Это начинается во тьме, как и всё, что достойно внимания. Нет ни звонка, ни стука в дверь. Лишь абсолютная нерушимая тишина, однако Ганнибал всё равно просыпается, потому что кто-то находится у него 4 страница

Уилл вздрагивает,выпрямляется и кажется ужасно смущённым. Ганнибалу это нравится. Он любит застигать Уилла врасплох, ведь, если такое случается, тот просто не может спрятать своё удивление.

— Извините, — говорит Уилл, вертя в руке небольшую отвёртку. — Я был занят.

— Вижу. Новая лодка?

— Старая лодка. Купил её на аукционе. Ей просто нужно немного ухода, — он пожимает плечами. — Вы же знаете, это помогает мне отвлечься.

Потерять себя, рассматривая внутренности лодочного мотора вместо тех детей. Отличный защитный механизм, по мнению Ганнибала.

Один из псов, Уинстон, как услужливо подсказывает память, подходит к Ганнибалу и утыкается мордой в ладонь. Ганнибал чешет его между ушей, и пёс садится напротив, глядя с такой преданностью, на которую способны только собаки. Лодки и собаки. Жизнь Уилла. Ганнибал улыбается и добавляет в этот список себя.

— Важно иметь увлечение, — говорит Ганнибал. — Нет ничего менее интересного, чем человек без интересов.

Уилл смеётся, когда Ганнибал подходит ближе и ненавязчиво целует его в уголок губ. Тот хорошо пахнет, хоть и отчасти неприятно — машинное масло и запах металла смешались с его собственным потом и ароматом чего-то здорового и живого, что Ганнибал приравнивает к свежему воздуху. Этот запах отдаёт мужественностью, отчего Ганнибал чувствует небольшое головокружение.

— Почему вы здесь? Не то чтобы вам здесь не рады, но всё же...

— Я скучал по вас. Так что я решил заехать и накормить вас ужином.

— Вы скучали по мне. О, Господи.

— Да, знаю. Звучит ужасно, не так ли? — Уилл криво усмехается, и Ганнибалу хочется съесть его улыбку.

Уилл направляется в сторону душа, а Ганнибал — на кухню. Собаки с интересом вьются вокруг него, и он отрезает для них несколько кусочков стейка. Он размышляет над подобной жизнью, её спокойным уютом. Не в тесном домике Уилла, с неуютной кухней, лодочными моторами в гостиной и скрипучим крыльцом. Напротив, в доме Ганнибала, с Уиллом, заточённым в его стенах и отражающимся в окнах и дверях. Псы могут стать проблемой. Ганнибал не может держать их в доме — скорее, он просто не хочет этого — но знает, что Уилл не бросит их. Хотя всё возможно, тем более, что псы доверяют ему и так охотно едят объедки с его стола.
Уилл выходит из ванной, по-прежнему пытаясь насухо вытереть волосы, когда Ганнибал заканчивает готовить.

— Вот и я. Оттёр всё масло и прочую грязь.

— И как раз вовремя.

Ганнибал бросает на Уилла беглый взгляд, нарезая овощи, и замечает, что его кожа покраснела от тёплой воды. Запах шампуня и мыла смешивается с ароматом ужина, тянущимся с кухни. Ганнибал никогда не думал, что есть столько способов проголодаться в одно мгновение.

— Я поражен, что вы смогли приготовить нечто подобное на моей кухне. Вы уверенны, что не являетесь скрытым колдуном? — говорит Уилл, рассматривая, как мог бы сказать Ганнибал, идеально приготовленные стейки.

— Полагаю, у волшебника было бы куда меньше проблем, если бы он старался должным образом нарезать мясо, используя эти тупые куски железа, которые вы называете ножами. Я также удивлён, что у вас нет кухонного термометра.

— Я пещерный человек. Что мы будем есть?

Ганнибалу ответ казался очевидным.

— Перечный стейк со спаржей и картофелем.

Фарфор в доме Уилла далеко не так хорош, как у Ганнибала, но ему удалось достойно представить блюдо, выбрав для композиции идеально ровные вертикальные линии. Это несложное блюдо хорошо сочетается с Уиллом, которого Ганнибал видит здесь. Уилл дома, в его зоне комфорта, с его псами и лодкой. Он сидит за своим обеденным столом в чистой футболке, расслабленный и определённо довольный видеть Ганнибала рядом.

Ганнибал принёс десерт, но они не сразу приступают к нему. Они проводят долгий час, наполненный прикосновениями и безграничным обожанием, в перерыве между двумя блюдами. Уилл становится более дерзким, чем Ганнибал мог от него ожидать, и оказывается верхом, запрокинув голову, и выглядит так развязно, что Ганнибалу не хватает слов, чтобы описать его в этот момент. Великолепный шоколадный мусс с ромом и чёрным кофе, заблаговременно приготовленный дома, вопреки всем принципам Ганнибала, они едят в постели, набирая его ложками прямо из контейнера от «Таппервэйр», в котором его принёс Ганнибал. Не слишком культурно, надо признаться, но вкус по-прежнему отличный.

Они лежат рядом, глядя в окно над кроватью, и наблюдают, как одна за другой загораются звёзды. Ганнибал крепко сжимает запястье Уилла, а тот пальцами свободной руки выводит на запястье Ганнибала замысловатые узоры. Ганнибал ощущает чистый аромат кожи Уилла, его волос, сохранивших следы секса и собственнической хватки Ганнибала. Он чувствует, как в груди Уилла бьётся сердце. Ганнибал опускает пальцы ниже, прощупывая пульс, и считает его до тех пор, пока ему не начинает казаться, что сердце Уилла выстукивает его имя.

— Странно видеть вас здесь, — заключает Уилл, и звук его голоса дрожью разносится по обнажённой коже Ганнибала. — Мы всегда остаёмся в вашем доме.

— Знаю. Стоит ли мне прийти ещё раз?

— Да, думаю, стоит.

Дерзость в интонации Уилла вызывает сильное желание схватить его и целовать до тех пор, пока он не задохнётся от недостатка кислорода.

Телефон Уилла вибрирует и затихает. Уилл даже не обращает на него внимания, устроившись головой на груди Ганнибала. Тот высоко ценит вежливость Уилла, но знает, что телефон мог звонить по ряду причин, и если он собирается отключиться, то лучше не игнорировать это. Ганнибал тянется к джинсам Уилла, сброшенным на пол, и вытаскивает из кармана телефон. Когда Ганнибал отдаёт его Уиллу, то видит на экране имя Аланы.

Уилл читает полученное сообщение, но, кажется, не придаёт ему должного значения, бросив телефон на кровать, где тот теряется среди одеял.

— Что-то важное? — интересуется Ганнибал.

— Не сейчас. Алана хочет поговорить. Ей кажется, что я становлюсь замкнутым.

— В самом деле?

— Вообще-то, да, — Уилл приподнимается, опираясь локтем о грудь Ганнибала и, кажется, рассматривает его губы. Ганнибал знает, что таким образом он не обязан устанавливать зрительный контакт, и разрешает его. — В последнее время я был занят, занимаясь возмутительными вещами с вами.

Он мягко целует Ганнибала, ненавязчиво касаясь верхней губы. Ганнибал закрывает глаза и задерживает дыхание, когда чувствует прикосновение зубов Уилла. Он кладёт ладонь на волосы Уилла, надавливая и в полной мере отвечая на поцелуй.

— Вы не должны отказываться от своих социальных обязанностей ради меня, — говорит Ганнибал, не слишком бережно прижимая Уилла к своей шее и думая о том, что лучше бы Уилл выбросил свой телефон и удалил своё имя с любых носителей, где оно когда-либо появлялось. Он думает, что Уилл должен стереть самого себя, и тогда Ганнибал смог бы проникнуть под его кожу и поселиться в его теле, как любящий паразит в плоти и крови.

— Позвоню ей завтра, — бормочет Уилл, уткнувшись в его шею. Его щетина царапает кожу, и Ганнибал чувствует, как его руки и ноги начинают дрожать. Он поддаётся ощущениям, мелко подрагивая, пока Уилл не начинает посасывать шею. Ганнибал внезапно нависает над ним, заключая в ловушку. Уилл выдыхает, едва сдерживая беззвучный, обескураженный смешок.

Ганнибал перемещается ниже и кусает его нежную кожу чуть выше рёбер, до тех пор, пока Уилл не начинает кричать от боли. Но не просит остановиться.

Глава 8

Глава Text

Тело Уилла постепенно покрывается синяками и засосами. Они спрятаны под одеждой, но Ганнибал прекрасно знает о них. Порой ему кажется, что эти маленькие собственнические метки выдают его. Но ему хочется большего. Нанести шрамы и татуировки, вырезать своё имя кухонным ножом на рёбрах Уилла. Он выводит его на коже Уилла пальцами и языком, пока тот вздрагивает и трясётся в его жадных руках, становясь идеальным примером полного подчинения.
Случается даже странный переломный момент, когда Уилл решает для разнообразия укусить Ганнибала. Он оставляет большой яркий синяк над бедром и время от времени возвращается к нему, прикасаясь языком и слабо прикусывая. Ганнибал борется с острым желанием сделать этот след постоянным, схватить со стола скальпель и вырезать на нём инициалы Уилла, и это ощущения для него ново. Ганнибал всегда оставлял на других доказательства своего присутствия, особым безымянным способом, которым он действительно гордился, но никогда не позволял оставлять на себе никаких следов. Уилл другой, и Ганнибал не до конца осознаёт, почему это удивляет его, ведь он и ранее задумывался, что в жизни не встречал никого, подобного Уиллу. Одержимость не заканчивается именем на теле любовника. Это двухпутная дорога, и собственник должен быть так же отмечен, как и собственность.
— Ты мой, — шепчет он Уиллу в затылок одним очень ранним утром, разбудив его в то время, когда день ещё не успел начаться, лишь для того, чтобы заняться неторопливым ленивым сексом.
— Знаю, — приглушённо говорит Уилл, и в его тоне слышится бесконечное осознание всех тех вещей, о которых Ганнибал никогда не говорил. Ганнибал сжимает пальцами его бёдра. Ему хочется каким-то образом слиться с Уиллом в единое целое: нечто с острыми зубами и темнотой внутри.
Однако мир по-прежнему против них и, несмотря на все усилия Ганнибала оградиться от него, он скребётся в ворота крепости, построенной из костей. Одним тихим вечером раздается звонок в дверь, но она не открывается. У Уилла есть плохая привычка звонить и, не дожидаясь ответа, врываться в дом, словно он тут живёт. Хотя порой это и кажется правдой. Ганнибал не удивится, если узнает, что Уилл не догадывается, как глупо оставлять дверь открытой, живя в центре Балтимора — не в Вулфтрапе. Но даже если тот и догадывается, то никогда не задумывается над этим. Тишина, последовавшая за звонком, даёт понять, что пришёл кто-то другой, и Ганнибал не удивляется, увидев на пороге своего дома Алану Блум. По правде говоря, он ждал её.
— Мне нужно поговорить с вами, — раздражённо говорит она. А затем проходит мимо него, обутая в чудесные бордовые туфли, и направляется в сторону кухни. Странный выбор. До её прихода Ганнибал находился в гостиной, перечитывая роман Зюскинда, но он уверен — Алана знает о том, что кухня всегда была сердцем его дома. Если она хочет ударить по больному, то кухня — лучшее место для этого.
— Всё в порядке, — говорит он. — Могу я предложить вам выпить?
— Нет, спасибо. Я за рулём, — пренебрежительно бросает она, и Ганнибал раздумывает, стоит ли сказать, что в его доме есть и безалкогольные напитки. — Что вы делаете с Уиллом?
Она бьёт сразу в точку, и Ганнибал смотрит сквозь неё, обдумывая ответ. Он сомневается, что Алана оценит правду, хотя бы потому, что вместе с этим раскроется куда больше деталей, чем она могла ожидать. С другой стороны, постановка вопроса чётко даёт понять, что попытки солгать или уйти от ответа бесполезны. Она уже знает, что он делает с Уиллом.
— Полагаю, он уже рассказал вам, — говорит Ганнибал.
— Да, рассказал. Ганнибал, да о чём вы думаете? — она вскидывает руки, её ногти покрашены в скромный оттенок золотисто-коричневого.
— Я не совсем уверен, что именно должен ответить на это, — честно говорит он и наблюдает за великолепной картиной гнева и ярости.
— Он ваш пациент! Это могло стоить вам лицензии!
— Официально он не мой пациент. Он даже ни разу не платил. Мы просто проводим беседы.
— А после вы спите с ним.
Он переносит вес с одной ноги на другую, чувствуя себя неловко.
— Да, я сплю с ним. Однако это совершенно не касается наших сеансов, и мне кажется странным, что вы решили связать эти два понятия.
— Вы не можете разделять отношения таким образом. Вы не должны заставлять Уилла пытаться разорваться и стать сразу двумя людьми, которые могут удовлетворять ваши нужды — Уиллом-пациентом и Уиллом-парнем. Это не сработает. Это только навредит ему!
Ганнибал никогда не задумывался об Уилле как о парне. Любовник — да, собственность — постоянно, но «парень» превращает их отношения во что-то радостное и живое. Не слишком подходящее слово.
— Уилл сделан не из фарфора, Алана.
Его поражает, как по-разному происходят подобные разговоры. Джека приходится убеждать в том, что Уилл слаб. Алану — в абсолютно противоположном. Они оба и правы, и неправы, и он просто использует их, чтобы добиться желаемого.
— Уилл очень нестабилен и, переступая через черту необходимых ему профессиональных взаимоотношений, вы не помогаете ему. Вы знаете это, Ганнибал. Не могу поверить, что из всех людей именно вы игнорируете это, чтобы извлечь выгоду. Я с трудом поняла, что всё это из-за вас. Почему вы так поступаете с ним?
Ганнибал ничего не говорит. Ему кажется, ответ очевиден, даже если это выставит напоказ его истинную эгоистичную натуру.
— Вы любите его?
Всё так же предсказуемо.
— А вы? — спрашивает Ганнибал, глядя на то, как Алана вздрагивает.
— Вы уходите от ответа.
— Как и вы.
— Ганнибал, ради Бога, вам же не двенадцать лет.
На столе лежат несколько помидоров, и Алана выглядит так, будто сейчас запустит одним из них в Ганнибала. Эта мысль его удивляет.
— Я ощущаю глубокую симпатию по отношению к Уиллу, — он даёт ответ, так окончательно и не ответив на поставленный вопрос. — Он очень важен для меня, и я могу твёрдо сказать, что ранее не сталкивался с подобным.
— Вы же понимаете, что это не поможет ему. Если вы любите его, действительно любите, то дайте ему возможность прийти в себя. Он не должен состоять в отношениях ни с кем, и уж тем более, не со своим психиатром. Меня просто шокирует ваш эгоизм, Ганнибал!
— Поэтому вы отвергли его?
Её передёргивает, на этот раз более заметно — будто он брызнул водой на непослушную кошку.
— Он рассказал вам.
— Довольно давно. Ещё до того, как мы сблизились.
На лице Аланы отражается масса эмоций, прежде чем она успевает надеть на себя профессиональную маску. Ганнибал знает кое-что о ней, знает о её истории с Уиллом. Ладно. Она справится с этим.
— Да, — отвечает она, выпрямляя спину и вскидывая голову. — Поэтому я ему отказала. Мои чувства к нему не так важны, как его самочувствие.
Что ж, вот и удар.
— А что насчёт его чувств к вам?
— Они тоже не так важны, как его благополучие. То, что он хочет чего-то, не значит, что он это получит, особенно если всё может плохо отразиться на нём. Это относилось ко мне, а сейчас, очевидно, к вам. Вы психиатр, Ганнибал, вы знаете это. Не говоря уже о том, что Уиллу необходимо осознать, кем он является, и точно так же, как он работал раньше, связывая себя с другими людьми, сейчас он хочет связать себя с человеком, предлагающим ему стабильность и понимание. У всех нас были пациенты, в которых мы влюблялись, и все мы понимаем, почему нельзя использовать их в своих целях.
— Я не использую его в своих целях!
Спокойствие уходит в считанные мгновения, маска исчезает с лёгким дуновением ветра, и это зрелище пугает Алану. Ганнибал возвращает себе доминирующую позицию, обнажает зубы и решает изменить ситуацию.
— Я знаю, что это выглядит неубедительно, но уверяю вас, я думаю только о благополучии Уилла.
Эта ложь звучит так агрессивно, что он почти чувствует острый привкус крови на языке.
— Нет, не думаете! Простите, Ганнибал, но вы об этом не думаете! Вы позволили своим чувствам ослепить вас. Вам нужно отступить!
— Отступить как психиатру или как любовнику?
— И то, и другое, — отрезает она. — Более очевидно, что как психиатру, но и как любовнику тоже. Вы слишком тесно переплели эти понятия. Ваши отношения не восстановить.
— Он наслаждается моей компанией. Он говорит, что я помогаю ему твёрдо стоять на земле.
— Конечно, он считает вас своей опорой. Но это не значит, что вы должны спать с ним! Чесапикский Потрошитель причиняет ему достаточно вреда и без вашей помощи, Ганнибал.
Вот это ирония.
— Вам просто нужно прекратить это, — продолжает она. — Я понимаю, что вам будет сложно это сделать, но вам необходимо осознать, что нужды Уилла сейчас куда более важны, чем ваши собственные, а он просто не сможет сделать это самостоятельно.
— Вы и ему это говорили?
— Да. Да, говорила. Знаю, это не слишком красиво, но он обязан был услышать то, что я должна была сказать, как и вы. Я знаю вас, как высококвалифицированного профессионала, прошу, не разочаровывайте меня.
Ганнибал представляет, как она говорит об этом Уиллу. Он представляет, как она говорит об этом Уиллу, как он слушает, думает, на что его могут спровоцировать подобные слова, и ярость одолевает остатки его терпения. Прекрасно. Он вооружается, парирует и наносит ответный удар.
— Я не уверен, что сподвигло вас прийти ко мне и сказать это, Алана. Я ничего не могу поделать, хотя и вижу, что вы хотите помочь Уиллу, так что вы сможете самостоятельно оказать ему поддержку, если измените своё мнение.
Реакция не заставляет себя ждать.
— Как вы можете?
Вот она, ярость, которой Ганнибал не может не любоваться, боевой дух. Он чувствует чужую злость отстранённо, словно дразнит тигра в клетке, но напоминает себе, что зверь более чем способен дотянуться до человека сквозь прутья, и разорвать его на части, если тот подойдёт ближе.
— Мои чувства к Уиллу здесь ни при чём! Я пришла как друг, не более того. Не пытайтесь уличить меня в том, чего нет.
Ганнибал размышляет, не убить ли её. Он помнит, как ударил её головой о стену в доме Хоббса, помнит глухой удар кости о кирпич и представляет, как это повторяется. Но на этот раз сильнее. Чтобы получился не глухой стук, а треск, такой же, как бывает, если надавить ложкой на карамельную корочку идеально приготовленного крем-брюле. Он не слишком одобряет убийство людей в собственном доме, увы, — какая досада — и, по правде говоря, не слишком стремится убить Алану. Она н равится Ганнибалу. Она умна, добра и очень привлекательна, и Ганнибал заключает, что она — одно из самых приятных украшений его жизни. Уилл её превосходит, само собой, так что, если убийство будет необходимо, чтобы уберечь маленькую клетку Уилла, он не станет сомневаться. Сейчас, по правде говоря, он бы предпочёл менее радикальные меры. Пока они ещё возможны.
— Я хотел бы попросить вас уйти, — негромко говорит он, и Алана смотрит на него с таким удивлением, словно он только что дал ей пощёчину. Ганнибал знает, что никогда не стал бы выставлять её из своего дома подобным образом, но это то, что сделал бы на его месте любой другой. Он словно надевает чужой облик: покинутого умника, ослеплённого любовью, виновного, но не такого ответственного, как хотелось бы Алане. Ганнибал сделал вывод, что люди многое прощают во имя любви.
— Что? Ганнибал, вы можете просто…
— Уже поздно, я устал, и я не обязан продолжать этот разговор прямо сейчас. Пожалуйста. Пока ситуация не вышла из-под контроля, и мы не наговорили друг другу лишнего. Я бы не хотел лишаться такого друга как вы, а если мы продолжим разговор, боюсь, это произойдёт.
Но он только и делает это с самого начала разговора, и Ганнибал знает, что Алана права, как никогда. Грубо закончить всё, умело изображая вежливость, — лучшее, что он может сделать.
— Пожалуйста. Я вижу вашу точку зрения. Не заставляйте меня защищаться, я не могу и не буду. Я люблю его, Алана.
Слова звучат обыденно и чуждо, и Ганнибал испытывает к ним колоссальную ненависть. Он злится, что Алана вынудила его произнести их, потому что они никогда не будут значить то, что должны, и никогда не станут подходящими для правды. Он мог бы взять клещи и вырвать все до последнего зубы у себя во рту в доказательство. Ганнибала это удручает, и он изо всех сил старается сохранить лицо.
Алана моргает и кажется откровенно недовольной.
— Ладно, — говорит она. — Если вы так хотите всё закончить, не буду вам мешать. Но я не стану поддерживать то, что вы делаете, и лишь понадеюсь, что вы вернёте свой рассудок, и мы поговорим об этом немного позже.
Ганнибал ничего не отвечает, фальшиво улыбается, вероятно напоминая Алане о прокисшем молоке, и провожает её к двери.
— Я просто волнуюсь насчёт него, — она делает последнюю попытку, стоя у открытой двери. — Пожалуйста, Ганнибал.
— Уверен, Уилл ценит ваше беспокойство, — отвечает Ганнибал и закрывает дверь. Он слышит, как Алана уходит, как её каблуки стучат по тротуару, и улавливает бормотание, радуясь, что она не произнесла это в доме, потому что Ганнибал откровенно недолюбливает подобные выражения. Он возвращается в гостиную и становится у камина, мысленно считая до ста, думая о крови и внутренностях, а сущность льва постепенно влюбляется в израненного, но определённо зубастого ягнёнка.
***
Тем вечером Уилл не приходит к нему. Ганнибал лежит в своей постели, глубоко обеспокоенный, и задумывается о том, чтобы просто поехать в Вулфтрап, но так и не встаёт, чтобы это сделать. В конце концов, он просыпается чуть позже рассвета, удивляясь, что вообще смог уснуть, и несколько часов бродит по дому, прежде чем отправиться в офис.
***
Ганнибал принимает шесть пациентов, обедает в одиночестве и дочитывает книгу рано вечером. День выдаётся трудным по причинам, которые он не слишком хочет озвучивать, и заметно меняется, когда звучит звонок, дверь распахивается и закрывается, а Ганнибал слышит, как Уилл вешает пальто.
— Уилл, я думал, что уже не увижу вас сегодня, — говорит он, шагая по коридору, чтобы поприветствовать гостя.
— Долгий день. Интервью с родственниками Сары Тиг, убитой девочки… не лучший способ весело провести время. А потом мне пришлось некоторое время присматривать за Зоэ. Она чем-то заболела и испачкала весь порог рвотой.
Ганнибалу требуется секунда, чтобы вспомнить, что Зоэ — одна из собак Уилла. Щенок, если он не ошибается.
— Я думал о вас прошлой ночью, — говорит он. Это определённый риск, он знает, но в то же время правда. Уилл слабо кивает, поджимает губы и отводит взгляд, и Ганнибал снова задумывается об убийстве Аланы.
— Простите. Я не подумал… ладно. Я просто устал и хотел лечь пораньше.
— После того, как ушла Алана.
Одна рука Уилла поднимается, словно он пытается отогнать от себя невидимую муху, и он неискренне, саркастически улыбается.
— О, просто великолепно.
Он идёт в кухню, топая, и Ганнибал следует за ним, по пути подумывая сделать табличку с надписью «В моём доме есть и другие комнаты». Уилл ходит из стороны в сторону перед столом, почти приближаясь к холодильнику и в последний момент неожиданно меняя направление. Ему можно пользоваться холодильником, если, к примеру, захочется выпить, и Ганнибал не понимает, что заставило Уилла отказаться от этого.
— Она приходила в ваш дом? — интересуется Уилл.
— Да. Полагаю, после того, как ушла от вас. Вы рассказали ей о нас?
Уилл кивает, запуская пальцы в волосы, и замолкает на мгновение.
— Мы просто говорили. Это само всплыло. Я не… я просто сказал ей. Простите.
— Хоть я и предпочитаю не выносить свою личную жизнь на всеобщее обозрение, наши отношения не являются строжайшим секретом, Уилл. Вы можете рассказывать об этом близким людям, если хотите.
— Не так много людей, с которыми можно поделиться, — бормочет Уилл, и Ганнибал отлично об этом знает. В конце концов, именно поэтому он позволил себе предложить Уиллу этот небольшой кусочек свободы. У него есть всего два человека, с которыми он мог бы поделиться подобной личной информацией, и если он уже рассказал обо всём Алане, они оба осведомлены.
— Полагаю, с вами она была не намного любезнее, чем со мной? — произносит Ганнибал, и Уилл снова мрачно и жестоко смеётся.
— Она назвала меня безрассудным. Она сказала, что вы — острый нож, и я не должен нарочно резать себя на данном этапе жизни.
Ганнибал оценивает её метафору и понимает, что Алана знает его куда лучше, чем он позволил бы ей.
— Она ведь приходила к вам не для того, чтобы накричать? — спрашивает Уилл.
— По сути, она это и сделала. Могу сказать, это не то, с чем я бы не справился.
Уилл закрывает глаза, и Ганнибал представляет, как он считает до десяти, пытаясь подавить в себе неожиданную жестокость. Ганнибал хочет сунуть ему в руку нож и попросить выпустить это наружу, просто чтобы посмотреть, как изменится лицо Уилла, когда он так и сделает. Уилл мог быть его Ангелом Ботичелли, его безупречным идеалом, но ничто не переживает падение столь же красиво, как чистая благодать.
— Алана попросила меня отдалиться от вас. Она верит, что я причиняю вам вред, — говорит Ганнибал.
— Она так сказала?
Ганнибал кивает, перехватывая взгляд Уилла, когда тот снова открывает глаза.
— Она права, Уилл? Я причиняю вам вред?
«Да», — думает Ганнибал.
— Нет, — говорит Уилл. — Ничуть. Не могу поверить, что она так сказала.
— Она говорит, как профессионал. Она не ошибается, вы же знаете.
— Нет уж, ошибается. Послушайте, я понимаю — у нас появилась проблема, ладно, у нас двоих. Это её не касается. Это ей нужно отступить.
— Для неё вполне естественно волноваться. Она испытывает к вам определённые чувства, как и вы к ней.
Уилл сжимает челюсти.
— У меня нет к ней чувств. Не думайте, что…
— Есть, и это не страшно. Меня это не касается. Проблема прямо перед носом — Алане кажется, что отношения не принесут пользу вашему психическому здоровью.
— Не уверен, что-нибудь может «принести пользу» моему «психическому здоровью» больше, чем это сделали вы, — шипит Уилл. — На данный момент вы — единственный человек, с которым я могу наладить отношения.
— Возможно, именно это её беспокоит, — предполагает Ганнибал. — Вы теряете контроль над собой и пытаетесь уцепиться за кого-нибудь. Что-то есть во мне, но Алане кажется, и абсолютно правильно, что вы должны отыскать это «что-то» в себе. Я мешаю вам сделать это?
Конечно, мешает. Он осторожно лишает Уилла всевозможной поддержки, до тех пор, пока у него не останется иного выхода, кроме как упасть в капкан любящих рук Ганнибала.
— Я не знаю, — выдыхает Уилл и смотрит на него с отчаяньем во взгляде. — Возможно. Не уверен. Вы хотите расстаться со мной?
Ганнибал решат не отвечать. Он смотрит в сторону, положив ладонь на поверхность стола, и позволяет тишине делать своё дело.
— Вы несерьёзно! Вы позволили её словам добраться до вас?
— Всё, что я сказал — она не ошиблась, Уилл.
— Нет, ошиблась! Я знаю, как это смотрится со стороны, верно, но она не знает каково… как мы работаем. То, что есть сейчас — хорошо, ведь так?
Всё настолько далеко от хорошего, что Ганнибал не может подобрать подходящих слов. Хотя хорошо, что Уилл далёк от понимания происходящего. Ганнибал заключает, что это настоящий успех.
— Вы слишком важны для меня, чтобы рисковать вашим благополучием. Вы не сможете получить и то, и другое, — говорит он. — Если мне придётся отдалиться от вас, чтобы сохранить ваш рассудок, я так и сделаю.
Лицо Уилла искажается в праведном гневе. Он бросается к Ганнибалу, который ожидал подобного, и целует его, вкладывая в поцелуй все свои чувства. Он прижимается так тесно, что Ганнибалу приходится постараться, чтобы его не оттеснили. Ганнибал наблюдает за тем, как отчаяние, желания, боль и глубокая, абсолютная зависимость от него берут над Уиллом верх. На вкус это — лучшее, что когда-либо попадало Ганнибалу в рот, и он с трудом сдерживается, чтобы не прожевать это.
— К чёрту здравый смысл. Мне недоставало его с самого начала. Я не хочу ничего, кроме этого, — яростно шепчет Уилл ему в губы; его ладонь лежит на затылке Ганнибала, а тот осознаёт, что мог бы написать огромную поэму о происходящем, потому что это, это — то, над чем Ганнибал так долго работал. А Уилл так свято верит, что пришёл ко всему самостоятельно.
— Как и я, — отвечает Ганнибал, прижимая Уилла к себе так плотно, что должно быть больно, но Уилл не говорит об этом. — Я эгоистичный монстр.
— Я тоже.
Уилл прикусывает его кожу, и Ганнибал думает, что же он создал. Он опускает голову, прижимается к шее Уилла и глубоко вздыхает.
— Алана этому не обрадуется, — говорит он, слегка надавливая.
— Думаю, всем нам будет лучше, если я пока что буду держаться на расстоянии от Аланы, — бормочет Уилл, и Ганнибал с наслаждением слушает, как узы, связывавшие Алану и Уилла истончаются и превращаются в ничто.

Глава 9

Глава Text

Тело Уилла постепенно покрывается синяками и засосами. Они спрятаны под одеждой, но Ганнибал прекрасно знает о них. Порой ему кажется, что эти маленькие собственнические метки выдают его. Но ему хочется большего. Нанести шрамы и татуировки, вырезать своё имя кухонным ножом на рёбрах Уилла. Он выводит его на коже Уилла пальцами и языком, пока тот вздрагивает и трясётся в его жадных руках, становясь идеальным примером полного подчинения.
Случается даже странный переломный момент, когда Уилл решает для разнообразия укусить Ганнибала. Он оставляет большой яркий синяк над бедром и время от времени возвращается к нему, прикасаясь языком и слабо прикусывая. Ганнибал борется с острым желанием сделать этот след постоянным, схватить со стола скальпель и вырезать на нём инициалы Уилла, и это ощущения для него ново. Ганнибал всегда оставлял на других доказательства своего присутствия, особым безымянным способом, которым он действительно гордился, но никогда не позволял оставлять на себе никаких следов. Уилл другой, и Ганнибал не до конца осознаёт, почему это удивляет его, ведь он и ранее задумывался, что в жизни не встречал никого, подобного Уиллу. Одержимость не заканчивается именем на теле любовника. Это двухпутная дорога, и собственник должен быть так же отмечен, как и собственность.
— Ты мой, — шепчет он Уиллу в затылок одним очень ранним утром, разбудив его в то время, когда день ещё не успел начаться, лишь для того, чтобы заняться неторопливым ленивым сексом.
— Знаю, — приглушённо говорит Уилл, и в его тоне слышится бесконечное осознание всех тех вещей, о которых Ганнибал никогда не говорил. Ганнибал сжимает пальцами его бёдра. Ему хочется каким-то образом слиться с Уиллом в единое целое: нечто с острыми зубами и темнотой внутри.
Однако мир по-прежнему против них и, несмотря на все усилия Ганнибала оградиться от него, он скребётся в ворота крепости, построенной из костей. Одним тихим вечером раздается звонок в дверь, но она не открывается. У Уилла есть плохая привычка звонить и, не дожидаясь ответа, врываться в дом, словно он тут живёт. Хотя порой это и кажется правдой. Ганнибал не удивится, если узнает, что Уилл не догадывается, как глупо оставлять дверь открытой, живя в центре Балтимора — не в Вулфтрапе. Но даже если тот и догадывается, то никогда не задумывается над этим. Тишина, последовавшая за звонком, даёт понять, что пришёл кто-то другой, и Ганнибал не удивляется, увидев на пороге своего дома Алану Блум. По правде говоря, он ждал её.
— Мне нужно поговорить с вами, — раздражённо говорит она. А затем проходит мимо него, обутая в чудесные бордовые туфли, и направляется в сторону кухни. Странный выбор. До её прихода Ганнибал находился в гостиной, перечитывая роман Зюскинда, но он уверен — Алана знает о том, что кухня всегда была сердцем его дома. Если она хочет ударить по больному, то кухня — лучшее место для этого.
— Всё в порядке, — говорит он. — Могу я предложить вам выпить?
— Нет, спасибо. Я за рулём, — пренебрежительно бросает она, и Ганнибал раздумывает, стоит ли сказать, что в его доме есть и безалкогольные напитки. — Что вы делаете с Уиллом?
Она бьёт сразу в точку, и Ганнибал смотрит сквозь неё, обдумывая ответ. Он сомневается, что Алана оценит правду, хотя бы потому, что вместе с этим раскроется куда больше деталей, чем она могла ожидать. С другой стороны, постановка вопроса чётко даёт понять, что попытки солгать или уйти от ответа бесполезны. Она уже знает, что он делает с Уиллом.
— Полагаю, он уже рассказал вам, — говорит Ганнибал.
— Да, рассказал. Ганнибал, да о чём вы думаете? — она вскидывает руки, её ногти покрашены в скромный оттенок золотисто-коричневого.
— Я не совсем уверен, что именно должен ответить на это, — честно говорит он и наблюдает за великолепной картиной гнева и ярости.
— Он ваш пациент! Это могло стоить вам лицензии!
— Официально он не мой пациент. Он даже ни разу не платил. Мы просто проводим беседы.
— А после вы спите с ним.
Он переносит вес с одной ноги на другую, чувствуя себя неловко.
— Да, я сплю с ним. Однако это совершенно не касается наших сеансов, и мне кажется странным, что вы решили связать эти два понятия.
— Вы не можете разделять отношения таким образом. Вы не должны заставлять Уилла пытаться разорваться и стать сразу двумя людьми, которые могут удовлетворять ваши нужды — Уиллом-пациентом и Уиллом-парнем. Это не сработает. Это только навредит ему!
Ганнибал никогда не задумывался об Уилле как о парне. Любовник — да, собственность — постоянно, но «парень» превращает их отношения во что-то радостное и живое. Не слишком подходящее слово.
— Уилл сделан не из фарфора, Алана.
Его поражает, как по-разному происходят подобные разговоры. Джека приходится убеждать в том, что Уилл слаб. Алану — в абсолютно противоположном. Они оба и правы, и неправы, и он просто использует их, чтобы добиться желаемого.
— Уилл очень нестабилен и, переступая через черту необходимых ему профессиональных взаимоотношений, вы не помогаете ему. Вы знаете это, Ганнибал. Не могу поверить, что из всех людей именно вы игнорируете это, чтобы извлечь выгоду. Я с трудом поняла, что всё это из-за вас. Почему вы так поступаете с ним?
Ганнибал ничего не говорит. Ему кажется, ответ очевиден, даже если это выставит напоказ его истинную эгоистичную натуру.
— Вы любите его?
Всё так же предсказуемо.
— А вы? — спрашивает Ганнибал, глядя на то, как Алана вздрагивает.
— Вы уходите от ответа.
— Как и вы.
— Ганнибал, ради Бога, вам же не двенадцать лет.
На столе лежат несколько помидоров, и Алана выглядит так, будто сейчас запустит одним из них в Ганнибала. Эта мысль его удивляет.
— Я ощущаю глубокую симпатию по отношению к Уиллу, — он даёт ответ, так окончательно и не ответив на поставленный вопрос. — Он очень важен для меня, и я могу твёрдо сказать, что ранее не сталкивался с подобным.
— Вы же понимаете, что это не поможет ему. Если вы любите его, действительно любите, то дайте ему возможность прийти в себя. Он не должен состоять в отношениях ни с кем, и уж тем более, не со своим психиатром. Меня просто шокирует ваш эгоизм, Ганнибал!
— Поэтому вы отвергли его?
Её передёргивает, на этот раз более заметно — будто он брызнул водой на непослушную кошку.
— Он рассказал вам.
— Довольно давно. Ещё до того, как мы сблизились.
На лице Аланы отражается масса эмоций, прежде чем она успевает надеть на себя профессиональную маску. Ганнибал знает кое-что о ней, знает о её истории с Уиллом. Ладно. Она справится с этим.
— Да, — отвечает она, выпрямляя спину и вскидывая голову. — Поэтому я ему отказала. Мои чувства к нему не так важны, как его самочувствие.
Что ж, вот и удар.
— А что насчёт его чувств к вам?
— Они тоже не так важны, как его благополучие. То, что он хочет чего-то, не значит, что он это получит, особенно если всё может плохо отразиться на нём. Это относилось ко мне, а сейчас, очевидно, к вам. Вы психиатр, Ганнибал, вы знаете это. Не говоря уже о том, что Уиллу необходимо осознать, кем он является, и точно так же, как он работал раньше, связывая себя с другими людьми, сейчас он хочет связать себя с человеком, предлагающим ему стабильность и понимание. У всех нас были пациенты, в которых мы влюблялись, и все мы понимаем, почему нельзя использовать их в своих целях.
— Я не использую его в своих целях!
Спокойствие уходит в считанные мгновения, маска исчезает с лёгким дуновением ветра, и это зрелище пугает Алану. Ганнибал возвращает себе доминирующую позицию, обнажает зубы и решает изменить ситуацию.
— Я знаю, что это выглядит неубедительно, но уверяю вас, я думаю только о благополучии Уилла.
Эта ложь звучит так агрессивно, что он почти чувствует острый привкус крови на языке.
— Нет, не думаете! Простите, Ганнибал, но вы об этом не думаете! Вы позволили своим чувствам ослепить вас. Вам нужно отступить!
— Отступить как психиатру или как любовнику?
— И то, и другое, — отрезает она. — Более очевидно, что как психиатру, но и как любовнику тоже. Вы слишком тесно переплели эти понятия. Ваши отношения не восстановить.
— Он наслаждается моей компанией. Он говорит, что я помогаю ему твёрдо стоять на земле.
— Конечно, он считает вас своей опорой. Но это не значит, что вы должны спать с ним! Чесапикский Потрошитель причиняет ему достаточно вреда и без вашей помощи, Ганнибал.
Вот это ирония.
— Вам просто нужно прекратить это, — продолжает она. — Я понимаю, что вам будет сложно это сделать, но вам необходимо осознать, что нужды Уилла сейчас куда более важны, чем ваши собственные, а он просто не сможет сделать это самостоятельно.
— Вы и ему это говорили?
— Да. Да, говорила. Знаю, это не слишком красиво, но он обязан был услышать то, что я должна была сказать, как и вы. Я знаю вас, как высококвалифицированного профессионала, прошу, не разочаровывайте меня.
Ганнибал представляет, как она говорит об этом Уиллу. Он представляет, как она говорит об этом Уиллу, как он слушает, думает, на что его могут спровоцировать подобные слова, и ярость одолевает остатки его терпения. Прекрасно. Он вооружается, парирует и наносит ответный удар.
— Я не уверен, что сподвигло вас прийти ко мне и сказать это, Алана. Я ничего не могу поделать, хотя и вижу, что вы хотите помочь Уиллу, так что вы сможете самостоятельно оказать ему поддержку, если измените своё мнение.
Реакция не заставляет себя ждать.
— Как вы можете?
Вот она, ярость, которой Ганнибал не может не любоваться, боевой дух. Он чувствует чужую злость отстранённо, словно дразнит тигра в клетке, но напоминает себе, что зверь более чем способен дотянуться до человека сквозь прутья, и разорвать его на части, если тот подойдёт ближе.
— Мои чувства к Уиллу здесь ни при чём! Я пришла как друг, не более того. Не пытайтесь уличить меня в том, чего нет.
Ганнибал размышляет, не убить ли её. Он помнит, как ударил её головой о стену в доме Хоббса, помнит глухой удар кости о кирпич и представляет, как это повторяется. Но на этот раз сильнее. Чтобы получился не глухой стук, а треск, такой же, как бывает, если надавить ложкой на карамельную корочку идеально приготовленного крем-брюле. Он не слишком одобряет убийство людей в собственном доме, увы, — какая досада — и, по правде говоря, не слишком стремится убить Алану. Она н равится Ганнибалу. Она умна, добра и очень привлекательна, и Ганнибал заключает, что она — одно из самых приятных украшений его жизни. Уилл её превосходит, само собой, так что, если убийство будет необходимо, чтобы уберечь маленькую клетку Уилла, он не станет сомневаться. Сейчас, по правде говоря, он бы предпочёл менее радикальные меры. Пока они ещё возможны.
— Я хотел бы попросить вас уйти, — негромко говорит он, и Алана смотрит на него с таким удивлением, словно он только что дал ей пощёчину. Ганнибал знает, что никогда не стал бы выставлять её из своего дома подобным образом, но это то, что сделал бы на его месте любой другой. Он словно надевает чужой облик: покинутого умника, ослеплённого любовью, виновного, но не такого ответственного, как хотелось бы Алане. Ганнибал сделал вывод, что люди многое прощают во имя любви.
— Что? Ганнибал, вы можете просто…
— Уже поздно, я устал, и я не обязан продолжать этот разговор прямо сейчас. Пожалуйста. Пока ситуация не вышла из-под контроля, и мы не наговорили друг другу лишнего. Я бы не хотел лишаться такого друга как вы, а если мы продолжим разговор, боюсь, это произойдёт.
Но он только и делает это с самого начала разговора, и Ганнибал знает, что Алана права, как никогда. Грубо закончить всё, умело изображая вежливость, — лучшее, что он может сделать.
— Пожалуйста. Я вижу вашу точку зрения. Не заставляйте меня защищаться, я не могу и не буду. Я люблю его, Алана.
Слова звучат обыденно и чуждо, и Ганнибал испытывает к ним колоссальную ненависть. Он злится, что Алана вынудила его произнести их, потому что они никогда не будут значить то, что должны, и никогда не станут подходящими для правды. Он мог бы взять клещи и вырвать все до последнего зубы у себя во рту в доказательство. Ганнибала это удручает, и он изо всех сил старается сохранить лицо.
Алана моргает и кажется откровенно недовольной.
— Ладно, — говорит она. — Если вы так хотите всё закончить, не буду вам мешать. Но я не стану поддерживать то, что вы делаете, и лишь понадеюсь, что вы вернёте свой рассудок, и мы поговорим об этом немного позже.
Ганнибал ничего не отвечает, фальшиво улыбается, вероятно напоминая Алане о прокисшем молоке, и провожает её к двери.
— Я просто волнуюсь насчёт него, — она делает последнюю попытку, стоя у открытой двери. — Пожалуйста, Ганнибал.
— Уверен, Уилл ценит ваше беспокойство, — отвечает Ганнибал и закрывает дверь. Он слышит, как Алана уходит, как её каблуки стучат по тротуару, и улавливает бормотание, радуясь, что она не произнесла это в доме, потому что Ганнибал откровенно недолюбливает подобные выражения. Он возвращается в гостиную и становится у камина, мысленно считая до ста, думая о крови и внутренностях, а сущность льва постепенно влюбляется в израненного, но определённо зубастого ягнёнка.
***
Тем вечером Уилл не приходит к нему. Ганнибал лежит в своей постели, глубоко обеспокоенный, и задумывается о том, чтобы просто поехать в Вулфтрап, но так и не встаёт, чтобы это сделать. В конце концов, он просыпается чуть позже рассвета, удивляясь, что вообще смог уснуть, и несколько часов бродит по дому, прежде чем отправиться в офис.
***
Ганнибал принимает шесть пациентов, обедает в одиночестве и дочитывает книгу рано вечером. День выдаётся трудным по причинам, которые он не слишком хочет озвучивать, и заметно меняется, когда звучит звонок, дверь распахивается и закрывается, а Ганнибал слышит, как Уилл вешает пальто.
— Уилл, я думал, что уже не увижу вас сегодня, — говорит он, шагая по коридору, чтобы поприветствовать гостя.
— Долгий день. Интервью с родственниками Сары Тиг, убитой девочки… не лучший способ весело провести время. А потом мне пришлось некоторое время присматривать за Зоэ. Она чем-то заболела и испачкала весь порог рвотой.
Ганнибалу требуется секунда, чтобы вспомнить, что Зоэ — одна из собак Уилла. Щенок, если он не ошибается.
— Я думал о вас прошлой ночью, — говорит он. Это определённый риск, он знает, но в то же время правда. Уилл слабо кивает, поджимает губы и отводит взгляд, и Ганнибал снова задумывается об убийстве Аланы.
— Простите. Я не подумал… ладно. Я просто устал и хотел лечь пораньше.
— После того, как ушла Алана.
Одна рука Уилла поднимается, словно он пытается отогнать от себя невидимую муху, и он неискренне, саркастически улыбается.
— О, просто великолепно.
Он идёт в кухню, топая, и Ганнибал следует за ним, по пути подумывая сделать табличку с надписью «В моём доме есть и другие комнаты». Уилл ходит из стороны в сторону перед столом, почти приближаясь к холодильнику и в последний момент неожиданно меняя направление. Ему можно пользоваться холодильником, если, к примеру, захочется выпить, и Ганнибал не понимает, что заставило Уилла отказаться от этого.
— Она приходила в ваш дом? — интересуется Уилл.
— Да. Полагаю, после того, как ушла от вас. Вы рассказали ей о нас?
Уилл кивает, запуская пальцы в волосы, и замолкает на мгновение.
— Мы просто говорили. Это само всплыло. Я не… я просто сказал ей. Простите.
— Хоть я и предпочитаю не выносить свою личную жизнь на всеобщее обозрение, наши отношения не являются строжайшим секретом, Уилл. Вы можете рассказывать об этом близким людям, если хотите.
— Не так много людей, с которыми можно поделиться, — бормочет Уилл, и Ганнибал отлично об этом знает. В конце концов, именно поэтому он позволил себе предложить Уиллу этот небольшой кусочек свободы. У него есть всего два человека, с которыми он мог бы поделиться подобной личной информацией, и если он уже рассказал обо всём Алане, они оба осведомлены.
— Полагаю, с вами она была не намного любезнее, чем со мной? — произносит Ганнибал, и Уилл снова мрачно и жестоко смеётся.
— Она назвала меня безрассудным. Она сказала, что вы — острый нож, и я не должен нарочно резать себя на данном этапе жизни.
Ганнибал оценивает её метафору и понимает, что Алана знает его куда лучше, чем он позволил бы ей.
— Она ведь приходила к вам не для того, чтобы накричать? — спрашивает Уилл.
— По сути, она это и сделала. Могу сказать, это не то, с чем я бы не справился.
Уилл закрывает глаза, и Ганнибал представляет, как он считает до десяти, пытаясь подавить в себе неожиданную жестокость. Ганнибал хочет сунуть ему в руку нож и попросить выпустить это наружу, просто чтобы посмотреть, как изменится лицо Уилла, когда он так и сделает. Уилл мог быть его Ангелом Ботичелли, его безупречным идеалом, но ничто не переживает падение столь же красиво, как чистая благодать.
— Алана попросила меня отдалиться от вас. Она верит, что я причиняю вам вред, — говорит Ганнибал.
— Она так сказала?
Ганнибал кивает, перехватывая взгляд Уилла, когда тот снова открывает глаза.
— Она права, Уилл? Я причиняю вам вред?
«Да», — думает Ганнибал.
— Нет, — говорит Уилл. — Ничуть. Не могу поверить, что она так сказала.
— Она говорит, как профессионал. Она не ошибается, вы же знаете.
— Нет уж, ошибается. Послушайте, я понимаю — у нас появилась проблема, ладно, у нас двоих. Это её не касается. Это ей нужно отступить.
— Для неё вполне естественно волноваться. Она испытывает к вам определённые чувства, как и вы к ней.
Уилл сжимает челюсти.
— У меня нет к ней чувств. Не думайте, что…
— Есть, и это не страшно. Меня это не касается. Проблема прямо перед носом — Алане кажется, что отношения не принесут пользу вашему психическому здоровью.
— Не уверен, что-нибудь может «принести пользу» моему «психическому здоровью» больше, чем это сделали вы, — шипит Уилл. — На данный момент вы — единственный человек, с которым я могу наладить отношения.
— Возможно, именно это её беспокоит, — предполагает Ганнибал. — Вы теряете контроль над собой и пытаетесь уцепиться за кого-нибудь. Что-то есть во мне, но Алане кажется, и абсолютно правильно, что вы должны отыскать это «что-то» в себе. Я мешаю вам сделать это?
Конечно, мешает. Он осторожно лишает Уилла всевозможной поддержки, до тех пор, пока у него не останется иного выхода, кроме как упасть в капкан любящих рук Ганнибала.
— Я не знаю, — выдыхает Уилл и смотрит на него с отчаяньем во взгляде. — Возможно. Не уверен. Вы хотите расстаться со мной?
Ганнибал решат не отвечать. Он смотрит в сторону, положив ладонь на поверхность стола, и позволяет тишине делать своё дело.
— Вы несерьёзно! Вы позволили её словам добраться до вас?
— Всё, что я сказал — она не ошиблась, Уилл.
— Нет, ошиблась! Я знаю, как это смотрится со стороны, верно, но она не знает каково… как мы работаем. То, что есть сейчас — хорошо, ведь так?
Всё настолько далеко от хорошего, что Ганнибал не может подобрать подходящих слов. Хотя хорошо, что Уилл далёк от понимания происходящего. Ганнибал заключает, что это настоящий успех.
— Вы слишком важны для меня, чтобы рисковать вашим благополучием. Вы не сможете получить и то, и другое, — говорит он. — Если мне придётся отдалиться от вас, чтобы сохранить ваш рассудок, я так и сделаю.
Лицо Уилла искажается в праведном гневе. Он бросается к Ганнибалу, который ожидал подобного, и целует его, вкладывая в поцелуй все свои чувства. Он прижимается так тесно, что Ганнибалу приходится постараться, чтобы его не оттеснили. Ганнибал наблюдает за тем, как отчаяние, желания, боль и глубокая, абсолютная зависимость от него берут над Уиллом верх. На вкус это — лучшее, что когда-либо попадало Ганнибалу в рот, и он с трудом сдерживается, чтобы не прожевать это.
— К чёрту здравый смысл. Мне недоставало его с самого начала. Я не хочу ничего, кроме этого, — яростно шепчет Уилл ему в губы; его ладонь лежит на затылке Ганнибала, а тот осознаёт, что мог бы написать огромную поэму о происходящем, потому что это, это — то, над чем Ганнибал так долго работал. А Уилл так свято верит, что пришёл ко всему самостоятельно.
— Как и я, — отвечает Ганнибал, прижимая Уилла к себе так плотно, что должно быть больно, но Уилл не говорит об этом. — Я эгоистичный монстр.
— Я тоже.
Уилл прикусывает его кожу, и Ганнибал думает, что же он создал. Он опускает голову, прижимается к шее Уилла и глубоко вздыхает.
— Алана этому не обрадуется, — говорит он, слегка надавливая.
— Думаю, всем нам будет лучше, если я пока что буду держаться на расстоянии от Аланы, — бормочет Уилл, и Ганнибал с наслаждением слушает, как узы, связывавшие Алану и Уилла истончаются и превращаются в ничто.

Дата добавления: 2015-08-29