Фор­ту­на ва­лялась в пос­те­ли, пе­рес­матри­вая сним­ки, ко­торые ей се­год­ня уда­лось сде­лать, ког­да она гу­ляла по го­роду. Ка­кие-то уда­ляла сра­зу, дру­гие со­бира­ла в аль­бом. Она 5 страница

* * *

– До­рогой, ты мо­жешь сде­лать мне од­ну вещь?

– Ка­кую?

– При­ят­ную.

– Ты ним­фо­ман­ка, в хо­рошем смыс­ле это­го сло­ва.

– Мо­жет быть. Зна­ешь единс­твен­ное из­вра­щение, ко­торое мне не удас­тся с то­бой ис­пы­тать?

– Ка­кое?

– Из­ме­на.

– Не шу­ти со смертью. Она шу­ток не по­нима­ет.

– И ты то­же? Что там, кста­ти, на ули­це, сол­нце есть?

– Нет.

– Пар­ши­во. Сде­лай же что-ни­будь!

– Хо­рошо, – встал я и вер­нулся я в спаль­ню че­рез ми­нуту с апель­си­ном в ру­ке. Но этой ми­нуты бы­ло дос­та­точ­но, что­бы нас­тро­ение ее ис­чезло. Фор­ту­на про­иг­но­риро­вала мою на­ход­чи­вость и ле­жа на спи­не. Цит­ру­сом раз­би­ло воз­дух. Я про­тянул по­лови­ну Фор­ту­не. Она от­ка­залась.

– По­кор­ми ме­ня с рук.

Я вло­жил ей доль­ку в гу­бы.

– Что ты так грус­тишь, я же у­еду толь­ко зав­тра.

– Мне еще ни­ког­да не бы­ло так оди­ноко, как бу­дет зав­тра. Дни не­дели дав­но уже по­теря­ли для ме­ня свои наз­ва­ния, ос­тавляя под прос­ты­ней лишь тот факт, про­сыпа­юсь я с то­бой или без те­бя, – из­вле­кала она из се­бя со страстью сло­ва, брыз­га­ясь апель­си­новым ды­хани­ем. – Ес­ли влюб­ленность бы­ла при­кос­но­вени­ем, то лю­бовь ста­ла хи­рур­ги­чес­ким вме­шатель­ством. Я ус­та­ла.

– От че­го?

– От то­го, что чем бы я ни за­нима­лась, я всег­да за­нима­юсь то­бой, то­бой и толь­ко то­бой.

– Мне не хва­та­ет теп­ла!

– Осенью все на­чина­ют мер­знуть.

– Я куп­лю те­бе пер­чатки.

– Я же про ду­шу.

– Что, она то­же прос­ту­жена?

– Ху­же, за­леде­нела, – лис­та­ла Фор­ту­на ка­кой-то гля­нец, за­литый фо­тог­ра­фи­ями.

– Так тем бо­лее, я не ви­жу при­чин для от­ка­за, пер­чатки хо­рошие – из ко­жи би­зона, ты смо­жешь ими от­шле­пать ме­ня, ес­ли, не дай бог, я к те­бе ох­ла­дею.

– Да хва­тит те­бе уже ду­рачить­ся. Вот пос­мотри сю­да, – ткну­ла она мой взгляд в раз­во­рот жур­на­ла. – Ты же ви­дишь, что это аб­со­лют­ная без­дарность: здесь све­та не хва­та­ет, тут фо­кус не вы­дер­жан, а здесь, пос­мотри, но­ги от­ре­зало по ко­лено. Нет, ты пос­мотри луч­ше вот этот! – нас­та­ива­ла Фор­ту­на, так что мне то­же приш­лось при­нять учас­тие в их об­сужде­нии.

– А здесь те­бе что не пон­ра­вилось? – про­ник­ся я па­рой пен­си­оне­ров, ко­торая так ми­ло це­лова­лась.

– Ну, как, раз­ве ты не ви­дишь? Ли­ния го­ризон­та раз­ре­зала им го­ловы.

– За­то сю­жет ка­кой, до­жить до та­кой ста­рос­ти с та­кой страстью – это же пес­ня.

– Те­ма хо­рошая, но ес­ли го­ворить о сю­жете фо­тог­ра­фии, то он аб­со­лют­но го­лый. Ис­поль­зуй­те ок­на, ар­ки, вет­ки, что­бы об­ра­мить сю­жет. Как для ме­лодии, ему очень нуж­на аран­жи­ров­ка, им­про­визи­рован­ная рам­ка в ви­де при­чуд­ли­вых об­ла­ков, ар­ки или вет­вей де­ревь­ев.

– Ну хва­тит, Фор­ту­на. Смот­ри на мир ши­ре, что те­бя так бес­по­ко­ит чье-то чу­жое ви­дение?

– Я мог­ла бы это сде­лать луч­ше, будь я фо­тог­ра­фом в этом из­да­нии. Ну, ко­неч­но, это же дочь, или пле­мян­ни­ца, или лю­бов­ни­ца глав­но­го ре­дак­то­ра. По­чему всег­да все ка­ким-то родс­твен­ным ду­шам и удов­летво­ритель­ни­цам?

– Приз­най­ся, что ты прос­то за­виду­ешь, – об­нял я ее за пле­чи сза­ди и при­жал к се­бе. – Не­уже­ли те­бе не­дос­та­точ­но, что я обо­жаю то, что ты де­ла­ешь? Я глав­ный твой пок­лонник.

– Ни­чего я не за­видую, – по­пыта­лась вы­путать­ся из мо­его кап­ка­на она. Но сде­лав уси­лие, я за­валил ее на ди­ван, так что она ока­залась по­до мной. Об­хва­тив ла­дони Фор­ту­ны сво­ими над ее го­ловой, я пос­мотрел ей пря­мо в гла­за:

– На­учись мыс­лить гло­баль­но, смот­реть на ве­щи прос­то, при­мер­но как сей­час на ме­ня.

– Хо­рошо. Я кра­сивая?

– Да.

– И вред­ная?

– Да, ты из тех при­вычек, что не бро­са­ют.

– Я хо­чу прос­ты­ми ви­дами, пред­ме­тами зас­та­вить ра­ботать под­созна­ние лю­дей, по­нима­ешь, – от­ве­ла она гла­за от мо­их, что­бы дать прос­транс­тво сво­ей мыс­ли. Де­лая это под­созна­тель­но, она яс­но да­вала по­нять, что хо­чет вый­ти нам­но­го даль­ше мо­его су­щес­тво­вания.

– По­давать сюр­ре­ализм че­рез клас­си­цизм? – от­пустил я ее на во­лю.

– Мож­но и так ска­зать. Вот, пос­мотри, – она от­кры­ла пап­ку с фо­то и на­чала по­казы­вать мне то, что от­сня­ла за пос­леднюю не­делю. – Ви­дишь этих де­вочек с бе­лень­ки­ми бан­та­ми, они слов­но ан­ге­лы, спус­тивши­еся с не­бес, а этот ста­рик – он са­мо вре­мя.

– Клас­сная у не­го пал­ка, – по­пытал­ся я про­ник­нуть­ся твор­чес­твом Фор­ту­ны, – слов­но ми­нут­ная стрел­ка. Клю­ка – это веч­ность?

– Вот, ты то­же это ви­дишь. Веч­ность – тот са­мый фун­да­мент, на ко­тором раз­мно­жа­ют­ся на­ши эмо­ции. То есть я сво­ими сним­ка­ми хо­чу по­казать, что мгно­вения всег­да яр­че, вы­ше, – про­дол­жа­ла лис­тать свой жид­кокрис­талли­чес­кий аль­бом Фор­ту­на. – Хо­чу сде­лать се­рию та­ких за­меча­тель­ных кад­ров, где ок­на бу­дут прев­ра­щать­ся в ли­ца, мор­щи­ны – в до­роги, звез­ды – в гла­за, по­года – в одеж­ду, при­кос­но­вение – в ниж­нее белье. Но не толь­ко это ме­ня вол­ну­ет, я так­же хо­чу на­учить­ся вых­ва­тывать у вре­мени и у лю­дей те са­мые мо­мен­ты, ког­да они из ре­мес­ленни­ков вдруг ста­новят­ся про­фес­си­она­лами, из уче­ников – пре­пода­вате­лями, из лю­бов­ни­ков – мужь­ями. Мо­жет быть, да­же до­казать, что все­го лишь мгно­вение от­де­ля­ет нас от то­го со­вер­шенс­тва, к ко­торо­му че­ловек, как ему ка­жет­ся, идет го­дами. Очень хо­чу сде­лать се­рию фо­то о жиз­ни де­тей из неб­ла­гопо­луч­ных се­мей. Как у это­го дет­до­мов­ско­го ре­бен­ка, – она ос­та­нови­ла по­ток сво­их фо­тог­ра­фий на сним­ке от­вер­гну­того детс­твом ма­лыша с бе­зухим плю­шевым миш­кой в ру­ках.

– Где ты его наш­ла?

– Я де­лала ре­пор­таж в дет­до­ме.

– Да? Я ни­чего не слы­шал об этом.

– Ген­рих взял ме­ня с со­бой од­нажды. Мой учи­тель фо­тог­ра­фии.

– Ген­рих? Опять он.

– Ни­чего лич­но­го, что ты так раз­волно­вал­ся, ми­лый?

– Вся­кий раз, ког­да ты ка­са­ешь­ся его име­ни, у ме­ня буд­то сра­баты­ва­ет сиг­на­лиза­ция.

– Что же бу­дет, ког­да я по­еду с ним в Ин­дию?

– За­чем?

– Сни­мать. Как го­ворит Ген­рих, ес­ли ты хо­чешь рас­ши­рить свое соз­на­ние, то это луч­шее мес­то, имен­но там про­ходит ре­ка вре­мени.

– Ты с ума сош­ла! Ни­куда ты с ним не по­едешь, – вы­ла уже си­реной моя ох­ранная сис­те­ма.

– Хо­рошо, да­вай по­едем вмес­те?

– Втро­ем? – нер­вно зас­ме­ял­ся я.

– Нет, вдво­ем.

– Хо­рошо, толь­ко не се­год­ня, и не в Ин­дию, – на­чал я ос­ты­вать по­тихонь­ку.

– Да ку­да угод­но, глав­ное, что­бы там бы­ли го­ры. И ес­ли рас­суждать даль­ше о фо­тог­ра­фии, то точ­но так­же, как они ре­жут не­бос­вод, мои сним­ки дол­жны быть по­переч­ным раз­ре­зом на­шей плос­кости.

– На­шей плос­кой жиз­ни?

– Да, очень важ­но по­чувс­тво­вать ее объ­ек­тивно, – взя­ла она в до­каза­тель­ство с пол­ки объ­ек­тив. Ну, и как вся­кий ху­дож­ник, я хо­чу, что­бы мои ра­боты бы­ли вос­тре­бова­ны, име­ли спрос. К со­жале­нию, в на­шей стра­не ры­нок га­лерей не сфор­ми­рован, это ка­са­ет­ся не толь­ко фо­тог­ра­фий, но и все­го ис­кусс­тва в це­лом.

– А в чем при­чина? – пы­тал­ся я на­щупать сла­бое мес­то.

– Есть пред­ло­жения, но нет вку­са, сле­дова­тель­но, спро­са.

– Что ты име­ешь в ви­ду под вку­сом? Куль­ту­ру?

– В ка­кой-то сте­пени. Здесь до сих пор лю­ди не зна­ют, что та­кое вин­таж, а те, кто зна­ет, час­то пы­та­ют­ся вы­дать за не­го обыч­ные сним­ки. Ты зна­ешь, что та­кое вин­таж?

– Мо­гу ска­зать толь­ко о ви­не, в ви­ноде­лии это оз­на­ча­ет ма­роч­ное или вы­дер­жанное. Это сло­во осо­бен­но час­то упо­мина­ют в свя­зи с элит­ны­ми до­роги­ми ви­нами, ко­торые вы­пус­ка­ют­ся толь­ко в го­ды удач­ных уро­жа­ев.

– Ну, в об­щем, в фо­тог­ра­фии оз­на­ча­ет при­мер­но то же са­мое. Вин­тажны­ми счи­та­ют­ся фо­то­от­пе­чат­ки, сде­лан­ные вско­ре пос­ле то­го, как был сде­лан его не­гатив. Вин­тажные от­пе­чат­ки име­ют ста­тус уни­каль­нос­ти. Они сто­ят очень до­рого.

– Нас­коль­ко до­рого?

– Как кар­ти­ны ве­ликих ху­дож­ни­ков. Ты зна­ешь об аме­рикан­ском фо­тог­ра­фе Эд­варде Стей­хе­не?

– Нет, я в этом воп­ро­се тем­но­та, не­гатив.

– Так вот. В 2006 го­ду на а­ук­ци­оне Sotheby's его вин­тажный от­пе­чаток «Пруд. Лун­ный свет» ушел за два мил­ли­она де­вять­сот ты­сяч дол­ла­ров.

– Неп­ло­хой вин­таж.

– А все из-за то­го, что фо­то­от­пе­чаток был сде­лан при жиз­ни фо­тог­ра­фа и под его не­пос­редс­твен­ным наб­лю­дени­ем. А Ман Рей, ты дол­жен был слы­шать о нем?

– Нет, поз­на­комишь? – под­нялся я с пос­те­ли и от­дернул за­навес­ку, дав вдох­нуть ок­ну све­та.

– К со­жале­нию, он уже умер. Вы­да­ющий­ся и, на­вер­ное, са­мый до­рогой фо­тог­раф XX ве­ка. И де­ло не толь­ко в том, что это вин­таж. Есть фо­тог­ра­фии Ман Рея, ко­торые сто­ят боль­ше мил­ли­она дол­ла­ров, а есть его фо­тог­ра­фии, ко­торые сто­ят три ты­сячи дол­ла­ров. То же вре­мя, то­же вин­таж, но прос­то дру­гого ка­чес­тва.

– Я же го­ворю, все как с ви­нами, од­ни вы­питы, дру­гие скис­ли, са­мые вы­да­ющи­еся пы­лят­ся в под­ва­лах кол­лекци­оне­ров.

– Ну сог­ла­сись, что для лю­бого на­шего фо­тог­ра­фа и три ты­сячи хо­рошие день­ги.

– Мо­жет, мы прос­то не уме­ем сни­мать?

– О те­бе я бы так не ска­зала, – от­влек­лась от те­мы Фор­ту­на.

– Иди сю­да! Взгля­ни! – про­тянул я ей ру­ки, что­бы она быс­трее вста­ла, и под­вел к ок­ну, там вни­зу на ас­фаль­те бы­ло на­писа­но ме­лом «Люб­лю».

– Вот ес­ли бы звез­да­ми на не­бе, – ука­зала она сво­ими ис­крен­ни­ми зрач­ка­ми на­верх.

* * *

– Мы еха­ли с Фор­ту­ной по Швей­ца­рии, воз­вра­ща­ясь с аль­пий­ских про­гулок на сно­убор­дах, сол­нце ска­кало за по­ез­дом по гор­ной це­пи, буд­то зо­лотой мяч, ко­торый нам хо­тели вру­чить за хо­рошую иг­ру на нер­вах этим ут­ром, ес­ли он преж­де не лоп­нет, нар­вавшись на оче­ред­ную ос­тро­ту. Я пы­тал­ся под­нять нас­тро­ение Фор­ту­не и стал ее фо­тог­ра­фиро­вать (это бы­ло ро­ковой ошиб­кой), вмес­то то­го что­бы су­нуть ей в рот ку­сок шо­кола­да.

– Ты ни­ког­да не умел ме­ня фо­тог­ра­фиро­вать, – чуть поз­же унич­то­жала она сним­ки один за дру­гим.

– А мне пон­ра­вилось. Де­ло вку­са.

– Что здесь вкус­но­го? Что? – из­бавля­лась она от ко­пий сво­его со­вер­шенс­тва. – С то­бой у ме­ня всег­да рез­ко па­да­ет са­мо­оцен­ка.

– Мо­жет быть, ак­кли­мати­зация? – хо­тел я ка­зать­ся хлад­нокров­ным.

– Ну да. Ког­да те­бя нет, я от­лично се­бя чувс­твую.

– Ни­чего, как вер­немся, сра­зу же у­еду в ко­ман­ди­ров­ку на це­лую не­делю. Ты смо­жешь ее зад­рать до не­бес. Я про са­мо­оцен­ку, – не со­бирал­ся я вы­ходить из се­бя да­же для то­го, что­бы вы­пус­тить пар, хо­тя сто­ял уже на по­роге со сно­убор­дом в шап­ке и пу­хови­ке.

– От­лично. От­дохнем.

– По­чему ты се­бя пос­то­ян­но уни­жа­ешь? Или те­бе это дос­тавля­ет удо­воль­ствие?

– Ты прек­расно зна­ешь, от­ку­да что бе­рет­ся. Я люб­лю те­бя, но жить все вре­мя в те­ни тво­его опы­та не­выно­симо.

– Хо­чешь ска­зать, это я те­бе на­вязал этот ком­плекс?

– Это не ком­плекс, это чувс­тва, ко­торые вы­зыва­ют во мне все твои кра­сави­цы, все жен­ское об­ще­житие, в ко­тором ты жил до ме­ня. Рвот­ные чувс­тва, – до­бави­ла она яз­ви­тель­но.

– В об­ще­житии?

– Да, в рос­ко­ши жен­ско­го вни­мания. Да­же ког­да уже был зна­ком со мною.

– Мне ка­жет­ся, ты на­ходишь­ся под впе­чат­ле­ни­ем рас­ска­зов тво­их ро­дите­лей. Но ведь это все вздор, сколь­ко раз я те­бе го­ворил. Не бы­ло у ме­ня ни­кого бли­же, чем ты, не бы­ло! Все, что я ко­му-то го­ворил, сло­ва, не бо­лее то­го, – об­нял я Фор­ту­ну, но она ски­нула мою ру­ку и пе­ресе­ла к ок­ну нап­ро­тив, не­мед­ленно пог­ру­зив в не­го свой прек­расный пе­чаль­ный хрус­таль. Не зная, ку­да прис­тро­ить свои бро­шен­ные ру­ки, я на­чал кру­тить в ру­ках те­лефон, до тех пор, по­ка не до­гадал­ся от­пра­вить Фор­ту­не sms-ку: «Я те­бя люб­лю».

Фор­ту­на проч­ла, но не от­ве­тила, сно­ва по­весив свой взгляд на аль­пий­ские пей­за­жи.

– Ты по­лучи­ла мое пись­мо? – крик­нул я ей че­рез про­ход. – Бу­дем счи­тать, что ты ме­ня прос­ти­ла?

– Да, кра­сивое. Три ра­за пе­речи­тала.

– Не на­до­ело?

– Не по­мог­ло.

– Как так?

– Ты не по­нима­ешь, ты не хо­чешь по­нять. Я не знаю, что это бы­ло для те­бя – лю­бовь или так, но те жар­кие сло­ва к дру­гим жен­щи­нам до сих пор си­дят у ме­ня в го­лове, до сих пор раз­ры­ва­ют мое ми­ро­ощу­щение, сто­ит толь­ко вспом­нить, сто­ит толь­ко за­деть эту ран­ку. Мне на­до­ели эти со­чувс­тву­ющие вздо­хи со сто­роны, буд­то там, где мы сей­час жи­вем, был га­рем. Не на­до ду­мать, что я пай-де­воч­ка, ду­роч­ка, ко­торая все вре­мя бу­дет сте­лить­ся за то­бой. К то­му же я на­чала ощу­щать эту раз­ни­цу в воз­расте. Ты хо­чешь де­тей, я нет, я не хо­чу упус­тить свою юность, ко­торая у ме­ня од­на, я не хо­чу ока­зать­ся сра­зу же в бы­ту, ми­нуя эту стан­цию под наз­ва­ни­ем «Мо­лодость», на ко­торой ты уже по­гулял, – в этот мо­мент по­езд ос­та­новил­ся, и часть пас­са­жиров выш­ла. Как толь­ко две­ри зак­ры­лись, Фор­ту­на про­дол­жи­ла:

– Мне на­до­ело на­ходить­ся под тво­им чут­ким вни­мани­ем. Мне хо­чет­ся собс­твен­ных оши­бок, ко­торые дол­жны слу­чать­ся в этом воз­расте. Ме­ня пу­га­ет раз­ме­рен­ность на­шей жиз­ни, твоя муд­рость, ко­торая ве­дет ме­ня за руч­ку бе­зопас­ным мос­точком че­рез ре­ку юнос­ти, сра­зу во взрос­лую жизнь. Мне хо­чет­ся обыч­ных де­вичь­их глу­пос­тей. Мне ну­жен воз­дух, ве­селье, пуб­ли­ка.

– То есть ты ре­шила на­чать но­вую пуб­личную жизнь? Те­бе не ка­жет­ся, что здесь ма­лова­то на­рода? – оки­нул я ва­гон, в ко­тором бы­ло не бо­лее пя­ти пас­са­жиров.

– Глав­ное, что­бы они бы­ли людь­ми.

– С кем ин­те­рес­но?

– Ты ду­ма­ешь, у ме­ня нет ва­ри­ан­тов, что боль­ше я ни­кому не нуж­на?

– Нуж­на, ты мне нуж­на.

– Оши­ба­ешь­ся.

– Я не мог в те­бе оши­бить­ся, – сел я сно­ва на свое мес­то.

– Мо­жет, ты ошиб­ся в се­бе.

– Черт, ко­неч­но! Как я мог за­быть. Это все не­дос­та­ток эн­дорфи­нов, – рыл­ся я в рюк­за­ке, по­тому что на слу­чай упад­ка нас­тро­ения, как у вся­кого дрес­си­ров­щи­ка, для при­ручен­ной, но по-преж­не­му ди­кой кош­ки под ру­кой дол­жен быть ку­сок шо­кола­да или крас­ное-прек­расное слов­цо, ко­торым мож­но бы­ло бы с хо­ду рас­по­ложить к се­бе или наг­ра­дить за ис­полнен­ный тер­пе­ния трюк. Но са­хара под ру­кой не наш­лось, а сло­ва все ока­зались ста­ры, я по­шел на край­ние ме­ры, не­ожи­дан­но под­ско­чив к Фор­ту­не и вон­зив в ее гу­бы свой по­целуй. Преж­де чем она ус­пе­ла что-то ска­зать, я зах­ва­тил ее неж­ные ро­зовые ус­та, зак­рыв эту нас­ку­чив­шую ус­тную те­му.

– Ни­ког­да мне не бы­ло хо­рошо как сей­час, – вы­тер­ла она че­рез ми­нуту сло­вами свои на­бух­шие страстью гу­бы.

– Мне то­же, по­жалуй, не бу­дет, – вздох­нул спо­кой­но, по­нимая, что гро­за ми­нова­ла и мож­но стрях­нуть с се­бя кап­ли нах­лы­нув­ших эмо­ций. – О чем это мы так бес­по­лез­но спо­рили?

– Я уже и за­была, пом­ню толь­ко, что мне бы­ло хо­лод­но от не­дос­татка вни­мания, ты на го­лое те­ло мое на­кинул плащ из сво­их по­целу­ев.

* * *

– Что ты с ут­ра та­кая хму­рая?

– Не прос­ну­лась еще, – уже всмат­ри­валась она, как в зер­ка­ло, в эк­ран сво­его но­ут­бу­ка.

– Так бу­ди се­бя, ина­че этот день за те­бя про­живет ка­кая-то сво­лочь, ко­торая бу­дет ну­деть, кап­ризни­чать и вы­едать мой мозг. Ел­ку бу­дем на­ряжать?

– Мо­жет, сна­чала ме­ня? Вро­де праз­дник зав­тра, а нас­тро­ения ни­како­го, – не от­ры­валась она. Но­вый год, где он? Не чувс­твую.

– Мир из­ме­нил­ся. Мне ка­жет­ся очень стран­ным ви­деть лю­бимую жен­щи­ну си­дящей в ка­нун Но­вого го­да у компь­юте­ра. Что ты там мо­жешь по­чувс­тво­вать?

– А где мне си­деть, под ел­кой?

– На мо­их ко­ленях, – вер­тел я в ру­ках ба­нан. – Отор­вись!

Фор­ту­на зак­ры­ла пасть но­ут­бу­ку, вста­ла, сде­лала по ком­на­те нес­коль­ко плав­ных ша­гов и со­вер­ши­ла по­сад­ку ко мне на ко­лени:

– Сей­час отор­вемся.

Я при­об­нял ее:

– Не­ожи­дан­но.

– Не­ожи­дан­но?

– Не­ожи­дан­но быс­тро, – вскрыл я ба­нан и от­ку­сил.

– Как снег на го­лову?

– Нет, как лег­кий ту­ман. Те­бе сло­во, – про­тянул я ей ба­нан слов­но мик­ро­фон.

– Это что, ин­тервью?

– Да, Фор­ту­на, нес­коль­ко воп­ро­сов о смыс­ле жиз­ни в ка­нун Но­вого го­да. Но­вый год на но­су. А ты? Что та­кая грус­тная, не­удов­летво­рен­ная?

– Я?

– Ты. Что ждешь от Но­вого го­да?

– Вес­ны.

– Ка­кую глу­пость жен­щи­ны ты счи­та­ешь са­мой чре­ватой?

– Вый­ти за­муж без люб­ви.

– А ес­ли мыс­лить гло­баль­но?

– Не вы­ходить за­муж вов­се.

– Но­вый год ког­да-ни­будь од­на встре­чала?

– Нет.

– Хо­чешь поп­ро­бовать?

– Бо­яз­но. Вдруг не при­дет.

– Что ты счи­та­ешь глав­ным в муж­чи­не?

– Ес­ли у муж­чи­ны нет чувс­тва юмо­ра, то и с ос­таль­ны­ми бе­да.

– Что ты чувс­тву­ешь, ког­да те­бе зво­нит нас­то­ящий муж­чи­на?

– Гуд­ки… по все­му те­лу.

В этот мо­мент за­валь­си­ровал на сто­ле те­лефон.

– Зво­нок от на­ших слу­шате­лей, – выс­ве­тил­ся на эк­ра­не нез­на­комый но­мер… – Они хо­тят знать, что вы ду­ма­ете о люб­ви? – су­нул я ба­нан в ру­ки Фор­ту­не.

– Лю­бовь – са­мое абс­трак­тное из всех по­нятий.

– Вы так счи­та­ете? – отоб­рал я плод, ко­торый она да­же не ус­пе­ла вку­сить.

– Да, – вых­ва­тила она вновь мик­ро­фон. – Лю­бовью мож­но за­нимать­ся, да­же ког­да ее нет, – от­ку­сила бе­лую плоть.

– Так вы спи­те без люб­ви?

– Лю­била ли я всех тех, с кем спа­ла? Ес­ли я ска­жу «да», то бе­зус­ловно сов­ру, ес­ли «нет», то это бу­дет оз­на­чать, что сов­ра­ла им.

– Где же прав­да?

– Прав­да всег­да в пос­леднем.

– Так как вре­мя на­ших ба­нанов уже под­хо­дит к кон­цу, пос­ледний воп­рос, – от­ку­сил я от пло­да еще нем­но­го и про­тянул ос­та­ток Фор­ту­не: – вы спо­соб­ны на бе­зумие?

– Я – да! Те­бе дос­та­точ­но по­цело­вать ме­ня в шею, – до­ела она ба­нан и ак­ку­рат­но по­веси­ла шкур­ку на спин­ку ди­вана.

– В та­ком слу­чае, по­кажи где у те­бя шея, и я от­ве­ду те­бя ту­да.

– Для те­бя вез­де. Для те­бя я сплош­ная шея.

– За Но­вый год! – по­цело­вал я ее в шею, – чувс­твую, он бу­дет хо­рошим.

– От­ку­да та­кая уве­рен­ность?

– Не вол­нуй­ся, от про­тив­но­го.

– Я спо­кой­на, ког­да я вол­ну­юсь, то все вре­мя стою пе­ред вы­бором: взять се­бя в ру­ки или бо­кал.

– В ру­ки возь­му те­бя я, по­дож­ди пять се­кунд. – Я под­нялся и вер­нулся в ком­на­ту уже с фу­жера­ми и бу­тыл­кой шам­пан­ско­го: – Ду­маю, нам на­до на­чать с бо­кала. Но­вый год все-та­ки ско­ро, – упал я в пос­тель и на­чал от­ку­пори­вать ви­но. Из бу­тыл­ки вы­лете­ла проб­ка, и за­вер­те­лась где-то под сто­лом, я быс­тро раз­лил по бо­калам пе­ну.

– Хо­роший год всег­да на­чина­ет­ся с шам­пан­ско­го! – пе­редал я один фу­жер Фор­ту­не. – На­до прос­то вы­пить.

– А джи­на нет?

– Ты счи­та­ешь, он спра­вит­ся?

– Все-та­ки пах­нет ел­кой.

– Мне бы луч­ше то­го, что ис­полня­ет же­лания.

– Я к ва­шим ус­лу­гам, – сом­кнул я ла­дош­ки пе­ред ли­цом и пок­ло­нил­ся.

– Вы нас­то­ящий?

– Пот­ро­гай­те.

– Вам же мо­жет пон­ра­вить­ся? А до­ма не­бось джи­ниха с джи­нята­ми?

– Нет, я без­на­деж­но оди­нок. Да и кто за­хочет в на­ше вре­мя жить в та­ком тес­ном двух­комнат­ном со­суде?

– Я, – от­ве­тила скром­но Фор­ту­на.

* * *

– Чай бу­дешь?

– Есть по­вод?

– Ут­ро.

– Что ты там уви­дел? – спро­сила Фор­ту­на, по­давая мне чаш­ку.

– Она опять пла­кала всю ночь? – не от­ры­вал я глаз от ок­на, за ко­торым от­сы­рев­ший ас­фальт блес­тел раз­ли­вами луж.

– Раз­ве ты не слы­шал, как она ре­вела? Я да­же знаю, по ка­кой при­чине. Ты из­ме­нял ей со мной этой ночью.

– Да? – об­жег я гу­бы сле­ду­ющим глот­ком.

– Всю ночь она наб­лю­дала на­ши жар­кие те­ла.

– Да, бы­ло неп­ло­хо. Но мне ка­залось, что ей до лам­почки, что она смот­рит на все это од­ним гла­зом.

– Прос­то не по­дава­ла ви­ду, жен­щи­ны уме­ют прит­во­рять­ся, – нак­ру­чива­ла свой зо­лотис­тый ло­кон на па­лец Фор­ту­на.

– В сле­ду­ющий раз на­до за­наве­сить ок­на, – на­конец я по­чувс­тво­вал вкус чая. – Рань­ше мне ка­залось, что при­рода рав­но­душ­на к нам и к то­му, что мы де­ла­ем.

– И при­рода спо­соб­на рев­но­вать.

– Оде­вай­ся, пой­дем про­гуля­ем­ся. Мо­жет, она нас прос­тит, по край­ней ме­ре, пла­кать она уже пе­рес­та­ла, – пос­та­вил я чаш­ку на стол.

– Ку­да? Ты за­был, что ско­ро при­едут мои ро­дите­ли? Я со­бира­лась го­товить ут­ку с яб­ло­ками.

– Сто­ило ли тог­да нам так на­ряжать­ся? – оки­нул я ее по­луго­лую в од­ной май­ке и тру­сиках и се­бя в шор­тах.

– Ты за­метил? Рань­ше это коль­цо те­бе не нра­вилось, – ста­ла она вни­матель­но рас­смат­ри­вать по­лос­ку об­ру­чаль­но­го зо­лота на бе­зымян­ном паль­це, ко­торое слу­жило га­ран­том мо­его пред­ло­жения.

– Ему бы ка­мень по­боль­ше.

– За­чем боль­ше?

– Что­бы мож­но бы­ло ки­нуть в чу­жой ого­род.

– Они же при­дут прос­то на нас пос­мотреть, – со­бира­ла по­суду со сто­ла Фор­ту­на.

– Упо­ваю на то, что они сле­по лю­бят нас.

– Ци­ник.

– Дай хоть чай до­пить, – ос­та­вил я свою чаш­ку в ру­ке.

– Им же ин­те­рес­но знать, как мы жи­вем, – на­кину­ла Фор­ту­на фар­тук и вклю­чила во­ду в ра­кови­не.

– Ты хо­тела ска­зать, как мы пе­режи­ва­ем?

– Да, как я жи­ву с их дру­гом. Пусть ду­ма­ют, что в раю, – при­бави­ли она гром­кость сво­ему го­лосу, что­бы он был звон­че па­да­ющей из кра­на во­ды.

– Я смо­гу те­бя хо­тя бы це­ловать?

– А что, раз­ве в раю нель­зя?

– Не знаю, на­до спро­сить у тех, кто там был. Хо­тя, я ду­маю, там и без это­го дол­жно быть хо­рошо.

– Без сек­са? – ог­ля­нулась на ме­ня Фор­ту­на.

– Без мо­рали.

– Зна­чит, мож­но, – от­пра­вила она мо­ему при­пух­ше­му ото сна ли­цу воз­душный по­целуй.

– Да, ду­маю, в бра­ке мож­но.

– Ес­ли счи­тать что брак – это со­юз рав­ных по во­об­ра­жению лю­дей.

– Как ты его креп­ко обоз­на­чила.

– Он кре­пок до тех пор, по­ка один не нач­нет во­об­ра­жать из се­бя не­весть ко­го, – ук­ла­дыва­ла она чис­тую по­суду в шкаф.

– На­до быть бо­гом, хо­тя бы для то­го, что­бы ве­рили.

* * *

Улыб­ка ни­ког­да не по­кида­ла ее ли­цо, слов­но жи­ла сво­ей от­дель­ной жизнью в счас­тли­вом го­сударс­тве, ко­торое раз­ви­валось по сво­им оп­ти­мис­ти­чес­ким за­конам, нес­мотря на со­ци­аль­ные и эко­номи­чес­кие проб­ле­мы, воз­ни­кав­шие в нем вре­мя от вре­мени. Чу­довищ­ная внут­ренняя си­ла и до­веден­ная до аб­со­люта женс­твен­ность не поз­во­ляла ей рас­сла­бить­ся, рас­киснуть. Лишь из­редка, ког­да нас­тро­ение вы­лива­лось за край, она мог­ла вспы­лить. Ла­ра сто­яла у ок­на и наб­лю­дала, слов­но би­олог, как по стек­лу пол­зли проз­рачные гу­сени­цы, то сжи­ма­ясь и ус­ко­ряя свое гиб­кое те­ло, пе­рехо­дя на бег, то за­мед­ля­ясь, что­бы ос­та­новить­ся сов­сем.

– Что ты заг­русти­ла?

– Дождь.

– Где? Снег же идет.

– Да, снег. А в ду­ше дождь.

– Те­бе нель­зя грус­тить. У те­бя же де­ти, – пы­тал­ся шут­кой ос­та­новить этот ли­вень Ан­то­нио.

– Да при чем здесь де­ти? Я про ве­чер.

– Ты же са­ма ска­зала, что твое нас­тро­ение ни к чер­ту, и не на­до об­ра­щать на те­бя вни­мания, – рас­сте­гивал Ан­то­нио за­пон­ки на ру­баш­ке.

– Но это сов­сем не зна­чит, что на­до его об­ра­щать на дру­гих, – Ла­ра не мог­ла отор­вать­ся от ок­на, где ти­хо па­дал снег, при­давая тор­жес­тво это­му мо­мен­ту. Ка­залось, в эту ночь он хо­тел окон­ча­тель­но по­хоро­нить все ее меч­ты.

– На ка­ких дру­гих?

– На се­бя. Ты же весь ве­чер за­нимал­ся толь­ко со­бой: ел, пил и сме­ял­ся. А я, ты хоть раз вспом­нил обо мне, со сто­роны мог­ло по­казать­ся, буд­то мы аб­со­лют­но чу­жие лю­ди, ед­ва зна­комые.

– Ес­ли бы я знал, что твое нас­тро­ение ос­та­нет­ся там…

– Его дав­но уже нет, раз­ве ты не за­метил? Хо­тя что я го­ворю, ты дав­но уже ни­чего не за­меча­ешь.

– Не на­до бы­ло ни­куда хо­дить. За­чем мо­тать се­бе нер­вы? Черт с ни­ми, пусть жи­вут как хо­тят, в кон­це-то кон­цов, это их жизнь.

– Мы и так ни­куда не хо­дим. Ты же, кро­ме сво­его не­ба и па­рашю­тов, ни чер­та не ви­дишь. Но ведь свер­ху те­бе дол­жно быть вид­но го­раз­до боль­ше. Пры­га­ешь, пры­га­ешь, а па­дать-то все рав­но вниз.

Ан­то­нио мол­ча стя­нул с се­бя ру­баш­ку, слов­но это бы­ла его вто­рая ко­жа, и ки­нул ее на стул. Од­на­ко по­пал на край, и та на­чала мед­ленно спол­зать на пол, да­же пус­тые ру­кава ее бес­силь­но пы­тались за­цепить­ся за мес­то, но тщет­но. Ан­то­нио не при­дал это­му фак­ту зна­чения, его рав­но­душие оз­на­чало толь­ко од­но – что ему то­же все ос­то­чер­те­ло.

– В пос­леднее вре­мя ты все боль­ше от­ве­ча­ешь мне мол­ча­ни­ем.

– А ты хо­чешь го­ворить о по­годе? – сел он в крес­ло.

– Нет, но это же не по­вод, для то­го, что­бы мол­чать? На­до ра­довать­ся жиз­ни.

– А раз­ве мол­ча нель­зя? – вздох­нул муж.

– Мож­но, но за­чем?

– Что­бы не ме­шать тем, ко­му грус­тно, – пос­мотрел он на боль­шой фо­топор­трет на сте­не, где Ла­ра, при­ложив ука­затель­ный па­лец к гу­бам, на­мека­ла на мол­ча­ние. Фо­то бы­ло сде­лано в этой же ком­на­те, им лич­но, ког­да они вер­ну­лись с ве­черин­ки поз­дно ве­чером, он – мо­лодой лев, го­товый рас­терзать ее, взор­вать эту кро­вать бе­зудер­жной лю­бовью, чу­довищ­ной по си­ле бом­бой в тес­тосте­роно­вом эк­ви­вален­те, взять ее – мо­лодую, но ум­ную ль­ви­цу, ко­торая ни в ко­ем слу­чае не хо­тела раз­бу­дить ро­дите­лей, что спа­ли за стен­кой.

– Ты ви­дел, как они смот­рят друг на дру­га? – не ус­лы­шала ше­пот его мыс­лей Ла­ра.

– Кто?

– Ос­кар и Фор­ту­на. Ты ни­чего не ви­дишь. Все прос­транс­тво вок­руг них ды­шит лю­бовью. Как ты не по­нима­ешь, мне сей­час не хва­та­ет ка­ких-то ба­наль­ных слов, ко­торые рань­ше ты про­из­но­сил не за­думы­ва­ясь: как ты прек­расна этим ут­ром, ка­кая ты сек­су­аль­ная в этом белье, ка­кая ты вкус­ная. Нес­коль­ко слов, что­бы рас­то­пить зи­му за ок­ном и за па­зухой. Не хва­та­ет эле­мен­тарно­го теп­ло­го вранья.

– Что ты хо­чешь этим ска­зать?

– Ни­чего. Я на­учи­лась хо­теть мол­ча, – сня­ла пос­леднюю за­кол­ку Ла­ра и от­пусти­ла пас­тись во­рох сво­их бес­ко­неч­ных во­лос.

– Сей­час я те­бе пос­тавлю про лю­бовь, – Ан­то­нио вклю­чил те­леви­зор.

– Зна­ешь, с не­кото­рых пор я бо­юсь ве­черов, – пе­ресе­ла она от зер­ка­ла на кро­вать, взяв в ру­ки гля­нец. И най­дя что-то ин­те­рес­ное, мед­ленно спол­зла в ле­жачее по­ложе­ние.

– И что те­бя в них пу­га­ет?

– Пус­тая кро­вать, на ко­торую смот­рит те­леви­зор.

– Ты же зна­ешь, это все моя чер­то­ва ра­бота, – бе­зус­пешно пе­рек­лю­чал прог­раммы Ан­то­нио. В го­лове его все еще бро­дил щед­рый фран­цуз­ский конь­як, спо­ив­ший уже все ней­ро­ны.

– Ты так мно­го ра­бота­ешь, что не ос­та­ет­ся вре­мени для люб­ви.

– На­до же при­носить поль­зу об­щес­тву.

– Я пас. Я не хо­чу быть по­лез­ной.

– По­чему?

– По­тому что сра­зу же най­дет­ся тот, кто нач­нет из­вле­кать из это­го вы­году. Не вол­нуй­ся, я не про те­бя, ты слиш­ком да­леко. Ког­да-то я то­же ду­мала, что мы вдво­ем мо­жем свер­нуть го­ры, а что в ито­ге: уже мно­го лет, вмес­то то­го что­бы свер­нуть на­шу лю­бовь, как гряз­ную пос­тель, и ки­нуть в стир­ку, сво­рачи­ва­ем­ся в клу­бок, за­щищая свой внут­ренний мир, бо­ясь приз­нать, что на­ша не­ког­да страс­тная кровь люб­ви свер­ну­лась, как про­кис­шее мо­локо. Раз­ве ты не за­меча­ешь, что каж­дый твой отъ­езд уно­сит те­бя все даль­ше от ре­аль­ной жиз­ни? Хоть бы на­учил­ся пи­сать sms-ки, – ски­нула с се­бя платье Ла­ра.

– Я же те­бе от­пра­вил вче­ра sms-ку, ты мне не от­ве­тила, – все еще лис­тал прог­раммы муж. На­конец ос­та­новил­ся на ка­ком-то чер­но-бе­лом филь­ме.

– Sms-ка не цве­ты.

– Столь­ко оди­ноких жен­щин, столь­ко оди­ноких муж­чин. От­че­го же лю­дям не спать вмес­те ча­ще? – стал он об­суждать сце­ну на эк­ра­не.

– Ты про нас?

– А мы что, ред­ко?

– А по-тво­ему, час­то? Мне ка­жет­ся, секс для нас ста­новит­ся са­мой боль­шой ред­костью.

– Я не знаю, ка­кими ка­тего­ри­ями это оп­ре­делять.

– Ну ска­жи мне, ты пом­нишь, ког­да это бы­ло в пос­ледний раз?

– …Сра­зу не ска­жу.

– Зна­чит, ред­ко.

– А час­то ког­да? – пе­рек­лю­чил на фут­бол Ан­то­нио и лег ря­дом со сво­ей же­ной.

– Ког­да не мо­жешь за­быть.

– Мо­жет, зав­тра в ки­но схо­дим? – по­пытал­ся об­нять он ее в пос­те­ли ал­ко­голь­ным ды­хани­ем.

– Мо­жет, сра­зу на клад­би­ще?

– В смыс­ле?

– В ки­но, в ка­фе, в гос­ти, всег­да ну­жен еще кто-то, тре­тий. Зна­ешь, по­чему? По­тому что ты бо­ишь­ся, что вдво­ем мы сдох­нем, сдох­нем от ску­ки, – от­ло­жила она жур­нал и пос­мотре­ла пря­мо в пь­яные гла­за.

Дата добавления: 2015-08-29