Их втроем поставили перед камерой. Справа брюнетка оснащена нехилым бюстом, но выглядит бюст подозрительно высоким. Да и не брюнетка она – отросшие светлые корни выглядят отвратительно.
– Внимание! Смотрим в объектив!
От вспышек заслезились глаза. Софиты раскалялись, и воздух наполнился людскими испарениями: смесь дешевой косметики и женского пота стала удушливой до тошноты.
Вика была сыта по горло: все внимание было обращено на грудастую брюнетку, а Викой никто не интересовался.
– Прогнись! Вика – это тебе! Не так! В левую сторону сильнее. Подожди, я тебе покажу.
Подойдя к ней, он показал, как развернуться, чтобы был виден изгиб спины.
Грим потек, Вика изнемогала под жаром софитов. Пока она разворачивалась, у нее неожиданно подвернулась нога, она качнулась в сторону.
– Вика, с тобой все в порядке?
– Да, я в порядке. Можно сделать паузу?
Он пропустил ее вопрос мимо ушей и демонстративно отвернулся. Он снимал одну за другой, менял местами, потом обратился к грудастой брюнетке.
– Ты сегодня в ударе, малышка! Как ты порадовала меня, – и многозначительно глянул на нее.
Брюнетка призывно посмотрела ему в глаза и выпятила бюст. Фотограф не сводил с нее глаз. Похоже, они без слов договорились о сегодняшней случке.
Вике так опротивело происходящее – эта грошовая клоунада, которая завершится банальным сексом. Она попросила:
– Может, побыстрее закончим сегодня.
– Мне решать, когда закончить. В советах я не нуждаюсь! – резко ответил он.
Вику от гнева затрясло. Как он смеет так обращаться с ней? Да еще при этих тварях?
– Перерыв пять минут!
Она присела на стул и закурила, руки тряслись. Фотограф на ноутбуке просматривал только что отснятые фотографии, недовольно хмурясь.
– Плохо. Вы как парализованные. Вика сделай лицо попроще. Что ты такая набыченная? – сказал он.
Вика посмотрела в зеркало и поправила потекший грим.
– Всем приготовиться! Будем снимать заново! – крикнул фотограф.
Это означало следующее, что еще не один час под жаром софитов они будут корячиться в идиотских позах.
Вика развернулась и направилась в раздевалку. Вслед послышалось:
– Виктория! Ты куда?
– Я свое отработала. Не собираюсь еще не один час извращаться в этом отстойном бельишке!
– За этот день ты не получишь ни рубля! Ты сорвала съемку! – закричал фотограф.
– Да не деньги и были.
– Если ты сейчас уйдешь, то это значит, что ты последний день отработала. Ты не получишь работу в будущем!
– Кто ты такой, чтобы решать, получу я работу в будущем или нет? – взбесилась Вика.
– Я тебя предупредил…
– Грязный извращенец, – произнесла Вика негромко, но ее все равно услышали.
– Ушла с глаз моих! И чтобы я тебя не видел!
– Да пошли вы все! – крикнула она, выплескивая всю накопившуюся горечь. – Мутанты!
Выскочив на улицу, она облегченно вздохнула, так была рада что все позади. Ей хочется домой и хочется выпить, на все остальное ей положить…
Не раздеваясь, она налила себе полстакана виски и выпила залпом. Постепенно дрожь в руках стала проходить, и ей стало лучше. Скинув обувь и плащ, она наполнила еще полстакана. После того как тепло разлилось по телу, она смогла соображать. Идиотка! Зачем нужно было устраивать эту сцену, теперь точно не получить никакой работы.
Уже несколько дней ее подташнивало, она проверила по календарю – период задержался на три недели. В том бардаке, что жила последнее время, она не заметила этого. Так влипнуть…
Один немаловажный вопросик: папаша, кто? Как бы вспомнить подробности этих ночек?
В кабинете врача она чувствовала себя неловко, и это злило ее. Мерзко от того, что врачиха оценивающе разглядывает ее, и от того, что она хорошо знает, для чего Вика пришла сюда.
– После любых вмешательств в полость матки, искусственного прерывания беременности, осложнениях после аборта увеличивается риск развития опухолевых процессов в молочных железах, воспаление шейки матки или ее стенок, травмированных во время операции. Результатом невылеченных вовремя воспалений может стать нарушение работы яичников, регулярные выкидыши и последующее бесплодие.
У Вики не было никакого желания слушать ее тупую, нескончаемую болтовню:
– Не нужно меня учить жизни. Я не за это плачу!
– Хорошо, перейдем к делу. Вот направление на анализы, когда результаты будут готовы, я назначу день. Всего хорошего!
Когда Вика шла в операционную, то колени у нее дрожали и она испытывала всепоглощающий страх. Ей казалось, что этот темный коридор никогда не закончится. По пути ей попалась санитарка с тазом в руках. В тазу кровавые тряпки, вата или это остатки ребенка? Она в испуге замерла на полпути. И это все что останется от моего малыша? Куда это выкинут? Тоской сжалось сердце. Ей хотелось повернуть и убежать из этого здания, где пахнет стерильностью и смертью. Но из двери вышла сестра и приветливо завела ее внутрь.Анестезия. Яркий свет. Хирургические инструменты. Лицо в маске, склонившееся над ней… И ты возвращаешься домой пустая…Кто сказал, что желанный ребенок лишь от любимого? Какая чушь! Любой ребенок желанный. Только ему ты нужна и днем и ночью. Только ему ты даришь бескорыстную любовь и рассчитываешь на взаимность.Маленькие ручки тянуться к тебе, требуя тепла и ласки. Тебя любят просто так, ни за что, такую, какая ты есть. Кто еще в этом долбанном мире будет любить тебя так? Как больно знать, что ты никогда не укачаешь этого нерожденного ребенка перед сном, и не услышишь от него самое первое слово: мама…
И это все что останется от моего малыша? Куда это выкинут? Тоской сжалось сердце. Ей хотелось повернуть и убежать из этого здания, где пахнет стерильностью и смертью. Но из двери вышла сестра и приветливо завела ее внутрь.
Анестезия. Яркий свет. Хирургические инструменты. Лицо в маске, склонившееся над ней… И ты возвращаешься домой пустая…
Кто сказал, что желанный ребенок лишь от любимого? Какая чушь! Любой ребенок желанный. Только ему ты нужна и днем и ночью. Только ему ты даришь бескорыстную любовь и рассчитываешь на взаимность.
Пересекая центр города, Вика вспомнила, что недалеко клуб, где работает Катрин. Заехать и посмотреть на этот балаган, что ли?
Клуб выглядел роскошно – столы с неоновыми подсветками, светящийся танцпол, шикарный бар. На сцене девица в чем-то прозрачном вяло двигалась под медленную музыку.
Катрин сидела за стойкой в серебристом платье с обнаженной спиной, а рядом с ней красномордый бундес. Катрин выглядела на удивление стильно и дорого, что неприятно поразило Вику. Где эта девка из тундры набралась таких манер?
– Привет, рабочему классу! Вижу, что трудишься в поте лица, – сказала Вика.
Перед Катрин в серебренном ведерке стояла бутылка «Dom Pйrignon».
– Высоко взлетела, сестричка! «Дом Периньон» лакаешь, – засмеялась Вика.
– Хочешь шампанского? – смутившись, предложила Катрин. – Ханс угощает.
– Если Ханс желает угостить меня, то пусть купит виски. Шампанское меня давно уже не вставляет.
Катрин повернулась к Хансу, а Вика уставилась на бутылку шампанского. Последний раз она пила «Dom Pйrignon» в Тичино… Она вспомнила Клаудио и их безумную ночь. И стало больно…
Перед ней поставили стакан с виски.
– Скажи своему колбаснику, чтобы чокнулся со мной, – и, не дождавшись, сама обратилась к нему:
– Prosit, Hans!
– Ты чего приперлась? – зашипела на нее Катрин.
– Какая-то ты неласковая сегодня. Я с визитом к тебе, а ты не рада.
– Нечему тут радоваться, от тебя не знаешь, чего ждать…
– К тебе что ли перебраться? – задумчиво начала Вика. – Заведу себе краснорожего добропорядочного бюргера и пусть он втихушечку под столом тискает меня за ляжки. Буду пить шампанское…
– Ты тут сопьешься.
– Ты-то, милая, почему не спилась? – резко спросила Вика.
– У меня есть цель в жизни. Ханс предложил мне стать его женой, – прошептала Катрин на ушко.
Какая лгунья! Дешевым шлюшкам ее пошиба такие вещи не предлагают.
– Тупица! Это чистый развод, тобы трахать тебя бесплатно, – ехидно сказала Вика. – Ты еще ведешься на такие байки? Вроде большая уже девочка…
Ханс не понимал о чем они говорят, но чувствовал, что девушки не сошлись во мнениях. Он по-хозяйски обнял Катрин за талию:
– Meine liebe Frau.
Ханс подтвердил свое намерение жениться. Вот кретин! Получше не мог себе найти?
– Дас ист фантастиш! – ответила ему Вика и накинулась на Катрин.
– Чего это тебя прет? Невеста!
Вику бесило все: и как достойно Катрин держится, и как хорошо смотрится на ней платье, и самодовольный вид Ханса. Чему он только радуется? Болван!
– Что, и свадьба будет? Ты будешь в белом платье, наш ангел невинности? – засмеялась Вика.
Ей хотелось сделать ей больно, высмеять эту ситуацию, чтобы не удавиться от зависти. И она продолжала издеваться:
– Эти бундесы работают на совесть не только на работе. Они и в постели не халявят. Смотрела как-то немецкую порнушку. Эти хансы-мюллеры могут так отодрать – по самое не хочу. А как твой? Еще не пробовали? Ты случаем не прогнала телегу, что девственница? – и Вика заржала во все горло.
Все то напряжение, в котором она жила последнее время, вдруг нашло в себе выход, и она наслаждалась.
– Слушай, тут не принято так вульгарно себя вести, – зашипела на нее Катрин.
– Ага! В вашем блядушнике все играют в «леди». Главная леди – Катрин, прибывшая из тундры…
– Веди себя прилично! – Катрин уже стала выходить из себя.
– Какие приличия? Меня тошнит от ваших приличий!
Неожиданно она почувствовала сильную усталось, ставшую обыденной в последнее время. Она допила виски и встала.
– Ладно, ребята, мне пора! Блудите тут втихушечку. Ауфидерзейн, Ханс! – и, повернувшись к Катрин, спросила. – Ты меня на свадьбу пригласишь? Честное пионерское, буду паинькой!
– Ты меня пугаешь, – сказала Катрин на прощание.
– Верю. Я и сама себя боюсь…
Часть 8
Вика тихо зашла в студию и оглянулась – ничего здесь не изменилось. Она словно вернулась в тот день, когда впервые пришла на съемку к Мише.
Тогда она была такая неискушенная, милая, юная. Стояла здесь и смущалась, исполненная решимости покорить мир. Казалось, это было так давно, словно в прошлой жизни. Сегодня, в конце пути, от ее прежней не осталось и следа. Лишь надорванное сердце и глухое отчаяние, которое давило на нее.
Увидев ее, Миша Вульф остолбенел.
– Изменилась? – спросила Вика.
– Да-а… уж, – протянул Миша.
Миша закурил, с минуту всматривался в лицо Вики, задерживая взгляд на лице, уже изрядно поблекшем, на глазах, что успели потухнуть, на весь ее неухоженный вид.
– Странно, что ты меня пригласил. На данный момент я являюсь «персоной нон грата». Никто не хочет меня видеть.
Миша смотрел на нее и поражался – так измениться и за столь короткий срок. Ничто не напоминало в ней ту изящную, уверенную в себе Вику.
– Я не верил тому, что про тебя говорили.
– Поверил? – невесело хохотнула Вика.
– Мне непонятно, отчего вы так быстро подсаживаетесь? Только не гони, что работа тяжелая. Есть люди, которые работают на заводах или в шахтах. Думаешь, им легче? – спросил Миша.
– Не думаю.
– В чем же дело?
– Наверное, кто-то ждет их с работы. После шахт грязных, но все равно ждет, – неуверенно ответила Вика.
– Не прибедняйся. Тебя почему никто не ждет, такую красавицу?
– Кого любила, тот не дождался, а теперь я сама никого не впущу в свою жизнь, – созналась Вика…
– Когда я увидел тебя впервые, то подумал – вот телка, кто поимееет этот мир…
– Не угадал, – с грустью созналась Вика. – Это мир поимел меня, да еще в извращенной форме.
– Ты позволила это сделать.
– Может быть, сейчас поздно сокрушаться. Уже сделано, – махнула рукой Вика. – Ты-то как выкрутился в этой мясорубке?
– Работал, – ответил Миша. – Мне повезло, я делаю то, что люблю. Ты разве нет? Ты же об этом мечтала?
– Наверное, – задумалась Вика. – Когда-то мне хотелось, чтобы мои фото мелькали на обложках, хотелось быть богатой, знаменитой. Я почти достигла, но по пути что-то сломалось во мне, и возможность подняться выше я упустила.
– Всегда обидно, если не использовал все возможности, – согласился Миша.
– Говорят, что красота – дар божий, и нужно пользоваться этим. Но как ей пользоваться я так и не научилась. Почему даже к долбанной батарейке дается инструкция, а к такому богатству, как красота, не дается ничего?
– Тебе даны мозги, и нужно было их включать иногда, – усмехнулся Миша.
– Мне все реже хочется смеяться, – обиделась Вика.
– Успех многих сломал. Ты одна из них: быстро вознеслась, но и быстро зависла. Ты решила, что добралась до цели и вечно там будешь, но это самое большое заблуждение. Одного таланта недостаточно, нужно постоянно совершенствоваться. Нельзя стоять на месте, чувства удовлетворения никогда не должно быть. Даже сегодня, если я не прочитал десять страниц, то считаю день потерянным. Я не стою на месте…
– Это я поняла, но слишком поздно, – созналась Вика. – Мы начинаем путь вниз тогда, когда думаем, что мы лучше всех и нет нам замены.
– Это так. Становление личности у нормального человека происходит обычно к тридцати-сорока. В спорте и модельном бизнесе можно сделать карьеру и к восемнадцати. Слава на неокрепшие детские мозги – это серьезное испытание.
– Ты рвешься наверх, ища место под солнцем. И вот ты там, но это не то, чего тебе хотелось, вдруг понимаешь ты. А как вернуться обратно? – спросила Вика. – Эта жизнь раскачала во мне тщеславие, вкус к сладкой жизни. Я запуталась.
– Это не ново. Человек несовершенен, его всегда не устраивает то, что он имеет. Зимой он хочет лета, летом зимы. Подсознательно человек стремится к лучшей жизни и не знает в своих мечтаниях пределов. Думаю, ты не хочешь пополнить ряды маляров, – засмеялся Миша. – Тебе нужно взять себя в руки и вернуться в бизнес.
– Опять торговать собой, лгать? Все вокруг фальшивое. В этом бизнесе правил нет, и ты ничего не решаешь, так как все решено за тебя. Я чувствую себя марионеткой, которой управляют бездушные кукловоды, и часто не вижу разницы между съемкой и реальностью.
– Это шоу-бизнес, детка, – ответил Миша. – Твое дело – это единственное, что с тобой всегда. Супруг может разлюбить и уйти, дети вырастают и покидают дом, друзья могут отвернуться, но не твое любимое дело.
– Любимое дело? Не такое оно и любимое. Заработать денег никогда не было моей целью, а чего я хотела, не могу вспомнить. Сейчас мне хочется, чтобы меня принимали всерьез, быть самой собой, а не марионеткой в руках кукольника. Я устала балансировать по краю. Обидно: ради чего потрачены годы?
Миша не ответил на ее вопрос, он молча курил. Вика поднялась:
– Спасибо. Было приятно посидеть, покурить, поговорить о наболевшем.
– Одна просьба – не задвигайся здесь, – попросил Миша.
– До такого я еще не докатилась, – обиженно сказала Вика.
– Рад за тебя. Через пять минут начинаем. Через два часа следующая съемка. Будет толпа шестнадцатилетних, их готовят к какому-то конкурсу.
Когда гримерша закончила, Вика посмотрела на себя в зеркало и огорчилась. Те разрушения, что произошли с ней, не удалось скрыть даже при помощи профессионального грима. Даже фотошоп не в состоянии завуалировать тоску в ее глазах, она в этом уверена.
Миша настраивал камеру, а оператор возился с пышущими жаром софитами. Она вышла на середину. Направленный на Вику объектив взял ее под прицел.
– Погнали! Вика, ты уже однажды показала в этой студии класс. Соберись и сделай это сейчас. Я знаю, ты можешь.
Фотокамера ни на минуту не прекращала работу, с каждой секундой она щелкала громче и чаще. Сколько это уже длится, Вика не соображала, словно она пожизненно в этой студии, и не было ничего до этого момента, только звук камеры, что не замолкает, только пот, что стекает по вискам…
Ей вдруг стало страшно, казалось, ей не выбраться отсюда, а жар от софитов с каждой секундой становится нестерпимей, заполняя всю студию. Она задыхалась, волосы прилипли ко лбу, в голове туман…
Но она терпела. Из-за Миши, потому что он говорил с ней, вникая в проблемы, как давно никто не пытался…
– Закончили!
Она вздохнула с облегчением, выходя из студии. В коридоре толпились девицы в купальниках. Они нервно поправляли волосы, оглядывали соперниц, болтали по мобильному. Их пригласили в студию.
Сейчас некоторых отберут, и у них появится шанс. Шанс занять место под солнцем. Там хватает места, всегда кто-то не выдерживает напряжения и растворяется в небытие. Однажды, пресытившись всей этой грязью и паскудством, через которые придется пройти, они с горечью осознают, как много они потеряли, и как мало сбылось. После – разочарования, одиночество, допинги…
Уже пятый день Вика проводила в пьяном забытье, доводя себя до бессознательного состояния. Она не звонила Мише, так как знала, что последняя фотосессия провалилась. Сейчас она сидела за кухонным столом, поддерживая силы с помощью виски. Как хочется все неприятности утопить в стакане, но они непотопляемые. Бутылка почти пуста, а денег на другую нет.
Как нужны деньги, ей надоело считать копейки. Бедность так унизительна. Скоро она вынуждена будет ездить на транспорте, так как денег на бензин нет. Да что бензин, на сигареты сейчас не наскрести, а пачка наполовину пуста. Она долила остатки виски в стакан и достала сигарету. Нужно пореже курить, так можно хоть немного растянуть… Ну, а дальше, что?
Можно устроиться официанткой, пересесть на транспорт, сменить квартиру, но это значит подписаться в своей несостоятельности. Все поймут, что она проиграла. А какое ей дело до всех, кто и без того покинул ее? Именно сейчас, когда ей так нужна поддержка, все кинули ее.
Поверженный всегда смешон и жалок. Конечно, ему сочувствуют, но лишь для того, чтобы лишний раз насладиться его унижением…
Так долго Вика надеялась, что это все временно, что в любой момент она может завязать и снова влиться в работу, но увы…
Слишком долго она была пленницей обид и страстей, и они до основания разрушили ее жизнь.
Мечты, так лживы, а успех непостоянен, он легко вознес ее, но тут же с легкостью расправился, перестав в ней нуждаться. Капризной и ненасытной публике требуются новые марионетки, а использованные и вышедшие из строя – на свалку.
«Если выхода нет, то лучше умереть. Только не эта бесконечная пустота и безысходность. В том мире уж точно лучше, чем в этом. Там можно быть самим собой, смерть освободит меня от клоунады. Жизнь – это боль, и она всюду. Любить больно, рожать ребенка больно, и не родить больно, терять близких страшно больно…
Я в полной хаотичности, и не во что верить. Я загнана в угол, или сама загналась…
Сейчас закурю последнюю сигарету – действительно последнюю, и в пачке, и в своей жизни. Глотая дым, я буду думать о том, что осталось жить мало, а прожито так много, и так ничтожно сделано. Остались тысячи вопросов, на которые я не нашла ответов… Терять мне больше нечего – я проиграла этот бой…
В прошлом, проигрывая самоубийство, я еще больше хотела жить. Сегодня – это не игра. Теперь я встала в очередь к мертвым.
Я приготовлю снотворное. Лягу в постель, зажгу свечи, выпью все таблетки, а перед этим позвоню матери. Она не поверит и приедет с опозданием, а я уже буду там…»
Почему ей хотелось причинить такую боль матери, она не понимала? Хотелось сложить всю ответственность за свою неудавшуюся жизнь на кого-то. А может, где-то глубоко в душе Вика понимала, что единственный человек, кто заплачет на ее похоронах – будет мать.
Она достала упаковку снотворного и быстро проглотила эти таблетки. Она торопилась, так как боялась передумать.
«Интересно, будет больно перед смертью или я просто усну? И что я увижу по пути? На этот раз я покидаю саму себя. Навсегда…»
Вдруг все поплыло перед глазами и зашумело в ушах. Вика схватила мобильный. Почему она так долго не берет трубку?
Когда же мать ответила, то Вика смогла лишь тихо пробормотать:
– Мама… мама, помоги…
– Что случилось?
– Я не хотела жить…
– И что? Вика, не молчи, дочка!
– Я выпила все таблетки… мне плохо…
– Сейчас позвоню в скорую и приеду. Вика, не молчи!
– Мама…
– Я сейчас. Обязательно дождись меня! Ты должна меня дождаться! Гудки в трубке.
– Мама, ты где? И ты?.. Мама… все бросили меня…
Вика ногтями царапала кожу, неразборчиво звала того, кто ее уже не услышит. По телу разливалось вязкое тепло, и ее стало уносить. Мобильный выпал из рук, а глаза стали закрываться. Тут она поплыла все дальше и дальше, не ощущая ничего…
Когда Вика открыла глаза, все вокруг выглядело странно. Белый потолок, белые стены, рядом с ней капельница. Тут до нее дошло, что она в больнице. Значит, она не умерла. В углу на стуле сидела, закрыв глаза, мать. Вика хотела привстать, но она услышала и бросилась к ней.
– Не двигайся. Тебе нельзя, – попросила мать.
– Я давно здесь?
– Вторые сутки. Без сознания двое суток, мы уже… – она запнулась и всхлипнула. – Чего ты добивалась своим поступком?
– Прости, мама, – тихо сказала Вика.
Ей не было ни больно, ни страшно. Она лежала и смотрела на капли раствора, что равномерно капали одна за одной, и слезы облегчения струились по ее щекам. Почему она так рада, что осталась в живых? Мать с нежностью погладила ее по голове, чего не делала уже столько лет.
– Все будет хорошо, – успокоила ее мать. – Только не нужно торопиться. Твое время придет, а доказывать ничего не нужно. Никто бы и не заметил.
– Я знаю, – созналась Вика.
Она лежала ослабевшая, с ввалившимися глазами, а мать не отходила от нее ни на шаг. Только сейчас Вика поняла, как дорога ей мать. Почему раньше они даже не сделали попытки понять и приблизиться друг к другу?
Да, умереть стоит для того, чтоб вернуться…
Всю жизнь мы ищем мифические идеалы, а рядом живой человек, кто может сделать тебя счастливым, а мы не замечаем. Все так ошибочно. Мы вечные странники по кругу, играем своей жизнью, словно слепые котята…
Постепенно Вика приходила в себя, но была еще замкнутая и вялая. Словно в летаргическом сне она бродила по больнице, часами смотрела в окно. Как всех, кто делал попытку суицида, Вику должны наблюдать какой-то период. Ей назначили массаж, спортивный зал, бассейн, психотренинг. Целый день Вика моталась из одного кабинета в другой. Сделано это специально, чтобы больные как можно меньше размышляли, копаясь в своем прошлом. К концу дня она так выматывалась, что мечтала лишь о подушке.Ежедневные беседы с психиатром, который пытался раскопать: где и когда началась поломка? Общаясь с ним, Вика так много о себе узнала.Где-то в «бессознательном» она серьезно травмирована. Душевные травмы в «бессознательном» не заживают, а продолжают нарывать. Чтобы вылечить их, нужно ликвидировать все страхи, комплексы и зажимы. Только психиатр в состоянии помочь.И она должна выслушивать этого седого, усталого человека, который пытается ей помочь:– У вас болезненное восприятие всего: нечаянно услышанный посторонний смех вы принимаете на свой счет, любое невинное замечание воспринимаете как оскорбление. Вам часто трудно общаться с людьми, по этой причине вы чувствовали себя одинокой. Вы перестали сами совершенствоваться, и за это принялись опускать других. Ваше тщеславие было униженно, и по этой причине часто вспышки агрессии, ведь вам приходилось защищается даже там, где нападения и не было. Это галлюцинация раненой души…Часами она разговаривала с ним, рассказывая обо всем: о своем детстве, об уходе отца из семьи, о карьере, о случайных связях, о Клаудио, о Злате, о драке с Риткой, об алкогольной зависимости, о своем поражении…Но ни слова о любви к Артуру, то чистое, что еще осталось в ней, и она не хотела выносить это на публику, хоть и знала, что существует тайна неразглашения. Не хочет она открывать свою душу этому человеку, что смотрит на нее с осуждением.С Артуром она расстались на пике любви, и сказка навсегда осталась сказкой… Даже если эта сказка с плохим концом…
Как всех, кто делал попытку суицида, Вику должны наблюдать какой-то период. Ей назначили массаж, спортивный зал, бассейн, психотренинг. Целый день Вика моталась из одного кабинета в другой. Сделано это специально, чтобы больные как можно меньше размышляли, копаясь в своем прошлом. К концу дня она так выматывалась, что мечтала лишь о подушке.
Ежедневные беседы с психиатром, который пытался раскопать: где и когда началась поломка? Общаясь с ним, Вика так много о себе узнала.
Где-то в «бессознательном» она серьезно травмирована. Душевные травмы в «бессознательном» не заживают, а продолжают нарывать. Чтобы вылечить их, нужно ликвидировать все страхи, комплексы и зажимы. Только психиатр в состоянии помочь.
И она должна выслушивать этого седого, усталого человека, который пытается ей помочь:
– У вас болезненное восприятие всего: нечаянно услышанный посторонний смех вы принимаете на свой счет, любое невинное замечание воспринимаете как оскорбление. Вам часто трудно общаться с людьми, по этой причине вы чувствовали себя одинокой. Вы перестали сами совершенствоваться, и за это принялись опускать других. Ваше тщеславие было униженно, и по этой причине часто вспышки агрессии, ведь вам приходилось защищается даже там, где нападения и не было. Это галлюцинация раненой души…
Часами она разговаривала с ним, рассказывая обо всем: о своем детстве, об уходе отца из семьи, о карьере, о случайных связях, о Клаудио, о Злате, о драке с Риткой, об алкогольной зависимости, о своем поражении…
Но ни слова о любви к Артуру, то чистое, что еще осталось в ней, и она не хотела выносить это на публику, хоть и знала, что существует тайна неразглашения. Не хочет она открывать свою душу этому человеку, что смотрит на нее с осуждением.
У каждого есть тот роковой момент, когда все могло пойти иначе. Что так повлияло на нее: расставание с Артуром, драка с Риткой, алкоголь?..
Или все намного проще: нахлынувший успех развязал все спящие в ней дурные инстинкты? Интересно, как другие противостоят этому? Почему она ни разу об этом не задумалась?
Успех – это лестница, где с каждой следующей ступеньки тебя скинет тот, кто следует за тобой. Ей удалось подняться на некое количество ступеней, и вдруг она рухнула с той лестницы, или ее столкнули. И теперь ничего не поправить…
За что? За то, что забралась выше других? Но ведь для этого и существует лестница. Сейчас у нее нет сил даже подняться на первую ступень.
И сейчас она среди психов, что бродят по коридору с отсутствующими лицами.
Зачем она тут? Она, кто была на обложках и парила над толпой…
Сейчас она среди тех, кто отчаялся, и никому до нее нет дела, всем наплевать, если даже она отсюда не выйдет…
В коридоре было пустынно и темно. Только над столом дежурной медсестры тускло светилась лампочка. Сама же медсестра дремала на кушетке.
Семь утра – время градусников и уколов. Настроение такое ужасное, спертый воздух, запах хлорки и безнадежности.
Внезапно раздался писк мобильного. От неожиданности Вика подскочила. Кто это вдруг вспомнил о ней? Она заглянула и увидела эсэмэс от Катрин: «мое бракосочетание с Хансом состоится пятнадцатого. После этого мы уезжаем в Мюнхен. Вскоре буду мамой. Желаю тебе поскорее выздороветь».
Вика кинула мобильный на пол. Ее охватила ярость. Эта девка из тундры – тупая сука, и у нее будет муж и ребенок! Как несправедливо!
Вика кинулась на кровать, уткнулась в подушку и зарыдала. Она рыдала долго, пока не заболело сердце. Пока не открылась дверь и заглянувшая сестра не сказала:
– Виктория, на завтрак.
Пришлось вылезать из постели и двигаться в столовую. Вика медленно плелась по коридору, как вдруг заметила журнал, лежащий на столе. С обложки на нее смотрела Ритка. Вика схватила журнал и принялась листать. Увидев центральный разворот, она чертыхнулась. Ритка стояла спиной к камере и смотрела через плечо своим загадочным взглядом, а платье струилось и обтягивало ее длинные ноги. На следующей странице интервью с Риткой: ее диета, опровержение слухов о пристрастии к наркотикам, желание иметь детей и семью, и другая чушь…
Вика кинула журнал в мусорку и пошла завтракать. Она не замечала, что ест, перед глазами стояла фотография на центральном развороте…
«Вместо тебя сейчас Ритка. А чего бы ты хотела? Чтобы все ждали тебя, такую неповторимую, охамевшую от вседозволенности и успеха. Ты считала себя незаменимой и убаюканная своим успехом не сумела разглядеть Ритку – одну из главных соперниц…
Мир шоу-бизнеса – как ты жесток! Тебе нужны молодые, и чем моложе, тем лучше. А они еще не готовы, и когда попадают в эту мясорубку, их размалывают жернова настолько тяжелые, что не каждому под силу. Повезет, если выберешься оттуда живой…
Я ушла со сцены до того, как опустился занавес, и в зале зажегся свет, но шоу должно продолжаться! Если одна из марионеток сломалась, ее тут же заменяют другой – никаких остановок!..»
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |