все это, казалось, было так давно - ему не
верилось, что со смерти Фриды не прошло и двух лет. Мэтт с грустью подумал
о том, что, пока Фрида была жива, он и вполовину не ценил ее.
Кроме того, он ловил себя на мысли о том, что его раздражает
поглощенность Барбары своей работой и жизнью. Мэтт вообще предпочел бы,
чтобы Барбара сидела дома, встречала его по возвращении с завода и тем
самым хотя бы частично заменила ему Фриду, ее мать. Некоторое время
Барбара так себя и вела. Она готовила отцу каждый вечер, и они вместе
ужинали, но постепенно иные интересы оттеснили заботы о доме, в рекламном
агентстве у Барбары прибавилось дел, и теперь они редко сидели вместе в
доме на Роял-Оук - только ночевали да порой наспех завтракали в будние
дни. Несколько месяцев назад Барбара предложила отцу взять в дом экономку,
что они вполне могли себе позволить, но Мэтт решительно воспротивился. И
вот теперь, когда на него свалились заботы о себе самом в дополнение к
напряженной работе на заводе, Мэтт пожалел, что не согласился.
Еще в начале августа он сказал дочери, что передумал и просит ее
подыскать экономку; Барбара ответила, что займется этим при первой же
возможности, но сейчас она слишком занята в агентстве и ей не выбрать
время, чтобы дать объявление, побеседовать с кандидатками, а потом ввести
отобранную экономку в курс дела. Мэтт вспылил, заявив, что это - женское
дело, в данном случае дело его дочери, вести хозяйство и что мужчине ни к
чему этим заниматься, особенно если он завален работой, как сейчас. Однако
Барбара не скрыла, что считает свою работу не менее важной, с чем Мэтт
никак не мог согласиться, даже просто не мог этого понять.
Нынче вообще было много такого, что Мэтт Залески отказывался
понимать. Достаточно было раскрыть газету, и он начинал возмущаться и
недоумевать, почему перечеркиваются едва ли не все "общепринятые
критерии", отбрасываются прежние представления о морали, открыто
подрывается установленный порядок. Никто, казалось, уже не хотел уважать
ни законные власти, ни суд, ни родителей, ни президентов колледжей, ни
военных, ни систему свободного предпринимательства, ни американский флаг,
под которым Мэтт и люди его поколения сражались и погибали во вторую
мировую войну.
По мнению Мэтта Залески, виной всему была молодежь - эти
длинноволосые юнцы, которых не отличишь от девчонок (сам Мэтт до сих пор
принципиально стригся под "ежика") и которые вызывали в нем
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |