Федор Дмитриевич Волков 6 страница

Упомянем, что во время Нюрнбергского процесса врачебной экспертизой было установлено, что Гесс вменяем и может отвечать за свои действия[160].

Нет никаких оснований думать, что Гесс опасался поражения фашистской Германии. Наоборот, она, по его мнению, находилась в апогее своего могущества. Гесс не расходился с Гитлером и в вопросах внешней политики. Кому, как не Гессу, хорошо было известно вероломство Гитлера, неоднократно топтавшего международные договоры и соглашения. Он был уверен, что Гитлер разорвет и советско-германский договор о ненападении, как только Германия будет готова к войне с СССР.

Что касается версии о «боязни гестапо», то и это звучит неубедительно. Как известно, сепаратные переговоры с Англией в это время и позднее вели менее ответственные чиновники фашистской Германии. Гесс был заместителем Гитлера, и не его адъютанту или шоферу было дано право решать, предает или не предает Гесс интересы Германии. Донос на Гесса в гестапо мог бы иметь самые трагические для них самих последствия.

Еще менее правдоподобно мнение апологетов Гесса о его «человеколюбии», «гуманности». Эту версию полностью развенчал английский обвинитель в Нюрнберге Гриффитс-Джонс. На заседании трибунала 7 февраля 1946 г. он заявил: «Я полагаю, что единственная причина, из-за которой Гесс прилетел в Англию, отнюдь не носила гуманного характера. Он прилетел с целью дать возможность Германии вести войну против России только на одном фронте»[161].

Несомненно, Гесс, как представитель нацистской правящей верхушки, был осведомлен о подготовке военного нападения на СССР, об агрессивных намерениях Гитлера. 30 апреля 1941 г. Гитлер принял окончательное решение, гласившее: операция «Барбаросса» начнется 22 июня. Итак, Гесс за 10 дней до полета знал точную дату нападения фашистской Германии на СССР. Правда, сам Гесс указывал, что он не помнит, когда узнал о плане «Барбаросса», но что он знал, о нем[162]. Поэтому заявление Киркпатрика, беседовавшего с Гессом, сделанное позднее в его мемуарах, о том, что Гесс якобы не знал о подготовке нападения Германии на СССР, звучит наивно[163]. Подобная точка зрения не разделяется Джоном Саймоном, отмечавшим, что из высказываний Гесса можно было сделать вывод о готовившемся вторжении Германии на советскую территорию[164].

Основная цель полета Гесса состояла в следующем. Программа-максимум — не только добиться заключения мира с Англией, но и вовлечь ее в единый «крестовый поход» против первого в мире социалистического государства. Программа-минимум — обеспечить для Германии нейтралитет Англии в войне против СССР, «облегчить осуществление агрессии против Советского Союза путем временного замирения с Англией»[165].

В исторической литературе, в мемуарах дипломатов и политических деятелей долго велись споры о том, знал ли Гитлер о готовившемся полете Гесса? Предпринял ли Гесс эту операцию по собственной инициативе, или идея мирного зондажа в Англии была согласована с Гитлером и другими главарями фашистского рейха?

В воспоминаниях Гесса, подготовленных и выпущенных в свет в 1974 г. полковником Бёрдом — бывшим американским начальником тюрьмы в Шпандау, куда после суда в Нюрнберге был посажен Гесс, он утверждает, что совершил полет по собственной инициативе, что Гитлер ничего не знал об этом. «Если бы он хоть что-нибудь узнал, он приказал бы тотчас же меня арестовать»[166],— утверждал Гесс.

Отрицая, что Гитлер знал о его полете в Англию, Гесс признавал: «Я, однако, был уверен: то, что мне предстояло сказать в Англии, встретило бы одобрение фюрера»[167]. Таким образом, он признавал, что Гитлер знал о его планах переговоров с англичанами.

Руководитель шестого отдела PCX А (контрразведки) В. Шелленберг отмечает в своих мемуарах, что на основе расследования «дела Гесса» он пришел к выводу: «Совершенно невероятно, что Гитлер дал приказ Гессу лететь в Англию, чтобы сделать последнее предложение о мире»[168]. При этом «невероятность» подобной точки зрения Шелленберг пытается объяснить «состоянием прострации», в которую якобы впал Гитлер, узнав о полете Гесса. Далее он пишет, что работники штаба Гесса — от шоферов до личных адъютантов — были арестованы Гиммлером. Якобы были арестованы и близкие друзья Гесса, и в их числе Карл Гаусгофер.

В действительности подверглись аресту лишь личный адъютант Гесса Пинтч и Альбрехт Гаусгофер, но они были вскоре выпущены. Ни Карл Гаусгофер, ни Вилли Мессершмитт никогда не арестовывались. Более того, по указанию Гитлера не было конфисковано имущество Гесса, а его жена вскоре стала получать правительственную пенсию.

Весьма вероятно, что арест некоторых приближенных Гесса явился политической комедией, разыгранной гитлеровцами с целью дезориентировать общественное мнение.

Что касается удивления или злобы Гитлера, продемонстрированных им перед своим окружением после получения известия о полете Гесса, — перед Шпеером и другими, то они, по мнению гитлеровского генерала Боденшатца, «были фальшью и игрой»[169].

О том, что Гесс действовал по указанию Гитлера, свидетельствуют и другие факты. Так, Карл Гаусгофер утверждает, что Гитлер послал Гесса в Англию, а потом «пожертвовал им». Его сын Альбрехт Гаусгофер, помогавший организации полета, заявлял: Гесс вел переговоры с согласия фюрера. Известен и другой факт: личный пилот Гитлера передал Гессу карту для полета над запретными зонами Германии. Во время полета Гесса в Англию ему помогали радиосигналами немецкие радиостанции. Он получал самые точные прогнозы погоды. Вывод английского исследователя Дж. Лизора, написавшего специальную работу о полете Гесса, категоричен и ясен: «Не подлежит сомнению, что Гитлер знал о попытках подготовительных полетов, осуществлявшихся Гессом»[170].

Законно поставить и такой вопрос: кого из политических деятелей Англии, даже самых махровых мюнхенцев, смог бы заинтересовать Рудольф Гесс как частное лицо, не облеченное полномочиями вести переговоры о союзе или мире на самом высоком уровне?

Когда во время переговоров с Саймоном, состоявшихся 10 июня 1941 г., о чем подробнее будет сказано далее, Гесс представил условия мира между двумя странами, он определенно заявил: «Эти условия были лично одобрены Гитлером в качестве основы взаимопонимания между Германией и Англией»[171].

Известный советский разведчик в Японии Рихард Зорге узнал в немецком посольстве в Токио и сообщил в Центр следующие данные о цели полета Гесса: «Гитлер стремится к заключению мира с Англией и к войне с Советским Союзом. Поэтому в качестве последней меры он направил Гесса в Англию»[172].

О том, что Гитлер знал о полете Гесса, свидетельствует и беседа Риббентропа с Муссолини и Чиано 13 мая 1941 г. Риббентроп признавал, что Гесс полетел в Англию для того, «чтобы использовать профашистские круги и принудить Британию сдаться»[173].

Даже такой осторожный политик, как министр труда в правительстве Черчилля лейборист Эрнест Бевин, заявлял: «Я не верю, что этот джентльмен (Гесс) прибыл сюда без ведома Гитлера»[174].

Английская разведка располагала сведениями о том, что Гитлер, по предложению начальника РСХА Гиммлера и шефа абвера адмирала Канариса, принял решение убить Гесса, с каким бы риском и трудностями это ни было связано.

Однако указание об устранении Гесса последовало лишь после того, как окончательно выяснилась неудача его миссии. Гестапо и абвер предприняли отчаянные шаги, чтобы избавиться от него, как от человека, знавшего тайны третьего рейха. Гиммлер вызвал эсэсовского генерала Закса, осуществлявшего связь с Канарисом, и отдал приказ: «Рудольфа нужно осторожно обезвредить»[175].

В Англию были посланы агенты гестапо Вернер Ваелти и Карл Друекке с заданием ликвидировать Гесса. Но их действия пресекла английская секретная служба[176].

Однако и после этого в Лондоне опасались, как бы Гесса не выкрали или не убили немецкие парашютисты. По личному приказу Черчилля Интеллидженс сервис бдительно охраняла Гесса. Он должен был находиться в строгой изоляции «в удобном доме, не слишком далеко от Лондона», не иметь никаких связей с внешним миром, не принимать посетителей, за исключением лиц, назначенных для этой цели английским министерством иностранных дел. Черчилль приказал «следить за его здоровьем и обеспечить ему комфорт, питание, книги, письменные принадлежности и возможность отдыха». С Гессом обращались, по словам премьера, «почтительно»[177].

Впоследствии Гесс так рассказывал о гостеприимстве английских властей: «Герцог Гамильтон, после того как он посетил меня, позаботился о том, чтобы я был переведен в хороший военный госпиталь. Он находился в сельской местности, в получасе езды от города, в замечательных природных условиях в Шотландии… После 14 дней пребывания в нем меня перевели в Лондон… Маленький домик, в котором я жил, обстановка его в стиле XVII столетия — все это было замечательно. После этого я был переведен в виллу Мишет-Плейз около Олдершога. Там я был окружен большими, прекрасно пахнущими глициниями… Столовая и музыкальные комнаты… были на первом этаже и выходили прямо в парк»[178].

Несколько месяцев, принимая исключительные меры предосторожности, Гесса перевозили с места на место, пока английская секретная служба не убедилась, что ему не угрожают тайные германские агенты. Тогда Гесса отправили в военный госпиталь в Южном Уэльсе, где он и оставался до перевода в Нюрнберг.

О чем же вел переговоры Гесс с герцогом Гамильтоном, Айвоном Киркпатриком, Джоном Саймоном? Особенно Гесс был откровенен с последним, ибо ему хорошо были известны профашистские настроения Саймона.

На следующее утро после не совсем удачной посадки, то есть 11 мая, Гесс с глазу на глаз беседовал в Мэрихиллских казармах с герцогом Гамильтоном. Согласно записи Гамильтона, Гесс без дипломатических экивоков заявил: «Германия желает заключить мир с Англией. Германия уверена в победе».

Беседы Гесса с Киркпатриком происходили в ночь на 13 мая и продолжались 14 и 15 мая[179].

В своих мемуарах Киркпатрик отмечает: чувствовалось, что Гесс облечен доверием Гитлера и потому говорит с апломбом. В ходе переговоров Гесс подтвердил, что ведет их от имени фюрера. Киркпатрик признает, что английские представители, и он в их числе, усиленно «обращали внимание Германии» на Советский Союз. Киркпатрик спрашивал Гесса: «Нет ли шанса на то, что терпение Гитлера иссякнет и он прибегнет к военным мерам против СССР?» Касаясь предложенного Гессом размежевания интересов Германии и Англии, Киркпатрик подчеркнул: «Для того чтобы дать ему возможность высказаться на тему об отношении Гитлера к России, я спросил его, включает ли Гитлер Россию в Европу или в Азию. Он ответил: „В Азию“»[180]. Гесс дал понять, что если в ближайшее время Германия будет вести войну с Советским Союзом, то Гитлер «молниеносно разгромит Россию»[181].

Но, конечно, английская разведка и без Гесса знала, что Гитлер готовится напасть на Советский Союз. Беседы с Гессом лишний раз подтверждали уже известное.

Закончив первый разговор с Гессом, Киркпатрик позвонил в Форин-офис и сообщил о ходе переговоров. Он получил инструкции продолжать их «по своему усмотрению».

После очередной беседы, когда Гесс и Киркпатрик выходили из комнаты, фашистский лидер заявил, что его предложения могут быть представлены лишь в том случае, «если переговоры между германским и британским правительствами будут иметь место при другом правительстве». Черчилль и его сотрудники «не являются лицами, с которыми фюрер мог бы вести переговоры»[182]. Позднее, в тюрьме Шпандау, Гесс признавал: такое условие было его «самой большой ошибкой»[183].

Когда Киркпатрик вернулся в Лондон и доложил о беседе, Черчилль заметил: «Если бы Гесс прилетел год тому назад и сказал о том, что Германия сделает с нами, мы были бы несомненно испуганы. Но чего нам бояться теперь?»[184] Черчилль полагал, что, как только фашистская Германия нападет на Советский Союз (а он знал об этом от своей разведки и из других источников), Англия и вся Британская империя будут спасены от угрозы фашистского порабощения.

Из заявления, сделанного 22 мая 1941 г. английским министром авиации Арчибальдом Синклером, следовало, что переговоры с Гессом закончились. Но это было не так.

На специальном заседании английского кабинета, проходившем в узком составе под председательством Черчилля, было решено продолжать беседы с Гессом и поручить это лорду-канцлеру Джону Саймону. Снова выбор пал на человека, известного в Англии своими прогерманскими настроениями.

июня на вилле Мишет-Плейз, куда Гесса перевели из Тауэра, произошла встреча между ним и двумя уполномоченными английского правительства. Она происходила в обстановке еще большей секретности. Как видно из стенограммы переговоров (а стенографами и переводчиками были офицеры секретной службы), один из английских уполномоченных назвал себя «доктором Гутри» (Дж. Саймон), а другой — «доктором Маккензи» (А. Киркпатрик); Гесс фигурировал как «господин У».

После взаимного представления Саймон, обращаясь к Гессу, заявил: «Я, доктор Гутри, облечен полномочиями правительства и буду очень рад выслушать Вас и обсудить с Вами… все, что Вы пожелаете заявить»[185].

Саймон поставил следующий вопрос: являются ли привезенные Гессом предложения сугубо личными, или их поддерживают влиятельные круги Германии? Гесс ответил, что он излагает взгляды Гитлера и других ведущих деятелей Германии[186]. В документе, переданном Гессом Саймону, перечислялись четыре условия. При их принятии Англией Гитлер, по словам Гесса, готов был пойти на мир с ней. Они гласили: «1) Чтобы воспрепятствовать возникновению новых войн, между державами „оси“ и Англией должно быть проведено разграничение сфер интересов. Сферой интересов „оси“ должна быть Европа, сферой интересов Англии — ее империя, 2) возвращение Германии ее колоний, 3) возмещение германским гражданам, которые жили в Британской империи до или во время войны, ущерба, причиненного их имуществу или жизни мероприятиями правительства в империи или такими действиями, как грабеж, беспорядки и т. д. Германия обязуется обеспечить на равных условиях возмещение ущерба британским подданным, 4) заключение перемирия и мира с Италией»[187].

Если сопоставить условия мира с Англией, изложенные Гессом, с условиями мира с Англией, выставленными ранее Гитлером, то станет ясно, что они почти совпадали. В самом деле, вскоре после разгрома английских войск под Дюнкерком Гитлер, по свидетельству Риббентропа, сказал ему: «Есть только четыре пункта, на основании которых я бы хотел заключить мир с Англией». Они сводились к следующему: «Во-первых, он (Гитлер) сказал, что Германия во всех отношениях готова признать существование Британской империи, во-вторых, Англия вследствие этого должна признать Германию крупнейшей державой на континенте Европы, в-третьих, он хочет получить немецкие колонии, в-четвертых, фюрер сказал, что он стремится заключить с Англией длительный союз»[188].

Уточняя вопрос о «разграничении сфер влияния» между Англией и Германией, Саймон спросил Гесса: «Европа в этом смысле означает, конечно, континентальную Европу?

Гесс. Да, континентальную Европу.

Саймон. Включает ли это понятие какую-нибудь часть России?

Гесс. Европейская Россия, несомненно, интересует нас.

Саймон. Я хочу знать, что означает понятие „европейская сфера интересов“? Вы понимаете? Если это сфера интересов Германии в Европе, то, естественно, хотелось бы знать, имеется ли в виду Европейская Россия или Россия, занимающая территорию Азии, Россия к западу от Урала?

Гесс. Азиатская Россия нас не интересует»[189].

Гесс совершенно ясно дал понять о намерении Германии захватить Советскую Россию вплоть до Урала, а Саймон и Киркпатрик со своей стороны выражали полное понимание этого.

Назойливо повторялись старые мюнхенские мотивы: столкнуть Германию в смертельной схватке с Советским Союзом.

О высоком уровне англо-германских переговоров в Лондоне свидетельствует то, что по личному указанию Черчилля Гесса посетил и лорд Бивербрук, наиболее влиятельное после премьера лицо среди английских политиков. Он занимал в то время пост министра авиационной промышленности. Тайная встреча Бивербрука с Гессом состоялась 8 сентября 1941 г. за несколько дней до его отъезда в Москву на конференцию представителей СССР, Англии и США. Бивербрук именовал себя «Ливингстоном», а Гесс для стенографов значился под именем «Джонатан»[190].

К сожалению, стенограмма переговоров Бивербрука с Гессом скрыта в недрах английских архивов. Сам Бивербрук через 20 лет приоткрыл лишь немного таинственную завесу вокруг этих переговоров. В беседе с ним Гесс настаивал на необходимости заключения англо-германского союза, направленного против СССР. Гесс откровенно заявил о своем «разочаровании» ходом переговоров и, указав, что он очень рассчитывал на английских лидеров, «имеющих здравый смысл», просил Бивербрука разрешить Гессу связаться с Гитлером. Гесс пытался запугать Бивербрука «советской опасностью»[191]. Однако, будучи реалистическим политиком, Бивербрук понимал, что СССР не угрожает Англии или любой другой стране, в то время как фашистская Германия поработила многие страны Европы и пытается завоевать Англию.

Во время московских переговоров между СССР, Англией и США осенью 1941 г. Бивербрук на вопрос Сталина о цели миссии Гесса ответил, ссылаясь на свои впечатления: Гесс прибыл с чьего-то ведома в Англию, полагая, что с помощью небольшой группы английских аристократов может быть создано контрчерчиллевское правительство для заключения мира с Германией… Затем Германия с английской помощью могла бы напасть на Россию[192].

Действительно, британская дипломатия пыталась использовать миссию Гесса как средство давления на СССР. 13 мая 1941 г. Ст. Криппс в письме в Форин-офис предлагал «усилить опасения у Советского правительства тем, что оно может остаться в одиночестве».

В парламенте была высказана гипотеза о встрече Черчилля с Гессом в загородной резиденции английского премьера Чекерс. Черчилль якобы предложил Гессу заключить мир между Германией и Англией после того, как Германия нападет на СССР. Во время дебатов по вопросу о том, зачем прилетел Гесс, депутат Стоке спросил Черчилля: имеются данные, «что Гесс находился в Чекерсе. Зачем он приехал в Чекерс? Об этом говорят очень многие».

Заявление Стокса вызвало раздражение в правительственных кругах. С ответом от имени правительства выступил заместитель министра иностранных дел Батлер. Он категорически отрицал факт пребывания Гесса в Чекерсе[193]. Но нередко подобного рода опровержения буржуазных политиков лишь подтверждают обратное.

Тактика, проводившаяся Черчиллем после нападения фашистской Германии на СССР, свидетельствовала о стремлении британского премьера ко взаимному истощению Германии и СССР. Саботаж открытия второго фронта в Европе — красноречивый пример этого. В то же время Черчилль понимал, какую смертельную угрозу для интересов Британской империи представляла фашистская Германия, претендовавшая на господство во всем мире. Он не мог не сознавать: союз с Англией нужен Гитлеру для того, чтобы добиться победы над СССР, после чего следующей жертвой нацистской агрессии в борьбе за мировую гегемонию явилась бы Англия. Это соображение и стало в конечном счете определяющим в выборе политического курса Лондона.

Большую роль играли и настроения широкой общественности.

Английский народ испытывал тревогу в связи с переговорами с Гессом. Их окутывала непроницаемая тайна, и это вызывало сильное беспокойство относительно намерений кабинета. Народ знал о тысячах погибших англичан под развалинами в Лондоне, Бирмингеме, Ковентри и других городах в результате бомбардировок люфтваффе. Он помнил о простых парнях, павших на поле брани во Фландрии, в дюнах Дюнкерка, погребенных немецкими подводными лодками в холодной пучине Атлантического океана. Английский народ испытал на себе тяжесть голодной блокады. Перед его глазами стоял пример поверженных Франции, Бельгии, Норвегии, где зверствовали немецкие оккупанты. Трудящиеся были полны решимости добиться победы над фашизмом и потому резко выступали против любых сделок с гитлеровской Германией.

По всей Англии прокатилась волна митингов протеста против попыток сговора с Гитлером через его эмиссара Гесса. Отражая мнение английских трудящихся, конференция лейбористской партии 3 июня 1941 г. подавляющим большинством голосов высказалась против переговоров с гитлеровской Германией. Конференция приняла резолюцию, подтвердившую решимость английских трудящихся вести войну до полной победы над фашизмом. Даже некоторые консервативные депутаты английского парламента выступили против принятия «мирных предложений» Гесса[194].

Английский народ требовал от правительства Черчилля суда над Гессом. Он решительно отвергал сделку с фашизмом, и правительство Черчилля не могло не считаться с его волей.

Да и английская буржуазия не могла забыть, чем обернулись для нее Мюнхен, провал англо-франко-советских переговоров, разгром фашистской Германией Польши, Бельгии, Голландии, Франции.

«Необходимость обезопасить Англию от гитлеровского нашествия, антифашистская борьба английского народа обусловили провал миссии Гесса»[195].

Наличие острейших англо-германских противоречий, решительная борьба английских трудящихся против сговора с фашистскими агрессорами предопределили крах миссии Гесса. Неудавшийся «прыжок» Гесса был не только предвестником крушения внешнеполитических планов нацистской Германии, стремившейся изолировать Советский Союз. Он, как бы парадоксально это ни звучало, означал реальность создания антифашистской коалиции, которая повела бы смертельную борьбу с фашистской Германией и ее сообщниками.

До конца войны Гесс находился в качестве военнопленного в английском военном госпитале в Южном Уэльсе.

После окончания Второй мировой войны «наци № 3» Гесс предстал перед Международным военным трибуналом в Нюрнберге. Рудольф Гесс был признан виновным в тяжких преступлениях против мира, против человечности. Стремясь избежать сурового приговора, он длительное время симулировал сумасшествие. Такую версию усиленно поддерживал и его защитник. Однако тщательное медицинское освидетельствование, как уже отмечалось, не подтвердило этого. Трибунал постановил: Гесс находится в здравом рассудке и должен ответить за свои преступления.

Гесс, видимо, и сам понял всю никчемность своей игры. 30 ноября 1945 г., когда его защитник доказывал, что Гесс психически ненормален, последний сделал заявление, смысл которого сводился к следующему: я не сумасшедший, а лишь симулировал потерю памяти[196].

Международный военный трибунал в Нюрнберге приговорил 1 октября 1946 г. к смертной казни через повешение Риббентропа, Геринга, Штрейхера, Кейтеля, Заукеля, Розенберга, Йодля, Зейсс-Инкварта, Франка, Фрика, Кальтенбруннера, заочно Бормана. Они были повешены в ночь на 16 октября 1946 г. (кроме отравившегося Геринга и скрывшегося от суда Бормана).

Гесса приговорили к пожизненному тюремному заключению[197].

«Приговор Международного трибунала в Нюрнберге, — писал советский юрист А. Полторак, — покончил не только с наиболее тяжкими военными преступниками, но что гораздо важнее — с вековой безнаказанностью агрессии и агрессоров»[198].

Гесс был заключен в западноберлинскую тюрьму Шпандау, стал «заключенным № 7» в компании с другими фашистскими преступниками — бывшим президентом Рейхсбанка Функом, б. гросс-адмиралом Редером, б. министром вооружений А. Шпеером, б. шефом гитлерюгенд Б. Ширахом, б. главнокомандующим ВМС Германии Деницем и б. гауляйтером Богемии и Моравии К. Нейратом.

…Через 27 лет после неудавшегося «прыжка» Гесса, 12 мая 1968 г., близ селения Иглшем у фермы Летхам, в 1000 метрах от того места, где в свое время обнаружили Гесса, приземлился с парашютом некий западногерманский «профессор» Бертольд Рубин. Он прилетел сюда с аэродрома Глазго на самолете, пилотируемом летчиком из ФРГ Вилли Шубертом (английские газеты умолчали о том, как оказался в Глазго западногерманский самолет). Окружившим его журналистам и местным полицейским Рубин сообщил: целью его «прыжка» является гуманная миссия — усилить кампанию за освобождение Гесса из тюрьмы Шпандау, поскольку, мол, он «достаточно пострадал» и пора его выпустить на свободу.

Подобного рода «гуманные» требования в отношении фашистского палача раздавались на Западе и раньше и позже. Находились «радетели» за Гесса и в ФРГ, и в Англии, и в других странах.

Впрочем, последнюю точку в своей биографии поставил сам Гесс. В августе 1987 г. он покончил жизнь самоубийством.

Глава IV

Кровавый контур плана «Барбаросса»

Днем 29 июля 1940 г. к перрону небольшой немецкой станции Рейхенгалле подошел специальный поезд. Из вагона в сопровождении адъютантов вышел высокий худощавый человек в форме генерал-полковника артиллерии. Это был генерал Йодль — один из ближайших подручных Гитлера по агрессии.

Близ станции Рейхенгалле в просторных удобных помещениях разместился штаб оперативного руководства вермахта, в глубокой тайне разрабатывавший планы военных походов фашистской Германии.

Едва Йодль успел выйти из вагона, раздалось краткое приказание генералу Варлимонту — заместителю начальника оперативного отдела «Л» верховного командования:

— Немедленно созвать узкое совещание старших офицеров отдела «Л».

Помимо Йодля и Варлимонта в совещании приняли участие три старших офицера.

На состоявшемся совещании Йодль сообщил: Гитлер решил форсировать подготовку войны против России.

Именно с этого момента, едва был завершен разгром Франции, генеральный штаб вермахта начал разрабатывать конкретный план нападения на Советский Союз, модернизировать стародавнюю идею немецких милитаристов о «походе на Восток». Фашистский вариант «Дранг нах Остен» должен был обеспечить немцам «жизненное пространство» и увековеченное господство «арийской расы» в Европе, а затем и во всем мире.

Человеконенавистнические теории и планы захвата Западной Европы и «похода на Восток» были сформулированы Гитлером в «Майн кампф», написанной еще в австрийской ландсбергской тюрьме. Ставилось задачей:

— захват Австрии, Чехословакии, Польши, Дании, Норвегии, Голландии, Бельгии, Люксембурга, разгром Франции;

— захват европейской части России вплоть до Урала;

— физическое истребление целых народов, и в первую очередь славян.

Подписывая в августе 1939 г. договор о ненападении с Советским Союзом, руководители третьего рейха ни на минуту не забывали о своих агрессивных планах. Через три месяца после подписания договора Гитлер цинично заявил: «…у нас есть договор с Россией. Однако договоры соблюдаются лишь до тех пор, пока они целесообразны»[199]. При первом удобном случае фюрер готов был превратить советско-германский договор в клочок бумаги.

Военные кампании вермахта в Польше, во Франции, под Дюнкерком вскружили головы гитлеровским генералам. Теперь они мечтали о молниеносных победах на Востоке.

В начале июня 1940 г., когда немецко-фашистские войска, разрезав фронт союзников, вышли на побережье Ла-Манша, Гитлер, беседуя с Рундштедтом, сформулировал «основную задачу своей жизни» — «рассчитаться с большевизмом»[200].

Сокрушение первого в мире социалистического государства, порабощение советского народа, захват его богатств были в центре политики германского фашизма. Гитлеровская верхушка опиралась на реальную силу — концерны Круппа и Тиссена, Стиннеса и Маннесмана, реакционный генералитет в лице Браухича, Гальдера, Рундштедта, Кейтеля. Йодля и других, многомиллионную мелкобуржуазную массу, одурманенную нацистской пропагандой.

Уже 25 июня 1940 г., на третий день после подписания Компьенского перемирия, верховное командование вооруженных сил Германии (ОКВ) высказалось за план сосредоточения на Востоке, у границ СССР, 24 немецких дивизий; 28 июня рассматривались «новые задачи»[201].

В конце июня состоялась беседа начальника генерального штаба сухопутных сил Гальдера с государственным секретарем министерства иностранных дел Вейцзекером, после которой первый записал в своем дневнике: «Основное внимание — на Восток»[202].

июля ОКВ отдало приказ штабам сухопутных и морских сил конкретизировать планирование нападения на СССР. На следующий день генерал Гальдер записал в своем дневнике: «Нанести решительный удар по России, чтобы принудить ее принять господствующую роль Германии в Европе»[203].

На секретном совещании, состоявшемся 22 июля в Бергхофе, Гитлер заявил: «Русская проблема будет решена наступлением. Следует продумать план предстоящей операции»[204]. Именно на этом совещании фашистская верхушка утвердила свое решение о нападении на Советскую страну. Вопрос о войне с СССР был теперь поставлен на почву оперативных расчетов. Нападение будет предпринято через четыре — шесть недель после окончания сосредоточения войск. Для разгрома 50–70 русских дивизий, являющихся боеспособными, по мнению главнокомандующего сухопутными силами Браухича, требовалось не более 100 дивизий.

Разработка конкретного оперативного плана нападения на Советский Союз была поручена Браухичем начальнику генерального штаба сухопутных сил Гальдеру, а тот поручил ее начальнику штаба 18-й армии генерал-майору Марксу. Армия располагалась вблизи советских границ.

Отдел «Л» ОКВ, получив в Рейхенгалле приказ Йодля, энергично взялся за детализацию оперативного плана войны против СССР, по которому главный удар наносился на Москву[205]. По свидетельству Йодля Гитлер полагал первоначально, что войну против СССР можно начать уже осенью 1940 года[206]. Это мнение разделяли многие генералы. Однако позднее Гитлер отказался от этого плана. И не потому, что он имел «миролюбивые» замыслы или «не хотел нарушать» советско-германский договор о ненападении, просто он посчитал: Германия еще не была готова к войне с СССР. К этому времени, по свидетельству генерала Варлимонта, не могло быть завершено развертывание фашистских армий у границ СССР; в Польше железные дороги, другие коммуникации, мосты не были подготовлены для продвижения тяжелых танков, не была налажена связь, не было нужного количества аэродромов. Кроме того, приближалась осень и зима. А Гитлер не хотел повторения ошибок Наполеона, по его мнению проигравшего русский поход из-за сильных морозов[207].

Дата добавления: 2015-08-29